Еще до «Убийцы из Золотого штата» была девушка. Мишель расскажет вам о ней: эту девушку затащили в переулок у Плезант-стрит, убили и бросили там же среди мусора. Эта девушка, молодая, чуть за двадцать, была убита в Ок-Парке, штат Иллинойс, в нескольких кварталах от того места, где Мишель росла в шумной семье католиков-ирландцев.
Мишель, младшая из шести детей в семье, подписывалась в своем дневнике «Мишель-писательница». Она говорила, что именно это убийство стало причиной ее интереса к реальным преступлениям.
Из нас с ней получилась бы неплохая (хоть и странная, пожалуй) пара. В те же годы я, еще подросток, жила в Канзас-Сити, штат Миссури, тоже была начинающим писателем, но использовала в своем дневнике чуть более пафосный псевдоним – «Гиллиан Великая». Как и Мишель, я росла в большой ирландской семье, училась в католической школе и вынашивала в себе увлеченность мрачными сторонами жизни. В двенадцать лет я прочитала «Хладнокровное убийство» Трумена Капоте в дешевом издании, купленном в букинистическом магазине, и с этого началась моя пожизненная одержимость реальными преступлениями.
Я люблю читать про подобные преступления, однако всегда отдавала себе отчет в том, что как читатель выбираю для себя роль потребителя чужой трагедии. Поэтому, как любой ответственный покупатель, стараюсь осмотрительно подходить к своему выбору. Я читаю только лучшее – въедливых, проницательных и гуманных писателей.
Так что не найти Мишель я просто не могла.
Гуманизм всегда казался мне наименее оцененным качеством настоящего автора, пишущего о реальных преступлениях. Мишель Макнамара обладала поразительной способностью проникать в мысли не только убийц, но и полицейских, которые за ними охотились, жертв, которых они погубили, вереницы скорбящих родственников, которых осиротили. Став старше, я начала постоянно заглядывать в замечательный блог Мишель – «True Crime Diary». «Ты бы черкнула ей пару строк», – настойчиво советовал мне муж. Она была родом из Чикаго, я сама сейчас живу в Чикаго, мы обе были молодыми мамами, тратившими невероятно много времени на изучение темных сторон человеческой натуры.
Я не поддалась уговорам мужа; пожалуй, ближе всего к знакомству с Мишель я подошла, когда познакомилась на каком-то книжном мероприятии с ее тетушкой. Та одолжила мне свой телефон, и я отправила Мишель какую-то совсем неписательскую эсэмэску, что-то вроде «Вы круче всех!!!».
На самом деле я не знала толком, хочу ли знакомиться с этим автором или нет: мне казалось, что она меня затмевает. Я создаю персонажи, а она была вынуждена иметь дело с фактами, двигаться в том направлении, куда вела ее та или иная история. Ей приходилось завоевывать доверие измотанных усталостью подозрительных следователей, не бояться пересмотреть целые кипы документов, в которых могла найтись важная крупица информации, убеждать убитых горем родных и друзей жертв в необходимости бередить давние раны.
Все это она проделывала с особым тактом, писала по ночам, когда члены ее семьи спали, среди разбросанных ее дочерью листов цветной бумаги, записывая номера законов Уголовного кодекса Калифорнии цветными мелками.
Я сама – отъявленный коллекционер убийц, но я не подозревала, что человек, которым поглощены мысли Мишель, – тот самый «Убийца из Золотого штата», пока она не начала писать об этом кошмаре наяву, о человеке, виновном в пятидесяти сексуальных преступлениях и как минимум десяти убийствах, совершенных в Калифорнии в 1970–1980-х годах. Это было давнее нераскрытое дело: свидетели и жертвы сменили место жительства, умерли или постарались забыть прошлое, его эпизоды относились к множеству юрисдикций в Южной и Северной Калифорнии. Оно охватывало множество уголовных дел, не содержащих таких улик, как следы ДНК или результаты анализов. Лишь очень немногие писатели взялись бы за подобный случай, и еще меньшая их часть успешно бы с ним справилась.
Въедливость Мишель в работе над этим делом изумляла. Приведу один показательный пример: путь пары запонок, похищенных с одного места преступления в Стоктоне в 1977 году, она проследила вплоть до сайта магазина в Орегоне, торгующего винтажными вещами. Но этим она не ограничилась: она могла бы также рассказать, что «мужские имена на “Н” встречались сравнительно редко, всего один раз на сотню в 30–40-х годах XX века, когда скорее всего и родился первый владелец этих запонок». Заметьте, это даже не ниточка, ведущая к убийце: это ниточка, ведущая к запонкам, украденным убийцей. Подобная одержимость деталями типична для Мишель. Как пишет она сама, «однажды я целый день собирала все сведения, какие только могла, об одном члене команды по водному поло школы Рио-Американо 1972 года, так как на фото в школьном альбоме выпускников он выглядел поджарым, но с развитыми мышцами икр» – такова одна из возможных особых примет «Убийцы из Золотого штата».
Многие писатели, по́том и кровью собравшие столько материала, могли просто запутаться в деталях: статистике свойственно вытеснять человечность. Черты, благодаря которым человек становится педантичным исследователем, зачастую идут вразрез с этим жизненным качеством.
Однако в книге «Я исчезну во тьме» содержится не только прекрасное освещение событий, это еще и в равной степени точный моментальный снимок времени, места и личности. В работе Мишель оживают калифорнийские жилые микрорайоны, потеснившие апельсиновые плантации; новенькие комплексы с зеркальными окнами, где жертвы превращаются в звезд собственных душераздирающих триллеров; городки в тени гор, раз в год кишащие тысячами ползучих тарантулов в поисках пары для спаривания. И люди, боже ты мой, люди – оптимисты из числа бывших хиппи, энергичные молодожены, мать и ее дочь-подросток, которые спорят из-за свободы, ответственности и купальников, не ведая, что этот спор станет для них последним.
Меня все это зацепило с самого начала – как, по-видимому, и Мишель. Ее многолетняя охота за личностью «Убийцы из Золотого штата» далась ей нелегко: «Теперь у меня в горле навсегда застыл крик».
Мишель скончалась во сне в возрасте сорока шести лет, не успев закончить эту впечатляющую книгу. Вы найдете здесь также записи по делу, подготовленные ее коллегами, но личность «Убийцы из Золотого штата», его «автора», остается неизвестной. Эта личность меня нисколько не интересует. Я хочу, чтобы его поймали; мне все равно, кто он такой. Посмотреть в лицо этому человеку неинтересно; знать, как его зовут, – тем более. Мы знаем, что он натворил, и любые сведения помимо этих неизбежно будут ощущаться как заурядные, блеклые, какие-то шаблонные: «Моя мать была жестокой. Я ненавижу женщин. У меня никогда не было семьи…» и так далее. Я хочу больше знать о настоящих, адекватных людях, а не о грязных отбросах человеческого рода.
Я хочу больше знать о Мишель. Пока она подробно рассказывала о том, как искала этого человека-тень, я поймала себя на мысли, что старательно отмечаю все подробности, касающиеся самой писательницы, которой я искренне восхищаюсь. Кем она была, эта женщина, которой я доверилась настолько, чтобы погрузиться в этот кошмар? Какой она была? Что сделало ее такой? Откуда в ней эта тактичность? В один из летних дней я вдруг направила машину по занимающему двадцать минут маршруту от моего дома в Чикаго до Ок-Парка и переулка, где полиция нашла «ту самую девушку», а Мишель-писательница – свое призвание. Только оказавшись на месте, я осознала, зачем туда поехала. Просто я тоже вела свои поиски, следила за этой удивительной охотницей во тьме.
Гиллиан Флинн