Проснулся Владислав от ощущения чужого присутствия поблизости. На тварей он, точнее его ментоинформационное поле, сиречь аура, уже давно не реагировала, но на приблизившуюся ауру инстинкты Роева среагировали как на угрозу высшего порядка. Но оно и понятно, очень уж много ее обладательница принесла ему боли, вот чисто на рефлексах орет тревогу и принимает оборонную стойку, в любой момент готовая атаковать.
Изменение в состоянии ауры спящего, а точнее уже проснувшегося, Эхинацея не могла не заметить, а потому сказала мыслеречью:
– Это я…
– Это я уже понял. Собственно, тут никого другого и быть не может.
Тут Владислава, попытавшегося разобраться в оттенках чувств гостьи, что было непростым делом, накрыло. Видение…
От этих пронесшихся в одно мгновение красочных картинок он с трудом пришел в себя, что до самого видения, то… он словно порнофильм посмотрел с участием себя и Эхинацеи.
«Надо же, как меня прихватило, – чуть ошалело и самоиронично усмехнулся Роев. – Но понять меня тоже можно, столько времени монаха из себя вынужденно изображаю, а тут эта понимаешь… Стоп! А фантазия ли это была?! Или же?..»
– Рой…
– Что случилось? – спросил он, снова пытаясь разобраться в гамме транслируемых Эхинацеей чувств, чтобы понять, чего от нее ждать, а то может случилось то, чего он опасался.
– Заходи…
Владислав, быстро одевшись в комбинезон, открыл дверь в свою комнату, запуская все еще остающуюся для него подозрительной женщину.
– Спасибо…
Что до чувств, что стали из нее фонтанировать в несколько раз ярче при встрече, то тут была и опаска, и неуверенность, приправленные сладостным предвкушением и даже смущением, но самое сильное чувство, что она испытывала, – желание. Оно было настолько сильным, что захватило Владислава. Он точно струна среагировал на вибрацию камертона.
«Любовь ли это с ее стороны? Бог весть, но страсть точно! Причем бешеная, что неудивительно с ее психовывихом, – подумал Роев, с трудом вынырнув из потока чужих чувств. – А оно мне надо?»
Будучи профессиональным космонавтом, Роев умел брать чувства под контроль разума, ибо бесконтрольные эмоции в космосе могли привести к гибели. Вот и сейчас он попытался проанализировать ситуацию и найти из нее выход. Ибо близость с Эхинацеей могла привести к еще большим проблемам, так что правильнее было бы сохранять и дальше дистанцию и выдерживать ровные отношения. До сих пор это ему удавалось, хотя он не мог не заметить, скажем так, странностей в поведении Эхинацеи. Но списывал на ее психологический возраст, дескать просто флиртует, играет в любовь, как любая девушка ее психологического возраста, ну и инстинкты ей велят нивелировать возможную угрозу от настороженно относящегося к ней мужчины, а сделать это лучше самым простым и древним способом…
«Но, похоже, все зашло несколько дальше», – подумал он.
Владислав указал на кресло, что сплела сама Эхинацея.
– Что-то случилось? – вновь спросил Роев, присаживаясь напротив.
– Ничего. Просто…
Владислав явственно почувствовал, как палитра эмоций, излучаемых Эхинацеей, стала быстро меняться, начала расти доля смущения, появилась горечь разочарования и даже обиды.
Женщина порывисто встала.
«Э, нет, мне на подводной лодке только обиженной женщины еще не хватало!» – мысленно воскликнул Роев.
Он не понаслышке знал, что это такое, а в его случае это и вовсе может стать сущим кошмаром, ведь она сильный псион, да еще со сдвигом по фазе. А что может сотворить псионик, впавший в ярость… даже его фантазии не хватало, чтобы это представить. Так что проблему требовалось срочно решить.
– Постой… Иди сюда, – как можно нежнее позвал Владислав и протянул руку.
Разочарование сменилось радостью.
Ну а дальше произошло то, что он уже видел в своем видении.
Вот только видеть это одно, а ощутить все наяву – совсем другое. А все дело в том, что они оба являлись псиониками, и это сильно сказалось на испытываемых эмоциях, точнее их восприятии друг друга, что в свою очередь только усиливало чувства, словно срабатывал генератор-усилитель или использовался во все больших дозах допинг.
Мозг буквально выносило от вошедших в резонанс чувств. В какой-то момент они достигли резонансного пика, произошло своеобразное слияние ментальных полей, и Рой с Эхинацеей ощутили себя в прямом смысле единым целым.
Мягко говоря, странное ощущение. Оно даже несколько напугало Владислава.
«А ну как не удастся расцепиться?!» – мелькнула паническая мысль.
«Все будет хорошо, не бойся…» – возникла другая мысль, полная удовлетворения.
Казалось, потребовалась целая вечность, которая на самом деле уложилась в одно мгновение, чтобы понять, что это была ответная мысль Эхинацеи.
Наступило некоторое отрезвление, но к разрыву слияния это не привело. Зато такое чуть отстраненное восприятие происходящего позволило ему увидеть-ощутить себя висящим в космической пустоте…
Однажды Владислав видел карту Вселенной, где каждая звездочка – это галактика, и вот эти точки-галактики объединены в скопления, а сами скопления связаны своеобразными тропками. Так вот это было очень похоже, но в то же время Роев осознавал, что это не вид Вселенной.
Через бесконечное мгновение он понял, что это мозг, энергетическая проекция его мозга.
Вселенная и мозг на самом деле удивительно схожи в своем виде.
Пришло осознание, что каждая определенная зона – скопление галактик – отвечает за ту или иную функцию тела: обоняние, осязание, слух, зрение и так далее. Нашел и зону памяти.
Тут была явно видна аномалия. К этой зоне словно проросли корни, и тонкий, но очень плотный «звездный» жгут шел наверх.
Роев рассмотрел, к чему ведут эти жгуты.
«Так это нейронная связь с моим мозговым червем», – понял он, увидев дополнительную структуру «галактических скоплений», довольно сильно отличающуюся от подобных скоплений в его «вселенной».
Все говорило о чужеродности, главным образом своей гораздо большей плотностью и соответственно жесткой структурированностью, словно атомарная решетка железа в сравнении с той же атомарной решеткой, скажем, алюминия.
Пришло четкое знание, что это биологические банки памяти, а-ля флешки.
«Но об этом я и раньше подозревал…» – отстраненно подумал он.
Обнаружилась и еще одна дополнительная чужеродная система в мозгу, но если черви были внешними и лишь соединялись с мозгом жгутами, то эта находилась в самом центре его Вселенной, возле мозжечка.
Понять, что это такое, не составило никакого труда. Это и есть те внедренные Эхинацеей элементы, своеобразные биологические импланты, призванные усилить его ментоактивность.
Вот только в отличие от соединения мозгового червя, чьи жгуты вросли в «галактические скопления», отвечавшие за память, буквально растворившись в них, интеграция с мозгом у этой зоны была неполной и какой-то дефектной. Часть жгутов уходила в «межзвездную пустоту», часть жгутов были явно повреждены или тоньше, чем требовалось для более полного прохождения сигнала, из-за чего происходила своеобразная перегрузка системы, какие-то жгуты соприкасались между собой, из-за чего, образно говоря, происходили короткие замыкания…
Из-за подобных дефектов связи имплантов с мозгом, собственно, и происходили эпилептические припадки, а часть каких-то псионических возможностей не получила развития. Но, что хуже всего, вероятность повторения подобных неприятностей сохранялась.
Владислав четко увидел, что соединения можно поправить, усилить и даже улучшить, а главное он понял, что может это сделать прямо сейчас.
И сделал. Невидимые руки стали двигать звездные жгуты, правя и соединяя…
Править собственные мозги он не решился, хотя пару моментов, наверное, не помешало бы, но он вовремя вспомнил главное правило программистов: работает – и не трогай.
Захотелось увидеть мозг Эхинацеи.
И вот вокруг сияет новая вселенная с ее сотнями миллиардов галактик, объединенных в кластеры из шаровых скоплений и жгутов, соединяющих эти скопления.
Осмотр показал, что часть жгутов, идущих от кластеров, отвечающих за память, оборвана. Обрывы тянутся друг к другу через пустоту и через какое-то время соединяются вновь самостоятельно, но некоторая часть может соединиться неправильно, условно говоря, синий проводок соединится с красным, а желтый – с зеленым, а то и вовсе к одному проводку прицепится сразу два или три и так далее, что может привести к частичной потере данных или неверному пониманию данных. Скажем, звуки получат цветовую окраску, кошка будет восприниматься собакой, крокодил – черепахой, нож – расческой и так далее и тому подобное, тот еще кошмар. Какие-то жгуты и вовсе не соединятся и в итоге исчезнут, а значит, содержащаяся в скоплениях информация будет потеряна полностью.
«Эхинацея», – позвал Владислав.
«О, как красиво!» – раздался возглас, полный восхищения.
«Ты позволишь мне исправить эти повреждения?» – спросил он.
«Конечно! Даже прошу тебя! Я бы и сама это сделала, но не знаю, как и что… ведь доступа к данным о мозге у меня нет, и что тут за что отвечает, я не знаю…»
«Сейчас узнаешь», – пообещал Роев. Владислав принялся за работу, восстанавливая разорванные нейронные связи, подключая в единую схему блоки памяти.
«Да! Теперь я все вспомнила! Спасибо!» – воскликнула Эхинацея.
Роев напрягся, ведь она могла вспомнить и то, что забыла из-за амнезии.
«Не беспокойся об этом, – счастливо засмеялась Эхинацея. – Этот кусок памяти мне действительно не нужен».
Мгновение – и десятки сияющих скоплений вдруг потускнели, скукожились и исчезли, оставив после себя пустое пространство.
Дальше Эхинацея занялась своими имплантами, что внедрила себе для увеличения ментальной активности, улучшая и правя связи, как это сделал себе Владислав.
Но останавливаться на этом не стала и начала править уже родной мозг, корректируя все, что только показалось ей неправильным, преобразуя хаотичность в строгий порядок.
«Что ты делаешь?!» – забеспокоился Роев.
«Слегка вправляю себе мозги, чтобы вновь не превратиться в психопатку, – ответила Эхинацея. – Видишь, как тут все неправильно…»
«Только без фанатизма, а то, до предела упорядочив структуру, превратишься в какого-нибудь биоробота – совсем без чувств и желаний…»
«Да, тут ты прав… перебарщивать не стоит, – согласилась она. – Думаю, так будет нормально… Что скажешь?»
«Думаю, что да, теперь все выглядит естественно, даже правильно, так, как должно. Уходим. Лучшее – враг хорошего», – добавил Владислав, почувствовав, что Эхинацея хочет еще что-нибудь себе модернизировать.
«Как скажешь…»
Но вот аурное слияние стало спадать, и вскоре они вывалились в реальный мир.
Буквально рухнули. В прямом смысле этого слова. Аж вскрикнули от неожиданности.
Благо высота была небольшая, и произошло это над кроватью.
Сами того не осознавая, они на пике слияния неосознанно что-то сделали с гравитацией пространства, создав невесомость, и какое-то время парили в воздухе.
Владислав едва удержался от матерного выражения своего отношения к произошедшей неожиданности.
Эхинацея только засмеялась. То, что он не сказал слова вслух, не означало, что его не услышали.