– Давай! – Открыв дверь подъезда, Саша подпер ее плечом, а Слава, снежный стокилограммовый толстяк в красном пуховике, с рюкзаком за спиной, вошел внутрь из вьюжного зимнего мрака. Он нес два ящика водки, один на другом, по двадцать бутылок в каждом, и мало что видел в залепленных снегом очках.
– Метет третий день! – сказал Слава, взяв курс к лифту. – А думали, снега не будет. Где коммунальщики? Ясное дело – пьянствуют. А мы подготовились к апокалипсису. Есть водка, женщины и закуска. Научный эксперимент. Может, сделаем это традицией, а? Каждый год, второго января, запираемся на неделю и классно проводим время. Пьем, жрем, любим женщин. Жаль, у тебя нет барабанов – но палочки-то я взял, буду долбить по кастрюлям, поддерживать форму, не обессудь. Драммер не должен простаивать.
– Насчет традиции я согласен, – сказал Саша. – Если понравится.
– Вариантов нет, – Слава был категоричен. – Понравится. Водка-то зачем?
Он шел тяжело и говорил сквозь одышку. За последние десять лет он набрал двадцать пять килограммов лишнего веса, и, как ни странно, ему нравилось быть толстым. Стройный интеллигентный парень в пальто и очках, каким он был в институте, стал наконец собой – Гаргантюа, выпивающим пять литров пива зараз, любителем девушек-готок и странных рок-групп, в одной из которых он был барабанщиком. Его альтер-эго трудилось в налоговой, сидело с девяти до шести в отделе камеральных проверок, мечтая о мировой сцене, – и эта цель медленно приближалась, очень и очень медленно. По подсчетам Славы, при сохранении нынешних темпов он стал бы звездой через двести лет. Он пока не решил, что с этим делать.
Саша был антиподом Славы, контрастом во всем. Высокий, худой, писатель и немного поэт, он любил Queen, The Doors и женщин, приближенных к идеалу в его собственном воображении. Любовь к Дульсинее Тобосской – это о нем. Он умеет влюбляться. Как без этого писателю и поэту? В ядерном реакторе чувств рождается вдохновение, женщина-муза – топливо для реактора. Он написал много, три романа и два десятка рассказов, но никто не брался их издавать. Черт с ними, с издательствами. Он знал, что они неправы: пишет он хорошо и однажды всем им покажет, – этим себя успокаивал, довольствуясь самиздатом. В свободное от творчества время он работал пиарщиком, оттачивая слог в пресс-релизах и статьях, и достиг в этом определенных успехов, став начальником по PR пивзавода. Слава тоже просился туда: кем угодно, лишь бы поближе к пиву, – но Саша не спешил в отдел кадров с резюме Славы, что-то его останавливало. Он не мог поручиться за Славу. Они бывшие одногруппники, но не друзья. Они не виделись десять лет. Встретились полгода назад, с тех пор общались время от времени, и Саша не знал, есть ли у них что-то общее, кроме любви к пиву и пространным беседам о сущности бытия. Что ж, эксперимент все покажет. Это идея Саши. Он напишет книгу, когда все закончится, а в процессе будет вести дневник, записи из которого лягут в ее основу.
Ждать осталось недолго.
Водка и пиво куплены, холодильник полон еды, окна заклеены картоном и плотно зашторены.
В ванну набрали воды.
***
– Вы где пропали? – Маша, девушка Славы, средней красоты неформалка, в черной майке на голое тело, в черных джинсах, черных носках, с черными волосами и черными ногтями, вышла из зала.
– Ух, ниче себе! – выдохнула она, увидев Славу и водку. – Круто!
Полина, девушка Саши, выглянула из кухни.
– Привет! Не мало ли взяли? – спросила она с улыбкой.
Как Саша отличался от Славы, так и она – от Маши: спокойная классическая красота, белая майка, синие джинсы в обтяжку, хвост из русых волос. Полина и Саша дружили три года, планировали сыграть свадьбу будущим летом, а Маша и Слава встретились неделю назад, трахнулись и решили, что им хорошо вместе, в компании с пивом и музыкой. Полина работала маркетологом, а о Маше они мало что знали. Познакомились с ней сегодня. Что ж, у них еще будет возможность заполнить этот пробел. Несколько дней подряд они будут вместе, круглыми сутками, и много чего узнают друг о друге и о себе. Саша весь в предвкушении, а Полине идея не нравится, но спорить с Сашей бесполезно, ибо он креативен, упрям и любит эксперименты, в том числе над людьми. Что касается Славы и Маши, то они не парятся, им бы выпить и закусить, остальное неважно.
Еще одна пара задерживалась: Костя, друг детства Саши, и Кира, его новая пассия. Костя – предприниматель, у него BMW X6, трехкомнатная квартира в центре Москвы и подруга-фотомодель, взявшая себе псевдоним. Кира Вайсс, она же Кристина Ложкина. Саша был удивлен, когда они согласились. Костя – в прошлом известный авантюрист, любитель нового, сорви-голова, остепенившийся со временем, но Кира другой породы: аристократка из пролетариев, новая голубая кровь под чужим именем. Саша видел ее однажды. Одежда, укладка, манеры, внешность с обложки журнала – она знает себе цену и дешево не отдастся. Как она согласилась? Или Костя не спрашивал?
Вот и они. Звонят в дверь.
Все в сборе.
Шоу вот-вот начнется.
***
– Внимание! – Саша стоял в центре зала, обращаясь ко всем. – Слушайте правила!
В комнате стихло. Внешнее благодушие, в которое все играли, сменилось истинным настроением, которое все скрывали. «Во что мы ввязываемся? Не много ли на себя взяли? Послушаем Сашу».
Он видел это в глазах. Он чувствовал напряжение в комнате и сам волновался. Одно дело – строить планы, с шутками-прибаутками о водке и открытии чакр, другое – действовать, без возможности дать слабину. Хватит ли сил? Что будет в конце? Кем они выйдут отсюда, когда опустеет ванна?
Даже Слава притих. Он сидел на диване в обнимку с Машей. Полина стояла, подперев плечом шкаф. Костя и Кира, высокие, красивые, сели на подлокотники кресла.
– Правило первое, – начал Саша. – Никаких часов. Никаких сотовых и других гаджетов. Собираем всё, выключаем, складываем в шкаф под замок. Ключ от замка я прячу в надежном месте. Телевизора нет.
– Правило два. – Саша поднял вверх два пальца. – Мы не хотим знать, что там, за окном, какое время суток. Нам все равно. Окна заклеены и зашторены. Я проверил – днем здесь темно. Как следствие, нет никакого режима. Хочешь спать – спи. Хочешь есть – ешь. Хочешь приготовить себе и другим еды – сделай и услышишь спасибо. Мясо в морозилке, двадцать кило, с голоду не умрем.
– Правило три. Пьем водку и пиво. Никто не отказывается. Трезвых быть не должно – какой в этом смысл? Но мы культурные люди и пьем тоже культурно, без мордобоя. Общаемся и изменяемся.
В комнате засмеялись, а Саша продолжил:
– Четвертое правило. Воду берем из ванны. Исключения – унитаз и душевая кабина. Остальное я перекрыл. Как только вода в ванне закончится, мы скажем друг другу спасибо и выйдем на свет божий. Или в ночь. Мы станем другими. Какими – зависит от нас. В ванне сто восемьдесят литров. Нас шестеро. По тридцать литров на каждого. Должно хватить на неделю, до конца новогодних каникул. Так что на работу успеете. Если понравится – повторим.
Снова смех в зале, несколько напряженный.
– Правило пять. Кроме четырех правил – никаких правил. На этом все. Вопросы есть?
– Если кто-то не выдержит и захочет уйти – отпустим? – спросил Слава с ухмылкой. – Или убьем и на лоджию?
– Ты о себе?
– С таким количеством водки меня пушкой отсюда не вышибешь. Так что нет.
– У каждого есть право на выход, но я знаю, что вы не уйдете. Вы захотите узнать, чем все закончится и кем вы станете. Ничто в вашей жизни, ни в прошлом, ни в будущем, не сравнится с тем, что вы можете здесь получить. Поверьте мне. И – себе.
– Здесь две комнаты, – подняла руку Кира. – Нас шестеро. В связи с этим вопрос…
– Пятое правило: кроме четырех правил – никаких правил. Мы ничего не планируем, не грузим мозг, плывем по реке жизни – куда вынесет. Все устали от дисциплины, не так ли? От планов. От правил. Приличий. Стереотипов. Симулякров. Выбросьте это! Спите где придется.
– И с кем придется, – прибавил Слава.
– Может быть. Не забывайте о пятом правиле. Итак, начинаем? Прошу всех сдать гаджеты и часы.
На шестерых – двенадцать устройств и трое наручных часов. Сложив всё в коробку, Саша запер ее в шкаф, а ключ отнес в спальню и там его спрятал.
Вернувшись в зал, он застал всех там же, где и оставил: никто не сдвинулся с места. Дружескому общению явно что-то мешало, и Саша знал – что. Трезвость. Надо срочно это исправить.
Из кухни принесли стол, закуску и водку.
После первой бутылки Саша попросил всех ответить на два вопроса: «Почему я здесь?» и «Чего я боюсь?»
Слава первый взял слово:
– Я хочу пить, спать, трахаться, общаться и очистить мозг от шлака. Я боюсь, что кончится водка, прежде чем я достигну нирваны, вырвавшись из круга сансары.
Маша долго думала, но ничего не придумала.
– Хочу хорошо провести время, – сказала она. – Все равно делать нечего. А чего я боюсь, не знаю. Ничего.
– Забеременеть, – подсказал Слава.
– От тебя, – нашлась Маша.
Все засмеялись.
Следующим был Костя. Он умел говорить и обожал слушать себя.
– Я люблю приключения и хочу знать, каково это – выйти в день или в ночь после нескольких дней взаперти, в изоляции, без сотового и часов – словно из джунглей, где нет цивилизации. Я прыгал с парашютом, покорял Эльбрус, нырял с аквалангом – теперь я здесь. Будет непросто, но весело, я это чувствую. Саш, спасибо за приглашение. Чего я боюсь? Боюсь, что надоест раньше, чем откроется дверь наружу. Кира, твой черед.
Порозовев от волнения, Кира сказала:
– Можно я пропущу? Я пока не готова.
– Значит, мало выпила! – Слава налил ей водки, полную рюмку. – Пей до дна! И скажи-ка нам, что ты думаешь обо всем этом.
Кира выпила, и он кивнул, глядя на нее плотоядно. Маше это не понравилось. Наблюдая за ним в профиль, из-под черных ресниц и прядей черных волос, упавших ей на лицо, она улыбалась, так как все улыбались, но в глазах радости не было.
– Меня позвал Костя, – сказала Кира. – Я не хотела, он уговорил.
– Тебе нравится здесь? – спросил Саша.
– Честно?
– Как на исповеди.
– Пока не знаю, не поняла.
– Спасибо за откровенность. Чего ты боишься?
Кира ответила не сразу.
– Потерять над собой контроль, – сказала она после паузы.
– Не бойся, здесь все свои. Контроль над собой не стоит того, чтобы все время думать о нем и держать себя под уздцы, чтоб, не дай бог, не наделать глупостей, по меркам нашего общества. Освободись. Позволь себе быть собой. Поль, твоя очередь. Что ты нам скажешь? – Саша смотрел ей в глаза. – Почему? Чего?
– Я тебя люблю, поэтому я здесь. Я боюсь узнать что-то такое, чего знать не хочу, о ком-то из нас, в том числе о себе.
Она смотрела на Сашу:
– А что скажет нам психолог и психиатр, социолог и чуточку социопат, поэт и прозаик жизни?
– Скажу, что рад всех видеть и хочу посмотреть, что будет дальше с каждым из нас. Хочу лучше узнать себя и измениться. Хочу, как сказал Слава, очистить мозг от шлака. Хочу выйти в день или в ночь, как сказал Костя, – не зная, что там. Экзистенциальный эксперимент. Путешествие без маршрута. Выход из зоны комфорта, как любят сейчас говорить, в сумерки, где можно столкнуться с демонами, а можно и встретить ангелов. Чего я боюсь? Пожалуй, лишь одного – не получить удовольствия.
– За это и выпьем! За удовольствие! – подытожил Слава. Рванув со старта, он разбавлял пиво водкой, но никто не взывал к его разуму. Мамы здесь нет. Третье правило: «Пьем водку и пиво», – Слава соблюдает буквально. Он большой, толстый и всех перепьет, даже смешивая напитки.
Вторая бутылка ушла за два тоста, и Саша поставил в проигрыватель альбом «The Doors». Гипнотический вокал Моррисона стал фоном для разговора, а в паузах – когда все молчали – Джим приглашал их на другую сторону, куда большинству вход заказан.
– Что за музыка? – спросила Кира. – Необычная. Мне нравится.
– Doors, – ответил Саша. – Джим Моррисон. Вся его жизнь была экспериментом. И он достиг своей цели.
– Какой?
– Умер.
– Жуть. Как?
– От передоза. Обычная смерть рок-звезды в двадцать семь. Двери открылись и закрылись. Но он до сих пор жив, он с нами, здесь, в этой комнате. Искусство дарует бессмертие.
– Не всякое искусство, – возразил Слава, налив себе пива. – Я барабанщик в сраной дворовой группе и не стану бессмертным, а сдохну в день смерти.
– Поработай над этим, время еще есть.
– Пофиг. Сдохну так сдохну. Не стоит рвать задницу ради того, чего нет. Бессмертия нет. Трупу все равно, он не помнит, не чувствует, не знает, что он труп. Так что буду бухать и не думать об этом. – Слава сделал глоток пива. – А ты? Уже продал душу дьяволу, как Фауст и Паганини?
– В процессе.
– Голосую за Славу, – Маша подняла руку. – Ну его нафиг, надо жить и не париться, не думать о всякой хрени. Заниматься сексом, радоваться.
– Хороший минет стоит месяца жизни, так я считаю, – сказал Слава. – А твой, – обратился он к Маше, – двух.
Она не смутилась:
– Трех.
– Что стоит года твоей жизни? – Костя поддел Славу, дабы продолжить шутку.
– Такой день, как сейчас, – серьезно сказал Слава.
Все замолчали. Работая челюстями и слушая музыку, каждый о чем-то думал, а Джим призывал проще относиться к жизни. Она такая, какая она есть.
Time to live
Time to lie
Time to laugh
Time to die
Takes it easy, baby
Take it as it comes
– Как думаете, который час? – спросил Саша, когда молчание стало в тягость.
– По моим ощущениям, час ночи, – сказала Полина. – Хочется спать.
– Пожалуйста, – сказал Саша. – У нас демократия.
– Я в душ. Если хочешь, составь мне компанию, – с намеком улыбнулась она.
– С удовольствием.
– Можно с вами? – пошутила Маша.
– Там тесно, не поместимся. – Полина за словом в карман не лезла. – Сходишь со Славой, вы ж молодожены.
– Типа того. – Маша обняла Славу, а тот засунул руку ей в джинсы и стал ее гладить. Молодожены. Знакомы неделю. Медовый месяц.
Полина и Саша пошли в душ и там занялись сексом под струями теплой воды. Закончив с этим, вымыли друг друга и вернулись в зал румяными, расслабленными, посвежевшими. Их встретили шуточками и улыбками. Третья бутылка водки, на четверть пустая, стояла в центре стола. Маша клевала носом. Слава пил пиво. Костя скучал. Кира читала вкладыш от диска «The Doors».
– Симпатичный, – сказала она. – Жаль, что умер.
– Сейчас ему было бы семьдесят, а так ему двадцать семь и он не стареет, – заметил Саша. – Кто следующий в душ? Кто хочет чая?
Выпили чая и кофе. Воду набрали из ванны согласно четвертому правилу, и все пришли посмотреть, сколько в ванне воды. Воды было много, полная угловая ванна. Появились сомнения, но Саша всех успокоил: сто восемьдесят литров на шестерых – сущая чепуха, не заметите, как закончится.
После чая Слава и Маша пошли в душ: Маша – пошатываясь, Слава – с плотоядной ухмылкой, – и вернулись не скоро. Мылись они шумно. Маша громко стонала, темп нарастал, шлепки тела о тело были слышны в зале. За столом смеялись.
Когда Слава и Маша вернулись, пьяные и довольные, Кира пошла в душ одна, а Костя остался в зале, делая вид, что так и должно быть.
Слава не понял:
– Ей будет скучно. Кто потрет ей спинку?
– Я могу, – вызвалась Маша. – С удовольствием.
Слава глянул на нее подозрительно:
– Что это значит? То, о чем я подумал?
– Может быть, – ответила Маша.
Слава был озадачен, и не он один. Неожиданно и откровенно. Дальше – больше. Маша пошла в ванную, и никто не стал ей мешать, даже Костя. Усмехаясь, он смотрел шоу из первого ряда и ждал, что будет дальше.
Ко всеобщему удивлению, Маша осталась в ванной. Прошло десять минут, прежде чем Кира и Маша вернулись – взявшись за руки как первоклассницы.
Увидев лица товарищей, они рассмеялись.
– Расслабьтесь! Программа «Розыгрыш»! – крикнула Маша. – Классно мы вас?
– Молодцы, – сказал Саша. – Костю чуть инфаркт не хватил.
– Ладно вам, – подал голос Костя. – Женщина – не мужчина, справился бы, сердце у меня крепкое.
Допили третью бутылку. Полина и Кира не пили. Машу вырвало в туалете. Все чувствовали, что пора закругляться. Джим Моррисон пел третий час – то чисто и глубоко, то пьяно и хрипло – и был единственным, кто не устал.
Костя и Кира легли в спальне как VIP-персоны, Полина и Саша – на диване в зале, а Маша и Слава – в зале на надувном матрасе. Маша была в отключке, Слава перенес ее на матрас на руках.
Выключили свет. Уснули.
Когда Саша проснулся, первое, что он почувствовал – сильную головную боль и тошноту, в кромешной тьме, под звуки храпа в спертом воздухе зала. «С вентиляцией плохо, – подумал он. – Это проблема».
Кажется, он выспался, но не был уверен в этом из-за похмелья. Раскрывшись во сне, Полина лежала в стрингах и лифчике, на животе, а он подумал о том, что ему все равно, с мужской точки зрения. Похмелье отбивало желание. Вчера было страстно, сегодня – тошно. Что за окном? Утро? День? Окна надежно заклеены, в три слоя картона, на них плотные шторы, и свет не проникнет сюда, в убежище, где времени нет и есть лишь бытие, здесь и сейчас, последовательность действий, эмоций и слов. Люди привыкли к минутам, неделям, годам, к дням рождения, будням и праздникам – там, за окном, трудно принять мысль, что все относительно и времени нет вне связи с пространством.