Но больше приключений не случилось, и к проходной я подкатила почти вовремя. Появившийся из будки охранник широко улыбнулся:
– Здравствуйте, на праздник к Харитоновым? – и, не ожидая ответа, добавил: – Татьяна Михайловна велела гостям сначала идти в сторожку, там комнаты устроили для переодевания. В дом просили только в костюме заходить, а то, говорят, сюрприза не получится.
Я заверила секьюрити, что полностью готова, и покатила по широкой подъездной аллее.
За поворотом показался скрытый деревьями дом. Большой, из красного огнеупорного кирпича, он производил самое положительное впечатление. Никаких башенок, завитушек и колоннад. Простая лестница вела к огромной дубовой двери.
Парковочная площадка оказалась слева. Все ее немаленькое пространство сверкало иномарками. Да, судя по автомобилям, дела у бывших сокурсников идут крайне удачно.
Проклиная неудобный костюм, я нацепила шапочку и посеменила к парадному входу. Незапертая дверь легко поддалась, и перед глазами оказался огромный холл с мраморным полом. Впереди вздымалась широкая лестница с широченными перилами, по обе стороны от нее тянулись коридоры. Откуда-то слева раздались хлопок и взрывы смеха. Я медленно поковыляла на шум. Перед глазами открылся зал, метров пятьдесят, не меньше. Справа тянулись столы, заставленные всевозможными блюдами, слева – небольшие столики со сладким, возле окна в специальных подставках поблескивали разнообразные бутылки.
В центре гомонила пестрая толпа. На секунду показалось, что в помещении расположился цыганский табор – яркие юбки женщин, пестрые костюмы мужчин, переливающиеся елочным блеском драгоценности. Потом глаз начал различать отдельных особей. Кого тут только не было!
Несколько придворных дам, парочка пиратов, Микки-Маус, медведь, Дед Мороз, Бэтмен и какой-то картонный ящик с головой и ногами.
– Класс! – завопил тонким голосом Кот в сапогах и подскочил ко мне. – Ты кто?
– Хот-дог, – сообщила я.
– Ребята, глядите, сосиска пришла! – заверещал Кот, поминутно подтягивая лосины. Похоже, он одолжил костюмчик у более тучного приятеля.
– Сейчас угадаю кто! – радостно заорала Белоснежка. – Стой не шевелись. Ты – Леня Марков.
– Нет, – сказала я.
– Ага, – обрадовалась Белоснежка, – голос женский, значит, Ритка Костикова…
Помотав головой, я попыталась сообразить, «кто есть ху» в бурлящей толпе. Но уже через пару минут оставила это пустое занятие. Бывшие студенты постарались на славу. Лица плотно закрыты, у большинства видны только кисти рук. Впрочем, пираты скорей всего мужчины, оба весьма кривоногие, с выпирающими животами, одинаковые, как яйца, – что-то не припомню близнецов на курсе.
Ловко ступая мягкими замшевыми ботинками, ко мне бесшумно подкрался лакей, разодетый в красную ливрею с золотыми позументами, и прошептал:
– Желаете коньяк, шампанское, водку?
Я поглядела в его прикрытое бархатной полумаской лицо и тоже шепотом ответила:
– Спасибо, за рулем, лучше минеральной воды, только я узнала тебя, Костя Филимонов!
Слуга покачал головой:
– Нет, я приглашенный официант. Просто Татьяна Михайловна велела всем надеть костюмы, чтобы совсем весело было.
Я вздохнула и пошла в центр толпы. Без конца хлопали пробки от шампанского, звенели бутылки. Разнообразные закуски быстро исчезали, но у хозяев, очевидно, был рог изобилия, и фуршетный стол не пустел. Подносили все новые и новые блюда, каждый раз другие – тарталетки с икрой, фаршированные перепела, устрицы, копченый угорь и масса салатов – от традиционного «Оливье» до экзотического «Коралла» с лангустами.
Гости вели себя как дети, отпущенные на каникулы. То и дело раздавались взрывы оглушительного смеха. В центре стола возвышалась невероятных размеров хрустальная ваза, в которую был вбит букет из кроваво-красных роз. На ней красовалась табличка: «Приз. Получит тот, кто найдет хозяйку».
Часа через два стало понятно, что кое-кто из гостей хорошо набрался. Толпа поредела, народ начал расползаться по другим помещениям. Я тихонько выскользнула из зала и пошла по коридору. Двери в комнаты стояли нараспашку. Так, рядом с гостиной, как и у нас, столовая. Только комната больше раза в два, и к ней примыкает курительная – небольшое помещение с диванами, креслами и камином. Потом потянулись спальни для гостей. Все словно близнецы: примерно двадцатиметровое пространство заставлено мебелью – кровать, шкафы, кресло, диван, тумбочка… Разнится только цвет покрывал, занавесок и ковров.
Я миновала голубую, розовую, желтую и зеленую опочивальни и уткнулась в глухую стену. Коридор кончился. Пришлось вернуться в холл и пойти налево.
Там тянулись служебные помещения. Огромная кухня, где около десяти человек самозабвенно резали продукты, раскладывали колбасы и сооружали бутерброды. Затем бельевая с гладильной доской, прачечная, следом еще несколько комнат. Толкнув дверь, я обнаружила, что нахожусь в помещении, значительно меньше спальни для гостей – метров десять, не больше, и обстановка крайне простая, если не сказать спартанская. Никаких ковров и дорогих накидок. Всего лишь небольшой половичок у кровати и красивый, но синтетический плед… На тумбочке лежала книга в потрепанной обложке. «Любовь вечна». Вероятно, тут обитает горничная или кухарка… Следующие комнаты тоже пусты и аккуратно прибраны.
Несолоно хлебавши я вернулась в холл и пошла вверх по широкой лестнице. Здесь меня ждал сюрприз. Площадка второго этажа щетинилась закрытой дверью. Плотно сомкнутые дубовые створки даже не дрогнули, когда я принялась дергать за витые бронзовые ручки. Так, заперто. Что, если подумать, абсолютно естественно. Гостям, которые как следует наберутся, можно шататься по всему первому этажу, вход в хозяйские покои им запрещен. Понятная предосторожность, но мне это сильно усложняет задачу.
В задумчивости я побрела в курительную и наткнулась на одного из ряженых. «Человек-ящик» отдыхал в кресле, наслаждаясь одиночеством.
– Не помешаю? – спросила я, вытаскивая сигареты.
– Что вы, – приветливо сказал мужчина, – устраивайтесь.
Я закурила и, не удержавшись, поинтересовалась:
– Никак не соображу, что вы изображаете?
– Телевизор, – хмыкнул гость, – экран на животе, а голова – антенна.
– Ловко придумано, только, наверное, не слишком удобно.
– Вы правы, Дашенька.
От изумления чуть не проглотила сигарету.
– Как? Откуда знаете?
Мужчина показал пальцем на мою руку.
– Видел подобное кольцо лишь один раз – на пальце у Даши Васильевой. Моя покойная жена Валентина обожала драгоценности, понимала толк в украшениях. Мы сидели около вас на концерте Растроповича, и она спросила, кто сделал этот перстень, помните?
– Припоминаю, что ответила: Макс Полянский подарил. Значит, вижу Олега Андреевича Харитонова?
– К вашим услугам, – наклонил «антенну» «телевизор». – Давно хотел познакомиться с вами. Валя заставила позвонить Полянскому и спросить фамилию ювелира. Вот тогда Макс и рассказал, что Даша – его бывшая супруга и он до сих пор сожалеет о разрыве.
Я ухмыльнулась. После меня у Максика случилось не то шесть, не то семь жен, небось измучился от переживаний. А колечко принес, когда я вытащила его из Бутырской тюрьмы, куда беднягу запихнули по ложному обвинению в убийстве очередной супружницы. Впрочем, большой черный бриллиант в элегантной золотой оправе выглядит привлекательно, да и стоит баснословно дорого. Полянский хотел отблагодарить «адвоката» на полную катушку. Очевидно, покойная Валентина и впрямь разбиралась в брюликах, потому что частенько люди принимают мое кольцо за бижутерию – слишком необычно выглядит солитер.
– У Вали было несколько эксклюзивных вещей, – продолжал Харитонов, – она все жалела, что детей нет, некому оставить. Например, я привез из Японии ожерелье из цветного жемчуга – розового, желтого и черного. Потом изумруды из Боливии, а на пятидесятилетие заказал колье: ее имя – Валентина, – выполненное из сапфиров. Правда, сам день рождения не удался – да и какое веселье в больнице, под капельницами. Надел ей на шею, а Тина даже улыбнуться не смогла, так и умерла с сапфирами. – А где это ожерелье сейчас? – глупо поинтересовалась я.
– С ним и похоронили, – спокойно пояснил Харитонов. – Думаю, что такова была бы и ее воля. Многие украшения ушли вместе с ней. Они и впрямь больше никому не понадобятся. Если бы подрастала девочка, а так…
– Но вы же женились во второй раз!
«Телевизор» пошевелил «антенной»:
– Танюша не большая любительница каменьев, абсолютно равнодушна и к нарядам. Вот повеселиться, устроить бал-маскарад – здесь она мастер. Удивительно задорный, никогда не унывающий человечек. И потом, как вы себе это представляете – Татьяна носит на груди имя Валентина? Нелепо!
Из гостиной послышались звуки гонга и крики:
– Маски долой!
– Пошли, – пригласил хозяин, – наступает кульминационный момент.
В комнате царило оживление. Как и следовало ожидать, узнать бывших сокурсников даже без масок оказалось чрезвычайно трудно. Большинство сильно растолстели, обзавелись вторым подбородком, морщинами и лысиной. Кот в сапогах оказался Никитой Павловым, Красная Шапочка – Раей Скоркиной, Белоснежка – Зоей Лазаревой, а дядька Черномор превратился в Евгения Пестова. Но самый громкий вздох пронесся по залу, когда маски сняли пираты. Один – Ваня Клюкин, другой… хозяйка дома, Таня Иванова.
– Ну здорово! – кричала Танюшка, потрясая банданой. – Между прочим, мы с Ванькой специально договорились одеться одинаково, чтобы всех обдурить. Мне, несчастненькой, бедненькой, худенькой девушке, пришлось приделать огромный животище. Ванюшка-то большой любитель пива! А мои стройные ножки? Думаете, легко ходить весь вечер в картонных сапожищах, имитирующих кривизну ног?
Дамы визжали от восторга, мужчины громко хохотали. Я вновь выскользнула из комнаты. Пойду огляжу домик снаружи. Но и во дворе ничего настораживающего не наблюдалось. Я углубилась в сад. «Сосиска» мешала быстро передвигаться, и ноги то и дело спотыкались.
За домом простиралась невероятно ухоженная территория – ряды кустов перемежались клумбами. Была там и детская площадка – песочница, качели, горка. Немного странно, если учесть, что девочке, по слухам, то ли девять, то ли десять лет. Кстати, ребенка на празднике не было видно. Если бы подобное шоу устроили у нас дома, Манюня приняла бы в нем самое активное участие. Хотя, может, Олег Андреевич и Татьяна сторонники жестких методов воспитания и считают, что детям не следует мешаться под ногами у гостей.
Я прошла по всему саду и не обнаружила ничего подозрительного, даже той калитки, куда, по словам полковника, нырнул таинственный Жок. Впрочем, было темно, двор освещался фонарями, и в их не слишком ярком свете можно многого не заметить. Следовало напроситься еще раз в гости днем, а еще лучше утром.
Я обошла дом с торца и наткнулась на небольшую дверь. Толкнула створку и оказалась в коридоре, возле кухни. Скорей всего именно через этот вход в здание попадает прислуга. Интересно, сколько человек постоянно работает у Харитоновых? Что там Крахмальников говорил, кажется, повар, шофер, гувернантка…
В зале по-прежнему веселился народ, правда, основная масса разъехалась, по инкрустированному паркету бродили человек шесть.
– Дашка, – завопила раскрасневшаяся Татьяна, – отлично, что ты еще здесь, а то я расстраивалась, что не говорила с тобой. Так, все снова надеваем маски и делаем фото на память.
Кот в сапогах, Белоснежка, Красная Шапочка, оба пирата и я сбились в кучу. Ливрейный лакей защелкал фотоаппаратом. Потом выпили еще шампанского, добавили ликер «Айриш-крим» и вновь раскупорили бутылку «Дом Периньон».
– Не снимайте маски, – верещала Таня, – ну и угадайте, где я, а где Ванька?
Около двух Ваня Клюкин расстегнул на пиратском жилете пуговицы и простонал:
– Все, ребята, больше не могу. Пора домой, да и живот заболел, язва, знаете ли, расшалилась. Напозволял себе сегодня лишнего!
– Денол прими, – посоветовала Рая Скоркина, – хочешь дам?
– Не, братцы, я домой, – заплетающимся языком пробормотал Ванька, – устал.
– Даже не думай, – твердо заявила Татьяна, – мы тут остались самые близкие, одна третья группа, хоть поговорим спокойно.
– Не, домой, – пьяно ныл Клюкин.
Он сильно побледнел и осунулся. Похоже, что мужика и впрямь донимала болячка.
– Не советую садиться за руль в таком состоянии, – велела Таня, – позвони домашним и оставайся ночевать. – И она протянула Ваньке мобильный.
Но Клюкин помотал головой и рыкнул:
– Живу один-одинешенек, никому не нужный.
Высказавшись, Ванюша шмурыгнул носом и зарыдал.
– Ну-ну, – похлопала его по плечу Таня, – не стоит расстраиваться, молодой, красивый, только свистни, женщины прибегут и в штабеля у ног улягутся.
– Никому, никому, абсолютно никому не нужен, – икал Ванька, размазывая сопли, – с тех пор как мамочка умерла, я бедный бесприютный сирота.
И з-под обшлага клетчатой рубашечки соскользнули на запястье большие, вульгарно дорогие часы.
– Эй, кто-нибудь, – велела командным голосом Танюша, – уведите плаксу в спальню!
– Давно скончалась твоя матушка? – осторожно поинтересовалась я.
Но Клюкин достиг той стадии опьянения, когда внешние раздражители не воспринимаются, слышны только собственные страдания.
– Бедный, бедный, одинокий…
– Его мама умерла почти десять лет назад, – пояснила Рая Скоркина, – а он, как напьется, всегда рыдает, вечно на всех вечеринках людям настроение портит. Я все поджидала, когда же он сегодня в плач ударится. Еще долго продержался, почти до самого конца.
Лакей крепкой рукой поволок к выходу несчастного сироту с золотыми часами. Оставшиеся сели плотной группкой на диванах и принялись рассказывать о себе. Радовало, что никто не пропал. Все-таки знания иностранных языков – верный кусок хлеба, чаще всего с маслом и сыром, а по нынешним временам, когда все кинулись учить детей, даже с икрой.
Рая Скоркина репетиторствовала.
– Беру пятьдесят долларов за академический час, – откровенничала женщина, – готовлю к вступительным. Сильно не зарываюсь – двадцать уроков в неделю, и вся в шоколаде.
Я быстренько умножила в уме пятьдесят на двадцать и с уважением поглядела на Скоркину. Тысяча баксов за семь дней! Совсем неплохой заработок для женщины. Никита Павлов издает газету «Желтуха».
– Господи, – восхитилась Райка, – значит, это у тебя постоянно печатают всяческие сплетни и офигительные фото. Ну скажи, как удалось снять Газманова на унитазе без брюк?
Никита тяжело вздохнул:
– И звини, Рай, дурим читателей. Простой монтаж. Морда певца, а тело взяли от нашего шофера, они похожи с Газмановым.
– Жуть, – взвизгнула Скоркина, – ведь поверила!
– Не ты одна, – ухмыльнулся Никита, – у нас тираж за миллион перевалил.
Зоя Лазарева деканствовала в частном вузе. Судя по ее драгоценностям, дела у высшего учебного заведения шли прекрасно.
Только нам с Танюшей Ивановой было нечем похвастать. Обе не работаем, а просто прожигаем жизнь в свое удовольствие.
Старинные напольные часы глухо пробили три часа. Зоя с чувством произнесла слегка заплетающимся языком:
– Ну, прощайте!
Таня с сомнением глянула на подругу:
– Лучше не садиться за руль в таком виде.
– Меня невестка ждет в машине, – пояснила деканша, – специально с собой взяла, чтобы потом домой доставила.
– Девушка сидела весь вечер в автомобиле? – изумилась я. – Бедняжка, небось замерзла и проголодалась.
Лазарева дернула красивыми плечами:
– Подумаешь, я их с сыном кормлю, пою и одеваю, может и шофером поработать!
Никита Павлов резко встал и потянулся:
– Отбываю, девчонки, еще свидимся. Да, забыл, всем дарю бесплатную подписку на «Желтуху».
Рая Скоркина подхватила сумочку и попросила:
– Пошли, Кит, подвезешь меня, машину не брала сегодня, очень выпить со всеми хотелось. Зойка-то, ну и дрянь! Заставить бедную девушку весь вечер торчать во дворе! Между прочим, у меня тоже была такая свекровь, из-за нее и с мужем развелась. Падла рогатая!
– Кто? – немедленно спросил Никита. – Муж?
– Нет, – хохотнула Райка, – мамонька евонная.
Мы с Таней остались вдвоем. Следовало откланяться и отправляться восвояси. Но тогда задание, первое мое оперативное задание, останется невыполненным. Если не сумею осмотреть дом, Александр Михайлович станет всю оставшуюся жизнь насмехаться. Прямо слышу, как он бормочет:
– Дашутка, родненькая, не расстраивайся. Ну не приспособлена ты для работы детектива. Не всем же, в конце концов, за преступниками гоняться. Купи себе спицы и запишись на курсы вязания, должно хорошо пойти.
Нет, следовало остаться во что бы то ни стало, причем не на один день.
– Ну, надеюсь, хоть ты заночуешь! – воскликнула Танюша.
Я секунду помялась и сообщила:
– С удовольствием, потому что, видишь ли, просто некуда сейчас ехать.
– Что случилось? – изумилась Иванова. – Зоя говорила, вроде у тебя шикарный дом в Ложкино, чудесные дети…
Подивившись про себя удивительной осведомленности Лазаревой, с которой мы не встречались двадцать лет, я недолго думая соврала:
– Дом сгорел!
– Вот ужас, – ахнула Таня, – как это случилось?
Я беспомощно глядела в окно. Оказалась в ситуации, в которую частенько попадают вруны. Одна неловко сказанная ложь тянет за собой другую, другая – третью. И небольшой комочек обманов превращается в гигантскую гору.
– Живем, как и вы, в охраняемом поселке, – вдохновенно принялся болтать мой язык, – ближайший сосед – банкир Сыромятников. Кто-то из его недругов подложил в подвал дома Николая Федоровича взрывчатку. Ну и бабахнуло! Здание в клочки разлетелось! А у нас нарушен фасад, выбиты окна, сорвана крыша – словом, работы на месяц!
– Кошмар, кошмар, – твердила Танюшка, прижимая к вискам длинные аристократические пальцы.
Харитонов не солгал, она и впрямь не любила драгоценности. Изящные руки украшало только самое простое обручальное кольцо – тоненький золотой ободок.
– Люди не пострадали?
Вспомнив приветливого Николая Федоровича, его милую жену Иру, радостного сына Кирилла и кота Клауса, страстного обожателя наших кошек, я без колебания заявила:
– Слава богу, нет, успели выскочить вместе с персом.
– Где же твои дети?
– Пока в гостинице, – продолжала я путаться во вранье, – а потом в Париж поедут.
– Слушай, – заявила Таня, – завтра же перебирайтесь к нам. Открою третий этаж, и живите, сколько хотите. Нет, какая катастрофа! Нигде теперь нет покоя. Каждый день жду, что на Олега нападут!
И она стала нервно заламывать пальцы.
– Спасибо, – забубнила я, – но…
– Никаких «но», – отрезала Таня, – ладно, завтра договорим.