По словам же сына Обуховича, событие имело несколько иной характер. Воевода Обухович не думал так скоро сдаваться, сдача произошла помимо его воли. Положение осажденных после большого штурма 16 августа сделалось весьма тяжелым. Защитников крепости, по заявлению самих обывателей, оставалось менее двух тысяч. Многие были убиты во время штурмов и вылазок, многие взяты в плен, иные ранены пулями, кирпичами и осколками от зубцов и стен. Одни из раненых умерли, еще больше лежало по домам больных, нередко неизлечимых вследствие поранения пулями. Наконец немало умерло от сопутствующих недомоганий и болезней. Между тем, только на оборону двух валов, Большого и Малого, требовалось не менее 1500 человек. За вычетом их, оставалось всего несколько сот человек для обороны большого пространства из 38 кватер стены и 34 башен. Для резервов же: куда необходимо было не менее 1000 человек, и для обороны укрепления, выстроенного за Будовничим (т. е. за нынешним Аврамиевским монастырем), в распоряжении воеводы не оставалось ни одного человека. С такими силами невозможно было бороться против многотысячного царского войска. Самое печальное, что к защитников Смоленска пороха оставалось меньше 230 пудов. В случае нового штурма этого количества пороха при усиленной стрельбе хватило бы на 4 часа, не более.
Крепость сильно пострадала от ядер: в стенах и башнях пробиты бреши, пушки попорчены, избицы разрушены, палисады вырублены, Малый вал разрушен почти до невозможности его исправить. Особенно же сильно разбиты были две кватеры между Антипинской башней и Малым валом и стоявшая здесь Малая башня. На оборону их солдаты и горожане не могли да и не хотели становиться, с ропотом заявляя, что их, словно преступников посылают на верную неминучую смерть. Воевода Обухович просил Корфа, чтобы он, хотя силой поставил бы сюда польскую шляхту, но все меры были напрасны. Корф заявил, что он, потерявши большую часть своих солдат, не может ничего сделать с чужими ему горожанами. И едва ли будет в силах защищать вал при таком вопиющем безлюдье. Пришлось две кватеры на протяжении более 150 сажен бросить без всякой обороны, и неприятель, если бы захотел, мог бы свободно, как через широкие ворота, въехать через них в Смоленск.
Провианта в крепости практически не было. Сначала осажденные рассчитывали питаться лошадиным мясом; но когда не стало уже травы на стенах и соломы на крышах, когда должны были обрезать ветви с деревьев, пришлось уже в июле выпроводить лошадей за стену, оставивши в крепости только 30 коней. В городе начался голод, особенно страдали обыватели, укрывшиеся здесь и сбежавшие в крепость из окрестных деревень. От заразных болезней и антисанитарии, при отсутствии врачей и санитаров, умирало в день по несколько человек. В то же время начались ежедневные грабежи и разбои: голодные озверевшие люди вламывались в чуланы и амбары более состоятельных людей, чтобы достать хоть чего-нибудь съестного.
Воеводе ясно было, что нового штурма крепость не может выдержать. А царь к нему усиленно готовился: из Белорусских земель под Смоленск собраны были все войска и бесчисленное множество безземельных холопов, которым было обещано царское вознаграждение за принятие присяги московскому государю. За Еленскими воротами поставлена новая батарея в 19 осадных орудий, а под стены подведены мины, которых воевода Обухович с инженером никаким способом, отыскать не могли. Все недостатки крепости неприятелю были известны из письма воеводы гетману.
После поражения гетмана Радзивилла от Шереметева, Золотаренко и Поклонского, осажденные потеряли всякую надежду получить откуда-либо помощь, ибо со всех сторон замок был окружен неприятелем, войска которого захватили все города в Белоруссии вплоть до Березины и отрезали полностью Смоленск от Литвы и Польши. Дальше дело обороны в ожидании нового войска царских войск к началу сентября принимало совсем зудой оборот.
Отчаявшись, в ожидании новых штурмов, шляхта в замке взбунтовалась. Никто уже не оказывал повиновения командирам и воеводе Обуховичу, редко кто шел на стены, работать над исправлением разрушений отказывались. Казаки чуть не убили королевского инженера, когда он стал их принуждать к работам. Обнаружилось много перебежчиков в стан противника, особенно из тех полков, которым не было уплачено обещанное жалованье за 5 четвертей. Они, соединившись с голодной чернью, убежали в царский стан. Ввиду таких обстоятельств, воевода Обухович, пользуясь тем, что московские воеводы предложили перемирие для уборки трупов, решил вступить с царем в переговоры.
Именно 10-го сентября воевода Обухович с несколькими смоленскими горожанами составил и подписал манифестацию следующего «дипломатического содержания. Мол, «осажденные, будучи не в состоянии более выдерживать неприятельских штурмов и нападения, решили вступить с неприятелем в переговоры, но не для того, чтобы так скоро сдаться ему, а для того чтобы затягивая переговоры, могли дождаться хоть какой-нибудь помощи и обороны». Воевода рассчитывал, что таким способом можно еще будет продержаться в замке, в течение всего октября, дожидаясь обещанной помощи от короля Речи Посполитой.
Но большинство обывателей были настроены иначе. Они еще раньше стали собираться у отцов Доминиканов на частные сеймики, и здесь было принято окончательное решение сдать город царю. Во главе этих людей стояли пан Голимонт и его приспешники, двое Соколинских. Они вошли в тайные сношения с царем Алексеем Михайловичем и выработали «свои особые» условия сдачи Смоленска. Голимонту и Соколинским царь обещал различные награды и жалованье. В удостоверение чего 8-го сентября дал им такую грамоту:
«Пожаловали есьми города Смоленска судью Галимонта и шляхту, и мещан, и казаков, и пушкарей, и пехоту, которые били челом нам на вечную службу и веру дали и видели наши царские пресветлые очи, велели их ведать и оберегать от всяких обид и расправу меж ими чинить судье Галимонту… Также мы, Великий Государь, пожаловал есьми его, судью Галимонта и шляхту, прежними их маетностями велел им владеть по-прежнему. А как мы, Великий Государь, за милостью Божьею войдем в город Смоленск, пожалуем и велим им дать каждому особо их маетности, и с нашей Царского Величества жалованной грамоты по их привилегиям, кто и чем владел. А мещан, и казаков и пушкарей, за которыми земли потому ж жалуем, велим дать ваши жалованные грамоты; а пехоту мы Великий Государь пожалуем нашим Царского Величества жалованьем. Дана в стану под Смоленском 8 сентября 7163 года (1654 г.). У подлинной грамоты печать большая и рука пресветлого Царского Величества».
Когда воевода Обухович и его сторонники узнали о вероломном поступке своих сотоварищей Галимонта и Соколовских, они составили протест против него и подписали его. Но это не помогло. Противная сторона взбунтовала шляхту, мещан, крепостную пехоту, которая охраняла ворота, также польскую пехоту, казаков и других обывателей крепости. Под предводительством Галимонта и Соколинских бунтовщики собрались огромной толпой к дому воеводы, силою взяли оттуда его знамя, отворили городские ворота, пошли к царю в лагерь, присягнули ему на подданство, и впустили в город несколько тысяч московского войска, не дождавшись даже того срока, который был назначен им самой Москвой.
Таким образом, по рассказу Обуховича-сына, его отец, смоленский воевода Обухович, не участвовал в сдаче крепости. Но, в тоже время, он сам на сейме не отрицал обвинения покойного в том, что он вошел в переговоры с царем, и в оправдание отца приводил вышеуказанные мотивы. Чтобы примирить это противоречие, необходимо, кажется, дело представлять так. Около 10-го сентября воевода прислал царю предложение о начатии переговоров. 10-го сентября, как записано в Дворцовых Разрядах, эти переговоры начались. Но так как в тот же день обывателями была объявлена манифестация воеводы и его партия, о том, что переговоры ведутся лишь для проволочки времени, то противная партия, раньше уже условившаяся тайно с царем о сдаче, вмешалась в дело и решительными мерами привела его к желанному концу. Воеводе пришлось примириться с фактом и подписать сдачу крепости.
Самое интересное в Смоленской эпопее, что 23-го сентября под стенами Смоленска происходило явление обратное тому, какое видели здесь в 1634 году, при капитуляции Шеина. Царь Алексей Михайлович «пошел со своего государева стану, с Девичьей горы, к Смоленску со всеми полками. А перед государем были два знамени. У большого знамени стольник и воевода, князь Андрей Иванов сын Хилков, а с ним головы у знамени: Гаврило Федоров сын Самарин, Астафий Семенов сын Сытин; у другого знамени стольник и воевода, Данило Семенов сын Яковлев, а с ним головы у знамени: Владимир Федоров сын Скрябин, Матвей Захарьин сын Шишкин. И пришел государь к Смоленску, и стал против Молоховских ворот со всеми полками».
Без сомнения, царь был окружен той же обстановкой, как и при выезде из Москвы. Перед ним несли знамя с изображением золотого орла, царские лошади были великолепно украшены, даже ноги их были унизаны жемчугом. Сам царь был окружен 24 гусарами. Одеяние его унизано жемчугом; на голове он имел остроконечную шапку, а в руках крест и золотую державу, покрытую жемчугом.
«Смоленский воевода Обухович и полковник Корф и литовские люди, которые хотели идти в Литву, вышли из Смоленска через Молоховские ворота и, поравнявшись на поле с государем, слезли с коней и ударили ему челом». Все войсковые польские знамена были положены как трофеи у ног государя. Затем, по данному знаку, воеводы сели на коней и литовские люди «пошли в Литву». Это был первый воинский триумф Тишайшего царя, и Алексей Михайлович знал, что триумфатор должен быть всегда милосердным к побежденным. И «с радостью отпустив литовских людей, вошел государь в Смоленск».
Здесь он торжественно встречен был оставшимися в Смоленске властями, войсками и жителями. В царской грамоте от 4-го октября перечисляются смоляне, присягнувшие царю и оставшиеся на Московской службе. Это «подкоморий Смоленский, князь Самуил Друцкой-Соколинский, королевский секретарь Ян Кременевский; городской судья Голимонт; будовничий Якуб Ульнер, ротмистры Денисович, Станкевич, Бака, Воронец» и иные шляхта знатные и рядовые многие люди. Да на наше ж Царское Величество имя остались в Смоленске немцы, начальные многие люди и гайдуки, и всякие служилые люди мало не все; также и пушкари, и Смоленские казаки, и мещане все остались в Смоленске».
Побыв в городе, государь в тот же день вышел из Смоленска и стал против Молоховских ворот, в шатрах, на прежнем месте, а в Москву послал князя Юрия Ромодановского с радостной вестью. С той же вестью были разосланы гонцы во все полки, воевавшие Литву. 24 сентября, перед царским станом, против Молоховских ворот была устроена тафтяная походная церковь во имя Воскресения Христова. 25-го сентября митрополит Корнилий освятил ее и отслужил благодарственный молебен, после чего бояре, окольничие стольники, стряпчие и дворяне московские вместе с представителями Смоленска поздравляли Государя и подносили ему хлеб-соль и соболей.