«Время изменяет человека как в физическом, так и в духовном отношении. <…> Глупец один не изменяется, ибо время не приносит ему развития, а опыты для него не существуют.»
(Александр Пушкин. «Александр Радищев»)
Я пишу эти строки без намерения кого-то оскорбить.
И не представляю истину в последней инстанции. Универсальной истины нет, у каждого она своя.
Просто излагаю мысли.
Подчеркну, что я писатель, а не историк, и в изложении опираюсь больше на эмоции, нежели на факты.
(Хотя и последние, при всем их упрямстве, можно рассматривать под разными углами зрения.)
Слова эпиграфа служат мне маяком.
Человек, живущий неизменными идеалами, страшен.
Даже Христос, непримиримый фанатик веры, перед смертью усомнился в правильности пути.
А Петр трижды отрекся от учителя, что не помешало ему занять высшую позицию в загробной номенклатуре.
В детстве, отрочестве, юности и молодости я был приверженцем военного патриотизма.
По 5, 10, 15 раз пересматривал фильмы, перечитывал книги военной тематики. Причем не романы Юрия Бондарева, где под позолотой орденов скрывается психология души, а убогие тупые эпопеи, полные барабанного пафоса и презрения к отдельно взятой человеческой жизни.
В поздние времена мои портретные очерки о ветеранах ВОВ попадали на редакционную «красную доску» газеты «Вечерняя Уфа».
Внештатного корреспондента никто не мог принуждать. Гонорары в не стоили того, чтобы ради них себя продавать. Я писал о войне по глубокому убеждению, от души, и верил в писуемое от первой буквы до последней точки.
Тому имеются причины.
Советские люди жили под прессом идеологии.
Главными химерами являлись приоритет будущего перед настоящим и замена жизни памятью непережитого.
Я не отрицаю значение памяти для самосознания, однако всему есть предел.
В сознание живых внедрялось чувство первородной вины за то, что они живы, а павшие – нет.
Военная тема оставалась единственной, достойной возвеличивания. Лучшие художники всех искусств отдавали силы прошлому без взгляда на настоящее.
Недавно я скачал блок «Песни года» 70-х – попивая кофе, смотрел на кухонном телевизоре и думал о невеселом.
Когда концерты шли в прямом эфире, аура хеппенингов казалась естественной. Но сейчас от «эха прошедшей войны» сделалось страшно. Спорить не стану; многие из тех песен были замечательными, их можно слушать до сих пор. Но возвеличивание памяти потерь априорно деструктивно. Произведения конструктивного направления – слабенькие песни о любви или просто о жизни – казались третьеклассницами, забредшими на поминки.
Что же касается материального… То здесь все было еще хуже.
СССР тратил миллионы рублей на мемориалы масштаба египетских гробниц.
Тогда и это казалось нормальным, сейчас вызывает недоумение: гранитом мостились поля бывших боев, а масса советских людей ютилась в убогих «хрущевках», если не в коммуналках.
Разумеется, все было оправдано политикой государства, зомбировавшего граждан мантрой «лишь бы не было войны» при том, что верховный шаман коллекционировал лимузины и держал икорную флотилию на Волге, за которой «не было земли».
Страна работала на войну со всем миром; телевизоры собирались из микросхем, забракованных военной приемкой.
Основой основ являлась ложь высшего уровня.
Информация о Великой Отечественной войне подавалась ограниченно и искаженно.
Ложь начиналась с приквела. Школьниками мы учили, что в 1939 году произошло «освобождение братских народов Западной Украины и Белоруссии», хотя на самом деле СССР, подыграв Германии, встречным ударом завершил уничтожение Польши.
Родившись в семье крупного партийно-хозяйственного деятеля, я был в утробе заражен инфекцией коммунистического сознания.
Являлся не просто членом ВЛКСМ, а активным комсомольским работником (хотя занимался не идеологией, а учебным процессом).
Стремился вступить в КПСС: будучи нормальным человеком, мечтал сделать карьеру, планка которой для беспартийного поднималась лишь чуть выше плинтуса.
Сегодня не стыжусь говорить о том прямо, поскольку верю в правоту Пушкина. Мыслящий человек эволюционирует, неизменен лишь полный дурак.
Я по-иному стал смотреть на систему, которая привела к тому, что держава, в ХХ веке экспортировавшая хлеб, в XXI покупает картошку у египтян.
И жалею лишь о том, что сделал то на шестом десятке, а не на третьем, когда еще мог уехать отсюда в нормальную страну и начать жизнь заново.
Победу нельзя умалить ни в национальном, ни в общечеловеческом аспекте.
Однако нынешнее ЗНАНИЕ не позволяет ликовать.
Священная война была справедливой.
Но СССР вел ее методами, изуверскими по отношению к собственному народу.
Война показала порочность «социалистического» строя, не имеющего отношения к настоящему социализму.
Советский союз 20 (Двадцать!) лет создавал свою армию.
Народ кормил ее, поил и одевал.
Не было чести большей, нежели работать ради «малой крови, могучего удара».
Летчики получали больше, чем академики.
Все сырьевые ресурсы и промышленные мощности отдавались военному комплексу.
Вместо стиральных машин выпускались боевые самолеты, вместо легковых автомобилей – танки.
Девочек в школе учили не варить суп, а бросать гранату.
Но когда грянул гром, «непобедимая и легендарная» отступала до самой Москвы. Да и там остановилась лишь потому, что у немцев начались перебои с транспортом.
Налогоплательщики, 20 лет содержавшие дармоедов со звездами на петлицами, в тяжелый момент были вынуждены нести их ношу на себе.
Крах военной и экономической политики СССР выдавался за «подвиг всего народа» – и кто-то верит этой лжи даже сегодня.
«Героизм» солдат, бежавших в атаку с одной винтовкой на двоих –вынужденная отвага смертников, поставленных перед стенкой. По результатам подготовки к войне всех руководителей партии и государства в 1941 году следовало расстрелять прямо у Кремлевской стены.
Комсомольцы и пионеры-герои, швырнувшие жизни в топку подпольной борьбы, восхищали. На самом деле они делали работу, которую были обязаны выполнять профессиональные диверсанты: народ кормил наркомат Берии не только для того, чтобы мордатые заградотрядовцы целились из пулеметов в спины наступающим бойцам.
(При мысли о заградотрядах НКВД и штрафных ротах у меня не хватает слов для проклятий.)
Партизаны до сих пор считаются гордостью идеологии.
Но нет ничего более позорного для государства, нежели партизанское движение как альтернатива небоеспособной армии. Ведь в такой «войне» заложниками служат мирные жители: дети, женщины, старики, оставшиеся на брошенной территории.
У меня есть друзья-белорусы; от мыслей об их Родине подступают слезы.
Советской системой Белоруссия была отдана на растерзание.
Поддерживаемые Москвой, комиссары что-то взрывали, а за каждого убитого офицера фашисты сжигали по целой деревне.
Сжигавшие были нелюдями. Но деятели, которые все знали, однако продолжали подставлять своих граждан в тылу врага, не могут называться иначе, чем преступниками.
Вина России перед белорусским народом, на треть уничтоженным вследствие партизанщины, неискупима.
Фанатики, для которых «сладостно и почетно» заслонять собой флаги, найдутся всегда. Но даже нормальные люди защищали СИМВОЛЫ вместо того, чтобы беречь ЖИЗНИ.
Один из Булгаковских героев говорил:
– Петлюре через 3 часа достанутся сотни живых жизней. <…> О портретах, пушках и винтовках прошу Вас со мной более не говорить.
Белогвардейский офицер высказал истину, в 1000 раз более гуманную, нежели пропагандистский бред коммунистов, призывавших людей умирать за лозунги на кумаче.
Сталинградская битва останется самым грандиозным побоищем всех времен. Но там погиб МИЛЛИОН советских воинов – население Уфы, Омска, Самары или Нижнего Новгорода.
И хочется задать вопрос: а стоили таких потерь развалины тракторного завода и железнодорожный узел лишь потому, что над ними реяло имя вождя?
Я никогда не уважал Францию, страну трех «П»: поваров, портных и проституток.
Но сегодня думаю, что, возможно, не так уж и неправы были лягушатники, отказавшись воевать с немцами. Они покрыли позором знамена, но сохранили культурные ценности, и – главное! – генофонд нации. Наша страна свой фонд уничтожила, поскольку в любой бойне первыми погибают лучшие.
От русской нации не осталось ничего: взгляните на окружающие рожи и сравните с лицами довоенных писателей, художников, музыкантов и даже врачей!
Во всяком случае, когда я вижу циклопизмы Мамаева кургана (для поддержания которых существовал НИИ, расположенный в бюсте фигуры), то думаю о количестве российских женщин, лишенных возможности стать матерями из-за нехватки отцов в стране, обезмужиченной бездарной войной.
Но даже при тактике РККА, выраженной тремя словами:
«ЗАВАЛИТЬ ВРАГА ТРУПАМИ»
– можно было минимизировать количество последних.
Хотя бы ограничить сверху, остановившись летом 1944 года на государственной границе СССР (как остановились в 45-м на демаркационной линии).
И пусть бы народы Европы сами разбирались с Гитлером, которого до 1938 года поощряли!
Вторая мировая война шла к концу и без нашего участия. Германский Рейх был обескровлен, ресурсы его – материальные и человеческие – исчерпались, воевать не хотел ни один здравомыслящий немец. В результате остались бы неразрушенными европейские города – от Варшавы до Дрездена! – а СССР не лишился бы еще нескольких миллионов мужчин.
Но мы «пол-Европы по-пластунски пропахали» ради людей, к России отношения не имевших. Потом еще 40 лет кормили сателлитов из соцлагеря. А когда кормление прекратилось, то даже в дружественной Болгарии намеревались снести памятник русскому солдату Алеше, который освобождал этих б…болгар вместо того, чтобы валяться с девчонкой на Рязанском сеновале!
Во времена детства военные фильмы изобиловали сценами командных пунктов на фоне дальнего боя, где падали фигурки солдат – крошечных, как муравьи.
Но у каждого «муравья» имелась жена, мать или девушка – каждый упавший оборвал на себе цепочку жизней.
Последствия мы видим сейчас.
Разумеется, война есть «зверское дело».
Но даже в самом зверином зверстве существуют человеческие пределы.
Сегодня в каждом городе есть улица маршала Жукова или памятник ему.
Между тем само его кровавое имя надо стереть из анналов истории.
Можно спорить насчет фразы, которой «маршал» напутствовал генералов:
«Солдат не жалеть! Бабы новых нарожают!»
Но неоспорим исторический факт.
Для того, чтобы взять Берлин к 1 мая и продемонстрировать всему миру торжество коммунистической идеологии, уважаемый Георгий Константинович положил на Зееловских высотах 10 дивизий.
Много это или мало в рамках тактики РККА, судите сами. Но даже при усредненной численности войсковых частей наши потери составили СТО ТЫСЯЧ человек за несколько дней никому не нужных боев.
Именно никому не нужных; Берлин в кольце окружения пал бы сам по окончании боеприпасов.
Заключительным аккордом прозвучало то, что советские военнопленные – солдаты, поплатившиеся за бездарность командиров – из гитлеровских концлагерей переехали в сталинские.
Кое-что можно оправдать, приведи сотворенное к положительному результату.
Но нынешнее состояние России в сравнении с «побежденными» странами этого не позволяет.
Победив фашизм, войну мы проиграли.
Машина истории не имеет задней передачи, сейчас ничего нельзя изменить, но можно подумать и переоценить.
И не славословить «народный подвиг», а делать выводы.
Ведь горькая правда нужней, чем сусальная ложь.
И народ – не стадо баранов, ведомое козлом.
(Хотя чем дольше живу я, тем больше убеждаюсь в обратном.)
Нашим творческим семинаром в Литературном институте руководил известный советский прозаик Олег Смирнов – в прошлом член редколлегии «Нового мира», автор нескольких военных романов и сценария ко второй половине сериала «Государственная граница». Бывший фронтовик, награжденный ранениями, он обладал правом иметь собственное мнение о войне. В 1995 году Олег Павлович отказался получать памятную медаль в честь 50-летия Победы. Будучи человеком сдержанным, Смирнов не уточнил мотивы решения, но между строк письма я понял все. Уже тогда мой руководитель видел не только фальшь очередной юбилейной феерии, но и ее ложь: история была трагедией, по результатам войны впору не ликовать, а горевать.
Но, увы, умных людей всегда было меньше, чем неумных.
Сегодня все поднялось на новый уровень, идет римейк «военного патриотизма