Когда в зале остались мы втроем, Пирокант долго смотрел на меня перед тем, как заговорить:
– Внешне ты почти не изменился. Однако в глазах твоих я вижу совершенно другого человека. Пусть тебе все те же шестнадцать, но смотрит на меня тот, кто умудрен опытом. Расскажи мне, как ты смог за три месяца создать целое поселение буквально на ровном месте? В чистом поле.
– Мне помог Аврон, – слегка смутился я. – Он сейчас – мой заместитель.
– Ага, значит, не просто поселение, но работающая система! – воскликнул Пирокант. – Ты успел продумать, на что будут жить твои люди? Зарплату? Налоги?
– У… у меня всего этого нет, – ответил я, но при этом почему-то смутился еще больше. – Не вижу пока в этом смысла.
Мьелдон посмеялся, Пирокант же свел брови в одну линию:
– Не могу сказать, что это неправильно, Бавлер, но я не знаю ни одного города, ни одной территории, которая жила бы без денег.
– Я не сказал, что у нас нет денег совсем. Деньги есть, но распоряжается ими Рассвет. То есть, само поселение, но не отдельные люди. Пока что, – и я подумал про себя, что хорошо бы сохранить это навсегда, – люди в Рассвете имеют то, что им нужно иметь. Жилье, причем теплое, одежду, еду.
– И воду, разумеется? – уточнил Пирокант.
– И воду, – подтвердил я. – Колодцев вырыто достаточно. А для Валема еще проще – там река рядом.
Монах тяжело опустился обратно на стул с высокой спинкой, показав усталость всем своим видом. Точно ему в действительности лет семьдесят или восемьдесят. Он сел, шумно выдохнул и распрямил спину.
– Два поселения за три месяца. Впрочем, ты отбыл гораздо раньше. И добился определенных успехов, спору нет, – Пирокант сложил перед лицом ладони, коснувшись подушечками пальцев одной руки другой. – И потому, когда Левионт отправил послушника в Рассвет, я уже был почти уверен в том, что ты не врешь. И потому говорил, что не так все и провально, как изначально сообщил нам Мьелдон, – еще одним коротким вздохом он на миг прервал свой монолог. – На самом деле я вижу, что все не очень-то и плохо. Кое-какие цели мы пропустили. Промахнулись, если так можно сказать. Но это ничего страшного, в самом деле…
Четкая и понятная речь Пироканта вдруг стала менее разборчивой, а потом и вовсе превратилась в бормотание. Я посмотрел на Мьелдона. Молодой монах пожал плечами, а потом шепнул мне:
– Так часто бывает, когда он начинает думать.
Действительно, Пирокант выглядел задумчивым, но не как статуя, что обычно присуще людям. И уж тем более он совсем не походил на статую за его спиной. Мудрец в размышлениях, но только активных: он шевелил руками, то складывая ладони вместе, то разводя руки в стороны. Монах то подпирал голову, то опускал руки на колени, то задирал голову, то смотрел в пол, но ни разу не посмотрел на нас.
Я побоялся прервать его мысли, чтобы не сбить, да и чтобы гнев его не вызвать в том числе. Мало ли, один уже рот мне заткнул. А время шло.
Пирокант думал минут двадцать, не меньше. Потом наконец-то посмотрел на меня:
– Я думаю, что здесь правда нет ничего дурного. Однако, нам надо торопиться. У меня еще есть вопросы…
Я не посмел бы перебить главного в монастыре, но это сделал Мьелдон:
– Вероятно, у самого Бавлера тоже есть вопросы, разве нет?
– Есть, – робко и тихо ответил я.
– Тогда я, вероятно, могу дать ответы на них. Может быть, не все. А когда ты закончишь со своими вопросами, мы перейдем к твоей непосредственной задаче.
– И что же у меня за задача?
– Спасти людей от бесконечной бойни. Выстроить мощную, живучую и эффективную систему. Я ожидал, что ты выберешь другой путь, но тебе повезло начать с альтернативного старта. Итак, вопросы!
Пирокант взмахнул руками так, что рукава взлетели, а потом ладони опустились ровнехонько на колени монаха. Он приготовился слушать.
У меня же в голове роились вопросы десятками. Кто я и откуда, что это было за задание, что я могу найти в монастыре, что здесь вообще происходит, но первым, что я спросил, было:
– Образы в моей голове, что это такое? Мое прошлое? Если это мое прошлое, то почему нигде нет ничего похожего на те комнаты? Картины? – я поспешно перечислял все, что помнил, но Пирокант жестом остановил тебя.
– Образы в твоей голове?
– Подвижные изображения, – пояснил я. – А еще был какой-то голос, не похожий ни на чей, который сказал, что все это игры. Или что все происходящее здесь – игра. Все очень интересно, но ничего непонятно.
Пирокант сперва был серьезно, а потом вдруг улыбнулся.
– Понимаю, что тебя это тревожит очень давно. И думаю, что эти образы часто становились пищей для размышлений, но все они – не твое прошлое. Не твое. Совершенно. Но ты это прошлое видел. Я уверен, что видел достаточно, раз даже потеря памяти не позволила образам полностью исчезнуть.
– Еще я имена слышал. Точнее, одно имя, – с надеждой в голосе произнес я.
– Нет, это не твое имя. Оно принадлежало мальчику, который жил тысячелетия до тебя.
– Ты… тысячелетия? – запнулся я в ужасе.
– Точных сроков никто уже не назовет. Но это точно тысячелетия, – с грустью ответил Пирокант. – Не осталось упоминаний о тех, кто был до нас, кто оставил нам это. Я про образы, которые сохранились в твоей голове.
– Если это не мое, то как я это узнал? Как получил? – допытывался я.
– Обучаясь здесь, в монастыре.
– То есть… я хочу видеть. Пожалуйста, – попросил я, резко сменив тон с требовательного.
Пирокант поерзал на троне, а потом глянул в маленькое круглое окошко под самой крышей. И, не думая, ответил:
– Мне кажется, уже поздно продолжать разговоры. Особенно если ты хочешь посмотреть то, что когда-то видел раньше.
– Это – да? – уточнил я.
– Да, – ответил Пирокант. – Я подумаю над случившимся. Утром мы с тобой продолжим, когда ты освежишь в памяти кое-какие воспоминания. Мьелдон, ты отведешь нашего у… то есть, гостя, теперь уже гостя, – он слабо улыбнулся. – Бывшего нашего ученика.
Молодой монах склонил голову перед главой монастыря и показал мне раскрытой ладонью в сторону выхода. Я, немного поколебавшись, повторил его движение, а потом, когда мы оказались снаружи, спросил Мьелдона:
– Похоже, я здесь надолго?
– Мы в этом точно не заинтересованы, – ответил он коротко.
– А в чем же вы заинтересованы?
– В том, чтобы наши задачи выполнялись, – последовал ответ Мьелдона, который вел меня через большую поляну в сторону одного из многочисленных строений с массивными дверьми. – Нам сюда, – добавил он, когда мы остановились возле прочной двери с полукруглым верхом. – Осторожно, ступенька.
Дверь оказалась низкой, так что кроме поиска ступеньки мне пришлось еще и пригнуться, чтобы не удариться головой.
– Больше похоже, что меня все же отправляют в темницу! – воскликнул я, так и не убрав ногу с травы.
– Мне пойти вперед? – спросил сверху Мьелдон.
– Да.
Тот выругался, но, потеснив меня, пошел вниз. Где-то на ходу поджег чем-то маленьким факелы на стене. Взял один в руку, второй предложил взять мне.
Я последовал вниз. Все ниже и ниже, счет ступенек шел на сотни. Стало понятно, почему Пирокант не согласился продолжать вести переговоры – мы только идти вниз будем до ночи!
Но я ошибся – после второй сотни ступени кончились. Начался коридор… освещенный совсем не факелами. Свет лился прямо с потолка. С больших прямоугольных пластин.
– Где это мы?? – воскликнул я, но не было никакого эха.
– Место, где ты учился. В отличие от всех остальных, – безэмоционально ответил Мьелдон. – Не я тебя выбирал, кстати, но я тебя кое-чему учил.
– Например? – спросил я, пока мы шли по коридору. Я старательно смотрел по сторонам, но не понимал, что находится вокруг меня. – Что это такое вообще? Вы построили??
– Нет, это подземелье всегда здесь было. И всегда такое, если это тебе тоже интересно.
– Я что-то такое видел в своих снах. Я думал…
– Значит, тебя память покинула не окончательно, – продолжил Мьелдон. – Это хорошо. Здесь ты проводил гораздо больше времени, чем в остальной части монастыря. Ты даже ел здесь. Хотя по правилам те, кто живут в монастыре, принимают пищу все вместе. Кроме Совета, когда они заняты обсуждениями, – дополнил он. – Ну а ты провел здесь полгода.
– С самого начала? Как я здесь появился? Откуда пришел?
– Ты всегда здесь был. Я пришел в монастырь позже тебя, во всяком случае, – развел руками Мьелдон и открыл одну из дверей. На ощупь она была гладкой и приятной, я даже несколько раз провел по ее поверхности ладонью. – Ты можешь войти. Здесь ты проводил все свое время.
И я замер в дверях, когда увидел комнату с металлической кроватью, с матрасом и постельным бельем. Такой же металлический стол, на котором стояли какие-то коробки. В потолке сиял такой же прямоугольник, как и в коридоре.
– И здесь я провел полгода? – усомнился я, хотя кое-какие из моих снов совпадали с этим местом. Вот только не было еще окна и занавесок, но это, похоже, были другие сны.
– Да, – ответил Мьелдон, подошел к столу, что-то щелкнуло и одна из коробок засветилась.
– Что это такое? – вздрогнув, спросил я.
– Техника прошлого, – ответил монах. – Старая, очень старая. Но каким-то чудом дожившая до наших дней.
– И что в ней?
– То, что ты изучал. Там есть видеоролики, есть игры, есть какие-то записи.
– Что. Это. Такое? – спросил я, глядя на светящуюся сторону большой белой коробки. Под столом что-то громко гудело.
– Вычислительная машина. У нас где-то лежит к ней инструкция, написанная пару тысяч лет тому назад. Уже после того, как исчезла цивилизация создателей этой штуки.
Я осторожно присел за стол. Всмотрелся в экран. Смутно знакомое, но в то же время непонятное зрелище.
На синем фоне много-много мелких картинок. Я начал читать названия.
– О, а вот про это мне был сон, – я ткнул пальцем в синий фон. Холодный, как стекло.
– Да, ты любил эти штуки. Все, что видишь здесь – все тебе нравилось.
Я задумался. Что-то не складывалось.
– Скажи, Мьелдон. Разве остальные не играли? Ты сказал, что здесь были какие-то игры.
– Машина только одна. И учили тебя одного.
– Чему учили?
– Прошлому, – Мьелдон опустился на кровать рядом со мной. – Прошлое, которое было развито технически, но так внезапно исчезло, не оставив никакого следа – это повод начать исследования. Однако, начать их нельзя. Во всяком случае, начать их прямо сейчас – точно нельзя.
– Почему? – спросил я.
– Что «почему»? – уточнил монах.
– Почему было развито – только потому, что были такие штуки?
– И не только поэтому, – ответил Мьелдон. – Есть много косвенных свидетельств, но это, – он ткнул пальцем в вычислительную машину: – одно из самых главных. Мне кажется, что в этом коридоре должны быть потайные двери, но мне до сих пор не удалось найти к ним ключ.
– Здесь есть еще комнаты? – я быстро переключился на новую проблему.
– Есть, но в большинстве своем они пусты.
– Так, ладно, с этим, я надеюсь, разбираться не мне. Значит, здесь я был один. Так в чем была моя задача? Когда меня выпустили из монастыря.
– Выпустили, – хмыкнул Мьелдон. – Как будто из тюрьмы. Про задачу я тебе не расскажу. Пускай Пирокант рассказывает.
– То есть… я полгода сидел, играл… смотрел… изучал что-то прошлое… Никак не возьму в толк, что и зачем, – произнес я.
– Пирокант, – коротко ответил Мьелдон. – Только он тебе все сможет адекватно объяснить.
– Хорошо, мои цели. А вы что здесь делаете? У вас сотни монахов, которые учатся обращению с оружием. Это что, какой-то другой план?
– Мне повторить? – нахмурился Мьелдон.
– Ладно, я понял. Все вопросы к мастеру Пирокару.
– Именно.
– А что насчет истории? Ты ее знаешь? Я могу тебя спросить о том, что происходит в этом мире?
– Наверно, – монах выключил гудящую машину. – Смотря о чем ты хочешь спросить.
– Что это за города?
– Города-государства, по сути своей, – ответил Мьелдон. – Территориальные образования, на которые распались последние союзы. Если тебе это интересно, то нужно поговорить с нашим хранителем.
– С кем?
– Хранитель, – терпеливо повторил монах. – Он следит за монастырской библиотекой и отвечает за летописи. События, ведет учет. Можешь у него завтра спросить. А в общих чертах если, то вот уже несколько сотен лет города-государства ведут бесконечную войну. До этого войну вели страны – по сути, представлявшие собой два-три города. Потом интересны внутри этой территории стали расходиться и страны распались. Конфликты не кончились. Появились новые союзы, еще менее долговечные.
– А что было до этого? Страна, в которой три города… Может, когда-то их было больше? – спросил я.
– Говорят, что раньше все эти земли, даже Пустоши – принадлежали одной стране. Пока в ней не началась война. А дальше дробление, дробление и еще раз дробление. Виной тому могла быть человеческая натура или природные катаклизмы – история об этом умалчивает.
– Даже здесь ничего нет? – я ткнул в черный прямоугольник пальцем. Остался забавный овальный отпечаток.
– Я просмотрел все. Пирокант тоже ознакомился. Ничего не нашлось. Никаких сведений о прошлом.
– Жалко.
– Жалко, – тем же тоном ответил мне Мьелдон. – Но представь, есть и более далекие земли. Там тоже, вероятно, кто-то живет. Такие же города или еще что-то.
– Захватывающе, – безразлично ответил я. – Я даже до Пакшена не дошел. Был лишь в Полянах. Да возле Ничков.
– Не занимайся самобичеванием, Бавлер. Человек, который создал поселение, чтобы спасти людей от смерти на войне или от голода – уже достиг многого. Даже если поселение просуществует год, даже если проживет всего лишь одну зиму – на ровном месте ты приютил людей.
– Я тебя не понимаю, – растерялся я. – Ты то ругаешь, то хвалишь, то безразличен.
– Пирокант полагает, что ты не провалил задание. Я тоже не знаю, провалился ты или же был успешен, – ответил мне Мьелдон, поправив одежды. – Но в то же время ты преуспел в чем-то другом, что для меня совсем неожиданно. Ты не проявлял усердия в классической учебе, – добавил он.
– Мне помнилось, что я учился в строительном колледже, – медленно произнес я.
– Не учился, – покачал головой монах. – Прости, не учился.
– Ага… – разочарованно протянул я.
Все выходило совсем не так, как я думал.
– Заночевать ты сможешь здесь, – Мьелдон встал. – Наверху все места заняты. Уже поздно. Тебе лучше поспать. Но не забудь помыться. Пахнешь. Бани наверху. Раньше здесь, вероятно были тоже какие-то ванны, но воды в них давно нет.
Монах показал, где можно помыться, а потом проводил меня обратно до кровати, в которой я провел те полгода, пока учился здесь.
Оставшись в одиночестве, я попытался уложить полученную за день информацию. Много пробелов оставалось, однако я понимал, что большую часть ответов получу только завтра.
Не придя к какому-то единому решению, я с трудом заснул. На этот раз – без снов.