Выступления полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации (2008—2012 годы). Сборник - читать онлайн

Дело о проверке конституционности положений статьи 82 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина В.В. Костылева

Выступление полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации М.В. Кротова

27 мая 2008 года

Глубокоуважаемый Высокий Суд!

В своей жалобе в Конституционный Суд РФ гражданин Костылев В.В. заявляет, что является собственником вертолета BELL 407, серийный номер 53605, который он приобрел 29 сентября 2004 г. у ООО «Транкинформ». 20 сентября 2005 г. исполняющим обязанности прокурора Московско-Смоленской транспортной прокуратуры возбуждено уголовное дело № 344504 по факту контрабандного ввоза на территорию Российской Федерации воздушных гражданских судов. 3 ноября 2005 г. старшим следователем следственного отдела при линейном отделе внутренних дел станции Москва-Белорусская Бормотовым В.В. вынесено постановление о признании принадлежащего Костылеву В.В. на праве собственности вертолета вещественным доказательством и о передаче данного вертолета на ответственное хранение сотрудникам фирмы «РоДан М».

Костылев В.В. в порядке статьи 125 УПК Российской Федерации обратился в Тверской районный суд г. Москвы с жалобой, в которой, в том числе, просил отменить постановление о приобщении принадлежащего ему вертолета к уголовному делу в качестве вещественного доказательства, а также обязать следственные органы возвратить вертолет ему как законному владельцу. Постановлением федерального судьи Тверского районного суда г. Москвы от 22 марта 2006 г. действия и решения следователя Бормотова В.В. в части передачи на ответственное хранение принадлежащего Костылеву В.В. вертолета сотрудникам фирмы «РоДан М» признаны необоснованными, на следователя возложена обязанность устранить допущенные нарушения.

Однако указанное постановление судьи не было исполнено, напротив, 16 мая 2006 г., несмотря на неоднократные обращения Костылева В.В. о передаче указанного вертолета ему на ответственное хранение, следователем Московско-Смоленской транспортной прокуратуры Теленкевичем Н.Н. вынесено постановление о передаче этого вертолета на реализацию в Российский фонд федерального имущества в соответствии с подпунктом «в» пункта 1 части второй статьи 82 УПК Российской Федерации. 9 июня 2006 г. вертолет был реализован.

Костылев В.В. был вынужден обратиться в Пресненский суд г. Москвы с жалобой о признании незаконными решения Теленкевича Н.Н. о признании вещественным доказательством вертолета «Белл-407» № 53605, действия и решения по передаче данного вертолета на хранение фирмам ООО «РоДан М» и ООО «Круг», не уполномоченными на то РФФИ, а также постановление о реализации вертолета, однако 12 декабря 2006 года суд постановил оставить его иск без удовлетворения. Каких-либо нарушений в действиях ст. следователя Московско-Смоленской транспортной прокуратуры Теленкевича Н.Н. судом установлено не было, поскольку дальнейшее хранение указанных вертолетов при уголовном деле могло привести к невозможности их использования в качестве летательных аппаратов, что повлекло бы за собой увеличение ущерба причиненного государству.

Уголовное дело по факту контрабандного ввоза указанного вертолета до сих пор находится на стадии предварительного расследования. Заявитель Костылев В.В. признан гражданским истцом.

Оспариваемым заявителем подпунктом «в» пункта 1 части второй статьи 82 УПК Российской Федерации установлено, что вещественные доказательства в виде предметов, которые в силу громоздкости или иных причин не могут храниться при уголовном деле, в том числе большие партии товаров, хранение которых затруднено или издержки по обеспечению специальных условий хранения которых соизмеримы с их стоимостью, передаются для реализации в порядке, установленном Правительством Российской Федерации; средства, вырученные от реализации, зачисляются в соответствии с настоящей частью на депозитный счет органа, принявшего решение об изъятии указанных вещественных доказательств, на срок, предусмотренный частью первой настоящей статьи. К материалам уголовного дела может быть приобщен образец вещественного доказательства, достаточный для сравнительного исследования.

По мнению заявителя, данная норма противоречит статье 35 (часть 3) Конституции Российской Федерации в той мере, в какой допускает реализацию имущества, имеющего законного владельца, без решения суда на стадии досудебного разбирательства.

При этом заявитель утверждает, что является собственником и добросовестным приобретателем и не может быть лишен права свободно пользоваться и распоряжаться своим имуществом, а также права на справедливое разбирательство по вопросу реализации имущества компетентным, независимым и беспристрастным судом.

Конституционный Суд уже не раз рассматривал вопрос о конституционности отдельных положений части второй статьи 82 Уголовно-процессуального кодекса. Особенность настоящего дела состоит в рассмотрении указанного положения с учетом детализации его подпунктом «в» пункта 1, по которому конституционно-правовая оценка Судом не давалась.

Частота постановки перед Конституционным Судом вопроса о конституционности внесудебного отчуждения имущества у собственника в связи с признанием этого имущества вещественным доказательством по уголовному делу, свидетельствует о сложившейся правоприменительной практике, допускающей случаи фактически незаконного изъятия собственности помимо решения суда.

О недопустимости такого внесудебного порядка изъятия имущества, в том числе у добросовестного собственника, можно судить исходя из правовой позиции Конституционного Суда, изложенной в Постановлении от 20 мая 1997 года № 8-П, в соответствии с которой предписание статьи 35 (часть 3) Конституции Российской Федерации выступает конституционной гарантией права собственности для тех субъектов, которым конфискуемое имущество принадлежит на законных основаниях.

Согласно статье 35 Конституции Российской Федерации право частной собственности охраняется законом (часть 1), каждый вправе иметь имущество в собственности, владеть, пользоваться и распоряжаться им (часть 2), никто не может быть лишен своего имущества иначе как по решению суда (часть 3). По смыслу данной статьи во взаимосвязи со статьей 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации, право частной собственности не является абсолютным и может быть ограничено федеральным законом в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства. Такого рода ограничения могут выражаться, в частности, в наделении лиц, производящих дознание и предварительное следствие, полномочиями по применению – в целях обеспечения производства по уголовному делу – превентивных мер, включающих изъятие и приобщение к делу определенных вещей и документов.

Обращаясь к вопросу о допустимости изъятия имущества у собственника или владельца по решению государственного органа или должностного лица, осуществляющего предупреждение, пресечение или раскрытие правонарушения, Конституционный Суд Российской Федерации в постановлениях от 20 мая 1997 года № 8-П, от 11 марта 1998 года № 8-П, от 14 мая 1999 года № 8-П, а также в Определении от 10 марта 2005 года № 97-О пришел к выводу, что временное изъятие имущества (в том числе выразившееся в приобщении к уголовному делу вещественных доказательств), представляющее собой процессуальную меру обеспечительного характера и не порождающее перехода права собственности на имущество к государству, не может расцениваться как нарушение конституционных прав и свобод, включая право собственности.

Конституционный Суд признал необходимым обеспечение лицам, в отношении которых подобного рода ограничения применяются, гарантируемого статьей 46 (часть 2) Конституции Российской Федерации права обжаловать в суд соответствующие решения и действия, сопряженные с ограничением правомочий владения, пользования и распоряжения имуществом.

При этом оценка судом законности и обоснованности изъятия у собственника или владельца того или иного имущества, в том числе в связи с приобщением к уголовному делу в качестве вещественного доказательства, не может сводиться к установлению лишь его формального соответствия требованиям закона, определяющего полномочия соответствующих должностных лиц органов предварительного расследования или прокуратуры, а предполагает необходимость учета как тяжести преступления, в связи с расследованием которого решается вопрос об изъятии имущества, так и особенности самого имущества, в том числе его стоимости, принадлежности обвиняемому (подозреваемому), потерпевшему или иным лицам, значимости для собственника или владельца и общества, возможных негативных последствий изъятия имущества (например, его порча, уничтожение, причинение неоправданных убытков в результате невозможности использования). В зависимости от этих обстоятельств следователь, а затем и суд, решая вопрос о признании имущества вещественным доказательством, должны определить, подлежит ли это имущество изъятию и приобщению к делу, передаче для реализации или уничтожению либо же оно может быть сфотографировано, снято на видео- или кинопленку и передано законному владельцу на ответственное хранение до принятия окончательного решения по уголовному делу.

Во всяком случае, изъятие имущества у собственника или владельца, в том числе в связи с приобщением его к уголовному делу в качестве вещественного доказательства или в связи с наложением на него ареста, предполагает обоснование того, что иным способом обеспечить решение стоящих перед уголовным судопроизводством задач невозможно. Кроме того, Определением Конституционного Суда от 15 февраля 2005 г. № 59-О действия и решения дознавателя и следователя, сопряженные с ограничением права собственности в результате применения статей 81 и 82 УПК Российской Федерации, отнесены к числу решений и действий, затрагивающих конституционные права и свободы граждан.

Сформулированная Конституционным Судом Российской Федерации в вышеназванных решениях правовая позиция, в соответствии с которой изъятие имущества, представляющее собой процессуальную меру обеспечительного характера, допустимо без судебного решения, распространяется лишь на те случаи, когда изъятие имущества является временным, не порождает лишение гражданина права собственности и его переход к государству и предполагает последующий судебный контроль. При этом Конституционный Суд признал, что, несмотря на временный характер изъятия имущества, не исключается законодательное установление дополнительных гарантий защиты права собственности, в том числе в форме предварительного судебного контроля за законностью и обоснованностью временного изъятия имущества, как это предусмотрено, например, пунктом 9 части второй статьи 29 и статьей 115 УПК Российской Федерации применительно к наложению ареста на имущество.

Что же касается содержащихся в статье 82 УПК Российской Федерации положений, позволяющих окончательно определять судьбу вещественных доказательств еще до завершения производства по делу, к их числу относится и оспариваемое положение подпункта «в» пункта 1 части второй статьи 82 УПК РФ, предусматривающее возможность передачи признанных вещественными доказательствами предметов для реализации в случае, если их хранение является затрудненным или дорогостоящим. В результате реализации этой меры происходит не временное изъятие имущества, а его отчуждение, лишение собственника или владельца его имущества, в связи с чем последующий, а не предварительный, судебный контроль за законностью и обоснованностью применения этих мер не может быть признан эффективной гарантией права собственности.

В таком случае, права собственников и владельцев имущества, призванного вещественным доказательством, могут считаться защищенными лишь при условии, что решение о передачи для реализации такого имущества будет принято судом исходя из конституционно признанных целей (статья 55, часть 3 конституции РФ) и с учетом обстоятельств конкретного уголовного дела.

Как было ранее признано Конституционным Судом в отношении пункта 3 части второй статьи 82 УПК РФ и может, по нашему мнению, быть распространено на подпункт «в» пункта 1 части второй статьи 82 УПК РФ: «не препятствует принятию решения об отчуждении имущества, признанного вещественным доказательством по уголовному делу, именно судом, поскольку ни он сам, ни другие положения данной статьи не содержат указаний на то, что подобные решения принимаются дознавателем, следователем или прокурором, и исключает наличие соответствующих полномочий у суда».

Данный вывод подкрепляется еще и тем, что судебное решение, исходя из смысла уголовно-процессуального закона, должно выступать в качестве обязательного юридического основания для отчуждения имущества, приобщенного к уголовному делу, в том числе путем передачи его для реализации.

Так, например, Конституционный Суд в Определении от 10 марта 2005 г. № 97-О признал недопустимой передачу без судебного решения изъятых из незаконного оборота этилового спирта, алкогольной и спиртосодержащей продукции, приобщенных к уголовному делу в качестве вещественного доказательства, для их технологической переработки или уничтожения, несмотря даже на то, что это имущество принадлежало лицу, привлекавшемуся в качестве обвиняемого, и было признано изъятым из оборота.

В Определении от 24 мая 2005 года № 255-О Конституционный Суд Российской Федерации сформулировал правовую позицию, согласно которой часть вторая статьи 82 УПК Российской Федерации, предусматривая право следователя принимать решение об изъятии вещественного доказательства и передаче его на хранение в указанном им месте (пункт «а») или о возвращении вещественного доказательства законному владельцу до вынесения решения по делу (пункт «б»), не содержит каких-либо предписаний, позволяющих ему самостоятельно предрешать судьбу вещественного доказательства и устанавливать право собственности на это имущество.

В рассматриваемом деле заявитель как собственник имущества был известен органам предварительного расследования, однако принадлежащее ему имущество было реализовано. Тем самым произошло не временное изъятие имущества из владения собственника, а его отчуждение, лишение собственника его имущества.

Таким образом, оспариваемые положения подпункта «в» пункта 1 части второй статьи 82 УПК Российской Федерации, устанавливающие возможность реализации вещественных доказательств по уголовному делу, в той мере, в какой прямо не ограничивают возможности реализации указанного в нем имущества без судебного решения, в практике правоприменения нарушают конституционные права заявителя.

В соответствии с частью первой статьи 125 УПК Российской Федерации и с учетом правовой позиции, сформулированной Конституционным Судом в Постановлении от 23 марта 1999 года № 5-П в уголовном судопроизводстве заинтересованным лицам предоставляется право уже на стадии предварительного расследования обжаловать в суд действия и решения дознавателя, следователя, прокурора, затрагивающие конституционные права и свободы граждан и влекущие последствия, выходящие за рамки уголовного судопроизводства, которые не могут быть в полной мере устранены на его последующих стадиях. К числу таких действий и решений относятся и те, которые сопряжены с ограничением права собственности в результате применения содержащихся в частях первой и второй статьи 81 и частях второй и четвертой статьи 82 УПК Российской Федерации положений, определяющих виды вещественных доказательств, порядок их приобщения к уголовному делу, а также порядок хранения вещественных доказательств до завершения производства по уголовному делу.

Вместе с тем оценка решений и действий органа предварительного расследования по признанию принадлежащего заявителю вертолета вещественным доказательством по уголовному делу, его приобщению в этом качестве к уголовному делу, передаче на ответственное хранение сторонней организации и реализации в компетенцию Конституционного Суда Российской Федерации не входит, а является прерогативой суда общей юрисдикции.

В настоящем деле хотелось бы затронуть еще один аспект. Как нами уже указывалось, конституционные гарантии права собственности в отношении конфискуемого имущества неразрывно связаны с установлением принадлежности этого имущества владельцу на законных основаниях и установления факта его добросовестного приобретения. Поэтому при рассмотрении настоящего дела имеют значение правовые позиции Конституционного Суда, сформулированные им в отношении защиты конституционных прав лиц, приобретших товар, незаконно ввезенный на территорию Российской Федерации. Так, в Определении от 27 ноября 2001 года № 202-О Конституционный Суд указал, что товары и транспортные средства, ввезенные на таможенную территорию Российской Федерации с нарушением таможенных правил, предусматривающих возможность конфискации, не могут быть конфискованы у лиц, которые приобрели их в ходе оборота на территории Российской Федерации, если эти лица не могли каким-либо образом влиять на соблюдение требуемых при перемещении товаров и транспортных средств через таможенную границу таможенных формальностей, поскольку не были в тот период участниками каких-либо отношений, включая таможенные отношения, по поводу такого имущества, и если, приобретая его, они не знали и не должны были знать о незаконности ввоза».

Кроме того, в соответствии с положениями Определения Конституционного Суда Российской Федерации № 167-О от 12 мая 2006 года, лица, которые на момент приобретения транспортного средства не знали и не должны были знать о незаконности его ввоза на территорию Российской Федерации, не могут рассматриваться как ответственные за таможенное оформление соответствующих транспортных средств, включая уплату таможенных платежей, поскольку на момент ввоза на территорию Российской Федерации не состояли в каких-либо отношениях по поводу указанных транспортных средств. Следовательно, для таких лиц действующее таможенное законодательство не исключает возможность осуществления правомочий собственника в отношении приобретенных ими законным образом транспортных средств.

Таким образом, пункт 1 статьи 15 Таможенного кодекса Российской Федерации, аналогичной положению части первой статьи 131 Таможенного кодекса Российской Федерации 1993 года, не исключает признание лиц, которые на момент приобретения транспортного средства на территории Российской Федерации не знали и не должны были знать о том, что оно не прошло таможенное оформление в установленном порядке, полноправными собственниками приобретенного ими транспортного средства. В этом случае сама по себе оспариваемая норма Таможенного кодекса Российской Федерации не может быть основанием для признания недействительным договора купли-продажи и лишения покупателя права собственности.

В тех случаях, если приобретатель не проявил в отношениях, связанных с приобретением имущества, заведомо происходящего из-за границы, ту степень заботливости и осмотрительности, какая от него требовалась в целях надлежащего соблюдения таможенного законодательства, это дает основания говорить о его вине в форме неосторожности. Вместе с тем неосторожный приобретатель, лишившийся имущества в результате конфискации или понесший бремя расходов в результате уплаты таможенных платежей, во всяком случае может – на условиях, предусмотренных гражданским законодательством, и в порядке, установленном соответствующим процессуальным законодательством, – требовать возмещения понесенных им расходов со стороны лиц, у которых он приобрел это имущество (Определение Конституционного Суда от 27 ноября 2001 года № 202-О).

Подводя итог вышесказанному, можно сделать вывод о недопустимости в практике правоприменения случаев внесудебного ограничения прав собственника имущества в связи с тем, что оно признается вещественным доказательством по уголовному делу, и тем более лишение собственника (добросовестного приобретателя) этого имущества без возмещения ущерба.

Конституционный Суд Российской Федерации.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

от 16 июля 2008 года № 9-П

По делу о проверке конституционности положений статьи 82 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина В.В. Костылева¹⁸

Именем Российской Федерации

Конституционный Суд Российской Федерации в составе председательствующего – судьи Ю.М. Данилова, судей Л.М. Жарковой, Г.А. Жилина, С.М. Казанцева, М.И. Клеандрова, Н.В. Селезнева, В.Г. Стрекозова,

с участием представителя гражданина В.В. Костылева – адвоката Н.А. Опимаковой, постоянного представителя Государственной Думы в Конституционном Суде Российской Федерации А.Н. Харитонова, полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации М.В. Кротова,

руководствуясь статьей 125 (часть 4) Конституции Российской Федерации, пунктом 3 части первой, частями третьей и четвертой статьи 3, пунктом 3 части второй статьи 22, статьями 36, 74, 86, 96, 97 и 99 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации»,

рассмотрел в открытом заседании дело о проверке конституционности положений статьи 82 УПК Российской Федерации.

Поводом к рассмотрению дела явилась жалоба гражданина В.В. Костылева на нарушение его конституционных прав положениями подпункта «в» пункта 1 части второй статьи 82 УПК Российской Федерации. Основанием к рассмотрению дела явилась обнаружившаяся неопределенность в вопросе о том, соответствуют ли эти законоположения Конституции Российской Федерации.

Заслушав сообщение судьи-докладчика Н.В. Селезнева, объяснения представителей сторон, выступления приглашенных в заседание представителей: от Генерального прокурора Российской Федерации – Т.А. Васильевой, от Следственного комитета при прокуратуре Российской Федерации – А.В. Тимофеева, от Федеральной таможенной службы – Л.Г. Подгорной, исследовав представленные документы и иные материалы, Конституционный Суд Российской Федерации

установил:

1. Пунктом 1 части второй статьи 82 «Хранение вещественных доказательств» УПК Российской Федерации предусматривается, что вещественные доказательства в виде предметов, которые в силу громоздкости или иных причин не могут храниться при уголовном деле, в том числе большие партии товаров, хранение которых затруднено или издержки по обеспечению специальных условий хранения которых соизмеримы с их стоимостью: фотографируются или снимаются на видео- или кинопленку, по возможности опечатываются и хранятся в месте, указанном дознавателем, следователем, при этом к материалам уголовного дела приобщается документ о месте нахождения такого вещественного доказательства, а также может быть приобщен образец вещественного доказательства, достаточный для сравнительного исследования (подпункт «а»); возвращаются их законному владельцу, если это возможно без ущерба для доказывания (подпункт «б»); передаются для реализации в порядке, установленном Правительством Российской Федерации, а средства, вырученные от реализации, зачисляются на депозитный счет органа, принявшего решение об изъятии указанных вещественных доказательств, на срок, предусмотренный частью первой данной статьи, при этом к материалам уголовного дела может быть приобщен образец вещественного доказательства, достаточный для сравнительного исследования (подпункт «в»). Согласно части четвертой той же статьи передача соответствующих предметов для реализации осуществляется на основании постановления дознавателя, следователя или судьи.

Заявитель по настоящему делу – гражданин В.В.Костылев утверждает, что примененный в отношении него подпункт «в» пункта 1 части второй статьи 82 УПК Российской Федерации допускает лишение собственника принадлежащего ему имущества, признанного вещественным доказательством по уголовному делу, без судебного решения, чем нарушаются закрепленные в статье 35 (часть 3) Конституции Российской Федерации гарантии права собственности.

1.1. 20 сентября 2005 года Московско-Смоленской транспортной прокуратурой города Москвы по факту перемещения в 2004 году через таможенную границу Российской Федерации двух вертолетов марки «BELL 407» было возбуждено уголовное дело по признакам преступления, предусмотренного частью первой статьи 188 «Контрабанда» УК Российской Федерации. Данные вертолеты, один из которых был приобретен на основании агентского договора гражданином В.В. Костылевым, постановлениями следователя линейного отдела внутренних дел на станции Москва-Белорусская были признаны вещественными доказательствами и переданы на ответственное хранение уполномоченным организациям Российского фонда федерального имущества. Жалоба В.В. Костылева на эти постановления Тверским районным судом города Москвы была удовлетворена частично: указав, что передача вертолета марки «BELL 407» (серийный номер 53605) на ответственное хранение собственнику не причинит какого-либо ущерба доказыванию по уголовному делу, суд постановлением от 22 марта 2006 года признал действия и решения следователя в части, касающейся передачи этого вертолета на ответственное хранение ООО «РоДан М», необоснованными и обязал его устранить допущенные нарушения.

Между тем по постановлению следователя Московско-Смоленской транспортной прокуратуры города Москвы от 16 мая 2006 года, посчитавшего, что хранение такого громоздкого вещественного доказательства, как воздушное судно, затруднено и требует высоких затрат, соизмеримых с его стоимостью, принадлежащий В.В. Костылеву вертолет был передан на реализацию в Российский фонд федерального имущества и 9 июня 2006 года приобретен OOO «Мастер-брокер». Судья Пресненского районного суда города Москвы согласился с выводом о нецелесообразности дальнейшего хранения вертолетов и постановлением от 12 декабря 2006 года оставил жалобу В.В. Костылева на постановление следователя без удовлетворения.

1.2. Таким образом, предметом рассмотрения Конституционного Суда Российской Федерации по настоящему делу являются взаимосвязанные положения подпункта «в» пункта 1 части второй и части четвертой статьи 82 УПК Российской Федерации, как позволяющие осуществлять реализацию изъятого в качестве вещественного доказательства имущества в виде предметов, которые в силу громоздкости или иных причин не могут храниться при уголовном деле, в том числе большие партии товаров, хранение которых затруднено или издержки по обеспечению специальных условий хранения которых соизмеримы с их стоимостью, по постановлению дознавателя, следователя или судьи.

2. В соответствии с Конституцией Российской Федерации признание, соблюдение и защита права частной собственности, относящегося к основным правам, неотчуждаемым и принадлежащим человеку от рождения, составляет обязанность государства; при этом в Российской Федерации равным образом признаются и защищаются также иные формы собственности, в том числе публичная собственность – государственная и муниципальная (статья 2; статья 8, часть 2; статья 17, часть 2).

Будучи одной из основ конституционного строя Российской Федерации, право частной собственности, как следует из статьи 18 Конституции Российской Федерации, наряду с другими непосредственно действующими правами и свободами человека и гражданина определяет смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечивается правосудием. Исходя из этого статья 35 Конституции Российской Федерации предписывает, что право частной собственности охраняется законом (часть 1); каждый вправе иметь имущество в собственности, владеть, пользоваться и распоряжаться им как единолично, так и совместно с другими (часть 2); никто не может быть лишен своего имущества иначе как по решению суда; принудительное отчуждение имущества для государственных нужд может быть произведено только при условии предварительного и равноценного возмещения (часть 3).

В приведенных положениях Конституции Российской Федерации выражен, по сути, один из основополагающих аспектов верховенства права – общепризнанный в цивилизованных государствах принцип неприкосновенности собственности, выступающий гарантией права собственности во всех его составляющих, таких как владение, пользование и распоряжение своим имуществом. Этому корреспондируют положения Конвенции о защите прав человека и основных свобод, согласно которым каждое физическое или юридическое лицо имеет право на уважение своей собственности; никто не может быть лишен своего имущества иначе как в интересах общества и на условиях, предусмотренных законом и общими принципами международного права; государство вправе обеспечивать выполнение таких законов, какие ему представляются необходимыми для осуществления контроля за использованием собственности в соответствии с общими интересами (статья 1 «Защита собственности» Протокола № 1); каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностях или при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона (пункт 1 статьи 6 Конвенции).

В силу таких фундаментальных принципов, как верховенство права и юридическое равенство, вмешательство государства в отношения собственности не должно быть произвольным и нарушать равновесие между требованиями интересов общества и необходимыми условиями защиты основных прав личности, что предполагает разумную соразмерность между используемыми средствами и преследуемой целью, с тем чтобы обеспечивался баланс конституционно защищаемых ценностей и лицо не подвергалось чрезмерному обременению.

Соответственно, Конституция Российской Федерации, наделяя федерального законодателя определенной дискрецией при регулировании права собственности и связанных с ним отношений по владению, пользованию и распоряжению имуществом (статья 71, пункты «в», «о»), закрепляет в статье 55 (часть 3), что права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства. Из данной нормы во взаимосвязи со статьями 8, 17 (часть 3), 19 (части 1 и 2), 34 и 35 Конституции Российской Федерации вытекает, что ограничения права собственности, равно как и свободы предпринимательской и иной экономической деятельности могут вводиться федеральным законом, если только они необходимы для защиты других конституционно значимых ценностей, в том числе прав и законных интересов других лиц, отвечают требованиям справедливости, разумности и соразмерности (пропорциональности), носят общий и абстрактный характер, не имеют обратной силы и не затрагивают само существо данного конституционного права.

Конституционные гарантии охраны частной собственности законом и допустимости лишения имущества не иначе как по решению суда, выражающие принцип неприкосновенности собственности, а также конституционные гарантии судебной защиты распространяются как на сферу гражданско-правовых отношений, так и на отношения государства и личности в публично-правовой сфере. Это означает, что в случаях изъятия имущества у собственника, независимо от оснований такого изъятия (в том числе для обеспечения производства по уголовному делу), поскольку оно носит принудительный характер и предполагает наличие спора о праве на данное имущество, в обязательном порядке должен осуществляться эффективный судебный контроль.

3. Собственность, как цивилизованная основа и выражение свободы человека, является необходимым условием свободы экономической (в том числе предпринимательской) деятельности, предполагающей свободу договора и равенство субъектов этой деятельности, правовое положение которых предопределяется закрепленными Конституцией Российской Федерации правом частной собственности, а также гарантиями данного права и критериями возможных его ограничений. Исходя из этого Гражданский кодекс Российской Федерации устанавливает в качестве основных начал гражданского законодательства неприкосновенность собственности и свободу договора, равенство, автономию воли и имущественную самостоятельность участников гражданского оборота, беспрепятственное осуществление гражданских прав, недопустимость произвольного вмешательства кого-либо в частные дела, обеспечение восстановления нарушенных прав, их судебную защиту (пункт 1 статьи 1, пункт 1 статьи 2).

Указанные фундаментальные правовые начала собственности и свободы экономической деятельности, как они определены в Конституции Российской Федерации и Гражданском кодексе Российской Федерации, лежат в основе любого законодательного регулирования в сфере отношений собственности, включая определение оснований и порядка возникновения, изменения и прекращения прав владения, пользования и распоряжения имуществом, а также соответствующего объема их защиты и правомерных ограничений.

Согласно статье 235 ГК Российской Федерации право собственности прекращается при отчуждении собственником своего имущества другим лицам, отказе собственника от права собственности, гибели или уничтожении имущества и при утрате права собственности на имущество в иных случаях, предусмотренных законом (пункт 1); принудительное изъятие у собственника имущества не допускается, кроме случаев, когда по основаниям, предусмотренным законом, производятся обращение взыскания на имущество по обязательствам, отчуждение имущества, которое в силу закона не может принадлежать данному лицу, отчуждение недвижимого имущества в связи с изъятием участка, выкуп бесхозяйственно содержимых культурных ценностей, домашних животных, реквизиция, конфискация, отчуждение имущества в иных случаях, предусмотренных данным Кодексом (пункт 2).

Следовательно, прекращение права собственности возможно либо по воле самого собственника, либо в силу обстоятельств, которые не могут рассматриваться как действия третьих лиц, специально направленные на прекращение права собственности, либо в результате принудительного изъятия имущества у собственника на законных основаниях.

3.1. В соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом Российской Федерации предметы (в том числе имущество, которое получено в результате совершения преступления или может служить средством для установления обстоятельств уголовного дела), признанные вещественными доказательствами, приобщаются к уголовному делу (часть вторая статьи 81); вещественные доказательства должны храниться при уголовном деле до вступления приговора в законную силу либо до истечения срока обжалования постановления или определения о прекращении уголовного дела и передаваться вместе с уголовным делом, за исключением предусмотренных законом случаев; когда спор о праве на имущество, являющееся вещественным доказательством, подлежит разрешению в порядке гражданского судопроизводства, вещественное доказательство хранится до вступления в силу решения суда (часть первая статьи 82).

Согласно части третьей статьи 81 УПК Российской Федерации при вынесении приговора, а также определения или постановления о прекращении уголовного дела должен быть решен вопрос о вещественных доказательствах; при этом орудия преступления, принадлежащие обвиняемому, подлежат конфискации, или передаются в соответствующие учреждения, или уничтожаются (пункт 1), предметы, запрещенные к обращению, подлежат передаче в соответствующие учреждения или уничтожаются (пункт 2), предметы, не представляющие ценности и не истребованные стороной, подлежат уничтожению, а в случае ходатайства заинтересованных лиц или учреждений могут быть переданы им (пункт 3), деньги, ценности и иное имущество, полученные в результате совершения преступления, и доходы от этого имущества подлежат возвращению законному владельцу (пункт 4), деньги, ценности и иное имущество, указанные в пунктах «а» – «в» части первой статьи 1041 УК Российской Федерации, подлежат конфискации в порядке, установленном Правительством Российской Федерации, за исключением случаев, предусмотренных пунктом 4 данной части (пункт 41), документы, являющиеся вещественными доказательствами, остаются при уголовном деле в течение всего срока хранения последнего либо передаются заинтересованным лицам по их ходатайству (пункт 5), остальные предметы передаются законным владельцам, при неустановлении последних – переходят в собственность государства, а споры о принадлежности вещественных доказательств разрешаются в порядке гражданского судопроизводства (пункт 6). Частью четвертой той же статьи предусматривается, что предметы, изъятые в ходе досудебного производства, но не признанные вещественными доказательствами, подлежат возврату лицам, у которых они были изъяты.

Соответственно в Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации определяются правомочие следователя при вынесении постановления о прекращении уголовного дела и уголовного преследования принимать решение о вещественных доказательствах (пункт 9 части первой статьи 213) и правомочие суда при постановлении приговора разрешать вопросы о том, подлежит ли удовлетворению гражданский иск, в чью пользу и в каком размере, и как поступить с вещественными доказательствами, а также с имуществом, на которое наложен арест для обеспечения гражданского иска или возможной конфискации (пункты 10, 11 и 12 части первой статьи 299).

Как следует из приведенных законоположений, устанавливающих общий порядок решения вопросов о вещественных доказательствах, лишение лица его имущества, признанного вещественным доказательством, происходит в результате вынесения судебного решения по существу уголовного дела, что корреспондирует требованию статьи 35 (часть 3) Конституции Российской Федерации, согласно которой никто не может быть лишен своего имущества иначе как по решению суда, и предписаниям статьи 235 ГК Российской Федерации, закрепляющей основания прекращения права собственности.

3.2. По смыслу статьи 35 Конституции Российской Федерации во взаимосвязи с ее статьей 55 (часть 3), возможные ограничения права собственности в целях защиты публичных интересов могут обусловливаться, в частности, необходимостью обеспечения производства по уголовному делу, для чего лица, производящие дознание и предварительное следствие, наделяются полномочиями по применению соответствующих обеспечительных мер, связанных с изъятием имущества.

Обращаясь к вопросу о допустимости изъятия имущества у собственника или законного владельца по решению государственного органа или должностного лица, осуществляющих предупреждение, пресечение или раскрытие правонарушения, Конституционный Суд Российской Федерации сформулировал правовую позицию, согласно которой временное изъятие имущества, представляющее собой процессуальную меру обеспечительного характера и не порождающее перехода права собственности на имущество, не может расцениваться как нарушение конституционных прав и свобод, в том числе как нарушение права собственности, при том что лицам, в отношении которых применяются подобного рода меры, сопряженные с ограничением правомочий владения, пользования и распоряжения имуществом, обеспечивается закрепленное статьей 46 (часть 2) Конституции Российской Федерации право обжаловать соответствующие решения и действия в судебном порядке.

Приведенная правовая позиция, изложенная Конституционным Судом Российской Федерации в постановлениях от 20 мая 1997 года № 8-П и от 11 марта 1998 года № 8-П, не исключает законодательного установления дополнительных гарантий защиты права собственности, в том числе в форме предварительного судебного контроля за законностью и обоснованностью временного изъятия имущества в уголовном судопроизводстве, как это предусмотрено, например, пунктом 9 части второй статьи 29 и частью первой статьи 115 УПК Российской Федерации применительно к наложению ареста на имущество для обеспечения исполнения приговора в части гражданского иска, других имущественных взысканий или возможной конфискации имущества, указанного в части первой статьи 1041 УК Российской Федерации.

При этом оценка судом законности и обоснованности изъятия у собственника или законного владельца того или иного имущества в связи с приобщением его к уголовному делу в качестве вещественного доказательства не может, по смыслу статей 81 и 82 УПК Российской Федерации, ограничиваться установлением формального соответствия закону полномочий применяющих данную меру должностных лиц органов предварительного расследования, – суд должен прийти к выводу, что иным способом обеспечить решение стоящих перед уголовным судопроизводством задач невозможно. В таких случаях должны приниматься во внимание как тяжесть преступления, в связи с расследованием которого решается вопрос об изъятии имущества, так и особенности самого имущества, в том числе его стоимость, значимость для собственника или законного владельца и общества, возможные негативные последствия изъятия имущества. В зависимости от указанных обстоятельств дознаватель, следователь и затем суд, решая вопрос о признании имущества вещественным доказательством, должны определять, подлежит ли это имущество изъятию либо, как следует из подпунктов «а» и «б» пункта 1 части второй статьи 82 УПК Российской Федерации, оно может быть сфотографировано, снято на видео- или кинопленку и возвращено законному владельцу на хранение до принятия решения по уголовному делу.

3.3. Наряду с положениями, закрепляющими порядок и условия временного – лишь на период проведения предварительного расследования или судебного разбирательства по уголовному делу – хранения вещественных доказательств, приобщенных к уголовному делу, статья 82 УПК Российской Федерации содержит положения, позволяющие еще до завершения производства по делу окончательно определять судьбу вещественных доказательств.

Так, в соответствии с пунктом 3 части второй данной статьи вещественные доказательства в виде изъятых из незаконного оборота этилового спирта, алкогольной и спиртосодержащей продукции, а также предметов, длительное хранение которых опасно для жизни и здоровья людей или для окружающей среды, после проведения необходимых исследований передаются для их технологической переработки или уничтожаются, о чем составляется протокол в соответствии с требованиями статьи 166 УПК Российской Федерации.

Развивая ранее выраженные им правовые позиции, Конституционный Суд Российской Федерации в Определении от 10 марта 2005 года № 97-О пришел к выводу, что данная мера направлена – в отличие от хранения вещественных доказательств – не на создание условий для принятия обоснованного и мотивированного решения по существу уголовного дела, а на обеспечение защиты здоровья, прав и законных интересов граждан. В результате ее применения происходит не временное изъятие имущества, а его отчуждение, лишение собственника или законного владельца его имущества, а потому последующий судебный контроль в таких случаях нельзя признать эффективной гарантией права собственности, – оно может считаться обеспеченным лишь при условии, что соответствующее решение будет принято судом исходя из конституционно значимых целей и с учетом обстоятельств конкретного уголовного дела. Пункт 3 части второй статьи 82 УПК Российской Федерации и другие положения данной статьи не содержат указаний на то, что подобные решения принимаются дознавателем или следователем, и тем самым предполагают, что такие решения принимаются именно судом.

Таким образом, как следует из правовых позиций, выраженных Конституционным Судом Российской Федерации, изъятие имущества у собственника или законного владельца допустимо без судебного решения только в тех случаях, когда такое изъятие как процессуальная мера обеспечительного характера является временным, не приводит к лишению лица права собственности и предполагает последующий судебный контроль; отчуждение же имущества, изъятого в качестве вещественного доказательства по уголовному делу, без судебного решения невозможно.

3.4. К числу положений, позволяющих окончательно определять судьбу вещественных доказательств еще до завершения производства по уголовному делу, относятся и взаимосвязанные положения подпункта «в» пункта 1 части второй и части четвертой статьи 82 УПК Российской Федерации. Предусмотренная ими мера (передача для реализации соответствующих вещественных доказательств по постановлению дознавателя, следователя или судьи) направлена не на временное изъятие имущества и его хранение в качестве вещественного доказательства, с тем чтобы создать условия для принятия обоснованного и мотивированного решения по существу уголовного дела, – она имеет целью избежать затруднений или значительных издержек по обеспечению специальных условий хранения громоздких вещей, больших партий товаров и т. п. В результате имеет место не временное изъятие имущества у собственника, а его отчуждение, т. е. собственник лишается своего имущества в смысле статьи 35 (часть 3) Конституции Российской Федерации. В такой ситуации последующий судебный контроль за законностью и обоснованностью применения этой меры не может быть признан эффективной гарантией права собственности.

Принудительное изъятие имущества, влекущее за собой прекращение права собственности на это имущество, по сути, является лишением имущества и, следовательно, – в силу требований полной и эффективной судебной защиты права собственности и критериев справедливого судебного разбирательства (статьи 35 и 46 Конституции Российской Федерации, статья 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод) – невозможно без предварительного судебного контроля и принятия соответствующего судебного акта. Именно поэтому закрепленное в статье 35 (часть 3) Конституции Российской Федерации право может считаться обеспеченным лишь при условии, что вопрос о лишении имущества, отнесенного к таким вещественным доказательствам, которые указаны в подпункте «в» пункта 1 части второй статьи 82 УПК Российской Федерации, может быть решен только в результате рассмотрения дела по существу. Иное в данном случае означало бы – в нарушение конституционных гарантий права собственности – лишение собственника или законного владельца его имущества, признанного вещественным доказательством, без вступившего в законную силу приговора, которым в соответствии со статьей 81 и пунктом 2 части первой статьи 309 УПК Российской Федерации решается вопрос об этом имуществе как вещественном доказательстве, и – в случае, когда спор о праве на имущество, являющееся вещественным доказательством, подлежит разрешению в порядке гражданского судопроизводства, – до вступления в силу решения суда.

Таким образом, установленное подпунктом «в» пункта 1 части второй во взаимосвязи с частью четвертой статьи 82 УПК Российской Федерации ограничение права собственности не может быть признано правомерным с точки зрения требований, вытекающих из статей 8 (часть 2), 35 (части 1–3), 46 и 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации, поскольку применительно к указанным в данных законоположениях вещественным доказательствам избранные федеральным законодателем средства несоразмерны преследуемым целям. Оно не является необходимым, поскольку предполагаемые цели, ради которых оно введено, могут быть достигнуты иными, адекватными средствами, в частности предусмотренными в подпунктах «а» и «б» пункта 1 части второй статьи 82 УПК Российской Федерации, которые во всяком случае не влекут за собой лишение собственника или законного владельца его имущества до разрешения дела по существу. Вместе с тем, исходя из исключительной публичной ответственности государства за организацию уголовного судопроизводства, федеральный законодатель вправе в развитие действующего правового регулирования хранения, учета и передачи вещественных доказательств внести в него изменения и дополнения, основываясь на требованиях Конституции Российской Федерации и настоящем Постановлении.

Исходя из изложенного и руководствуясь частями первой и второй статьи 71, статьями 72, 74, 75, 79 и 100 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», Конституционный Суд Российской Федерации

постановил:

1. Признать взаимосвязанные положения подпункта «в» пункта 1 части второй и части четвертой статьи 82 УПК Российской Федерации, предусматривающие, что вещественные доказательства в виде предметов, которые в силу громоздкости или иных причин не могут храниться при уголовном деле, в том числе большие партии товаров, хранение которых затруднено или издержки по обеспечению специальных условий хранения которых соизмеримы с их стоимостью, передаются для реализации на основании постановления дознавателя, следователя или судьи, не соответствующими Конституции Российской Федерации, ее статьям 35 (части 1 и 3), 46 и 55 (часть 3), поскольку эти законоположения позволяют лишать собственника или законного владельца его имущества, признанного вещественным доказательством, без вступившего в законную силу приговора, которым решается вопрос об этом имуществе как вещественном доказательстве, и – в случае, когда спор о праве на имущество, являющееся вещественным доказательством, подлежит разрешению в порядке гражданского судопроизводства, – до вступления в силу соответствующего решения суда.

2. Правоприменительные решения, принятые в отношении гражданина В.В. Костылева на основании положений подпункта «в» пункта 1 части второй и части четвертой статьи 82 УПК Российской Федерации, признанных настоящим Постановлением не соответствующими Конституции Российской Федерации, во всяком случае подлежат пересмотру компетентным органом.

3. Настоящее Постановление окончательно, не подлежит обжалованию, вступает в силу немедленно после провозглашения, действует непосредственно и не требует подтверждения другими органами и должностными лицами.

4. Согласно статье 78 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» настоящее Постановление подлежит незамедлительному опубликованию в «Российской газете» и «Собрании законодательства Российской Федерации». Постановление должно быть опубликовано также в «Вестнике Конституционного Суда Российской Федерации».

Конституционный Суд Российской Федерации

Особое мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации Г.А. Жилина¹⁹

Разделяя выраженную в Постановлении от 16 июля 2008 года № 9-П позицию Конституционного Суда Российской Федерации о нарушении конституционных прав заявителя В.В. Костылева и необходимости их восстановления, в соответствии со статьей 76 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» заявляю о несогласии с пунктом 1 его резолютивной части, которым признаны не соответствующими Конституции Российской Федерации взаимосвязанные положения подпункта «в» пункта 1 части второй и части четвертой статьи 82 УПК Российской Федерации, предусматривающие, что вещественные доказательства в виде предметов, которые в силу громоздкости или иных причин не могут храниться при уголовном деле, в том числе большие партии товаров, хранение которых затруднено или издержки по обеспечению специальных условий хранения которых соизмеримы с их стоимостью, передаются для реализации на основании постановления дознавателя, следователя или судьи. В этом же пункте резолютивной части Постановления указаны основания для вывода о неконституционности, а именно: поскольку названные законоположения позволяют лишать собственника или законного владельца его имущества, признанного вещественным доказательством, без вступившего в законную силу приговора, которым решается вопрос об этом имуществе как вещественном доказательстве, и – в случае, когда спор о праве на имущество, являющееся вещественным доказательством, подлежит разрешению в порядке гражданского судопроизводства, – до вступления в силу соответствующего решения суда.

Между тем оспоренные положения подпункта «в» пункта 1 части второй и части четвертой статьи 82 УПК Российской Федерации вообще не предназначены для регулирования отношений по поводу вещественных доказательств соответствующего вида с участием их законных владельцев, к числу каковых относится и собственник имущества. Регулированию отношений с участием этих субъектов специально посвящен подпункт «б» пункта 1 части второй статьи 82 УПК Российской Федерации, согласно которому такие вещественные доказательства возвращаются их законному владельцу. В этом же подпункте указано препятствие для возвращения имущества его законному владельцу до разрешения дела по существу, а именно ущерб для доказывания; в таком случае, по смыслу взаимосвязанных положений статьи 82 УПК Российской Федерации, соответствующее вещественное доказательство хранится в месте, указанном дознавателем или следователем (подпункт «а» пункта 1 части второй).

Правила положения подпункта «в» пункта 1 части второй статьи 82 УПК Российской Федерации применительно к законному владельцу не могут рассматриваться как альтернативные приведенным законоположениям уже в силу самой их логики, поскольку реализация вещественного доказательства до разрешения уголовного дела по существу с еще большей очевидностью создаст ущерб для доказывания, чем это было бы при передаче соответствующего имущества его законному владельцу. Кроме того, оспоренное нормативное положение действует не только во взаимосвязи с другими положениями статьи 82 УПК Российской Федерации, но и в системе с нормами другой отраслевой принадлежности, направленными на охрану и защиту права собственности, прежде всего с нормами конституционного и гражданского права, на которые обоснованно указал Конституционный Суд Российской Федерации в мотивировочной части Постановления.

Соответствующие принципы конституционного и гражданского права действуют и при осуществлении уголовного судопроизводства, что применительно к хранению вещественных доказательств наглядно проявляется в конкретных правилах части первой статьи 82 УПК Российской Федерации, согласно которой при наличии спора о праве на такое имущество, подлежащего разрешению в порядке гражданского судопроизводства, на дознавателя, следователя и судью возлагается обязанность по хранению вещественного доказательства до вступления решения суда в законную силу. Соответственно правило о его хранении до окончательного разрешения дела по существу должно действовать и до разрешения соответствующего спора в рамках судопроизводства по уголовному делу, и тем более соблюдение его обязательно, когда право законного владельца на имущество вообще не оспаривается. Этим не исключается возможность принудительного прекращения права собственника или иного законного владельца на громоздкое имущество, признанное вещественным доказательством, но такое возможно лишь на основании вступившего в законную силу решения суда (приговора или решения по гражданскому делу), признавшего в силу требований закона неправомерность нахождения у соответствующего лица данного имущества. Той же логики придерживается Конституционный Суд Российской Федерации и в данном Постановлении.

Следовательно, оспоренное нормативное положение по буквальному смыслу в системе действующего правового регулирования не предполагает возможность лишения собственника или иного законного владельца его имущества без судебного решения, принятого по правилам уголовного или гражданского судопроизводства, в котором бы отражался результат разрешения соответствующего спора с выводом о неправомерности нахождения у соответствующего лица имущества, признанного вещественным доказательством.

Из материалов дела следует, что право заявителя В.В. Костылева, участвующего в уголовном деле в качестве гражданского истца, как собственника вертолета, признанного вещественным доказательством, никем не оспаривалось, он настаивал на передаче данного имущества ему, соглашаясь при этом и с возложением на себя обязанности по его хранению. Однако вопреки буквальному смыслу статьи 82 УПК Российской Федерации, включая ее оспоренные положения, на основании постановления следователя вертолет был реализован третьим лицам, чем были грубо нарушены конституционные права гражданина В.В. Костылева. Принимая такое решение, правоприменитель придал взаимосвязанным положениям подпункта «в» пункта 1 части второй и части четвертой статьи 82 УПК Российской Федерации, которыми он руководствовался, смысл, не соответствующий их содержанию.

В силу статьи 74 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» Конституционный Суд Российской Федерации принимает решение по делу, оценивая как буквальный смысл рассматриваемого акта, так и смысл, придаваемый ему официальным и иным толкованием или сложившейся правоприменительной практикой, а также исходя из его места в системе правовых актов. Поскольку в правоприменительной практике взаимосвязанным положениям подпункта «в» пункта 1 части второй и части четвертой статьи 82 УПК Российской Федерации вопреки их содержанию с учетом места в системе правовых актов придается явно неконституционный смысл, Конституционный Суд Российской Федерации в соответствии со статьями 87 и 100 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» вправе был признать их не соответствующими Конституции Российской Федерации. Однако при этом с учетом искажения правоприменительной практикой воли законодателя (применительно к обстоятельствам, которые исследовались по данному делу) не следовало дисквалифицировать оспоренные нормативные положения. Их следовало признать не соответствующими Конституции Российской Федерации лишь в той мере, в какой они по смыслу, придаваемому им правоприменительной практикой, позволяют лишать собственника или иного законного владельца его имущества в виде предметов, которые в силу громоздкости или иных причин не могут как вещественное доказательство храниться при уголовном деле, без вступившего в законную силу судебного решения, признавшего неправомерность нахождения этого имущества у соответствующего лица.

Дело о проверке конституционности положений абзаца четырнадцатого статьи 3 и пункта 3 статьи 10 Федерального закона «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)» в связи с жалобой гражданина В.В. Михайлова

Выступление полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации М.В. Кротова

18 июня 2008 года

Глубокоуважаемый Высокий Суд!

Президентом Российской Федерации Дмитрием Анатольевичем Медведевым при вступлении в должность одним из первых был подписан Указ от 15 мая 2008 г. № 797 «О неотложных мерах по ликвидации административных ограничений при осуществлении предпринимательской деятельности», в котором обращается внимание на усиление гарантий защиты прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при осуществлении государственного контроля (надзора). В связи с этим Правительству поручено в 2-месячный срок разработать и внести в Государственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации проекты федеральных законов, предусматривающих: проведение планового мероприятия по контролю (в том числе по отдельным видам лицензионного контроля) в отношении одного юридического лица или индивидуального предпринимателя каждым органом государственного контроля (надзора) не более чем один раз в три года (кроме налогового контроля). Проведение же внеплановых мероприятий по контролю в отношении субъектов малого и среднего предпринимательства осуществлять только в целях выявления нарушений, представляющих непосредственную угрозу жизни или здоровью людей, и по согласованию с прокурором субъекта Российской Федерации.

Следом за этим Указом подписан еще один, не менее важный Указ Президента Российской Федерации от 19 мая 2008 года № 815 «О мерах по противодействию коррупции», направленный на реализацию антикоррупционной программы как неотъемлемой составляющей концепции развития России. При этом особое внимание Президент Российской Федерации уделяет совершенствованию законодательства. Так, на встрече с Генеральным прокурором России 2 июня с.г. Д.А. Медведев указал на необходимость проверки нормативно-правовой базы для выявления и устранения в ней коррупционной составляющей. В многочисленной корреспонденции на имя Президента Российской Федерации в поддержку усилий по противодействию коррупции указывается на то, что многие нормативно-правовые акты определяют компетенцию государственного или муниципального органа (должностного лица) при помощи формулировок «вправе» или «может». Такая неопределенность при реализации, в том числе и контрольных полномочий, позволяет чиновникам свободно толковать собственные функции или как право, или как обязанность.

С этих позиций, пожалуй, стоит взглянуть на проблему, обозначенную в жалобе индивидуального предпринимателя Михайлова Виктора Васильевича на нарушение конституционных прав и свобод рядом положений Федерального закона «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)», а именно:

абзацем четырнадцатым статьи 3, согласно которому одним из основных принципов защиты прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора) является недопустимость взимания органами государственного контроля (надзора) платы с юридических лиц и индивидуальных предпринимателей за проведение мероприятий по контролю, за исключением случаев возмещения расходов органов государственного контроля (надзора) на осуществление исследований (испытаний) и экспертиз, в результате которых выявлены нарушения обязательных требований;

а также пунктом 3 статьи 10, который устанавливает, что орган государственного контроля (надзора) может обращаться в суд с требованием о возмещении расходов на проведение исследований (испытаний) и экспертиз, в результате которых выявлены нарушения обязательных требований.

Как следует из содержания жалобы и приложенных к ней материалов, индивидуальный предприниматель В.В. Михайлов осуществляет предпринимательскую деятельность по реализации горюче-смазочных материалов с использованием автозаправочной станции. 4 октября 2006 года главным специалистом отдела (инспекции) госнадзора по Курской области Центрального межрегионального территориального управления Федерального агентства по техническому регулированию и метрологии проведена проверка соблюдения В.В. Михайловым обязательных требований к продукции – горюче-смазочным материалам. В ходе данной проверки был проведен отбор образцов бензина автомобильного на стадии реализации. По результатам испытаний, проводимых химико-технической лабораторией Федерального государственного учреждения «Курский центр стандартизации, метрологии и сертификации», в отношении заявителя 18 октября 2006 года составлен протокол об административном правонарушении, предусмотренном частью 1 статьи 19.19 (Нарушение обязательных требований государственных стандартов при реализации продукции) Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях. Решением Арбитражного суда Курской области от 13 декабря 2006 года индивидуальный предприниматель В.В. Михайлов признан виновным в совершении указанного административного правонарушения и ему назначено наказание в виде административного штрафа в размере 500 рублей.

Решением Арбитражного суда Курской области от 26 апреля 2007 года, оставленным постановлением Девятнадцатого арбитражного апелляционного суда от 23 июля 2007 года без изменений, на основании положений абзаца четырнадцатого статьи 3 и пункта 3 статьи 10 Федерального закона «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)» с индивидуального предпринимателя В.В. Михайлова взысканы расходы на осуществление исследований и экспертиз в размере 12138 рублей 66 копеек.

По мнению заявителя, взыскание средств на возмещение расходов органа государственного контроля (надзора) на проведение исследований (испытаний), в результате которых выявлены нарушения обязательных требований, носит карательный, а не компенсационный характер. В связи с этим заявитель просит признать положения абзаца четырнадцатого статьи 3 и пункта 3 статьи 10 Федерального закона «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)» не соответствующими статьям 35 и 50 Конституции Российской Федерации.

Полагаю, что прежде чем согласиться или не согласиться с доводами заявителя, следует обратить внимание на ряд аспектов.

1. Оспариваемые В.В. Михайловым нормы помещены в Федеральном законе, который направлен на защиту прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении федеральными органами исполнительной власти, органами исполнительной власти субъектов Российской Федерации государственного контроля (надзора). Их необходимо рассматривать в совокупности с нормами Федерального закона от 27 декабря 2002 года № 184-ФЗ «О техническом регулировании», нормами Постановления Госстандарта Российской Федерации от 1 сентября 2003 года № 99 «Об утверждении Порядка проведения Государственным комитетом Российской Федерации по стандартизации и метрологии государственного контроля и надзора», Порядка финансирования за счет средств федерального бюджета расходов на проведение исследований (испытаний) и экспертиз отобранных образцов (проб) продукции при осуществлении государственного надзора, утвержденного Приказом от 31 марта 2006 года № 737 Федерального агентства по техническому регулированию и метрологии (в ред. Приказа Ростехрегулирования от 27.02.08 № 481), с нормами Инструкции по контролю и обеспечению сохранения качества нефтепродуктов в организациях нефтепродуктообеспечения, утвержденной Приказом Министерства энергетики Российской Федерации от 19 июня 2003 № 231, а также с нормами Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях, Гражданского кодекса Российской Федерации, Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, т. е. всей совокупности законодательства, примененного в деле заявителя.

Один перечень говорит о том, что индивидуальному предпринимателю, наверное, сложно разобраться в необходимости соблюдения всех предусмотренных законом мер.

Согласно статье 11 Федерального закона «О техническом регулировании» целями стандартизации, а, следовательно, и целями последующего контроля за соблюдением государственных стандартов, являются, в том числе: повышение уровня безопасности жизни и здоровья граждан, имущества физических и юридических лиц, государственного и муниципального имущества, объектов с учетом риска возникновения чрезвычайных ситуаций природного и техногенного характера, повышение уровня экологической безопасности, безопасности жизни и здоровья животных и растений, обеспечение конкурентоспособности и качества продукции (работ, услуг), единства измерений, рационального использования ресурсов, взаимозаменяемости технических средств, технической и информационной совместимости.

Федеральный закон «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)» определяет государственный контроль (надзор) как проведение проверки выполнения юридическим лицом или индивидуальным предпринимателем при осуществлении их деятельности обязательных требований к товарам (работам, услугам), установленных федеральными законами или принимаемыми в соответствии с ними нормативными правовыми актами. В число мероприятий по контролю входят проверки выполнения юридическим лицом или индивидуальным предпринимателем обязательных требований, проведение необходимых исследований (испытаний), экспертиз, оформление результатов проверки и принятием мер по результатам проведения мероприятия по контролю.

В соответствии с постановлением Правительства Российской Федерации от 17 июня 2004 года № 294 «О Федеральном агентстве по техническому регулированию и метрологии» до принятия Правительством Российской Федерации решения о передаче функций по контролю и надзору за соблюдением обязательных требований стандартов и технических регламентов другим федеральным органам исполнительной власти эти функции осуществляет Федеральное агентство по техническому регулированию и метрологии (пункт 6). Данным постановлением утверждено Положение о Федеральном агентстве по техническому регулированию и метрологии, которое, согласно пункту 2 названного Положения, находится в ведении Министерства промышленности и энергетики Российской Федерации.

В соответствии с Порядком финансирования за счет средств федерального бюджета расходов на проведение исследований (испытаний) и экспертиз отобранных образцов (проб) продукции при осуществлении государственного надзора (утверждено Приказом Министерства промышленности и энергетики Российской Федерации и Федерального агентства по техническому регулированию и метрологии от 31 марта 2006 года № 737), источником финансирования расходов на проведение исследований (испытаний) и экспертизу отобранных образцов (проб) продукции являются средства федерального бюджета (пункт 2.1). При этом в случае выявления по результатам исследований (испытаний) и экспертиз нарушений установленных обязательных требований к продукции должностные лица Межрегиональных территориальных управлений Федерального агентства по техническому регулированию и метрологии, осуществлявшие надзорные мероприятия, вручают руководителю требование по установленной форме о возмещении субъектом хозяйственной деятельности, в добровольном порядке, понесенных расходов на проведение исследований (испытаний) и экспертиз (пункт 3.1); в случае неисполнения выданного требования должностным лицом органа контроля направляется исковое заявление в арбитражный суд для его исполнения в принудительном порядке (пункт 3.2). Расходы на проведение исследований и испытаний включают в себя: доставку образцов (проб) проверяемой продукции к месту испытаний; хранение, утилизацию (или возврат) образцов (проб) проверяемой продукции; непосредственные затраты на исследования (испытания) и экспертизы образцов (проб) продукции; прочие расходы (пункт 1.1.1); расходы на экспертизу отобранных образцов (проб) продукции включают оплату труда эксперта за проведение экспертизы документов на проверяемую продукцию и подготовку заключения (пункт 1.1.2).

Инструкцией по контролю и обеспечению сохранения качества нефтепродуктов в организациях нефтепродуктообеспечения, утвержденной Приказом Министерства энергетики Российской Федерации от 19 июня 2003 г. № 231 и зарегистрированной в Минюсте Российской Федерации 20 июня 2003 года № 4804, устанавливаются единые требования к организации и проведению работ по контролю и обеспечению сохранности качества нефтепродуктов при их приеме, хранении, транспортировке и отпуске. Требования Инструкции обязательны для применения организациями нефтепродуктообеспечения независимо от их организационно-правовых форм, в том числе и индивидуальными предпринимателями, коим является наш заявитель. Так вот, в соответствии с этой Инструкцией по прибытии транспортных средств с нефтепродуктами проверяется их наличие, полнота и правильность заполнения паспорта качества и копии сертификатов (деклараций) соответствия или информации о сертификации (декларировании), приложенных к документам отправителя, сверяются данные паспортов с требованиями нормативного документа; отбираются точечные пробы и составляется объединенная проба (в соответствии с установленными требованиями) для проведения приемо-сдаточного анализа; сравниваются данные приемо-сдаточного анализа с данными паспорта поставщика и дается разрешение на слив нефтепродуктов. Для контроля за обеспечением качества нефтепродуктов в соответствии с разделом 3 Инструкции проводится целый комплекс мероприятий, в том числе и лабораторный анализ проб. Если предприниматель не имеет своей лаборатории, то анализ проб проводится аккредитованной им лабораторией.

Из решения Арбитражного суда Курской области от 13 декабря 2006 года следует, что Михайловым требования об осуществлении приемо-сдаточного контроля и периодического контроля фактического состояния топлива надлежащим образом не выполнялось. Техническая возможность проведения экспресс-анализа топлива на АЗС Михайлова в момент проведения проверки Инспекцией Ростехрегулирования отсутствовала. Договоры с аккредитованными лабораториями на проведение периодического контроля топлива заключены не были. Все это являлось нарушением вышеназванной Инструкции.

Из этого следует, что органы государственного контроля в лице Инспекции ЦМТУ Ростехрегулирования, осуществляя контроль за качеством нефтепродуктов, произвела их экспертизу, которую фактически должен был осуществлять в соответствии с вышеназванной Инструкцией сам Михайлов. Следовательно, у него возникает обязанность возместить расходы органов государственного контроля на осуществление исследований и экспертиз, даже в том случае, если бы в результате исследований не было бы выявлено никаких нарушений, предъявляемых к продукции.

Из этого следует, что возмещение расходов имеет иную правовую природу, чем наказание, предусмотренное частью 1 статьи 19.19 Кодекса об административных правонарушениях, наложенное на заявителя. Функциональное назначение такой платы является компенсационным.

В соответствии с законодательством Российской Федерации основной целью наказания является предупреждение совершения новых правонарушений как самим правонарушителем, так и другими лицами. При этом назначение наказания осуществляется в пределах, установленных законом для данного нарушения, и с учетом обстоятельств совершения нарушения, личности виновного, его имущественного положения и иных обстоятельств.

В то же время, при взыскании расходов на осуществление исследований и экспертиз преследуется цель компенсировать федеральному бюджету расходы, произведенные органами государственного контроля. В отличие от наказания на размер возмещения не влияют характер и обстоятельства совершения нарушений, факт привлечения к административной ответственности и прочие факторы.

В связи с этим возможна иная ситуация. Скажем, в отличие от Михайлова, владелец АЗС полностью соблюдал требования Инструкции, своевременно проводил исследования качества нефтепродуктов, в том числе и лабораторные, и представил всю необходимую документацию органам государственного контроля во время проверки. А те, усомнившись в представленной документации, взяли пробы и провели собственное исследование, которое выявило нарушения обязательных требований к качеству продуктов или расхождения с контрольными данными, представленными при проверке предпринимателем. Возникает вопрос: обязан ли предприниматель выполняющий все требования по контролю, возместить в этом случае, расходы органов государственного контроля за проведенные исследования?

Возмещение расходов само по себе не противоречит принципу недопустимости получения органами государственного контроля отчислений от сумм, взысканных с юридических лиц и индивидуальных предпринимателей в результате проведения мероприятий по контролю, поскольку средства поступают в федеральный бюджет. Подтверждением тому является, то что «доходы от оказания платных услуг и компенсации затрат государства» нашли отражение в доходной части федерального бюджета (статья 5 Федерального закона от 26.12.2005 № 189-ФЗ в ред. Федерального закона от 01.12.20076 № 197-ФЗ «О федеральном бюджете на 2006 год» приложение № 1; статья 5 Федерального закона от 19.12.2006 № 238-ФЗ в ред. Федерального закона от 23.11.2007 № 267-ФЗ «О федеральном бюджете на 2007 год» приложение № 1; статья 4 Федерального закона от 24.07.2007 № 198-ФЗ в ред. Федерального закона от 03.03.2008 № 19-ФЗ «О федеральном бюджете на 2008 год» и на плановый период 2009 и 2010 годов»).

Этот факт необходимо учесть Конституционному Суду Российской Федерации при оценке конституционности оспариваемых положений.

Взыскание рассматриваемого платежа с организаций и индивидуальных предпринимателей связывается законодателем с совершением ими нарушений обязательных требований в публично-правовой сфере и расходами контролирующим органом подлежащих компенсации также в связи с реализацией властных (публично-правовых) полномочий. Из чего можно сделать вывод, что оспариваемый заявителем платеж по своей правовой природе является публично-правовым имущественным изъятием.

На то, что Федеральный закон РФ от 08.08.2001 года N 134-ФЗ «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)» регулирует публичные, а не гражданско-правовые отношения между уполномоченными органами государственной власти при осуществлении ими контрольных функций и субъектами предпринимательской деятельности, указывают в своих решениях арбитражные суды. (Например, см. Постановление от 07.05.2008 № 17-АП-2575/2008 Семнадцатого арбитражного апелляционного суда).

Кроме того, положения абзаца 14 статьи 3, пункта 3 статьи 10 Закона N 134-ФЗ носят общий характер, не устанавливают оснований возникновения у юридических лиц и индивидуальных предпринимателей обязанностей по возмещению этих расходов и подлежат применению в совокупности с нормами специальных законов, регулирующих отношения, складывающиеся в сфере осуществления конкретных видов государственного контроля и определяющих состав подлежащих возмещению расходов, порядок их взыскания и органы, к полномочиям которых относится обращение с такого рода исками в суд. В силу своей специфики данный Федеральный закон регулирует совершенно иные отношения, связанные с защитой прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора) федеральными органами исполнительной власти, органами исполнительной власти субъектов Российской Федерации, подведомственными им государственными учреждениями (далее – органы государственного контроля (надзора), уполномоченными на проведение государственного контроля (надзора) в соответствии с законодательством Российской Федерации, поэтому не содержит материальных норм об ответственности предпринимателей. Можно сказать, что он устанавливает лишь процессуальное основание для применения подобного рода норм.

Данный платеж является покрытием расходов на сбор доказательств совершенного правонарушения и с этой точки зрения близок по своей правовой природе к известному процессуальным отраслям права институту процессуальных расходов (издержек). Однако, предусмотренная оспариваемыми нормами Закона плата не позволяет признать ее процессуальными издержками, поскольку она причинно связана не с доказыванием факта нарушения, допущенного конкретным лицом, а с текущей контрольной деятельностью органа публичной власти и не поставлена законом в зависимость от наличия у контролирующего органа каких-либо предварительных данных о совершенном правонарушении. Процессуальные же издержки возникают только в рамках уже начатого дела о правонарушении, производство по которому возбуждается лишь при обнаружении уполномоченным государственным органом конкретных признаков правонарушения.

Можно ли отнести расходы на проведение испытания бензина к издержкам по делу об административных правонарушениях? На этот вопрос можно дать однозначный ответ – нельзя. Хотя в судебной практике встречается позиция о том, что расходы органа государственного контроля (надзора), взыскиваемые с проверяемых лиц, нужно рассматривать как издержки по делу об административном правонарушении. К такому выводу, например, пришел Арбитражный суд Свердловской области, рассматривавший дела о взыскании с индивидуальных предпринимателей расходов на проведение исследований и экспертиз, в результате которых выявлены нарушения обязательных требований (решение от 17 августа 2007 года по делу № А60-8653/2007-С7, постановление апелляционной инстанции от 19 января 2006 года по делу № А60-30896/05-С9).

Согласно статье 24.7.КоАП РФ издержки по делу об административном правонарушении состоят из:

сумм, выплачиваемых свидетелям, потерпевшим, их законным представителям, понятым, специалистам, экспертам, переводчикам (в ред. Федерального закона от 29.04.2006 N 57-ФЗ);

сумм, израсходованных на хранение, перевозку (пересылку) и исследование вещественных доказательств.

Издержки по делу об административном правонарушении, совершенном физическим лицом и предусмотренном Кодексом, относятся на счет федерального бюджета, а издержки по делу об административном правонарушении, совершенном физическим лицом и предусмотренном законом субъекта Российской Федерации, – на счет бюджета соответствующего субъекта Российской Федерации.

Издержки по делу об административном правонарушении, совершенном юридическим лицом, относятся на счет указанного юридического лица.

Размер издержек по делу об административном правонарушении определяется на основании приобщенных к делу документов, подтверждающих наличие и размеры отнесенных к издержкам затрат.

Решение об издержках по делу об административном правонарушении отражается в постановлении о назначении административного наказания или в постановлении о прекращении производства по делу об административном правонарушении.

Состав этих затрат и порядок их возмещения предусмотрен в Постановлении Правительства РФ от 4 марта 2003 г. № 140 «О порядке и размерах возмещения расходов некоторых участников производства по делам об административных нарушениях и оплате их труда». Это Положение устанавливает порядок возмещения расходов, понесенных потерпевшим, свидетелем, специалистом, экспертом, переводчиком и понятым в связи с их явкой по вызову в суд, орган, к должностному лицу, в производстве которых находится дело об административном правонарушении, а также порядок оплаты труда специалистов, экспертов и переводчиков, привлекаемых для участия в осуществлении процессуальных действий по делам об административных правонарушениях.

Согласно пункту 7 Положения специалисты, эксперты и переводчики получают денежное вознаграждение за работу, выполненную ими по поручению суда, органа, должностного лица (за исключением случаев, когда эта работа входит в круг их служебных обязанностей, либо когда она выполняется ими в качестве служебного задания и оплата производится, соответственно, по установленным Министерством труда и социального развития РФ нормам).

Таким образом, экспертиза возможна при возбужденном административном производстве.

Не могут быть отнесены расходы на проведение испытания бензина к судебным издержкам по делу с позиций и Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации.

Дела о привлечении к административной ответственности юридических лиц и индивидуальных предпринимателей в связи с осуществлением ими предпринимательской и иной экономической деятельности, отнесенные федеральным законом к подведомственности арбитражных судов, рассматриваются по общим правилам искового производства, предусмотренным Арбитражным процессуальным кодексом Российской Федерации, с особенностями, установленными в главе 25 АПК РФ и федеральном законе об административных правонарушениях (статья 202 АПК РФ). Особенности, предусмотренные в главе 25 АПК РФ, исключают возможность назначения судебной экспертизы по данной категории дел. Это вытекает из требований, предъявляемых к заявлению о привлечении к административной ответственности (статья 204 АПК).

С позиции гражданского права. Суды, ссылаясь на статью 12 ГК РФ считают, что Михайлов В.В. должен возместить убытки, возникшие, в связи с проведением испытаний бензина. С этим трудно согласиться так, как основания для проведения исследования носили административный, а не гражданско-правовой характер, а следовательно, способы защиты, предусмотренные в статье 12 ГК РФ, не могут применяться к сложившимся правоотношениям.

Возмещение убытков – это форма гражданско-правовой ответственности. В то же время возмещение убытков законодатель в статье 12 ГК РФ относит и к способам защиты субъективных гражданских прав и интересов. Вряд ли можно рассматривать основания компенсации для государственного органа как способ защиты его гражданских прав, притом, что они профинансированы за счет средств федерального бюджета.

Независимо от решения вопроса о действительной природе рассматриваемого взыскания, оспариваемые нормы следует оценивать с точки зрения того, нарушают ли они конституционные права граждан.

Заявитель полагает, что возмещение расходов в связи с проведением исследований (испытаний) и экспертиз в качестве меры гражданско-правовой ответственности противоречит части 1 статьи 50 Конституции Российской Федерации, («никто не может быть повторно осужден за одно и то же преступление»), а также статье 35 Конституции Российской Федерации («никто не может быть лишен своего имущества иначе как по решению суда. Принудительное отчуждение имущества для государственных нужд может быть произведено только при условии предварительного и равноценного возмещения»).

Полагаем, что противоречия оспариваемых норм Федерального закона с нормой части 1 статьи 50 Конституции Российской Федерации не усматривается, поскольку возмещение затрат за проведенную экспертизу органами государственного контроля не является дополнительным наказанием, возлагаемым на предпринимателя.

Статья 35 Конституции РФ гарантирует защиту частной собственности, устанавливая, что принудительное отчуждение имущества для государственных нужд может быть произведено только при условии предварительного и равноценного возмещения.

Оспариваемый заявителем пункт 3 статьи 10 Федерального закона «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)» не направлен на принудительное отчуждение имущества для государственных нужд. Указанной нормой закона органу государственного контроля (надзора) предоставляется право в судебном порядке поставить вопрос о возмещении расходов на проведение исследований (испытаний) и экспертиз, выявивших нарушения обязательных требований.

В связи с этим следует отметить, что в некоторых случаях могут возникать сомнения в соответствии оспариваемого регулирования принципам справедливости и соразмерности. Так, например, положения оспариваемого Федерального закона № 134-ФЗ недостаточно четко определяют, при каких обстоятельствах государственный орган может обратиться в суд для компенсации произведенных расходов. Отсутствуют критерии того, когда эта возможность реализуется, а когда нет. Это дает большой простор для административного усмотрения, особенно в том случае, когда размер возмещения расходов превышает сумму штрафов, что является нарушением конституционного принципа справедливости, вытекающего из конституционной характеристики России как правового государства.

Конституционный Суд Российской Федерации в своих решениях указывал на то, что при выборе принудительных мер законодатель ограничен требованиями справедливости, соразмерности и иными конституционными и общими принципами права. Содержание названных принципов раскрывается в целом ряде постановлений Конституционного Суда Российской Федерации от 27 января 1993 года, от 25 апреля 1995 года, от 17 декабря 1996 года, от 8 октября 1997 года, от 11 марта 1998 года и от 12 мая 1998 года. Общеправовой критерий определенности, ясности, недвусмысленности правовой нормы вытекает из конституционного принципа равенства всех перед законом и судом (статья 19, часть 1, Конституции Российской Федерации), поскольку такое равенство может быть обеспечено лишь при условии единообразного понимания и толкования нормы всеми правоприменителями. Неопределенность содержания правовой нормы, напротив, допускает возможность неограниченного усмотрения в процессе правоприменения и неизбежно ведет к произволу, а значит – к нарушению принципов равенства, а также верховенства закона.

Принцип соразмерности, выражающий требования справедливости, предполагает установление публично-правовой ответственности лишь за виновное деяние и ее дифференциацию в зависимости от тяжести содеянного, размера и характера причиненного ущерба, степени вины правонарушителя и иных существенных обстоятельств, обусловливающих индивидуализацию при применении взыскания. Указанные принципы привлечения к ответственности в равной мере относятся к физическим и юридическим лицам.

В оспариваемых же нормах речь идет о расходах, «в результате которых выявлены нарушения обязательных требований». Между тем такая формулировка не дает четкого представления о том, необходимо ли установление вины нарушившего лица или привлечения его к административной ответственности.

Из сказанного можно сделать вывод, что не исключается возможность отнесения на лицо, привлеченное к публично-правовой ответственности, затрат публичной власти на доказывание факта правонарушения, которое должно найти конкретизацию в законодательстве с определением правовой природы такого платежа и условий его взыскания.

Конституционный Суд Российской Федерации.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

от 18 июля 2008 года № 10-П

По делу о проверке конституционности положений абзаца четырнадцатого статьи 3 и пункта 3 статьи 10 Федерального закона «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)» в связи с жалобой гражданина В.В. Михайлова²⁰

Именем Российской Федерации

Конституционный Суд Российской Федерации в составе председательствующего – судьи Г.А. Гаджиева, судей Н.С. Бондаря, А.Л. Кононова, Л.О. Красавчиковой, С.П. Маврина, Ю.Д. Рудкина, А.Я. Сливы, О.С. Хохряковой, Б.С. Эбзеева,

с участием постоянного представителя Государственной Думы в Конституционном Суде Российской Федерации А.Н. Харитонова, представителя Совета Федерации – доктора юридических наук Е.В. Виноградовой, полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации М.В. Кротова,

руководствуясь статьей 125 (часть 4) Конституции Российской Федерации, пунктом 3 части первой, частями третьей и четвертой статьи 3, пунктом 3 части второй статьи 22, статьями 36, 74, 86, 96, 97 и 99 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации»,

рассмотрел в открытом заседании дело о проверке конституционности положений абзаца четырнадцатого статьи 3 и пункта 3 статьи 10 Федерального закона «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)».

Поводом к рассмотрению дела явилась жалоба гражданина В.В. Михайлова. Основанием к рассмотрению дела явилась обнаружившаяся неопределенность в вопросе о том, соответствуют ли Конституции Российской Федерации оспариваемые заявителем положения Федерального закона «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)».

Заслушав сообщение судьи-докладчика С.П. Маврина, объяснения представителей стороны, принявшей и подписавшей оспариваемый Федеральный закон, выступления приглашенных в заседание полномочного представителя Правительства Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации М.Ю. Барщевского, представителей: от Генерального прокурора Российской Федерации – Т.А. Васильевой, от Министерства юстиции Российской Федерации – А.Н. Савенкова, от Федерального агентства по техническому регулированию и метрологии – В.Р. Смеречука, от Общероссийской общественной организации малого и среднего предпринимательства «Опора России» – К.Н. Алешина, исследовав представленные документы и иные материалы, Конституционный Суд Российской Федерации

установил:

1. В ходе проверки, проведенной территориальным отделом (инспекцией) по Курской области Центрального межрегионального территориального управления Федерального агентства по техническому регулированию и метрологии на принадлежащей индивидуальному предпринимателю В.В. Михайлову автозаправочной станции, были отобраны образцы автомобильного бензина на стадии реализации. Экспертиза этих образцов, проведенная химико-технической лабораторией федерального государственного учреждения «Курский центр стандартизации, метрологии и сертификации», выявила нарушение обязательных требований государственных стандартов, предъявляемых к реализуемым горюче-смазочным материалам, в связи с чем в отношении В.В. Михайлова был составлен протокол об административном правонарушении, предусмотренном частью 1 статьи 19.19 КоАП Российской Федерации.

Решением Арбитражного суда Курской области от 13 декабря 2006 года В.В. Михайлов был признан виновным в совершении указанного административного правонарушения и ему назначено наказание в виде административного штрафа в размере 500 рублей. Кроме того, решением Арбитражного суда Курской области от 26 апреля 2007 года, оставленным без изменения постановлением Девятнадцатого арбитражного апелляционного суда от 23 июля 2007 года, с него были взысканы расходы на осуществление исследований и экспертиз в размере 12 138 рублей 66 копеек на основании абзаца четырнадцатого статьи 3 и пункта 3 статьи 10 Федерального закона «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)».

Оспаривая конституционность указанных законоположений, устанавливающих соответственно недопустимость взимания органами государственного контроля (надзора) платы с юридических лиц и индивидуальных предпринимателей за проведение мероприятий по контролю, за исключением случаев возмещения расходов на осуществление исследований (испытаний) и экспертиз, в результате которых выявлены нарушения обязательных требований, и правомочие этих органов обращаться в суд с требованием о возмещении произведенных расходов, гражданин В.В. Михайлов утверждает, что взыскание на их основании с индивидуального предпринимателя денежных средств наряду с привлечением к административной ответственности означает, по существу, двойное наказание за одно и то же правонарушение и потому носит карательный, а не компенсационный характер, и просит признать эти законоположения не соответствующими Конституции Российской Федерации, ее статьям 35 и 50.

Исходя из того, что в силу части третьей статьи 74 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» Конституционный Суд Российской Федерации принимает постановления только по предмету, указанному в обращении, и лишь в отношении той части акта, конституционность которой подвергается сомнению, предметом рассмотрения Конституционного Суда Российской Федерации по настоящему делу являются взаимосвязанные положения абзаца четырнадцатого статьи 3 и пункта 3 статьи 10 Федерального закона от 8 августа 2001 года № 134-ФЗ «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)», которыми в исключение из общего правила предусматривается возможность взимания в судебном порядке по требованию органа государственного контроля (надзора) с индивидуальных предпринимателей платы за проведение мероприятий по контролю в форме возмещения расходов, понесенных этим органом при осуществлении исследований (испытаний) и экспертиз, выявивших нарушения обязательных требований к реализуемой ими продукции.

2. Согласно Конституции Российской Федерации в Российской Федерации как демократическом правовом государстве в качестве основ конституционного строя гарантируются свободное перемещение товаров, услуг, финансовых средств, поддержка конкуренции, свобода экономической деятельности (статья 1, часть 1; статья 8, часть 1). Соответственно, статья 34 (часть 1) Конституции Российской Федерации закрепляет право каждого на свободное использование своих способностей и имущества для предпринимательской и иной не запрещенной законом экономической деятельности, а статья 71 (пункт «в») относит регулирование и защиту прав и свобод человека и гражданина к предметам ведения Российской Федерации.

По смыслу приведенных конституционных положений во взаимосвязи с положениями статей 2, 17, 18 и 45 (часть 1), в Российской Федерации должны создаваться максимально благоприятные условия для функционирования экономической системы в целом, что предполагает необходимость стимулирования свободной, основанной на принципах самоорганизации хозяйственной деятельности предпринимателей как основных субъектов рыночной экономики и принятия специальных мер, направленных на защиту их прав и законных интересов при осуществлении государственного регулирования экономики и тем самым – на достижение конституционной цели оптимизации вмешательства государства в регулирование экономических отношений.

Именно эту цель преследовал федеральный законодатель, формулируя основные принципы защиты прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при осуществлении государственного контроля (надзора) органами, уполномоченными на его проведение в соответствии с законодательством Российской Федерации, за соблюдением обязательных требований, предъявляемых к товарам (работам, услугам), в Федеральном законе «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)».

Вместе с тем в силу конституционного принципа справедливости, проявляющегося, в частности, в необходимости обеспечения баланса прав и обязанностей всех участников рыночного взаимодействия, свобода, признаваемая за лицами, осуществляющими предпринимательскую и иную не запрещенную законом экономическую деятельность, и гарантируемая им защита должны быть уравновешены обращенным к этим лицам требованием ответственного отношения к правам и свободам тех, кого затрагивает их хозяйственная деятельность. Исходя из этого федеральный законодатель осуществляет правовое регулирование по таким предметам ведения Российской Федерации, как установление правовых основ единого рынка, а также стандарты и эталоны (статья 71, пункты «ж», «р», Конституции Российской Федерации), в целях защиты жизни и здоровья граждан, имущества физических или юридических лиц, государственного или муниципального имущества.

На достижение тех же целей, определенных в Федеральном законе «О техническом регулировании», направлены предписания Закона Российской Федерации «О защите прав потребителей». Его статья 4 обязывает продавца (исполнителя) в случае, если законами или в предусмотренном ими порядке вводятся обязательные требования к товару (работе, услуге), передать потребителю (заказчику) товар (выполнить работу, оказать услугу), соответствующий таким требованиям (пункт 5). При этом – поскольку предпринимательская и иная не запрещенная законом экономическая деятельность осуществляется на основе принципа презумпции добросовестности участников гражданского оборота (пункт 3 статьи 10 ГК Российской Федерации, абзац второй статьи 3 Федерального закона «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)») – предполагается, что сам предприниматель (продавец, исполнитель) уполномочен (обязан) контролировать соответствие реализуемой продукции обязательным требованиям, чем не исключается и не может исключаться существование и иного, в частности государственного, контроля за его деятельностью.

3. Контрольная функция государства по своей конституционно-правовой природе производна от его организующего и регулирующего воздействия на общественные отношения, в том числе в сфере гражданского оборота. Соответственно, поскольку регулирование и защита экономических прав, установление основ федеральной политики и правовых основ единого рынка, федеральные программы в области экономического развития, финансовое, валютное, кредитное, таможенное регулирование, федеральные экономические службы, гражданское законодательство, стандарты, эталоны, бухгалтерский учет отнесены Конституцией Российской Федерации к ведению Российской Федерации (статья 71, пункты «в», «е», «ж», «о», «р»), а защита прав и свобод человека и гражданина, вопросы владения, пользования и распоряжения землей, водными и другими природными ресурсами, природопользование, охрана окружающей среды и обеспечение экологической безопасности, административное, земельное, водное, лесное законодательство, законодательство о недрах – к совместному ведению Российской Федерации и субъектов Российской Федерации (статья 72, пункты «б», «в», «д», «к» части 1), государство вправе и обязано осуществлять контрольную функцию в сфере экономических отношений.

Контрольная функция, как указал Конституционный Суд Российской Федерации в Постановлении от 1 декабря 1997 года № 18-П, присуща всем органам государственной власти в пределах закрепленной за ними компетенции, что предполагает их самостоятельность при реализации этой функции и специфические для каждого из них формы осуществления.

По смыслу статей 10 и 114 Конституции Российской Федерации, государственный контроль в сфере экономической деятельности относится к ведению исполнительной власти, которая в области административного контроля за соблюдением обязательных требований к продукции, реализуемой индивидуальными предпринимателями, представлена, в частности, территориальными органами Федерального агентства по техническому регулированию и метрологии. Возлагая на эти органы контрольную функцию и наделяя их полномочиями действовать властно-обязывающим образом, федеральный законодатель должен соблюдать вытекающие из конституционных принципов правового государства, важнейшими из которых являются равенство и справедливость, требования определенности, ясности, недвусмысленности правовых норм и их согласованности с системой действующего правового регулирования (постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 6 апреля 2004 года № 7-П и от 31 мая 2005 года № 6-П).

3.1. Правовое регулирование государственного контроля (надзора) как государственно-властного института осуществляется федеральным законодателем в порядке реализации положений Конституции Российской Федерации, относящих к ведению Российской Федерации установление системы федеральных органов законодательной, исполнительной и судебной власти, порядка их организации и деятельности, формирование федеральных органов государственной власти (статья 71, пункт «г»), а к совместному ведению Российской Федерации и субъектов Российской Федерации – установление общих принципов организации системы органов государственной власти и местного самоуправления (статья 72, пункт «н» части 1). Теми же конституционными положениями охватываются и финансово-экономические основы государственного контроля (надзора): в соответствии с правовой позицией Конституционного Суда Российской Федерации, сформулированной в Постановлении от 15 декабря 2006 года № 10-П, принципы, касающиеся экономической основы деятельности органов государственной власти, относятся к общим началам организации системы этих органов.

Федеральный законодатель, обладая достаточной свободой усмотрения в определении конкретных видов государственного контроля (надзора), оснований, форм, способов, методов, процедур, сроков его проведения, состава мер государственного принуждения, применяемых по итогам контрольных мероприятий, а также конкретного порядка финансового обеспечения, вместе с тем связан общими конституционными принципами организации системы органов государственной власти, а осуществляемое им регулирование должно соответствовать юридической природе и характеру общественных отношений, складывающихся в сфере государственного контроля (надзора), вводимые же ограничения прав и свобод граждан, занимающихся предпринимательской деятельностью, – быть соразмерными конституционно значимым целям и во всяком случае не создавать препятствий их экономической самостоятельности и инициативе.

3.2. По смыслу Конституции Российской Федерации в ее нормативно-доктринальном толковании Конституционным Судом Российской Федерации, государственный бюджет, будучи неотъемлемым элементом государственной власти и одновременно выражением финансово-экономического содержания государственного суверенитета, является основным инструментом финансового обеспечения деятельности государства. Он представляет собой образуемый из налоговых и неналоговых доходов публичный фонд финансовых средств, предназначенный гарантировать финансовую самостоятельность и независимость государственной власти, а также саму возможность осуществления ею полномочий и публичных функций, возложенных на нее Конституцией Российской Федерации и законами.

Соответственно, Бюджетный кодекс Российской Федерации определяет бюджет как форму образования и расходования денежных средств, предназначенных для финансового обеспечения задач и функций государства, а также местного самоуправления (статья 6), и закрепляет, что формирование расходов бюджетов бюджетной системы Российской Федерации осуществляется в соответствии с расходными обязательствами, обусловленными установленным законодательством Российской Федерации разграничением полномочий федеральных органов государственной власти, органов государственной власти субъектов Российской Федерации и органов местного самоуправления, исполнение которых согласно законодательству Российской Федерации, международным и иным договорам и соглашениям должно происходить в очередном финансовом году (очередном финансовом году и плановом периоде) за счет средств соответствующих бюджетов (статья 65).

Расходы государственной власти на осуществление ее конституционных функций покрываются в первую очередь за счет такой необходимой составной части бюджета, как налоги и сборы, которые, как неоднократно указывал Конституционный Суд Российской Федерации, являются условием существования государства и представляют собой форму отчуждения собственности в целях обеспечения расходов публичной власти, а также за счет внебюджетных средств, имеющих публично-целевое назначение, к каковым относится плата за оказание публичных услуг физическим или юридическим лицам.

Конституционные принципы финансового обеспечения государственной власти распространяются и на государственный контроль, который – как одна из функций государственной власти, имеющих императивный характер, – осуществляется в целях обеспечения конституционно значимых ценностей и должен финансироваться за счет публичных средств через государственно-бюджетный механизм. Исключение могут составлять лишь случаи, когда государственный контроль проводится по инициативе подконтрольного субъекта либо в связи с необходимостью принудительного исполнения подконтрольным субъектом возложенной на него законом обязанности по самостоятельному контролю за соответствием его товаров (работ, услуг) установленным требованиям. В таких случаях государственный контроль представляет собой своеобразную публичную услугу, оказание которой соответствующим государственным органом предполагает в той или иной форме возмещение подконтрольным субъектом произведенных этим органом затрат.

Таким образом, государственный контроль в сфере экономической деятельности, в том числе контроль за соответствием реализуемой индивидуальными предпринимателями продукции обязательным требованиям, должен, по общему правилу, обеспечиваться бюджетными средствами, формируемыми за счет налогов и сборов либо доходов, получаемых посредством оказания публичных услуг подконтрольным лицам.

3.3. В соответствии с правовыми подходами, выработанными Конституционным Судом Российской Федерации на основе положений статей 57, 71 (пункт «з») и 75 (часть 3) Конституции Российской Федерации, вопрос правовой природы обязательных платежей как налоговых или неналоговых приобретает характер конституционного, поскольку он связан с понятием законно установленных налогов и сборов.

Предусмотренная абзацем четырнадцатым статьи 3 и пунктом 3 статьи 10 Федерального закона «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)» плата, взимаемая с индивидуальных предпринимателей в форме возмещения расходов, понесенных органом государственного контроля (надзора) при осуществлении исследований (испытаний) и экспертиз, выявивших нарушения обязательных требований к реализуемой ими продукции, по буквальному смыслу данных законоположений, не относится ни к налогам, ни к сборам. Вместе с тем денежные средства в возмещение этих затрат взыскиваются с подконтрольного субъекта принудительно, в судебном порядке, что наделяет их признаками обязательных индивидуально-возмездных фискальных платежей.

Давая конституционно-правовую оценку такого рода платежей, Конституционный Суд Российской Федерации в Постановлении от 28 февраля 2006 года № 2-П пришел к выводу, что обязательные в силу закона публичные платежи в бюджет, не являющиеся налогами, не подпадающие под определение сборов, содержащееся в Налоговом кодексе Российской Федерации, и не указанные в нем в качестве таковых, но по своей сути представляющие собой именно фискальные сборы, не должны выводиться из сферы действия статьи 57 Конституции Российской Федерации и развивающих ее правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации об условиях надлежащего установления налогов и сборов, конкретизированных законодателем применительно к сборам, в частности, в пункте 3 статьи 17 Налогового кодекса Российской Федерации, которая приобретает тем самым универсальный характер.

Формулируя критерии правомерности взыскания фискальных сборов, Конституционный Суд Российской Федерации указал, что если предусмотренные законом обязательные платежи в бюджет не обладают признаками, присущими налоговому обязательству в его конституционно-правовом смысле, а относятся к неналоговым фискальным сборам, то вопрос о том, какие именно элементы обложения сбором должны быть закреплены в законе об этом сборе, решает с учетом его природы сам законодатель, который вправе использовать данный сбор в качестве публично-правового способа финансового обеспечения осуществления какого-либо вида деятельности, но только на условиях всеобщности обложения им всех субъектов соответствующей деятельности.

Использование законодателем в тех же целях индивидуально-возмездных платежей, не являющихся фискальными сборами, как правило, возможно лишь при условии совершения государственными органами в отношении их плательщиков определенных действий (актов), влекущих для последних предоставление конкретных прав или выдачу разрешений, при том что сами эти платежи предназначены для возмещения расходов и дополнительных затрат, понесенных публичной властью (Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 8 февраля 2001 года № 14-О). Такие действия (акты) представляют собой разновидность публичных услуг, оказываемых физическим или юридическим лицам, по общему правилу, на основе добровольного обращения этих лиц в целях получения необходимых им благ, обладание которыми зависит от соответствующей деятельности государственных органов, представляющих публичную власть (регистрация прав, сертификация товаров или услуг, аккредитация и пр.).

Возмещение по решению суда индивидуальными предпринимателями затрат на проведение исследований (испытаний) и экспертиз по инициативе территориальных органов Федерального агентства по техническому регулированию и метрологии указанными признаками не обладает (договор, на основании которого в настоящее время они проводятся, во-первых, заключается исследовательской или экспертной организацией не с индивидуальным предпринимателем, а с контролирующим органом, причем безотносительно к волеизъявлению самого индивидуального предпринимателя, и, во-вторых, никакого необходимого ему блага не предоставляет) и, следовательно, не может быть признано обязательным индивидуально-возмездным платежом, посредством которого плательщик возмещает (компенсирует) затраты на оказанные ему публичные услуги.

Данный вывод подтверждается и Бюджетным кодексом Российской Федерации, согласно абзацу пятому пункта 3 статьи 41 которого компенсации, иные средства, полученные в возмещение вреда, причиненного государству, а также другие суммы принудительного изъятия отнесены к категории неналоговых доходов бюджетов, полученных в результате применения мер гражданско-правовой, административной и уголовной ответственности.

Вместе с тем в системе действующего правового регулирования возмещение индивидуальными предпринимателями затрат на проведение исследований (испытаний) и экспертиз по инициативе территориальных органов Федерального агентства по техническому регулированию и метрологии не может быть отнесено ни к мерам гражданско-правовой ответственности, ни к мерам административно-правовой ответственности.

Функциональное предназначение данного вида платежей – компенсация затрат органов публичной власти, понесенных ими в связи с проведением контрольных мероприятий в отношении подконтрольного субъекта. Исходя из этого федеральными законами о федеральном бюджете, в том числе Федеральным законом «О федеральном бюджете на 2006 год», этим платежам в качестве доходов бюджетов присваивается код бюджетной классификации, в соответствии с которым они закрепляются за Федеральным агентством по техническому регулированию и метрологии как за главным администратором, а Указаниями о порядке применения бюджетной классификации Российской Федерации (утверждены приказом Министерства финансов Российской Федерации от 24 августа 2007 года № 74н) они отнесены к доходам от оказания платных услуг и компенсациям затрат государства.

Тем самым возмещение по решению суда расходов органов государственного контроля (надзора), понесенных ими в связи с осуществлением исследований (испытаний) и экспертиз, выявивших нарушения обязательных требований к продукции, реализуемой индивидуальными предпринимателями, было наделено признаками компенсационного платежа. Однако, поскольку его взимание связывается законодателем с нарушением подконтрольными субъектами обязательных требований в сфере публично-правовых отношений и необходимостью расходов, возникающих в связи с реализацией контролирующим органом государственно-властных (публично-правовых) полномочий и подлежащих компенсации, налицо признаки публично-правового изъятия собственности подконтрольного субъекта, что исключает возможность признания данного платежа мерой гражданско-правовой ответственности.

Компенсационная в своей основе плата за исследования (испытания) или экспертизы, не дифференцированная по размеру сумм возмещения понесенных государством расходов, не может быть однозначно отнесена и к мерам публично-правовой ответственности, карательная природа которой, как указал Конституционный Суд Российской Федерации, предопределяет зависимость размера наказания от характера самого правонарушения (его тяжести, последствий, причин, степени вины нарушителя), а не от суммы затрат государства на выявление факта правонарушения (постановления от 17 декабря 1996 года № 20-П, от 11 марта 1998 года № 8-П, от 15 июля 1999 года № 11-П и от 27 апреля 2001 года № 7-П, определения от 14 декабря 2000 года № 244-О и от 5 июля 2001 года № 130-О). Вместе с тем принудительное взыскание с индивидуальных предпринимателей не дифференцированных по размеру сумм возмещения государственных расходов исходя лишь из наличия факта нарушения обязательных требований к продукции означает, по существу, объективное вменение, поскольку индивидуальный предприниматель, даже выполнивший все предписания закона по контролю за соблюдением требований к реализуемой им продукции, обязан возмещать расходы органов государственного контроля (надзора), проведших собственное исследование (испытание) или экспертизу, в результате которых выявилось нарушение соответствующих требований.

Кроме того, основанием для взимания с индивидуальных предпринимателей денежных средств в возмещение расходов органов государственного контроля (надзора), понесенных в связи с проведением исследований (испытаний) и экспертиз, служит факт выявления нарушения обязательных требований, предъявляемых к реализуемой ими продукции. В определенном смысле такие расходы близки процессуальным расходам (издержкам), поскольку предназначаются для сбора доказательств совершенного правонарушения. Однако – в отличие от процессуальных издержек – они причинно связаны не с доказыванием факта правонарушения, допущенного конкретным лицом, а с текущей контрольной деятельностью органа публичной власти, не обусловленной предварительным обнаружением признаков правонарушения, и не поставлены законом в зависимость от наличия у контролирующего органа каких-либо данных о совершенном правонарушении.

Таким образом, предусмотренное абзацем четырнадцатым статьи 3 и пунктом 3 статьи 10 Федерального закона «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)» возмещение расходов, понесенных органами государственного контроля (надзора) в связи с проведением соответствующих исследований (испытаний) или экспертиз, по сути, представляет собой публично-правовое изъятие собственности правонарушителя, которое, следуя за его административным наказанием, фактически выступает аналогом публично-правового наказания. При этом денежные средства, взимаемые с индивидуальных предпринимателей в порядке возмещения (компенсации) расходов органов государственного контроля (надзора), обладающие одновременно признаками компенсации (оплаты) государственных расходов, платежа публично-целевого характера и меры ответственности, в формально-правовом смысле не являются ни налогом или сбором, ни фискальным платежом, ни мерой гражданско-правовой или публично-правовой ответственности, ни разновидностью процессуальных издержек, что свидетельствует о неопределенности как в вопросе о правовой природе данного обязательного индивидуально-возмездного платежа, так и в вопросе о правомерности (обоснованности) его установления и использования в целях финансового обеспечения выполнения органами публичной власти своих функций.

3.4. Конституционные принципы правового государства требуют от федерального законодателя при выборе средств и способов правового воздействия на субъектов предпринимательской деятельности основываться на сложившейся в Российской Федерации отраслевой системе правового регулирования и общих принципах соответствующих отраслей права – публичного или частного. При этом он вправе и обязан учитывать социальные, экономические и иные факторы, определяющие объективные пределы его конституционных полномочий.

Осуществляя правовое регулирование в сфере государственного контроля (надзора) за соблюдением обязательных требований, предъявляемых к продукции, реализуемой индивидуальными предпринимателями, федеральный законодатель обладает достаточно широкой дискрецией, что позволяет ему предусмотреть возмещение в той или иной форме затрат органов государственного контроля (надзора) на проведение исследований (испытаний) и экспертиз, возложив в том числе на индивидуальных предпринимателей соразмерное этим затратам, но не чрезмерное денежное обременение, с тем чтобы не ставить под угрозу саму возможность продолжения ими предпринимательской деятельности.

Определяя сферу применения Федерального закона «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)», федеральный законодатель не установил возможность взыскания расходов органов государственного контроля (надзора) при проведении всех видов государственного контроля (надзора), осуществляемого в рамках широкого круга контрольных взаимоотношений между государством и хозяйствующими субъектами, включая налоговый и таможенный контроль (пункт 3 статьи 1), т. е. допустил неясность и неопределенность в правовом регулировании при введении дифференциации отношений по осуществлению государственной контрольной деятельности в экономической сфере.

Не предусмотрены в Федеральном законе «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)» и конкретные сроки, в течение которых возможно возбуждение органом государственного контроля (надзора) процедуры изъятия денежных средств, при том что обращение в суд с требованием о возмещении соответствующих расходов, по буквальному смыслу положений абзаца четырнадцатого статьи 3 и пункта 3 статьи 10 данного Федерального закона, является его правом, а не обязанностью. Это означает, что органы государственного контроля (надзора) наделяются фактически неограниченной свободой усмотрения в отношении как самого принудительного изъятия у индивидуальных предпринимателей денежных средств, так и периода его возможного осуществления, а равно критериев определения размеров, в пределах которых возможно взыскание денежных средств, и учета особенностей субъектов предпринимательской деятельности – индивидуальных предпринимателей и юридических лиц.

Взаимосвязанные положения абзаца четырнадцатого статьи 3 и пункта 3 статьи 10 Федерального закона «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)», закрепляющие основание и порядок возмещения расходов органов государственного контроля (надзора) на проведение исследований (испытаний) и экспертиз, не отвечающие требованиям определенности, ясности, недвусмысленности правовых норм и их согласованности с системой действующего правового регулирования, порождают противоречивую правоприменительную практику: суды квалифицируют предусмотренное указанными законоположениями правовое средство и как меру публично-правовой ответственности, карательную по своему характеру, и как возмещение в гражданско-правовом порядке расходов, понесенных государством, т. е. и как публично-правовое, и как частноправовое средство воздействия на индивидуальных предпринимателей, реализующих продукцию, не отвечающую обязательным требованиям.

Кроме того, неопределенность, возникшая в системе действующего правового регулирования относительно обязанности индивидуальных предпринимателей, допустивших нарушение обязательных требований к реализуемой ими продукции, компенсировать исследовательские и экспертные затраты органов государственного контроля (надзора), может приводить на практике к тому, что – в нарушение общеправового принципа «non bis in idem», нашедшего отражение в статье 50 (часть 1) Конституции Российской Федерации, – таким публично-правовым изъятием собственности дополняется наказание индивидуального предпринимателя, наложенное на него в административном порядке.

3.5. Таким образом, положения абзаца четырнадцатого статьи 3 и пункта 3 статьи 10 Федерального закона «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)», допуская в силу своей неопределенности принятие органами государственного контроля (надзора) произвольных правоприменительных решений, создают условия для нарушения конституционных принципов правового государства и вытекающих из них требований определенности, непротиворечивости, недвусмысленности и полноты нормативно-правовой регламентации компетенции и порядка деятельности публично-властных субъектов, призванных обеспечивать стабильность хозяйственного оборота, и тем самым противоречат Конституции Российской Федерации, ее статьям 19 (часть 1), 34 (часть 1), 35 (части 1 и 2) и 55 (часть 3).

Федеральный законодатель, осуществляя – исходя из требований Конституции Российской Федерации и с учетом настоящего Постановления – правовое регулирование в данной сфере общественных отношений, может либо установить для всех индивидуальных предпринимателей специальный неналоговый сбор, либо ввести конкретные меры административной ответственности (например, более высокие, нежели в настоящее время, штрафные санкции), либо предусмотреть иные меры компенсации расходов органов государственного контроля (надзора) на проведение по их инициативе исследований (испытаний) и экспертиз, в том числе в случаях неисполнения индивидуальным предпринимателем установленной законом обязанности по самостоятельному контролю за соответствием реализуемой продукции обязательным требованиям.

Вместе с тем возможность взыскания понесенных органами государственного контроля (надзора) расходов на проведение исследований (испытаний) и экспертиз, в результате которых были выявлены нарушения обязательных требований, для индивидуальных предпринимателей является дополнительным стимулом к осуществлению самостоятельного контроля за соответствием реализуемой продукции обязательным требованиям и в условиях существующей системы административных санкций служит определенным препятствием для реализации на рынке некачественной продукции. Поскольку немедленная утрата положениями абзаца четырнадцатого статьи 3 и пункта 3 статьи 10 Федерального закона «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)» юридической силы при отсутствии других – надлежащих – правовых механизмов может снизить степень государственной гарантированности защиты законных экономических интересов физических и юридических лиц – приобретателей продукции, Конституционный Суд Российской Федерации, руководствуясь 20 пунктом 12 части первой статьи 75, статьями 79 и 80 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», считает возможным установить, что положения Федерального закона «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)», признанные настоящим Постановлением не соответствующими Конституции Российской Федерации, утрачивают силу с 1 января 2009 года.

Исходя из изложенного и руководствуясь частями первой и второй статьи 71, статьями 72, 75, 79, 87 и 100 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», Конституционный Суд Российской Федерации

постановил:

1. Признать взаимосвязанные положения абзаца четырнадцатого статьи 3 и пункта 3 статьи 10 Федерального закона «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)» в части, устанавливающей возможность взыскания с индивидуальных предпринимателей по требованию органа государственного контроля (надзора) расходов, понесенных этим органом на проведение исследований (испытаний) и экспертиз, в результате которых были выявлены нарушения обязательных требований, не соответствующими Конституции Российской Федерации, ее статьям 19 (часть 1), 34 (часть 1), 35 (части 1 и 2) и 55 (часть 3).

2. Положения абзаца четырнадцатого статьи 3 и пункта 3 статьи 10 Федерального закона «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)», признанные настоящим Постановлением не соответствующими Конституции Российской Федерации, утрачивают силу с 1 января 2009 года.

3. Дело гражданина В.В. Михайлова подлежит пересмотру в установленном порядке, если для этого нет иных препятствий.

4. Настоящее Постановление окончательно, не подлежит обжалованию, вступает в силу немедленно после провозглашения, действует непосредственно и не требует подтверждения другими органами и должностными лицами.

5. Согласно статье 78 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» настоящее Постановление подлежит незамедлительному опубликованию в «Российской газете» и «Собрании законодательства Российской Федерации». Постановление должно быть опубликовано также в «Вестнике Конституционного Суда Российской Федерации».

Конституционный Суд Российской Федерации

Дело о проверке конституционности части второй статьи 5 Федерального закона «О минимальном размере оплаты труда» в связи с жалобами граждан А.Ф. Кутиной и А.Ф. Поварнициной

Выступление полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации М.В. Кротова

9 октября 2008 года

Глубокоуважаемый Высокий Суд!

Поводом к рассмотрению настоящего дела послужили жалобы граждан Поварнициной А.Ф., Кутиной А.Ф. и Куликова В.Н. на нарушение их конституционных прав положениями части второй статьи 5 Федерального закона «О минимальном размере оплаты труда», согласно которой исчисление платежей по гражданско-правовым обязательствам, установленных в зависимости от минимального размера оплаты труда, производится с 1 июля 2000 г. по 31 декабря 2000 г. исходя из базовой суммы, равной 83 рублям 49 копейкам, с 1 января 2001 г. исходя из базовой суммы, равной 100 рублям.

Как следует из представленных материалов, заявители – граждане пожилого возраста (1918, 1923, 1938 годов рождения) в период времени 2001-ого, 2002-ого и 2004-ого годов заключили договоры пожизненной ренты и договоры пожизненного содержания с иждивением, в соответствии с которыми им выплачивалась ежемесячная рента: Поварнициной А.Ф. в сумме 400 рублей, Кутиной А.Ф. и Куликову В.Н. – два минимальных размера оплаты труда и пять минимальных размеров оплаты труда соответственно.

В дальнейшем, заявители, посчитав, что плательщиками ренты в отношении них не в полном объеме выполняются условия договоров, обратились в суды общей юрисдикции с исками об их расторжении.

В частности, в качестве одного из оснований для расторжения указанных договоров заявителями приводился довод о том, что плательщиками ренты не проводилась индексация размера содержания и ренты исходя из увеличения минимального размера оплаты труда.

Судами в расторжении договоров было отказано, а вопрос об увеличении размера ренты заявителями в качестве самостоятельного искового требования не ставился.

В своих обращениях в Конституционный Суд Российской Федерации заявители, по существу, полагают, что размер платежей по гражданско-правовым обязательствам (в том числе по указанным в заявлениях договорам) должен индексироваться пропорционально индексации минимального размера оплаты труда, установленному в статье 1 Федерального закона «О минимальном размере оплаты труда», а не по условному показателю (в виде «базовой суммы»), определенному в статье 5 оспариваемого Федерального закона.

Учитывая данные обстоятельства, заявители полагают, что нормы части второй статьи 5 названного Федерального закона нарушают их конституционные права на получение социального обеспечения в полном объеме и просят признать указанные положения Федерального закона противоречащими положениям части первой статьи 1, статей 2, 7, части первой статьи 17, статьи 18, части первой статьи 19, части первой статьи 20, части второй статьи 35, части первой статьи 45, части первой статьи 46, части второй статьи 53, части первой статьи 54 и статьи 55 Конституции Российской Федерации.

В этой связи необходимо отметить следующее.

1. Согласно статьям 7 и 37 Конституции Российской Федерации в Российской Федерации установлен гарантированный минимальный размер оплаты труда, каждый имеет право на труд в условиях, отвечающих требованиям безопасности и гигиены, на вознаграждение за труд без какой бы то ни было дискриминации и не ниже установленного федеральным законом минимального размера оплаты труда.

В соответствии со статьей 1 Федерального закона о МРОТ минимальный размер оплаты труда с 1 сентября 2007 г. установлен в сумме 2300 рублей в месяц.

Согласно статье 3 этого Закона (в редакции Федерального закона от 26 ноября 2002 г. № 152-ФЗ «О внесении изменений в некоторые законодательные акты Российской Федерации, связанные с осуществлением обязательного социального страхования от несчастных случаев на производстве и профессиональных заболеваний») минимальный размер оплаты труда применяется исключительно для регулирования оплаты труда, а также для определения размеров пособий по временной нетрудоспособности.

При этом в статье 3 Закона особо подчеркивается, что применение минимального размера оплаты труда для других целей не допускается.

Для исчисления иных платежей, в том числе по гражданско-правовым обязательствам, установленных в зависимости от минимального размера оплаты труда, производится после 1 января 2001 года исходя из базовой суммы, равной 100 рублям.

Как неоднократно отмечалось в решениях Конституционного Суда Российской Федерации (постановление от 19 июня 2002 г. № 11-П, определения от 7 февраля 2002 г. № 15-О, от 11 июля 2002 г. № 191-О, от 18 декабря 2007 г. № 900-О-О), такое законодательное регулирование, которым установлена дифференциация минимального размера оплаты труда в зависимости от сферы применения и сроков, осуществлено в целях освобождения минимального размера оплаты труда от выполнения не свойственной ему функции норматива при расчетах платежей, не связанных с трудовыми отношениями, а также в целях организационно – технического обеспечения их взимания путем закрепления иного стоимостного выражения, и не может быть признано противоречащим Конституции Российской Федерации.

Полагаем, что затронутый заявителями вопрос носит сугубо цивилистический характер и не может быть предметом рассмотрения, поскольку не имеет конституционной составляющей и не позволяет фиксировать нарушение конституционных прав граждан.

Статья 34 Конституции Российской Федерации гарантирует право каждого на свободное использование своего имущества для любой не запрещенной законом экономической деятельности. В развитие конституционных положений гражданское законодательство устанавливает принципы свободы договора, свободы в установлении своих прав и обязанностей в договоре своей волей и в своем интересе (пункты 1, 2 статьи 1 Гражданского кодекса).

В основе договора ренты лежит принцип диспозитивности, так как в соответствии с положением части 1 статьи 9 ГК РФ граждане и юридические лица по своему усмотрению осуществляют принадлежащие им гражданские права, а в соответствии с частью 1 стати 421 ГК РФ граждане и юридические лица свободны в заключение договора. Гражданский кодекс не обязывает стороны договора выражать размеры пожизненной ренты в привязке к МРОТ, следовательно, определение сторонами размера пожизненной ренты в твердой денежной сумме является результатом свободного выбора субъектов частноправовых отношений.

Только от усмотрения заявителей зависело заключение договора ренты на тех или иных условиях, в том числе касающихся определения размера рентных платежей. Вопрос о действительности такого договора, а, следовательно, и об адекватности получаемых заявителями платежей их представлениям о достаточном и необходимом уровне, целиком зависит от того, насколько свободно они реализовала свою волю при заключении указанного договора.

Решение этих вопросов не имеет прямого отношения к содержанию оспариваемой части 2 статьи 5 Закона, а, следовательно, не может выступать основанием для решения вопроса о конституционности или неконституционности соответствующей нормы.

Ранее Конституционным Судом была фактически подтверждена конституционность части второй статьи 5 Федерального закона «О минимальном размере оплаты труда» применительно к отношениям, возникающим из предпринимательской деятельности. Так, в Определении от 7 февраля 2002 г. № 15-О отмечено, что в ряде норм Гражданского кодекса Российской Федерации прямо закреплено требование применять минимальный размер оплаты труда в качестве базового показателя, с ростом которого пропорционально увеличиваются соответствующие платежи (например, по договорам постоянной и пожизненной ренты, по обязательствам вследствие причинения вреда жизни или здоровью потерпевшего – статьи 318, 590, 597, 602, 1091 и др.), а также указано, что возможность использования минимального размера труда в иных, прямо не перечисленных в законе видах договоров в качестве антиинфляционной, альтернативной меры индексации размеров платежей по гражданско-правовым обязательствам вытекает из положений пунктов 1 и 2 статьи 1 и статьи 421 ГК РФ о свободе договора и является результатом свободного выбора, своей волей и в своем интересе субъектов частноправовых отношений.

2. Рента относится к группе институтов гражданского права, связанных с отчуждением (за плату или бесплатно) имущества, которая обеспечивает регулярный гарантированный доход, получаемый лицом в обмен на отчуждение имущества, сопряженный с риском и неопределенностью размера ренты в силу длительности рентных платежей. С этой точки зрения договоры ренты являются рисковыми, так как вполне вероятно, что либо один, либо другой контрагент фактически получит встречное удовлетворение меньшего объема, чем им самим предоставленное.

Гражданским кодексом (пункт 1 статьи 602) основная обязанность плательщика ренты сформулирована достаточно широко – как предоставление содержания с иждивением. Указанная обязанность может включать обеспечение потребностей получателя ренты в жилище, питании и одежде, а если этого требует состояние здоровья гражданина, также и уход за ним. Кроме того, договором может быть предусмотрена оплата плательщиком ренты ритуальных услуг. Этот перечень является примерным и должен конкретизироваться в договоре. Законодатель передал на усмотрение сторон возможность конкретизировать в договоре обязанности плательщика. Стороны вправе договориться о включении в договор иных условий.

По общему правилу исполнение обязательства по предоставлению пожизненного содержания с иждивением должно производиться в натуре в виде обеспечения повседневных жизненных потребностей получателя ренты. В этом состоит специфика данного договора.

Несмотря на это, содержание, в какой бы форме оно не предоставлялось, должно быть выражено в договоре в определенной сумме денег, эквивалентной по стоимости общему объему содержания в течение всего срока действия (пункт 2 статьи 602 ГК). При определении общего объема содержания с иждивением должны учитываться не только фактически производимые расходы на приобретение необходимых вещей и продуктов питания, но и оцениваться оказываемые получателю ренты услуги, выполнение для него определенных работ и т. п.

Вместе с тем указанная величина носит весьма условный характер, так как на момент заключения договора невозможно рассчитать ни продолжительность жизни получателя ренты, ни размер минимальной заработной платы, а оценке подлежат определенные услуги и товары – продукты питания, одежда, лекарственные препараты, уход за больным и т. д. В договоре, заключаемом на неопределенный срок достаточно сложно предусмотреть конкретный вид содержания, поскольку в одни период необходимо удовлетворение потребностей получателя ренты в питании и одежде, а в другой – например, в связи с ухудшением состояния здоровья – в лекарствах и уходе.

3. Применительно к рентным отношениям законодатель в Гражданском кодексе активно использует конструкцию минимального размера оплаты труда. Так, согласно статье 590 ГК РФ, если иное не предусмотрено договором постоянной ренты, размер выплачиваемой ренты увеличивается пропорционально увеличению установленного законом минимального размера оплаты труда; согласно статье 597 ГК РФ размер пожизненной ренты, определяемый в договоре, в расчете на месяц должен быть не менее минимального размера оплаты труда, установленного законом; согласно статье 602 ГК РФ в договоре пожизненного содержания с иждивением стоимость общего объема содержания в месяц не может быть менее двух минимальных размеров оплаты труда, установленных законом.

Установление размера рентных платежей в зависимости от минимального размера оплаты труда связано с тем, что в рентных отношениях платежи во многих случаях выполняют функцию материального обеспечения, они направлены на удовлетворение потребностей граждан, нуждающихся в особой защите. Как правило, это престарелые граждане, для которых рента чаще всего является основным или, по крайней мере, одним из основных средств существования.

Пожизненная рента и пожизненное содержание с иждивением являются длящимися обязательствами и имеют специальное назначение: они направлены на содержание гражданина, передавшего свое имущество под выплату ренты. Так, при определении возмещения вреда лицам, потерявшим кормильца, в состав доходов умершего наряду с заработком (доходом), пенсией включается получаемое им при жизни пожизненное содержание (пункт 2 статьи 1089 ГК РФ).

Посредством привязки размера содержания в рентных отношениях к минимальному размеру оплаты труда государство косвенно выполняет социальную функцию.

Между тем, необходимо учитывать, что в пункте 2 статьи 597 и в пункте 2 статьи 602 Гражданского кодекса Российской Федерации установлены лишь минимальные размеры ренты, а в случаях, предусмотренных статьей 318 Гражданского кодекса Российской Федерации, она подлежит увеличению.

Установление минимального уровня общего объема пожизненного содержания направлено на то, чтобы пожизненное содержание имело реальное экономическое значение для сторон и не превращалось в обмен между ними малозначительными ценностями. Очевидно, что меньший объем содержания не обеспечивает целей договора, превращает его либо в притворный, прикрывающий другую сделку (например, дарение), либо в кабальный для получателя договор.

Таким образом, определенный законом минимум подлежащих выплате пожизненной ренты, пожизненного содержания с иждивением, а в условиях инфляции и индексация платежей в пользу получателя ренты призваны гарантировать выживание получателя ренты и компенсацию его имущества, переданного плательщику ренты.

Между тем, исчисление платежей по гражданско-правовым обязательствам, установленных в зависимости от МРОТ, производится на основании статьи 5 оспариваемого Закона, исходя из базовой суммы, повышение которой не производилось с 1 января 2001 года. Таким образом, несмотря на рост инфляции, размер базовой суммы чрезвычайно низок и искусственно сдерживается государством. Во многом это обусловлено тем, что МРОТ стал выполнять не свойственную ему роль технического норматива определения величины ряда социальных выплат и административных санкций. Объем содержания в размере 200 рублей просто не обеспечит цели договора пожизненного содержания с иждивением.

Регулирование, содержащееся в Гражданском кодексе Российской Федерации, и применяемое к определению размера пожизненной ренты, было основано на подходах к минимальному размеру оплаты труда, существовавших до вступления в силу Федерального закона от 19 июня 2000 г. № 82-ФЗ «О минимальном размере оплаты труда».

Таким образом, установленные размеры МРОТ в Законе, должны были периодически индексироваться. Однако не были вовремя реализованы предписания другого закона, принятого ранее оспариваемого, что, по нашему мнению и послужило причиной обращения в Конституционный Суд.

В числе законодательных актов, в которые были внесены изменения Федеральным законом от 26.11.2002 № 152-ФЗ «О внесении изменений в некоторые законодательные акты Российской Федерации, связанные с осуществлением обязательного социального страхования от несчастных случаев на производстве и профессиональных заболеваний», был и Гражданский кодекс. Изменения затронули статью 318 и нормы о возмещении вреда, причиненного жизни или здоровью гражданина. Возмещение такого вреда стало определяться не минимальным размером оплаты труда, а величиной прожиточного минимума трудоспособного населения в целом по Российской Федерации. Согласно новой редакции статьи 318 ГК РФ суммы, выплачиваемые по денежному обязательству непосредственно на содержание гражданина, в том числе в возмещение вреда, причиненного жизни или здоровью, по договору пожизненного содержания, индексируются с учетом уровня инфляции в порядке и случаях, которые предусмотрены законом²¹.

Это позволяет сделать вывод, что законодатель, ко всем денежным обязательствам, если в договоре не установлено иное, предусматривал индексацию денежных сумм, применительно к увеличению МРОТ в размере 100 рублей. И только, в 2002 году, ввел другое основание для индексации. Тем самым косвенно признавалось неэффективность привязки индексации к МРОТ в размере, специально установленном для гражданско-правовых отношений.

Правовая позиция в отношении применения МРОТ к правоотношениям по возмещению вреда, причиненного здоровью впервые сформулирована Конституционным Судом в Постановлении от 19 июня 2002 года № 11-П, в котором Суд указал, в частности, что отказ от использования минимального размера оплаты труда в качестве критерия индексации сумм возмещения вреда, причиненного здоровью, в сферах, не связанных с трудовыми отношениями, освободил этот институт от выполнения не свойственных ему функций; само по себе изменение критерия индексации сумм возмещения вреда, причиненного жизни и здоровью граждан, при соблюдении конституционных принципов справедливости, равенства, соразмерности, а также стабильности и гарантированности прав граждан не может рассматриваться как противоречащее Конституции Российской Федерации.

Эта правовая позиция была воспроизведена и дополнена в нескольких «отказных» определениях от 11 июля 2002 года (№№ 190-О – 195-О) по обращениям граждан-инвалидов; вред их здоровью был причинен ответчиками, с которыми они не были связаны трудовыми правоотношениями.

Так, Конституционный Суд Российской Федерации указал, что отсутствие в Федеральном законе от 19 июня 2000 года «О минимальном размере оплаты труда» какого-либо нового критерия индексации сумм возмещения вреда для граждан, которым оно исчисляется в соответствии с нормами Гражданского кодекса, не исключает обязанности причинителя вреда и суда рассматривать требования граждан об увеличении размеров указанных сумм на основании норм и принципов гражданского законодательства, прежде всего пункта 1 статьи 1091 Гражданского кодекса; вопрос об увеличении сумм выплачиваемого возмещения вреда, причиненного здоровью, подлежит разрешению судами общей юрисдикции на основании исследования и оценки фактических обстоятельств дела, в том числе исходя из объективных критериев повышения стоимости жизни, которые в разных регионах могут быть различными. Таким образом, Конституционный Суд признал отсутствие механизма индексации платежей, выраженных в МРОТ, и сделал отсылку к судебному механизму определения и возмещения реального вреда.

Согласно статье 421 Гражданского кодекса отдельные условия договора могут определяться по усмотрению сторон.

Данные обстоятельства позволяют сторонам при заключении соответствующих договоров устанавливать ренту и в большем размере, чем это предусмотрено Гражданским кодексом Российской Федерации, а в случаях, когда между получателями и плательщиками ренты возникают спорные ситуации, суды, при разрешении споров о размере ренты, вправе определять ее размер не только в соответствии с частью второй статьи 5 Федерального закона, но и согласно положениям статьи 318 Гражданского кодекса Российской Федерации, то есть с учетом уровня инфляции в порядке и случаях, которые предусмотрены законом.

Согласно пункту 2 статьи 424 изменение цены договора после его заключения допускается в случаях и на условиях, предусмотренных договором, законом, либо в установленном законом порядке.

Гражданским кодексом не предусматривается обязательной индексации размера пожизненной ренты и стоимости объема содержания с иждивением, за исключением минимальных, однако стороны вправе включить в договор условие об индексации предусмотреть ее механизм, и не связаны в данном вопросе условиями увеличения минимального размера оплаты труда.

Следует отметить, что правила, касающиеся увеличения размеров и сроков выплат, могут изменяться договором, это следует из статьи 451 Гражданского кодекса, которая предусмотрела возможность изменения договора.

Данное положение придает большую гибкость договорным отношениям и позволяет сохранить контракт. В пункте 4 статьи 451 Гражданского кодекса указано, что «изменение договора в связи с существенным изменением обстоятельств допускается по решению суда в исключительных случаях, когда расторжение договора противоречит общественным интересам либо повлечет для сторон ущерб, значительно превышающий затраты, необходимые для исполнения договора на измененных судом условиях».

По смыслу статьи 452 Гражданского кодекса, если рентополучателей не устраивает, в какой-то момент, размер ренты, то они могут либо договориться с другой стороной об изменении условий, или требовать этого в судебном порядке.

При разрешении спора, вызванного неисполнением или ненадлежащим исполнением возмездного договора, необходимо учитывать, что в случае, когда в договоре нет прямого указания о цене и она не может быть определена из условий договора, оплата должна производиться по цене, которая при сравнимых обстоятельствах обычно взимается за аналогичные товары, работы или услуги (пункт 3 статьи 424 ГК). При этом наличие сравнимых обстоятельств, позволяющих однозначно определить, какой ценой необходимо руководствоваться, должно быть доказано заинтересованной стороной. При наличии разногласий по условию о цене и недостижении сторонами соответствующего соглашения договор считается незаключенным.

В любом случае при разрешении спора между сторонами об объеме содержания, которое предоставляется или должно предоставляться гражданину, суд должен руководствоваться принципами добросовестности и разумности (пункт 3 статьи 602 Гражданского кодекса).

Сегодня мы столкнулись с вопросом о конституционности нормы, которая сама по себе не влияет на взаимоотношения данных сторон, которыми являются заявители. Мы имеем дело с бланкетной нормой. И оспаривается не сама отсылочная норма, не норма ГК, а та норма, к которой произведена отсылка. В этой связи говорить о конституционности части второй статьи 5 закона "О минимальном размере оплаты труда" можно ведь с двух позиций: как лица, которое недополучает размер рентных платежей со стороны получателя ренты; так и со стороны тех лиц, которые должны были уплачивать административные штрафы, которые также определялся этой же самой нормой. Поэтому говорить о конституционности или неконституционности такого порядка установления минимального размера оплаты труда без учета изначально взаимоотношения сторон, которые послужили основанием применения данного бланкета, невозможно. Но, к сожалению, стороны не поставили вопрос о конституционности положений Гражданского кодекса о порядке выплаты ренты. Поэтому эти вопросы находятся на данный момент вне контроля Конституционного Суда. Тем не менее, на мой взгляд, в данном случае вопрос не выходит за пределы цивилистического анализа.

Взаимоотношения сторон определяются положениями гражданского законодательства о рентных отношениях. Я бы хотел вам напомнить о том, что вообще норма о ренте пожизненного содержания с иждивением, появилась из судебной практики в 60-х годах прошлого века, когда Гражданский кодекс не предусматривал подобной нормы. В дальнейшем была включена норма о купле-продаже жилого дома на условиях пожизненного содержания, и уже тогда встал вопрос о возможности фиксирования размера платежей. И теория, и практика остановились на том, что данные взаимоотношения относятся к категории рисковых, алеаторных договоров. Здесь не может быть зафиксирован размер, который должен получить получатель ренты, и сколько должен же фактически затратить плательщик ренты. И сегодня эта норма также относится к категории алеаторных.

Договор пожизненного содержания с иждивением – это вопрос, который решает каждая сторона для себя индивидуально, когда у этого лица нет иного имущества, которое бы могло обеспечить его содержание, кроме жилого дома или иного недвижимого имущества, и он принимает решение продать данное имущество, но, не получив конкретную сумму, а имея периодические выплаты, периодические платежи. Вопрос о том, каким образом зафиксировать эту периодичность с тем, чтобы этого было достаточно для проживания, – это действительно вопрос свободы договора, это реализация субъективного гражданского права, которое принадлежит гражданину, который для себя эту сумму должен определить сам. Насколько вмешательство государства в данном случае оправданно, с помощью применения минимального размера оплаты труда? Практика уже показала, что вынуждены были отказаться. Дело в том, что фиксация любых цифровых показателей в гражданском законодательстве никогда не приводила к более-менее разумному решению. В свое время у нас, например, размер сделки определялся не свыше 50 рублей – крупный размер. Отказались от этого критерия, понимая, что ситуация меняется, и в какой-то момент 50 рублей стали слишком ничтожной суммой для того, чтобы говорить о крупном размере. То же самое произошло и с МРОТом. Любая фиксация нормы, приводящая к четкой цифре – она тут же приводит к тому, что в какой-то момент изменение ситуации (или рыночной ситуации, или прожиточного минимума), и она действительно становится неудобной.

Является ли в данном случае эта цифра обязательной для сторон? Обязаны ли стороны применять МРОТ при заключении договора? Конечно, нет. Это гарантия, которую как бы государство предлагает сторонам установить, что меньше этой суммы выплачивать нельзя. При этом я бы хотел обратить внимание Высокого Суда на то, что ни одна из сторон заявителей – никто из них не оспаривал размер выплат. Ведь в этом случае как раз можно было ставить сразу вопрос о либо прекращении договора, либо об увеличении размера выплат.

И хотел бы напомнить, что есть еще одна отсылочная норма в договоре пожизненного содержания с иждивением. Применяется правило о пожизненной ренте, которая как раз допускает применение 318. Более того, можно напомнить и пункт 3 статьи 602 о том, что при определении размера выплат суд, в случае возникновения спора, должен исходить из разумности и добросовестности сторон. То есть, эти вопросы должны быть предметом судебного рассмотрения. На самом деле этот вопрос судами общей юрисдикции не рассматривался. И я полагаю, что данный спор, который возник у граждан, вполне может быть разрешен судами общей юрисдикции в пределах их компетенции; и, не затрагивая Закон "О минимальном размере оплаты труда", он в состоянии установить разумность и достаточность выплат и разрешить вопрос по существу.

Закон предусматривает достаточно жесткую меру для защиты получателя ренты – это прекращение договора и возврат имущества ему в собственность. Плательщику ренты при этом ничего не компенсируется. Поэтому я полагаю, что в данном случае, если Высокий Суд будет оценивать норму о минимальном размере оплаты труда применительно к рентным отношениям, то необходимо, наверное, все-таки обратить внимание на какое-то общее правило – каким образом применять бланкетные нормы, не затрагивая конституционность тех норм, которые содержат отсылку. Ведь стороны вполне могли договориться об использовании и иной условной единицы, если бы это был не минимальный размер оплаты труда, ну а, например, курс доллара. Что бы в этом случае подлежало конституционной оценке? Действия биржи или деятельность американского правительства? А в принципе минимальный размер оплаты труда – это та же самая условная единица, которая применена Гражданским кодексом. И для этого есть еще одно правило, которое содержится в пункте 3 статьи 424 статье Гражданского кодекса: в тех случаях, когда цена договора не может быть определена и подлежит определению исходя из аналогичных обстоятельств в данном месте и т. д.

Я полагаю, что дела заявителей могут быть рассмотрены и разрешены судом общей юрисдикции в порядке его компетенции, а конституционность Закона "О минимальном размере оплаты труда", на мой взгляд, никоим образом не умаляется.

Изложенное позволяет констатировать, что защита интересов граждан лежит в плоскости компетенции судов общей юрисдикции, которые на основании действующего законодательства в состоянии дать правовую оценку создавшимся отношениям и разрешить их в системе норм гражданского законодательства.

Необходимо также обратить внимание на то обстоятельство, что заявители в суды общей юрисдикции непосредственно с исками об увеличении размера выплачиваемой им ренты не обращались, то есть предоставленного им права на судебную защиту в полном объеме не реализовали.

Таким образом, часть вторая статьи 5 Федерального закона о МРОТ не может рассматриваться как нарушающая конституционные права Поварнициной А.Ф., Кутиной А.Ф. и Куликова В.Н., так как не лишает их возможности на получение ренты в большем размере, чем это предусмотрено в заключенных ими договорах.

Конституционный Суд Российской Федерации.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

от 27 ноября 2008 года № 11-П

По делу о проверке конституционности части второй статьи 5 Федерального закона «О минимальном размере оплаты труда» в связи с жалобами граждан А.Ф. Кутиной и А.Ф. Поварнициной²²

Именем Российской Федерации

Конституционный Суд Российской Федерации в составе председательствующего – судьи С.М. Казанцева, судей Ю.М. Данилова, Л.М. Жарковой, Г.А. Жилина, В.Д. Зорькина, М.И. Клеандрова, Н.В. Мельникова, Н.В. Селезнева, В.Г. Стрекозова,

с участием постоянного представителя Государственной Думы в Конституционном Суде Российской Федерации А. Н. Харитонова, представителя Совета Федерации – доктора юридических наук Е.В. Виноградовой, полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации М.В. Кротова,

руководствуясь статьей 125 (часть 4) Конституции Российской Федерации, пунктом 3 части первой, частями третьей и четвертой статьи 3, пунктом 3 части второй статьи 22, статьями 36, 74, 86, 96, 97 и 99 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», рассмотрел в открытом заседании дело о проверке конституционности части второй статьи 5 Федерального закона «О минимальном размере оплаты труда».

Поводом к рассмотрению дела явились жалобы граждан А.Ф. Кутиной и А.Ф. Поварнициной на нарушение их конституционных прав частью второй статьи 5 Федерального закона «О минимальном размере оплаты труда». Основанием к рассмотрению дела явилась обнаружившаяся неопределенность в вопросе о том, соответствует ли Конституции Российской Федерации оспариваемое заявителями законоположение.

Поскольку обе жалобы касаются одного и того же предмета, Конституционный Суд Российской Федерации, руководствуясь статьей 48 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», соединил дела по этим жалобам в одном производстве.

Заслушав сообщение судьи-докладчика М.И. Клеандрова, объяснения представителей Государственной Думы, Совета Федерации и Президента Российской Федерации, выступления приглашенных в заседание представителей: от Генерального прокурора Российской Федерации – Т.А. Васильевой, от Министерства юстиции Российской Федерации – Т.Л. Козлова, от Министерства здравоохранения и социального развития Российской Федерации – С.М. Петрова, исследовав представленные документы и иные материалы, Конституционный Суд Российской Федерации

установил:

1. Согласно части второй статьи 5 Федерального закона от 19 июня 2000 года № 82-ФЗ «О минимальном размере оплаты труда» исчисление платежей по гражданско-правовым обязательствам, установленных в зависимости от минимального размера оплаты труда, производится с 1 июля 2000 года по 31 декабря 2000 года исходя из базовой суммы, равной 83 рублям 49 копейкам, а с 1 января 2001 года исходя из базовой суммы, равной 100 рублям.

Заявители по настоящему делу – гражданка А.Ф. Кутина, заключившая в 2002 году договор пожизненного содержания с иждивением, и гражданка А.Ф. Поварницина, заключившая в 2001 году договор пожизненной ренты, просят признать не соответствующим статьям 1 (часть 1), 2, 7, 17 (часть 1), 18, 19 (часть 1), 20 (часть 1), 35 (часть 2), 45 (часть 1), 46 (часть 1), 54 (часть 1) и 55 Конституции Российской Федерации, а также пункту 1 статьи 25 Всеобщей декларации прав человека положение части второй статьи 5 Федерального закона «О минимальном размере оплаты труда», примененное в их делах для определения размера платежей по указанным договорам ренты.

Промышленный районный суд города Самары решением от 31 октября 2007 года, оставленным без изменения судом кассационной инстанции, отказал в удовлетворении исковых требований гражданки А.Ф. Кутиной о расторжении договора пожизненного содержания с иждивением и возврате переданной в его исполнение квартиры. Суд не нашел существенных нарушений со стороны ответчиков при исполнении условий договора и, посчитав необоснованными доводы истицы о необходимости увеличения денежного содержания, пришел к выводу, что сумма в 200 рублей, выплачиваемая ежемесячно на каждого получателя ренты – на саму истицу и на ее супруга (впоследствии скончавшегося), соответствует предусмотренным в договоре двум минимальным размерам оплаты труда, установленным на день расчета частью второй статьи 5 Федерального закона «О минимальном размере оплаты труда», и отвечает предписанию пункта 2 статьи 602 ГК Российской Федерации, согласно которому стоимость всего объема содержания с иждивением в месяц не может быть менее двух минимальных размеров оплаты труда, установленных законом.

Отказывая гражданке А.Ф. Поварнициной в удовлетворении искового требования о расторжении договора пожизненной ренты, которым причитающаяся ей сумма ежемесячной выплаты была определена в размере 400 рублей с последующей индексацией пропорционально увеличению установленного законом минимального размера оплаты труда, Орджоникидзевский районный суд города Екатеринбурга в решении от 13 января 2003 года, оставленном без изменения судом кассационной инстанции и впоследствии неоднократно обжаловавшемся заявительницей, сослался на статью 597 ГК Российской Федерации, согласно пункту 2 которой размер пожизненной ренты в расчете на месяц должен быть не менее минимального размера оплаты труда, установленного законом, и указал, что ответчик должным образом выполнял свои обязательства, доводы же истицы о необходимости увеличения суммы ежемесячной выплаты до минимального размера оплаты труда, установленного статьей 1 Федерального закона «О минимальном размере оплаты труда», не основаны на законе, поскольку предусмотренная частью второй статьи 5 названного Федерального закона базовая сумма для ее исчисления (100 рублей) со времени заключения договора не изменялась.

Исходя из того, что Конституционный Суд Российской Федерации в силу части второй статьи 74 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» в процессе конституционного судопроизводства оценивает буквальный смысл рассматриваемого нормативного положения, а также смысл, придаваемый ему сложившейся правоприменительной практикой, и принимает решение по делу исходя из места рассматриваемого нормативного положения в системе норм, предметом рассмотрения Конституционного Суда Российской Федерации по настоящему делу является положение части второй статьи 5 Федерального закона «О минимальном размере оплаты труда» в той части, в какой оно – во взаимосвязи с пунктом 2 статьи 597 и пунктом 2 статьи 602 ГК Российской Федерации – служит основанием для исчисления ежемесячных платежей по договорам пожизненной ренты и пожизненного содержания с иждивением исходя из базовой суммы, равной 100 рублям.

2. Согласно Конституции Российской Федерации в целях создания условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека, в Российской Федерации устанавливается гарантированный минимальный размер оплаты труда (статья 7, часть 2); каждый имеет право на вознаграждение за труд не ниже установленного федеральным законом минимального размера оплаты труда (статья 37, часть 3).

По смыслу приведенных конституционных положений, институт минимального размера оплаты труда по своей конституционно-правовой природе предназначен для установления того минимума денежных средств, который должен быть гарантирован работнику в качестве вознаграждения за выполнение трудовых обязанностей с учетом прожиточного минимума. Между тем на определенном этапе развития Российской Федерации этому институту был придан более широкий смысл: минимальный размер оплаты труда использовался в различных отраслях законодательства в качестве критерия расчета социальных выплат, платежей по гражданско-правовым обязательствам, ставок налогов и сборов, государственных пошлин, штрафов и т. д., что было связано с необходимостью индексации размеров указанных платежей в условиях постоянного роста уровня инфляции. При этом сама сумма минимального размера оплаты труда законодателем периодически увеличивалась, однако уже без жесткой привязки к величине прожиточного минимума.

В гражданско-правовое регулирование институт минимального размера оплаты труда был введен с вступлением в силу с 1 января 1995 года части первой Гражданского кодекса Российской Федерации. Согласно его статье 318 в первоначальной редакции сумма, выплачиваемая по денежному обязательству непосредственно на содержание гражданина (в возмещение вреда, причиненного жизни или здоровью, по договору пожизненного содержания и в других случаях), с увеличением установленного законом минимального размера оплаты труда подлежала пропорциональному увеличению. В дальнейшем минимальный размер оплаты труда стал использоваться также для определения объема гражданско-правовых обязательств в части второй Гражданского кодекса Российской Федерации (статьи 597 и 602, пункт 4 статьи 1086, пункт 2 статьи 1087 и др.).

2.1. С изменением экономической ситуации законодатель стал отказываться от практики наделения минимального размера оплаты труда не свойственными этому институту функциями. Принятый 19 июня 2000 года Федеральный закон «О минимальном размере оплаты труда» закреплял в статье 3, что минимальный размер оплаты труда применяется исключительно для регулирования оплаты труда, а также для определения размеров пособий по временной нетрудоспособности и выплат в возмещение вреда, причиненного увечьем, профессиональным заболеванием или иным повреждением здоровья, связанным с исполнением трудовых обязанностей.

Именно в целях данного регулирования, как это вытекает из содержания Федерального закона «О минимальном размере оплаты труда», его статьей 1 был установлен минимальный размер оплаты труда: с 1 июля 2000 года в сумме 132 рублей в месяц, с 1 января 2001 года в сумме 200 рублей в месяц, с 1 июля 2001 года в сумме 300 рублей в месяц. Что касается других платежей, размер которых ранее устанавливался в зависимости от минимального размера оплаты труда (в том числе обязательных социальных выплат, налогов, сборов и штрафов, а также платежей по гражданско-правовым обязательствам), то их исчисление, согласно названному Федеральному закону, впредь до внесения изменений в соответствующие законы, определяющие порядок исчисления этих платежей, предписывалось производить с 1 июля 2000 года по 31 декабря 2000 года исходя из базовой суммы, равной 83 рублям 49 копейкам, а с 1 января 2001 года исходя из базовой суммы, равной 100 рублям (статьи 4 и 5).

2.2. В соответствии с правовой позицией Конституционного Суда Российской Федерации само по себе изменение способа определения размеров тех или иных денежных выплат – при соблюдении конституционных принципов справедливости, равенства, соразмерности, а также стабильности и гарантированности прав граждан – является прерогативой законодателя, поэтому отказ от использования минимального размера оплаты труда в качестве норматива при расчетах платежей в сферах, не связанных с трудовыми отношениями, не может рассматриваться как противоречащий Конституции Российской Федерации; придание же этому институту более широких функций не согласуется с его конституционно-правовой природой (Постановление от 19 июня 2002 года № 11-П, определения от 11 июля 2002 года № 191-О, от 16 мая 2007 года № 375-О-П и др.).

С тем чтобы исключить применение института минимального размера оплаты труда в целях, расходящихся с его конституционно-правовой природой, законодатель начал вносить соответствующие изменения в налоговое, уголовное, административное и гражданское законодательство. Так, Федеральным законом от 26 ноября 2002 года № 152-ФЗ ряд изменений, обусловленных отказом от использования минимального размера оплаты труда в качестве масштаба при исчислении платежей по гражданско-правовым обязательствам, был внесен в Гражданский кодекс Российской Федерации.

Согласно статье 318 ГК Российской Федерации в новой редакции сумма, выплачиваемая по денежному обязательству непосредственно на содержание гражданина в возмещение вреда, причиненного жизни или здоровью, по договору пожизненного содержания и в других случаях, индексируется с учетом уровня инфляции в порядке и случаях, предусмотренных законом. Изменения были внесены также в статью 1086 ГК Российской Федерации (согласно ее пункту 4 в новой редакции заработок (доход), утраченный в результате повреждения здоровья, в случаях, когда потерпевший на момент причинения вреда не работал, определяется в размере не менее установленной в соответствии с законом величины прожиточного минимума трудоспособного населения в целом по Российской Федерации) и статью 1087 данного Кодекса (согласно ее пунктам 2 и 3 в новой редакции при повреждении здоровья лица, не достигшего совершеннолетия, вред, связанный с утратой или уменьшением его трудоспособности, возмещается исходя из установленной в соответствии с законом величины прожиточного минимума трудоспособного населения в целом по Российской Федерации; если ко времени повреждения его здоровья несовершеннолетний имел заработок, то вред возмещается исходя из размера этого заработка, но не ниже установленной в соответствии с законом величины прожиточного минимума трудоспособного населения в целом по Российской Федерации).

Вместе с тем пункт 2 статьи 597 и пункт 2 статьи 602 ГК Российской Федерации, которыми минимальный размер платежей по договорам пожизненной ренты и пожизненного содержания с иждивением соответственно определяется с учетом минимального размера оплаты труда, продолжают действовать в первоначальной редакции. Остается неизменной и базовая сумма для исчисления платежей по гражданско-правовым обязательствам, установленных в зависимости от минимального размера оплаты труда (100 рублей), определенная в части второй статьи 5 Федерального закона «О минимальном размере оплаты труда», при том что минимальный размер оплаты труда, указываемый в статье 1 данного Федерального закона, регулярно повышается (с 1 мая 2002 года – до 450 рублей, с 1 октября 2003 года – до 600 рублей, с 1 сентября 2007 года – до 2300 рублей).

3. В соответствии с Гражданским кодексом Российской Федерации по договору ренты одна сторона (получатель ренты) передает другой стороне (плательщику ренты) в собственность имущество, а плательщик ренты обязуется в обмен на полученное имущество периодически выплачивать получателю ренту в виде определенной денежной суммы либо предоставления средств на его содержание в иной форме; по договору ренты допускается установление обязанности выплачивать ренту бессрочно (постоянная рента) или на срок жизни получателя ренты (пожизненная рента); пожизненная рента может быть установлена на условиях пожизненного содержания гражданина с иждивением (статья 583).

Постоянная рента выплачивается в деньгах в размере, устанавливаемом договором, либо путем предоставления вещей, выполнения работ или оказания услуг, соответствующих по стоимости денежной сумме ренты; если иное не предусмотрено договором, размер выплачиваемой ренты увеличивается пропорционально увеличению установленного законом минимального размера оплаты труда (статья 590).

Пожизненная рента определяется в договоре как денежная сумма, периодически выплачиваемая получателю ренты в течение его жизни; размер пожизненной ренты в расчете на месяц должен быть не менее минимального размера оплаты труда, установленного законом, а в случаях, предусмотренных статьей 318 данного Кодекса, подлежит увеличению (статья 597).

В договоре пожизненного содержания с иждивением обязанность плательщика ренты может включать обеспечение потребностей в жилище, питании и одежде, а если этого требует состояние здоровья гражданина, также и уход за ним; в договоре должна быть определена стоимость всего объема содержания с иждивением, которая в месяц не может быть менее двух минимальных размеров оплаты труда, установленных законом; при разрешении спора между сторонами об объеме предоставляемого гражданину содержания суд должен руководствоваться принципами добросовестности и разумности (статья 602).

По смыслу приведенных положений Гражданского кодекса Российской Федерации во взаимосвязи с его статьей 318 предполагается, что размер рентных платежей, определяемый в договоре, может увеличиваться пропорционально увеличению установленного законом минимального размера оплаты труда и с учетом уровня инфляции в порядке и случаях, которые предусмотрены законом.

4. В силу статей 8, 19, 34 и 35 Конституции Российской Федерации и основанных на них правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации (постановления от 6 июня 2000 года № 9-П, от 1 апреля 2003 года № 4-П и от 23 января 2007 года № 1-П) свобода гражданско-правовых договоров в ее конституционно-правовом значении предполагает соблюдение принципов юридического равенства и согласования свободной воли сторон. Следовательно, регулируемые гражданским законодательством договорные обязательства должны быть основаны на равенстве сторон, автономии их воли и имущественной самостоятельности. Субъекты гражданского права свободны в установлении своих прав и обязанностей на основе договора и в определении любых не противоречащих законодательству условий договора (пункты 1 и 2 статьи 1 ГК Российской Федерации).

Вместе с тем следует учесть, что помимо собственно гражданско-правовой составляющей в нормах, регулирующих договоры пожизненной ренты и пожизненного содержания с иждивением, в том числе в части, касающейся определения минимального размера платежей и их увеличения с учетом уровня инфляции и повышения минимального размера оплаты труда, имеется определенное социально значимое содержание: зачастую граждане распоряжаются своим имуществом подобным образом не столько ради получения дохода как такового, сколько с целью сохранения уровня жизнеобеспечения. Соответственно, Российская Федерация, как правовое и социальное государство, обязана гарантировать адекватную защиту прав и законных интересов тех граждан, для которых получение регулярных платежей по таким договорам может стать одним из основных источников существования.

Исходя из этого законодатель, осуществляя регулирование договоров пожизненной ренты и пожизненного содержания с иждивением с учетом их особенностей и социального предназначения, предусмотрел – в целях защиты законных интересов получателя как социально уязвимой стороны в договоре – минимальный уровень рентных платежей и возможность их повышения, с тем чтобы обеспечить добросовестность и юридическую справедливость реализации таких договоров. Это означает, что как сам минимально допустимый размер ренты по указанным договорам, так и используемые законодателем критерии увеличения рентных платежей должны быть разумными, соразмерными и адекватными целям, ради которых они устанавливаются в рамках гражданско-правового регулирования.

5. Закрепленный в статье 19 Конституции Российской Федерации универсальный принцип юридического равенства (равенство всех перед законом и судом, а также равноправие) и логически обусловленный им общеправовой принцип формальной определенности права предполагают, что закон должен быть понятным, точным и недвусмысленным. Иное означало бы возможность неоднозначного понимания и истолкования закона и, по сути, произвольного его применения, что сделало бы иллюзорным вытекающее из статьи 19 Конституции Российской Федерации во взаимосвязи с ее статьей 46 равное право на справедливое правосудие, на эффективную и полную судебную защиту.

Как неоднократно подчеркивал в своих решениях Конституционный Суд Российской Федерации, гарантированные Конституцией Российской Федерации равенство всех перед законом и судом, а также равноправие могут быть обеспечены лишь при условии единообразного понимания и толкования нормы всеми правоприменителями; нарушение принципа формальной определенности норм, напротив, допускает неограниченное усмотрение в процессе правоприменения и неизбежно ведет к произволу, а значит – к нарушению принципа равенства при осуществлении конституционных прав и свобод, верховенства Конституции Российской Федерации и закона (постановления от 25 апреля 1995 года № 3-П, от 15 июля 1999 года № 11-П и от 30 июля 2001 года № 13-П).

На необходимости соблюдения принципа правовой определенности настаивает в своих решениях и Европейский Суд по правам человека: закон во всяком случае должен отвечать установленному Конвенцией о защите прав человека и основных свобод стандарту, требующему, чтобы законодательные нормы были сформулированы с достаточной четкостью и позволяли лицу предвидеть, прибегая в случае необходимости к юридической помощи, с какими последствиями могут быть связаны те или иные его действия (постановления от 26 апреля 1979 года по делу «Санди Таймс» (The випдау Times) против Соединенного Королевства», от 28 октября 2003 года по делу «Ракевич (Rakevich) против России», от 24 мая 2007 года по делу «Игнатов (Ignatov) против России», от 24 мая 2007 года по делу «Владимир Соловьев (Vladimir Solovyev) против России»).

Положение части второй статьи 5 Федерального закона «О минимальном размере оплаты труда» в действующем механизме правового регулирования платежей по договорам пожизненной ренты и пожизненного содержания с иждивением указанным критериям не отвечает.

5.1. Федеральный закон «О минимальном размере оплаты труда» в редакции Федерального закона от 20 апреля 2007 года № 54-ФЗ устанавливает в статье 3, что минимальный размер оплаты труда применяется исключительно для регулирования оплаты труда и определения размеров пособий по временной нетрудоспособности и что его применение для других целей не допускается.

Поскольку сумма минимального размера оплаты труда, указываемая в статье 1 Федерального закона «О минимальном размере оплаты труда», постоянно растет (с 1 января 2009 года она составит 4330 рублей в месяц), тогда как частью второй его статьи 5 по-прежнему предписывается, что исчисление платежей по гражданско-правовым обязательствам, установленных в зависимости от минимального размера оплаты труда, осуществляется с 1 января 2001 года исходя из базовой суммы, равной 100 рублям, разрыв между суммой минимального размера оплаты труда, применяемой для целей, которые определены в статье 3 названного Федерального закона, и базовой суммой, предназначенной для исчисления рентных платежей, установленных в зависимости от минимального размера оплаты труда, резко увеличился. При этом – несмотря на постепенное освобождение института минимального размера оплаты труда от выполнения не свойственных ему функций, в том числе путем внесения Федеральным законом от 26 ноября 2002 года № 152-ФЗ изменений в статью 318 и некоторые другие статьи Гражданского кодекса Российской Федерации, – пункт 2 статьи 597 и пункт 2 статьи 602 данного Кодекса продолжают действовать в прежней редакции, сохраняющей минимальный размер оплаты труда в качестве масштаба для определения минимального уровня рентных платежей по договорам пожизненной ренты и пожизненного содержания с иждивением (равно как и статья 590, предусматривающая в пункте 2, что размер постоянной ренты увеличивается пропорционально увеличению установленного законом минимального размера оплаты труда).

В результате в настоящее время имеет место неоднозначное понимание и применение части второй статьи 5 Федерального закона «О минимальном размере оплаты труда» во взаимосвязи с положениями пункта 2 статьи 597 и пункта 2 статьи 602 ГК Российской Федерации в части определения суммы, в которой должны выплачиваться платежи по договорам пожизненной ренты и пожизненного содержания с иждивением, установленные в зависимости от минимального размера оплаты труда. При этом в правоприменительной практике не обеспечено единообразное применение закона: в одних случаях суды исходят из того, что часть вторая статьи 5 Федерального закона «О минимальном размере оплаты труда» не предполагает отказ от увеличения размера платежей с увеличением минимального размера оплаты труда и, следовательно, выплата рентных платежей на основе базовой суммы в 100 рублей нарушает права получателей ренты; в других случаях (в том числе в делах заявителей) вывод делается прямо противоположный, т. е. что рентная плата должна исчисляться с учетом именно этой базовой суммы.

Тем самым нарушается гарантированный Конституцией Российской Федерации, ее статьями 8, 19 (части 1 и 2), 34 и 35, принцип равенства при осуществлении права собственности, в том числе права распоряжаться имуществом посредством заключения гражданско-правового договора.

5.2. Выбор способов определения размера рентных платежей, предусмотренных пунктом 2 статьи 597 и пунктом 2 статьи 602 ГК Российской Федерации, – прерогатива законодателя, который при этом, исходя из конституционно-правовой природы договоров пожизненной ренты и пожизненного содержания с иждивением, должен соблюдать принципы справедливости, равенства, соразмерности, с тем чтобы обеспечить, в том числе с учетом повышения стоимости жизни и динамики роста прожиточного минимума, реализацию прав получателей ренты в соответствии с предназначением данных договоров.

Между тем, предусмотрев в статье 318 ГК Российской Федерации в редакции Федерального закона от 26 ноября 2002 года № 152-ФЗ, что сумма, выплачиваемая по денежному обязательству непосредственно на содержание гражданина, в том числе по договору пожизненного содержания и в других случаях, индексируется с учетом уровня инфляции в порядке и случаях, предусмотренных законом, законодатель соответствующий закон не принял. В результате – при отсутствии каких-либо механизмов увеличения с учетом указанных критериев базовой суммы, установленной в части второй статьи 5 Федерального закона «О минимальном размере оплаты труда», – нарушается конституционно-правовая природа отношений, регулируемых договорами пожизненной ренты и пожизненного содержания с иждивением, и искажается аутентичный смысл соответствующих законоположений, предполагающий возможность увеличения размера платежей по этим договорам с учетом роста инфляции и стоимости жизни.

Таким образом, положение части второй статьи 5 Федерального закона «О минимальном размере оплаты труда» – применительно к исчислению платежей по гражданско-правовым обязательствам, вытекающим из договоров пожизненной ренты и пожизненного содержания с иждивением (пункт 2 статьи 597 и пункт 2 статьи 602 ГК Российской Федерации), – не позволяет определять минимальный размер рентных платежей, установленных в зависимости от минимального размера оплаты труда, с учетом возможной индексации, чем снижаются гарантии прав получателей ренты по указанным договорам и создаются предпосылки к несоразмерному ограничению права собственности и свободы договоров, а следовательно, к нарушению статей 8, 34, 35 (части 1 и 2) и 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации.

6. В соответствии со статьей 125 (часть 6) Конституции Российской Федерации положение части второй статьи 5 Федерального закона «О минимальном размере оплаты труда», как признанное не соответствующим Конституции Российской Федерации, утрачивает силу и не подлежит применению.

Вместе с тем, поскольку применение для исчисления минимального размера платежей по договорам пожизненной ренты и пожизненного содержания с иждивением непосредственно минимального размера оплаты труда в сумме, указанной в статье 1 Федерального закона «О минимальном размере оплаты труда», противоречило бы воле законодателя, прямо выраженной в статье 3 названного Федерального закона, Конституционный Суд Российской Федерации, исходя из принципа конституционной сдержанности, который лежит в основе его деятельности, и руководствуясь пунктом 12 части первой статьи 75, статьями 79 и 80 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», считает возможным установить, что положение части второй статьи 5 Федерального закона «О минимальном размере оплаты труда», признанное настоящим Постановлением не соответствующим Конституции Российской Федерации, утрачивает силу с момента введения в действие нового правового регулирования, которое законодатель обязан принять в первоочередном порядке не позднее 1 июля 2009 года.

Исходя из изложенного и руководствуясь частями первой и второй статьи 71, статьями 72, 75, 79, 87 и 100 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», Конституционный Суд Российской Федерации

постановил:

1. Признать не соответствующим Конституции Российской Федерации, ее статьям 8, 19 (части 1 и 2), 34 (часть 1), 35 (части 1 и 2) и 55 (часть 3), положение части второй статьи 5 Федерального закона «О минимальном размере оплаты труда» в той части, в какой оно – во взаимосвязи с пунктом 2 статьи 597 и пунктом 2 статьи 602 ГК Российской Федерации, предусматривающими определение минимального размера платежей в зависимости от минимального размера оплаты труда, установленного законом, – предписывает исчисление платежей по договорам пожизненной ренты и пожизненного содержания с иждивением, установленных в зависимости от минимального размера оплаты труда, производить с 1 января 2001 года исходя из базовой суммы, равной 100 рублям.

2. Дела граждан А.Ф. Кутиной и А.Ф. Поварнициной – заявителей по настоящему делу подлежат пересмотру на основе нового правового регулирования, которое должно быть установлено законодателем исходя из требований Конституции Российской Федерации и с учетом настоящего Постановления.

3. Настоящее Постановление окончательно, не подлежит обжалованию, вступает в силу немедленно после провозглашения, действует непосредственно и не требует подтверждения другими органами и должностными лицами.

4. Согласно статье 78 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» настоящее Постановление подлежит незамедлительному опубликованию в «Российской газете» и «Собрании законодательства Российской Федерации». Постановление должно быть опубликовано также в «Вестнике Конституционного Суда Российской Федерации».

Конституционный Суд Российской Федерации

Дело о разъяснении Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007 года № 2-П по делу о проверке конституционности положений статей 16, 20, 112, 336, 376, 377, 380, 381, 382, 383, 387, 388 и 389 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации

Выступление полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации М.В. Кротова

7 октября 2008 года

Глубокоуважаемый Высокий Суд!

Инициатор ходатайства ОАО «Хакасэнерго» просит Конституционный Суд Российской Федерации в соответствии со статьей 83 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» официально разъяснить его Постановление от 5 февраля 2007 года № 2-П, в котором дана оценка конституционности целого ряда норм Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, регламентирующего процесс рассмотрения дел в порядке надзора.

Ходатайство ОАО «Хакасэнерго» обусловлено тем, что Верховный Суд Российской Федерации, по мнению заявителя, воспринимает Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007 года № 2-П (толкует его) только как благое пожелание законодателю на приведение норм ГПК РФ с учетом конституционно-правового смысла, изложенного в этом Постановлении и поэтому отказал акционерному обществу ОАО «Хакасэнерго» в пересмотре правоприменительных решений, несмотря на то, что это предусмотрено Постановлением Конституционного Суда. Российской Федерации.

В связи с этим акционерное общество просит Конституционный Суд Российской Федерации дать разъяснение положений пунктов 6, 7 и 10 резолютивной части названного Постановления, так как возникла неопределенность в их толковании.

В пункте 6 Конституционный Суд Российской Федерации постановил признать статью 389 ГПК Российской Федерации не противоречащей Конституции Российской Федерации в той мере, в какой предусмотренное ею правомочие Председателя Верховного Суда Российской Федерации, заместителя Председателя Верховного Суда Российской Федерации внести в Президиум Верховного Суда Российской Федерации мотивированное представление о пересмотре судебных постановлений в порядке надзора в целях обеспечения единства судебной практики и законности может быть реализовано только при наличии обращения заинтересованных лиц, по общим правилам главы 41 данного Кодекса, в том числе в пределах установленных частью второй статьи 376, частью первой статьи 381 и частью первой статьи 382 сроков для обжалования в надзорную инстанцию, истребования дела и вынесения определения по результатам его рассмотрения, при том, что Председатель Верховного Суда Российской Федерации или заместитель Председателя Верховного Суда Российской Федерации, внесшие представление, не могут участвовать в рассмотрении дела Президиумом Верховного Суда Российской Федерации.

Федеральному законодателю при реформировании надзорного производства, включая процедуры инициирования надзорного пересмотра судебных постановлений в Президиуме Верховного Суда Российской Федерации, надлежит – исходя из целей обеспечения единообразного применения закона и руководствуясь Конституцией Российской Федерации и настоящим Постановлением – конкретизировать порядок осуществления правомочия, предусмотренного статьей 389 ГПК Российской Федерации.

В пункте 7 Конституционный Суд Российской Федерации указал, что выявленный в настоящем Постановлении конституционно-правовой смысл положений ряда статей, в том числе и 389 ГПК Российской Федерации является общеобязательным и исключает любое иное их истолкование в правоприменительной практике. Пункт 10 резолютивной части Постановления предусматривает, что правоприменительные решения по делам открытых акционерных обществ, в том числе и «Хакасэнерго», основанные на положениях частей второй, третьей и шестой статьи 381, части второй статьи 382, части второй статьи 383, статей 387 и 389 ГПК Российской Федерации в истолковании, расходящемся с их конституционно-правовым смыслом, выявленным Конституционным Судом Российской Федерации в настоящем Постановлении, подлежат пересмотру в установленном порядке, если для этого нет иных препятствий.

Как следует из материалов, приложенных к рассматриваемому ходатайству, ОАО «Хакасэнерго» на основании Постановления Конституционного Суда Российской Федерации обратилось в Президиум Верховного Суда Российской Федерации с заявлением о пересмотре по вновь открывшимся обстоятельствам постановлений Президиума Верховного Суда Российской Федерации, принятых 30 ноября 2005 года в порядке надзора по представлениям заместителя Председателя Верховного Суда, внесенным им по собственной инициативе в соответствии со статьей 389 ГПК РФ в целях обеспечения единства судебной практики и законности в связи с тем, что данные дела, по которым суд общей юрисдикции ранее разрешил спор в пользу заявителя, подлежали рассмотрению в арбитражном суде, а не в суде общей юрисдикции. В качестве вновь открывшихся обстоятельств было названо Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007 года № 2-П.

Верховный Суд не признал убедительными доводы заявителя о наличии оснований для пересмотра по вновь открывшимся обстоятельствам ранее вынесенных по его делам решений, основанных на положениях статьи 389 ГПК Российской Федерации, в ее истолковании расходящемся с выявленным Конституционным Судом конституционно-правовым смыслом данной статьи, поскольку на момент рассмотрения дел заявителя правовая позиция Конституционного Суда Российской Федерации сформулирована еще не была.

Заявитель просит Конституционный Суд Российской Федерации при официальном разъяснении постановления от 5 февраля 2007 года № 2-П дать ответы на следующие вопросы:

Обладает ли названное Постановление Конституционного Суда Российской Федерации, содержащее конституционно-правовое толкование норм ГПК Российской Федерации, обратной силой в отношении лиц, участвующих в конституционном судопроизводстве;

В каком порядке, с учетом того, что Конституционным Судом Российской Федерации статья 389 ГПК РФ не признана неконституционной, а дано ее конституционно-правовое истолкование, подлежат пересмотру судебные акты, вынесенные в отношении ОАО «Хакасэнерго», если порядок пересмотра судебных актов в ГПК РФ для такого рода случаев не предусмотрен (в том числе и после внесения в ГПК Российской Федерации изменений (ФЗ от 4 декабря 2007 года № 330-ФЗ), имевших целью реализацию Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007 года № 2-П).

Следует заметить, что статья 83 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» предусматривающая возможность официального разъяснения Конституционным Судом Российской Федерации принятого им решения, не содержит каких либо критерий для такого разъяснения.

Однако, надо полагать, что Конституционный Суд Российской Федерации принимает решение об официальном разъяснении ранее принятого им решения, если оно не отвечает требованию о его безусловности, определенности и полноте. Да и неясности должны быть в правовых позициях Конституционного Суда. Сам же Конституционный Суд Российской Федерации в своих решениях неоднократно указывал, что по смыслу статьи 83 ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» Конституционный Суд вправе давать официальное разъяснение вынесенного им решения только в пределах данного решения и по предмету, относящемуся к компетенции Конституционного Суда Российской Федерации, и только в том случае, если поставленные в нем вопросы требуют какого-либо дополнительного истолкования решения по существу.

На наш взгляд, вопросы, поставленные заявителем в ходатайстве, связаны не с неопределенностью или неясностью правовых позиций, изложенных в Постановлении Конституционного Суда Российской Федерации, а с тем, что Верховный Суд Российской Федерации не нашел оснований для пересмотра ранее вынесенных решений по делам заявителя. Обращаясь в Конституционный Суд Российской Федерации за официальным разъяснением Постановления Конституционного Суда Российской Федерации, ОАО «Хакасэнерго» в лице его правопреемника пытается с помощью Конституционного Суда Российской Федерации понудить Верховный Суд Российской Федерации пересмотреть решение по делам заявителя.

Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007 года № 2-П не содержит каких-либо неопределенностей. А на все вопросы, поставленные заявителем Конституционный Суд Российской Федерации уже давал ответы в ранее принятых им решениях. Так, например, ответ на вопрос заявителя содержится в Определении от 5 февраля 2004 года № 78-О по ходатайству Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации об официальном разъяснении Определения Конституционного Суда Российской Федерации от 14 января 1999 года по жалобе гражданки И.В. Петровой на нарушение ее конституционных прав частью второй статьи 100 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» в части, касающейся определения момента утраты силы нормативного акта, признанного Конституционным Судом Российской Федерации не соответствующим Конституции Российской Федерации, и в связи с этим – пересмотра судебных и иных правоприменительных решений, основанных на акте, признанном неконституционным. Конституционный Суд Российской Федерации в этом Определении установил, что постановление Конституционного Суда Российской Федерации обладает обратной силой в отношении дел заявителей, обратившихся в Конституционный Суд Российской Федерации. Их дела, во всяком случае, подлежат пересмотру компетентными органами. Такой пересмотр осуществляется безотносительно к истечению сроков обращения в эти органы и независимо от того, имеются или отсутствуют основания для пересмотра, предусмотренные иными, помимо Федерального закона «О Конституционном Суде Российской Федерации».

В определениях от 9 июля 2004 года № 242-О, от 12 мая 2006 года № 135-О предметом исследования Конституционного Суда Российской Федерации был вопрос о возможности пересмотра по вновь открывшимся обстоятельствам судебных решений, вынесенных на основании законоположений, которым Конституционным Судом Российской Федерации дано конституционно-правовое истолкование. В этих определениях Конституционный Суд Российской Федерации указал, что даваемое им истолкование правовых норм в силу части второй статьи 74 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» во взаимосвязи с его статьями 3, 6, 36, 79, 85, 86, 87, 96 и 100 является общеобязательным, в том числе для судов (имеется ввиду для всех судов, включая Верховный и Высший Арбитражный суды). Решения Конституционного Суда Российской Федерации являются материально-правовым основанием для пересмотра ранее принятых судебных актов и официальным поводом для возбуждения дела по вновь открывшимся обстоятельствам в отношении лиц, которые выступали заявителями в деле, рассматривавшемся Конституционным Судом.

Достаточно подробно о порядке исполнения решений Конституционного Суда Российской Федерации сказано в Определении Конституционного Суда Российской Федерации от 9 июня 2005 года № 220-О, да и во многих других решениях Конституционного Суда.

Думаю, что все вопросы, связанные с исполнением решений Конституционного Суда Российской Федерации, для однозначного, четкого понимания и неукоснительного исполнения решений необходимо закрепить в специальном законе, о целесообразности которого говорилось еще на Всероссийском совещании 22 марта 2001 года, которое было посвящено Проблемам исполнения федеральными органами государственной власти и органами государственной власти субъектов Российской Федерации решений Конституционного Суда Российской Федерации и конституционных (уставных) судов субъектов Российской Федерации.

Что касается рассматриваемого ходатайства «ОАО «Хакасэнерго» и обстоятельств, послуживших поводом для обращения с ним в Конституционный Суд Российской Федерации, то следует заметить следующее:

Во-первых, в Постановлении Конституционного Суда Российской Федерации сказано о пересмотре правоприменительных решений ОАО «Хакасэнерго», основанных на положениях статьи 389 ГПК Российской Федерации, если для этого нет иных препятствий. При этом необходимо иметь в виду, что процедура, предусмотренная статьей 389 ГПК РФ, как отметил Конституционный Суд Российской Федерации в своем Постановлении (п. 8), предназначена исключительно для случаев, когда без устранения допущенных нижестоящими судами существенных нарушений норм материального или процессуального права невозможно обеспечение верховенства и единообразного применения закона в соответствии с требованиями Конституции Российской Федерации, в том числе ее статьями 15, 19, 120 и 126.

Во-вторых, решения Верховного Суда Российской Федерации, по делам этого акционерного общества подлежали пересмотру по процессуальным основаниям, а не по материальным, суть решений в любом случае не менялась, поскольку Президиумом Верховного Суда в целях обеспечения законности были отменены решения Саяногорского городского суда, как принятые с нарушением правил подсудности. Фактически Верховный Суд исправил судебную ошибку, которая в соответствии с позициями Конституционного Суда Российской Федерации должна была быть исправлена в любом случае.

В-третьих, заявителем реализовано право на обращение в Верховный Суд Российской Федерации с заявлением о пересмотре принятых им решений в соответствии с Постановление Конституционного Суда Российской Федерации, по вновь открывшимся обстоятельствам. Верховный Суд, рассмотрев обращение заявителя, отказал в пересмотре своих решений по сути, а мотивировочная часть его решений, какой бы она ни была, не является прецедентной, в отличие от решений Конституционного Суда Российской Федерации, и поэтому ни в коей мере не умаляет значения Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007 года № 2-П.

Пересмотр и отмена постановлений Президиума Верховного Суда, как основанных на статье 389 ГПК РФ, примененной в расходящемся с конституционно-правовом смыслом, выявленным Конституционным Судом Российской Федерации, означал бы сохранение неправосудных решений Саяногорского городского суда.

Я бы хотел обратить внимание на то, что в выступлениях и заявителя, и приглашенных со стороны заявителей, речь шла о пересмотре вообще в целом, без разделения норм, которые подлежали рассмотрению, на процессуальные и материально-правовые. Можно ли дважды войти в одну и ту же реку? Если процессуальная норма была применена, и Конституционный Суд в дальнейшем исправил ошибку, сказав о том, что она нуждается в ином истолковании, можно ли вновь начать процесс и пересмотреть решение, которое состоялось по существу?

Я полагаю, что только в том случае, когда процессуальная норма влечет сама по себе возможность судебной ошибки, и только в этом случае она может служить основанием для пересмотра дела по вновь открывшимся обстоятельствам. В данном случае проблема заключалась в следующем: да, заместитель Председателя Верховного Суда не по инициативе сторон, а по собственной инициативе поставил вопрос о пересмотре состоявшихся решений по делу.

Конституционный Суд обратил внимание на то, что не вправе это делать заместитель Председателя Верховного Суда по собственной инициативе. Но ошибка подлежала устранению, и она была устранена.

Фактически, когда сегодня ставится вопрос о разъяснении и порядке применения данной нормы, говорится о том, что надо Верховному Суду отменить фактически правильное судебное решение в связи с тем, чтобы не мог заместитель председателя вносить данный протест.

Я полагаю, что рассмотрение ходатайства ОАО «Хакасаэнерго» об официальном разъяснении Постановления от 5 февраля 2007 года следует прекратить, поскольку в Постановлении Конституционного Суда отсутствуют какие-либо неопределенности или неясности в данном вопросе.

Конституционный Суд Российской Федерации.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ

от 11 ноября 2008 года № 556-О-Р

o разъяснении Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007года № 2-П по делу о проверке конституционности положений статей 16, 20, 112, 336, 376, 377, 380, 381, 382, 383, 387, 388 и 389 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации²³

Именем Российской Федерации

Конституционный Суд Российской Федерации в составе Председателя В.Д. Зорькина, судей Н.С. Бондаря, Г.А. Гаджиева, Ю.М. Данилова, Г.А. Жилина, С.М. Казанцева, М.И. Клеандрова, Л.О. Красавчиковой, С.П. Маврина, Н.В. Мельникова, Ю.Д. Рудкина, Н.В. Селезнева, А.Я. Сливы, В.Г. Стрекозова, О.С. Хохряковой, В.Г. Ярославцева,

с участием представителя ОАО «Межрегиональная распределительная компания Сибири» (правопреемника ОАО «Хакасэнерго», обратившегося в Конституционный Суд Российской Федерации с ходатайством о разъяснении Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007 года № 2-П) – кандидата юридических наук И.А. Антропенко,

руководствуясь пунктом 7 части первой статьи 3, частью первой статьи 21, частями первой и второй статьи 83 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации»,

рассмотрел в открытом заседании вопрос о разъяснении Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007 года № 2-П по делу о проверке конституционности положений статей 16, 20, 112, 336, 376, 377, 380, 381, 382, 383, 387, 388 и 389 ГПК Российской Федерации.

Заслушав сообщение судьи-докладчика О.С. Хохряковой, объяснения представителя ОАО «Межрегиональная распределительная компания Сибири», выступления приглашенных в заседание постоянного представителя Государственной Думы в Конституционном Суде Российской Федерации А.Н. Харитонова, представителя Совета Федерации – доктора юридических наук Е.В. Виноградовой, полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации М.В. Кротова, представителя ОАО «Нижнекамскнефтехим» – адвоката А.Р. Султанова, граждан М.-С.А. Абакарова и Э.А. Сизикова, Конституционный Суд Российской Федерации

установил:

1. В Постановлении от 5 февраля 2007 года № 2-П по делу о проверке конституционности положений статей 16, 20, 112, 336, 376, 377, 380, 381, 382, 383, 387, 388 и 389 ГПК Российской Федерации в связи с запросом Кабинета Министров Республики Татарстан, жалобами ОАО «Нижнекамскнефтехим» и ОАО «Хакасэнерго», а также жалобами граждан М.-С.А. Абакарова и других Конституционный Суд Российской Федерации признал примененную в делах ряда заявителей, включая ОАО «Хакасэнерго», статью 389 ГПК Российской Федерации, согласно которой Председатель Верховного Суда Российской Федерации или заместитель Председателя Верховного Суда Российской Федерации имеет право внести в Президиум Верховного Суда Российской Федерации мотивированное представление о пересмотре судебных постановлений в порядке надзора в целях обеспечения единства судебной практики и законности, не противоречащей Конституции Российской Федерации в той мере, в какой предусмотренное ею правомочие может быть реализовано только при наличии обращения заинтересованных лиц, по общим правилам главы 41 данного Кодекса, в том числе в пределах установленных частью второй статьи 376, частью первой статьи 381 и частью первой статьи 382 сроков для обжалования в надзорную инстанцию, истребования дела и вынесения определения по результатам его рассмотрения, при том что Председатель Верховного Суда Российской Федерации или заместитель Председателя Верховного Суда Российской Федерации, внесшие представление, не могут участвовать в рассмотрении дела Президиумом Верховного Суда Российской Федерации (абзац первый пункта 6 резолютивной части).

Конституционный Суд Российской Федерации постановил также, что выявленный в данном Постановлении конституционно-правовой смысл статьи 389 ГПК Российской Федерации является общеобязательным и исключает любое иное ее истолкование в правоприменительной практике (пункт 7 резолютивной части), а правоприменительные решения по делам заявителей, основанные на статье 389 ГПК Российской Федерации в истолковании, расходящемся с ее конституционно-правовым смыслом, подлежат пересмотру в установленном порядке, если для этого нет иных препятствий (пункт 10 резолютивной части).

Вместе с тем в абзаце втором пункта 6 резолютивной части Постановления Конституционный Суд Российской Федерации указал, что федеральному законодателю при реформировании надзорного производства, включая процедуры инициирования надзорного пересмотра судебных постановлений в Президиуме Верховного Суда Российской Федерации, надлежит – исходя из целей обеспечения единообразного применения закона и руководствуясь Конституцией Российской Федерации и данным Постановлением – конкретизировать порядок осуществления правомочия, предусмотренного статьей 389 ГПК Российской Федерации.

Данное предписание учтено федеральным законодателем в Федеральном законе от 4 декабря 2007 года № 330-ФЗ «О внесении изменений в Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации», которым статья 389 ГПК Российской Федерации изложена в новой редакции.

2. Обращение ОАО «Хакасэнерго» в Конституционный Суд Российской Федерации с жалобой на нарушение конституционных прав и свобод статьей 389 ГПК Российской Федерации было обусловлено тем, что Президиум Верховного Суда Российской Федерации, рассмотрев внесенные на основании данной статьи представления заместителя Председателя Верховного Суда Российской Федерации, постановлениями от 30 ноября 2005 года отменил определения судьи Саяногорского городского суда Республики Хакасия о принятии к производству дел по заявлениям ОАО «Хакасэнерго», а также вынесенные по этим делам решения Саяногорского городского суда Республики Хакасия от 21 августа 2002 года, которыми устанавливался факт владения ОАО «Хакасэнерго» на праве собственности рядом энергетических объектов, и производство по ним прекратил, указав, что такие дела подлежат рассмотрению арбитражным судом. В кассационном порядке эти дела не рассматривались, надзорные жалобы на решения суда первой инстанции, на основании которых впоследствии была осуществлена государственная регистрация права собственности ОАО «Хакасэнерго» на соответствующие объекты недвижимости, в Верховный Суд Российской Федерации не направлялись.

Заявление ОАО «Хакасэнерго» о пересмотре постановлений Президиума Верховного Суда Российской Федерации от 30 ноября 2005 года по вновь открывшимся обстоятельствам, к каковым, полагал заявитель, должно быть отнесено Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007 года № 2-П, оставлено без удовлетворения Президиумом Верховного Суда Российской Федерации, не признавшим доводы о наличии оснований для пересмотра убедительными. Президиум Верховного Суда Российской Федерации посчитал, что Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007 года № 2-П вновь открывшимся обстоятельством не является, поскольку содержащиеся в нем выводы относительно условий допустимости реализации правомочия, предусмотренного статьей 389 ГПК Российской Федерации, адресованы исключительно федеральному законодателю и ко времени внесения заместителем Председателя Верховного Суда Российской Федерации представлений о пересмотре судебных постановлений, вынесенных по делу ОАО «Хакасэнерго» Саяногорским городским судом Республики Хакасия, и их рассмотрения Президиумом Верховного Суда Российской Федерации «объективно не могли быть учтены».

В связи с этим ОАО «Хакасэнерго» просит Конституционный Суд Российской Федерации дать официальное разъяснение пунктов 6, 7 и 10 резолютивной части Постановления от 5 февраля 2007 года № 2-П, ответив на следующие вопросы: должна ли статья 389 ГПК Российской Федерации, которая не была признана не соответствующей Конституции Российской Федерации, применяться в ее конституционно-правовом смысле, выявленном в данном Постановлении, с учетом того, что федеральному законодателю предписывается при реформировании надзорного производства конкретизировать порядок осуществления предусмотренного ею правомочия; имеет ли данное Постановление обратную силу в отношении вынесенных по делам заявителей судебных постановлений, т. е. подлежат ли эти судебные постановления пересмотру, и если да, то в каком порядке, при том что Гражданским процессуальным кодексом Российской Федерации такого рода случаи непосредственно не предусмотрены?

Поскольку пункты 6 и 7 резолютивной части Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007 года № 2-П в их истолковании Президиумом Верховного Суда Российской Федерации, по существу, были положены в основу его отказа в пересмотре соответствующих правоприменительных решений по делу ОАО «Хакасэнерго», что привело к невозможности исполнения требования пункта 10 резолютивной части данного Постановления, Конституционный Суд Российской Федерации, руководствуясь статьей 83 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», считает необходимым устранить возникшую неопределенность в вопросе о юридической силе указанных предписаний и дать их официальное разъяснение.

3. В силу верховенства и прямого действия Конституции Российской Федерации (статья 4, часть 2; статьи 15 и 120 Конституции Российской Федерации) в судебной практике должно обеспечиваться конституционное истолкование подлежащих применению правовых норм. Соответственно, суд общей юрисдикции или арбитражный суд, исходя из названных принципов, при рассмотрении конкретного дела уясняет конституционный смысл выбранной нормы и применяет ее именно в этом – конституционном – смысле. Если же суд приходит к выводу, что в результате применения выбранной им нормы могут быть нарушены те или иные положения Конституции Российской Федерации, т. е. норма имеет неконституционный смысл, он обязан – как того требуют статья 125 Конституции Российской Федерации и статьи 3, 101 и 103 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», – либо разрешив дело на основе Конституции Российской Федерации, либо приостановив производство по делу, обратиться с запросом в Конституционный Суд Российской Федерации, поскольку согласно статьям 120, 125, 126 и 127 Конституции Российской Федерации только в порядке конституционного судопроизводства возможно признание нормы соответствующей или, напротив, не соответствующей Конституции Российской Федерации и утрачивающей в связи с этим юридическую силу.

Оценивая в процессе конституционного судопроизводства как буквальный смысл нормы, так и смысл, придаваемый ей официальным и иным толкованием (в том числе толкованием в конкретном деле или в сложившейся правоприменительной практике), и учитывая ее место в системе норм (часть вторая статьи 74 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации»), Конституционный Суд Российской Федерации признает норму конституционной (соответствующей Конституции Российской Федерации) или неконституционной (не соответствующей Конституции Российской Федерации) и тем самым выявляет ее конституционный или неконституционный смысл, что находит отражение в формулировке резолютивной части решения (пункт 10 части первой статьи 75 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации»).

Вместе с тем, если Конституционный Суд Российской Федерации установит, что неконституционный смысл придается норме в результате не адекватного Конституции Российской Федерации ее истолкования правоприменителем, он вправе, не устраняя саму норму из правовой системы, – поскольку это может существенно повлиять на функционирование правовой системы в целом и создать трудности в правоприменении, в частности обусловленные возникшей пробельностью в правовом регулировании и необходимостью ее устранения, – восстановить ее конституционно-правовую интерпретацию, признав не противоречащей Конституции Российской Федерации в выявленном в результате конституционного судопроизводства конституционно-правовом смысле.

Решение Конституционного Суда Российской Федерации, которым подтверждается конституционность нормы именно в данном им истолковании и тем самым исключается любое иное, т. е. неконституционное, ее истолкование, а следовательно, и применение в неконституционной интерпретации, имеет в этой части такие же последствия, как и признание нормы не соответствующей Конституции Российской Федерации.

4. По смыслу статей 118 и 125 (части 4 и 6) Конституции Российской Федерации, пункта 3 части первой статьи 3, статьи 6, части второй статьи 74, частей второй и третьей статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», норма, признанная не противоречащей Конституции Российской Федерации в конституционно-правовом смысле, выявленном Конституционным Судом Российской Федерации, сохраняет юридическую силу и действует (а значит, и подлежит применению) именно в пределах ее конституционно-правовой интерпретации. Иное понимание последствий конституционно-правового истолкования нормы означало бы возможность ее применения в противоречие Конституции Российской Федерации и не соответствовало бы правовой природе и юридической силе решений Конституционного Суда Российской Федерации, которые обязательны на всей территории Российской Федерации для всех представительных, исполнительных и судебных органов государственной власти, действуют непосредственно и не требуют подтверждения другими органами и должностными лицами. Исходя из этого норма, конституционно-правовой смысл которой выявлен Конституционным Судом Российской Федерации, может действовать и применяться только в нормативном единстве с подтвердившим ее конституционность решением Конституционного Суда Российской Федерации.

Поскольку требования о прямом действии и строгом соблюдении Конституции Российской Федерации, закрепленные ее статьей 15 (части 1 и 2), обращены не только к законодателю, но и ко всем другим органам публичной власти и их должностным лицам, Конституционный Суд Российской Федерации, к исключительной компетенции которого относится признание нормативных актов неконституционными, утрачивающими силу и, следовательно, недействующими и не подлежащими применению (статья 125 Конституции Российской Федерации), не может быть лишен возможности устанавливать конституционный режим применения нормы, которая сама по себе признана им не противоречащей Конституции Российской Федерации, с тем чтобы исключить неконституционное истолкование этой нормы в правоприменении.

Соответственно, из части второй статьи 100 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» вытекает обязательность последующего пересмотра по результатам конституционного судопроизводства решений судов общей юрисдикции и арбитражных судов по делам заявителей, основанных на применении нормы в ее неконституционном истолковании, повлекшем нарушение конституционных прав и свобод граждан, а также публичных интересов. Конституционный Суд Российской Федерации неоднократно подчеркивал, что правоприменительные решения, основанные на акте, которому в ходе применения по конкретному делу суд общей юрисдикции или арбитражный суд придал не соответствующее Конституции Российской Федерации истолкование, т. е. расходящееся с его конституционно-правовым смыслом, впоследствии выявленным Конституционным Судом Российской Федерации, подлежат пересмотру в соответствии с правовой позицией Конституционного Суда Российской Федерации в установленном законом порядке. Отказывая в таком пересмотре, суды общей юрисдикции и арбитражные суды фактически настаивали бы на истолковании акта, придающем ему другой смысл, нежели выявленный в результате проверки в конституционном судопроизводстве, т. е. не соответствующий Конституции Российской Федерации, и тем самым преодолевали бы решение Конституционного Суда Российской Федерации, чего они в силу статей 118, 125, 126, 127 и 128 Конституции Российской Федерации делать не вправе (Постановление от 25 января 2001 года № 1-П, определения от 6 февраля 2003 года № 34-О, от 5 февраля 2004 года № 78-О, от 27 мая 2004 года № 211-О, от 9 июля 2004 года № 242-О, от 12 мая 2006 года № 135-О, от 3 апреля 2007 года № 171-О-П, от 1 ноября 2007 года № 827-О-П и др.).

5. Юридическое последствие решения Конституционного Суда Российской Федерации, которым выявляется конституционно-правовой смысл нормы, – прекращение ее действия (а значит, и применения) в неконституционном истолковании и, следовательно, утрата ею силы на будущее время в любом ином, расходящемся с выявленным конституционно-правовым смыслом, допускавшемся ранее понимании. Это означает, что такая норма – по общему правилу, вытекающему из частей первой и третьей статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», – с момента вступления решения Конституционного Суда Российской Федерации в силу не должна толковаться каким-либо иным образом и применяться в каком-либо ином смысле.

Вместе с тем Конституционный Суд Российской Федерации вправе в самом решении определить как порядок его вступления в силу, так и порядок, сроки и особенности исполнения (пункт 12 части первой статьи 75 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации»), в том числе отсрочить исполнение данного решения, что может быть обусловлено, в частности, необходимостью обеспечения стабильности правоотношений в интересах субъектов права.

Поскольку в Постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007 года № 2-П такие условия не сформулированы, в данном случае действует общий порядок исполнения решений Конституционного Суда Российской Федерации, предусмотренный статьей 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации».

6. Из положений частей 4 и 6 статьи 125 Конституции Российской Федерации, части третьей статьи 79 и части второй статьи 100 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» и основанных на них правовых позиций, выраженных в Определении Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2004 года № 78-О, следует, что решение Конституционного Суда Российской Федерации, которым в результате выявления конституционно-правового смысла нормы устраняется ее действие в неконституционном истолковании, обладает обратной силой в отношении дел заявителей, обратившихся в Конституционный Суд Российской Федерации, т. е. имеет те же последствия, что и решение, которым норма признается не соответствующей Конституции Российской Федерации. Дела этих заявителей во всяком случае подлежат пересмотру компетентными органами безотносительно к истечению пресекательных сроков обращения в эти органы и независимо от того, предусмотрены ли соответствующие основания для пересмотра дела в иных, помимо Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», актах.

Содержащееся в абзаце втором пункта 6 резолютивной части Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007 года № 2-П обращение к федеральному законодателю о возможном и необходимом совершенствовании процедуры, предусмотренной статьей 389 ГПК Российской Федерации, не может рассматриваться как допускавшее – в период до введения в действие нового законодательного регулирования – неисполнение требования Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» об обязательности для правоприменительных органов и непосредственном действии статьи 389 ГПК Российской Федерации в уже выявленном Конституционным Судом Российской Федерации ее конституционно-правовом смысле.

Иное, согласно пункту 8 мотивировочной части Постановления, приводило бы к произвольному применению нормы и, соответственно, к неопределенности в спорных материальных правоотношениях и возникающих в связи с судебным спором процессуальных правоотношениях, к неограниченному пересмотру вступивших в законную силу судебных постановлений, нарушающему как принцип справедливого судебного разбирательства, так и принцип правовой определенности, и тем самым – к недопустимому ограничению конституционного права на судебную защиту, что противоречит требованиям статей 19 (части 1 и 2), 46 (части 1 и 2), 55 (часть 3), 118 (часть 1) и 123 (часть 3) Конституции Российской Федерации. Именно эта мотивировка лежит также в основе пункта 10 резолютивной части Постановления об обязательности пересмотра правоприменительных решений по делам заявителей, оспаривавших конституционность статьи 389 ГПК Российской Федерации, в том числе ОАО «Хакасэнерго».

Конституционный Суд Российской Федерации не обусловил вступление в силу абзаца первого пункта 6 резолютивной части Постановления от 5 февраля 2007 года № 2-П внесением в Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации изменений и дополнений, конкретизирующих порядок осуществления правомочия, предусмотренного его статьей 389. Следовательно, отсутствие нового регулирования не должно было рассматриваться правоприменителем, в том числе Верховным Судом Российской Федерации, как препятствие для пересмотра дел заявителей с учетом выявленного Конституционным Судом Российской Федерации конституционно-правового смысла статьи 389 ГПК Российской Федерации. Подобное понимание положений пункта 6 резолютивной части Постановления не соответствовало бы их действительному смыслу, в том числе во взаимосвязи с другими положениями Постановления, содержащимися как в мотивировочной, так и в резолютивной части.

7. Отсутствие непосредственно в Гражданском процессуальном кодексе Российской Федерации такого основания для пересмотра дела, как выявление Конституционным Судом Российской Федерации конституционно-правового смысла нормы, который ранее в процессе правоприменения ей не придавался, не может служить поводом для отказа в пересмотре. Иное – вопреки требованиям и предназначению статьи 125 (части 4 и 6) Конституции Российской Федерации, а также статьи 100 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» – приводило бы к невозможности исполнения решения Конституционного Суда Российской Федерации и потому лишало бы смысла обращение заявителей в Конституционный Суд Российской Федерации, делая иллюзорным предоставленный гражданам и их объединениям способ защиты своих прав с помощью конституционного правосудия.

Положение части второй статьи 100 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», определяющее последствия решений Конституционного Суда Российской Федерации, распространяется на любые административные процедуры, а также на все виды судопроизводства, предусмотренные Конституцией Российской Федерации. Указанное законоположение в соответствии со статьями 15 (часть 1) и 76 (часть 3) Конституции Российской Федерации обладает приоритетом перед имеющим статус федерального закона Гражданским процессуальным кодексом Российской Федерации. Ссылка в решении Конституционного Суда Российской Федерации на часть вторую статьи 100 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» означает, что содержащееся в ней предписание о пересмотре дел заявителей подлежит исполнению, в том числе – при отсутствии в Гражданском процессуальном кодексе Российской Федерации специально предусмотренных адекватных процедур – на основе процессуальной аналогии.

Федеральный закон от 4 декабря 2007 года № 330-ФЗ «О внесении изменений в Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации» включил в число оснований для пересмотра гражданских дел по вновь открывшимся обстоятельствам признание Конституционным Судом Российской Федерации не соответствующим Конституции Российской Федерации закона, примененного в конкретном деле, в связи с принятием решения по которому заявитель обращался в Конституционный Суд Российской Федерации. Поэтому ничто не препятствует судам общей юрисдикции в силу статьи 100 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» пересматривать в обычном порядке, т. е. в данном случае – по вновь открывшимся обстоятельствам в порядке главы 42 ГПК Российской Федерации (пункт 5 части второй статьи 392) во взаимосвязи с частью четвертой статьи 1 данного Кодекса, судебные постановления, основанные на норме, которой ранее суд в ходе применения в конкретном деле придал смысл, расходящийся с ее конституционно-правовым смыслом, выявленным Конституционным Судом Российской Федерации.

8. Настоящее Определение, содержащее официальное разъяснение Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007 года № 2-П, предназначено устранить обнаружившуюся неопределенность в понимании правоприменителем предписаний пунктов 6, 7 и 10 его резолютивной части, в том числе относительно порядка исполнения этих предписаний, включая пересмотр правоприменительных решений, вынесенных по делам заявителей на основании статьи 389 ГПК Российской Федерации в ее неконституционном истолковании, с тем чтобы обеспечить реализацию данного Постановления в его аутентичном смысле и исключить любое иное расходящееся с ним истолкование и применение статьи 389 ГПК Российской Федерации.

В силу статьи 125 (части 4 и 6) Конституции Российской Федерации, части второй статьи 74, части второй статьи 79 и статьи 83 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» в их взаимосвязи настоящее Определение является неотъемлемой частью Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007 года № 2-П и имеет такую же юридическую силу. С момента провозглашения настоящего Определения Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007 года № 2-П подлежит применению в нормативном единстве с настоящим Определением и с учетом содержащегося в нем дополнительного истолкования разъясняемых предписаний.

Исходя из изложенного и руководствуясь статьей 6, частью четвертой статьи 71, частями первой и второй статьи 72, частью первой статьи 79 и статьей 83 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», Конституционный Суд Российской Федерации

определил:

1. Положения абзаца первого пункта 6 и пункта 7 резолютивной части Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007 года № 2-П в их взаимосвязи означают, что статья 389 ГПК Российской Федерации, признанная Конституционным Судом Российской Федерации не противоречащей Конституции Российской Федерации, с момента провозглашения данного Постановления и впредь до внесения федеральным законодателем изменений в главу 41 ГПК Российской Федерации должна была применяться судами общей юрисдикции в соответствии с ее конституционно-правовым смыслом, выявленным Конституционным Судом Российской Федерации в данном Постановлении.

2. Положение абзаца второго пункта 6 резолютивной части Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007 года № 2-П о возможной и необходимой конкретизации федеральным законодателем порядка осуществления правомочия, предусмотренного статьей 389 ГПК Российской Федерации, не могло служить основанием для отказа в применении данной статьи в ее конституционно-правовом смысле, выявленном Конституционным Судом Российской Федерации, в период до введения нового правового регулирования.

3. Пункт 10 резолютивной части Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007 года № 2-П во взаимосвязи с пунктами 6 и 7 данного Постановления предполагает, что правоприменительные решения по делам заявителей, вынесенные на основании статьи 389 ГПК Российской Федерации в истолковании, расходящемся с ее конституционно-правовым смыслом, в силу статьи 100 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» во всяком случае подлежат пересмотру компетентным судом в обычном порядке.

4. Настоящее Определение окончательно и обжалованию не подлежит.

5. Настоящее Определение подлежит опубликованию в «Российской газете», «Собрании законодательства Российской Федерации» и «Вестнике Конституционного Суда Российской Федерации».

Конституционный Суд Российской Федерации