История открытия вольфрамового месторождения в Богутах уходит в дореволюционные времена. Ещё геолог, Мушкетов, сделал предположение о наличии в горах Богуты, богатого месторождения вольфрама. Во время Великой Отечественной войны, в районе месторождения работали старатели, добывая металл из россыпей. После войны, в этот район снаряжалось несколько поисковых партий, проходилось даже несколько штолен, но содержание металла в этих жилах было ничтожным, и работы прекращались. Последнюю геологическую партию возглавил опытный геолог, Салин Борис Евгеньевич, которого давно занимало это месторождение. Он тоже зарезал разведочные канавы по простиранию кварцевых жил, и результаты проб тоже дали мизерные содержания. Работу можно было прекратить, но Салин профессиональным чутьем чувствовал, где-то допускается ошибка. До разведки Богутинского месторождения он работал в Баянкольской ГРП, которая вела детальную разведку касситеритового месторождения. Олово обычно встречается в кварц-турмалиновых жилах вкраплением минерала касситерита, в этих жилах, кстати, единственного минерала на олово. И там носителем касситерита оказались не сами жилы, а вмещающие породы, в которых кварцевые жилы были всего лишь волосовидные. Только массовое опробование всего массива выявило наличие месторождения.
Салин попробовал вначале пройти небольшую канаву поперёк жил, и пробы сразу же показали наличие здесь металла, и тогда он на свой страх и риск зарезал одну длинную канаву вкрест простирания всех кварцевых жил, затратив на это почти все, отпущенные партии деньги. Слух об этом дошёл до управления, до министерства, была назначена комиссия, которая не поняла его благих намерений дать стране месторождение. Его разжаловали в рядовые геологи и рекомендовали отдать под суд за растрату государственных средств. Спасли его результаты анализов отобранных проб. В управлении вначале просто не хотели верить их результатам, так как пробы давали такие содержания металла, какие геологи называют ураганными значениями. Содержания, были слишком высокими даже для вольфрамовых месторождений. Когда же в срочном порядке обработали все пробы, то поняли, что Салин открыл крупнейшее месторождение, а это значило, что его нужно не наказывать, а готовить к награждению. Приказ о наказании исчез незаметно, вроде бы его такого и не было, а вместо него появился список первооткрывателей, в котором, Салин, скромненько числился в конце первой десятки.
На следующий год он возглавил солидную геологоразведочную партию, в задачу которой входила уже детальная разведка с полным подсчётом запасов, что сулило награды, премии и повышения по службе, так как не каждый год делаются такие открытия. В жизни каждого человека случается свой звездный час. Для Салина этим звёздным часом, в пятьдесят лет, стало Богутинское месторождение вольфрама, и он в должности главного геолога, со всей своей страстью и энергией занялся его детальной разведкой. Ближайшим его помощником был тоже опытнейший геолог Ершов Борис Евграфович, который сам себе испортил биографию, чрезмерным преклонением Бахусу. Но к этому времени он уже не пил, а трезвый он знал своё дело на отлично, и был поистине правой рукой Салина, который был хорошим геологом, но никудышным администратором. Администрированием в большом геологическом отделе и занимался Ершов, постоянно держал во рту трубку, которая часто гасла, и он её постоянно раскуривал. Салин разрабатывал методику разведки, Ершов осуществлял ее на практике. Геологи занимали две больших комнаты в конторе, на каждой штольне работал инженер геолог, у которого были в подчинении – техник геолог, и два-три пробщика. Был свой геолог на канавах, был геолог с техником на бурении скважин, работал инженер геолог с техником геологом на дальнем участке, где были выявлены кварцевые жилы, сидели геологи и на камеральных работах, сидел у геологов и маркшейдер, которого за лысую голову за глаза звали Фантомасом.
Работы по детальной разведке начались года за полтора до взрыва, и коллектив, к этому времени, можно сказать, уже сложился. Разведка начиналась на пустом месте в полупустыне Казахстана, в предгорьях гор Богуты. Примерно в километре к югу от поселка проходила единственная асфальтовая дорога, которая связывала центр района, Чунджу, с районным центром Чиликом, расположенным на трассе Алма-Ата – Чунджа. На этой автомобильной дороге, Чилик, был последним оазисом, дальше на восток дорога шла по полупустыне. Примерно в 30 километрах от Чилика, дорога ныряла в ущелье Кокпек, в конце которого находился микропосёлок такого же названия, который все шофера называли, почему-то Копенгагеном. В этом посёлке, кроме дорожно-эксплуатационного участка был магазинчик и столовая, которая обслуживала транзитных пассажиров, и проезжающих шоферов. Из Кокпека дорога расходилась, одна шла к югу на Кегень, а другая шла прямо на Чунджу. Не доезжая примерно пятнадцати километров до Чунджи, и находилась Богутинская ГРП. Посёлок был на голом и ровном месте, в котором, в описываемый период проживало около 500 жителей. Очень трудно начинать работы на голом месте, трудно обживаться. В верхнем посёлке начинали жить в палатках, в вагончиках, и в землянках. Мастер, Ермек, из казахов, привёз юрту и поставил её чуть в стороне от палаток и вагончиков, привёз семью и жил в этой юрте чуть не год.
Всё, первое время, питались в одной общей столовой из одного котла, причём приезжие питались за наличные, а свои за галочки. Два раза в месяц повара подбивали каждому итоги, данные передавали в бухгалтерию, и та удерживала из зарплат указанные суммы. Мыться ездили на штольню в душевые. Воду для питья брали из небольшого родничка, пока не пробурили три скважины, и не оборудовали их глубинными насосами. Рядом с посёлком поставили дизельную электростанцию, которая за неделю до всеобщего переселения в новый нижний поселок сгорела до основания. Когда начали строить нижний поселок и стали распределить квартиры, то прямо говорили: – Желаете жить с семьями, хотите заехать быстрее, не ждите, строителей, начинайте побыстрее отделывать квартиры сами, так как в первую очередь будут сдаваться общежития и контора, затем дизельная электростанция, магазин со столовой, клуб. Клуб сдали раньше всех объектов, и сразу же начали крутить кино. Ходили в клуб под запись, по 20 копеек за один сеанс с человека. Пока не был открыт магазин, всё можно было взять под запись со склада , можно было взять курево, и по блату даже водку. Но за водкой часто ездили в Кокпек, где скоро с продавцом установили дружеские отношения, и привозили водку в любое время суток. Продавец, как только появились геологи, начал перевыполнять план и кроме этого имел навар, когда отпускал бутылки под запись, поэтому он грозился сжечь в посёлке геологов магазин накануне открытия, чтобы избавиться от конкурента.
Поначалу пили по всякому поводу, пили без повода, пили просто от скуки. Сделали первый взрыв по зарезке 5-й штольни – обмыли. Поставили первую раму крепления – отметили. Аванс – пьянка, получка – большая пьянка и еще большие загулы в дни рождения кого-то из проходки, да и мало ли других праздников: день шахтера, день строителей, …., день открытия своего магазина.
Торжественное открытие магазина состоялось 29 декабря, и за два дня торговли продавщица перевыполнила квартальный план. Она хваталась за голову, так как на февраль ей могли дать невыполнимый план, планы любили давать «от достигнутого». Она 1 января уже пряталась, её искали, находили, брали под белы ручки и вели в магазин, где покупали не меньше ящика водки, угощали продавщицу шоколадом, конфетами и отпускали, но вскоре её искала другая компания и всё повторялось. Бойкая продавщица лет тридцати говорила кладовщице, у которой остановилась:
– Я-то думала, что здесь или женихи, или ходоки, а тут сплошь алкаши, ты только, Валя, подумай, столько выпить, всего за два дня! Что мне с планом-то делать?
В старом посёлке почти все проходчики и ИТР имели в вагончиках лишь одно койко-место. В посёлке не было душевой, не было кинотеатра, и проходчики заявили начальству: – Зачем нам здесь по 18 часов валяться в грязи? Мы будем лучше работать вахтовым методом, работать будем по 12 часов через 12, полмесяца здесь, а на полмесяца уезжать и жить дома. Кто поедет к семьям, кто к родителям, кто куда. Администрация согласилась, и пьянки после этого, почти прекратились.
В послевоенное время у горняков Средней Азии произошла своеобразная специализация. На рудниках, причём на урановых, работали только одни специалисты, на рудниках цветмета другие, в угольной промышленности третьи. Так же были разделены и проходчики, работающие в геологии. Кто работал в Волковской экспедиции, которая работала по разведке урановых месторождений, редко переходил в Южно-Казахстанское геологическое управление. Всех и каждого проходчики знали, и как только, открывалась новая ГРП с горнопроходческими работами, и проходил слух, что там хорошо платят, в проходчиках нужда отпадала. В геологоразведочные партии с удовольствием шли работать алиментщики.
Во-первых, платили 40 % полевого довольствия, с которого, как и с командировочных не производили никаких вычетов, с них не брали даже партвзносы, и временами в некоторых ГРП работало до 100% мужчин, платящих алименты.
Во-вторых, на работу в ГРП принимали с любой пропиской, а иногда и без, и алиментщики могли подолгу скрываться от жён и властей. В начале работ жили без семей. Поначалу на работу брали почти всех, считали, что выгнать гораздо легче, чем, не работая, ждать хороших рабочих. Поэтому на начальной стадии работ пили чаще.
Если бригада подбиралась хорошая и выполняла план каждый месяц, то добавлялось 40 % премии, на которую тоже накручивались кое-какие проценты, что делало заработки высокими. Жилье, хоть и без удобств, ничего не стоило, если брали плату за комнату и электроэнергию, то плата была символическая. Часто шли в геологию знающие специалисты, которым срочно требовалось хоть какое то жилье, чтобы перебиться и подыскать работу с жильем получше.
Когда погибших увезли в морг, а Толяна отправили в больницу, Михаил зашёл к Любашке. У девушек, живших в одной комнате общежития, собралась компания. Сидел геолог Василий, молодой специалист, с подругой, Ниной, с которой он встречался и, по всей видимости, дело, как и у Любашки с Михаилом, шло к свадьбе. Пришли, Жора – буровик, и Махмуд Оскаралиев. Из всех проходчиков, самой колоритной фигурой был Махмуд. Было ему лет 25 не больше, по внешнему облику – это был стопроцентный цыган, но он говорил, что он узбек, воспитанный детдомом. Ростом был не выше 160 сантиметров, а когда его спрашивали: «Сколько же ты, Махмуд, весишь?» Он отвечал: «Это как посмотреть, если в спецуре, да в сапогах, да с перфоратором и колонкой, то килограмм на сто потяну, ну а если без всего этого, то у меня наилегчайший вес». За работой Махмуда наблюдать было одно удовольствие, это был проходчик высокого класса, работал быстро, красиво и приходилось удивляться, как это он управлялся с перфоратором, а не наоборот. Махмуд работал красиво и красиво же пропивал деньги. Когда он получал вместе со всеми получку и ребята звали его выпить водочки, он заходил и спрашивал: «Вы что пьёте, такую мазуту? «Вот что нужно пить», – он, доставал и ставил на стол коньяк. С получки набирал конфет, шоколадок, тогда поселковые детишки бегали за ним, и он их угощал. С шампанским, и с шоколадом он появлялся у Лидии, то есть пить начинал красиво, напившись, одаривал всех женщин конфетами и шоколадом, парней поил коньяком. Скоро пропивался, и когда деньги кончались, ребята его спрашивали: – Махмуд, мазуту пить будешь?
– Наливай, чего спрашивать, тогда он мог пить и одеколон. Пропитых денег не жалел. До следующей получки или занимал, или питался в столовой под карандаш. Свои долги он отдавал в первую очередь, поэтому буфетчица его кормила без лишних разговоров, имея выгоду, так как Махмуд не мелочился и платил ей всё, сколько она ни называла. Давала ему продукты под запись и продавщица.
Maxмуд сидел за столом, а на столе, кроме шампанского, стоял и его любимый напиток – коньяк. Выпили за погибших товарищей, потом за христианский праздник Троицу, а потом за Махмудом пришли друзья и увели его, за ним разошлись и парочки. Михаил с Любашкой пошли на своё место, в старый, брошенный посёлок. Шли, молча, Люба вспоминала, как и с чего они начали с ним встречаться.
Для стажировки, её осенью прошлого года, прикрепили к супругам-Грачёвым, к Геннадию Васильевичу и Надежде Иосифовне, которые должны были обучить ее документированию и зарисовке подземных горных выработок. В тот день предыдущая смена провозилась с настилкой путей, и поэтому поздно обурила забой. К приходу геологов была откатана примерно половина породы, и геологи стали ждать конца работ в бытовке. После откатки они обычно сами промывали стенки выработки, гасили свет, и отсвечивали выработку люминесцентным светом от портативного люма, так они на называли свои люминесцентные приборы. Кристаллы шеелита от люминесцентного освещения начинали светиться голубым цветом, и были хорошо видны, их наносили на планы-развертки в полевые журналы, а все остальные подробности рисовали уже при обычном электрическом свете, делая привязку всех кварцевых жил и прожилков, к ближайшей маркшейдерской точке. Примерно через час в бытовку заглянул Михаил, с которым Люба уже была немножечко знакома, и, улыбнувшись, объявил: – Любаша, забой чист, вымыт и такси вас ждёт.
– Какое такси? – удивилась она.
– Обычное такси, мотор работает, счетчик включён.
– Вы серьёзно, спросила она у Михаила и посмотрела на своих наставников, но те были невозмутимо спокойны.
– Вы серьёзно? – повторила она свой вопрос.
– Конечно же, серьёзно, специально, Люба, для вас.
– Ты, Надя, смотри! – смеясь, обратился геолог к жене, – сколько мы здесь с тобой работаем и ведь ни разу нам не подавали такси, и ни разу не подвозили к забою, сразу видно, на что способен холостой парень для симпатичной девушки!
– Ну, уж скажите, Геннадий Васильевич! – застеснялась Люба.
– Люба! Счётчик работает, водитель ждёт. Когда они вышли, Геннадий Васильевич уточнил: – Гордись, Люба, не такси, а целый состав подан.
Михаил широким жестом пригласил Любу сесть в кабину электровоза на доску, которую он специально положил. Люба улыбнулась и на удивление самой себе пошла и села на эту дощечку. Михаил громко позвонил, и они поехали в тёмный и длинный коридор штольни.
– А это что такое? – спросила девушка, указывал на колесо, которое было в кабине.
– Обычно новичкам, чтобы их обмануть, я говорю, что это руль, но это не руль, а ручной тормоз. Сказал и покрутил, отчего электровоз сбавил скорость. А вот это так называемый рычаг реверса.
– А это ручка для чего?
– А вот этот, за который я держусь – это рычаг хода, если точнее, то это рычаг скоростей, чем больше я его вывожу от этой нулевой точки, тем скорость больше. Сказал и вывел рычаг в самое крайнее положение, от чего электровоз поехал быстрее, громче застучали вагонетки на стыках, а Анатолий зазвонил часто и громко.
– Как ты звонишь?
– А вот педаль, – показал он и сбавил скорость перед поворотом. Скоро Михаил объявил: – Станция конечная, поезд дальше не идёт.
Длинный подземный коридор штольни упирался в тупик, который на языке проходчиков зовётся забоем или грудью забоя выработки. Напарник Михаила готовился к бурению. Минут через десять подошли и геологи.
– Миша, – выключи переноску, – попросил Геннадий Васильевич, доставая из полевой сумки свой люм.
Михаил знал, что делать и по знаку геолога повернул выключатель. В свете люминископа кристаллы шеелита засветились голубым цветом.
– Надя, – обратился Геннадий к жене, – вот целое гнездо, покажи-ка, Любе, как красиво оно переливается.
– Надя набрала в руки шеелита и начала пересыпать из руки в руку, Люба увидела, как голубая струя стала стекать сверху вниз. Зрелище было фантастическое. Рук не было видно, а голубые искры, струясь, сами собой лились сверху вниз, собирались внизу и, поднимаясь вверх, вновь падали вниз.
– Ну и как? Красиво? – спросил Геннадий Любу. Фантастика какая-то, – ответила Люба, – мне показалось, что волшебник начал переливать голубое пламя, рассыпал это пламя и собирал в пылающий голубой сгусток.
Тот день ей запомнился. Осмотрев выработку в люминесцентном свете, включили освещение начали зарисовку и описание выработки, как оказалось, не боков, а бортов выработки и не потолка, а кровли. Мастером на смене был Иван Барабанов мужчина лет 40, низкого роста, шустрый, когда это нужно и неторопливый, и рассудительный в остальное время, причём не лишённый чувства юмора. Работал в управлении давно, его все знали, и он всех знал, был он старым холостяком и единственным его недостатком, который ему мешал, было его пристрастие к алкоголю. Может быть из-за этого, чтобы не стать кому-то обузой, он и не женился, так как если запивал, то пил по-черному. А славился он тем, что мог из ничего так закрыть наряды, что рабочие на его штольне получали больше, чем на соседней. При равных объемах работ.
Иван подошёл к Любашке и дал ей кусок ваты: – Заткни уши, Люба, а то оглохнешь и действительно, когда заработали два перфоратора, она оглохла и с ватой, а когда попробовала вытащить вату из одного уха, то ухо, с непривычки, заболело и заложило. А между тем проходчики бурили, а геологи – супруги преспокойно рисовали выработку, протянув вдоль борта матерчатую рулетку.
Вечером она смотрела кино и почему-то оказалось, что сидит она рядом с Михаилом, и с того дня они начали встречаться.
Геологи, сделав свою работу, уходили в поселок пешком, если не было попутного транспорта. Дорога петляла между невысоких горок, которые, скорее всего можно было назвать холмами. Дорога петляла часто и круто.
– Здесь, Люба, весной у нас растут целые плантации дикого лука, не то порея, не то батуна, одно перо, головок у него нет, он многолетний. Пока молодой, то очень сочный, почти такой же, как растёт на огороде, жена у меня из него пирожки печет, добавляя яиц, в окрошку добавляет. Наши витамины, я его накопал и у дома насадил, растет хорошо, я его поливаю, и такой зелёный стоит! – рассказывал Геннадий Васильевич.
– Лук? – удивилась Люба, я думала, что здесь кроме колючек ничего нет!
– Здесь есть арча, дикая вишня. Арча – между прочим, целебна. Но, в основном-то здесь растительность скудная, да и появляется она здесь весной, вернее, – не появляется, Люба, а оживает. Ты весной обрати внимание на всю нашу растительность, каждая травинка только вылезет чуть-чуть из земли и сразу зацветает, спешит дать цвет, семя, потомство. Очень много здесь, Люба, фаланг, скорпионов, давай посмотрим, – предложил он, свернул с дороги и начал переворачивать камни.
– Вот, Люба, тебе и скорпиончик, – показал Геннадий Васильевич. А скорпион, уже подняв свой ядовитый, хвост, старался спрятаться, на конце хвоста можно было хорошо разглядеть кривой острый шип, и коричневое каплеобразное утолщение. Капля эта – ядовитая капсула, а этим кривым шипом он делает прокол тела жертвы, впрыскивает яд и еда для скорпиона готова.
Б-р-р-р! – здесь и ходить-то, оказывается, страшно.
– Да нет, Люба если их не трогать, то и они тебя не тронут. Кроме того, прежде чем куда-то сесть, нужно осмотреться. Если ты сняла с себя одежду, когда решила позагорать или разулась, то прежде чем одеться, нужно осмотреть всё и встряхнуть, скорпион, кстати, любит прятаться в обувь, видимо, считая обувь за норку. Насекомое это ночное и любит тень, и прохладу. А когда ты его прижмёшь, он может и ужалить.
– А укус ядовит?
– Очень, Люба, – ответил геолог.
– А фаланга, о которой вы говорили?
– Говорят, что неядовита, но, как говорится, лучше от греха подальше. Тоже насекомое ночное, – это длинный паук, бывает, что длина некоторых экземпляров бывает больше 10 сантиметров, но я таких не видел. Ночью у штолен их хорошо при свете видно, бегают очень уж очень шустро. Фаланга – лохматый паук, у него большая голова, а впереди головы торчат две пары челюстей, которые называют жвалами, за головой еще одно отделение, а всё остальное – брюхо. У фаланги четыре пары ног и еще какие-то отростки, вид конечно, мерзкий, но это для нас людей – фаланга безобразная. Когда мы сюда приехали первый раз, здесь было много разной живности. У Салина есть фотография, где он заснял хорошего рогача над геологической канавой, стоит и так внимательно, смотрит сверху вниз, и выглядит таким красавцем.
– Геннадий Васильевич, а что это за рогач?
– Архар, Люба, дикий козёл, было много зайцев, кекликов – горных куропаток, но одних выбили, других взрывами пораспугали, и остались здесь одни насекомые.
Как и любые отроги горных хребтов, отроги Заилийского Алатау, представляли здесь собой россыпь холмов и холмиков, на окраине у природы силы, как бы, выдохлись и этих последних сил хватило, чтобы всхолмить равнину, и на этом успокоиться. К югу холмы выполаживались и переходили в Сюгатинскую долину, широкую и длинную, а к северу горы переходили в долину реки Или, и в хорошую погоду, с возвышенного места можно было увидеть ленту Капчагайского водохранилища. К востоку дорога вела к реке Чарын, со знаменитыми Чарынскими каньонами.
Геологи говорили, где у природы в земле очень много богатств, то на поверхности, на земле, обычно, ничего нет. Ну почему бы было, не образовать это месторождение, хотя бы рядом с Чиликом?
Где нет жилья, где нет воды, – там обязательно есть месторождение. Это Саяк, это Акбакай, Акбастау. Пока идёт их разведка еще, куда ни шло, и этим малым, что есть, обойдёмся, а если разрабатывать?
Сюда нужно вести хорошую дорогу, вести водопровод. Ещё вначале разведки прикинули затраты на водопровод от реки Чарын и бросили затею, к даже, если бы дали на него деньги, то не достать было бы труб…
– Миша, – спросила Люба, ты что-то сегодня постоянно молчишь, переживаешь?
– Да всё, Любаша, сегодня, одно сплошное переживание. Все переживают, жаль ребят, особенно Димку, жена только недавно родила ему второго сына, самого его, такого молодого. Я, вообще сегодня не спал, и вообще на душе, Люба, скверно.
– Может быть, по домам пойдём?
– Походим, Люба, а то сейчас в общаге всё равно не уснуть, ребята загудели, Махмуд как ящик возьмёт, то пока его весь не выпьют, не успокоятся, – проговорил парень, прижимая девушку к себе.
На полдороги от нижнего посёлка к старому был резкий подъемчик, высотой метров пять, рядом с дорогой на возвышении было две безымянные могилы, умерших, как говорили геологи, старателей во время войны, и рядом с ними совсем свежая. В ней покоился 16 летний сын бульдозериста.
Чуть выше проходила высоковольтная электролиния, шла к границе с Китаем и все попытки подключения ГРП к ней ни к чему не привели, все упиралось в Министерство обороны. Поэтому ГРП и построило свою дизельную электростанцию, переход под ЛЭП осуществлялся кабелем, который часто взрывался, как только на буровых начинали ликвидировать аварии. Нагрузка при аварии на буровой вышке резко возрастала, если одну ликвидацию кабель выдерживал, то от двух, когда они происходили одновременно, кабель взрывался, и тогда всё замирало, вставали буровые и штольни. Куски кабелей, в свинцовой оболочке бросали за конторой, и дети умудрялись отламывать куски свинца, плавили его на костре, и заливали свинец в стеклянные горлышки от бутылок.
Пока влюблённые бредут, обнимаясь и целуясь к верхнему, брошенному, посёлку, вернёмся во времени назад, к началу работ в ГРП, когда она больше напоминала цыганский табор. Кто прибыл первым, тот ремонтировал жильё, которое себе слепили геологи, когда вели поиски. Одни, по мере поступления вагончиков, селились в них, другие ставили палатки и летом первое время жили в них, к осени все уже были расселены в вагончики. Одновременно с этим, началось строительство нижнего посёлка. Столовую оборудовали в сбитом сарае, за лето доски высохли и зимой, когда мела метель, под крышей наметало сугробчики, обедали, завтракали и ужинали за одним длинным столом, сидели на двух длинных скамейках. Зимой же часто в морозы, в тарелки сыпал снежок, и во время приема пищи суп в тарелке покрывался ледком. Готовили на всех одно и то же и иногда, так погано, что всё оставалось, тогда проходчики собирали деньги и отправляли машину в Кокпек, за водкой и хорошей закусью. Шофер брал кастрюлю и привозил из тамошней столовой горячие манты.
В конце 60-х и в начале 70-х авторитет южных геологов был подмочен. На ряде месторождений, особенно урановых, утвержденный запас руд в процессе эксплуатации не подтверждался, запасы были завышены по Казахстанским и Киргизским месторождениям. Не подтверждались запасы в Курдае, в Кияхтах, Чиганаке, Каваке, где разведка делала упор на буровые скважины, поэтому впредь, геологи должны были вести разведку месторождений качественными горными выработками, и эти расходы должны впоследствии с лихвой окупиться. Особенно показательные просчёты в подсчете запасов сказались на Кияхтах, где запасов руды хватило всего на треть запланированного срока. И на примере разведки месторождения в Богутах геология должна была реабилитировать себя.
На партийном съезде, Казахстанские геологи, поклялись партии, дать Стране Советов месторождение вольфрама уже к следующему партийному съезду. Поэтому на разведку дали и деньги и всё, что требовалось. Поэтому так срочно возводился поселок, и поэтому, жизнь в Богутинской ГРП была намного лучше, чем в других партиях этого же управления. Еще там налегали на горные работы, потому что буровые работы не шли. Разрезы были очень сложны, и аварии на буровых следовали одна за одной, выход керна был низок, а это значит, что такие скважины в подсчет запасов по месторождению нельзя было включать. Со временем на бурение махнули рукой, сделав упор на подземку. И к тому же, разведку взяло под свой контроль республиканское министерство.
В тот день, когда Михаил прокатил Любу по штольне на электровозе, Ершов после обеда собрал геологов:– Я в общем уже со всеми переговорил, всех проконтролировал, и скажу, что вашей работы у меня хорошее. Хочется мне обратить внимание Вано на его работу.
Вано вскочил: – Я вас слушаю, Борис Васильевич.
– Это, Вано, хорошо, что ты меня слушаешь. Так вот, Вано, вчера у тебя я вновь встретил описание геологии на арабском языке, вернее написано по-русски, но арабским методом – справа налево. Это у тебя, Вано, уже не в первый раз. И да, – обратился Ершов к геологине, которая работала вместе с Вано, ты хоть изредка, раз в неделю проверяй его записи. Вы представьте, – приезжает комиссия, открывает полевой журнал Вано, и ни чего понять не может. А если Вано захочет уйти, рассчитаться с работы, то после него надо нанимать дешифровщика, а ты, Вано, иногда заглядывай к Лиде, а то её вдруг тоже потянет увековечить описание на родном украинском языке. А Жумахан начнет писать на казахском, или на китайском? Он ведь китайский знает. Полевой журнал является первичным источником, так что не забывайте об этом, и ведите, оформляйте свои журналы на должном уровне, согласно инструкций.
Второе, – это вопрос геологического опробования выработок. Выработка гонится не ради погонных метров, а ради опробования, причём качественного, а это значит, что борозда должна прослеживаться на всём её протяжении. Размеры её должны быть: ширина – 10 сантиметров, глубина, как минимум, 5 сантиметров, вес отобранной пробы должен иметь отклонение в обе стороны от оптимального веса в пределах инструкции. Я проверил работу пробщика на 5-й штольне, и оказалось, что на пикетах 46 -47 борозды совсем не видно. Геннадий Васильевич, переопробовать. Пробщики работают сдельно, и если геолог его работу не контролирует, то он может пробу запросто набрать и из вагонетки.
Третье. Центральная лаборатория не успевает дробить наши пробы, да и пока они до них дойдут, мешки рвутся, и порода доходит до дробления вполовину от отобранной, а то и меньше. Поэтому мы решили оборудовать здесь на месте свою дробилку, будем дробить, квартовать, и в лабораторию отправлять уже готовые навески, то есть думаем, что это очень облегчит получение готовых анализов. Там лаборатория зашилась, поэтому наберём здесь дробильщиков, мастеров-геологов. Мы уже разработали схему дробления и контроль всего процесса получения навесок для анализов. Приняли на работу инженера-математика, для статистической обработки анализов проб. Обработка должна нам помочь в определении закономерностей в распределении металла, как по глубине, так и по месторождению в плане.
Четвёртое, – семейные геологи квартиры получат, холостые будут жить в общежитии, кто хочет жениться, пусть пишет заявление, лишних квартир нет, но геологам будем квартиры давать в первую очередь…
Комиссия заседала долго, но до причин взрыва так и не могла дознаться, и в приказе это звучало так: «В результате многочисленных нарушений правил учета, хранения, и расхода взрывчатых веществ, и средств взрывания, и в результате неосторожного обращения с ВВ и СВ, что послужило причиной несчастного случая, который привёл к гибели старшего горного мастера штольни №7 и взрывника-проходчика …»
Заканчивался приказ наказанием главных специалистов: начальник партии понижается до должности рядового геолога с работой в камеральной группе по подсчёту запасов, главный инженер понижался до заместителя начальника ГРП по хозчасти, Вали Ибрагимович понижался до должности мастера, а прораб горных работ переходил мастером на стройку. Все они дали следователю подписку о невыезде, так как дела по взрыву передавали в следственные органы района.
Причина взрыва интересовала многих. Инспектор РГТИ засомневался в качестве огнепроводного шнура. Качественный огнепроводный шнур состоит из пороховой сердцевины, по которой проходит две нити. Они обеспечивают шнуру равномерную скорость горения со скоростью 1 сантиметр в секунду, бывает и случается, что нити отсутствуют и тогда порох в сердцевине горит практически мгновенно, но этим можно было бы объяснить смерть взрывника в забое, здесь же взорвался склад. Чтобы взорвать склад, нужно было сунуть капсюль детонатор в любую пачку взрывчатки, поджечь шнур и …
Отобрали несколько шнуров и подожгли. Все шнуры были качественными. Здесь уже напрашивался вывод, что взрыв был преднамеренный, но зачем? Может быть, Мельник закурил и каким-то образом загорелся шнур, так стоило бы обрезать горящий конец и все, взрыва не будет. Может быть, поздно заметил горящую трубку и впопыхах отбросил её в отсек с взрывчаткой? Испугался, побежал, и не успел отбежать? Но как можно было не заметить горящего шнура, когда он так дымит?!
Следователь большого сельскохозяйственного района никогда в жизни не сталкивался с подобным делом. Кража овец, разные хозяйственные и уголовные преступления – это еще, куда ни шло, но о взрыве, какой-то взрывчатки, да в какой-то штольне?! Он даже не представлял вначале, что это такое, а когда побывал на месте преступления, то вообще перестал понимать случившееся.
– В чём меня обвиняют? – спросил Вали Ибрагимович попав в первый раз, в кабинет следователя.
– Как это в чём? – ответил следователь, – двое погибли, третий, который чуть не погиб, лежит в больнице, кто-то же должен отвечать за это!
– Я хотел бы узнать конкретно, – в чем заключается моя вина, я там не был, склад был принят в эксплуатацию согласно всем требованиям техники безопасности, о чем есть акт, взрывники все с правами, и все прошли инструктаж по технике безопасности, о чем есть их росписи в соответствующих журналах. Вот я бы и хотел узнать свою конкретную вину.
– Двое погибли, а это уже вина, – твердо заявил следователь.
– Позвольте, – возразил Вали Ибрагимович, – в стране ежеминутно кто-то погибает, так что же я выходит, тоже должен нести ответственность, только из-за того, что у меня такая должность?
– Зачем страна? У вас люди погибли, вам и отвечать.
– Я не знаю, как мне вас называть, но хочу сказать, что это не разговор. Люди гибнут от разных причин, но, а я-то причем? Абсолютно в данном случае вины своей не чувствую, возможно, это была диверсия и вместо того, чтобы искать истинного преступнике, вы занимаетесь мной – безвинным человеком. Как это понимать?
– В вашем конкретном случае погибли люди, и кто-то должен нести ответственность, вам понятно? Вы, – как заместитель главного инженера по технике безопасности должны были контролировать работу, а, если гибнут люди, значит, контроля или не было, или он был поверхностный, – уже с долей нескрываемого раздражения заявил следователь.
– Позвольте вам возразить! Все мои предписания находятся в ГРП. В них, я, как инженер по ТБ фиксировал всевозможные нарушения, и давал предписания к их устранению, работы часто проверяли представители РГТИ, а взрывники ко всему проверялись органами МВД – прибавил Вали Ибрагимович. Взрыв, если это не диверсия, ошибка взрывника, а взрывник, как и сапёр, ошибается один раз. Если гибнет сапёр, что его командир под суд идёт?
– Раз есть жертвы, то кто-то должен нести ответственность, – уныло закончил следователь и вызвал прораба, отпустив Вали.
– Мужики! – поделился своим впечатлением Вали, когда вышел, – следователь-то Алёха-боханский!
– Какой он Алеха!
– Следователь в этом деле ничего не понимает. Он капсюля не отличает от шнура, ему расследовать только кражи овец у чабанов, он не знает даже в чём моя вина, как попугай всё время твердил, раз люди погибли, значит, кто-то должен отвечать. Он не знает в чём конкретно нас обвинить, не знаю, что вам скажет, а мне он конкретного ничего не предъявил.
– Тогда, братцы, живем! – обрадовался прораб.
Ему следователь после уточнения его анкетных данных, сказал:
– Вы обвиняетесь в гибели Сарсембина и Мельника.
– Обвиняемый посмотрел на следователя с недоумением: – Позвольте! Как это я обвиняюсь в гибели Сарсембина и Мельника? Я что-то не пойму, что, я их убивал?
– У вас погибли подчиненные, а вы не чувствуете себя виновным? – удивился следователь.
– Да, люди погибли, но я абсолютно не чувствую за собой вины.
– Значит, людей нет, а вы себя виновным не чувствуете?
– Да. Не виновен, – ни прямо, ни косвенно, – твёрдо заявил прораб.
– А кто же виновен?
– А это вы должны расследовать и ответить на этот вопрос, а вас я прошу предъявить мне конкретные пункты обвинения. Тайлаков был более конкретен, чем Вали.
– Вот у шоферов случаются аварии, гибнут шофера, так что же, за каждую гибель шофёра сажают начальника автобазы и всё руководство? Сами по себе склады ВВ не взрываются, тут, возможно, есть какой-то просчёт, как у шофёра, так и у взрывника Мельника. Склады ВВ, так сдаются в эксплуатацию, что взрывы, подобно нашему, вообще исключены.
– У вас же там выявлены многие нарушения, – возразил следователь.
– А у кого их нет? У нас работы начались недавно, у нас нехватки, неукомплектованность, и ещё масса разных нарушений – за что меня и понизили в должности. А вот в чём вы меня обвиняете конкретно – я бы хотел услышать.
Подследственные съездили в Алма- Ату, нашли толкового юриста, проконсультировались, после чего обзавелись копиями всех приказов о наказании нарушителей правил и требований техники безопасности, а Вали снял копии со всех предписаний, которых оказалось очень много. У следователя, как и у любого другого, это дело было не единственное, и не срочное. Ему нужно было бы, скрупулезно изучить всю специфику ведения горных работ, или же получить грамотную и исчерпывающую консультацию, чтобы вести хотя бы на равных разговор с подследственными. Но следователь не сделал ни того, ни другого и всё следствие пошло на разных языках.
На следующий раз следователь спросил у Вали: – почему у вас на штольне хранилось взрывчатки больше положенного?
Вали ответил: – это слова, которые вы слышали, а вот акт, вернее копия акта ревизии, где сказано, что излишков и недостатков взрывчатки на складе не обнаружено. В акте проверки зафиксировано, что учёт производился с нарушениями, которые выражались в исправлении в журналах цифр. Таких уж грамотеев приняли на работу до меня, в акте это и отмечено, что нарушения происходили от не квалифицированности раздатчиц, за что их тоже сняли с работы. По всем формам отчётности, на штольню был завезён сменный запас ВВ и СВ, то есть в количестве, разрешённым паспортом этого склада. Вот паспорт.
– Вы, я вижу, на этот раз подготовились основательно, – хмуро заметил следователь.
– А как же! Если вы считаете меня виновным, то я, естественно, должен доказывать обратное.
– Если не для протокола, – спросил следователь, – сколько там взорвалось взрывчатки?
– Этого суточного запаса хватало для такого разрушения, вопрос же не в этом, а почему взрывчатка взорвалась? Вот это и нужно вам выяснить.
Вали Ибрагимович приободрился, и каждую повестку на вызов к следователю, воспринимал как разрешение на кратковременный отдых. Каждый подследственный теперь ездил к следователю с папкой. Они пополнялись всевозможными бумажками, помогающими ответить на все мыслимые и немыслимые вопросы дознавателя. Время шло, а следствие не продвинулось ни на шаг. Главная причина, которая мешала сформулировать обвинение, была причина взрыва. Обвиняемые со временем превратились в опытных знатоков уголовного права, изучили уголовно-процессуальный и уголовный кодекс, а в этом кодексе статью «халатность», которую они проанализировали в различных вариантах и ко всем вариантам выработали, как шахматисты, защиту на несколько ходов следователя вперед.
Следователь зациклился на утверждении, что, коли есть жертвы, кто-то должен нести ответственность. Скоро подследственные уже требовали: – или предъявите нам квалифицированно- обоснованное обвинение, или закрывайте дело из-за отсутствия состава преступления.
Медицинское вскрытие, показало, что смерть наступила от отравления ядовитыми газами. Сарсембина похоронили на его родине, а гроб с телом Мельника, на самолете отправили за счет ГРП, на его родину.