Выжить. Блокадный дневник - читать онлайн

24 октября

С утра погода стала проясняться. Барометр, который все эти дни находился очень низко, пополз круто вверх. Я еще накануне решил сходить к Игорю. Позанимавшись утром, я часов около 12-ти отправился к Игорю. Мне открыла какая-то женщина в пенсне и на вопрос, можно ли видеть Игоря, ответила, что его кажется, нет дома, и скрылась. Я сунулся к его двери и повернул ручку. Мне отворила небольшая девочка и на вопрос, дома ли Игорь, сказала, что Игорь живет не здесь, а в другой комнате. Я извинился и отошел. Тут вышла та же женщина и сказала, что Игоря нет. Я повернулся и ушел. Решив прогуляться, я отправился к букинисту на площадь Нахимсона заходя по пути в магазин старой и новой книги. Погода прояснилась. Между тучами появились полосы голубого неба, и на обратном пути даже выглянуло солнце. Мы пообедали около 3-х ч. и бабушка ушла, уже в течение 2-х недель гонялась за хлебом. После 4-х ч. пришел Котя. Он ходил за покупками с большим успехом: достал 5 плиток шоколада, кокосового масла, чечевицу и резиновые калоши на валенки. Я согрел ему супу. Около 5-ти ч. пришла мама, я опять разогрел ей остатки супа. Мама встретила Наталку: ее вызывают в школу по поводу начала учебы. Кроме того Галю С. Тоже уже вызывали на медосмотр. Поэтому мы решили завтра пойти в школу поразведать обстановку. Вечер прошел спокойно. Около 10-ти ч. мы легли. Ночью были слышны сильные выстрелы.

С фронта: «В течение 23 октября наши войска вели бои с противником на всем фронте. На Можайском и Малоярославецком направлении немецкие войска предприняли ряд ожесточенных атак на наши позиции. Атаки немцев были отбиты с большими потерями для врага».

25 октября

С утра снова было пасмурно. Барометр медленно пошел вниз и в течение всего дня постепенно спускался. Мы с мамой встали около 9-ти ч., я поел свою кашу, и мы вместе отправились на разведку. Сначала зашли к Г., Павел сегодня пошел в первый раз в школу. Он будет заниматься через день по 3 часа. Нину никуда еще не вызывали. Евгения Васильевна тоже собиралась навести справки о школе, и мы отправились вместе. Евгения Васильевна слышала на совещании, что наша школа будет заниматься в 3-ей школе. Мы зашли в 3-ю школу. В канцелярии нам сказали, что младшие классы уже занимаются, а о старших еще ничего неизвестно. По всей вероятности, старшие классы нашей школы будут заниматься здесь. Мы вышли в коридор, а мама решила еще зайти к директору. Там ей сказали, что начнут не раньше 1 ноября и показали список преподавателей. Мама там заметила Калышцкую, Антонову и Бенж. Выйдя из школы, мы расстались с Евгенией Васильевной и отправились в нашу школу на Гагаринской. Мы довольно долго не могли найти нашей канцелярии и бродили взад и вперед по темным коридорам и лестницам. Наконец мы нашли нужную дверь и вошли в небольшую комнату с двумя столами и шкапом. Железная печь была жарко натоплена. В комнате в шубах сидели Иван Михайлович и Анастасия Григорьевна (и еще какая-то девушка). Они нас тепло встретили и объяснили, что помещение на Соляном взято под военное училище, а комната на Гагаринской под общежитие. Младшие классы будут заниматься в 23-ей школе, а старшие в 3-ей школе. Тут пришла Роза. Мама попросила и аттестат и справку об окончании 8-го класса. Та обещала ей в понедельник. Мы ушли. Мама поехала за калошами (по Котиным следам), а я отправился к Игорю. Я уже успел позвонить в квартиру Игоря, как он окликнул меня с нижней площадки. Он нашел дрова. Звонок не действовал, и Игорь пролез в квартиру по прилегающей к окну крыше. Мы вошли, Игорь меня хорошо принял, убежал на минутку в сарай, потом вернулся и стал рассказывать об окопах, всевобуче и товарищах. После окончания рассказа мы уселись играть в шахматы. Мы играли уже 3-ю партию, когда неожиданно пришел какой-то взрослый молодой человек в форменной шинели. Он приехал с каких-то работ, где насмотрелся и испытал всяких ужасов. Мы доиграли партию и я ушел. Домой я примчался, боясь опоздать к обеду, около 3-х, но бабушки еще не было дома и обедом не пахло. Пришла бабушка, стали растапливать плиту. Пока возились с обедом, пришла мама, и мы обедали все вместе. После обеда я переписывал Коте списки. Вечером мы самовара не ставили. Клавы не было дома и мы решили поставить электрический чайник. Пришла М.А. Котя узнал, что сегодня по радио будет хороший концерт. Мы открыли Клавину комнату и слушали радио. Давали Арию тореадора, вальс из «Спящей красавицы», песню Леля из «Снегурочки» (пела Преображенская). Потом стал выступать ансамбль Краснознаменный песни и пляски, и мы выключили радио. Вечер прошел спокойно. Мы пили чай, потом я сидел и читал, записал мысли темных людей. Около 10-ти ч. мы разошлись и легли. Ночь прошла спокойно. Однако временами слышалась стрельба.

С фронта: «В течение 24 октября наши войска вели бои на Таганрогском и Макеевском (Донбасс) направлениях. Ожесточенные атаки немецко-фашистских войск на наши позиции на Можайском и Малоярославецком направлениях отбиты частями Красной Армии с большими потерями для противника».

Из статей: Часть правительства и ряд наркомата переехал в Куйбышев. Госкомитет обороны во главе с товарищем Сталиным находятся в Москве. Упорные бои под Новгородом, Наши войска упорно уже 2 месяца удерживают линию обороны. Ожесточенные бои в Калинине. Отдельные кварталы переходят из рук в руки. Ожесточенные бои в районе г. Сталино. Ожесточенные бои на подступах к Крыму. Немецкие войска упорно пытаются прорваться на полуостров.

26 октября

Воскресенье. Погода пасмурная. Барометр идет вниз. Весь день прошел спокойно. Я занимался. Вечером мы узнали из газет, что с 3-го ноября будут заниматься старшие классы. Вечером я поставил самовар. После чаю посидели и разошлись.

С фронта: «В течение 25 октября наши войска вели бои на Можайском, Малоярославецком, Таганрогском и Макеевском (Донбасс) направлениях».

Из статей: Ожесточенные бои на Западном направлении. Немцы подтягивают резервы, готовясь к решительному сражению. Последние дни идут бои в районе озера Ильмень. Немцы пытаются перейти в наступление, однако, они не добились никаких успехов. Положение в Донбассе продолжают оставаться тревожным. 24 октября противник повел наступление на Крым. Наступление было отбито. Сегодня разгорелись ожесточенные бои на подступах к Ростову.

27 октября

Мы встали в десятом часу. Я съел кашу, выпил какао и сел заниматься, а мама пошла отдавать в чинку галоши которые нам подарила Евгения Васильевна. Уже несколько дней как снег, выпавший последний раз, стоял. Сегодня же утром, как только я открыл окно, меня поразила белизна крыш, покрытых снегом, и улицы. Через некоторое время мама вернулась, и сказала, что для отдачи калош стоит очередь и что она боится, что у нее не возьмут две пары. Она просила меня пойти с ней, я оделся и пошел за ней. Перед магазином по ремонту обуви стояло человек 10, на грязной, мокрой от тающего снега мостовой. Я было встал в очередь, но она двигалась чрезвычайно медленно и мама сказала мне, чтобы я пошел домой и минут через 40 вернулся. Я ушел и около 11-ти ч. вернулся. Маму я застал в группе 3-4 человек, стоящей перед закрытыми дверями магазина. Магазин был полон народа, и не было никакой надежды на то, что бы сдать галоши. Но мама все-таки решила постоять до конца. Я ушел домой. Дома бабушка ворчала на маму за то, что она не собрала белье в стирку, и под конец куда-то ушла. Мама пришла около 1 ч. без всяких результатов. Пришла бабушка, и начался скандал с руганью и слезами. Мама ушла. После обеда я сел заниматься, а бабушка ушла. Около 5-ти ч. она пришла и принесла весть, будто с 1 ноября увеличат норму хлеба. Что «было на днях, мол, совещание, и только еще не решили 100 грамм прибавить или 200», и будто «пришли три большие баржи с хлебом». Клава тоже подтвердила, что она, мол, тоже слышала. Через несколько минут пришел папа. На вопрос бабушки, слышал ли он такие вести, он отвечал, что слышал, и что еще говорят, что с 1 ноября будет коммерческая продажа. Пришла мама. Я ей поспешил сообщить новость. Она вспомнила, что тоже слышала об этом, когда была в поликлинике и ей продували ухо. Вечер прошел в приободренном состоянии. После ужина мама просила меня пойти к Солнцевой и узнать в конторе что нужно, чтобы получить стандартную справку для карточки. Я заупрямился, и она пошла сама. Через некоторое она вернулась со справкой. Солнцева ей сказала, что прибавка будет только на первую декаду. Вечер прошел спокойно. Около 10-ти ч. легли. Котя читал на улице (газет сегодня нет), что появилось Харьковское направление и взято Сталино.

28 октября

Меня разбудил около 9-ти ч. сильный звонок. В комнате было еще темно. Слышу, мама поднимается с кровати, отворяет дверь, здоровается с кем-то приглушенным голосом, затем входит из столовой к бабушке и громко шепчет ей: «Мамочка, пришла Флора Иосифовна». Бабушка вскакивает, одевает халат и выходит в столовую. Я слышу целый ряд радостных восклицаний. Наконец входит мама, открывает окно и сообщает, что Ф.И. принесла, целую буханку хлеба за 50 рублей. Через несколько минут Ф.И. ушла. Я встал. Мы все втроем (я, мама и бабушка) осматривали, щупали, взвешивали и пожирали глазами небольшой низкий кирпич хлеба. Я по треугольнику разметил части и с величайшей точностью разделил хлеб. Получилось 5 порций по 200 грамм каждая – т.е. наша ежедневная порция. Теперь все, служащие и иждивенцы получают по 200 грамм хлеба. Рабочие 400 грамм. Так как маме и бабушке, кроме хлеба, есть нечего, то хлеба не хватает. Уже больше месяца, как Котя берет каждый день хлеб на завтра. Сперва это делалось для того, чтобы маме иметь хлеб на утро, перед уходом на службу, т.к. Котя встает поздно, он через день дежурит на чердаке и потом спит часов до 12-ти., лишь изредка он встает около 8-ми ч., если надо в очередь или хочет пойти в церковь. Но мало помалу вечером стали брать по ломтику завтрашний хлеб, на завтра опять не хватало. Вечером опять ели хлеб на следующий день и дело пришло к тому, что хлеба, который полагался на данный день, хватало только до обеда. Я уже дней пять, как решил, как только Котя принесет хлеб, отрезать свою треть (папа берет на службе хлеб). Так я делаю. В первый день съел только один ломтик и с тех пор выровнялся. У мамы с бабушкой дела пошли еще хуже. К утру оставался только маленький кусочек сегодняшнего хлеба, а сегодня утром у них хлеба не осталось вовсе. Сегодняшний хлеб был съеден еще вчера. Прибавка в хлебе была как нельзя более кстати. Каждый взял свою часть. Я свою часть спрятал: хочу ее засушить (на сегодня у меня хлеб есть). После завтрака мама ушла сначала в техникум отнести планы и постараться перехватить «брандахлыста», а потом хотела попытаться отдать в починку калоши. Мы с бабушкой около 11-30 ч. оделись и отправились к Шевченко. На улице было холодно (-3). Крыши и мостовая были покрыты снегом. Тротуары покрылись слоем твердого грязного и скользкого снега. Бабушке было тяжело идти и поэтому мы шли очень медленно. Наконец мы добрались до Шевченко. Она приняла нас очень приветливо, осмотрела мои зубы и сказала, что у меня все в порядке. Я поблагодарил и пошел в школу регистрироваться. Там мне какая-то преподавательница в шубе и с чайником в руке сказала, что регистрация и осмотр будут завтра с 10-ти ч. Я вышел на улицу и так как было очень скользко то вернулся за бабушкой, подождал ее у подъезда. И мы вместе отправились назад. На обратном пути бабушка зашла к Елизавете Александровне, а я пошел домой. После обеда пришла мама. Галоши негде не брали, но у нашей мастерской она видела записку о том, что завтра с 9-ти ч. будет прием резиновых галош и потому мы решили, что завтра утром мама займет очередь, а я около 9-30-ти ч. приду ее сменить. Вечером пришел Ксенофонт. Около 6-30-ти ч. я только начал ставить самовар, как услышал слабое завывание сирены. Я не сразу сообразил, в чем дело, потом побежал в столовую сказать, что тревога. Все всполошились. Ксенофонт поспешно оделся и убежал. Котя ушел наверх. Я продолжал ставить самовар, потом сел в столовой и писал дневник. Самовар вскипел, и мы сели ужинать. Послышался стук в дверь и вошел Котя, оказывается, тревога кончалась около 7-40 ч. Мы поужинали, посидели и около 10-ти ч. разошлись. Ночь прошла спокойно.

С фронта: В течение 26 октября бои на всем фронте. Наши части оставили город Сталино.

Из статей: На одном из участков Ленинградского фронта третий день идут успешные наступательные бои наших частей. Упорные бои на Западном направлении.

29 октября

Мама встала в 7-30 ч. и пошла, занять очередь для отдачи калош. Я встал около 9-ти ч., поел каши, выпил какао и пошел ее сменить, а она вернулась домой, выпила кипятку и пошла на работу. Я простоял в очереди до 11-ти ч. Была большая толкучка, но мне все же удалось сдать обе пары. В 11 ч. я вернулся домой и сразу отправился в школу. Я вошел в коридор, смотрю, около соседней с канцелярией дверью стоит девушка. Она меня спросила, на осмотр ли я и велела посидеть. Пришли еще несколько человек из нашей школы. Минут через 10 нас впустили, осмотрели и сразу записали фамилию, имя, класс и язык, который проходил. После этого я сразу пошел домой и был дома до около 12 ч. Я записал дневник, согрелся, выпил кофе с хлебом и в 1 ч. отправился в валенках дежурить. До 2-х ч. я сидел и читал «Технику молодежи». Около 2-х ч. мне попало что-то в глаз, и я сильно мучился. Около 3-х ч. глаз прошел, меня сменили, и я поднялся наверх. На обед был просто суп с 3-4 картофелинами, заправленный рисом. После обеда, около 5-ти ч. пришел папа и пытался заколотить балконную дверь: повозился, повозился и бросил. Окна у нас были еще не заделаны. У нас и в столовой первые рамы замазаны, у Коти нет. Котя все ворчит, что я у него не замазываю. Со ставнями Котя хлопотал, но человек, с которым он сговорился, не пришел и так ничего и не вышло. Пришла мама. Котя привел стекольщика, чтобы заделать стекло, которое нам выбили камнем, потому что наверху ночью зажгли яркий свет. Стекольщик хотел за большое стекло (мы хотели оба стекла починить за счет Вейнберга) 50 р., он не согласился. Решили стекла не вставлять. Около 6-30 ч. я стал ставить самовар. Завыла сирена. Я одел боты и продолжал смотреть за самоваром. Мама надела шубу, и сидела у нас на кровати. Временами сильно стреляли. Около 7-30 ч. тревога кончилась. Самовар вскипел, и мы сели ужинать. За ужином мы решили, что Котя в пятницу пойдет в церковь и возьмет меня с собой. Бабушка, как только кончилась тревога побежала к Максиму, в надежде, что он сможет нам достать мяса. Я проводил ее до дому Максима и повернул назад. Стояла совсем ясная, тихая, лунная ночь. Верхние части фасадов были залиты лунным светом. Небо было светлое и звездное. Внизу, на улице, белел снег. Я вернулся домой, мне дали кашу и какао. Вскоре вернулась бабушка. После 10-ти ч. мы стали ложиться. У нас в комнате очень холодно. Мы нигде не топим, т.к. печка в столовой очень дымит. Вот уже неделя, как Котя ходит все насчет печника. Обещают после 1-го ноября. Пока мы сидим в холоде. Дров мало, а буржуйка пожирает очень много щепок. У нас в комнате t -10, идет пар изо рта. Раздеваться в таком холоде, при тусклом свете электрического ночника очень мучительно. Я каждый вечер моюсь до пояса холодной водой. Вода такая холодная, что кости лица ноют от холода. Постель охлаждается и ложится в такую ледяную постель очень мучительно. Я очень долго не могу согреться, меня трясет дрожь, и я все бормочу: «Судороги схватывают человека». Сегодня я только помылся и, заведя часы, уселся на кресло, чтобы снимать сапоги (я сплю в одной рубашке) как завыла сирена. Я поспешно оделся, мама тоже встала. Мы надели шубы и сели в передней, но я даже в пальто и двух свитерах не мог согреться. Мы сидели долго, мама дремала. Временами близко стреляли. Около 12-ти ч. тревога кончилась. Мы легли. Ночь прошла спокойно.

С фронта: Бои на всем фронте. Появилось Волоколамское направление. Налет на Москву.

30 октября

Мы встали и пошли с мамой к Шенгер. Ехать было очень трудно. Мы доехали до цирка, там перешли в другой трамвай, причем я и мама попали в разные вагоны. За Троицким мостом мы вылезли и встретили Голубятникову. Потом она села, а мы продолжали ждать. Проходили разные трамваи, и такие, которые здесь недолжны были идти. По-видимому, через Литейный мост проезда не было в связи с вчерашней бомбежкой. Наконец мы сели в какой-то трамвай, он пошел влево по улице Горького и вышел на проспект Карла Л. Мы хотели вылезти, как только трамвай повернул влево, но я не успел протиснуться, и мы доехали до проспекта Карла Л. Здесь опять сели на трамвай и доехали до площади Льва Толстого, а потом уже пешком к Шенгер. Ее мы застали в растрепанном виде с молотком в руке. Она нас сперва не узнала, потом провела в свою комнату, поразившую меня своим беспорядком. Узнав о причине нашего прихода, она сделала несколько бесплодных попыток отыскать в глубине шкафа таблицы и, наконец, мы по ее предложению договорились прийти в субботу к ней в поликлинику на Невском. На том мы и ушли. На обратном пути мы часть прошли пешком. Было холодно, дул холодный ветер, на небе собирались беспрерывные серые облака. Мы сели на 31-й, доехали до Литейного, тут началась неразбериха. Трамвай пошел не по своему маршруту, свернул налево по Литейному. Мы вышли и пришли домой пешком. Домой мы пришли около 1 часу. Бабушка была уже одета и собиралась идти вниз дежурить за маму. Она ушла, а мама выпила какао, согрелась, одела валенки и сошла через полчаса вниз. Котя пошел колоть щепки во двор, потом пришел, попросил меня собрать их и принести наверх, у него окоченели руки. В 2-40 ч. я сменил маму, потом пришел Котя, сменил меня, чтобы я принес вторую порцию щепок. В 3 ч. был обед. После обеда бабушка ушла, мама мыла на кухне посуду. Вдруг стук в дверь. Папа открывает, поспешно вбегает бабушка и бежит в Котину комнату, к шкапину, роется и вытаскивает дедушкин денатурат, потом просит папу еще бутылку, которую он принес, папа приносит, бабушка хватает обе бутылки за пазуху и исчезает. Через несколько минут, слышу звонок, папа открывает. В темноте бабушка протягивает какой-то большой белый мешок. Папа помогает его втащить, ставит на стул. Зажигаем свет, видим: в мешке молотая шелуха, мякина от зерна. Бабушка поспешно схватила маленький мешочек, набивает его этой шелухой и, несмотря на наши уговоры, бежит отнести его к Флоре. Мы все осматриваем мешок, щупаем. После шести я ставлю самовар. Около 6-30 ч. приходит бабушка, сразу берется за сито, отсеивает мякину, я ставлю чайник, бабушка делает месиво и печет на керосинке лепешки. Между тем самовар готов. Я приношу его, и мы садимся ужинать. Мне дают каши. На стол ставятся на черной сковородке поджаренные на кокосовом масле лепешки. Мы все пробуем. После нескольких проб все находят, что это вещь несъедобная. На меня она не произвела такого впечатления: правда у ней такой вкус и цвет как будто ешь сухое говно. Вечер прошел спокойно. Около 10 ч. мы легли. Ночью, около 12-ти ч., стали слышаться отдельные очень сильные выстрелы, от которых звенели стекла. Выстрелы продолжались через некоторые промежутки времени. Раза два я после такого очень сильного звука выстрела слышал тонкий свист. Мы притихли и слушали. Потом мама встала и пошла сперва к папе, потом к Коте узнать, что они думают об этих звуках. Они в один голос заявили, что это наши с Невского. После этого мы спокойно улеглись. Выстрелы скоро прекратились и я заснул.

С фронта: Бои на прежних направлениях. Наши части оставили Харьков. Налет в ночь на 30 октября немецких самолетов на Москву и советских самолетов на Берлин.

31 октября

В 6-35 ч. меня разбудил Котя. Я поспешно оделся, мама тоже встала, разогрела мне кашу и дала какао. В четверть восьмого мы вышли, было еще сумрачно. Небо было покрыто беспросветными серыми облаками. За ночь выпало много снега, и мы топали по сугробам. Дойдя до рынка, мы решили идти к остановке 13-го трамвая. Пришли туда и очень долго ждали. Сверху моросило. Наконец мы сели в темный трамвай и поехали. Вылезли у Никольского собора. На больших часах было 8-05 ч. Мы прошли в собор, отслушали обедню, причастились. Вышли в двенадцатом часу. Домой я приехал на 37-ом. Котя вылез на Невском и отправился за продуктами и в Гороно. Дома я застал папу за работой: он делал ставни к балкону. Я выпил горячего какао и съел каши. Кроме того, я съел еще целую сковородку лепешек из мякины. Бабушка их пекла прямо на железном листе печурки. Они вышли очень соленые и сухие. Но я их мазал маслом и мне эта еда нравилась. Около 2-х ч. пришла Дуня. Она сидела у бабушки в кухне, пока та готовила и жадными глазами следила за бабушкиными движениями. Бабушка дала ей попробовать одну лепешку; она попросила другую, но бабушка не дала. Потом бабушка дала ей еще кофе. Пришел Котя. Он принес 400 гр. пшена по карточкам и сразу отправился назад к Елисееву, т.к. обнаружил, что ему не дали сдачи 4 рублей. Дуня еще посидела некоторое время, потом ушла. После ее ухода бабушка обнаружила, что она стащила из банки кусок кокосового масла. Бабушка оставила Коте несколько лепешек, а я их съел, т.к. сегодня у меня почти не осталось хлеба, потому что я утром отдал часть маме. Бабушка сегодня утром дала Коте хлеба, чтобы он не ушел голодный, а мама не могла найти своего хлеба и решила, что бабушка отдала ее хлеб. Тогда я ей дал свой. После ухода мамы бабушка нашла ее хлеб и за обедом съела часть. У меня же хлеба почти не осталось, и я съел лепешки. После 3-х ч. пришел Котя. Мы пообедали супом заправленным перловкой. На вечер бабушка спекла 9 штук лепешек из белой муки. Около 5-30 ч. пришла мама. Я ей разогрел суп, она съела полтарелки, остальное дала мне. Мама говорила, что сегодня было очень страшно в районе Бородинки. Два снаряда упали один по одну сторону от техникума, другой по другую. А мы с Котей ничего не слышали. Вечером я ставил самовар. Ужинали около 7-30 ч., после этого я сел в своей комнате и немного занимался. Однако у нас там холодно, что стынут руки и холодно писать. Особенно тяжело бывает переносить холод под вечер. Напившись горячего какао, стараешься не двигаться, а сидеть неподвижно, заложив руки в рукава. Мало-помалу чувствуешь, что начинаешь застывать. Тогда я вчера согрел себе на спиральке еще стакан кофе и выпил. Немного согрелся, но ненадолго. От холодной воды у меня пальца стали опухшими и их больно сгибать. Около 9-ти ч. Клава вышла было на работу, но через полчаса вернулась перепуганная. Она ехала на трамвае по Старо-Невскому, как вдруг послышались сильные звуки взрывов, трамвай остановился. Оказалось, что через 2 трамвая впереди попал снаряд в мостовую. Разрывались новые снаряды. Это было в районе между Полтавской и Исполкомской. У нас ничего не было слышно. В 10 ч. мы легли. Около 10-45 ч. послышался звонок. Пришел управхоз с милиционером проверять, кто ночует в квартире. В нашу комнату не вошли. После 11-ти ч., только я согрелся и стал дремать, завыла сирена. Мы думали не вставать, но послышались выстрелы и мы встали. Я сел с книжкой в передней около двери, в пальто. Долгое время слышались сильные интенсивные выстрелы. К 12-ти ч. стало стихать, и в 12 ч. дали отбой.

С фронта: Бои на прежних направлениях. Появилось Тульское направление.

1 ноября

Мы встали около 10-ти ч. Я съел каши, выпил какао и побежал в школу. Там я встретил одну только Софью Павловну. В школе тепло. В вестибюле вывешено, когда приходить 7-10 классам, но написано очень неразборчиво. Ничего не добившись, я вернулся домой. В 11 ч. мы с мамой пошли в поликлинику к Шенгер. Мы уже раздевались, как швейцар сказал нам, что Шенгер вызвали в военкомат. Пришлось идти домой. Дома я записал дневник и в 1 ч. отправился дежурить. Было холодно. Небо было покрыто седыми снеговыми тучами без просвета. В 3 ч. меня сменили. Я пришел наверх, пообедать. Был суп с капустой и несколькими картофелинами. С супом я ел вместо хлеба лепешки, которых бабушка напекла целый поднос. После обеда я опять побежал в школу. Там мне уборщица сказала, что первый звонок в 8-30 ч. Из школы я пошел к Шуре. Его не было дома. Я сидел и разговаривал с матерью. Шура работает в военной артели спецзаказов. Там он прикреплен к столовой, где получает утром чай или кофе, в обед суп, тушеную капусту и кисель, и ужин-все без карточек. Артель помещается на Петроградской стороне, где-то около Песочной. Уезжает он к 8-30 ч. идет сначала в столовую, потом на работу. Работает он подсобным рабочим под начальством человека, который живет в их же квартире, и хорошо им знаком. Домой Шура приезжает только в 6 ч. Он получил уже рабочую карточку. Он очень доволен своей работой. У них все время не переводится картошка. Еще вчера Шура выменял в Коломягах пуд картошки на пару русских сапог. Утром они все едят жареную картошку, в обед суп и тушеную картошку с капустой (рагу), на ужин опять картошку. Я не дождался Шуру и ушел. Дома я рассказал маме на кухне (мама стирала) о том, что я узнал о Шуре, как вдруг раздался звонок, и пришла Евгения Васильевна. Она пришла сообщить, что взяла уроки в 7-8 классах нашей школы, и просила у мамы книжки по истории. Мы договорились, что мы с мамой завтра зайдем к ним и занесем книжки. После ухода Евгении Васильевны я продолжил свой рассказ. Пришла Мария Андреевна и сидела у папы. Я был на кухне. В ванной шумела вода, мама стирала, внешние звуки слышались очень глухо. Вдруг мне показалось, что я слышу звуки сирены. Я подошел к Клавиной двери, но все было тихо. Мама продолжила стирать. Вдруг мы обнаружили, что вода не идет. Я побежал в папину комнату и узнал, что была тревога. Мама сразу прекратила стирку, оделась. Началась стрельба. Мама надела пальто и сошла вниз. Она несколько раз звала меня вниз, но я уселся в папиной комнате и занимался. Бабушка поставила самовар. Самовар вскипел, мы сели ужинать. Вскоре дали отбой. После ужина я сидел в папиной комнате и занимался. Около 10-30 ч. мы легли. Было тихо, и я заснул. Как потом узнал, я проспал одну тревогу около 12-ти ч. Она была тихая. Утром около 7-ми ч., была сильная, беглая стрельба. Я ее слышал сквозь сон.

2 ноября

Воскресенье. Все утро до обеда я посвятил уборке стола, шкафа и этажерки. После обеда ходил к Васе. Он поступил на штатное место лаборанта в госпитале, и уходить не собирается. Одновременно с практикой проходит микроскопию и думает сдать за 10-й класс. После того как я вернулся от него, мы с мамой пошли к Евгении Васильевне, отнести книги. Она была сегодня утром на совете в школе и рассказала нам, какие будут преподаватели и как будет с питанием. Вечером я переписывал Коте списки. Около 10-ти ч. легли.

3 ноября

Будильник разбудил меня в 7-30 ч. и я, поев каши, отправился в школу. Мы сели вместе с Игорем. В классе было 20 человек, одни мальчики. Во время 3-го урока велели собирать деньги на обед. Однако сам обед был лишь после 5-го урока. Дали тепловатую водицу с накрошенной вермишелью. Шестой урок должен быть военное дело. Его не было, и мы ушли домой. Вечером около 7-ми ч. была тревога. Сильно стреляли, несколько раз дом содрогался, и мы с мамой сошли вниз.

4 ноября

Был в школе, после 4-го урока дали густой суп с рисом. Пятый урок был черчение. Среди урока завыла сирена. Нас свели в бомбоубежище. Я и Брянцев вышли из убежища и стояли около заднего выхода. Тревога была недлинная. После тревоги я ушел домой. С 3-х часов дежурила мама, около 4-х ч. я должен был ее сменить. Сегодня утром пришла Зоя Бок сказала, что умерла Антонина Тарасовна и мама с бабушкой собирались на панихиду. Около 4-х ч. была тревога. К 4-20 ч. она кончилась, и я сменил маму. Я просидел до 5-15 ч. меня никто не сменил. Я передал ключи в контору и ушел. Сегодня ясный день и полнолуние. Около 7-ми ч. была тревога. Началась сильная стрельба, и содрогался весь дом. Мы с мамой сошли и сидели внизу. Только мы успели после отбоя взойти, как опять началась тревога. Опять началась бомбежка и мы сошли. Там сидел Махлин и разговаривал о своем прошлом и Морозов. Тревога кончилась только около 12-30 ч. Мы разделись и легли. Котя с чердака видел, как сбили самолет. Он вспыхнул, задымил, клюнул носом и полетел вниз, упав где-то около Таврического сада.

5 ноября

Был в школе, ничего особенного не произошло. Вечером была тревога со стрельбой и содроганием дома. Мы с мамой сидели у Лаппо.

6 ноября

Был в школе. Придя в школу, я отправился было в наш старый класс. Там был преподаватель истории, и он отправил меня в соседний класс. Оказалось, что нас перевели в 9-й Г, туда же где были наши девочки. Урок математику давал Арсений Григорьевич. После 4-го урока мы пообедали жидким супом и уже собрались домой (следующими уроками должны были быть история и физкультура) когда нас усадили, Галя Х. стала проводить собрание. Еще перед собранием пришел какой-то и сообщил, что нужно на праздники назначить дежурства. Его обшикали и он ушел, записав на доске часы дежурств. Галя начала с того, что расписала всех мальчиков на дежурства. Меня записали на 8-е ноября с 14-ти до 19-ти часов. Потом стали выбирать редактора газеты, и к концу 5-го урока собрание было кончено. После уроков мы с Шурой Б. отправились на Литейный за блокнотами. Я купил 5 блокнотов, мы расстались на углу Белинского и Литейного. Я пошел по Некрасовской домой. Мама сидела в столовой на диване и что-то штопала. Я ей рассказал о дежурстве, переводе в 9-й Г класс. После этого я сел заниматься. Бабушка слегка подтопила в спальне, и стало немного теплее. Я испытывал приятное чувство, как будто все налаживается и наступает новая жизнь. Около 5-ти ч. пришел папа. В шестом часу началась тревога. Я с книжкой в руках расхаживал по комнате. Бабушка сидела на низеньком стуле возле самой печки. Мама надела шубу и села в передней на стул. В ночь с 6-го на 7-е ноября рядом упали бомбы и у нас вылетели все окна.

7 ноября

Я проснулся около 9-ти ч. Папа прошел из своей комнаты в уборную. Потом вышла мама. Я полежал еще некоторое время в темноте, потом поднялся, заперся в ванной, вымылся холодной водой. Мама мне согрела кашу, дала горячего какао. Папа уже принялся за заделку окна в кухне. Я поел, надел пальто и отправился ему помогать. Папа пилил доски и заколачивал ими окна. Я взялся за отмеривание и отпиливание досок, а он прибивал. Было очень холодно. Приходилось работать в пальто, шапке, перчатках и ботах. Мама в это время сгребала осколки штукатурки в папиной комнате в ведро. Окончив отпиливание досок, я стал выносить ведро с осколками штукатурки и стекол. Но их было так много, что пришлось нагружать ими целую корзину и выносить вдвоем с папой. Мне было очень тяжело. Я испытывал неимоверную слабость. Руки мне неповиновались. Я с трудом держался на ногах. После того, как мы с папой вынесли 2-е корзины осколков, мы с мамой вооружившись вениками и стали сгребать осколки перед окнами в кучу и нагружать их в ведра, потом я и выносил. Очистили от осколков окна в спальне, принялись за столовую. По всем комнатам настал вечер. На улице слышен звон и треск сгребаемых осколков, стук заколачиваемых окон. Пришел Котя и сообщил, что в подворотню привезли фанеру и картон. Я, папа и Котя сейчас же отправились вниз. Там уже толпилась куча жильцов. Какой-то мужчина в военной форме раздавал по счету листы фанеры по квартирам. Мы взяли полагавшиеся нам листы и потащили их наверх. Папа сейчас же принялся за отмеривание и пилку фанеры и забиванием окон в спальне. Сначала ему никак не удавалось распилить фанеру. Но потом дело пошло на лад. К обеду внешние рамы в столовой были забиты. Я же помогал папе пилить фанеру, то бегал на кухню, чтобы занавесить забытое окно занавеской. Бабушка затопила печурку и готовила суп. Котя сидел в очках посреди кухни на табуретке скрестив руки и бессмысленно и тупо уставился глазами перед собой. Он находился в состоянии полного изнеможения и упадка сил. После того как мы пообедали, папа опять принялся за забивку окон в столовой, а мы с мамой взялись ему помогать. Я отмеривал и пилил фанеру, мама придерживала листы, но вскоре ушла на кухню мыть посуду. Я деятельно помогал папе. Окна в столовой были забиты. Осталась Котина комната. Туда фанеры уже не хватало, пришлось забивать картоном. Клава дала нам большой нож, и я им резал картон. Она почти весь день работала со своими окнами: пилила фанеру, заколачивала окна. Оставшиеся гвозди она отдала нам. К вечеру все окна были забиты. Мы собрались в прихожей, пили чай. После этого стали устраиваться на ночлег. Решили, что папа с мамой будут опять спать на одной кровати, а мою кровать поставят рядом. Так и сделали. Временами тяжело и сильно ухали выстрелы. Котя все прибывал в состоянии изнеможения и бессилия. Он сидел в передней на стуле, совершенно убитый. Он должен был сегодня ночью дежурить на чердаке. Тогда бабушка решила идти Солнцевой, сказать, что он болен. Я взялся ее проводить. Мы спустились по совершенно темной лестнице и вышли на улицу. Небо было покрыто темными, низкими тучами. Было совсем темно и только изредка небосклон озирали далекими вспышками. На улице дул порывами холодный пронизывающий ветер и мел в лицо снежную крупу. Мы с трудом добрались до ворот. Кто-то нас окликнул. Я узнал голос Солнцевой. Бабушка объяснила зачем она пришла. Солнцева согласилась заменить Котю, но чуть не заставила меня посидеть с полчаса подежурить у ворот. Мы вернулись домой. Мама уже легла. Я вышел в ванную, почистить зубы и лег в синей рубашке и кальсонах. Папа еще сидел за столом и читал. Котя лег в прихожей на стульях, бабушка, на зеленом диване скрючившись в три погибели. Я вскоре задремал. Сквозь сон слышал, как папа ложиться.

8 ноября

Я проснулся от какого-то движения рядом с кроватью. Это папа, уже в пальто и шапке, искал свои кожаные перчатки. Сквозь дремоту, я слышал, как он сказал вполголоса маме, что до половины восьмого осталось только четверть часа, и после этого полез, перегнувшись через мою постель в шкаф. Несмотря на все свои старания, перчаток он так и не нашел и вскоре ушел, одев другие перчатки. Через несколько минут после его ухода затрещал будильник. Я встал, заперся в ванной, вымылся до пояса, оделся. Мама мне разогрела кашу и я съел ее, сидя за папиным столом. После этого я оделся и ушел. В школе на вопрос Игоря, что у меня с рукой (у меня была завязана рука) я кратко сообщил, что у нас случилось. Игорь только громко заявил: «А у Вадьки то в соседний дом бомба упала. Человек ранен …» Уроки шли своим чередом. Придя домой я сразу не делая уроки, принялся забивать картоном верхние рамы в спальне. С этим я провозился до самого обеда. После обеда занимался. Вечер прошел спокойно. Спать легли мы все втроем (я, мама и папа), легли опять в папиной комнате.

9 ноября

Мама рано утром тихо встала и ушла на работу. Я проспал до 11-ти ч. Сегодня папа был весь день свободен. Он хотел только пойти в институт пообедать. Я встал, умылся. Пока я мылся в ванной, у меня пошла кровь носом. Она шла довольно долго с перерывами. Бабушка разогрела мне кашу. Папа все утро уже работал над окнами в спальне. Съев кашу и выпив какао, я присоединился к нему. Мы развели клейстер из нескольких ложек муки и заклеили первые рамы в спальне. Больше не хватило клея. Внизу я замазал раму замазкой. Потом повесили занавески на окна и ковер на дверь. Около 3-х ч. папа ушел в институт. Я же еще 2 часа убирал все комнату: вымел весь сор и осколки, убрал мамин и свой стол, обтер пыль, навел порядок, так что после уборки комната сразу преобразилась. Еще бабушка хотела, чтобы я распилил оконные доски. Я отказался. Бабушка заупрямилась и ушла на весь день из дому. Обеда сегодня не было. Около 5-ти ч. пришла мама. Бабушки все не было. Но вскоре пришла и она, обеда варить не стала, а села у папы в комнате в кресло и просидела там весь вечер. Котя все приставал к ней, чтобы дала ему поесть и в конце концов добился то, что бабушка на керосинке сварила ему кастрюльку каши. Мы с мамой затопили печку в спальне. Пришел папа. Я, мама и бабушка решили спать в спальне и перенесли туда мою кровать. Около часов повесили градусник, температура понемногу поднималась и наконец, достигла + 8 градусов. Вечер прошел спокойно, спасли мы в спальне.

10 ноября

Утром я умылся холодной водой, съел сковородку каши и ушел в школу. В обед нам дали жидкие щи. На последнем уроке была тревога. Я, Анешев, Светлов и Барский через заднюю дверь вышли на улицу и отправились домой. Никто нас не задерживал. Дома была мама. Она поправляла занавески и опять перевернула все то, что я вчера так старательно убирал. В комнате было довольно тепло (+8). Я сел заниматься. Бабушка готовила суп. Тревога все продолжалась. Суп был уже готов, поставили на стол. Вдруг вошел Котя и сообщил, что нужно уходить из дому, потому что будут обезвреживать бомбу, а она нового образца с двумя взрывателями и может при обезвреживании взорваться. Его отпустили среди тревоги, чтобы срочно сообщить об этом. У нас упал дух. Мы наскоро пообедали. Тревога кончилась. Мы все никак не могли решить, что делать. Мама побежала к Лошаковым, они собирались уходить. Микешина уже выволакивала вещи. Мы тоже связали несколько теплых вещей, валенки и попрощавшись с бабушкой (папы еще не было дома, а Котя опять ушел) отправились к Гиндиным. Там нас встретили Нина и Павел. Узнав причину нашего прихода, они нас хорошо приняли. Мы оставили вещи, и отправились еще раз за рюкзаками. В парадной мы столкнулись с Евгенией Васильевной. Она сейчас же взялась нас устроить. Мы пришли домой. Бабушка дала мне еще чашку горячего какао и два ломтика своего хлеба с маслом. Пришел Котя и сказал, что внизу все недовольны почему я не вышел на дежурство ( я должен был дежурить с 3 до 5 ч.) Он хотел, чтобы я пошел дежурить, но мы с мамой решили уйти и он пошел посидеть полчаса вместо меня. Мы вернулись к Гиндиным , Нина сидела в столовой и занималась. Павел ждал. Я сел с другого боку и тоже стал готовить уроки. Мама и Евгения Васильевна уселись на диван и вполголоса разговаривали. Тут же громко говорило радио. Я кое-как выучил уроки. Евгения Васильевна присела к столу писать. А я подсел к мама на диван. Павел возился где-то на кухне с самоваром. Минут через 20 пришла родственница Евгении.Васильевны и сказала, что самовар готов. Павел принес самовар, и все сели пить чай. Мне и маме дали по кружке кофе. Мне мама дала на сковородке несколько кусков холодной каши, принесенной из дому. Сама она съела несколько ломтиков хлеба. Остальные пили кофе (они заваривают его прямо в самоваре) с несколькими ломтями хлеба и кусочками шоколада. После ужина Евгения Васильевна продолжила писать, остальные пошли ложиться. Нам отвели место в передней на двух сундуках. В передней было очень холодно. Я одел валенки, 2 свитера, скрючился на своем сундуке и покрылся всем, чем мог. Ночь я провел кошмарно. Ноги совсем окоченели и ничего не чувствовали. Около 2-х ч. завыла сирена. Не успела она замолкнуть, как в передней зажгли свет.

11 ноября

Меня разбудила Евгения Васильевна которая вошла в переднюю и зажгла свет, сказав что уже половина восьмого и что она уже разбудила Нину. Я поднялся, ноги у меня закоченели. Я снял валенки, надел сапоги. Евгения Васильевна уже ушла. Ее накануне назначили завучем нашей школы, и она пошла спозаранку, налаживать учебный процесс. Мама перенесла в столовую кружки, и мы вскипятили воду с помощью спирали. Нина уже сидела и завтракала. Вода вскипела, и я уселся скушать несколько ломтиков хлеба с маслом и горячим какао. Между тем Нина поднялась, оделась и ушла. Я поел, оделся и тоже ушел. На улице мне показалось очень холодно, и когда я подходил к школе у меня жутко замерзли нос и уши. Только придя в школу и раздевшись и прижавшись к радиатору, я стал согреваться. Уроки шли нормально. Перед третьим уроком вошла Ольга Ивановна Кальницкая и сообщила «неприятную новость»: суп будут давать с вырезом 25 грамм крупы. Все приуныли. Четвертый урок был естествознание. Учительница – маленькая, щупленькая женщина – отвела нас в кабинет естествознания. Там не топили было жутко холодно. Я сидел с Рысиным и продрог ужасно. С ужасом думал я, что придется здесь сидеть еще следующий урок, как вдруг завыла сирена. Мы вскочили, бросились в наш класс, поспешно оделись и сбежали вниз. По оплошности задняя дверь во двор оказалась открытой мы все, вместо того, чтобы идти в бомбоубежище высыпали на улицу. Я, Анешев и Светлов отправились по Спасской и Саперному домой. Было тихо и мы беспрепятственно дошли до дому. Мама была уже дома. Мне разогрели сковородку каши и сел заниматься. За ночь ничего не изменилось. Бомбу не разрядили. Все в доме говорили, что ее будут взрывать. Многие, взвалив на плечи тюки и чемоданы, уходили из дому. С часу до трех мама дежурила у ворот. Бабушка растапливала плиту и готовила суп. Половина третьего я сошел вниз, сменить маму, а она отправилась прямо за вещами к Гиндиным. Минут через 20 она вернулась. В 3 часа меня никто не сменил. Киселева, которая должна была дежурить, уехала из дому. Я сказал об этом Солнцевой, как раз вынырнувшей из-за ворот, и ушел. Дома мы сели обедать. Бабушка приготовила полную кастрюлю горячего, густого супа с макаронами. Но обед был отравлен новостью, которую сообщила мама. Она слышала от Петрова, что бомба в 500 кг., а от мальчишки-начальника подрывной команды, что «нашему дому никакой серьезной опасности не грозит: т.е. все, перекрытия останутся целы, а могут только вылететь рамы и двери» Это повергло нас всех в уныние, особенно Котю. С упавшим духом окончили мы обед, и Котя отправился опять на холод узнать насчет бомбы и потом ехать за картоном. Вскоре он пришел и подтвердил, что бомба в 250 кг., и что сегодня точно можно оставаться спокойно дома. Котя опять ушел, а мама принялась топить печку. Пришел папа. Согрели воду и стали пить чай. Папа с Котей ели по чайному блюдечку, мне дали сковородку пшеничной каши. После ужина стали ложиться. Я очень мерз весь вечер. Меня все время било как в лихорадке. Настроение было самое подавленное. С горя я не раздеваясь и не моясь лег в ледяную постель. Долго я не мог согреться, все дрожал от холода. Наконец согрелся и задремал.

12 ноября

Мне снилось, что я пролез зайцем в театр и только уселся в партере, чтобы смотреть «Фландрию», как меня разбудил звук поворачиваемой ручки. Я пролежал некоторое время, не шевелясь. Пробило половина. Мама заворочалась, зажгла свет и встала. Я тоже встал, вымылся до пояса холодной водой, сделал физзарядку. После этого съел свою сковородку подогретой каши, выпил чашку какао, оделся и ушел. Придя в школу, я узнал, что на завтра хлеб не выдают и что ожидается понижение нормы. В конце второго урока завыла сирена. Мы оделись и я с Шурой побежали вниз, вылезли через выбитое стекло заколоченной двери на улицу и отправились к Игорю. Там мы застали уже Журавлева, Лайне и т.д. Только мы разделись, как нам сказали, что отбой. Потолковав, мы решили идти назад в школу. В классе было всего 3-4 человека. Остальные сидели в бомбоубежище. Пришел физик. Наконец мало-помалу стали сходиться ребята. Урок начался. После пятого урока нас повели в столовую и дали стакан довольно горячего чаю с небольшой конфеткой. После этого мы только успели подняться, как завыла сирена. Мы с Анешевым схватили пальто, сбежали вниз, вылезли через выбитое окно и отправились домой. Было солнечно. Яркое голубое небо было покрыто белыми, тучевыми облаками. Я пришел домой. Бабушка дала мне теплой каши. Она сильно натопила печку в спальне, и стало теплее. Я сел заниматься. Около 3-х ч. был обед. Он состоял из горячего густого супа с макаронами. Перед самым обедом пришел папа. Ему также дали супа. После обеда я занимался. В 4-30 ч. была тревога. Она была совсем тихая и кончалась около 5-ти ч. В шестом часу пришла мама. Только и было разговору о передовой, которую передавали по радио сегодня утром, и в которой говорилось о блокаде Ленинграда и призывалось население спокойно перенести лишения. Бабушка дала маме тарелку супа. Мне тоже дали еще тарелку. В седьмом часу завыла сирена. Я сидел в столовой около натопленной печки в дедушкином кресле и при свете входной лампы учил историю. Стали стрелять, мы оделись и перешли в переднею. Стрельба усиливалась и мы (я, мама и Клава) сошли вниз. Бабушка осталась лежать на кровати. Тревога была долгая, с сильной стрельбой. Около восьми дали отбой и мы поднялись. Сели пить чай. Я съел два блюдечка каши. Сверх того мне дали полсковородки гречневой каши, поджаренной на кокосовом масле. В разгар ужина завыла сирена. Котя ушел. Минут через 20 тревога кончалась. Вечер прошел спокойно. Я записывал дневник и около 11-30 ч. лег спать, не моясь, в кальсонах и синей рубашке. Ночью, около 2-х ч. я слышал, как выла сирена. Я не нашел в себе сил встать и вскоре задремал. Эта тревога была тихая. После нее была еще тревога, тоже тихая. Я ее проспал.

13 ноября

Меня разбудили. Я протер глаза, вскочил, вымылся до пояса холодной водой, сделал физзарядку. Мама между тем поджарила мне полную сковородку гречневой каши. Я сказал, что мне очень тяжело есть столько каши и знать, что я поедаю у самого себя. Мама меня уверила, что это мне полагается. Но тут бабушка, лежавшая на своей постели за ширмой, услышала, в чем дело и подтвердила, что нельзя накладывать за раз столько каши, «что будет время, когда ничего не будет». Тогда я отложил половину каши назад в горшок. Съев кашу и выпив кружку горячего какао, я быстро оделся и пошел в школу. В вестибюле толпились ученики. Нужно было снимать галоши, укладывать их в мешок и только тогда учителя, стоявшие у лестнице пропускали наверх. Уроки шли своим чередом. Третий и четвертый урок был история. В классе было довольно тепло. В окнах ярко светило солнце. Небо было безоблачное и голубое. На душе стало немного отраднее. После четвертого урока нас повели вниз, в столовую и после ожесточенной толкотни дали по пол глубокой тарелки воды с несколькими кусочками размоченных фруктов (компот). После этого мы поднялись наверх, оделись и разошлись по домам. Я возвращался вместе с Анешевым. Дома мама с повязкой на голове занималась уборкой. За дверью в спальне бабушка, стоя в пальто и собираясь уходить , громко переругивалась с Котей. Вскоре после этого они оба ушли. Перед уходом бабушка сказала маме разогреть мне остатки каши, которые я и съел с кружкой какао. После этого я сел заниматься. Около 3-х ч. бабушка с Котей вернулись. Котя занял очередь за кокосовым маслом, и бабушка торопилась с обедом. Обедали в передней. Бабушка сегодня печурку не топила, супа не было. Она сварила густую "кашу из макарон", наподобие запеканки, которая однако, гораздо больше походила на разваренные в супе макароны. Потом каждому дали по тарелке жидкого киселя (сухого). После этого я продолжил заниматься. Около 5-ти ч. завыла сирена. Бабушка как раз ушла. К счастью она успела вернуться. Началась стрельба. Мы с мамой сошли вниз. Раза два было содрогание. Сошли и Лошаковы. Мы просидели до отбоя. Я взял с собой учебник, но почти ничего не выучил. Стоял там, т.к. уступил место Софье Федоровне. После отбоя поставили электрочайник, и пили чай в столовой. Папа повесил лампу, стало светло(сегодня мы получили хлеб на два дня по 150 гр. в день). Бабушка приготовила мне на ужин омлет из яичного порошка, который я съел с большим удовольствием, предварительно съев блюдечко каши из мякины. Я ел свой омлет, как вдруг опять завыла сирена. Тревога была тихая и мы не слышали отбоя. Пришел Котя, очень расстроенный и напуганный. Он был в гастрономе на Михайловской, и рядом около городской кассы упала бомба. Дверь выломало. Воздух наполнился гарью. После ужина все разошлись. Я доучил историю и сел писать дневник. Окончив дневник, я принялся читать газету и около 11-ти ч. уже собирался раздеваться (бабушка с мамой уже легли), как вдруг завыла сирена. Вскоре началась стрельба. Мама встала, мы оделись и сошли вниз. Слышалась ожесточенная стрельба и временами взрывы бомб. Вдруг мы услышали сильный свист, последовало содрогание, дверь рванулась в петлях. Выстрелы продолжались еще некоторое время, потом стихли. В первом часу дали отбой. Мы поднялись наверх. Котя с бабушкой сидели на кровати в передней. Папа был на дежурстве (Коте перед этим позволили не являться ночью). Мы гадали, где упала бомба. Бабушка думала, что далеко. Мы легли. Ложиться в ледяную постель было очень мучительно. Я долго не мог согреться, наконец согрелся и задремал. Сквозь дремоту, я слышал, как пришел папа, говорил в передней , что бомба попала в дом на Рылеева 6 и на Гродненский. Он это слышал дежуря в конторе. Котя оделся и они оба ушли. Около двух я сквозь сон слышал вой сирены. Я не нашел в себе силы встать и продолжал лежать в полузабытьи. Сквозь дремоту слышал сильную стрельбу, которая все усиливалась и приближалась. Мамин голос, зовущий меня встать, вывел меня из оцепенения. Я вскочил, оделся и мы (я, мама и Клава) сошли вниз. Слышались выстрелы и содрогания. В разгар тревоги сошли Котя, бабушка и папа. После отбоя мы поднялись и легли. Я лег в синей рубашке и кальсонах. В пятом часу меня разбудила тревога и выстрелы. Мы вскочили и оделись. Но выстрелы стихли и мы просидели всю тревогу в передней: я на складном стуле возле дверей, облокотись головой на стол, бабушка сидела на Котиной постели. Клава и мама сидели на стульях. Мне было очень холодно, я совсем продрог, и меня мучительно клонило ко сну. После отбоя мы легли. Около 6-ти ч. опять была тревога. Мы оделись и просидели в передней. Было решено, что я в школу не пойду. После отбоя, я в свитере и кальсонах опять с ужасом лег в ледяную постель, и мама меня накрыла всеми ватными одеялами, которые только могла собрать. Сама она прилегла в шубе, т.е. ей через полчаса нужно было вставать (в 6-30 ч.). Сквозь сон я слышал дребезжание будильника, мама встала. Я не был в силах даже очнуться. Около 8-ми ч. я сквозь сон слышал сирену.

14 ноября

В одиннадцатом часу опять завыла сирена, и послышались огнестрельные надвигающееся выстрелы. Я лежал в оцепенении, не в силах встать. Папа открыл дверь и велел одеться. Я поднялся, оделся. Выстрелы стихли. Я застелил кровать. Бабушка вскипятила чайник, согрела мне кашу (размазню) и какао. Я поел и сел заниматься. Пришел папа выпить горячего кофе. Он все утро работал, у себя заделывал окна. Теперь он хотел приняться за окно в кухне. Но он очень устал, у него зябли спина и руки. Я взялся ему помогать и до самого обеда (в 4 часа) старательно замазывал замазкой щели между досками на кухонном окне. Коти не было дома, он ходил по очередям. В 5 ч. пришла мама. Она была очень уставшая и ей сделалось нехорошо. Она прилегла на постель. Тут подоспел суп (обед сегодня запоздал) и мы все уселись обедать в спальне. Суп был грибной, заправленный последней перловкой. После супа каждый получил по две ложки каши. После обеда я занимался. Мама легла. Около 6-30 ч. пришел Котя. Он ничего не достал, но был на Рылеева и Гродненском и был очень расстроен. На Гродненском большие разрушения. На Рылеева разрушено 3 дома. Котя видел дымящиеся развалины и фургон с трупами. Все это произвело на него ужасное впечатление. Бабушка разогрела ему суп. После этого поставили чайник, и пили кофе. Мне бабушка сделала омлет из яичного порошка. Я сперва съел, два блюдца черной каши. Когда же я собрался приступить к омлету, тут в 7-30 ч. завыла сирена. Котя после долгих уговоров, чтобы бабушка сходила вниз, ушел. Я спешно доедал свой омлет. Сперва все было тихо. Около 8-20 ч. началась стрельба. Мы стали одеваться, последовало сильное содрогание. Мы схватили табуретки, и сошли вниз. Стучались к Лалло, никто не открыл. Тогда мы зашли в 7-й номер и уселись на деревянном сундуке у входа. Стрельба усиливалась. Сошла Клава. Вдруг последовало несколько содроганий. В это время сошли Лошаковы и еще целый ряд лиц. Лошаковы видели, что лестница осветилась, и к небу взметнулись два огненных столба. Стрельба то усиливалась, то стихала. Несколько раз слышались взрывы. Около 9-30 ч. стихло. Дали отбой. Мы поднялись. Бабушка сидела в передней и читала газету. Папа пил кофе в спальне. Мне папа тоже согрел на спирали чашку воды, и я выпил кофе, с двумя блюдцами черной каши. Пришел Котя. После долгих хлопот папа согрел Коте на спирали воду, но только Котя уселся пить (мама уже легла), как в 10 ч. завыла сирена. Котя ушел. Началась стрельба. Я, мама и Клава сошли к Лалло и просидели там до отбоя(11-20 ч.). Поднялись, я лег не раздеваясь. Задремал. Сквозь сон я слышал вой сирены, но продолжал лежать в полузабытье. Все было тихо, и я заснул.

15 ноября

Утром меня разбудил будильник. Я вскочил, вымылся, сделал физзарядку. Мама разогрела мне кашу, целую сковородку. Но я отложил половину назад в горшок. Одевшись, я вышел в школу. Я прошел по Рылеевой; но особенно на разрушения не заглядывал, т.к. торопился в школу, да и было довольно темно. В школу я пришел рано. Игорь сидел на своей парте, и встретил меня словами: – «Вот здорово» – и он покачал головой. Я ответил со вздохом: «Да дела». Потом оказалось, что в доме на Моховой убило Латышеву. Они сидели в бомбоубежище трехэтажного дома, бомба пробила дом и разорвалась в отсеке. Уже раскопали 139 человек. Вообще на Моховой ужасные разрушения. Там дома разрушены чуть ли не через дом. Гибель Латышевой произвела на всех ужасающее впечатление. Перед началом уроков Игорь вытащил из своей парты какой-то предмет, завернутый в бумагу и сунув его мне в руки тихо сказал: – «На, заначь-ка к себе. Это я немного хлеба достал …» Я в первую секунду опешил, потом горячно поблагодарил его и даже чмокнул в щеку. Потом спрятал хлеб, и еще и еще раз благодарил его. Начался урок литературы. В классе было всего 26 человек. Вчера было еще меньше: почти никто не пришел. Уроки прошли нормально. На переменах все коридоры и лестницы были совершено безлюдны. Все коридоры были светлые, чистые и теплые, но учеников почти совсем не было видно. Изредка встретишь где-нибудь у окна группу из 3-4 человек, тихо переговаривающихся между собой. Я видел Евгению Васильевну, поздоровался; она подошла и просила передать маме, что у них тоже выбило 3 стекла и в комнате стало холодно. После четвертого урока должна была быть химия, но кто-то принес слух, что вместо нее будет математика. Тогда мы схватили пальто, шапки и потихоньку выскочили из школы. Домой я возвращался по Рылеева. Осмотрел разрушения. Бомба попала напротив Гиндиных. Она попала внутрь и разорвалась на 3-ем этаже. В средних этажах в зияющие окна глядели вывороченные рамы и груды обломков. Нижний и верхний этажи остались целыми. Затем две бомбы попали во двор дома, соседнего с домом Андреевых. Там жуткие разрушения. Бомбы пробили в капитальной стене огромную брешь в виде гигантской арки. Весь двор завален кирпичами и обугливавшимися обломками, которые человек 20 рабочих поливали водой и разгребали. Еще бомба попала на Гродненской, против окон Андреевых. Там разбит фасад. Дома я застал маму за уборкой. Бабушки не было дома. Потом та пришла и спешно опять ушла куда-то, к Флоре. Перед уходом она велела маме разогреть мне немного каши. Но я не стал, есть черной каши, я съел с удовольствием две сковородки каши из мякины, разогретой с кокосовым маслом. Потом сел заниматься. Мама ушла около 1-30 часов. Пришла бабушка затопила печурку, поставила суп. Около 4-х ч. суп был готов. Пришел Котя. Он уже несколько дней все ходит по очередям, стараясь получить крупу. Каждый день то-тут то-там дают по карточкам рис, но он выходит не раньше 11-ти ч. и каждый раз опаздывает. Сегодня он принес 2 коробки шпротов. Бабушка сейчас же открыла свою коробку, дала мне несколько рыбешек на хлеб, отложила 2-3 рыбешки маме, а остальное тут же съела. Обед состоял из супа, заправленного рисом. Только мы кончили обедать, пришла мама, а потом и папа. Им тоже дали по тарелки супа. В 6-35 ч. завыла сирена. Я одел валенки. Сейчас же началась стрельба, и последовал свист бомбы и содрогание. Мы с мамой спешно надели пальто и кинулись вниз. Сошли и Лошаковы. Тревога длилась до 9-ти ч. Было очень много свистов и содроганий. Зенитки почти не стреляли. Я читал книгу, которую мне дал Игорь на выходной день. После тревоги мы поднялись. Выпели чаю. Мне дали тарелку разогретого супа. После ужина я выучил физику и сел писать дневник. Около 12-ти ч. легли спать, ночь прошла спокойно.

P.S. После обеда пришла дворничиха и сообщила, чтобы завтра в 11 часов никого не было бы дома, потому что будут обезвреживать бомбу.

16 ноября

Меня разбудил папа, открыв дверь и сказав, что пора вставать уже 9 часов. Я еще полежал немного, потом встал, помылся. Мама разогрела мне кашу. После этого папа с мамой отправились в дом №3, относить вещи (бабушка еще раньше сговорилась с дочерью Матильды Прокофьевны, у них была сводная, пустая комната). Я согрел бабушке и себе по чашке воды. Пришел Котя (вчера нужно было перерегистрировать карточки с 9-ти часов, но Котя опоздал, регистраторша уже ушла, и потому ему пришлось утром 16-го идти с Солнцевой регистрировать карточки). Мы все взяли по две вещи и перетащили их в дом №3. Там мы вошли в большую, холодную и мрачную комнату с окнами, выходящими в темный, узкий двор. Пришли и сразу расселись по мягким стареньким креслам. Посидели. Котя был очень расстроен. Он с глухим отчаянием рассказывал, что в эту ночь бомбы попали на Гродненский (в дом, где продавались хозтовары) на Гусева, на Восстания, на Жуковскую и т.д. Папа собрался пойти походить по Невскому проспекту, поискать резец для стекол. Я пошел с ним. Стояла ясная, солнечная погода. На голубом, чистом небе не было ни одной тучки. Последние дни барометр стоит очень высоко. Небо сплошь безоблачно. Мы с папой прошли по ул. Восстания на Невский. На Жуковской улице было перегорожено, бомба попала в мостовую перед больницей. Вышли на Невский, затем к Красниковым. Оттуда прошли до Думы. Там большие разрушения. Бомба попала возле колонки. В здании все окна зияют. В гостинице окна также выбиты, но уже аккуратно забиты. Мы подходили к Михайловской, как завыла сирена. Перешли на другую сторону, и пробродив по галереям Гостиного двора, мы наконец забрались в бомбоубежище во дворе. Вскоре был отбой. Мы вышли, зашли в магазин напротив Думы, вышли и опять тревога. Сидели в том же бомбоубежище. После отбоя ждали 5-ку на Михайловской, не дождались и пришли пешком домой в дом №3. Там все было по-прежнему. Котя сидел за небольшим столиком и писал списки. Мама согрела на спирали всем по банке воды и сделала какао. Я выпил две чашечки с кусочком хлеба. После этого пили какао мама потом папа. Я сидел и читал. Потом Котя пошел узнать, что делается дома. Он долго не возвращался, папа уже собрался сам пойти посмотреть, когда он пришел и сообщил, что работы еще не начинались, рабочие ждут начальника и пока можно входить в дом. Мы с мамой вернулись домой, мама разогрела мне полную сковородку пшеничной каши ( вместо обеда и ужина, т.к. мы были уверены, что придется остаться ночевать в доме № 3, а там греть кашу негде). Когда я съел всю сковородку каши, разогретой с большим количеством кокосового масла (как в прежние времена) мы вернулись в дом №3 и все расселись. Бабушка и мама с газетой, я с папой. Около 6-ти ч. пришел Котя и сообщил, что только что звонил по телефону и узнал, что сегодня работы по обезвреживанию бомбы производится, не будут и можно ночевать дома. Мы взяли тюки и перенесли домой. На улице уже стемнело. Мы вслепую поднялись по темной лестнице. Перетащив все вещи, поставили чайник. Бабушка сварила кастрюлю рисовой каши. И дала каждому по блюдечку. Когда горячая каша была разложена по блюдцам и сварено какао, завыла сирена. Около 7-30 ч. мы спешно доели кашу, оделись. Послышались отдаленные выстрелы. Мы с мамой взяли складной стул и сошли. Постучались к Лалло. Мы думали, что нам никто не откроет, т.к. почти никто на ночь в дом не вернулся. Но нас впустили. Сошли еще двое (мать и сын) из 9-го номера. Тревога была совсем тихая и короткая. После отбоя мы поднялись. Бабушка сидела в спальне и читала газету. Я подсел к ней. Около 9-ти ч. опять сирена. Мы с мамой сошли к Лалло. Началась стрельба. По лестнице спустились бабушка и папа. Тревога длилась до 10-30 ч., изредка слышались выстрелы, но содроганий не было, и я дремал в кресле. После отбоя поднялись. Я сел писать дневник, и около 12-ти все улеглись. Ночь прошла спокойно.

17 ноября

Меня разбудили в 7-20 ч. Я лежал в постели и долго с ужасом думал о предстоящем вставании. Наконец собрав всю силу воли, скинул одеяло и стал мыться. В комнате было холодно. Холод действовал на меня угнетающе, я стал нервничать и чуть не расплакался. По ночам мне грезятся свежие белые булки и горячие, жирные свиные отбивные. Мечты о них заставляют течь слюнки и вызывают безотрадную и безвыходную тоску. Я все чаще и чаще, стараюсь забыть ужасную, безнадежную действительность, обращаюсь к прекрасному прошлому, иногда я ложусь в холодную постель и начинаю постепенно согреваться или сижу на дубовой лавке у Лалло во время тревоги, в воспоминаниях воскресают чудесные образы прошлой жизни. Поев горячей каши, я несколько успокоился, и пошел в школу. Проходя в серой полутьме по Рылеева, я заметил, что под ноги попадаются стекла. Подняв голову наверх, я увидел темные зияющие окна безлюдных черных домов. Подходя к школе, я увидел, что часть стекол выбито. Я поднялся по лестнице и по пути встретился с Кириченко. В классе не было ни одного мальчика. Человек 12 девочек в пальто и штанах стояли группами в классе. Никто не раздевался. В окнах некоторые стекла были выбиты. Крайние парты стояли дыбом. Кроме нас пришли еще Баллерштадт и Кравченко. Я сперва разделся , но видя, что все сидят в пальто, тоже оделся. Мы поставили крайние парты и расселись. Зажгли свет, пришел учитель истории в куртке, потом исчез и вернулся уже в пальто с широким воротником и шарфом. Первый урок должен был быть алгеброй, но видимо расписание переменили. Уроки никто не подготовил. Учитель спросил двух-трех, но больше приходилось напоминать ему самому. Так прошел урок. На второй урок никто не приходил. Мы сидели в пальто в нерешительности, не зная, что предпринять. Уже собирались было идти домой, как вошел физик в пальто и шапке и стал спрашивать, где 10-й класс. Оказалось, что 10-й класс весь ушел. Тогда физик видимо решил дать урок у нас, и уже послал было за журналом; но мы (мальчики) воспользовавшись минутой замешательства, выскользнули из класса и разошлись. Возвращаясь домой я одел очки и рассматривал разрушения. Целый ряд бомб попадали на мостовую на Рылеева. Дома выходящие на Спасскую площадь имеют почти нежилой вид: темные с зияющими выбитыми окнами, обгоревшие и почерневшие. У Гиндиных все стекла выбиты (от бомб в ночь на воскресенье). Весь Гродненский завален обломками. Домой я пришел около 10-ти ч. Мама с папой усердно заколачивали фанерой окна в Котиной комнате. Котя еще только поднимался с постели. Я разделся, починил маме молоток. Так как мы думали, что к двум часам надо будет уходить, то я сел за уроки. Слышу, у Коти в комнате начался скандал. Котя пришел и начал осматривать папину работу, вставлять свои замечания и дело кончилось тем, что папа бросил работать и ушел к себе в кабинет. После обсуждений было решено затопить в спальне печку. Мама принялась за топку. Папа ушел в институт. Около 1-30 ч. пришла Пивоварова узнать у Коти телефон больницы и мимоходом сообщить, что можно оставаться в доме вплоть до предупреждения ( якобы инструменты не подходят к этой бомбе образца 1941 года, и их надо переделывать). После ее ухода мама стала развязывать тюки, которые с таким старанием увязывала все утро. Меня она послала за гвоздями на рынок. Придя с рынка я принялся замазывать наши окна, но работа не клеилась и я бросил, не окончив работы. Около 4-х ч. был обед. Был суп с макаронами, заправленный крупой. После обеда пришел папа. Я занимался. Мама переписывала Коте списки. Поставили чайник, напились чаю. Мне бабушка сделала омлет из яичного порошка с мукой. После ужина, около 7-50 ч. завыла сирена. Я одел валенки и пальто. Мама тоже. Хотя было совсем тихо, мы все же взяли складной стул и побрели в кромешной темноте вниз по лестнице. На лестнице окна не забиты и по всем этажам гуляет холодный, пронизывающий сквозняк. Мы долго в темноте спускались к Лалло. Никто не отворил. Унылые мы побрели наверх. Только я вошел в спальню, как заиграл отбой. Минут через 10 опять тревога. Мы с мамой сошли. У Лалло опять никого не было и мы сидели в третьем номере. Там был и Урсати. Слышались громкие выстрелы. Несколько раз были содрогания. В середине тревоги сошел папа. После него бабушка с Котей (Самер его пожалела и позволила не приходить на чердак). Я сидел, дремал. Дали отбой, мы поднялись. Я согрел себе еще чашку чаю и сел писать дневник. Котя сидел рядом за моим столом и читал «Дворянское гнездо».

P.S. В течении дня, начиная с моего прихода из школы, было много довольно коротких и тихих тревог. Небо с утра было покрыто однообразной пеленой тумана, но днем просветлилось.

Около 11 ч. мы легли. В первом часу я услышал сирену. Я лежал как в оцепенении, не в силах пошевельнуться. Началась ожесточенная стрельба. «Давай вставать» – шепнула мама и зажгла свет. Я вскочил и оделся (с сегодняшнего дня я помимо нижних кальсон одел черные бумажные рейтузы). Схватив портфель, мы сошли с мамой в 7-ой номер. Там в большой и холодной передней сидел один Урсати. Мы с мамой уселись на деревянном сундуке у входа. Сначала была сильная стрельба, потом постепенно стало стихать. Урсати сказал, что в 11 часов по радио говорили о вступлении в войну Америки. Когда стихло, я уткнул нос в поднятый воротник и погрузился в воспоминания. Я вспомнил весь день 22 июня до мельчайших подробностей: прогулку в Эрмитаже, разговор, обед и т.д. Около 2-х ч. дали отбой. Мы поднялись. Мама сразу легла. Я смешал ложку сахару и какао и съел. Мама была очень голодна и не удержалась, чтобы не попросить кусочек своего шоколада. Я ей дал, она съела кусочек, а остальное велела спрятать. Пришел Котя, он видел с чердака в небе два ярких огненных шара. Квартальный объяснил ему, что это осветительные ракеты. Мы легли. Я был взволнован охватившими меня воспоминаниями о днях, проведенных с Катей, и долго не мог заснуть. Я сказал маме, что после каждой прошедшей бомбежке еще ничего не потеряно.

18 ноября

Меня разбудил в 7-30 ч. будильник. Я был очень утомлен, и не в силах подняться. Мама спросила меня, пойду ли я в школу. Я сквозь сон отвечал, что не пойду. После этого я сразу погрузился в дремоту. Очнулся я около 10-ти часов. Встал, помылся, оделся. Мама разогрела мне каши. Поев, я сел заниматься, учил тригонометрию. В 1 ч. я пошел дежурить. В 2 ч. мама меня сменила. Я поднялся, суп был готов. Я уговаривал бабушку подождать маму, но она не захотела. Пришел Котя и мы сели обедать. Мне дали полную тарелку супу с макаронами, потом полсковородки горячей черной каши с несколькими кусочками кокосового масла, потом еще тарелку супу. После обеда пришла мама, съела свою тарелку и легла на бабушкину постель, завернувшись с головой в плед. Я занимался. Пришел Котя, уходивший после обеда к Солнцевой. Пришла и бабушка, она была очень голодна и разогрела остатки супа. Мне перепала еще тарелка горячего супу. Коте бабушка тоже дала несколько ложек. Потом бабушка замесила несколько ложек теста и на скорую руку спекла на сковородке горячую лепешку, разделила на четыре части и дала мне, маме, Коте и себе. Потом согрела кофе. Пришел папа, поставили чайник. В 7 ч. – тревога. Мы с мамой оделись и сошли. В 7-ой номер. Там сидела Урсати и старуха Лалло. Она приходит сюда, чтобы не жечь дома свет. Было тихо. Через 15 минут дали отбой. Мы взошли. Только стал поспевать чайник, как опять тревога. Мы опять сошли в 7 часов. Тревога длилась до 8-ми ч., была тихая. После отбоя взошли. Бабушка дала мне немного черной каши. Я попросил еще, бабушка сказала, что остальное надо Коте и скоро и этого не будет. Мне стало обидно. Я возразил, что Котя после обеда ел уже кашу, а я просил оставить свою долю на вечер. Вообще я стал очень жаден. Все хожу вокруг стола и бабушки и поджидаю, не перепадет ли чего. Когда мы садимся с Котей обедать, во мне просыпается глухие чувства эгоизма. Я стараюсь съесть первым, рассчитывая получить побольше супа, с злобной ревностью смотрю на Котю, когда ему наливают суп. Вечером мне больше черной каши не дали, но зато бабушка разрешила маме разогреть мне несколько ложек каши геркулеса, которые остались с утра. Я съел, выпил 2 чашки какао. Опять тревога. Мы сошли Лалло. Я читал «Мертвые души». Сначала стреляли, потом стихло. Мы взошли. Бабушка пожалела меня и согрела мне последние ложечки все той же каши геркулес. Я съел. В последние дни я не нет-нет и отложу кусочек хлеба в запас. Сегодня тоже отложил кусочек хлеба, старательно завернув его в бумажку. Потом сел писать дневник.

P.S. В последнее время Клава опять стала огрызаться. Не хочет топить, т.к. она мол отопляет других, по ночам уходит к своим, глядит волком.

В 11-ом часу мы легли. Ночь прошла спокойно.

19 ноября

Ходил в школу. В классе было 15 человек. Из мальчиков были я, Кириченко, Бренцов и Лайн. Сидели в пальто. Окна завешаны бумажными занавесками, которые колышется от ветра. Первые два урока была история. На втором уроке была тревога. Физик увел всех в убежище. Мы, мальчики остались было в классе, но пришла директорша и выгнала нас. Мы спустились вниз и сидели в вестибюле. После отбоя была история. Меня спросили. Потом была тригонометрия и литература. После уроков нам дали по стакану остывшего чаю с конфеткой. Придя домой, я сел заниматься. Бабушка дала мне на сковородке порядочную порцию горячей черной каши с кокосовым маслом. Мама пришла раньше (в 4-ом часу) т.к. у нее в группе было всего 3 человека, и она их отпустила. Около 4-х ч. был обед. Я съел первую тарелку грибного супа, заправленного перловкой, потом съел сковородку черной каши и затем вторую тарелку супу. Хлеба у меня почти не осталось: я отдал сегодня утром большую часть маме: у ней был уже весь съеден. Бабушка спекла лепешки из белой муки и дала каждому по штуке. Папа тоже подоспел к обеду. После обеда я занимался. Около 6-ти ч. завыла сирена. Мы с мамой сошли в 7-ой номер. Было тихо и вскоре дали отбой. Едва мы поднялись, как через 5-6 минут (только успели поставить чайник) опять тревога. Мы опять сошли. Стреляли, сошли и Урсати. После отбоя мы взошли. Чайник уже закипал, как опять тревога. Мы уже не стали сходить, несмотря на довольно энергичную стрельбу и уселись пить чай. Мне дали сковородку черной каши, кружку какао (сахар у нас кончился) и одну лепешку. Мы поели. Стрельба усилилась и мы с мамой опять сошли. После отбоя поднялись. Я заметил, что у бабушки остались еще две лепешки, и надеялся, что она вечером даст мне одну. Однако мои ожидания не оправдались. Через 5 минут опять завыла сирена. Началась стрельба, но мы уже не стали сходить, а уселись все в передней. Я читал газету. Около 10-30 ч.был отбой. Мы легли, Ночь была спокойной.

P.S. Бабушка сегодня выменяла в доме №3 (через Нюру) 2,5 фунта лапши на бутылку портвейна и как-то достала 2,5 литра керосина.

20 ноября

Утром ушел в школу. В классе уже был Игорь. Он сообщил мне, что хлеба уменьшили до 125 грамм. Отведя меня в сторону, он сунул мне маленький пакетик в 25 гр. с яичным порошком. Первый урок была литература. К нам присоединили 9 класс. Сидели в пальто, шапке и в тесноте. В конце урока учитель спросила меня образ Собакевича. Я все гладко ответил. На втором уроке (тоже литература) мы разговаривали с Игорем. Он мне сказал, что до сих пор мать его получала большой паек. Ей давали по 1,5-2 кг. крупы в месяц и по стольку же мяса. Хлеба ей выдавали на 5-6 дней сразу по 1,5-2 буханки. Она работала где-то по снабжению, где ей приходится отбирать использованные хлебные карточки у рабочих. Но рабочие, съев весь хлеб, часто не выбирают остальные продукты как-то: помидоры, шоколад, яичный порошок (вино почти всегда бывает взято) и талоны эти остаются целыми. Регистраторы (в том числе и Игорева мать) отрезают эти талоны и делят их между собой поровну. В результате те получают лишние продукты. Игорь мне проговорился, что поставлял продукты почти всем своим знакомым, в том числе и Нанке (по 400-500 гр. яичного порошку) и Архипову. Дома у Игоря еще и сейчас полная корзина картошки. Часть ее он привез с окопов, часть получила мать, а часть он просто наворовал. Он и сегодня с увлечением рассказывал про одно место, где в подвале только за одной решеткой целый склад картошки. Игорь набрал много капустных кочанов и листьев и засолил их. Вообще видно, что живут они хорошо, хотя Игорь и говорит, что паек матери как будто скоро кончится. Заниматься Игорь по-видимому не будет. Он считает, что после окончания всеобуча его все равно возьмут на фронт. После второго урока, Игорь подбил почти всех идти в кино на одиннадцатичасовой сеанс на «Процесс о трех миллионах». Все с радостью ухватились за это предложение. Собрали деньги, и Игорь с Люсей отправились прямо в кино за билетами. На следующем уроке алгебре сидели всего человек 15. По окончании урока все взяли сумки, и ушли: большинство в кино, остальные домой. Я пришел домой. Бабушка дала мне сковородку черной каши. Поев ее, я отправился на Кузнечный рынок. Игорь, во время своего откровения на уроке литературы, рассказал мне, что на Кузнечном рынке можно купить снадобье, заменять его на керосин. Я не мог попасть на трамвай и пошел пешком. Никакого снадобья я не достал и только на обратном пути купил почтовой бумаги. Небо было серое, пасмурное, обложенное серыми, беспросветными облаками. Холодный ветер мел по улице снежную крупу. Времена ухали выстрелы. Я пришел домой около 2-х ч. Мама дежурила. Я учил уроки. В 3 ч. был обед, состоящий из супа с крупой. После обеда мама топила печку, я учил уроки. После 7-ми ч. папа поставил самовар. Пили чай. Мне дали сковородку черной каши и кружку какао. Каждому бабушка дала по две лепешки из белой муки. После ужина я сел писать дневник. Котя сидел рядом и читал газету. Сегодня мама ходила в школу платить. Около 10 ч. легли. Ночь прошла спокойно.

21 ноября

Я в школу не пошел. В 7-30 ч. вставала мама, зажгла свет. Но я только повернулся на другой бок и продолжал дремать. В 9-30 ч. в комнату ворвался Котя и разбудил меня. Я еще немного полежал, потом встал, умылся. Папа уже работал в столовой. Я поел каши и стал ему помогать. Мы работали до 3 часов. Тонкую фанеру, которой на скорую руку были забиты внешние рамы, мы заменили толстой, которую папа вчера принес из института, щели замазали, оклеили. К 3-м ч. я почувствовал сильную усталость, вроде бессилия. Повертевшись еще с четверть часа столовой уже без зала, я ушел в спальню и стал учить уроки. Папа продолжил работать. Пришла бабушка я ей растопил печурку. Пришел Ксенофонт, посидел в передней и ушел. В 4-30 ч. был обед (вчерашний разбавленный суп и черная каша). Пришла мама. Ей тоже дали супу. После обеда бабушка прилегла. Мама мыла на кухне посуду. Около 6 ч. завыла сирена. Тревога была тихая. Я одел валенки и пальто, через 15 мин. дали отбой. Минут через 5 – опять тревога. Стали сильно стрелять. Мы с мамой сошли в 7 ч. Стихло. Поднялись. Но тревога все не кончалась. Несколько раз очень сильно стреляли, мы уже собирались вниз, но потом наступило затишье. Я, мама, папа и Клава сидели в передней. Поставили чайник. Бабушка сжарила мне три лепешки из яичного порошку с мукой, поужинали. Тревога все продолжалась. Слышалась то усиливающаяся, то замирающая стрельба. К ужину пришел Котя. Тревога кончалась лишь в 10-10 ч. В последнее время мы немного ободрены постоянными сообщениями в газете о том, что подразделение Андреева наступает. Но с другой стороны говорят, что Тихвин, где было собрано много продовольствия и припасов для Ленинграда, захвачен немцами. Немцы взяли Керчь. Очень трудно с мясом. Никто нигде не может получить. Приходится брать талоны, но и за ними громадные очереди. Вчера Котя взял шпрот. Крупы еще не брали. Ее негде нет. Макароны же бабушка не хочет брать, ждет крупы. Мы с бабушкой еще посидели за столом, читали. Около 11 ч. легли. Сегодня весь день и особенно к вечеру слышалась сильная стрельба.

22 ноября

Я в школу не пошел. Мама встала около 9-ти ч. Я еще дремал. В 9-30 ч. я стал вставать. Мама мне разогрела жидкую кашу из геркулеса. Я поел и ушел к папе в кабинет, где занимался до самого обеда. Мама затопила печку и около 11-ти ч. ушла в техникум. Около 12-ти ч. пришел Котя, ходивший утром за хлебом и по делам домохозяйства (доставка картона). Я услышал через дверь, что он садится есть черную кашу, которую бабушка вытаскивала из печки, и не замедлив явится, почуяв, что тут может кое-что перепасть и мне. Бабушка встретила меня словами: «Ну, вот и второй уже тут». А Котя, еще в шапке за столом в ожидании каши, проговорил с усмешкой: «Тоже станет требовать каши». Действительно бабушка дала мне несколько ложек каши. Поев, я ушел опять заниматься. Мельком я слышал, что бабушка очень обрадовалась, найдя полную жестянку пшеничной крупы. Я слышал, как она говорит Коте: «Вот благодари бога, что я нашла эту крупу, а то мы уже сидели без супу». Вскоре Котя ушел. Около 3-х ч. пришла мама. У ней в техникуме совсем учебный процесс разваливается. В группе по 2-3 человека. С последних уроков она их отпускает. В связи с постановлением от 19 ноября, многие студенты решили идти пешком за линию фронта, кто в Архангельск, кто в Кострому. В некоторых районах города(в том числе в районе Бородинской) стали с 9 до 5 ч. выключать свет. Гастрономы торгуют при свечах. Мама пришла уставшая и голодная. Я принял рыбий жир и мы уселись обедать. Был суп, густо заправленный пшеничной крупой. Бабушка открыла банку шпротов и дала каждому по 2-е штуки. Это было такое объедение, что я съел с ними весь свой сегодняшний хлеб. После супа бабушка дала немного киселя без сахара. После обеда я занимался. Около 5-ти ч. пришел Котя. Бабушка ушла, и мама разогрела Коте остатки супа и дала черной каши. Вскоре пришла бабушка, озябшая и голодная. Она где-то отыскала полбанки меда, и мы втроем (я, бабушка и мама) стали есть его прямо так, ложками, запивая горячей водой. Сразу съели почти половину. Мама легла. Около 7-ми ч. поставили чайник, сели пить чай. Мне дали полную сковородку горячей черной каши с маслом и какао. Потом бабушка сжарила мне еще толстую лепешку из яичного порошка с мукой. Я ее съел с огромным удовольствием. После ужина посидели, потом мама и бабушка легли. Я сидел и писал дневник. Котя сидел рядом и читал газету. Сегодня весь день стрельба. На улице даже слышно свист снарядов. Особенно стрельба усилилась к вечеру. Некоторые звуки были совсем близко. Около 10-ти ч. легли.

23 ноября

Воскресенье. Я проснулся около 9-ти ч. У меня заболел живот, я в темноте встал и пошел в уборную. Вернувшись, зажег свет, вымылся. Мама мне разогрела кашу (геркулес). Я поспешил съесть кашу и выпить какао до того, как папа пришел пить чай – «чтобы не возбуждать неудовольствие» – как посоветовала мама. Пришел папа. У мамы не было хлеба. Я ей предложил свой. Она наотрез отказалась. Папа возмутился такой скаредностью. Тогда мама нехотя взяла мой хлеб и съела часть. Попили чай и разошлись. Мама сказала, что когда Котя принесет хлеб (а он как раз отправился за хлебом) то она мне даст свою целую порцию, а мою начатую возьмет себе. Я не согласился. Взял мед и съел его со всем остатком хлеба, решив, что буду есть как все завтрашний хлеб. Пришел Котя с хлебом. Мама хотела отдать мне свою порцию. Я стал ее упрекать в эгоизме и скаредности. Она ударилась в слезы и бросилась на кровать. Котя из передней стал призывать папу. Папа пришел и спросил в чем дело. Я сказал, что мама не хотела брать своего хлеба. Мама жаловалась сквозь слезы, что ее все ругают. Папа ответил, что она себя сама так поставила. Что она сама виновата, что не может жить «ни с ними, ни без них». « Да и в самом деле – заявил он – какого черта я вкладываю сюда свои деньги, когда вижу дома только сцены и грызню. Да подыхайте вы с голоду… Я только здесь ночую, потому что негде, в институте холодно…». После этого мама притихла, а папа ушел к себе. Я продолжал заниматься. Мама стала меня упрекать, что я ничего не понимаю, что я хочу разрушить все то, что она сдерживала всеми силами в течении 16 лет. Что я, мол хочу чтобы она осталась на старости без крова и т.д. Понемногу все стихло. Мы решили затопить ванну. Я принес из подвала несколько охапок дров. Мама затопила печку и в спальне. Котя принялся таскать дрова, а я по указанию папы, стал ему помогать. В середине работы мама позвала меня купаться. Я выкупался, оделся. После горячей ванны я чувствовал какую-то особенную истому и бессилие. Придя в спальню, я лег на кровать и лежал, пока не пришла бабушка и начала накрывать на стол. Мне вспоминалась горячая Анапа, Гурзуф, вечера в день моего рождения, свиные отбивные, бутерброды с ветчиной… Мама кончила мыться и мы сели обедать. Был суп с крупой и горячая каша (у бабушки сегодня опять большая радость: она нашла два пакета крупы). После обеда мы с Котей сдвинули столы и уселись вместе. Я занимался, и писал списки. Около 7-ми ч. поставили чайник, сели пить чай. Мне бабушка дала немного гречневой каши с маслом (вот объедение) и лепешку из яичного порошка с мукой. После ужина я сел писать дневник. Около 10-30 ч. Котя стал просить переписать списки. Я уже помазал руки глицерином и отказался. Переписывать взялся папа.

24 ноября

Я встал и пошел в школу. Придя к дверям школы, я увидел группу наших девочек. Они сказали, что сегодня занятий не будет, т.к. нет света, и уже 2 дня не топили. Темные окна еще не были забиты. Всем приходить завтра к 9-30 ч. Я пришел домой. Мама с бабушкой еще лежали. Я сел заниматься. В 1 час я должен был идти дежурить. Я уже совсем собрался идти, как пришла бабушка и стала хлопотать, чтобы сделать мне яичницу из яйца, которое она вчера случайно нашла. Пока я ел, мама пошла дежурить. Потом пошел я. Около 2-х ч. была тревога. Мне отперли контору, и я сидел там и учил немецкий. Вскоре пришла мама меня сменить. Я ушел наверх. Занимался. В 3 ч. пришла мама. Тревога все продолжалась. Временами слышалась сильная стрельба. Сели обедать. Был вчерашний суп и черная каша. С хлебом совсем сбился. Утром я отдал остаток сегодняшнего хлеба маме. Когда Котя около 11-ти ч. принес хлеб, мама разделила его и отдала мне большую порцию. Бабушка тут же съела весь свой хлеб. За обедом у нее совсем не было хлеба, и я дал ей ломтик своего. После обеда у меня от завтрашнего хлеба остался небольшой кусочек. Тревога все продолжалась. Бабушка сделала несколько лепешек из кофейной гущи. После 4-х ч. был отбой. Бабушка ушла. Около 5-ти ч. пришел Котя. Он в тревогу был у Водников и достал 600 гр. шпику. В суматохе ему оторвали пуговицы и разбили пенсне. Тут вошла бабушка, она очень обрадовалась шпику, поцеловала Котю и тут же съела ломтик. Мама разогрела Коте остаток супа. Мне тоже дали небольшую тарелочку. Я занимался. Около 7-ми ч. пришел папа. Вскипел чайник. Мне дали тарелочку размазни с какао и двумя ломтиками шпику. После ужина писал дневник. Затем читал газету. Около 10 ч. легли спать. Ночь пошла спокойно.

25 ноября

В школу не пошел. Проснулся около 9-ти ч. Заболел живот (вероятно, все от черной каши, со времени ее употребления мне приходится пользоваться уборной по 2 раза в день). Я встал, сходил в уборную, вернулся, стал одеваться. Позавтракал размазней с кусочком шпику. Мама принялась заделывать у Коти окна. Пришлось одеть пальто и помогать ей. Тут пришел трубочист, стал исправлять печку. Мы с мамой работали до 3-х ч. Я сильно устал, разнервничался. Трубочист прочистил трубу где-то на чердаке, пришел, затопил, печка хорошо загорелась. Бабушка дала ему 20 рублей (по запросу) и сверх того поднесла две рюмки водки. Это его так умилило, что он очень ее благодарил и отдал назад 5 рублей. Пришел Котя. Он весь день бегал насчет картона. Сегодня начиная с 1-го ч. и до 5-ти ч. почти непрерывно следовали одна за другой тревоги. Мы с мамой за работой не слышали отбоя, а только сирену. Временами слышалась очень сильная стрельба, но мы не прерывали работы. Потом мы узнали, что в это время на Петроградской стороне были сброшены бомбы. Обед состоял из жиденького киселя с крупинками риса и пшеничной каши в виде второго. После обеда я сел заниматься. Около 5-ти ч. был отбой. Котя ушел, чтобы привезти картон, который из-за бездеятельности Солнцевой все это время стоял где-то на складе на санях без присмотра. Бабушка тоже ушла. Мама села штопать. В 7-ом ч. пришла бабушка, поставила чайник. Пришел папа, и мы стали пить чай. Я получил черной каши и кусочка 2 шпику на остаток сегодняшнего хлеба. Бабушка лежала. После чая пришел Котя. Тогда снова поставили чайник и стали пить чай бабушка и Котя. Я выпил еще чашку, бабушка дала мне две лепешки из белой муки. После чая мама прилегла. Бабушка раскладывала пасьянс. Я учил историю. Потом сел писать дневник.

26 ноября

Я в школу не пошел. Мама встала около 10-ти ч., согрела мне кашу, выпила чаю и ушла в техникум. Я сел заниматься у папы в кабинете. Около 11-ти ч. В 12-30 ч. завыла сирена. Я продолжил заниматься. Началась стрельба, зажужжал самолет. Произошло содрогание. Я вышел в переднюю. Вскочила Клава в пальто и шапке и стала звать меня вниз. Я не пошел, а она сошла. Я остался в передней. Дверь не запирали. Стихло. Клава вернулась и уселась в передней, взяв Котину книгу «Дворянское гнездо». Опять началась стрельба. Клава собралась вниз. Я тоже одел пальто. Стихло. Клава опять уселась читать. Я стоял и читал газету. Опять началась стрельба. Мы с Клавой сошли на лестницу, оставив дверь незапертой. Простояв несколько минут на холодном сквозняке, мы опять поднялись. Я принялся, не раздеваясь, учить в спальне описание «плюшкинского сада». В 4-30 ч. Клава сообщила мне, что отбой и сейчас же ушла. Я затопил в спальне печку и продолжил учить. Около 5-ти ч. пришла бабушка. Я принялся растапливать печурку. Чурбашек не было, пришлось распиливать бруски, которые бабушка наколола из досок. После некоторых пререканий печурка была затоплена. Пришла мама, и уставшая прилегла на мою кровать. Вскоре пришел папа. Суп уже закипал, когда пришел Котя. Он ничего не достал, простояв где-то в парадной. У нас осталось невыкупленной 2800 гр. крупы. Бабушка все хотела достать крупы и не хотела брать макарон. Но теперь нависла угроза, что талоны пропадут, т.к. у многих не взята крупа: очереди стоят с 5-ти ч., но крупы достать почти невозможно. Сели обедать. Был суп, наскоро заправленный рисом и черная каша. (Перед обедом бабушка открыла баночку шпротов, и съела несколько рыбешек. Мама, придя, тоже съела две штучки, я тогда тоже съел 2 штучки, оставив 1 штуку Коте. Все это делалось в спальне, тайком от папы, который сидел в передней и читал газету). Обедать кончили около 7-ми ч. Мама помыла посуду. В 8 ч. папа принялся ставить самовар. Я взял тарелку черной каши. Мне еще дали на сковородке несколько ложек размазни. После ужина сидели в спальне, читали газеты. Папа сидел у себя.

P.S. Вскоре после Котиного прихода (около 6-ти ч.) опять была тревога, которая длилась до 8-ми ч. Было тихо.

В последние дни началось новое наступление на Москву. Появилось Сталинградское направление. Вокруг Москвы идут кровопролитные бои. На отделенных участках немцы теснят наши части. Под Ростовым немцев отогнали на 60 км.

27 ноября

Я в школу не пошел. Встали около 9-ти ч. Я съел сковородку размазни, выпил какао и съел два ломтика хлеба со шпиком (с солью и горчицей). Потом мы с мамой оделись и принялись работать в Котиной комнате с окнами. Котя ушел около 10-ти ч. Вчера около 11-ти ч. ему пришла повестка явиться 28-го ноября к 11-ти ч. в военкомат. Бабушка уже легла и ей ничего не сказали. Бабушка тоже ушла около 11-ти ч. Мы работали. Около 12-30 ч. завыла сирена. Мы продолжали работать. Временами слышалось жужжание самолета и сильная стрельба. Около 1 ч. был отбой и через несколько минут опять тревога. К нам зашла переждать тревогу старая, знакомая бабушка но, увидев какой у нас холод, ушла. Мама вскипятила чайник, я заварил клей, и мы заклеили внутренние рамы. Около 3-х ч. работа была окончена. Мы согрели чайник, выпили по чашке горячего какао. Я съел 3 ломтика хлеба со шпиком. Тревога все продолжалась. Мама затопила печку. Я стал читать маме отрывки из «The east of the Mohican». Мама была в восторге. Мы прекрасно провели время. Между тем было уже 5 часов. Тревога все продолжалась (была стрельба). Мама стала беспокоиться за бабушку. Поскольку на обед рассчитывать нельзя было, мы с мамой заварили черную кашу и поставили ее в печку. Мама сварила мне на Котиной плитке небольшую кастрюльку макарон, в виде похлебки, заправленной мукой. Я съел эту густую похлебку с огромным удовольствием. В 6 ч. был отбой. Мама поставила самовар на щепках. Никто не приходил. Мама стала сильно беспокоиться. Наконец, когда самовар уже вскипел и был поставлен на стол, около 7-ми ч. пришла бабушка, усталая, голодная и продрогшая. Она ездила к Сакеллари. В тревогу сидела у них, потом 3 часа в трамвайном вагоне. Мама дала ей горячего какао, потом чаю с коньяком. Бабушка все не могла отогреться и боялась, что простудится. Вскоре пришел папа, сел пить чай. Коти все не было. Мы сильно беспокоились. Наконец, около 8-ми ч., он пришел, ужасно расстроенный и убитый. Его было совсем освободили от всеобуча, но потом из-за его настойчивости, (он хотел добиться, чтобы ему записали в воинский билет свидетельство комиссии о том, что он «годен к нестроевой службе») изменили решение и велели завтра явиться на всеобуч. В довершении всего он потерял воинский билет. Он был совсем в отчаянии. В 9 ч. все разошлись.

P.S. В сегодняшнюю тревогу была сильная бомбежка на Петроградской стороне в районе папиного института. Здание института содрогалось от бомб так сильно, что папа сидел в бомбоубежище. По радио говорили, что обстреливается Фрунзенский и Дзержинский районы. На Невский упало 2 снаряда.

28 ноября

Мама встала по будильнику в 7-30 ч. и ушла. Я встал около 9-ти ч. Бабушка тоже встала и принялась готовить мне и Коте (который собирался идти к комиссару) кастрюльку манной каши. Ей вдруг сделалось дурно. Она повалилась на кресло, побледнела, глаза приобрели какой-то стеклянный оттенок. Несколько минут она не узнавала Коти и только хрипела и у ней шла слюна. Я побежал за папой. Бабушка понемногу пришла в себя. Ее уложили на постель. Мы с Котей съели пополам манную кашу. Я согрел бабушке сладкого чаю, укрыл ее. Котя ушел. Папа пошел в сберкассу. Я сел заниматься у него в кабинете. Бабушка дремала в кровати. Она была очень слаба, но чувствовала себя лучше. Около 11-ти ч. раздался звонок и пришел Самер. Я его проводил к бабушке. Они разговорились о печурке. Самер требовал за печурку полбутылки водки (250 гр.), ромовую эссенцию и литровую бутылку портвейна. Бабушка почти было согласилась. Тут пришла Настя, поговорила и ушла. Самер стал чинить уборную. Пришел папа. Около 11-30 ч. завыла сирена. Самер вскоре ушел. Мы с папой принялись было за окна в столовой. Работа шла вяло. У меня не было уже энергии работать. Тут началась стрельба и содрогания. Папа посоветовал мне сесть в прихожей. Я сел и стал учить литературу. Папа продолжил работать, выходя временами (при больших сотрясениях) в переднею. Бабушка встала, разожгла буржуйку, сварила суп. Около 3-х сели обедать. Был густой суп из пшеничной крупы и лапши. Бабушка ничего не ела. Я получил 2-е тарелки. Тревога все продолжалась. Около 4-30 ч. раздался звонок, вошла мама, усталая и расстроенная. Она шла в тревогу среди стрельбы и бомб. Ей дали супу. Около 5-ти ч. был отбой. Мама прилегла. Я занимался. Около 7-ми ч. пришел Котя. Все его старания переубедить комиссара ни к чему не привели. Воинский билет не нашелся. Грозит штраф в 100 руб. Очень плохи дела с получением продуктов. У нас не взята крупа, масло (последняя декада) вино, пиво (последние дни дают пиво). После ужина (мне дали омлет и какао) было решено, что я встану, завтра в 6 ч. и обойду ближайшие магазины в поисках крупы или макарон (вместо крупы дают еще яичный порошок, но мы решили его не брать).

P.S. Вчера мы с мамой, работая над Котиными окнами, предавались воспоминаниям. Вспоминали Лимузи, Самойловичей, Мишкино; «Неужели, думали мы, лето проведенное в Лимузи будет последним дачным летом. Ведь и в нормальное время лето 1942 года должно было быть последним дачным летом. Но даже если к лету все кончится благополучно, то будет полная разруха и о даче нечего и будет помышлять. Мои первые дачные воспоминания неразделимо связаны с Лимузи. Неужели Лимузи будут моим первым и последним летним воспоминанием». Мы вспомнили такую сцену: приезжает в Лимузи папа, распаковывает свой саквояж, вынимает по очереди котлеты, завернутые в пергаментную бумагу, мясо, огурцы … все это тут же разворачивается, раскладывается, обжаривается… Вспоминали француженку, англичанку. Я досадовал на себя, что в свое время не использовал всех тех возможностей изучения языков, которые имел. Накануне вечером папа, ставя самовар, сказал маме, что если мы переживем это страшное время и снова полегчает, то он все же выйдет из семьи и предоставит маме выбор оставаться у своих или уйти с ним. Я мол подрос, бабушка мне больше не нужна и потому нам нужно отпочковаться. В последнее время папа стал очень глухо раздражен, все чаще попрекает маму деньгами. Мама про это мне сказала под секретом.

29 ноября

Будильник разбудил меня в 6 часов. Я встал, умылся и оделся. Мама встала и спекла мне омлет из яичного порошка. Я его съел, выпил кружку какао, одел валенки, шубу, очки, взял карточки мешок и отправился в очередь. На дворе стояла кромешная тьма. Я не зги не видел, продвигался почти на ощупь. Видно таяло, потому что вокруг текла вода, и я то и дело проваливался в лужу. Кое-как выбрался я из переулка и направился к Водникам. Там в полной темноте толпились люди. Крупы не было. Люди стояли и ждали. Давали жир вместо масла пол рабочим карточкам. В угловом гастрономе внутри стояла большая очередь и ждала, чтобы что-нибудь привезли. Вместо крупы давали яичный порошок (за 100 гр. крупы 25 гр. порошка) но его почти никто не брал. В соседнем магазине, (где я достал пшеничную крупу) все полки были пусты, продавцов не было, касса была закрыта, но весь магазин был набит народом. Ждали, что привезут. От Водников все еще в темноте я отправился в Промтоварный. Тут стояла большая очередь за жиром. В гастрономе ничего не было. Против Озерного выстроилась вдоль стены громадная очередь в ожидании крупы. Дошел до Жуковской и повернул назад. На углу Надеждинской и Некрасова стояла громадная очередь, ждали крупы. Около инвалидов стояла очередь за пивом. Стало светать. Я опять пошел к Водникам. Там все было по-прежнему. В магазине (где я получил пшеничную крупу) была большая толпа. Я встал было, но простояв без толку минут 20 ушел. Устал очень сильно, с трудом волочил ноги в валенках и калошах по скользкому, талому снегу. Из последних сил забрался на лестницу и вошел домой и повалился на стул. Меня охватило угнетающее, отчаянное настроение. Мама дала мне еще кружку какао (домой я пришел в 9 ч.). Немного отдохнув, я в 9-30 ч. опять отправился, захватив жестяную банку для яичного порошка, т.к. мы после долгих споров взять его. Поплелся опять в гастроном на углу улиц Восстания и Кирочной. Но тут я увидел, что вместо 100 гр. крупы дают только 25 гр. порошка и не стал брать. Зашел в Водники там все то же. Купил вчерашнюю газету, побрел назад, обошел "Пролетарий", на Озерной, на Надеждинской – везде без перемен. Громадные очереди ждут. Я вернулся домой. Бабушка ушла. Мы с мамой принялись разрезать на ломтики те куски хлеба, которые я накопил, ибо мама случайно обнаружила, что они начали плесневеть. Около 11-ти ч. я собрался занять очередь перед гастрономом (там ждали крупу), а мама собиралась на службу. Вдруг в 11 ч. завыла сирена. Я и мама были рады, что остались дома. Вернулся Котя, ходивший хлопотать к комиссару. С ним все кончилось благополучно: его освободили и воинский билет нашелся у того же комиссара. Вскоре пришла бабушка. Через полчаса был отбой. Маме пришлось все же пойти. Я сел заниматься у папы. Около 12-ти ч. опять тревога. Я занимался, бабушка, Котя и Клава разговаривали в передней. Среди тревоги вернулась мама. Около 2-х ч. был отбой. Бабушка сварила суп, дала Коте тарелку и он ушел за продуктами. После этого бабушка ушла за бельем, поручив маме и мне присматривать за готовым супом и напилить чурбачков. На печурке сушились нарезанные ломтики моих сбережений. Мы с мамой напилили дров. Около 3-х ч. бабушка вернулась. Сели обедать. Был суп, довольно неудачный: просто вода с разболтанной гречневой кашей. Он не имел сытности, в чем мы и упрекнули бабушку. Она обиделась, и после обеда ушла. Мама хотела мне сделать омлету, но я отказался, а съел еще 3-ю тарелку супу. После того мама ушла в столовую прибирать, а я воспользовавшись тем, что суп остался на столе, съел еще 5-6 супных ложек. После этого я сел заниматься. Около 6-ти ч. пришел папа. Он был очень голодный; на службе ничего не дали, т.к. все запасы в столовой вышли. Он попросил супу, и мама разогрела ему остатки. Папа слышал со стороны, что его институт собирается уезжать. Это нас с мамой очень встревожило. У нас было такое чувство, что после всего того, что мы тут пережили, мы ближе к концу, да и у нас не хватило бы энергии и сил начинать все сначала. Папа слышал, что Военно-медицинская академия улетает. Тут пришла бабушка и подтвердила, что Медведевы улетели и прислали письмо из Череповца Марии Георгиевне. Это известие нас с мамой очень убило. Пришел Котя. Он достал горчичного масла. Бабушка разожгла печурку, согрела Коте остатки супа и принялась печь лепешки из белой муки на горчичном масле. Я пришел на кухню как раз кстати бабушка сунула мне две горячие, жирные лепешки. Мне же перепали остатки супа. Около 7-ми ч. поставили чайник. Котя съел суп, согрелся и около 8-ми ч., после долгих разговоров и задержек, отправился на поиски продуктов. Мы сели ужинать. На ужин каждому дали по 2-е лепешки, а мне дали целых 4. После ужина поседели, а около 9-ти ч. мама и бабушка легли. Я сидел писал дневник, потом учил немецкую грамматику. Около 10-30 ч. пришел Котя. Он ничего не достал, а променял полкило наших (маминых и моих) кондитерских изделий на 125 гр. хлеба и 3 куска дуранды. Мы с мамой были очень огорчены, что потеряли полкило конфет. Пришел папа и тоже присоединился к нашему мнению. Котя доказывал, что хлеб драгоценнее всего, бабушка его усиленно поддерживала. Однако, мы с мамой остались очень недовольны. На завтра было решено , что мы все встанем в 4-30 ч. и разойдемся по очередям. Я к «Титану», папа на Михайловскую, а Котя к Елисеевскому. Мама должна была остаться дома и, когда посветлеет, занять очередь за пивом. После этого решения все легли спать.

30 ноября

Мы все встали с будильником в 4-30 ч. Я умылся, оделся. Мам сделала мне омлету. Я ее съел, выпил горячее какао. Папа был готов раньше и вышел. Около 5-30 ч. мы с Котей оделись и вышли. Спустились по совершенно черной лестнице, вышли на улицу. Небо было сплошь усыпано звездами и было светлее, чем вчера. Мы взялись за руки и побрели посреди улицы по лужам и скользкому снегу. Так дошли до остановки. Как раз подошел темный трамвай. Оказалось 37-ой. Мы сели. На углу Литейного и Невского слезли, и я встал в очередь в бакалею. Очередь стояла перед закрытыми дверями и тянулась очень далеко. Было темно и пустынно. После 6-ти ч. нас впустили в магазин, и мы выстроились вдоль прилавка. Народ прибывал. В магазине ничего не было. Продавцы в грязных засаленных фартуках обтирали грязными, жирными тряпками пустые прилавки. Вышла заведующая и сказала, что в магазине ничего нет, а что будет неизвестно. Все продолжали стоять. Около 7-ми ч. выдали номерки. Мне достался 64-ый. Началась толкотня. Я стоял, прижавшись к стенке, против входных дверей. Около 7-30 ч. я увидел Котю который только что вошел и обратился к кому-то с вопросом. Я его потянул за рукав. За ним появился и папа. Я отдал Коте номерок, он его старательно спрятал во внутренний карман и мы все втроем вышли на улицу. Я взял папу под руку, Котя пошел впереди, и мы отправились к «Титану». Мы с папой остались у входа в угловой магазин, Котя вошел и через некоторое время вернулся, сказав, что ничего не было. Мы отправились дальше, следующий гастроном. Тут стояла громадная очередь в ожидании крупы. С трудом мы разыскали конец этой очереди, уходивший куда-то глубоко в темную подворотню. Котя поставил папу в очередь, чтобы получить номерок и потом ехать с ним домой. Сам Котя отправился за вином, взяв вино, должен был вернуться с карточками (по ним нужно было получать и пиво) домой. Меня отпустили домой. Я отправился пешком по Литейному и Некрасова. После долгого стояния приятно было пройтись быстрым шагом. Небосклон уже светлел, по улице струился народ. Было светло. Я свернул на Некрасова, в конце улицы над домами слегка розовело небо. На душе было бодро и светло. По другой стороне улицы, в темноте, от угла Надеждинской и Некрасова и до самого конца бань в несколько рядов толпился народ. Слышались ругань и визгливые крики. Я вышел на наш переулок. Занималась заря. Небо было совершено чисто и ясно. Спокойная белизна разливалась по нему. Я вошел домой, мама еще лежала. При моем приходе она встала, поставила чайник. Я еще выпил какао, взял пивные карточки и отправился занимать очередь за пивом. Очередь к пивной на Восстания заворачивала за угол и тянулась за трамвайную остановку. Я встал, раздали номерки. Мне достался 370-й номер. Но оказалось, что пива в магазине нет (магазин еще не открывали, он открывается в 9 часов, а было около 8-30 ч.) и все разошлись. Я опять вернулся домой и вместе с мамой мы отправились занять очередь за пивом на углу Некрасова и Радищева. Мама там встала. Я встал в очередь за пивом рядом с Инвалидами и получил 455-й номер. Получив номер, я вернулся домой. Мама в шубе и пальто сидела у папы в кресле. Она получила 587 номер. Папа пришел с номерком. Я обогрелся. Каждый раз, что я прибегал домой, я хватал по пол чайной ложки сахару, а то и по чайной ложке коньяку. Пришел Котя. Он принес мадеру. Я и мама отправились в свои очереди. Около 11-30 ч. мама подошла ко мне и сказала, что видела Зою Бок и та пообещала ей свою печурку и готова уступить пивные карточки. Я побежал домой и сообщил об этом. Котя и папа готовили бутыли для пива. Котя все тянул по рюмочки мадеру. Я вернулся назад в очередь. Около 12-ти ч. завыла сирена. Мы с мамой пришли домой. Тревога была довольно тихая. Мама затопила печку в спальне, я сел на стульчике против нее и учил немецкий. Около 3-х ч. все еще была тревога. Суп был готов. Но только мы сели за стол, как был отбой. Хлеба у мамы и бабушки не было, т.к. хотя хлеб вперед на 1 день выдавали, но карточки еще никому не выдали. За обедом я съел остаток сегодняшнего хлеба, отдав часть маме и бабушке. Суп был из лапши. Мне дали 2,5 тарелки. После обеда мы с мамой оделись и пошли в свои очереди. В моей очереди пиво кончилось, и я уже никого не застал. Маму признали, но очередь очень выросла. Я встал вместо мамы, а она пошла, отыскивать Зою. Через некоторое время она вернулась: с печуркой и с пивом ничего не вышло. Тут тревога. Мама послала меня домой, а сама осталась, т.к. собирались раздать новые номерки. Я вернулся домой. Бабушка сидела пила кофе. Она мне сегодня дала кофе и к нему потихоньку сунула кусок белой булки, испеченной на горчичном масле. Вскоре пришла мама. Она не стала стоять в тревогу. Ей бабушка тоже дала кусочек булки. Около 4-30 ч. тревога кончалась. Мама пошла в свою очередь. Я остался дома, а через полчаса должен был пойти ее навестить и принести бутыль. Бабушка легла. Я воспользовался случаем и съел из кастрюли с супом ложек 5-6 супу. Потом выпил 2 столовые ложки бабушкиной мадеры. В 5 ч. я оделся и пошел к маме. Уже смеркалось. Мама стояла в полутьме. Надежды получить, почти не было. У мамы номерка не было, знали только в лицо, и потому сменить ее было нельзя. У закрытых ворот пивной была драка и сутолока. Мужики лезли напролом. Я вернулся домой, а через полчаса уговорился навестить маму. Около 5-30 ч.– тревога. Я схватил пальто, шапку и побежал навстречу маме, чтобы довести ее до дому. На улице из-за отдельных лохматых облаков вышла полная, красноватая луна и заливала всю улицу ярким светом. Я встретил маму и довел до дому. Она была очень уставшая и легла. Около 7-ми ч. пришел Котя (в тревогу). Он после обеда пошел обойти занятые очереди за крупой, но вернулся ни с чем. Сегодня даже негде ничего не выбросили. Мама поставила самовар. Все еще была тревога. Сели пить чай. Бабушка спекла толстый омлет и дала кусок спеченной булки, которую я оставил на утро. Кончив ужинать, я воспользовался, что все сидели в спальне, достал из шкафа в Котиной комнате рюмку и выпил его мадеры. После ужина был отбой. Мама собиралась идти к Самеру поговорить насчет печурки. Я ее проводил. Мы никак не можем дозвониться, наконец нам открыла Лида. Самера не было дома, мама говорила с ней. Та показала печурку, хотела за не сперва продукты, потом денатурат. Тут завыла сирена. Ничего не добившись, мы побрели домой. Поднимаюсь по темной лестнице, я говорил о том, что неужели нам придется уезжать. Придя домой, мама легла. Котя писал списки, потом я переписывал. Потом лег. Необходимость отъезда тяжелым камнем давила на меня. Папа сегодня повторил, что нужно быть готовым ответить на вопрос: улетать или нет. У меня упала энергия к занятиям …

В газете сообщали о напряженных боях за Волхов и Тихвин. Немцы захватили было Ростов, но теперь выбили.

1 декабря

Я проснулся около 9-30 ч. Настроение у меня было очень тяжелое. Отъезд, жизнь на новом месте представлялись мне ужасными. Мне казалось, что легче как-то перестать существовать, чем бросить все, что мне дорого, что меня связывает со счастливым прошлым. Мне казалось, что у нас никогда не хватило бы энергии сил поменять жизнь заново; что мы никогда не перенесем такой катастрофы; что такое жалкое прозябание в захолустье навсегда разрушит все виды на будущее, что никогда уже мы не сможем свить себе гнезда и на всю жизнь останемся выкорчеванными беженцами. Ужас, почти отчаяние каким-то тяжелым кошмаром давило меня. Я встал, оделся. Слезы душили меня. Я поел манную кашу, которую бабушка сварила мне. Кусок белой булки, которую я сохранил со вчерашнего вечера, я отдал маме. Коти и папы не было дома, они встали около 4-х ч., ушли в очередь. Около 9-ти ч. папа вернулся и ушел в институт. Котя вскоре вернулся. Бабушка и Котя, еще за столом стали грызть маму за папу. Котя говорил, что папа теперь проедает свою карточку на службе и сверх того еще приходит домой обедать. Бабушка находила роскошью то, что папа пьет по 3 стакана, в том числе первый стакан с солью. Эта грызня произвела на меня тяжелое впечатление. Вскоре бабушка ушла, Котя ушел в очередь. Мама пошла в техникум за карточками. Я сел у папы заниматься. Пришла бабушка, растопила печурку. Мы с ней распилили несколько досок . Около 3-х пришел Котя ни с чем. Теперь и он сознался, что крупу получить безнадежно и что карточки пропали. Пришла мама и принесла хлеб, взятый на карточки. Мама и я были очень удручены потерей крупы. Сели обедать. Был суп с лапшей и на второе горшок вкусной каши. Суп весь съели, а часть каши оставили мне на утро. После обеда я занимался у папы. Пришел папа и сообщил, что получил приказ об эвакуации. Я побежал на кухню сообщить мама новость. У нас сердце так и упало. Пришел папа и спросил, обедали ли мы уже. Узнав, что обедали, и ему ничего не осталось, он сказал:

– Ну, тогда нужно будет все-таки мне что-нибудь сделать, а то сегодня почти ничего не получил в институте, кроме нескольких ложек каши.

Мама растерялась. Пошла к бабушке в спальню, папа за ней.

– Прямо, Леня, не знаю, что тебе сделать, нечего сейчас нет… – говорила она растерянная, упавшим голосом.

– Ну, так дай мне немного крупы, я сварю себе кашу, что ли.

– Да, не знаю, крупы нет…

– Ну, как может не быть крупы, странное дело…

– Разве, что немного манной сварить. Мамочка, обратилась она к лежавшей на постели бабушке, – ты не знаешь, где у нас манная…

Манная оказалась в буфете, и мама стала варить папе похлебку. Кашу, оставленную мне на утро, спрятали в бабушкину кровать. Наконец, похлебка была готова, и папа уселся есть в спальне. Бабушка ушла. Поев, папа посидел еще немного в спальне: говорил о том, что если не уезжать, то не на что будет жить и т.д. потом он ушел к себе. Я сел заниматься. Пришел Самер, с печуркой было все улажено. Он получил денатурат, ромовую эссенцию и обещал завтра принести печурку. Пришла бабушка. Началась тревога. Мама поставила самовар, бабушка принялась мне печь омлетку. Сели ужинать. Котя ушел опять по очередям. После ужина (около 9ч.) он принес с торжеством лапшу. Мы все были в восторге. Все его поцеловали, согрели ему чай и т.д.

Теперь у папы и мамы за котлету с гарниром берут талоны в столовой: 50 гр. мяса, 25 гр. крупы и 5 гр. масла. За суп: 25 гр. крупы, 5 гр. масла. Это очень невыгодно.

Несколько дней назад мы съели последний горшок черной каши.

Когда я ложился спать, настроение немного приободрилось. После того, как мы получили лапшу, казалось нам, будто кто-то невидимо заботиться о нас и верилось, что все как-то обойдется благополучно.

Мы с мамой решили отныне обеспечить друг другу максимальную поддержку, составить неразрывный союз, стараясь смягчать все неприятности и невзгоды. Я отложил маме на утро кусок сегодняшнего хлеба. Около 11 ч. мы легли.

С 1 декабря введено прикрепление карточек к продовольственным магазинам. Мы решили, что завтра Котя пойдет прикрепляться к гастроному.

2 декабря

Я встал около 10-ти ч. Котя тоже встал, выпил чаю и ушел прикреплять карточки. Мне сделали омлетку, поев я сел заниматься. Папа был весь день дома и вставил стекла в окно на кухне. Мама топила печку, подметала комнату, убирала столовую. Около 3-х ч. началась тревога. Мы сели обедать. Была целая кастрюля супа, очень густо засыпанного лапшей (вчерашней) и крупой. Мне дали почти 3,5 тарелки. Бабушка сделала лепешки из дуранды и дала каждому по штучке. До обеда мне и маме перепало по лепешке. Мы кончили обедать, и все еще сидели за столом, испытывая приятную истому сытного обеда, как вдруг послышался сильный свист бомбы. Мы все вскочили, бросились в переднюю, оделись и стали ждать. Было тихо. Я принялся учить историю. Вдруг сильный удар потряс дом, и он некоторое время качался на месте. Мы с мамой взяли портфели, и сошли к Лалло. Там мы узнали, что взят Тихвин. Это нас очень подавило. Стихло, мы взошли и дали отбой. У нас на верху был Самер и устанавливал буржуйку. Я сел заниматься. Бабушка ушла, Котя тоже. Около 6-ти ч. бабушка пришла и сообщила, что бомба упала на Бассейной, против трамвайной остановки. Пришел Котя очень расстроенный, вокруг нас упало 6 бомб. Бабушка сделала мне омлетку. Я ее съел, пока никто еще не садился ужинать. Принесли самовар, сели ужинать. Настроение подавлено, последняя надежда на Тихвин рухнула.

3 декабря

Мама встала в 9-30 ч., согрела на буржуйке чайник, дала мне какао, выпила чай. Я ей дал сбереженный кусочек вчерашнего хлеба. Встала бабушка и принялась варить мне манную кашу. Мама ушла. Я сел заниматься. Около 11-ти ч. каша была готова, я ее съел. Пришел Котя. Я ушел заниматься к папе в кабинет. Около 12-ти ч. была тревога. Было тихо. Я и Котя сидели в папиной комнате. В 1 ч. был отбой. Котя ушел. Бабушка варила обед на кухне. Она спекла лепешки из дуранды и принесла мне одну попробовать. Я ее съел с русским маслом. Она мне очень понравилась. Я пошел на кухню и потихоньку стащил еще лепешку. Потом бабушка дала мне еще одну. Было уже 3-30 ч. Котя не приходил, и мы сели обедать. Был густой суп из лапши. Тут пришел Котя. Мы с ним получили по 3 тарелки. Пришел папа и вслед за ним мама. Маме дали суп, папе тоже. Папа сообщил, что ему дадут первую категорию. У мамы в техникуме полный упадок духа. Даже старики готовы уходить пешком. Говорят, что техникум эвакуируется на машинах. Мама была сильно расстроена, у ней болит голова. Папа очень долго рассказывал о хлопотах с карточкой. Около 6-ти ч. была тревога. Слышно было низкое гудение. Мы сидели в прихожей. В 7 ч. был отбой. Мама пошла ставить самовар. Бабушка спекла мне 2-е омлетки. Я их съел, пока никто не садился ужинать. За ужином обсудили , как расставить мебель в столовой, куда мы собирались переселяться.