Пятиэтажный жилой дом. Вечер. Темнеет.
Титр: «Девять месяцев назад»
Кухня обычной квартиры. В помещении электрический свет. У стола суетится Саша – нарезает овощи на доске и скидывает их в миску. Он в отличном расположении духа, подпевает радиоприёмнику. На плите шипит сковорода с мясом.
Прихожая. Кристина входит в квартиру, бросает школьный рюкзак на тумбочку, кричит:
– Старики, я дома!
…и неуклюже скидывает кроссовки. Она одета в скромную школьную форму, носит очки с диоптрией. Перед нами вновь Кристина-ботаник.
В прихожую из комнаты выходит Мария в домашнем халате и с ежедневником в руках. Она чем-то озабочена.
– И где мы были? – спрашивает строго.
Кристина оправдывается:
– Ну, заболтались с подружками. – Девочка пытается улыбнуться, но она смущена. Очевидно, что минуту назад она так же, как и папа, была в хорошем настроении, но всё пошло прахом.
– А позвонить? – напирает мама. – Или тебе телефон нужен только для игрушек и интернета?
Кристина теряется. Появляется папа в фартуке и с яблоком в руке.
– Девушки, я драку не заказывал.
– Все нормально, дела житейские, – отрезает Мария. – Ты в магазин заходила? Я тебе сообщение со списком бросала.
Этот вопрос совсем уж обескураживает девочку.
– Блин, забыла. Извини, мам.
– Ничего страшного, – пытается успокоить ее Саша, – там всего полно, на вечер хватит.
– Всего полно у них! – бурчит Мария и вдруг вспыхивает: – И перестань называть нас стариками! Я, по-твоему, старуха?
Кристина смотрит в пол и говорит:
– Пока нет.
Мария сжимает губы, готовясь сказать что-то грубое, но сдерживается.
Кристина забирает рюкзак и, чуть не плача, уходит в свою комнату, хлопая дверью.
Мария и Александр продолжают стоять в прихожей, опираясь на дверные косяки. Смотрят друг на друга с немыми вопросами. МХАТовская пауза. Перебивки с одного на другого.
Молчание нарушает Саша:
– Что опять?
Маша выдавливает, будто делает одолжение:
– Баланс не сходится.
– Чей?
Маша проходит мимо мужа в кухню и, не оборачиваясь, отвечает:
– Семейный!
Мария отбрасывает ежедневник на подоконник, там же берет пачку сигарет. Прежде чем закурить, с зажатой в зубах сигаретой отчеканивает:
– Врет она всё, нет у нее никаких подруг. Как ходила одиночкой, так и ходит. Ты это не хуже меня знаешь.
– Знаю, она же учится в моей школе. – Саша входит в кухню, выключает радио, затем конфорку, на которой жарилось мясо, садится за стол, продолжает: – И это повод устраивать девчонке экзекуцию на пустом месте?
Мария с усмешкой выпускает дым.
– Спелись…
Саша недолго смотрит на яблоко, затем надкусывает его.
– Тебе никто не мешал сделать то же самое, Маш. Вместо дуэта было бы трио. – Он смотрит на сковородку. – Кстати, стейки готовы.
– Я не буду. – Еще одна длинная струя табачного дыма взмывает под потолок. – И мне надоел твой образный язык. Ты можешь говорить по-человечески?
Пауза.
– Спасибо, – глухо отвечает Александр.
– Что?
– Ты забыла сказать «спасибо, я не голодна».
Комната Кристины. Вполне обычная комната девушки-подростка. Постеры на стенах, стойки с дисками, полки с книгами, небольшой телевизор на письменном столе. Пожалуй, не хватает какой-то индивидуальности, элементов подросткового хаоса. Всё аккуратно расставлено на своих местах, кровать заправлена.
На кровати лежит Кристина. Камера смотрит на нее с потолка. Средний план. Девушка щелкает пультом от телевизора, не задерживаясь ни на одном из каналов больше пяти секунд. Наконец, отбрасывает пульт и смотрит в потолок в объектив камеры. На заднем плане телевизор бубнит скучные новости.
Начинается что-то вроде медитации под соответствующую музыку. Камера кружит над лицом Кристины, как в сцене с Кейт Уинслет из «Титаника», когда та лежит на импровизированном плоту и ждет спасения.
Короткие кадры-флешбэки:
Кристина идёт по переполненному детьми коридору школы во время перемены, в ушах у нее наушники; с кем-то она здоровается кивком головы с робкой улыбкой; кто-то случайно налетает на нее, едва не сшибая с ног.
Новый кадр:
Кристина в классе на последней парте в первом ряду, задумчиво смотрит в окно, не проявляя ни малейшего интереса к уроку; очевидно, ее окликает учитель, потому что она резко подбирается и делает вид, что внимательно смотрит на доску.
Новый кадр:
Кристина сидит одна на верхней скамейке трибуны школьного стадиона, смотрит вниз и болтает ногами…
Словом, общее впечатление, что девочка действительно одинока – по крайней мере, в школе.
Тройной стук в дверь.
– Да, пап, входи.
Дверь открывается.
– Надо будет сменить условный стук, – говорит Саша, входя в комнату.
– Не надо. Я хоть буду заранее знать, кто ко мне крадется.
– Это так важно?
Кристина садится у стены. Папа присаживается на краешек кровати. Неловкое молчание. Девочка отрешенно смотрит на экран телевизора.
– Думаю, спрашивать, как дела в школе, смысла нет.
– Ты и сам знаешь, как мои дела.
– Опять они? Что на этот раз? Компот в рюкзаке?
– Перестань, пап, нам не по семь лет.
– Да, пожалуй… Крис, я знаю, у тебя проблемы из-за меня… из-за нашего родства. Наверно, не первый год… Может, тебе перевестись в другую школу? У меня знакомые в Первой гимназии есть.
– Надо было с самого начала идти в другую школу. А сейчас какой смысл? Как-нибудь доучусь здесь… Ладно, я прилягу, что-то голова гудит.
– Конечно.
Кристина опускается на подушку. Отец гладит ее по голове и встает. Уже в дверях, обернувшись, он говорит:
– А на маму ты не сердись. Ее тоже можно понять. Она ведь моложе не становится. Названивает весь вечер, а тебя нет…
Кристина, глядя в телевизор как сомнамбула, монотонно отвечает:
– Я есть.
Саша кряхтит и собирается прикрыть дверь. Кристина останавливает его:
– Пап…
– Да?
– Я странная?
Он явно не знает, что ответить, мнётся. Наконец, выдавливает:
– Нормальная ты, не бери в голову.
Крыльцо школы, день. Вокруг бегает детвора, свободная от уроков.
Титр: «Настоящее время».
Следующий кадр: Александр шагает по коридору. Камера следует за ним со спины, и мы видим, что он один. С ним здороваются дети, коллеги, в общем, обычная школьная суета.
Камера обгоняет его и разворачивается. Теперь мы видим, что рядом с Сашей вышагивает Кристина – в шляпе, руки в карманах джинсов, на носу солнечные очки. «Дьяволёнок» вернулся (хотя ее никто, кроме отца, по-прежнему не видит).
Внезапно Саша останавливается, поворачивается к стене. Там стоит девица нагловатого вида, жует резинку. Глядя прямо в глаза Саше, она демонстративно лопает пузырь. Саша морщится.
– Что-то не так, Александр Николаич? – спрашивает девица.
– Скоро узнаем.
– Это угроза?
– Нет, – улыбается он в ответ и подмигивает: – Это интрига. Для нас обоих…
Отец и дочь Савельевы двигаются дальше по коридору. Наглая девица провожает их (точнее, только его) презрительным взглядом.
Саша тихо спрашивает дочь:
– Уверена, что хочешь присутствовать?
– Почему нет, – беззаботно отвечает та. – Возвращение в родные палестины, встреча с одноклассниками… бла-бла-бла. Я даже займу свое место. Уверена, что оно свободно.