Сказанная идея оказалась довольно кстати, во время того, как продолжалась беседа:
– Да, ведь в любом случае там имеется коридор, – обратил внимание Чейз, – откуда можно пройти прямо к Шпрее с дополнительным полком и сразу оказаться в Симене-Штадт.
– И уже оттуда легко присоединиться к бригаде отца и полку Алексея Дмитриевича, – дополнил Маршал.
– Замечательная идея, так и поступим! – заключил Чейз, на что все ответили добрым «Ура!» и радостными улыбками.
После этих переговоров лейтенанты отправились к своим взводам для объявления приказа о том, что после ужина вся рота в составе 150 человек для объединения направиться в свой путь. Всё же, существование этой удивительной экспериментально созданной роты, было одним из самый неординарных явлений в военном деле, да и в истории, в целом. Об этом уже успевали слагать шутки, благо они уходили в люд не более как быстро забывающиеся сказки и мифы.
Когда объявление было сделано товарищи вернулись к котелку, что охранял сержант Кондратьев с рядовым Зубовым. Отблагодарив молодых парней, офицеры принялись за трапезу, поделив между собой хлеб и налив каждому по миске горячего супа с незабываемым ароматом. Уплетая за обе щёки вкусное блюдо товарищи переговаривались между собой.
– А помните, как мы проходили через эти болота? – с иронией спросил Маршал.
– О, не напоминай, – отмахнулся Рокки, – меня до сих пор в дрожь бросает от этой сырости, в которую пришлось окунаться, чтобы нас не заметили.
– Зато сколько побед тогда одержали, – проговорил Зума.
– Но и противники были не глупые, – добавил Крепыш, – мы то в начале думали, что победили и чуть было не кинулись вперёд.
– Да, кровь кипела, – пробурчал Чейз, слегка опустив голову, – скольких мы оставили там, на этом поле. Помните?
– Как не помнить, товарищ капитан, – также шёпотом произнёс Маршал.
– Но, когда объявили огонь, – начал Зума, – я во всю ухватился за трёхлинейку и во всю кинулся вперёд и…
– Ага, а потом мне пришлось за тобой бежать, – с лёгкой иронией замечал Рокки, – чтобы всем взводом прикрывать героя с трёхлинейкой, мог бы хотя бы 41-й взять.
– ППШ-41, – поправил младшего брата Маршал.
– Да-да, именно, – откликнулся Рокки.
– Но вам ещё повезло, вы хотя бы бежали, а не лежали, – с обидой сказал Крепыш, – ведь у моего взвода был ДП-27, а с ним не побежишь, что мои юнцы до сих пор обижаются.
– Пусть радуются, что не оказались с ППС-42-м, – поправил Маршал. – У моих был 41-й, когда мы были впереди, но, когда мой именно разрядился, не нашлось ничего кроме как ухватиться за выпавший 42-й и завершив всё, что там осталось с его-то скоростью, не смотря на лёгкость и вставлять туда не подходящие пули.
– Скажу тебе один секрет, Маршал, – наконец приподняв голову и с лёгкой хитрой улыбкой произнёс Чейз, – противнику всё равно, какой свинец глотать – правильный или не правильный, для него он всё равно не вкусный.
Все дружно посмеялись над удавшейся шуткой.
– Это уж точно, товарищ капитан, – ответил Маршал.
– Да, но, когда я слышу такие случаи, – говорил Рокки, в сторону коего посмотрели присутствующие, – мне вспоминаются наши игры, в которые мы играли пока бегали в саду лаборатории, а иногда выбегали в поля, помните?
– О, это время не забыть, – мечтательно сказал Зума, – лучшее время.
– А я вспоминаю бифштекс тёти Людмилы, – добавил Крепыш, вызвав добрый смех присутствующих.
– Ты и сам не плохо научился готовить, Крепыш, – передавая опустошённую миску сказал Маршал.
– Спасибо, – ответил самый младший братец из присутствующих.
– Но ничего, скоро мы вернёмся в те края, – словно заключая сказал Чейз.
Когда была произнесена эта фраза послышался шорох травы и приближающихся шагов и поскольку звук шёл со стороны пирующих солдат в небольших окопах, сильной настороженности не было. И действительно, к отдыхающим вышел самый младший из искусственно созданных, но наверняка самый отличительный среди всех от того прообраза, на который можно было ссылаться при описании. Так, пришедшее существо светло-коричневого окраса с белым горлом, грудью, животом и внутренней частью лап можно было посчитать схожим разве, что с басенджи с достаточно большими ушами, изменённой формой мордочки и с не менее развитыми мимическими возможностями, о чём говорила довольная улыбка.
– Добрый вечер товарищи, – произнёс подошедший. – Товарищ капитан, старший лейтенант, лейтенанты, – обратился ко всем член команды.
– Присаживайся Трекер, – первым отозвался Чейз, как самый старший из команды, – и как я могу предположить, ты принёс интересные новости, младший лейтенант.
– Так точно, товарищ капитан, – откликнулся пришедший.
– Ты не голоден? – спросил Крепыш, ловко подготавливая одну из мисок.
– Если угостите, не откажусь.
Английский бульдог, взяв специальным механизмом, который был устроен в рюкзачке каждого из присутствующих, взяв миски и отлучился.
– И на счёт новостей вы угадали, – начал Трекер.
– В этом плане ты всегда в курсе всего, – произнёс Рокки.
– Это точно, – подтвердил Зума.
– Да, – кивнул басенджи, – и сегодня пришла весточка, что наши товарищи встретились с союзниками на Эльбе.
От такой новости все присутствующие обрадовались, произнося что-то вроде «Замечательная новость», «Прекрасно», «Ура», «Победа близка» и т. д. К этому времени пришёл и Крепыш, подхвативший всеобщую радость, а затем пододвинув миску с аппетитным супом и кусочком хлеба к Трекеру, который тот жадно начал уплетать. Затем наступила тишина.
– Дадим немного отдохнуть солдатам и в путь, – произнёс Чейз, на что все с согласием кивнули.
Каждый пребывал в глубоких воспоминаниях.
– Товарищ капитан, разрешите обратиться, – нарушил тишину Трекер.
– Разрешаю, – отозвался Чейз.
– Вы же родились раньше меня, расскажите о том времени, когда вас создавали, – младший лейтенант говорил осторожно и тихо.
– Гм, – призадумался Чейз. – Всё началось в августе 1930 года, когда впервые в Сибири был организован Сибирский научно-исследовательский институт молочного хозяйства, в те годы в Ленинграде существовал Физико-технический институт, где работал доктор физико-математических наук и заместитель профессора кафедры техники высоких напряжений наш отец Вирес Аруш Амирович, он проводил свои исследования по различным областям науки, в основном по физике, получая параллельно второе высшее образование – по биологии, а затем окончив магистратуру. Ему тогда было 35 лет, кровь кипела в жилах и на всё хватало времени.
Затем, как рассказывали его друзья и он сам, он начал думать о том, кто же останется после него. Было весьма удачно открытие того самого института молочного хозяйства, которое как раз спустя 4 года, в которое отец смог уместить процесс получения высшего образования и завершения магистратуры по микробиологии и тогда 16 июля 1934 года институт молочного хозяйства был превращён в Сибирский научно-исследовательский институт животноводства, где можно было проводить исследования в области микробиологии, тогда ещё одним из будущих названий был Сибирский научно-исследовательский и проектно-технологический институт животноводства, куда и отправился наш отец.
Там его приняли хорошо, это был такое комплексное здание. В начале находилось прямоугольное сооружение, если не ошибаюсь «Дом учёный», а потом шло здание института – длинное здание, прерываемое зданием фойе и библиотеки, из которого исходили перпендикулярные здания – факультеты. Потом их ещё хотели разделить на части, это были подразделения по животноводству, агробиотехнологии, по кормам, а после фоне было отделение механизации и электрификации, а потом ветеринарии. При том, что почти на конце каждого из выходящих зданий выходили дополнительные здания – там, где были те 4 факультета шло удлинённое и широкое здание президиума института, а для остальных 2 факультетов было построено ещё 2 перпендикулярных здания. Таким образом, образовывалось 4 внутренних дворика, куда можно было войти, пробегая под зданиями, которые на удивление держались на колоннах, мы их ещё называли избушками на курьих ножках.
Сибирский научно-исследовательский институт молочного хозяйства
– Там вы и родились?
– Да, – ответил Маршал за брата, – там отец впервые начал работу над исследованием вирусов. Тогда мало кто мог работать в этой сфере и многие труды были засекречены, помню, как нам запрещали выходить за пределы этого здания, мы там жили, игрались, отец старался как можно больше времени нам уделить. Когда мы родились нам выделили целый коридор и только по ночам разрешалось выходить играть во внутренний двор – когда никого не было.
– Но ты всегда умудрялся убежать и спрятаться, пользуясь своим окрасом за белыми колоннами, – добавил Чейз.
– Ха, не стоит завидовать такому таланту, – ловко ответил далматинец.
– А когда это происходило? – спросил Трекер.
– Спустя год, после того как отец пришёл в институт ветеринарии, он нас создавал для себя, я помню эти большие высокие колбы, в которых рождалось каждое существо и при том, мы ведь росли в разы быстрее остальных и усваивали быстрее остальных. Когда родился Маршал мне исполнилась неделя, но я уже мог ходить и говорить, я даже помню, как впервые увидел эту колбу и испугался, он мне даже приснился в ту ночь, но благо папа меня успокоил – это он умел.
– А после меня родилась Скай, – легко упомянул Маршал.
– Да, а потом рождались мы, – присоединился к беседе Зума. – Первым родился я и сразу на следующий день Рокки, поэтому я не видел его в колбе, нас считали почти ровесниками. Но больше всего мне нравилось бегать по этим длинным коридорам из стороны в сторону, а как же было смешно наблюдать за тем, как Рокки, хе-хе, пролетал мимо двери и чуть ли не падал с лестницы.
– И мне или Скай каждый раз приходилось его ловить в последний момент, – сказал Чейз, слегка закатив глаза, но сохранив братскую улыбку.
– Ну, не сказать, что каждый раз я так пролетал, – смущённо добавил Рокки.
– Бывало и я, – ради справедливости добавил Зума. – Но, бывало, ещё так, что мне очень нравились овсяные печенья тёти Людмилы, которая привозила нам еду, если, например отец не успел приехать – ему ведь приходилось ещё и работать, но каждому доставалось только по одному печенью, но случалось, что Рокки она давала два – один ведь она забирала своему сыну и тот отдавала Рокки, но он зная что я люблю эти печенья всегда отдавал их мне и мы потом делили его пополам.
– Значит это с тех пор сохранилась эта традиция? – спросил Трекер.
– То, что я делю с тобой твои любимые крекеры, да, – подтвердил Рокки.
– Так мы жили около двух или трёх месяцев в институте, – продолжил рассказ Чейз, – после чего становилось ясно, что нас долго скрывать сложно, мы ведь растём, к тому же нам нужно было уже учиться и поэтому нужно было что-то сделать.
– И тогда отец приобрёл… – предполагал Трекер.
– Увы, он не мог приобрести, – опроверг не правильную мысль Маршал, – ведь государство недавно пережило масштабную войну, домов не хватало.
– Но как же мы тогда оказались в нашей родной лаборатории? – спросил Трекер.
– В физико-техническом институте в 30-е годы работал Игорь Васильевич, – отвечал Чейз, – который к 35-му году уже работал в лаборатории, которая должна была превратиться в Радиевый институт, где был создан первый циклотрон, именно с ходатайства Игоря Васильевича, Абрама Фёдовича и Анатолия Петровича с одной стороны, а с другой стороны, не много ни мало сам директор Института физиологии Академии наук СССР Иван Петрович запросил выделить новое здание для нас. В конце получилось так, что было принято решение продолжить исследования в Ленинграде, в селе Павлово, недалеко от Института физиологии, там и был построен тот самый домик, где мы все вместе жили.
– Я помню, как они пришли к нам, а мы все немного испугались, но Чейз вышел и первый поздоровавшись почему-то отдал честь, – с улыбкой сказал Маршал.
– Я же был старший среди вас, – объяснил Чейз.
– Где я тогда был? – спросил Трекер.
– Ты тогда был младенцем и тебя держали на руках, потому что почти ты в тот день и родился, – объяснил Крепыш, – через неделю после меня.
– Да, я помню, как мы приехали в этот особняк, – с восторгом произнёс Трекер.
– Скорее дом, но, возможно, ты и прав, – поправил Чейз.
– А потом мы все активно учились, готовились с каждым днём, девочки тоже от нас не отставали, – вспомнил Маршал, – Скай и Эверест были настоящими молодцами, когда нужно было что-то произнести наизусть.
– Не думаю, что Скай или Эверест обогнала бы в этом навыке меня, – с неким азартом произнёс Чейз.
– О, простите товарищ капитан, – ловко исправил фразу Маршал.
– Так проходили дни, – постарался сменить тему Зума, – мы любили узнавать что-то новое, ведь поэтому Чейз смог получить высшее образование уже 42-м году и стал капитаном в 43-м.
– Это я помню, спасибо, что тогда помогали мне и подбадривали меня, – отозвался Трекер, – изучить работу связиста мне было не легко, даже учитывая мои интересы к радиоволнам и колебательным контурам.
– Главное, что у тебя получилось, – подбодрил Рокки.
– Именно, получиться и теперь. Сейчас же, давайте в путь, – встав произнёс Чейз.
– В путь! – подхватили все.
Шелест травы гудел чуть ли не со всех сторон, многие уже успели подготовиться, машины заводились, заводились танки, каждый солдат, ефрейтор, сержант и лейтенант занимал своё место. Вскоре одну из ГАЗ-ММ возглавил сам Чейз и все отправились в путь, преодолевая новые расстояния. Скорость была не столь большой, но и не малой, во всяком случае, сейчас ночь только начиналась, поэтому к утру они уже успеют доехать до нужного местоположения.
Совсем скоро на пути показались очертания обломков различных зданий и дыма, где-то горел тусклый огонь, а откуда-то виднелся еле заметный свет ламп – поля кончались и начиналась череда различных сооружений, за спиной оставался Трельтов, через мост были преодолены устья канала Тельтов и приближался Мариендорф. Редкие, удлинённые здания вдоль некоторых дорог перед широкими участками земли, где была только высохшая и обугленная трава, надышавшаяся отравленным воздухом, всё это проносилось перед взором в тусклом свете фар…