Мои записи могут показаться странными и неправдоподобными. Может вызвать сомнение сам факт того, что о Константине пишу именно я. Но из всех окружающих его друзей, родственников и приятелей, именно я знаю его как никто другой. Без преувеличения могу сказать, что мы знакомы всю жизнь.
Костик, или на домашнем языке– Котя, рос обычным малышом, который даже для своих родителей казался самым обыкновенным ребёнком. Мама с папой были лишены столь частых для многих родителей амбиций и не стремились видеть в нём вундеркинда. Безусловно, они очень любили своего ясноглазого щекастенького Котеньку, и радовались его первым успехам, но в том, что ребёнок сказал своё первое слово, или же сделал первый шаг, никакого чуда не замечали. Бабушки и дедушки имели иное мнение относительно исключительности единственного внука, но все они жили далеко, и в воспитании Константина «оставались за скобками».
Мама Кости, слушая иногда жалобы приятельниц на своих детей, про себя отмечала, что пожаловаться ей особо не на что. Её Котя был в меру капризен, в меру шаловлив, прекрасно мог себя занять, не требуя постоянного внимания. Тогда она рассказывала про Костины нечастые простуды, просто затем, чтобы не показаться слишком благополучной.
Трудно точно сказать, когда именно Костя начал замечать странности. В детстве многое воспринимается как должное. Застывшие в падении капли дождя, которые он пытался выстроить в один ряд. Мячик, который висит и никак не упадет, – всё это вполне могло быть отрывком сна или увиденной где-то картинкой. Раннее детство обычно больше помниться по фотографиям, чем по реальным событиям.
Первая «остановка мира», как он потом назвал это состояние, произошла летом в спортивном лагере, куда его отправили после первого класса. Костя хорошо помнил тот день, потому что позднее дотошно записал всё, что только мог вспомнить, силясь поймать начало. Он шел из столовой и обсуждал с Сашкой план, как бы им смыться на речку, а не тащиться по жаре вместе со всем отрядом в скучный турпоход. Сухая хвоя на дорожке слегка пружинила под ногами, невидимые цикады, истошно стрекоча, тут же замолкали, пережидая проходивших мимо ребят. Вдруг, без всякой причины, стало сложно завершить начатый шаг, так, словно увяз в чем-то вязком. Костя посмотрел на своего друга. Тот застыл в неустойчивой позе, опровергая все законы тяготения: одна нога поднята в шаге, корпус сильно наклонен вперёд. «Ходьба – это серия маленьких падений» – откуда-то вспомнил Костя. Фраза зацепилась у него в голове и помогла справиться с начавшейся было паникой. Страшно было смотреть на Сашкин раскрытый в разговоре рот и стеклянные глаза. Костя с трудом повернул голову и его накрыл ужас: в воздухе между соснами, подняв во взмахе крылья, висела ворона. Весь мир превратился в фотокарточку, из которой нужно было как-то выпрыгнуть. Костя с невероятным усилием передвинул ногу вперед. Было похоже на бег под водой в дурном сне. Он поравнялся с гипсовым свежевыбеленным горнистом, опередив Сашку только на пару шагов. Статуя, как и положено, была неподвижна, но ворона, пока Костя на нее не смотрел, слегка изменила положение крыльев. Время растянулось почти до бесконечности, но полностью не остановилось. Это открытие слегка заглушило страх, и Костя попытался мыслить логически. По всему выходило: то ли мир слишком медленный, то ли он, Константин, слишком быстрый. Он очень долго обдумывал, что же ему теперь делать и можно ли усилием воли опять стать прежним, когда вдруг разом всё прекратилось. Первыми нахлынули звуки, потом на него налетел шедший позади Сашка.