Выборы в низкоконкурентных политических системах, к которым сегодня относится и Россия, редко привлекают большое внимание непрофессионалов, ведь они, порой справедливо, воспринимаются как игра с заранее известным финалом. Такой подход, однако, опровергается сонмом примеров и ситуаций, начиная с пиночетовского Чили, маркосовских Филиппин и заканчивая российскими выборами в Думу в 2012 г. Даже если выборы не приводят к «опрокидыванию» режима (такой исход не единичен, но довольно редок), они обязательно влияют на его кадровый состав и особенности политического курса, а потому должны быть предметом пристального и вдумчивого анализа для политологов, социологов и политических психологов. Без этого невозможно понять ни вектора движения и пределов контроля правящего режима, ни специфики и силы периодически меняющегося массового общественного запроса. И тем более не получится спрогнозировать направление и темп эволюции политической системы страны.
Большой выборный цикл 2016–2018 гг. в России дал много отличного эмпирического материала, который эксперты ВЦИОМ посчитали возможным предложить всем интересующимся для совместного изучения и осмысления. Мы вводим здесь в научный оборот данные, полученные нами в ходе двух избирательных кампаний и в основном никогда ранее не публиковавшиеся. Работа электорального социолога в любой стране – если только его заказчиком не являются средства массовой информации, ориентированные именно на публичное представление всех перипетий выборов в режиме реального времени, – носит конфиденциальный характер, он связан обязательствами перед клиентом, чьи интересы обычно исключают обнародование данных до завершения избирательной кампании. За рамками таких обязательств остаются только публикации рейтингов и, иногда, прогнозов, но они являются чаще всего результатами процесса политического самоопределения, а не его причинами. Изучение же причин и мотивов смены предпочтений избирателей по мере развертывания конкуренции на выборах – самый интересный элемент исследовательской работы, который обычно остается «вне фокуса». В этой части книги мы восполняем данный пробел.
Интересная особенность предлагаемого подхода – его стереоскопичность: движение мнений и настроений избирателей описывается и интерпретируется с двух экспертных позиций. Первая – взгляд изнутри полстерской компании: авторы сами формировали программу исследований, инструментарий, проводили фокус-группы с избирателями, готовили отчеты для заказчиков и даже консультировали их по предмету изучения. Вторая позиция – академического социолога, наблюдавшего кампанию со стороны. Полезно не только увидеть оба подхода, но и сравнить их, найти совпадения и противоречия, задуматься об их причинах и возможности дополнительных обобщений более высокого уровня.
Михаил Мамонов – кандидат политических наук, руководитель Практики политического анализа и консультирования ВЦИОМ
Игорь Гаврилов – политолог, ведущий аналитик Практики политического анализа и консультирования ВЦИОМ
Михаил Вядро – кандидат политических наук, ведущий аналитик Практики политического анализа и консультирования ВЦИОМ
Российский политический процесс в последнее десятилетие отличался необычайной пестротой. Выборы 2008 г. прошли по самому удобному для власти сценарию – избрание нового президента по рекомендации прежнего, риски общественно-политической дестабилизации были настолько слабы и неочевидны, что говорить о них считалось правилом плохого тона. Избрание Дмитрия Медведева даровало, с одной стороны, веру в устойчивость сложившейся системы власти, а с другой – понимание возможностей ее мягкой эволюции. Выборы президента в 2012 г., напротив, состоялись в атмосфере острой идейно-политической борьбы, на фоне общественного раскола, когда двум третям избирателей, объединившихся вокруг Владимира Путина, бросили вызов участники «белоленточного» движения и другие оппоненты действующей власти.
Весной 2018 г. очередные выборы президента прошли относительно спокойно и не стали ареной для развертывания глубоких общественных конфликтов. Несмотря на все попытки несистемной оппозиции бойкотировать и делегитимировать их, явка на выборы оказалась рекордной, как и уровень поддержки победителя, а количество аргументированных сообщений о нарушениях, как и общественные подозрения насчет фальсификации результатов голосования, практически обнулились. Таким образом, выборы прошли для Владимира Путина триумфально, он сам как кандидат и его команда решили все поставленные ими перед собой задачи и достойны слов уважения со стороны профессиональных политических стратегов и технологов.
Ценой такой спокойной и уверенной победы стал отказ от обсуждения острых и противоречивых перспектив социально-экономического развития страны в предвыборный период, от проблематизации текущего положения и поиска альтернативных путей его исправления. Общественные настроения стали сверхоптимистичными, ожидания от власти возросли, тогда как финансовые и экономические возможности по их реализации не только не увеличились – в ситуации углубляющегося конфликта с США и эскалации «войны санкций» они продолжают сокращаться. Сценарий «жесткой посадки», т. е. быстрого и травматичного разочарования в реальной политике властей, реализовался всего через три месяца после выборов – в виде решения о повышении пенсионного возраста и последовавшего за этим обрушения рейтингов президента, премьера, правительства и правящей партии. На смену завышенным ожиданиям, вступившим в жестокое противоречие с возможностями и планами правительства, как часто бывает, пришла депривация.
Почему В. Путин и его команда приняли решение «депроблематизировать» президентские выборы, отказавшись от серьезного и трудного диалога с оппонентами и избирателями по поводу реальных проблем и коридора возможных решений, стоящих перед нашей страной? Ведь по своему предназначению выборы должны быть точкой обострения вызревающих конфликтов, обособления и оформления новых тенденций. Как экономический кризис должен убирать с рынка неэффективные предприятия, расчищая поле для более эффективных, так и выборы должны помогать обществу избавиться от устаревших и потерявших актуальность крыльев «политического класса», сменять их на новых, более энергичных и мотивированных.
Смена власти по итогам выборов не является обязательным их элементом, обязателен учет мнения населения при формировании органов власти. Конфликты на выборах дают возможность учесть это мнение, скорректировать состав и направление политического курса. Однако длительное пребывание у власти всегда усиливает желание использовать выборы как механизм закрепления и утверждения властных полномочий за группой лиц (назовем ее правящей коалицией), игнорируя назревшие потребности в обновлении лиц и идеологии. В этом контексте выборы оцениваются через призму успешности, бесконфликтности формальной легитимации: выход проблем в публичное поле приводит к жестким, в первую очередь кадровым решениям в органах власти, так как конфликты создают риски делегитимации полученного результата.[1]
В этом контексте ключевая задача выборного процесса, решаемая властью, состоит в снижении конфликтности самого процесса, его ритуализации и формализации. Если для элит важно, насколько такие «ритуальные» выборы помогут согласовать их взаимно противоречивые интересы, то для населения в приоритете ощущение своей сопричастности, важности и проявление уважения со стороны власти. Таким образом, выборы в России, несмотря на низкую или порой вообще призрачную конкурентность, отражают изменения, происходящие как в расстановках элит, так и в настроениях и предпочтениях избирателей. Власть вынуждена реагировать на эти изменения, пытаться управлять запросами и ожиданиями населения, нивелировать остроту межэлитных противоречий. Однако новые запросы сталкиваются с сопротивлением среды, а именно сложившейся системой общественно-политических практик и отношений.
Это создает дополнительную конфликтность, проявления которой отчетливо фиксируются в последние годы. Мало кто мог предположить мощную серию протестных акций «белоленточного» движения на рубеже 2011–2012 гг.,[2] а затем «протест школоты» (по выражению Глеба Павловского; первое за многие десятилетия проявление политической активности российских подростков – участие значительного числа несовершеннолетних и первокурсников в митингах Алексея Навального) в марте 2017 г. В последние два года мы наблюдали, если будет позволено прибегнуть к геофизической терминологии, первые «выбросы лавы просыпающегося политического вулкана». Акции протеста, напоминающие такие выбросы, лучше всего свидетельствуют о глубинных, еще плохо отрефлексированных изменениях в общественном сознании.
Очевидно, причина искусственной «депроблематизации» выборов 2018 г. не только в общей установке властей на ритуализацию выборов. Крайне важен внешний аспект: в ситуации конфликта с Западом выборы должны продемонстрировать плюралистичность и демократичность режима, но одновременно – и абсолютную поддержку избирателями Владимира Путина и его политического курса. Наконец, «левопатриотическая» природа общественного запроса на быстрые и ощутимые перемены к лучшему в 2018 г. вошли в явное и острое противоречие со скудными финансовыми возможностями государства и либерально-фискальными взглядами правительственной команды Дмитрия Медведева. Это столкновение, будучи вынесенным в публичную сферу до выборов, грозило резко снизить рейтинг президента, сделав его победу значительно менее впечатляющей. В. Путин как ответственный политик и управленец также стремился избежать публичной полемики на выборах с оппонентами, исповедующими левый популизм – выиграть в такой полемике чрезвычайно трудно.
Поэтому реальные развилки социально-экономического развития на выборах не обсуждались, что дало возможность провести их не просто «штатно», но чрезвычайно успешно для властей. Увы, полученный на выборах мандат не предполагает нового витка «антинародных» реформ в духе печально памятных «лихих девяностых» или «монетизации льгот», – а именно так избиратели оценили инициативу по повышению пенсионного возраста. Умелый выборный «маневр» отнюдь не снял остроту и проблематичность социально-экономической ситуации. Наоборот, уловив и поддержав ожидания и надежды граждан на быстрые и широкомасштабные перемены к лучшему, он предопределил глубокое общественное разочарование в курсе свеженазначенного правительства. Тень от этого разочарования не могла не пасть и на сформировавшего это правительство президента.
Болезненную трансформацию, как в очередной раз показала политическая практика, можно замедлить, растянуть, отложить, но отменить и проигнорировать ее нельзя. Стремление делать это кулуарно, в режиме «спецоперации», разговаривать с обществом как с «неразумными детьми», а не со взрослыми, ограждая их от тяжелых и сложных тем, приводит только к инфантилизации политики, превращению граждан, по выражению Х. Ортеги-и-Гассета, в «маменькиных сынков», не желающих слушать аргументы и принимать тяжелые решения перед лицом сложных обстоятельств. Драма в том, что эти решения рано или поздно приходится принимать, и тогда политик платит за них своим авторитетом и репутацией. Так уже было в России в 1992–1995 гг., когда суперпопулярный Борис Ельцин, обещавший избирателям быстрый и безболезненный переход к демократии и рынку, после запуска реальных – травматичных и малоэффективных – реформ потерял не только рейтинг, но и доверие и уважение сограждан.
Ключевая задача парламентских выборов в России – создать условия для политического консенсуса, президентских – бесконфликтное «наследование» власти или ее передача. Оценка выборов может и должна осуществляться не только через призму полученного результата, процентов конкретных сил и кандидатов, но и через качество решения указанных задач, эффективность применяемых для их решения технологий. Здесь неизбежно расширяются границы анализа электоральной истории. В своем исследовании мы сфокусируемся на последнем десятилетии, которое вместило три больших избирательных цикла: 2007–2008 гг., 2011–2012 гг., 2016–2018 гг.
Выборы 2007–2008 гг. в полном объеме решили стоящие задачи. Думская кампания прошла спокойно и результативно для власти. «Единая Россия» набрала 64,3 % голосов избирателей, что обеспечило ей бесспорное политическое доминирование даже без учета мнений других партий. Парламентской оппозиции пришлось довольствоваться уходом на политическую периферию. Непарламентская оппозиция все больше маргинализировалась и не подавала признаков жизни.
В ходе президентских выборов передача власти прошла без потрясений, хотя они состоялись в условиях ограниченной электоральной конкуренции: в выборах участвовало только четыре кандидата, одна из парламентских партий, «Справедливая Россия», поддержала Д. Медведева, целый ряд политиков и общественных деятелей, претендовавших на представительство настроений либеральной части общества, – Г. Каспаров, М. Касьянов, В. Буковский – под разными предлогами не были допущены к участию в выборах. Б. Немцов сам отказался от участия в выборах, объясняя свое решение неравноправием участников, в частности, неравным доступом к СМИ.[3]
Модель голосования «по рекомендации» оказалась эффективной в части как парламентского, так и президентского выбора. Причина стабильности – устойчивый экономический рост в предвыборные годы, улучшение благосостояния граждан и повышение легитимности власти в целом. Это определило как бесконфликтность самих выборов и поствыборной ситуации, так и возможность спокойной передачи власти от В. Путина к Д. Медведеву. Личность «наследника» была в данном случае вторична по причине рекомендательной модели выборов.
Ситуация резко изменилась в 2011 г., когда крайне неудачный формат обнародования решения о выдвижении В. Путина в президенты на смену Д. Медведеву не только сломал всю выборную кампанию «Единой России», но и предопределил долгосрочное повышение политической турбулентности в стране. В этом контексте говорить о единстве электорального цикла 2011–2012 гг. нет оснований. По сути это были две различные кампании, водоразделом между которыми стали акции протеста декабря 2011 г. [От плебисцита – к выборам, 2013].
Факторами, оказавшими наибольшее влияние на общую конфигурацию выборов 2011–2012 гг., стали постепенная, но устойчивая делегитимация власти в широком смысле и слабая легендированность обратной передачи власти. Ситуация усугублялась содержательной неготовностью власти к выборам, прежде всего к думской избирательной кампании. Делегитимация власти носила комплексный характер и затрагивала ключевые властные институты. Несмотря на ухудшение отношения к руководству государства и «Единой России», улучшение отношения к системной оппозиции не фиксировалось. Это создавало риск трансляции недовольства населения в новые формы, что в итоге и вылилось в акции протеста 2011–2012 гг. Иначе говоря, отсутствие интересного политического предложения для критически настроенных способствовало радикализации протестных настроений вплоть до выхода людей на улицы.
Тенденция к снижению рейтинга «Единой России» приобрела устойчивый характер в 2010 г. и развилась в 2011 г. Такая ситуация создала негативную рамку кампании и определяла стратегию поведения участия в ней представителей власти. Со стороны «Единой России» было бы вполне обоснованным предложение инновационной по содержанию кампании, но она, как обычно, пыталась работать в режиме «партии хватай всех» (catch-them-all party). Хотя запрос на перемены был отчетливо выражен, он оказался нереализованным партией власти. Значительный вклад в провал кампании «Единой России» внесло также несвоевременное (явно запоздавшее) решение о «смене коней на переправе» (замене в роли лидера партии В. Путина на Д. Медведева).
Рисунок 1. Вы в целом одобряете деятельность…
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600)
Рисунок 2. За какую из следующих партий Вы бы, скорее всего, проголосовали на выборах в Государственную Думу России, если бы они состоялись в ближайшее воскресенье?
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600)
Таблица 1. При выборе кандидатов или политических партий люди руководствуются разными принципами, а каким принципом руководствуетесь Вы? (в % по группам голосования за партии, исследовательский проект ВЦИОМ «Электоральная панель», N = 1600,
7 октября 2011 г. – 19 октября 2011 г.)
Таблица 2. Какая информация о кандидатах, политических партиях Вам наиболее интересна? (в % по группам голосования, проект «Электоральная панель»,
7 октября 2011 г. – 19 октября 2011 г.)
Акцент избирательной кампании «Единой России» на прошлом, на результатах работы в условиях нисходящего тренда легитимации был явно сделан ошибочно. При деморализации власти в массовом сознании (толчок к ней дала кампания Алексея Навального против «партии жуликов и воров») говорить о прошлых результатах в значительной степени не было оправдано, поскольку диффамация снижает ценность любых реальных достижений.
Интересно, что само по себе решение об «обратной передаче» президентского кресла от Д. Медведева В. Путину положительно оценило большинство россиян, и казалось, что оно не создавало рисков для власти. Группа негативной оценки составила около трети россиян, а в случае с Д. Медведевым негатив оказался сильнее за счет последующего сокращения группы положительной оценки данного решения.
Таблица 3. На съезде «Единой России» было озвучено несколько важных решений. Как Вы их оцениваете? Владимир Путин будет баллотироваться в президенты на выборах 2012 г.
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, октябрь 2011 г.)
Таблица 4. Изменилось ли после решений, озвученных на съезде, Ваше отношение к Владимиру Путину?
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, октябрь 2011 г.)
Таблица 5. На съезде «Единой России» было озвучено несколько важных решений.
Как Вы их оцениваете? Дмитрий Медведев возглавит избирательный список «Единой России» на выборах в Государственную Думу РФ в декабре этого года
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, октябрь 2011 г.)
Таблица 6. На съезде было озвучено несколько важных решений. Как Вы их оцениваете? Дмитрий Медведев займет пост председателя правительства в случае победы Владимира Путина на президентских выборах в 2012 г.
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, октябрь 2011 г.)
Таблица 7. Изменилось ли после решений, озвученных на съезде, Ваше отношение к Дмитрию Медведеву?
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, октябрь 2011 г.)
Для понимания причин последовавших в декабре 2011 – январе 2012 гг. акций протеста отметим, что «лидерами» негативной оценки стали жители столиц. То есть недовольство решением привело к усилению фонового негатива, который кристаллизовался после выборов. При этом негатив в большей степени был выражен в отношении Д. Медведева, разочаровавшего оппонентов В. Путина своим отказом соперничать с ним и играть в собственную политическую игру.
Таблица 8. На съезде было озвучено несколько важных решений. Как Вы их оцениваете? Владимир Путин будет баллотироваться в президенты на выборах 2012 г.
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, октябрь 2011 г.)
Таблица 9. На съезде было озвучено несколько важных решений. Как Вы их оцениваете? Дмитрий Медведев возглавит избирательный список «Единой России» на выборах в Государственную Думу РФ в декабре этого года
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, октябрь 2011 г.)
Таблица 10. На съезде было озвучено несколько важных решений. Как Вы их оцениваете? Дмитрий Медведев займет пост председателя правительства в случае победы Владимира Путина на президентских выборах в 2012 г.
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, октябрь 2011 г.)
В падении рейтингов Д. Медведева сыграл роль депривационный эффект: в его имидже доминировала характеристика «политик нового поколения», но в сложный момент принятия решения о перераспределении власти новизна отступила на второй план. В итоге, несмотря на ожидаемость данного решения, жители столиц его восприняли скорее негативно, в то время как среди россиян преобладали положительные оценки.
Таблица 11. Были ли решения, озвученные на съезде, для Вас неожиданными или Вы предполагали, что так будет?
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, октябрь 2011 г.)
Таблица 12. С каким чувством Вы восприняли известие о том, что Владимир Путин будет участвовать в президентских выборах, а Дмитрий Медведев займет пост председателя правительства в случае его победы?
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, октябрь 2011 г.)
Важно, что значительная часть неядерного электората партии «Единая Россия» потеряла интерес к выборам после озвучивания решения о «рокировке». Данные соцопросов не позволяют нам сказать, почему сторонники В. Путина и Д. Медведева отказались от участия в голосовании или изменили свой выбор после озвучивания решения о ротации. Можем лишь предположить, что наряду с различием мотивации поддержки этих политиков и партии, «неуважением к праву избирателей» мы имели дело с крушением определенного властного конструкта. Для значительной части голосовавших ранее за партию власти связка «Единая Россия» – Путин была прочна и значима. Замена В. Путина на Д. Медведева в руководстве партии привела к потере некоего цементирующего смысла. Ситуация когнитивно усложнилась и требовала дополнительного времени и интеллектуальных затрат на новое самоопределение. В этих условиях для части избирателей было комфортнее отказаться от участия в выборах, чем определять свое отношение к новому «облику» партии, ситуации в целом.
Ситуация усложнилась созданием в мае 2011 г. Общероссийского народного фронта, который разрушал связку «Единая Россия» – Путин и предполагал вероятность появления у В. Путина альтернативной политической платформы, чуть ли не «своей партии». Это создало когнитивный стресс для части избирателей. Сыграла роль и кампания «Голосуй за кого угодно, кроме партии жуликов и воров!», активно поддержанная КПРФ, ЛДПР и «Справедливой Россией». Итак, мотивов для голосования за «Единую Россию» в драматичной ситуации выборной кампании 2011 г. стало существенно меньше, а отпугивающих от нее факторов и стимулов – гораздо больше. В итоге партия не только потеряла в 2011 г. по сравнению с 2007 г. четверть голосов (ее поддержали 49,5 % против 64 % четырьмя годами ранее), но и не сумела доказать обществу, что этот результат – честный, а не сфальсифицированный. Платой за это стали череда митингов «белоленточного» движения и всеобщая уверенность в нечестности выборов-2011.
Владимир Путин вошел в избирательную кампанию еще более ослабленным, чем «Единая Россия». Делегитимация высшей власти, фиксировавшаяся с 2008 г., приобрела устойчивый характер. На момент фактического начала президентской кампании (декабрь 2011 г.) только 54 % всех избирателей, по данным ВЦИОМ, одобряли деятельность В. Путина. Это был самый плохой результат за многие годы, и он значительно ухудшился во время парламентской кампании. В первую поствыборную неделю об одобрении деятельности В. Путина заявили лишь 51 % респондентов. Прогноз динамики данного показателя вызывал тревогу, потому что в начале каждого года фиксировалось наибольшее снижение показателей одобрения деятельности руководителей государства. Сохранение этой тенденции в начале 2012 г. могло иметь негативный кумулятивный эффект.
Дефицит положительного легендирования участия В. Путина в президентской кампании негативно воздействовал на ее ход. Группы тех, кто видел плюсы и минусы в решении этого политика снова принимать участие в выборах, оказались равны (данные января 2012 г.). При этом чаще всего озвучивалось мнение «не хочет терять власть» (12 %), второй по популярности ответ – «решение проблем россиян и страны» (10 %). То есть идея развития и прогресса ушла на второй план. Идея общего блага заместилась частным интересом – крайне негативная ситуация для любого политика.
Об устойчивости негативных компонентов отношения к В. Путину свидетельствует и отсутствие динамики качественных составляющих: выборная кампания не привела к улучшению рационального отношения к кандидату, несмотря на все задействованные ресурсы и его собственную активность.
Значимая динамика, превышающая погрешность исследования (рост с 20 % до 27 %), зафиксирована лишь по позиции «это человек, который обеспечивает стабильность в стране». Рост данного показателя достигнут прежде всего за счет россиян старшей возрастной группы (старше 45 лет). Колебания по остальным позициям – в рамках погрешности выборки.[4]
Рисунок 3. Вы в целом одобряете деятельность В. Путина?
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600)
Таблица 13. А как по-Вашему, для чего В. Путин решил баллотироваться снова на пост президента? (в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, январь 2012 г., открытый вопрос, любое число ответов)
Таблица 14. Что лично Вас привлекает во Владимире Путине? (в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, закрытый вопрос, любое число ответов)
При этом все представленные показатели продемонстрировали существенную отрицательную динамику в сравнении с 2007 г. (за исключением признания за В. Путиным политического опыта: 2007 г. – 43 %, 2012 г. – 45 %). По сути, в ходе кампании удалось приостановить ухудшение оценок, но не более того. В. Путин образца 2012 г. «проиграл» избирательную кампанию В. Путину образца 2007 г. Схожая ситуация выявлена и при тестировании отрицательных компонентов системы оценки избранного президента.
Общая тенденция – рост негативных оценок с 2007 по 2012 гг. и незначительная динамика в период избирательной кампании. Трехкратный рост за последние пять лет при больших значениях показателя зафиксирован по позициям «связан с коррумпированными политиками», «чужды интересы народа», «не нравится политика в Чечне», «не справляется с руководством страны». В девять раз увеличилось число тех, кто заявил, что В. Путин не пользуется уважением «среди окружающих меня людей» (хотя сам показатель небольшой – 9 %).
Таблица 15. А чем Вам не нравится Владимир Путин? (в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, закрытый вопрос, любое число ответов)
Таким образом, качественного рационального улучшения отношения к В. Путину в ходе кампании зафиксировано не было. Одна из главных причин отсутствия положительной динамики рационального отношения к нему – несоответствие сформировавшегося образа власти ожидаемому образу по ряду позиций, прежде всего по моральным качествам в широком смысле. Претензии к власти имели неситуативный характер, и их невозможно было скорректировать за несколько месяцев кампании. Представляется, что именно несоответствие представлений об идеальной власти реальности стало причиной ее делегитимации.
Несмотря на все вышеперечисленные моменты, В. Путину удалось то, что не удалось «Единой России»: в неблагоприятных условиях обеспечить стабильность группы электоральной поддержки в течение всей кампании. Отношение к нему как к кандидату в президенты, показатели одобрения его деятельности демонстрировали относительную стабильность на протяжении большей части кампании (если не учитывать ситуацию декабря 2011 г.). Так, декларируемый электоральный результат с 53,3 % 7–19 октября 2011 г.[5] вырос к 21–29 февраля 2012 г. до 54,7 %
Это произошло благодаря появлению доминантной идеи, ценности, которую представлял и защищал В. Путин как кандидат. Этой идеей стало сохранение политической стабильности в стране, поколебавшейся в результате протестов «белоленточного» движения. Напомним, что при анализе выборов депутатов Государственной Думы нами была определена ошибочность ставки партии «Единая Россия» на сохранение стабильности по причине ее низкой актуальности в массовом сознании. На рубеже 2011–2012 гг. ситуация, однако, качественно изменилась. Протестные акции, воспринятые частью россиян как угроза возврата в «хаос начала 90-х годов», реактуализировали ценность стабильности и усилили интерес к В. Путину как политику, олицетворяющему стабильность и выступающему за ее сохранение.
Именно оценка способности В. Путина обеспечить стабильность ситуации в стране продемонстрировала наибольшую динамику за месяцы избирательной кампании. Среди тестируемых качеств политиков «стабильность» в образе Путина вошла в группу наиболее выраженных качеств. По оценке политического психолога Елены Шестопал, стабильность входит в тройку самых актуальных измерений образа российской власти в массовом сознании [Образ российской власти…, 2008].
Об актуализации ценности стабильности свидетельствует и ослабление запроса на новые лица в политике, зафиксированное нами в период с октября 2011 г. по февраль 2012 г. Если в октябре в большей степени в политике были востребованы новые лица, даже при том что их деятельность была бы сопряжена с рисками, то в феврале усилился запрос на опыт. Доминирующим становится тренд осторожности, постепенных, а не резких перемен. Представляется, что здесь мы наблюдали реакцию на акции протеста с их требованием смены власти и прихода новых людей во власть. Оппозиция не смогла продемонстрировать преимущества потенциальной новой власти, не доказала очевидность положительного результата, а охранительный подход действующей власти, выраженный лозунгом «нам есть что терять», нашел отклик в душах россиян.
Таблица 16. Принципы выбора кандидата
(в % от опрошенных, исследовательский проект ВЦИОМ «Электоральная панель», N = 1600, опросы 7–19 октября 2011 г. и 1–7 февраля 2012 г.)
Опыту и былым заслугам в большей степени симпатизировал электорат именно В. Путина. Очевидно, этот кандидат стал олицетворением такого опыта и осторожной, взвешенной политики. Среди проголосовавших за него 57 % говорили, что симпатизируют опытным политикам. На противоположном полюсе оправданно оказался М. Прохоров: большая часть (59 %) проголосовавших за него заявляли о готовности отдать свой голос за нового, перспективного политика с интересными идеями.
Рисунок 4. За какого из двух политиков с большей вероятностью вы отдали бы свой голос?
(в % по группам голосования за кандидатов, исследовательский проект ВЦИОМ «Электоральная панель», N = 1600, опрос 1–7 февраля 2011 г.)
Аналогичная ситуация фиксировалась по другим тестируемым утверждениям. Респонденты, проголосовавшие за В. Путина, в большей степени были готовы поддержать опытных, проверенных, предсказуемых политиков. При этом наиболее отчетливо эту позицию выражали представители ядерного электората кандидата.
Рисунок 5. За какого из двух политиков с большей вероятностью вы отдали бы свой голос?
(в % по группам голосования за кандидатов, исследовательский проект ВЦИОМ «Электоральная панель», N = 1600, опрос 1–7 февраля 2012 г.)
Изменение общественного запроса – результат влияния разных тенденций, как связанных с протестным движением, так и не связанных с ним (к примеру, активизация самого В. Путина, участие в кампании М. Прохорова). Но данные о влиянии на электоральный выбор акций протеста позволяют говорить, что они усилили запрос на стабильность в самом широком смысле. Этот запрос будет существенно влиять на формирование оценок населения в течение нескольких лет, чему будет способствовать и непростая международная ситуация.
Анализируя избирательную кампанию 2011–2012 гг., можно говорить о ее частичной успешности в думской составляющей и реализации основных задач президентской кампании. Передачу высшей власти в стране обеспечить удалось, но она сопровождалась многочисленными конфликтами, что поставило под сомнение консенсусную природу общественно-политических отношений.
Протестное движение зимы 2011 г. – лета 2012 г.[6] интересно прежде всего с точки зрения направления и темпов его трансформации, как возможный вектор развития протестной активности в России, поскольку отдельные характерные для него черты и тенденции фиксировались и позже – при очередном всплеске протестной активности весной-летом 2017 г.
«Белоленточное» движение началось как реакция на «нарушения на выборах». Данный фактор имел лишь формальное значение, выступая в основном в роли легендирования участниками акций своего политического поведения. Более значимым оказался фактор общего недовольства ситуацией в стране. Участники акций отразили запрос населения на перемены, который был проигнорирован властью в ходе думской кампании. Фактором, стимулирующим протест, стало недовольство жителей столиц произведенной «рокировкой», триггером – факты нарушений и фальсификаций на декабрьских выборах в Государственную Думу. Результат – самые крупные акции протеста за два десятилетия.
Данные опросов ВЦИОМ показывают, что выборная проблематика быстро ушла из числа причинных факторов протестных действий, в то время как сами действия продолжались до июня 2012 г. Если в ходе акции 24 декабря 2011 г. 32 % опрошенных заявили, что на Болотную площадь их привело несогласие с результатами выборов, то среди участников акции 12 июня 2012 г. так ответили всего 5 %. Как видим, «теория фальсификации» выборов 2011 г. стала общей рамкой протеста, его спусковым крючком, но содержание протеста было существенно шире и связывалось не с законностью/незаконностью результатов выборов, а с требованиями смены политического курса и кадрового состава органов власти, все равно – конституционным, выборным путем или неконституционным, «уличным».
Таблица 17. Почему Вы участвуете в сегодняшнем митинге? (в % от опрошенных, опрос участников митинга 24 декабря 2011 г., ВЦИОМ, N = 600, опрос участников митинга 4 февраля 2012 г., ВЦИОМ, N = 800, опрос участников митинга 12 июня 2012 г., ВЦИОМ, N = 531, открытый вопрос, любое число ответов)
Источник: опросы ВЦИОМ, проведенные в ходе акций протеста 24 декабря 2011 г., 4 февраля 2012 г., 12 июня 2012 г.
По мере развития протестное движение все больше становилось протестом абсентеистов-бойкотистов: если среди участников митинга 24 декабря 2011 г. не принимал участие в выборах каждый десятый (12 %), то на митинге 12 июня 2012 г. – уже каждый четвертый (28 %). Это важная характеристика качественного состава протестующих. Кроме того, за полгода сменился идейный лидер протестного движения: в декабре и феврале им, бесспорно, был умеренный оппозиционер Григорий Явлинский, к июню это место занял радикальный оппозиционер Алексей Навальный.
Таблица 18. Кто из лидеров оппозиции вызывает у Вас уважение и симпатию?
(в % от опрошенных, уопрос участников митинга 4 февраля 2012 г., ВЦИОМ, N = 800, открытый вопрос, любое число ответов. В таблице приведены ответы, набравшие более 2 %)
Таблица 19. Кто из лидеров оппозиции вызывает у Вас наибольшее уважение, симпатию?
(в % от опрошенных, опрос участников митинга 12 июня 2012 г., ВЦИОМ, N = 531, открытый вопрос, любое число ответов. В таблице приведены ответы, набравшие более 2 %)
Как видим, всего за полгода, с декабря по июнь, настроения участников протестного движения развились до того, что даже самый радикальный из «системных» оппозиционеров, Г. Явлинский, ушел для них на периферию, а новым кумиром стал уже не стесненный никакими политическими обязательствами и соображениями «системности» А. Навальный. «Системная оппозиция», несмотря на все попытки, не успела угнаться за развитием протестного движения. Наоборот, последовал раскол или, точнее, «откол» от системной оппозиции малочисленного радикального крыла, прежде всего в партии «Справедливая Россия» (Геннадий и Дмитрий Гудковы, Илья Пономарев и др.). Закономерно, что из руководителей трех парламентских оппозиционных партий ни один не набрал в июне 2012 г. среди митингующих и двух процентов. Пути системной, парламентской оппозиции и оппозиции уличной, несистемной, ненадолго пересекшиеся осенью 2011 г. на почве общего противостояния правящей партии, снова разошлись.
Социальная база протестного движения в течение первой половины 2012 г. существенно трансформировалась:
• средний возраст снизился: в акции 12 июня молодежи до 34 лет было уже более 60 %. Более половины протестующих 12 июня представляли три группы: так называемый креативный класс, «офисный планктон» и учащуюся молодежь. Резко упало по сравнению с декабрем число рабочих, инженерно-технических работников, пенсионеров и сотрудников административных органов;
• три черты определяли социально-психологический облик участников акции 12 июня: ярко выраженная потребность в самореализации (78 %), высокая степень недовольства изменением ситуации в стране (64 %) и в своей жизни (49 %);
• участие в акциях протеста постепенно становилось все более мобилизованным и целенаправленным: 84 % участников июньского марша принимали участие в подобных акциях ранее, почти 90 % были намерены участвовать в них и впредь. По степени устойчивости мотивации и активности протестного действия выделились постоянное «ядро» (54 %), полупостоянная «периферия» (30 %) и случайные «попутчики» (16 %) (подробнее см. [Мамонов, 2012]);
• для «ядра» протестующих характерны жесткость оценок ситуации в стране, требование смены руководства государства, перевыборов президента, Государственной Думы (79 %).
Таким образом, ставить знак равенства между акциями 24 декабря и 12 июня нет оснований, несмотря на частичное совпадение групп участников. За полгода протестное движение эволюционировало в сторону поддержки несистемных политических сил, которым удалось мобилизовать в свои ряды ранее не участвовавших в политической жизни граждан. Мы имеем дело не просто с эволюцией, а, по сути, с переформатированием протестной силы.
Изменение социальной базы протестного движения привело к изменению его главных лозунгов: «антивыборные» лозунги уступили антипутинским и общеполитическим.
Таблица 20. Какие из лозунгов, озвученных на этом митинге, Вам больше понравились? (акция 12 июня 2012 г., в % от опрошенных, опрос участников митинга 12 июня 2012 г., ВЦИОМ, N = 531, открытый вопрос, любое число ответов)
Убедительная победа Владимира Путина в марте 2012 г. стимулировала лидеров системной оппозиции отказаться от альянса с радикальной, но политически бесперспективной и быстро маргинализирующейся улицей. В. Путин оказался социально, политически и идейно ближе Г. Зюганову и В. Жириновскому (не говоря уже о Д. Медведеве), чем А. Навальный или К. Собчак. Изолированное от поддержки «системщиков», деморализованное поражением на президентских выборах, забытое ушедшим в тень почти сразу после них «кандидатом протеста» Михаилом Прохоровым, уличное движение оказалось перед альтернативой: самораспуститься или найти новые темы, методы и приемы для борьбы. Когда в мае 2012 г. на Болотной площади и затем на Чистых прудах (акция «Оккупай Абай») эти новые методы и приемы были опробованы в прямом уличном столкновении с силами правопорядка, стало понятно, что альтернатива исчерпана, и движению не остается ничего, кроме как упокоиться с миром. Это и произошло в течение ближайшего года в форме «Координационного совета» оппозиции как последней стадии деградации протестного движения.
Ответ на первые акции протеста стал поспешным и резонансным. Причина такой оперативности не только в желании стабилизировать ситуацию, но и сделать эффективные стратегически значимые шаги по достижению условного консенсуса различных сил перед следующими выборами в условиях интенсивно снижающейся легитимности власти. В Послании Федеральному собранию 22 декабря 2011 г., ставшем для него последним на посту президента России, Дмитрий Медведев декларировал следующие направления реформы политической системы страны:
• возвращение прямых выборов глав субъектов РФ;
• упрощение порядка регистрации политических партий: снижение требований к численности партий с 40 000 до 500 человек, представляющих не менее 50 % регионов страны;
• отмена сбора подписей для участия в выборах в Государственную Думу и в региональные законодательные органы;
• сокращение количества подписей избирателей, необходимых для участия в выборах президента России, до 300 тыс., а для кандидатов от непарламентских партий – до 100 тыс.;
• изменение системы выборов в Государственную Думу: возвращение к смешанной пропорционально-мажоритарной системе с 225 одномандатными округами;
• изменение принципов формирования Центральной и региональных избирательных комиссий, расширение представительства политических партий в избирательных комиссиях, предоставление партиям права отзыва своих представителей в комиссиях досрочно в случае необходимости.
На практике анонсированные изменения были реализованы только отчасти, в наибольшей степени – в аспекте партийной системы[7] и прав партий на упрощенную регистрацию кандидатов на выборах,[8] тогда как восстановление прямых выборов высших должностных лиц субъектов РФ было увязано с введением так называемого муниципального фильтра и разрешением региональным законодателям не допускать на этих выборах самовыдвижения,[9] а изменения принципов формирования избирательных комиссий состояли, среди прочего, в формировании комиссий всех уровней на пять лет[10] с ограниченными возможностями для партий по замене своих представителей в этих органах, что вызвало критические оценки политиков и экспертов.[11]
Реформы мало повлияли даже на формат партийной системы. Несмотря на то, что в результате упрощения их регистрации численность политических партий увеличилась с семи в 2011 г. до 27 в 2012 г. и 55 в 2013 г., реальное влияние новых партий как политического института осталось минимальным.
По состоянию на середину 2016 г. стало очевидно, что «треть от всех партий оказалась мертворожденной настолько, что вообще не участвует в выборах, лишь десять из них (не считая четырех парламентских) смогли завоевать хотя бы один мандат в законодательных собраниях 85 субъектов РФ (и тем самым получить право автоматической регистрации на федеральных выборах). Ни одна из новых партий – по результатам прошедших за четыре года региональных и местных выборов – не обрела популярности, позволяющей претендовать на проходной, пятипроцентный, результат на выборах Госдумы. Эффективное число парламентских партий – общепринятый измеритель уровня конкуренции – на региональных выборах остается ниже трех, не превосходя аналогичный показатель в Думе, избранной в 2011 г. (2,8 %)».[12]
Увеличение числа зарегистрированных партий не способствовало расширению фракционного состава Государственной Думы. Несмотря на то, что с 1999 г. по 2018 г. численность российских политических партий заметно варьировалась под влиянием изменений законодательного регулирования их деятельности, фракционный состав Думы сохранил стабильную конфигурацию с 2007 г.
Политическая реформа усилила институциональные основы партийной системы, но слабо сказалась на фактическом положении дел, степени конкурентности партийного пространства и изменении отношения к Государственной Думе. Попытка создать новую партийную конфигурацию продолжалась в течение всего срока между выборами депутатов. Дальнейшие действия были направлены на усиление позиции «системных» партий, достижение между ними консенсуса в повседневной практике. Назовем лишь некоторые решения, которые, по нашему мнению, свидетельствуют о попытках придать партийной системе новое качество.
– Увеличение государственного финансирования политических партий: в 2014 г. с 50 до 100 руб. за каждый голос, полученный партиями, набравшими более чем 3 % избирателей на выборах депутатов Государственной Думы, в 2015 г. – до 110 руб. и в 2016 г. – до 152 руб.[13]
Таблица 21. Характеристика процесса партийного строительства
* Источник: Список зарегистрированных политических партий // Министерство юстиции Российской Федерации. URL: http://minjust.ru/ru/nko/gosreg/partii/spisok (дата обращения: 14.09.2018).
– Достижение договоренностей по выдвижению кандидатов в одномандатных округах по выборам депутатов Государственной Думы в 2016 г., в результате которых в 18 из 225 одномандатных округов не были выдвинуты кандидаты от «Единой России»[14] и победили представители системно-оппозиционных партий, а также партий-сателлитов («Справедливая Россия» – 7, ЛДПР – 5, КПРФ – 4, «Родина» – 1, «Гражданская платформа» – 1, самовыдвижение – 1). Только в трех одномандатных округах (№ 22, № 93, № 187) кандидаты от «Единой России» проиграли своим конкурентам, во всех случаях – представителям КПРФ.
Таблица 22. Информация о выборах депутатов Государственной Думы, 2016 г.
Источник: Центральная избирательная комиссия. Официальный сайт. URL: http://www.vybory.izbirkom.ru/region/izbirkom?action=show&global=1&vrn=100100067795849®ion=0&prver=0&pronetvd=0 (дата обращения: 29.08.2018).
– Продолжение и усиление взаимодействия на выборах глав субъектов РФ. За период 2012–2018 гг., то есть с момента введения выборов глав регионов по системе «муниципального фильтра», в подавляющем большинстве случаев победу одерживали действующие губернаторы или временно исполняющие обязанности глав регионов руководители. Среди победителей выборов глав субъектов РФ были и представители системной оппозиции, назначенные президентом РФ врио губернаторов (В. Потомский, КПРФ, Орловская область; А. Островский, ЛДПР, Смоленская область; К. Ильковский, «Справедливая Россия», Забайкальский край; Н. Белых, бывший «Союз правых сил», Кировская область). В таких случаях кандидаты от «Единой России» на выборах не выдвигались. Единственное поражение действующего врио губернатора произошло в Иркутской области, где 27 сентября 2013 г. во втором туре кандидат от «Единой России» С. Ерощенко уступил представителю КПРФ С. Левченко.
Таблица 23. Информация о выборах глав субъектов
Источник: Центральная избирательная комиссия. Официальный сайт. URL: http://www.cikrf.ru/ (дата обращения: 20.08.2018).
Результатом коалиционного взаимодействия стало размывание ценности политических партий как самостоятельных субъектов политики, ухудшение содержательного отношения к ним. Можно говорить о тенденции к закрытости партийной системы. Если партийные лидеры отказываются от борьбы за какие-либо посты ради сохранения мандатов и преференций для отдельных политиков, то навряд ли эта система имеет основания для реального, полноценного роста. Речь может идти об имитации, создании условий для сохранения сложившегося положения дел, но никак не о реальной борьбе за власть, готовности сменить политический курс. Таким образом, партийная реформа привела не к усилению партийного пространства, а наоборот, ослабила его, хотя по формальным признакам предпринятые действия вполне могли называться реформой.
Другим важным направлением деятельности власти, рассчитанным на перспективу, стала «борьба за легитимность». Начиная с осени 2013 г. первый заместитель руководителя Администрации Президента РФ Вячеслав Володин обозначил курс на обеспечение легитимности процедуры голосования на региональных, а затем и на федеральных выборах большого электорального цикла 2016–2018 гг. (хотя отдельные действия фиксировались и ранее, в частности, установка на избирательных участках камер наблюдения). Важными элементами данного курса стали:
• провозглашение концепции «конкурентность – открытость – легитимность» («КОЛ»)[15] как набора фундаментальных признаков электоральных процедур;
• смена председателя ЦИК в марте 2016 г.;[16]
• расширение практики видеонаблюдения[17] на выборах и использования комплексов обработки избирательных бюллетеней (КОИБов).[18]
Этот курс как безусловное требование к выборам был сохранен и после смены куратора внутренней политики в Администрации Президента РФ.
Течение большого электорального цикла продемонстрировало отсутствие массовых протестных выступлений, посвященных фальсификациям на думских и президентских выборах. Результаты исследований, проведенных ВЦИОМ в 2016–2018 гг., также свидетельствуют о том, что поставленная задача, по сути, была решена. Преобладают оценки выборов как честных, проводившихся с незначительным количеством фальсификаций.
Таблица 24. Как Вам кажется, в какой мере можно доверять результатам президентских выборов? (в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, опросы 8–12 декабря 2011 г., 7–12 марта 2012 г.,
24–25 сентября 2016 г., 19–20 марта 2018 г.)
Мы специально выделили из различных типов населенных пунктов столицы, так как именно их население склонно к повышенной критичности восприятия общественно-политической действительности. Как демонстрируют данные соцопросов, показатель легитимности выборов в 2016–2018 гг. в столицах близок к среднероссийским значениям. Однако интерес к оппозиционным политическим силам сохранился и после 2012 г., о чем свидетельствуют результаты региональных выборов, на которых при низкой явке возрастает весомость группы оппозиционно настроенных избирателей. В сентябре 2013 г. прошли значимые региональные и муниципальные выборы в Москве, Екатеринбурге, Иркутске, Петрозаводске, где представители оппозиционных сил и даже партий, не представленных в Государственной Думе, смогли одержать победу или получить высокий электоральный результат.
Таблица 25. Выборы в субъектах РФ
Источник: Центральная избирательная комиссия. Официальный сайт. URL: http://www.cikrf.ru/ (дата обращения: 20.08.2018).
Приведенные кейсы рассматриваются нами в качестве наиболее ярких примеров последствий допуска к выборам независимых кандидатов. Они продемонстрировали, что даже при переносе выборов на сентябрь для снижения электорального участия в городах и повышения роли административно мобилизуемых избирателей наличие конкуренции с обладающими реальной поддержкой политическими силами и лидерами несет серьезные риски для власти. Последующие события показали, что политическая система оказалась к ним не готова, в результате уже в следующий единый день голосования 14 сентября 2014 г. в крупных городах конкуренция была ограничена:
• на выборах губернатора Санкт-Петербурга не была зарегистрирована О. Дмитриева – наиболее сильный потенциальный конкурент губернатора Г. Полтавченко;[19]
• на выборах депутатов Московской городской думы в нарушение достигнутых ранее договоренностей в качестве кандидатов от партии «Яблоко» (единственной из непарламентских, которой не нужно было собирать для регистрации кандидатов 3 % подписей жителей избирательных округов) не были включены представители несистемной оппозиции,[20] а попытки некоторых из них зарегистрироваться в качестве самовыдвиженцев не увенчались успехом по причине отказа Мосгоризбиркома на основании недопустимо высокой доли брака в представленных подписных листах.[21]
Более того, все указанные оппозиционные политики, успешно выступившие на выборах в 2013 г., были лишены возможности повторить свой успех:
• А. Навальный был осужден за совершение тяжкого преступления и ограничен в пассивном избирательном праве, определением Конституционного суда в принятии к рассмотрению жалобы на эту норму было отказано;[22]
• прямые выборы главы Петрозаводского городского округа отменены, 13 мая 2015 г. в Устав городского округа приняты соответствующие изменения.[23] Г. Ширшина отправлена в отставку 23 декабря 2015 г.,[24] неформально поддерживавшие ее карельские политики удалены с политической арены: бывший председатель Петрозаводского городского совета О. Фокин 13 мая 2015 г. взят под арест,[25] бывший лидер карельского «Яблока» В. Попов находится под подпиской о невыезде в Финляндии в связи с объявлением в международный розыск по линии Интерпола,[26] бывший член Совета Федерации и один из самых состоятельных карельских бизнесменов Д. Алиханов, которого называли неформальным творцом победы Г. Ширшиной на выборах мэра,[27] приговорен к шести годам колонии общего режима;[28]
• прямые выборы главы г. Екатеринбурга отменены внесением поправок в Устав города 25 мая 2018 г., Е. Ройзман подал в отставку с поста главы Екатеринбурга в знак несогласия с этим решением большинства депутатов городской думы.[29]
Принятие мер по повышению открытости и конкурентности избирательного процесса позволило решить тактическую задачу формальной легитимации региональных руководителей, однако их стратегическая эффективность ограничивается в силу неготовности политической системы к рискам подлинной конкуренции. В спорных ситуациях выбор между состязательностью и управляемостью делался в пользу последней, в результате чего вновь возобладала тенденция к выхолащиванию конкурентности выборов и ее замене имитационными процедурами.
В избирательный цикл 2016–2018 гг. Россия вступила принципиально иной, чем пять лет назад. Причина этого – качественное изменение внешнеполитической ситуации, мобилизация электората вокруг власти («посткрымский консенсус»). Естественный процесс общественно-политического развития был прерван этими событиями и принял совершенно другое направление, что резко усилило позиции власти и обрушило привлекательность оппозиции для избирателей. Отношение к крымским событиям стало бесспорно консолидирующим моментом: более 90 % избирателей одобряют воссоединение Крыма с Россией. Ситуация устойчива на протяжении последних лет.
Таблица 26. Оценка правильности включения Крыма в состав России (в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600)
Причина столь высокого уровня одобрения факта воссоединения Крыма с Россией в том, что ситуация оценивается россиянами преимущественно в контексте восстановления исторической справедливости. Это определяет и эмоциональность оценок, и их устойчивость.
Таблица 27. Мотивы положительного отношения к присоединению Крыма (в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, открытый вопрос, любое число ответов)
Источник: Крым: четыре года с Россией // ВЦИОМ. 14 марта 2018 г. URL: https://wciom.ru/index.php?id=236&uid=8993 (дата обращения: 10.08.2018).
Введение Западом санкций против России «за Крым» не привело к существенному и долгосрочному повышению доли россиян, которые считают, что последствия присоединения Крыма принесли России больше вреда, чем пользы, хотя в 2016 г. такая тенденция намечалась.
Таблица 28. Оценка последствий присоединения Крыма (в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600)
Одним из ближайших последствий присоединения Крыма и Севастополя к России стало резкое повышение международного статуса страны в глазах россиян. Это привело к усилению патриотических настроений и новому легендированию власти как «своей», патриотичной и эффективной. Тема патриотизма стала одной из ключевых в избирательной кампании 2016–2018 гг., даже цементирующей – для электората правящей партии и Владимира Путина.
Таблица 29. Оценка вероятности того, что Россия в ближайшие 15–20 лет станет великой державой (в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600)
Стартовые условия избирательной кампании 2016–2018 гг. были благоприятными для сохранения общественно-политической стабильности, «посткрымского консенсуса» системных политических сил и структуры их политического представительства в федеральных органах власти. Кампания начиналась в целом в спокойных условиях, дополнительным фактором ее рутинизации стала серия действий власти, направленных на повышение управляемости электоральной ситуацией.
Во-первых, дата выборов была перенесена с декабря на сентябрь 2016 г.,[30] несмотря на то что Государственная Дума РФ, в соответствии с Конституцией, избирается сроком на пять лет и ее полномочия истекают, согласно мировой традиции исчисления сроков полномочий, спустя ровно пять календарных лет после даты предыдущих выборов.
Это резко усложнило проведение партиями и кандидатами избирательных кампаний, приходящихся на сезон массовых летних отпусков, что означало отсутствие в это время на месте проживания многих избирателей и снижение действенности агитации, особенно важной для оппозиционных партий, которые в межвыборный сезон редко получают внимание общенациональных СМИ. День голосования, таким образом, пришелся на один из последних теплых уикендов сезона, что негативно сказалось на явке. «Сценарий вялой кампании и низкой явки был изначально задан самим институциональным форматом предстоящих выборов. Выборы перенесли на сентябрь, так что основная фаза кампании пришлась на сезон летних отпусков. Тут власти явно экстраполировали на федеральные выборы-2016 сценарий региональных выборов предыдущих лет, которые проходили по принципу „чем тише, тем лучше“. Обжегшись на скандалах принудительной мобилизации электората в 2011-м, власть пошла другим путем: стала создавать такие условия, чтобы независимый избиратель вообще поменьше принимал участия в выборах, где при низкой явке доминировал бы административно зависимый и конформистски настроенный электорат».[31]
Во-вторых, в связи с переносом даты выборов и сложившейся структурой потребления медиа, а также повышением политической конкуренции, возросло значение предэлекторальных процедур. «Впервые период прохождения партиями этапа, непосредственно предшествующего избирательной кампании, приобрел самостоятельную ценность. В это время определяется и консолидируется базовый электорат политических партий. Сами партии посредством предэлекторальных процедур выявляют своих сильнейших представителей для участия в выборах, формулируют актуальную политическую повестку, на основе которой определяется электоральное предложение».[32]
В-третьих, была реализована беспрецедентная нарезка избирательных округов в регионах, где образуется более одного избирательного округа: территории крупных городов раздроблены между несколькими избирательными округами вместо образования компактных городских округов. Эта мера не только снизила возможности политического представительства городов, но и увеличила логистические издержки проведения в таких округах избирательных кампаний, резко усложнила в дальнейшем работу избранных депутатов с избирателями.[33] «Все крупные города кроме Москвы и Санкт-Петербурга были поделены между двумя-тремя избирательными округами. Благодаря такой форме джерримендеринга (демаркации избирательных округов) крупный город „исчез“ как субъект электоральной политики. Мотивы очевидны: именно „Россия-1“, как названы в работах экономгеографа Натальи Зубаревич крупные урбанизированные агломерации, в прошлом электоральном цикле показала наихудшие результаты голосования за Владимира Путина и „Единую Россию“. На сей раз в одномандатных округах эти избиратели были уравновешены куда более лояльными власти сельскими жителями».[34]
В-четвертых, изменился порядок отнесения к избирательным округам избирателей, находящихся за пределами Российской Федерации, которые оказались распределены между существенно увеличившимся числом округов (как правило, в регионах протестного голосования) вне какой-либо связи между территорией округа и отнесенными к ней заграничными участками.[35]
Таким образом, конфигурация избирательного законодательства была изменена так, что фактически ресурсы для проведения избирательной кампании во всероссийском масштабе сохранили только четыре парламентские партии. Возможности же малых партий, включая либеральные «Яблоко» и ПАРНАС, и без того ограниченные, были еще больше сокращены введением вышеописанных мер.
Кроме того, часть агитационной кампании правящей партии была перенесена на предварительную фазу путем проведения праймериз. «Денег стало меньше, а кампания – длиннее, и в ней приходится делать паузы. Поэтому на практике расчет, видимо, был такой – раскрутка и тестирование весной кандидатов, которых затем проводят через основные выборы в том числе административным путем. Летняя агитпауза сменяется кампанией итоговой агитационной мобилизации в сентябре. Наконец, третий фактор – на снижение интереса к выборам влияет отсутствие интриги и стимулов к реальной борьбе в условиях договорных матчей между властью и системной оппозицией в большинстве округов».[36]
В число главных политических факторов, определивших общий рисунок выборов-2016, вошли:
• разнесение по времени парламентских и президентскихвыборов. Избирательная кампания не стала, как было прежде, единым целым с точки зрения формирования интереса к выборам. Причины – сезонная специфика (кампания началась до, а закончилась после отпусков), пассивность партий и отдельных кандидатов. Кампания не имела последовательного развертывания, в результате чего процесс формирования электоральных установок был усложнен. Фактически электоральные предпочтения у значительной части избирателей оформились в последний момент – непосредственно в день голосования;
• сохранение «путиноцентричности» политической системы и готовности населения учитывать его рекомендацию. Уровень легитимности В. Путина – высок: около 80 % положительно оценивали его деятельность весь период кампании;
• доминирование запроса на стабильность, поступательные изменения. Неприятие радикальных изменений: «консервативная волна» стала одним из основных драйверов формирования повестки дня населения. Фиксировался настрой на кооперацию политических сил, а не на их конфронтацию;
• ослабление проблематики экономического кризиса. Население адаптировалось к кризису (по официальным оценкам экономистов, он закончился как раз к августу-сентябрю 2016 г.). На фоне общей социально-экономической стабильности это привело к ослаблению значимости кризисной повестки для населения.
Результатами такой конфигурации взаимодействия законодательных и политических факторов стали следующие основные особенности выборов-2016:
• нерезонансный характер выборов. Уровень информированности о выборах на момент голосования был высоким, но интерес к ним оставался крайне слабым. Накануне дня голосования (всероссийский репрезентативный опрос ВЦИОМ 10–11 сентября 2016 г.) лишь 4 % респондентов назвали выборы в числе главного события недели (3–4 сентября – 2 %), при том что дату проведения выборов смогли назвать 83 % респондентов. Даже при ответе на закрытый вопрос за неделю до дня голосования 49 % опрошенных заявили, что выборы им неинтересны. Причины – усталость от политики, делегендирование функциональной значимости Госдумы в общественном сознании («взбесившийся принтер»);
• невыразительность электоральной кампании. Устойчивый запрос населения на яркую избирательную кампанию реализован не был, что привело к ожидаемому снижению уровня интереса к ходу кампании, а также слабой эмоциональной вовлеченности избирателей. В итоге показатели декларируемой явки были стабильны вплоть до начала сентября;
• слабость мотивации голосования за одномандатников. Возврат к смешанной избирательной системе воспринимался скорее как инновация, однако роль одномандатников оказалась фактически не раскрыта в содержательном плане. Причина – отсутствие взаимосвязи федеральных депутатов и избирателей при формировании Думы только по партийным спискам, непонимание их дальнейшей роли в рамках избирательного округа;
• выраженность «маркерного голосования». Слабый интерес к выборам и невыразительная кампания многих участников привели к политической дезориентации избирателей. Доминировала «маркерная» (по партийной принадлежности) модель голосования. При отсутствии (очевидной слабости) кандидата-одномандатника от «Единой России» подавляющая часть респондентов не могла определиться с предпочтительным кандидатом (Воронежская область, ИО № 89 – за три недели до выборов 69 % не смогли сделать выбор; Москва, ИО № 200–66 %; Московская область, ИО № 127–72 %; Республика Башкортостан, ИО № 6–69 %; Республика Саха (Якутия), ИО № 24–50 %; Ростовская область, ИО № 150–61 %; Санкт-Петербург, ИО № 216–65 %; Хабаровский край, ИО № 70–56 %);
• регионализация кампании. Фиксировались локализация электоральной кампании и смещение основного предвыборного фокуса на региональный уровень. Федеральный сигнал оставался слабым, считывался населением ограниченно. Маркеры – повышенная актуальность местной проблематики, а не общефедеральной повестки; низкий интерес населения к предвыборным дебатам на федеральных телеканалах (только 23 % опрошенных за неделю до выборов заявили, что следили за ходом предвыборных дебатов).
Ключевыми факторами избирательной кампании для политических партий стали:
• делегендирование политических партий. Невысокая явка на выборах в Госдуму отразила и еще раз подчеркнула проблему девальвации общественно-политической значимости партий;
• размывание границ между партиями. Политическое позиционирование всех парламентских партий оказалось близко по содержанию. По принципиальным вопросам их позиция не различалась (отношение к В. Путину, Крым, кризис, санкции, поведение России на международной арене). За последние годы восприятие парламентских партий унифицировалось, идеологические различия между ними рефлексировались крайне слабо;
• высокая мобильность электората, слабостьпартийной самоидентификации избирателей. По сравнению с кампанией 2011 г. произошло резкое сокращение «ядерной группы» (тех, кто поддерживает данную партию и исключает возможность голосования за другие партии) электоральной поддержки партий. У ведущей партии, «Единой России», «ядерная группа» сократилась с 21 % до 7–10 %. При этом традиционный электорат «Единой России», решивший на выборах поддержать иные политические силы, не рассматривал это как «измену Путину»;
• на момент начала кампании (март 2016 г.) фиксировался риск усиления левых настроенийнаселения. Это было обусловлено влиянием экономического кризиса и общего запроса на перемены, обновления политики. В этот период был существенен риск значительного ухудшения «Единой Россией» своего электорального результата;
• низкая эффективность предвыборной мобилизации – такназываемого «последнего рывка». В 2011 г. оппозиционные партии (особенно ЛДПР и «Справедливая Россия») провели эффективную мобилизацию «своего» электората на фоне демобилизации электората «Единой России». В 2016 г. мобилизационный результат был выражен слабее, у КПРФ отчетливо фиксировалась демобилизация (см. рис. 6, 7, 8).
Рисунок 6. Уровень декларируемого голосования за КПРФ
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, в скобках рядом с датой указано количество недель до дня голосования)
Еще одна характерная черта выборов-2016 – дезорганизация протестного электората. Если на выборах-2011 «протестники» отчасти руководствовались предложенной А. Навальным стратегией голосования за любую парламентскую партию, кроме «Единой России», то в 2016 г. у оппозиции не оказалось объединяющей и мобилизующей идеи. Это привело к размыванию протестного голосования и снижению явки оппозиционно настроенных избирателей. В целом падение уровня явки на выборах 2016 г. по сравнению с 2011 г. обусловлено прежде всего сокращением доли колеблющегося электората. В 2011 и 2016 гг. в последнюю неделю перед выборами 44 % опрошенных заявляли о своем строгом намерении принять участие в выборах, однако в первом случае почти столько же (37 %) говорили, что скорее примут участие в выборах, тогда как в 2016 г. таких уже было только 17 %. По-видимому, колеблющиеся избиратели не дождались сигналов, которые могли бы мотивировать их на участие в выборах (см. рис. 9).
Рисунок 7. Уровень декларируемого голосования за ЛДПР
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, в скобках рядом с датой указано количество недель до дня голосования)
Рисунок 8. Уровень декларируемого голосования за «Справедливую Россию»
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, в скобках рядом с датой указано количество недель до дня голосования)
Рисунок 9. Декларируемое участие в выборах
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600)
В целом избирательная кампания 2016 г. прошла спокойно, с минимальным количеством выборных и поствыборных конфликтов, а «партия власти» в итоге получила квалифицированное большинство. «Протестов или даже мыслей о протестах после выборов депутатов Госдумы в 2016 г. не возникло не только потому, что игра была честнее, но и потому, что поражение вышло более разгромным».[37] С другой стороны, низкая явка поставила под вопрос легитимность системы. А этот вопрос был и остается ключевым политическим риском в России: «Стерилизация и рутинизация выборов в парламент была технически понятным, но эстетически ошибочным решением».[38]
Нас же интересуют не эстетические эффекты, а социальные индикаторы: хотелось бы понять, на какие изменения, происходящие и потенциальные, указали эти выборы. Главный ответ: они продемонстрировали снижение легитимности партийной системы, растущее отторжение избирателей от нее, что особенно наглядно проявилось в голосовании наиболее продвинутого населения – столиц и крупных городов.[39] Так, партии, преодолевшие барьер, представляют менее половины избирателей России в целом и только четверть избирателей Москвы и Санкт-Петербурга, причем в столицах по сравнению с выборами 2011 г. показатель сократился более чем вдвое.
Таблица 30. Итоги выборов депутатов Государственной Думы 2016 г.
Источник: Центральная избирательная комиссия Российской Федерации. Официальный сайт. URL: http://www.cikrf.ru/ (дата обращения: 14.08.2018).
В крайне низкой явке в Москве и Санкт-Петербурге можно видеть индикатор апатии, недоверия людей к выборному процессу, политической системе и актуальному «партийному меню»: радикально усилилось впечатление «люди перестают ассоциировать себя с какими-либо официальными политическими силами, продолжается разбегание народа и властной элиты».[40] Сложившая ситуация повысила риск утраты Государственной Думой легитимности в глазах населения двух столиц: в Москве и Санкт-Петербурге трое избирателей из четырех точно знают, что не голосовали за депутатов федерального парламента, и не воспринимают их как своих представителей. А ведь эта часть общества, как указывает политолог Глеб Павловский, реальнее таких конструктов, как «путинское большинство» и «демократический электорат».[41]
Результат выборов в значительной степени определялся поведением, стратегией деятельности партий, ключевых игроков избирательной кампании. Она формулировалась в зависимости от целей участия. Так, «Единая Россия» претендовала на парламентское большинство, а оппозиционные партии скорее имитировали свое участие. Их активность была направлена не на победу, не на расширение своего представительства, а на то, чтобы более или менее спокойно «переждать» период высоких рейтингов власти.
«Единая Россия» в восприятии населения выполняет роль бенефициара и защитника существующего порядка. Доминанта восприятия – часть административной системы управления страной. Такое положение дел лояльными власти избирателями оценивается скорее положительно. В крайней форме эти оценки склоняются к рефлексии предпочтительности однопартийности, при условии наличия хорошего лидера (В. Путина). Наиболее значимыми факторами электорального положения «Единой России» в 2016 г. были следующие:
• постепенный, но устойчиво развивающийся процесс делегитимации партии. В течение 2015–2016 гг. сохранялся негативный тренд электоральных показателей «Единой России». Партия находится в фазе потери легитимности. Максимальные значения декларируемой электоральной поддержки были зафиксированы в мае 2014 г. – мае 2015 г. – около 60 %. Показателем же сентября 2016 г. стали лишь 40 %;
• отсутствие уникального предложения «Единой России» избирателю. Публичное позиционирование «Единой России» в предвыборный период было размыто. Информационная активность партии была разновекторной, вследствие чего произошло распыление сигнала. Уникальное предложение партии не считывалось, терялось на фоне остальных партий;
• эффективность продемонстрировали узкоцелевые методы электоральной мобилизации таких групп поддержки «Единой России», как пенсионеры (+6 п. п., сравнительные данные за неделю до выборов), бюджетники (+12 п. п.) и бедные (+9 п. п.).
Отличительной чертой кампании 2016 г. для «Единой России» стало «смещенное дно». Если на момент выборов 2011 г. партия продолжала «падать», и дно было нащупано после выборов, то в 2016 г. дно зафиксировалось за неделю до выборов, после чего началась положительная динамика. Причина повышения электорального результата «Единой России» – демонстрация вовлеченности президента в повестку избирательной кампании и его поддержки ЕР (отставка непопулярного министра образования и науки Дмитрия Ливанова в августе 2016 г. и финальная встреча партийцев с В. Путиным).
Одной из действительно значимых технологических инноваций выборов 2016 г. стало масштабное проведение праймериз, продемонстрировавшее механизм снижения конфликтности избирательного процесса. Правда, как способ внутрипартийной конкуренции инновацию восприняли неоднозначно. Впервые праймериз прошли на выборах в Государственную Думу пятого созыва в 2007 г. как сугубо формальная внутрипартийная процедура, которая со временем получила значительное развитие. В 2009 г. норма о проведении предварительного голосования была включена в Устав «Единой России» и стала обязательной для всех выборов. Во время подготовки к выборам в Госдуму 2011 г. праймериз получили большой размах: в список вошли более 4700 кандидатов, предложенных партией, Общероссийским народным фронтом и коллективами предприятий, а выборщиками, порядка 230 тыс. человек, стали представители «Единой России» и ОНФ на паритетных началах.[42]
Следующим этапом генезиса партийной процедуры стало всенародное голосование на праймериз, введенное в 2016 г., когда воспользоваться правом выдвижения своей кандидатуры и принять участие в качестве выборщика смогли все желающие граждане вне зависимости от членства в «Единой России». Прошедшие в этом формате предварительные выборы стали для России совершенно новым явлением. Это способствовало решению целого ряда задач, однако и несло в себе множество рисков.
• Расширились рамки фактической избирательной кампании. В данном формате праймериз стали не просто информационным поводом, а позволили развернуть полноценную избирательную кампанию до начала ее официальных сроков. Во-первых, это дало возможность провести работу среди электората, недоступного во время основной кампании, приходящейся на период летних отпусков. Во-вторых, стало репетицией основной предвыборной гонки, обкаткой политических технологий. В-третьих, сняло ограничения, накладываемые избирательным законодательством (связанные с оплатой агитации из избирательных фондов, защитой объектов авторского права и т. д.). Но увеличение продолжительности избирательной кампании повысило ее стоимость. Также возможность вести кампанию вне рамок агитационного периода и, соответственно, вне рамок, накладываемых законодательством о выборах, способствовало применению кандидатами «черных» технологий, в том числе сопряженных с использованием административного ресурса, подкупа избирателей и т. д., что наложило отпечаток на выборы в целом.
• До начала активной фазы избирательной кампании минимизировались конфликты элит при формировании списка кандидатов. Однако зачастую именно благодаря праймериз внутрипартийные конфликты не просто вскрывались, а выходили в публичное пространство, что нанесло партии имиджевый урон. Некоторые конфликты провоцировались самой процедурой и спецификой организации праймериз на местах. Имели место и случаи, когда проигравшие кандидаты участвовали в выборах, выдвигаясь от другой партии. Такую возможность обусловила сложившаяся политическая система, в которой авторитет партийных структур крайне низок и преобладают сиюминутные интересы.[43]
• Мобилизация электората и поиск новых сторонников. Кандидаты, участвующие в голосовании, самостоятельно привлекали свой электорат, опираясь не только на партийную базу, но и на свой мобилизационный ресурс, который в дальнейшем, даже в случае проигрыша предварительного голосования, мог трансформироваться в ресурс общепартийный.
• Стремление сделать процесс выдвижения кандидатов более открытым, показать значимость голоса самих избирателей, продемонстрировать уважение к их мнению, что при хорошей реализации способствовало повышению доверия партии.
В ходе исследования было выявлено, что идея отбора лучших кандидатов привлекала избирателей, но она же порождала и ряд рисков в восприятии праймериз, вызванных неизвестностью процедуры и крайне ограниченным легендированием. Все же проведенные «Единой Россией» весной 2016 г. праймериз способствовали достижению внутриэлитного консенсуса, однако они не дали долгосрочного положительного эффекта в части мобилизации партийного электората. Вероятно, причина в том, что не была отыграна ситуация с «постпраймериз»: событие не закрепилось в общественном сознании как значимое, не была выстроена взаимосвязь праймериз с выборами в Госдуму (в том числе на уровне кандидатов-одномандатников). Праймериз изменили отношение избирателей к партии ненадолго: оно улучшилось в период с середины апреля по начало июня (см. рис. 10).
Рисунок 10. Уровень декларируемой поддержки партии «Единая Россия»
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600)
Причина критики праймериз избирателями – убежденность в непрозрачности процедуры. Избиратели в ходе проведенных ВЦИОМ качественных исследований часто выражали уверенность, что победу на предварительном голосовании одержат «нужные» кандидаты, и поэтому не видели смысла участвовать в «чужом спектакле». Кроме того, предварительным выборам приписывались негативные характеристики основных выборов: подкуп избирателей, использование административного ресурса для мобилизации электората, подтасовка голосов и т. д. Данные инциденты нанесли удар не только по праймериз и имиджу партии, но и сказались на восприятии основных выборов и системы власти в целом.
«Добряков всем пообещал денег, и все было проплачено. Люди стояли в очереди. Потом кончились бюллетени, и началась чуть ли не драка… Люди не хотели уходить» (из материалов фокус-групп, Ярославская область, г. Рыбинск).
«Праймериз нужны партии, а не народу. Так лидеры партии хотят привлечь избирателей, чтобы не вылететь из власти» (из материалов фокус-групп, Санкт-Петербург).
По мере подготовки к праймериз само мероприятие все чаще воспринималось как «чужое», не предполагавшее включенность избирателей, хотя и небесполезное для партии, как некое «шутовство», потеха, которое выполняло в основном развлекательную функцию. Рост информированности респондентов о праймериз снижал уровень положительного отношения к этой процедуре: по факту проведения праймериз в 2016 г. положительные оценки дали менее трети респондентов.
Таблица 31. Динамика информированности о праймериз в 2016 г. (в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600)
Таблица 32. Динамика отношения респондентов к процедуре праймериз в 2016 г.
(в % от информированных о праймериз, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600)
Как показало голосование в сентябре 2016 г., эффект «посткрымского консенсуса» в качества фактора мотивации голосования за «Единую Россию» проявился существенно слабее, чем предполагалось. По нашему мнению, этот консенсус в большей степени создал фон президентских, а не парламентских выборов. Неучет этого фактора привел к ошибкам в стратегии партий системной оппозиции. Исследования динамики рейтинга партии «Единая Россия» в 2011 и 2016 гг. свидетельствуют о близости наблюдавшихся трендов и позволяют предположить, что лишь изменение ситуации за две недели до выборов сделало возможным получение результата более 50 % по партийным спискам.
Мы отнюдь не хотим сказать, что влияния «посткрымского консенсуса» не было в принципе: он был, но его действие практически исчерпалось к началу кампании по выборам в Государственную Думу. Электоральные показатели «Единой России» выросли в марте–апреле 2014 г., но со второй половины 2015 г. наблюдалась устойчивая негативная динамика.
Рисунок 11. Уровень декларируемой поддержки партии «Единая Россия»
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600)
Итоговый показатель «Единой России» оказался близок к результату 2011 г., небольшое превышение было обеспечено за счет рывка, сделанного партией в последние две недели, за счет, как мы полагаем, своевременной отставки Д. Ливанова и широко освещавшейся встречи В. Путина с «единороссами». В какой-то степени можно говорить о реализации модели голосования «по рекомендации», личного вклада В. Путина.
Таблица 33. Результаты выборов депутатов Государственной Думы
(в % от числа принявших участие в голосовании)
Источник: Центральная избирательная комиссия Российской Федерации. Официальный сайт. URL: cikrf.ru (дата обращения: 14.08.2018).
В связи с этим представляется обоснованной точка зрения Ростислава Туровского, что «пределы возможностей „Единой России“ давно достигнуты. Партия сыграла свою консолидационную роль, объединив основную часть элиты и мобилизовав наиболее лояльного избирателя… Вершины ее популярности остались все-таки в прошлом, и вряд ли можно изобрести какой-либо хитроумный и дорогой ребрендинг, который позволил бы „Единой России“ тотально и при этом честно и обоснованно доминировать на фоне всех остальных партий на всю обозримую перспективу».[44]
Компартия, традиционно вторая по значимости политическая сила в России и первая – в оппозиции, подошла к выборам 2016 г. в неплохом состоянии. На руку ей играли, с одной стороны, изменившееся к худшему положение России в мире (антизападная риторика и ностальгия по временам холодной войны всегда были важной отличительной чертой идеологии КПРФ), с другой – экономический кризис, усиливший левые настроения (44 % опрошенных в качестве наиболее предпочтительной назвали партию, выступающую за усиление социальной поддержки населения[45]) и требования поменять правительственную политику в перераспределительном ключе (через введение прогрессивного налогообложения, дальнейшую национализацию топливно-сырьевого комплекса и др.). Серьезность заявки коммунистов на вторую по численности фракцию в Думе подтверждалась серьезными электоральными успехами КПРФ в регионах: Анатолий Локоть в 2015 г. стал мэром Новосибирска, Сергей Левченко – губернатором Иркутской области.
Однако в 2016 г. КПРФ по федеральному списку набрала всего 13,3 % – против 19,2 % в 2011 г.,[46] т. е. потеряла в процентах примерно треть электората, а в абсолютном отношении (с учетом снижения явки) – еще больше, с 12,6 до 7 млн голосов. Одномандатные округа дали коммунистам всего семь мандатов, и в сумме партия сократила численность депутатской фракции более чем вдвое, с 92 до 42 мест. Это нельзя оценить иначе, чем оглушительное поражение, хуже которого могла быть только потеря второго места в пользу ЛДПР (такой вариант просматривался, но все-таки не реализовался).
Одной из причин снижения электоральной привлекательности КПРФ стало сокращение ее идейной и политической дистанции от «Единой России» в ситуации установления «посткрымского консенсуса». Схлынула протестная война, давшая в 2011 г. много дополнительных голосов коммунистам как главной оппозиционной силе. В таких условиях – зачем голосовать за дублера, если можно поддержать напрямую основного игрока? Подчеркнуть свои выгодные отличия от партии власти КПРФ не захотела или не смогла, как и выдвинуть новых ярких лидеров федерального уровня.
Как отмечает политолог Глеб Кузнецов, «иллюзия гарантии второго места сыграла с КПРФ злую шутку. Партия, проведя ряд успешных региональных кампаний в Новосибирске, Иркутске, Марий Эл, на федеральном уровне не смогла предложить ни внятной повестки, ни интересной для избирателей идеи. Пленумы ЦК дежурно постановляют за растениеводство, а в это время традиционный красный электорат меняется. Сегодняшний пенсионер – это человек, родившийся не в 20–30-х, как это было во времена силы и славы Зюганова, а в конце 40-х – начале 50-х годов. Его, пережившего Перестройку в молодом возрасте – еще надо убедить, что за коммунистов имеет смысл голосовать. Тем более, что КПРФ не выглядит заинтересованной в использовании потенциала новых протестных групп: дальнобойщиков, ипотечников, беднеющего среднего класса. КПРФ не предложила им помощи, не дала в руки никаких политических инструментов, не снабдила даже по-современному написанной и сверстанной газетой „Правда“. Глядя на партийную агитацию, нельзя понять, а какой собственно политический сезон сейчас на дворе. 2016 или 2011, а может вообще 2003 год?».[47]
Были допущены и политико-технологические ошибки. Как отметил президент Фонда развития гражданского общества Константин Костин, сыграли роль поздний старт предвыборной кампании КПРФ, фрагментарно представленная программа и слабая политическая реклама. Невзирая на то, что умеренно-левая повестка доминирует в политическом запросе, коммунисты не сумели воспользоваться этими возможностями: «У коммунистов все сбивалось: с одной стороны, они драматизировали кампанию опасностью внешнего давления и активизацией пятой колонны, с другой – ставили ролики, в которых то дети в своих сочинениях фантазировали о том, каким должно быть будущее страны, то космонавтов пытались использовать. Мне сложно понять, зачем: на современном уровне медиапотребления такого уровня реклама смотрится как отголосок 90-х».[48]
Партия В. Жириновского в 2016 г. в очередной раз эффективно продемонстрировала свое умение превращать оппозиционный потенциал в голоса избирателей. В отличие от всех других системных оппозиционеров, ЛДПР не ухудшила, а улучшила свой результат по сравнению с 2011 г.: за нее проголосовало 6,9 млн чел., что лишь на 200 тыс. голосов меньше, чем за КПРФ (соответственно 13,14 % и 13,34 % голосов по партийным спискам). По одномандатным округам ЛДПР добрала пять мест (против семи у КПРФ) и в результате сформировала депутатскую фракцию в составе 39 мандатов (на 17 мест меньше, чем в 2011 г., в связи с реформой выборного законодательства, но лишь на три мандата меньше, чем у КПРФ). Такое выступление на выборах стало серьезным успехом партии В. Жириновского.
Вероятно, в условиях размывания символических границ между парламентской оппозицией и «партией власти» ЛДПР стала для оппозиционно настроенных избирателей наиболее предпочтительным ее вариантом. Исследования ВЦИОМ показали, что среди тех, кто недоволен своим материальным положением, ситуацией в регионе, работой губернатора, снижение поддержки «Единой России» ведет к укреплению декларируемого голосования за ЛДПР. Подобное отношение к партии, а также абсолютная известность ее лидера, доступность риторики В. Жириновского и отмеченные населением его способности к предсказанию важных общественно-политических событий позволили партии в 2016 г. выступить удачно. Анализ электоральной базы ЛДПР говорит о том, что в 2016 г. она перестала быть партией молодых, показатели ее поддержки выровнялись по возрастным когортам – вплоть до группы предпенсионного возраста.
Можно выделить несколько причин повышения поддержки ЛДПР на думских выборах и выхода партии с четвертого места в 2011 г. на борьбу за второе-третье спустя пять лет. Первая и главная – новая политико-психологическая ситуация в российском обществе, «посткрымский консенсус». Партии В. Жириновского удалось в большей степени использовать этот фактор, нежели коммунистам. Но сама по себе ссылка на данные обстоятельства объясняет рейтинговый прорыв ЛДПР далеко не полностью. Хотя бы потому, что и либеральные демократы, и коммунисты, как, впрочем, и «Справедливая Россия», устойчиво и в течение длительного времени позиционировали себя как левопатриотические силы: оттенки были различные, но позиционирование в общем было сходным. Тем не менее патриотическая мобилизация последнего времени В. Жириновскому помогла сильнее, чем Г. Зюганову.
Вокруг В. Жириновского сегодня заметно больше молодых лиц, чем вокруг Г. Зюганова, и последний воспринимается общественным мнением как фигура нединамичная, стагнирующая. В. Жириновский, несмотря на свой возраст, напротив, оценивается участниками фокус-групп ВЦИОМ как фигура динамичная, ассоциируется с молодежью. Молодежь постоянно присутствует и в его непосредственном окружении (депутаты Госдумы и молодежный актив, который появляется на мероприятиях ЛДПР), и среди избирателей либеральных демократов.
Именно эта способность к постоянному обновлению и помогла ЛДПР опередить в рейтингах коммунистов на старте избирательной кампании: «ЛДПР стремительно превращается в партию, с помощью которой относительно лояльные системе люди в рамках нынешнего „посткрымского“ консенсуса хотят передать тот самый привет разочаровывающей экономической политике властей. Она становится все более органичным электоральным партнером правоцентристской в европейском же понимании „Единой России“».[49]
Как отмечают аналитики, «успех ЛДПР имел в связи с этим ситуативный характер, отразив наличие запроса на оппозиционное голосование, сочетающееся с растущим разочарованием общества в партиях, стремящихся более последовательно и определенно выступать со своими альтернативными программами и инициативами (таких как КПРФ, „Справедливая Россия“, „Яблоко“ и ПАРНАС). В этом контексте ЛДПР, не претендуя ни на какие серьезные программы, оказалась в удобном положении „последнего убежища“ для недовольных избирателей».[50]
Став в 2011 г. довольно незаслуженно главным бенефициаром думских выборов, спустя пять лет «Справедливая Россия» потеряла почти все достижения, кроме одного – фракции в федеральном парламенте (впрочем, самой малочисленной из партийных фракций). Вместо 8,7 млн избирателей в 2016 г. эсеров поддержали только 3,275 млн т. е. в два с половиной раза меньше. В процентном отношении уровень поддержки снизился с 13,24 % до 6,22 % голосов. Думская фракция сократилась с 64 до 23 мандатов (включая семь одномандатников).
Тем не менее партия смогла сохранить думскую площадку для публичного выражения своей позиции и выполнять, пусть и в ограниченном масштабе, свое амплуа – аккумулировать электорат, разочаровавшийся во власти, но пока не готовый перейти в радикальную оппозицию к ней. На фоне протестных выступлений «белоленточного» движения в 2011–2012 гг. СР пережила раскол, завершившийся уходом наиболее радикальных и харизматичных оппозиционеров и усилением прагматично-провластного крыла партии во главе с ее лидером Сергеем Мироновым. Неслучайно фокус-групповые исследования ВЦИОМ показали, что доминирующим образом эсеров в кампании 2016 г. стала «подделка, спойлер, имитация выбора», дублер политики «Единой России». То ли конкурент, то ли дополнение «Единой России», «карманная партия», «одна из многих других», не имеющая самостоятельной политической ценности. В качестве оппозиционной «Справедливая Россия» оценивается только твердыми сторонниками самой партии и ее региональных лидеров, имеющих локальные достижения (А. Бурков в Екатеринбурге, О. Шеин в Астрахани, О. Дмитриева в Санкт-Петербурге (до марта 2015 г.).
«Это проект Кремля, задуманный специально для этого, для подстраховки „Единой России“, чтобы с коммунистического электората немножко перетягивать. Естественно, они занимаются популизмом. В принципе, если они уйдут – ничего не изменится» (из материалов фокус-групп, Москва).
Такое позиционирование сделало эсеров невнятными для избирателей, лишило их уникальной повестки и возможности выступать в качестве «доброй» альтернативы власти. Конечно, реальной альтернативой не могут быть ни КПРФ, ни ЛДПР, но они могут хотя бы претендовать на свою обособленность от власти. У «Справедливой России» в силу разных обстоятельств такой возможности нет даже на уровне предположений.
В течение всего предвыборного марафона продолжалась дискуссия о будущем партии и возможности прохождения ею пятипроцентного барьера. Не помогли партии ни радикализм в заявлениях, ни стремление использовать самые актуальные проблемы (к примеру, ЖКХ). По мнению Константина Костина, лидеры эсеров забыли, что «в политической коммуникации существует закон: самая жесткая критика с призывом уйти всей партии власти в отставку хороша для того, чтобы привлечь внимание. Но после того, как ты привлек внимание, ты должен объяснить, почему ты лучше, обосновать свое моральное право на власть. А это – программа, программа, которая отвечает запросам людей».[51]
Другой причиной поражения «Справедливой России» стала невнятная агитация: «Эта партия переоценила свои силы и значимость темы ЖКХ и капремонта, зачем-то начали проводить собрания с жильцами домов по многообещающим повесткам… Граждане уж было подумали, что кто-то готов помочь решить им наболевшие вопросы, но в итоге им предложили подписать воззвание к Миронову и на все конкретные вопросы, смущаясь, просили обращаться в офис. Все это вкупе с не совсем адекватной печатной продукцией, комиксами и неумелым заигрыванием с молодежью сыграло свою роль – худший результат за все время участия в выборах».[52]
Вероятность значимого выступления партий либерального толка на выборах-2016 с самого начала была незначительной по целому ряду причин:
• они исчезли из активной политики в предвыборный период, их выступление на региональных и местных выборах было в основном неудачным,
• их электоральная база существенно сократилась вследствие их выпадения за рубежи «посткрымского консенсуса»,
• их попытка захватить часть протестного электората привела к размыванию идеологической уникальности. Наиболее наглядный пример – участие в выборах откровенного маргинала В. Мальцева в союзе с М. Касьяновым.
Как отмечают аналитики, «во-первых, партии, находящиеся вне «посткрымского консенсуса», априори воспринимались большинством избирателей с подозрением, вне зависимости от их программ и конкретных инициатив. Это сыграло определяющую роль для провинции, отпугнув от либералов часть их прежних сторонников и не позволив приобрести новых. Во-вторых, на выборах проявился сильный моральный износ Явлинского и Касьянова (тем более важный, что „Яблоко“ сделало в ходе кампании ставку именно на „раскрутку“ Явлинского в ущерб Шлосбергу или бывшему мэру Петрозаводска Галине Ширшиной). В-третьих, не стоит недооценивать и фактора неверия либеральных избирателей в способность „Яблока“ и ПАРНАСа добиться успеха. В результате „яблочная“ либеральная мобилизация затронула только Москву и Петербург, что оказалось совершенно недостаточно для прохождения в Думу. А ПАРНАС свою мобилизацию и не начинал».[53]
Главной проблемой «Яблока» на выборах Александр Кынев назвал «высокий антирейтинг и образ партии вчерашнего дня. Много лет партия лишь теряла поддержку, и вернуть назад тех, кто в ней ранее уже разочаровался, намного сложнее, чем завоевать новых сторонников тому, кто еще никого разочаровать не успел. И ставка на образ лично Явлинского, явно относящегося к старой части политической элиты, эту проблему еще больше усугубляет. Новые надежды на выборах обычно мобилизуют лучше старых воспоминаний».[54]
Главной проблемой Партии Роста изначально была низкая известность и бренда, и ее лидера Бориса Титова, которого трудно назвать харизматичным политиком. Однако обратная сторона этого недостатка – низкий антирейтинг и высокий потенциал увеличения поддержки при росте известности. В этом смысле Партии Роста было проще, чем «Яблоку», но потенциал оказался нереализованным.
В целом малые партии в избирательной кампании 2016 г. «не выстрелили». Интерес населения к ним оказался крайне ограниченным, хотя они и обладали рядом очевидных достоинств, которые способствовали усилению внимания. Среди ключевых: потенциальная доступность партий, простота ключевого сообщения, отсутствие дискредитированного прошлого, необходимость, по мнению респондентов, активно бороться за голоса избирателей. Возможность «выстрелить» была очевидна в самом начале избирательной кампании. Этому способствовал ряд факторов, выявленных экспертами ВЦИОМ в ходе фокус-групповых дискуссий:
• усталость населения от публичной политики и политизации информационного пространства, отсутствия внимания к экономическим, бытовым проблемам населения: «У нас телевидение уже сейчас стало не телевидение, а не знаю, чего такое. Сплошная политика, одни и те же лица мелькают… Назвать другим словом можно, грубым» (из материалов фокус-групп, Архангельская область);
• усиливающееся разочарование в «большой четверке» думских партий, их объединение в сознании избирателей в некий единый провластный конструкт: «Во-первых, партии – это проедание бюджета. Во-вторых, это коррупция. Опыт в нашей стране показывает: у нас была одна партия и она меньше проедала, чем когда много партий. У нас сейчас тоже одна партия, а остальные – это все для кворума. Просто бюджет расходуется намного больше» (из материалов фокус-групп, г. Москва);
• усиление запроса на оппозицию, наличие политической альтернативы: «У нас отсутствует сильная оппозиция. Существует псевдооппозиция, которая ничего не решает. Она только отбирает голоса бедных пенсионеров. Делает вид, что у них есть какая-то альтернатива. Как отдушина существует, а по сути ничего больше не решает. Должна быть очень сильная оппозиция» (из материалов фокус-групп, Ярославская область);
• запрос на реальные дела, в первую очередь регионального масштаба.
В начале избирательной кампании в ходе фокус-групповых дискуссий наиболее высокий уровень электорального потенциала был зафиксирован у «Зеленых» и «Пенсионеров России»/«Партии пенсионеров». У этих партий было уникальное политическое предложение, электоральная ниша, а решаемые проблемы были значимы для больших групп населения.
Потенциальные конкурентные преимущества малых партий по сравнению с существующими парламентскими:
• конструктивная оппозиционность, но при этом «непродажность»;
• верность своему узкому сегменту, нераспыление направлений деятельности;
• малая дистанция между партией и ее целевой аудиторией;
• активность: малые, но резонансные и общественно полезные дела;
• отсутствие разрыва между программой и образом лидеров.
Вероятность перетока избирателей от парламентских партий к малым значительно усилилась бы в случае выполнения ими компенсаторной функции, их эффективном ответе на локальные вызовы. Как показали выборы, надежды на это оказались тщетны.
Последние выборы депутатов Государственной Думы проявили значимую территориальную дифференциацию в голосовании, что имеет особое значение для прогнозирования поведения российских избирателей. Для анализа результатов выборов депутатов Госдумы 2016 г. 12 из 14 партий (за исключением «Единой России» и «Зеленых») были сгруппированы в три категории:
• партии правого толка («либералы»): «Яблоко», «Партия Роста», ПАРНАС, «Гражданская сила», «Гражданская платформа»;
• партии левого толка: КПРФ, «Справедливая Россия», «Российская партия пенсионеров за справедливость», «Коммунисты России»;
• национал-патриотические партии: ЛДПР, «Патриоты России», «Родина».
В целом по стране наибольшую суммарную поддержку из данного списка партий получили левые партии (23,6 %), затем национал-патриотические (15,2 %), меньше всех – правые (4,4 %).
Для левых партий территориями более высокого уровня поддержки являются крупные города-миллионники и с населением свыше 500 тыс. человек; в них результат составил 28,9 % и 27,0 % соответственно. В остальных городских населенных пунктах уровень поддержки выше среднего по стране: от 24,1 до 26,4 %. Меньше всего левые партии набрали в селах – 18,9 %.
Электоральный результат национал-патриотических партий выше всего в городах с населением менее 500 тыс. человек. Эти партии отличаются крайне равномерной поддержкой со стороны городского населения: показатели различаются менее чем на 2 п. п. В сельской местности поддержка национал-патриотических партий ниже (12,7 %), но в целом полученные результаты позволяют делать вывод об ограниченном влиянии поселенческого фактора на электоральные шансы партий данной идеологии.
Таблица 34. Результаты голосования за политические партии на выборах депутатов Государственной Думы в 2016 г.
* Установить принадлежность участков к какому-либо типу населенного пункта невозможно в связи с отсутствием адреса на сайте ЦИК РФ.
Источник: Выборы, референдумы и иные формы прямого волеизъявления // Центральная избирательная комиссия Российской Федерации. Официальный сайт. URL: http://www.vybory.izbirkom.ru/region/region/izbirkom?action=show&root=1&tvd=100100067795854&vrn=100100067795849®ion=0&global=1&sub_region=0&prver=0&pronetvd=0&vibid=100100067795854&type=233 (дата обращения: 20.08.2018).
Правые партии самый высокий суммарный результат получили в столицах: 17,6 % от числа всех голосов. Однако уже в миллионниках их кумулятивный показатель составил 6,2 %. Если учитывать поддержку правых партий городским населением в целом, то суммарный показатель составляет 5,6 %, а в селах – 1,7 %. Разница между максимальным и минимальным значением в различных типах населенных пунктов превышает десять раз.
Президентские выборы 2018 г. были в значительной степени предсказуемыми, так как на очередной срок предстояло баллотироваться создателю и безусловному лидеру современной России – Владимиру Путину, и сомнений в его победе уже в первом туре не было ни у кого. Выборы носили «промежуточный» характер и должны были подтвердить легитимность главы государства на середине его долгого двойного срока. Важнейшими вопросами, которые решались на выборах, стали не имя и результаты победителя и его ближайших соперников, а другие.
• Насколько велик кредит доверия В. Путину после 17 лет его (в том или ином качестве) лидерства?
• Насколько свободен будет В. Путин в своем выборе политического курса по итогам выборов – или, напротив, насколько его руки будут связаны предвыборными обещаниями?
• Насколько способен В. Путин и его команда правильно уловить и использовать актуальную повестку дня, попасть в магистральный общественный запрос на обновление, на быстрые перемены к лучшему?
• Удастся ли поднять общую легитимность политической системы через повышение явки на выборы?
• Получится ли обеспечить представительство на выборах, включая список кандидатов, всех основных идейно-политических сил без угрозы потери управляемости электоральным процессом?
• Удастся ли обеспечить высокий результат лидера без широкомасштабных нарушений и фальсификаций, снижающих легитимность режима внутри страны и на Западе?
Выборы также должны были определить рамку трансформации России к 2024 г., когда, согласно действующей Конституции, Владимир Путин не сможет участвовать в выборах президента.
К началу 2018 г. общественный запрос на перемены был отчетливо выражен – его декларировали около 90 % респондентов, – при этом зафиксирована высокая степень его радикализма. Этот запрос сохранял устойчивость на протяжении всей избирательной кампании, причем его декларировали не только оппозиционно настроенные избиратели, но и твердые сторонники В. Путина.
Одновременно усиливался запрос на новые лица в политике. Этот запрос выражен особенно среди молодых респондентов, которые уже стали одной из ведущих сил нового протестного движения, связанного с именем А. Навального.
Еще более отчетливо этот запрос фиксировался в ходе фокус-групповых дискуссий, что объясняется меньшим давлением в таких беседах уже сформировавшихся установок и готовностью отказываться от социально одобряемых точек зрения.
«[Чтобы] жить по-новому, взгляд должен быть новый на жизнь. Молодых надо продвигать, у них сил больше. Опыта пусть нет, но они хоть прогрессивны» (из материалов фокус-групп, Свердловская обл., г. Ревда).
«Старшие все-таки к стабильности больше тяготеют. Хочется, чтобы что-то новое у нас появилось, молодое и азартное. У старших азарта мало» (из материалов фокус-групп, Свердловская обл., Екатеринбург).
Таблица 35. Пожалуйста, выберите суждение, которое в наибольшей степени соответствует Вашему мнению
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, 2018 г.)
Таблица 36. За какого из двух политиков Вы с большей вероятностью отдали бы свой голос на выборах? (в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, 21–25 июля 2017 г.)
Такая ситуация отнюдь не противоречила запросу на стабильность, скорее, переплеталась с ним. В этом контексте абсолютное большинство как среди всех россиян, так и среди молодежи (77 и 71 % соответственно) выступают за стабильность и спокойную жизнь.
Таблица 37. Какое из утверждений Вам ближе?
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, 14–16 февраля 2018 г.)
Эти данные косвенно свидетельствует о реальной степени готовности общества к переменам. Изменения желательны и необходимы, но они не должны угрожать сложившемуся порядку и разрушать привычный образ жизни. Это стало важным механизмом «самостабилизации» протестных настроений и снижения радикализма действий большинства населения. Похожим образом действовало массовое сознание на рубеже 2011–2012 гг., когда протестное «белоленточное» движение, став следствием широкого запроса на перемены в общественной жизни, своими лозунгами, действиями и лицами скорее напугало, чем вдохновило большинство избирателей, что и предопределило уверенную победу В. Путина на выборах-2012. Широкий запрос на перемены в 2018 г. не канализировался в протестное голосование по трем причинам:
• из-за страха ухудшения ситуации, который перевесил стремление к изменениям,
• в силу отсутствия среди кандидатов политиков, способных эффективно персонализировать данный запрос;
• благодаря эффективным действиям В. Путина по перехвату общественного запроса на перемены.
Выборы-2018 для значительной части избирателей изначально не содержали ни интриги, шанса на изменение (что привлекает избирателей на выборы в высококонкурентных политических системах), ни эффекта «праздника» (важного мотиватора к участию в выборах в низко-и и неконкурентных системах). Оценки выборов президента как торжественного события декларировали лишь треть опрошенных, среди сторонников В. Путина – 42–45 %. Это отразило факт восприятия выборов как проходного, маловажного, ничего не меняющего в реальной жизни мероприятия.
Значимой динамики показателей в период избирательной кампании зафиксировано не было. Преобладание мнений о рутинности выборов зафиксировано как среди всех опрошенных, так и среди электоральных сторонников В. Путина. Борьба с такими представлениями – через создание ощущения конкурентности выборов путем выдвижения целой линейки новых кандидатов и формирование атмосферы «праздника» – стала важной задачей команды В. Путина, заинтересованного в высокой явке и легитимности выборов.
Таблица 38. Выберите утверждение, с которым Вы в большей степени согласны
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600)
Таблица 39. Выберите утверждение, с которым Вы в большей степени согласны
(в % от сторонников В. Путина, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600)
Выборы президента воспринимались большинством опрошенных как игра с заранее понятным результатом, причем это мнение было сильно выражено уже на старте избирательной кампании и стало преобладать к ее завершению. Это снижало интерес и, соответственно, ослабляло мотивацию участия граждан в выборах.
Таблица 40. Выберите утверждение, с которым Вы в большей степени согласны
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600)
Повышение информированности о выборах не стало фактором усиления интереса к ним.
Таблица 41. Знаете ли Вы, когда состоятся следующие выборы президента РФ? Если знаете, пожалуйста, назовите месяц, год (в % от опрошенных, открытый вопрос, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600)
Такая ситуация чревата получением социально одобряемых ответов, что осложняет процесс понимания реального состояния общественного мнения. Нечувствительность избирателей к посылаемым в ходе кампании месседжам фиксировалась и на уровне декларируемой явки: в течение 2017–2018 гг. показатели были стабильными.
Воздействие избирательной кампании на уровень декларируемой явки также было ограниченным.
Таблица 42. Примете ли Вы участие в выборах президента, которые состоятся в марте 2018 г., или нет? (в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600)
На протяжении двух последних месяцев избирательной кампании активность несистемной оппозиции – А. Навального и его сторонников – была направлена на бойкот выборов в связи с отсутствием на них конкуренции. Результаты исследований демонстрируют крайне ограниченный эффект этой стратегии, а также преобладание отрицательного отношения к идее бойкотировать голосование. Если в части информированности была зафиксирована положительная динамика показателя, то в части отношения ситуация была стабильна: группа положительной оценки составляла 5–7 %.
Таблица 43. Информированность о предложении не идти на выборы в знак несогласия с отсутствием конкуренции на выборах, то есть бойкотировать выборы (в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, 2018 г.)
Таблица 44. Отношение к предложению не идти на выборы в знак несогласия с отсутствием конкуренции на выборах, то есть бойкотировать выборы (в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, 2018 г.)
Вместе с тем кампания «Забастовка избирателей», которую ее авторы считают успешной,[55] имела масштаб, достаточный для того, чтобы обозначить риск воздействия на легитимность выборов, особенно в крупных городах.
Таблица 45. Отношение к предложению не идти на выборы в знак несогласия с отсутствием конкуренции на выборах, то есть бойкотировать выборы (в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, 8–12 марта 2018 г.)
Низким уровнем известности и поддержки избирателей характеризовалась не только кампания бойкота, но и другие формы протестного поведения, к которым представители несистемной оппозиции прибегали в ходе предыдущих избирательных кампаний: порча бюллетеней и принцип голосования «за любого другого кандидата». Группа положительного отношения к предложению испортить бюллетень составила 2–4 %, а голосование за любого кандидата, кроме В. Путина – 6–8 %.
Таблица 46. Информированность о предложении прийти на выборы и испортить бюллетень или унести его с собой (в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, 2018 г.)
Таблица 47. Отношение к предложению прийти на выборы и испортить бюллетень или унести его с собой (в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, 2018 г.)
Таблица 48. Информированность о предложении прийти на выборы и проголосовать за любого кандидата, кроме Владимира Путина (в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, 2018 г.)
Таблица 49. Отношение к предложению прийти на выборы и проголосовать за любого кандидата, кроме Владимира Путина (в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600)
Таким образом, «антипутинская мобилизация» не состоялась, повышения поддержки оппозиционных кандидатов благодаря притоку протестного электората не произошло.
Сигнальное голосование – специфический тип политического поведения, характеризующийся желанием избирателя дать «сигнал» власти о том, что его что-то не устраивает, путем подачи голоса за одну из оппозиционных партий/кандидатов. Сигнальное голосование отличается от обычного протестного тем, что обращено не к оппозиции, а к власти, и не связано с потерей ею политической поддержки. Политик может оставаться народным кумиром, но получить заметно меньше голосов на выборах/референдуме, так как часть его сторонников хочет продемонстрировать ему недовольство теми или иными аспектами собственного положения и/или его политического курса.
На выборах 2018 г. риск сигнального голосования как массового явления в масштабах всей страны не реализовался, эта тенденция не вышла за пределы отдельных социальных и электоральных групп. Так, о необходимости привлечь внимание власти к проблемам внутри страны чаще заявляли студенты (53 %), избиратели в возрасте 18–24 лет (51 %), жители городов-миллионников (45 %) и сторонники П. Грудинина (42 %). Но в отдельных регионах, где присутствовали такие факторы, как недовольство местной властью, низкий уровень жизни, отсутствие позитивных изменений социально-экономической ситуации, сигнальное голосование получило заметное распространение (самым ярким примером здесь стала Якутия, где кандидат от КПРФ получил наивысший результат в стране).
Таблица 50. Существует мнение, что неучастие в выборах президента – это возможность обратить внимание власти на необходимость решения проблем внутри страны: в нашем городе, регионе, стране. Вы согласны или не согласны с этим мнением? (в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, 2018 г.)
Одним из мотивов электоральной мобилизации стали опасения относительно ухудшения ситуации в стране в случае ухода В. Путина с поста президента. Этот мотив среди всех избирателей был широко распространен (на уровне 61–64 %), среди электоральных сторонников В. Путина опасения были выражены еще сильнее (81 %), что позволяет говорить об успешной негативной мобилизации сторонников В. Путина.
Фокус-групповые исследования показали, что понимание российской политической системы как построенной вокруг одного центра силы и персонализированной в одном человеке способствовало усилению опасений относительно негативных изменений в России в случае прихода к власти иного лица. Такие опасения были выражены не только среди твердых сторонников В. Путина, но и среди потенциальных сторонников П. Грудинина, и способствовали ограничению электоральной поддержки последнего. При этом страхи носили разноплановый, всеобъемлющий характер.
Таблица 51. Пожалуйста, выберите суждение, с которым Вы согласны в большей степени
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, 11 декабря 2017 г. – 12 марта 2018 г.)
«Система заточена не под демократическую смену правителей, а под прямую передачу власти» (из материалов фокус-групп, г. Москва).
«Неизвестно, что будет, если Путин уйдет» (из материалов фокус-групп, г. Алейск).
«Вертикаль власти выстроена, и выстроена под одного человека. Сможет ли Грудинин удержать власть, руководить всеми силовиками, как Путин? Тревожно за это» (из материалов фокус-групп, г. Москва).
«Люди боятся перемен, боятся потерять стабильность, боятся, что будет вновь дефицит, как в СССР» (из материалов фокус-групп, Ярославская область, г. Ростов Великий).
Актуализации опасений в связи с возможным уходом В. Путина способствовала рефлексия внешнеполитического курса России как самостоятельного, не устраивающего руководство западных стран, стремящихся сменить президента России. В ситуации усиления резонансности внешнеполитической повестки[56] в последние недели перед выборами этот мотив приобрел большую значимость.
Таблица 52. Пожалуйста, выберите суждение, с которым Вы согласны в большей степени
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, 11 декабря 2017 г. – 12 марта 2018 г.)
По совокупности факторов можно говорить о существенной значимости компонентов негативной мобилизации электората В. Путина (мотив страха угрозы, потери). Налицо разрыв между запросом на перемены и голосованием избирателей по принципу «лишь бы не было войны». Преодоление этого разрыва – ключевая задача четвертого президентского срока В. Путина, когда ему придется реализовывать прежде всего запрос на изменения, а не только эффективно выполнять функцию защитника статус-кво.
Выборы президента прошли по иному сценарию, нежели выборы депутатов Государственной Думы в 2016 г.: резко выросли явка и результат основного кандидата. Неофициально обсуждавшаяся задача достичь уровня поддержки В. Путина более чем половиной от числа избирателей России (так называемый план 70:70[57]) была решена, при этом результат был признан легитимным! Таким образом, были реализованы оба важнейших приоритета, что на старте кампании казалось принципиально нерешаемой задачей: высокий уровень явки трудно достижим без административной мобилизации, которая сама по себе снижает, особенно в высокоурбанизированных зонах, уровень легитимности выборов.
Как указывают аналитики, «высокая явка объясняется несколькими факторами. Во-первых, качественной работой избиркомов. Два поквартирных обхода с разъяснением особенностей выборов привели к практически абсолютному информированию электората России. Во-вторых, большую роль сыграла административная работа власти, начиная от администрации президента и до муниципалитетов. И это не тот самый административный ресурс, а формирование системы побуждения электората к голосованию. Без угроз и истерик. В-третьих, была важна работа кандидатов. Они вернули в нашу жизнь политику и заставили поверить, что участие в ней простых граждан не бесполезно. Наконец, в-четвертых, сыграло беспрецедентное давление внешнего мира на Россию – обвинения во вмешательстве в выборы в США, Олимпиада, кремлевский список, кризис с Британией – все это заставило избирателей объединиться вокруг власти».[58]
Крайне важным политическим итогом выборов стали показатели явки в столицах. И в Москве, и в Санкт-Петербурге уровень явки был близок к общероссийскому, как и показатели голосования за основного кандидата. В этом – их принципиальное отличие от провальных в этом смысле для власти парламентских выборов-2016.
Таблица 53. Результаты выборов президента РФ 18 марта 2018 г.
Источник: Центральная избирательная комиссия. Официальный сайт. URL: http://www.cikrf.ru/ (дата обращения: 20.08.2018).
В значительной степени формат избирательной кампании был предопределен темой бойкота выборов, которая требовала ответных действий, поскольку «отказав Алексею Навальному в праве участвовать в выборах, власти предоставили ему возможность записать в свои активные или пассивные сторонники любого абсентеиста».[59] Явка должна была быть убедительно высокой и притом верифицируемой в больших городах.[60] Таким образом, решалась проблема общественного раскола, который стал намечаться после выборов в Государственную Думу 2016 г. Можно предположить, что эффект кампании бойкота Алексея Навального повысил итоговый процент поддержки В. Путина, поскольку не пришли голосовать именно те, кто настроен против действующей власти, а в случае их участия и протестного голосования за Павла Грудинина или Ксению Собчак уровень поддержки действующего президента мог бы оказаться ниже.
Значительный эффект на повышение явки оказали действия официального организатора выборов – Центральной избирательной комиссии РФ: «скорее всего, основную роль в повышении явки сыграла массированная информационная кампания ЦИК. Чем ближе к выборам, тем больше напоминаний о необходимости прийти и проголосовать сыпалось на избирателей через сообщения СМИ, СМС от ЦИК, письма по электронной почте, листовки в почтовых ящиках, плакаты на улицах и агитацию волонтеров в общественных местах, разговоры с руководством на работе».[61] Уровень заметности рекламно-информационных материалов ЦИК РФ был существенно выше, чем материалов кандидатов, в особенности среди представителей молодого и среднего возраста.
Таблица 54. Уровень фиксации различных форм информирования о выборах и агитационных материалов кандидатов (в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, 3–5 марта 2018 г.)
Значимым фактором повышения явки, особенно в крупных городах, стало внедрение системы «Мобильный избиратель», предоставившей возможность проголосовать по месту фактического пребывания. Информированность о новых возможностях голосования достигла к концу кампании практически максимально возможных значений – 80–90 %.
Таблица 55. Информированность о возможности проголосовать по месту фактического нахождения (в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, 2018 г.)
Таблица 56. Значимость возможности проголосовать по месту фактического нахождения
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, 2018 г.)
Сыграла свою роль и кампания «корпоративной мобилизации». В отличие от административной, ее основными организаторами выступали руководители, формальные и неформальные лидеры производственных коллективов. Некоторые эксперты подчеркивали значимость данного факта: «Свидетельства о принуждении к голосованию со стороны работодателей буквально заполняют отчеты наблюдателей и прессы: где-то избирателей подвозили к участкам на автобусах, где-то руководители подразделений записывались наблюдателями и просто отмечали пришедших на участок сотрудников, массовый характер носили фотографии на телефон бюллетеней и экранов КЭГов, которые затем отсылались руководству в качестве подтверждения голосования (согласно отчету „Голоса“, в Ивановской области такие фотографирования были отмечены на всех (!) участках, где были наблюдатели), где-то сотрудники должны были переписаться на определенные участки, где-то – лишь послать СМС или сообщение по вотсапу с указанием номера участка».[62] Такое мнение не находит отражения в результатах опросов: доминирует мнение о добровольном участии большинства избирателей в голосовании.
Таблица 57. С каким из утверждений Вы в большей степени согласны?
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600)
В целом выборы-2018 и их результаты признаны обществом как безусловно легитимные, такое мнение выборов усиливалось в ходе всей кампании. Группа заявляющих о нелегитимности выборов не превышала пятой части избирателей, большинство из которых негативно настроены по отношению к власти. Очевидно, в данном случае речь идет о переносе общего негативного отношения на выборы.
Таблица 58. Если говорить про предстоящие в марте президентские выборы, то как Вы считаете, как они пройдут? С каким из утверждений Вы в большей степени согласны?
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, 27 ноября 2017 г. – 12 марта 2018 г.)
Признаки поствыборной делегитимации не фиксировались в ходе подготовки к выборам. Эффективность делегитимации выборов, призывов к участию в митингах, акциях протеста в связи с несогласием с их результатами оказалась низкой, массовых выступлений по этой теме не ожидалось. Уровень информированности об этом не превышал 21 %, а уровень поддержки – 5–7 %.
Таблица 59. Информированность о призыве к участию в митингах, акциях протеста в знак несогласия с результатами выборов (в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, 2018 г.)
Таблица 60. Отношение к призыву об участии в митингах, акциях протеста в знак несогласия с результатами выборов: отношение (в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, 2018 г.)
В кампании 2018 г. Владимиру Путину как основному кандидату предстояло победить прежде всего «самого себя»: обеспечить такой уровень легитимности, чтобы иметь основания и возможности реформирования страны в следующие шесть лет. Речь идет о необходимости обеспечения и высокой явки, и хорошего результата голосования. Все это крайне важно, если рубежной точкой рассматривать не «промежуточный» 2018 г., а «финальный» 2024 г. В ходе выборов-2018 команде В. Путина удалось одновременно решить обе главные задачи, несмотря на их трудносовместимость: обеспечить высокую явку на выборы и их чистоту от нарушений и фальсификаций. Легальность президентских выборов была поддержана их высокой легитимностью, которую не смогли оспорить оппоненты В. Путина ни в России, ни за рубежом.
Уровень декларируемого голосования за В. Путина имел тенденцию к снижению на протяжении активной фазы избирательной кампании. Динамика показателя существенно отличается от ситуации 2011–2012 гг., когда был обеспечен небольшой рост показателя. В 2017–2018 гг. фиксировалась негативная коррекция. Она была сильнее выражена при поквартирном опросе, слабее – при телефонном.
Таблица 61. Динамика декларируемого голосования за В. Путина
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600)
Таблица 62. Динамика групп электоральной поддержки В. Путина
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, 7 декабря 2017 г. – 12 марта 2018 г.)
* Голосуют только за В. Путина, других кандидатов не рассматривают.
** Голосуют за В. Путина, но допускают возможность голосования за других кандидатов.
Возможной причиной отрицательной динамики последних недель перед выборами является высокий уровень мобильности электората В. Путина: преобладание электоральной периферии над твердыми сторонниками наблюдалось на протяжении всей активной фазы избирательной кампании. Группа ядерного электората действующего главы государства не превышала 31 %, а коридор колебания величины ядерной группы был узок: 28–31 %. Такое соотношение ядра и периферии создавало риски для В. Путина. Ему предстояло убедить именно периферийную группу в необходимости голосования за себя. Мобильность путинского электората можно охарактеризовать как умеренную.
При этом существенных колебаний показателя допустимого голосования за В. Путина не фиксировалось. Можно говорить о небольшой негативной коррекции, но при почти 90-процентном показателе допустимого голосования она несущественна.
Выборы президента – 2018 завершились сверхуспешно для действующего главы государства: он был переизбран на очередной срок с высочайшим результатом 76,69 %, с высокой явкой и без скандалов, способных бросить тень на чистоту выборов.
Такое повышение поддержки В. Путина на выборах 2018 г. связано с целым набором факторов как устойчивого характера (уменьшение количества кандидатов, усиление мобилизационной риторики по сравнению с 2012 г.), так и ситуативного (имитационный характер предвыборной активности кандидатов, усиление международной напряженности перед выборами и т. д.).
Таблица 63. Динамика группы допустимого голосования за кандидатов
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, сентябрь 2017 г. – март 2018 г.)
Значимое усиление поддержки В. Путина было достигнуто за счет всех возрастных групп. Но существенным фактором повышения электорального результата стало усиление его поддержки по сравнению с 2012 г. среди молодежи (показатель декларируемого голосования за В. Путина в возрастной группе 18–24 года увеличился на 17 п. п.) и пенсионеров («60+») (+22,9 п. п.). Мы специально выделяем эти группы, так как они традиционно являются самыми «тяжелыми» для власти по причине большей распространенности оппозиционных настроений. Среди самых возрастных россиян традиционно сильны левые настроения, среди молодежи – уровень поддержки «новой оппозиции».
Таблица 64. Поддержка В. Путина в возрастных группах по данным экзитпола
(в % от опрошенных)
Источник: данные зкзитполов ВЦИОМ.
И если причины усиления поддержки в старшей группе в целом лежат на поверхности (эмоциональный фактор – мобилизационная повестка, рациональный фактор – прибавка к пенсии, «усушение» темы повышения пенсионного возраста), то мотивы молодежи менее очевидны.
В 2012 г. представители этой группы были успешно мобилизованы Михаилом Прохоровым, но повторить этот успех претендовавшей на симпатии данного сегмента электората Ксении Собчак не удалось.
Вероятная причина – усиление в восприятии молодежью силовых компонентов в образе В. Путина: по сравнению с 2012 г. респонденты 18–24 лет стали чаще говорить, что В. Путин – сильный лидер (88 %, рост на 17 п. п.), проводит правильную внешнюю политику (85 %, рост на 25 п. п.), добился повышения авторитета России в мире (81 %, рост на 17 п. п.).
Таблица 65. Соответствие характеристики В. Путину
(в % от респондентов 18–24 лет, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, ответ «Характеристика скорее подходит», приведены варианты с наибольшей динамикой в данной возрастной группе)
Источник: 2012 год: Общероссийский репрезентативный опрос, метод: личное интервью, объем выборки – 1600 респондентов, ошибка выборки не превышает 3,5 %. Опрос проведен в марте 2012 г.
2018 год: Общероссийский репрезентативный телефонный опрос. Объем выборки – 1600 респондентов, статистическая погрешность не превышает 3,5 %. Опрос проведен 14–16 февраля 2018 г.
Принципиальным отличием результатов президентских выборов 2018 г. от предыдущих стало заметное повышение электорального результата В. Путина среди городского населения.
Именно в крупнейших городах фиксируется самый значительный прирост голосов в пользу Владимира Путина по сравнению с предыдущей президентской кампанией. Например, в Москве глава государства получил 70,88 % голосов (против 46,95 % в 2012 г.), а в Санкт-Петербурге – 75,01 % (против 58,77 %). По оценкам экспертов, главной причиной этого роста стала патриотическая мобилизация ввиду внешнеполитических угроз, олицетворением которой стал В. Путин.[63]
Таблица 66. Результаты голосования на выборах президента РФ
Источник: Центральная избирательная комиссия. Официальный сайт. URL: http://www.cikrf.ru/ (дата обращения: 20.08.2018).
При оценке результатов выборов 2018 г., особенно в крупных городах, необходимо учитывать влияние неэлекторальных способов достижения результата,[64] которые оцениваются как заметно снизившиеся по сравнению с 2012 г. и особенно с 2008 г., однако достаточно существенные.
Таблица 67. Результаты голосования на выборах президента РФ
Источники: Центральная избирательная комиссия. Официальный сайт. URL: http://www.cikrf.ru/; Экспертная оценка и расчеты С. Шпилькина по авторскому методу. URL: https://www.inliberty.ru/article/regime-shpilkin (дата обращения: 28.08.2018).
Ключевым событийным фактором, сформировавшим информационную карту россиян, стало отравление бывшего российского разведчика Сергея Скрипаля и последовавшее 13 марта заявление премьер-министра Великобритании Терезы Мэй о высокой вероятности причастности к этому инциденту России. Это событие, бесспорно, мобилизовало часть избирателей, поскольку содержало компоненту несправедливости. В течение всей предвыборной недели это событие находилось в топе наиболее резонансных информационных событий для россиян.
Таблица 68. Динамика резонансности информационных тем в марте 2018 г.*
(в % от опрошенных, общероссийский ежедневный телефонный опрос ВЦИОМ «Спутник», N = 1000, 2018 г.)
* Вопрос: «Последняя неделя была насыщена экономическими, политическими, спортивными и культурными событиями. А что из этого Вам запомнилось, огорчило Вас, а, может быть, обрадовало?» (Открытый вопрос, до трех ответов).
Кандидат от КПРФ на выборах 2018 г. стал новым лицом в федеральной политике. С одной стороны, его появление в кандидатском списке отвечало на общественный запрос на новизну в политике, с другой – проиллюстрировало сложные внутренние политические процессы в КПРФ. Главным интересантом его участия в выборах был Геннадий Зюганов, который сам едва ли мог бы продемонстрировать хороший результат, что поставило бы вопрос о целесообразности сохранения за ним лидерства в партии. Выдвижение П. Грудинина вне зависимости от полученного результата способствовало сохранению лидерских позиций Г. Зюганова: при хорошем исходе это стало бы следствием его политической мудрости, при плохом он бы доказал свою силу даже фактом неучастия в выборах. И главное: при любом раскладе новый политик П. Грудинин, не будучи членом КПРФ, не усилил бы ни одну из внутрипартийных групп.
Кейс П. Грудинина примечателен для российской электоральной истории тем, что абсолютный новичок по результатам кампании оказался одним из ее лидеров (занял второе место). За период избирательной кампании уровень его известности увеличился с 42 % (сразу после партийного съезда, хотя информированность носила преимущественно фоновый характер) до 90 %, то есть почти достиг абсолютного потолка. При этом повышение электорального рейтинга было крайне незначительным, что свидетельствует о наличии принципиальных внутренних ограничений для роста данного показателя, определяемого персональными характеристиками кандидата и особенностями его ролевого позиционирования.
Таблица 69. Вы знаете или нет, кто такой Павел Грудинин? (в % от опрошенных, общероссийский ежедневный телефонный опрос ВЦИОМ «Спутник», N = 1000, 28 декабря 2017 г. – 16 марта 2018 г.)
Обладая низким стартовым уровнем известности, П. Грудинин изначально находился в сложных условиях ввиду скоротечности избирательной кампании. Результаты опросов свидетельствуют, что доля допускающих голосование за П. Грудинина не превысила в итоге соответствующий показатель традиционного кандидата от КПРФ на президентских выборах – Г. Зюганова, зафиксированный в декабре 2017 г.
Таблица 70. Скажите, Вы в принципе допускаете или не допускаете для себя возможность проголосовать на президентских выборах за П. Грудинина (до 15 января – Г. Зюганова)?
(в % от опрошенных, общероссийский ежедневный телефонный опрос ВЦИОМ «Спутник», N = 1000, сентябрь 2017 г. – март 2018 г.)
В ходе телефонного опроса уровень допустимого голосования был несколько выше, чем зафиксированный в ходе поквартирного опроса, но все равно был недостаточный для надежды на значимый результат.
Таблица 71. Скажите, Вы в принципе допускаете или не допускаете для себя возможность проголосовать на президентских выборах за П. Грудинина? (в % от опрошенных, общероссийский ежедневный телефонный опрос ВЦИОМ «Спутник», N = 1000, 2018 г.)
Как видим, П. Грудинину не удалось преодолеть ограничения позднего старта избирательной кампании. Формирование электорального ядра кандидата фактически не состоялось: доля респондентов, допускающих голосование только за него, не превышала 10–12 % от его потенциальных сторонников, что составляет около 2 % опрошенных в целом.
Таблица 72. Вы в принципе допускаете или не допускаете для себя возможность проголосовать на президентских выборах не за П. Грудинина?
(в % от допускающих голосование за П. Грудинина, общероссийский ежедневный телефонный опрос ВЦИОМ «Спутник», N = 1000, 2018 г.)
Электорат П. Грудинина был необычайно мобилен, и возможное голосование за этого политика – результат влияния ситуативных факторов. Ключевой проблемой для него стала слабая конвертация партийного коммунистического электората в персональных сторонников: показатель не превысил половины представителей этой категории избирателей. Таким образом, почти половина коммунистического электората не смогла принять П. Грудинина как «своего кандидата». Мобилизация коммунистического электората вокруг него в течение всей кампании росла, но темпы роста явно не соответствовали избирательной стратегии (см. табл. 73).
Таблица 73. Уровень декларируемого голосования за П. Грудинина среди сторонников КПРФ (в % от декларирующих голосование за КПРФ, общероссийский ежедневный телефонный опрос ВЦИОМ «Спутник», N = 1000, 2018 г.)
Итак, П. Грудинин, по большому счету, не смог ни консолидировать традиционный коммунистический электорат, ни приобрести значительного числа новых сторонников. В результате подавляющее большинство избирателей в возрасте от 60 лет и старше проголосовали за В. Путина.
Таблица 74. Декларируемое голосование за кандидатов
(в % от опрошенных, всероссийские телефонные репрезентативные опросы ВЦИОМ)
Источники: общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, 12–17 марта 2018 г., общероссийский ежедневный телефонный опрос ВЦИОМ «Спутник», N = 6000, ошибка выборки не превышает 2,5 %; общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, 20–27 февраля 2018 г., объем выборки 1600 респондентов, ошибка выборки не превышает 3,5 %.
Приведенные данные предвыборных опросов подтверждаются данными экзитполов.
Таблица 75. Декларируемое голосование за кандидатов
(в % от опрошенных в ходе экзитполов)
Источник: результаты экзитполов ВЦИОМ 2012 и 2018 гг.
Обратим внимание на неравномерность потерь П. Грудинина: по сравнению с Г. Зюгановым он потерял среди возрастных избирателей (видимо, наиболее чувствительных к тезисам антигрудининской кампании), но сохранил молодежь.
Важным фактором ограничения популярности П. Грудинина стали особенности его ролевого позиционирования. Проведение фокус-групповых исследований на протяжении избирательной кампании позволило установить, что его доминантным образом в восприятии избирателей был «руководитель уникального и успешного сельскохозяйственного производства». Ключевыми маркерами такого ролевого позиционирования выступали:
• успешное управление предприятием в проблемной отрасли, восприятие преимущественно как руководителя, а не как собственника бизнеса («совхоз процветает»);
• передовой руководитель из рыночной экономики;
• эффективный антикризисный менеджер.
Вместе с тем ролевой компонент «политик от народа», «защитник» оставался на периферии восприятия, чему способствовало его содержательное противоречие с доминантным образом. Партийная принадлежность кандидата рефлексировалась ограниченно, четкой связи между выдвижением от КПРФ и образом кандидата на первоначальном этапе сформировано не было: «мог бы с таким же успехом пойти от ЛДПР или „Справедливой России“».
Характерно, что уже на старте избирательной кампании, еще до широкого публичного резонанса сюжета с «забытыми зарубежными счетами» П. Грудинина, такой частью традиционного коммунистического электората, как жители сельской местности, по данным фокус-групп, он уже воспринимался с недоверием. Ограничителем для них была «московскость» кандидата, которая не позволяла селянам видеть в нем близкого к народу человека, способного понять и решить их проблемы: «Вот если он приедет сюда, в Кологрив, и проявит себя в других условиях, покажет, что не только в Московской области может создать совхоз-миллионер…» (из материалов фокус-групп, Костромская область, Кологривский район).
Широкое распространение в ходе избирательной кампании диффамационных сообщений относительно непорядочности П. Грудинина, специфики происхождения его капитала и особенностей ведения бизнеса способствовало блокировке рисков усиления ролевого компонента «защитник». Потенциальные сторонники П. Грудинина склонны были оправдывать его поведение особенностями российского бизнеса вообще, однако в таких конструкциях их кандидат попадал в поле сравнения уже не с В. Путиным – основным конкурентом которого на выборах президента он стремился предстать, – а с «бизнесменами, олигархами и бандитами»:
«90-е – страшные годы, как мы можем судить, не зная всех обстоятельств?» (из материалов фокус-групп, г. Москва).
«Так делали все. Это плохо, но это так и было» (из материалов фокус-групп, Ярославская область, г. Гаврилов-Ям).
«Это еще не самый жесткий вариант, не самый криминальный. Другие действовали еще более жестоко. По крайней мере, никого не вывез в лес и не закопал» (из материалов фокус-групп, г. Москва).
Другим сюжетом, способствовавшим ограничению поддержки П. Грудинина, стало участие в кампании кандидата от партии «Коммунисты России» Максима Сурайкина, не претендовавшего на самостоятельную электоральную значимость и сконцентрированного на исполнении роли «двойника» кандидата от КПРФ. М. Сурайкин гипертрофировал и доводил до абсурда крайние позиции соперника, прежде всего его риторический «сталинизм»:
«Он говорит, по сути: отобрать и поделить. Это очень радикально» (из материалов фокус-групп, Московская область, г. Мытищи).
«Слишком упрощает решение проблем. Говорит, что только он знает, как справедливо распределять бюджетные средства» (из материалов фокус-групп, Московская область, г. Подольск).
«Для него цель оправдывает средства, он считает Сталина хорошим руководителям, рассказывает, какой был промышленный рост при Сталине – по 15 % в год. Но для меня политика Сталина – это как загнать лошадь для того, чтобы быстрее домчать до места. Какой ценой это сделано?! С надрывом всех сил. Грудинин так и не ответил на вопрос журналиста о том, кто строил все эти великие советские заводы, кто строил Норильск. А это были заключенные» (из материалов фокус-групп, Московская область, г. Мытищи).
Усиление в ходе избирательной кампании темы внешней политики и международных отношений нанесло урон П. Грудинину, который на этом поле полностью проигрывал В. Путину:
«Не сможет вытянуть внешнюю политику» (из материалов фокус-групп, Алтайский край, г. Алейск).
«Мне сложно представить его на переговорах с Ангелой Меркель или Трампом. Сможет ли он там достойно представлять Россию? Не уверена» (из материалов фокус-групп, г. Москва).
«Путина знают во всем мире, у него большой авторитет на международной арене, с ним считаются» (из материалов фокус-групп, Ярославская область, г. Ростов Великий).
Как видим, Грудинин – новое и интересное явление на президентских выборах – сделал хорошую заявку на старте, но по факту не смог не только получить поддержку за пределами коммунистического электората, но и мобилизовать традиционных возрастных сторонников КПРФ, значительная часть которых поддержала на выборах 18 марта В. Путина.
Вторым ярким открытием президентских выборов стала Ксения Собчак. Это был кандидат с максимальной известностью, но и с огромным шлейфом негатива. В ходе фокус-групп спонтанной, но крайне устойчивой персональной ассоциацией с Собчак было: «ведущая „Дом-2“». Надежды на значимый результат были призрачны не только по причине ее скандального прошлого, но и ввиду политических традиций современной России, где возможности для женщин занять высокий пост весьма ограничены («в России женщина не может быть Верховным главнокомандующим»). Как кандидат в президенты К. Собчак, начиная с самого старта избирательной кампании, обладала совокупностью характеристик, полностью исключающих получение существенного электорального результата: сочетание абсолютного уровня известности и чрезвычайно высокого антирейтинга.
В чем же была цель выдвижения К. Собчак? Вероятнее всего, речь шла о совпадении двух целей – ее личной и цели ее вероятных спонсоров и симпатизантов из крупного бизнеса и окружения В. Путина. Для самой К. Собчак открылась возможность перепозиционироваться из творческой дивы в политика первого ряда, перехватив лидерство в малочисленном, но информационно активном прозападном либеральном оппозиционном сегменте у А. Навального. Попутно решалась важная для В. Путина задача мобилизации либерально ориентированного избирателя на участие в выборах.
Таблица 76. Если бы президентские выборы проводились в ближайшее воскресенье и список выглядел бы следующим образом, то за кого из этих кандидатов Вы бы, скорее всего, проголосовали?/Скажите, Вы в принципе допускаете или не допускаете для себя возможность проголосовать на президентских выборах за Ксению Собчак?
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, 11 декабря 2017 г. – 12 марта 2018 г.)
В такой ситуации участие К. Собчак в избирательной кампании объективно способствовало решению задач, отличных от достижения электорального результата: повышению скандальности выборов, и, следовательно, интереса к ним, а также предоставление либерально ориентированным избирателям крупных городов возможности для канализации негативного отношения к ограниченности электоральной конкуренции в конвенциональное русло в противовес стратегии бойкота выборов, объявленной А. Навальным. В отсутствие в списке кандидатов последнего К. Собчак пыталась играть освободившуюся роль «бунтаря», «возмутителя спокойствия», что отчасти ей удалось, хотя и не принесло значимых электоральных успехов.
В этом контексте не имеет смысла обсуждать программное предложение данного кандидата (при электоральном рейтинге 1–2 % оно явно не является ценностью для избирательной кампании). Зато интересны данные об оценке активности К. Собчак и ее команды в дебатах.
Таблица 77. Выступления кого из кандидатов на дебатах Вам понравились/не понравились?/
Изменилось ли Ваше отношение к кандидатам в президенты после их выступления на дебатах? Если изменилось, то в лучшую или худшую сторону?
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, 3–4 марта 2018 г.)
Результаты опроса по оценке участия кандидатов в дебатах свидетельствуют, что оказать значимое влияние на улучшение электоральных позиций К. Собчак оно не могло. Вместе с тем она была одним из самых обсуждаемых кандидатов, по результатам опросов, в этом качестве она уступала только В. Путину и обошла В. Жириновского.
Таблица 78. Припомните, пожалуйста, какие именно темы, каких политиков Вы обсуждали?
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, 12 марта 2018 г.)
Фокус-групповые дискуссии по теме дебатов кандидатов в президенты продемонстрировали минимальный агитационный эффект этого мероприятия для всех кандидатов, включая К. Собчак. Ее восприятие выражали преимущественно через оценки ее личности в свете скандального прошлого и одиозных высказываний эпохи «Дома-2». Дополнительными факторами отрицательного восприятия К. Собчак были прозападная риторика, резкая критика в адрес В. Путина и антикоррупционная риторика со стороны не пользующегося авторитетом кандидата. Сыграл роль и образ «золотой девочки» – несамостоятельной фигуры, исполняющей отведенную для нее роль:
«То, что она предлагает, ужасно. Например, она за поддержку однополых браков. А детей где брать?» (из материалов фокус-групп, г. Барнаул).
«Вышла за счет Путина, сама с ним дружила, а теперь борется» (из материалов фокус-групп, г. Москва).
В целом участие К. Собчак в президентских дебатах способствовало дискредитации самих дебатов из-за несоответствия формату, ожиданиям экспертного характера дискуссии, вместо которого публике было представлено скандальное ток-шоу:
«Собчак говорила про „Дом-2“. Это действительно было похоже» (из материалов фокус-групп, г. Москва).
«Шоу, цирк: все ругаются, поливают друг друга грязью» (из материалов фокус-групп, г. Ярославль).
Такие оценки способствовали улучшению отношения видевших дебаты избирателей к В. Путину, «не опускавшемуся» до подобного формата, а также выгодно оттеняли опыт, компетентность и уравновешенность действующего президента на фоне предложенных конкурентов:
«Посмотрев, поняла, что если не Путин, то никто» (из материалов фокус-групп, г. Москва).
«Хорошо, что увидели и поняли дилетантизм некоторых кандидатов и особенно их представителей» (из материалов фокус-групп, г. Астрахань).
К. Собчак лишь отчасти смогла выполнить задачу мобилизации либерального электората, поскольку полученный результат свидетельствует скорее о сигнальном голосовании ее единомышленников. Либерально ориентированный электорат на этих выборах снова оказался без своего сильного кандидата. Хотя, если проанализировать результаты выборов, К. Собчак опередила Г. Явлинского даже в регионах, где действуют сильные региональные отделения «Яблока», в том числе на Северо-Западе (Псковская область: 1,68 % против 1,61 %). Самый заметный результат К. Собчак получила в Санкт-Петербурге, где в ее пользу, скорее всего, сработала и региональная солидарность (здесь она опередила не только Г. Явлинского, но и В. Жириновского и вышла на третье место с 4,32 % голосов). Возможно, на результат К. Собчак по Санкт-Петербургу дополнительно сработало и то, что здесь рядом с «Яблоком» традиционно находились достаточно активные оппозиционные партии, играющие в том числе на либеральном поле (отметим Партию Роста на выборах в городское Законодательное собрание в 2016 г.). То есть местный либеральный избиратель имел еще меньше оснований воспринимать «Яблоко» как монополиста в этом сегменте.[65]
Задача, связанная с нивелированием негатива от неучастия А. Навального в выборах, может быть оценена лишь косвенно. В течение всех выборов его рейтинг был ничтожно мал, ему не удалось стать «жертвой режима», а его личность и факт неучастия в выборах (впрочем, как и инициативы по их бойкоту) были мало интересны избирателям.
Таблица 79. Если говорить в целом, Вас личность, деятельность Алексея Навального интересует или нет? (в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, ноябрь 2017 г. – март 2018 г.)
Таблица 80. Динамика электорального рейтинга А. Навального (готовность проголосовать за политика) (в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600)
Из технологических приемов избирательной кампании 2018 г. наибольший интерес представляют дебаты и агитационная кампания кандидатов. Дебаты, прошедшие с 26 февраля по 16 марта на федеральных телеканалах, воспринимались избирателями в основном как необходимый, но скорее формально-ритуальный элемент кампании. Мы зафиксировали высокие ожидания от дебатов, наличие запроса на содержательное знакомство с кандидатами и их программой.
«Это возможность услышать различные программы кандидатов и получить ответы на наболевшие вопросы» (из материалов фокус-групп, г. Астрахань).
«На дебатах можно получить больше информации о кандидатах, чем в листовках или роликах. Приводили статистику, которую обычно и не рассказывают» (из материалов фокус-групп, г. Москва).
От дебатов ожидали, с одной стороны, содержательной дискуссии, с другой – шоу и развлечения. В качестве эталона частью респондентов рассматривались дебаты кандидатов в президенты США, которые, по их мнению, в полной мере реализуют и содержательную, и развлекательную функции. Американские дебаты в значительной степени создают рамку восприятия российских.
Оценка дебатов была дифференцирована по группам. Представителями «путинской периферии» дебаты воспринимались скорее как развлекательное шоу с элементами скандальности, нежели попытка серьезного разговора на важные темы. Такому восприятию способствовали взаимные оскорбления участников, поливание К. Собчак водой В. Жириновского, шутки и неуважительное поведение и высказывания ведущих в адрес кандидатов. Сторонники П. Грудинина в большей степени фокусировались на содержательном аспекте дебатов, демонстрировали высокую степень интереса к выступлениям поддерживаемого ими кандидата или его представителя.
Формат дебатов, по оценкам большинства опрошенных, был ближе к привычному ток-шоу с большим количеством участников, чем полемике оппонентов. Жесткие ограничения времени на выступления были восприняты негативно. Из всех предложенных форматов в качестве более удачного был воспринят вариант канала ТВЦ, где была предпринята попытка конкурентной дискуссии. Форматы остальных телекомпаний предоставляли возможность для самопрезентации кандидатов, но не для полноценной полемики. Избирателям не хватило содержательности дебатов. Это ключевая претензия к предложенному формату.
Специфика дебатов-2018 не способствовала росту известности и популярности кандидатов-участников. Резонансность тем дебатов была скорее низкой. Даже в случае декларируемой значимости обсуждаемых тем интерес к дискуссии был ограниченным. Ключевая причина – содержание выступлений кандидатов рассматривалось как предсказуемое, общеизвестное, не несущее конкретных предложений. Программные тезисы кандидатов воспринимались как неразличимый набор лозунгов и общих слов. Приоритетное внимание было уделено визуальному ряду, а не содержанию выступлений.
На фокус-группах отчетливо выражалось мнение, что сами участники дебатов были слабо заинтересованы в участии в данном мероприятии. Они были плохо подготовлены: не высказывали конкретных предложений по решению озвученных проблем. Негативно воспринималась и замена ряда кандидатов на их доверенных лиц.
Объектом сравнения для всех участников дебатов выступал В. Путин, несмотря на его неучастие в этой форме агитации. По мнению респондентов, стиль общения, поведения В. Путина наиболее приемлем для кандидата в президенты. «Выпадение» кандидатов-конкурентов из этого стиля воспринималось крайне негативно и характеризовалось как несоответствие формату. Эпатажность, некорректное поведение кандидатов по отношению друг к другу оценивалась отрицательно. Такая специфика их поведения усилила позиции В. Путина, поскольку на этом фоне действующий президент воспринимался как более зрелый, серьезный политик.
Участие действующего президента в дебатах оценивалось как желательное, но необязательное. Неучастие оценивалось даже сторонниками П. Грудинина без выраженного негатива, а представителями «путинской периферии» – скорее положительно. Президент, по сути, был выведен за скобки имитационного процесса и являлся единственным гарантом его подлинности, того, что предложенное зрелище действительно было элементом избирательной кампании, а не стандартного скандального телешоу.
«Не его статус, не его уровень, отсутствуют достойные оппоненты» (из материалов фокус-групп, г. Самара).
Влияние дебатов на формирование позиций избирателей было минимальным, вернее говорить о проекции ранее сформированных оценок на восприятие участников дебатов. Мобилизационный и агитационный эффект дебатов оказался минимальным, а вероятность усиления интереса к кому-либо из кандидатов после их просмотра – крайне низкой.
Заметность агитационных материалов кандидатов была существенно ниже, чем материалов ЦИК РФ, и носила скорее фоновый характер.
Таблица 81. Уровень фиксации различных форм информирования о выборах и агитационных материалах кандидатов
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, 3–5 марта 2018 г.)
* В. Путин и его представители не принимали участия в дебатах.
Как видим, оппозиционным кандидатам не удалось провести эффективную агитационную кампанию: рекламные щиты отдельных кандидатов видели не более пятой части опрошенных, за исключением билбордов с изображением В. Путина остальные материалы понравились менее 10 % избирателей. В наибольшей степени запомнилось участие в дебатах кандидатов В. Жириновского и К. Собчак, однако их выступления понравились менее чем пятой части опрошенных.
Предположения, что в силу изменившихся экономических условий электоральный цикл 2016–2018 гг. будет принципиально отличаться от предшествовавших, проходивших в условиях экономического роста или, как в 2011 г., после кризисного подъема экономики, по большому счету, не оправдались.[66] Патерналистская модель взаимодействия с обществом, культивировавшаяся властью в «тучные» годы прошлого десятилетия, когда и сложилась электоральная база поддержки режима, сохранилась и в ситуации снижения количества ресурсов на перераспределение и частичного ослабления «посткрымского консенсуса».[67]
С точки зрения политической трансформации России избирательный цикл 2016–2018 гг. носил промежуточный характер. Ключевой задачей, которая решалась в его ходе политической элитой, стало не перераспределение власти, а занятие наилучших позиций с точки зрения перспективы следующего цикла – 2021–2024 гг. Причина такой ситуации – как в наличии доминантных акторов (В. Путин, партия «Единая Россия»), так и в ошибочных представлениях оппозиции о неизменности и всеобъемлющем характере «посткрымского консенсуса».
Так, в ходе выборов депутатов Государственной Думы в 2016 г. интересантов в кардинальном изменении ситуации просто не было. Оппозиционные партии решали проблемы получения государственного финансирования и/или закрепления своего представительства в публичном пространстве до следующих выборов. Даже ими выборы не рассматривались как полноценные. Следствие – непроходные кандидаты на президентских выборах, стратегия «договорняка»: самоограничение политической активности, межпартийные соглашения о «договорных округах». Главное было – «попасть в парламент, сохранить статус и получить государственное финансирование».[68]
Новые же партии в 2016 г. «не выстрелили», поскольку не смогли обеспечить достаточный приток финансирования, рекрутировать в свои ряды перспективных представителей элит, построить эффективные электоральные машины. Значительная же часть этих партий изначально создавалась не в расчете на участие в серьезной политике, а на роль «спойлера» одной из реальных политических сил с последующей продажей (или как минимум «сдачей в аренду») ей же или ее конкурентам.
В ходе президентских выборов ситуация ограниченной конкуренции повторилась, ее уровень был низок даже по сравнению с кампанией 2012 г.: значительной частью избирателей выборы рассматривались как очередной, но промежуточный референдум о доверии В. Путину (плебисцитарная модель). Из всех конкурентов один только П. Грудинин «полуиронично желал себе победы, остальные кандидаты на нее не претендовали. Это поведение кандидатов несколько принижает статус блестящей победы Путина, особенно по сравнению с 2012 годом. Тогда Михаил Прохоров вел мощную агитацию; коммунисты ходили на Болотную и критиковали власть, даже тишайший Сергей Миронов говорил, что хочет стать президентом „переходного периода“».[69]
В такой ситуации одной из ключевых проблемных зон стала уверенность населения в предсказуемости выборов. Устойчивость такого мнения могла негативно повлиять на явку и, как следствие, на легитимность выборов. Поэтому для кампании В. Путина было важно формировать мнения о возможности участия в выборах оппозиционных кандидатов, даже если вероятность их победы минимальна. И эта задача была успешно решена: на протяжении всего периода предэлекторальных замеров представление о том, что к участию в выборах будут допущены реально оппозиционные кандидаты, оставалось стабильным, его придерживались около половины опрошенных. Противоположное мнение разделяли около трети респондентов.
Таблица 82. С каким из суждений Вы в большей степени согласны?
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, 11 ноября 2017 г. – 12 марта – 2018 г.)
О закрытости выборов для реальной оппозиции чаще заявляли сторонники К. Собчак (52 %), абсентеисты (44 %), сторонники П. Грудинина (37 %).
Конечно, говорить о полноценной конкурентности выборов-2018, основываясь на участии в них П. Грудинина и К. Собчак, оснований нет. Это были выборы с ярко выраженным доминантным участником. Из восьми представителей кандидатского списка пятеро были в той или иной степени новыми людьми для президентской кампании: П. Грудинин, К. Собчак, Б. Титов, С. Бабурин, М. Сурайкин. Наибольший интерес из этого списка представляют П. Грудинин и К. Собчак. У каждого из них были своя роль и свой потенциал, хотя в контексте полученного результата нет оснований говорить о высоких шансах этой пары на продолжение политической карьеры – вполне возможно, их ждет быстрый и бесславный уход с политической сцены по примеру М. Прохорова.
Таблица 83. Уровень декларируемого голосования за П. Грудинина и К. Собчак
(в % от опрошенных, общероссийский еженедельный квартирный опрос ВЦИОМ «Экспресс», N = 1600, 2018 г.)
Другими важными задачами, стоявшими перед властью на выборах-2018, были:
• расчистка политического пространства, демонстрация слабости и малоресурсности традиционных и новых политических игроков (партий и отдельных лидеров);
• недопущение десакрализации власти с неизбежными последствиями в виде снижения легитимности системы в целом;
• мобилизация периферийного путинского электората (группа ядерного электората была стабильна);
• дерадикализация общественных настроений и демобилизация протеста (потенциал радикализации стал очевиден в 2015–2017 гг. в ходе локальных акций протеста: Санкт-Петербург (Исаакиевский собор), Екатеринбург (Храм на воде), Республика Башкирия (шихан Тра-Тау), Челябинск (Томинский ГОК) и общероссийских акций А. Навального, движения дальнобойщиков против системы «Платон» и т. д.);
• конструктивное встраивание в повестку власти поколения нулевых, перехват властью его внимания.
Успешность выборов для власти, однако, заслонила одну нерешенную проблему: они не способствовали «выбросу» накопленной за годы кризиса негативной общественной энергии, а лишь отсрочили этот момент.
Мамонов М. В. Протестная активность россиян в 2011–2012 гг.: основные тренды и некоторые закономерности // Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены. 2012. № 1. С. 5–22.
Образ российской власти: от Ельцина до Путина / под ред. Е. Б. Шестопал. М., 2008.
От плебисцита – к выборам: Как и почему россияне голосовали на выборах 2011–2012 гг. / под ред. В. В. Федорова. М.: Праксис, 2013.
Леонтий Бызов – кандидат экономических наук, ведущий научный сотрудник Федерального научно-исследовательского социологического центра Российской академии наук
С какими представлениями об идейно-политической основе российского общества образца 2018 г. мы вышли в настоящее исследование? Что видится очевидным, а что вызывает серьезные споры? Споры, действительно, имеют место и предполагают полярные картины мира у каждой из сторон (своего рода «Зеркалье» и «Зазеркалье»). Поляризация общества на фоне и внутри видимого идейно-политического консенсуса в последние годы способствовала возникновению противоречивых взглядов и противоречащих друг другу прогнозов. Вырисовываются три главные оси столкновения подходов и позиций.
1. Консолидация или дефрагментация?
– Апологеты «путинизма» утверждают, что события 2014–2015 гг. сплотили российское общество, способствовали формированию современной политической нации, резко повысили авторитет власти. Общество объединилось вокруг ценностей, лежащих в основе «посткрымского консенсуса», что нашло свое отражение в выборах президента РФ в 2018 г. Даже оппозиционные кандидаты – такие как П. Грудинин, В. Жириновский, С. Бабурин, – не пересекали идейных рубежей «посткрымского консенсуса». Незначительные 2,5 % голосов, набранных в совокупности Ксенией Собчак и Григорием Явлинским, говорят о маргинальности «антикрымских» сил, представленных почти исключительно радикально-либеральным флангом политического спектра.
– Критики «путинизма» указывают, что несмотря на политическое торжество «посткрымского консенсуса», его судьба на длительную перспективу пока не определена: либеральное меньшинство (пусть и малочисленное) активно, имеет влияние и представительство в политическом классе, массмедиа, во властных структурах и крупном бизнесе. Рано или поздно оно вновь сделает заявку на то, чтобы повести за собой широкие общественные слои – либо, как минимум, подорвать общественную консолидацию вокруг В. Путина и его политического курса.
2. Стагнация или развитие?
– Апологеты считают, что в социально-экономической сфере происходит пусть медленное и противоречивое, но развитие. Общество достаточно легко адаптировалось к экономическому кризису и не ощущает стагнации, а кризисные явления лишь способствуют морально-политическому единству и развитию горизонтальных связей. Консервативные ценности выступают в качестве фактора дефрагментации: их носители объединяются, остальные различия уходят на второй план, когда включаются сильные внешние (прежде всего, внешнеполитические) раздражители.
– Критики утверждают, что Россия находится в состоянии стагнации; режим стремится к консервации, а ресурсная экономика и структура общества обеспечивают условия для нее; ресурсов достаточно, чтобы режим просуществовал еще лет 20 без видимых потрясений. Давление извне его только укрепляет.
3. Деидеологизация или реидеологизация?
– Апологеты «путинизма» считают, что идеологические споры фактически не влияют на российскую политику, она – преимущественно прагматическая. Либеральная идеология носит символический характер и используется как способ самовыражения.
– Критики В. Путина исходят из того, что идеология оказывает значительное воздействие на российскую политику. События на Украине вызвали в России горячие, ожесточенные споры, перессорив близких друзей и родственников. С тех пор эти споры не утихают и имеют чисто идеологическую основу, а не борьбу интересов.
Далее охарактеризуем идейные основания «путинского консенсуса», сложившегося в российском обществе к моменту президентских выборов 2018 г. Мы обрисуем (1) политический контекст президентства В. Путина в 2012–2018 гг., начавшегося с памятной «рокировки» с Д. Медведевым; (2) продемонстрируем, что экономические трудности россиянами замечены были, но поддержку президента В. Путина не снизили; (3) дадим политологический анализ событий, способствовавших складыванию «посткрымского консенсуса», обеспечившего В. Путину более чем убедительную победу на выборах; (4) опишем идеологические особенности «мобилизационного» консерватизма 2014–2018 гг. по сравнению с неоконсервативным консенсусом 2000–2012 гг.; (5–6) покажем противоречивость и сложность «мобилизационного» консервативного большинства, голосовавшего за В. Путина, основные идейные расколы внутри этой политической формации; (7) классифицируем общественный запрос на трансформацию социально-политической системы, проявившийся в том числе в ходе выборов 2016–2018 гг.
Президентские выборы в России, как показала политическая практика 1996–2018 гг., это скорее форма ритуальной легитимации власти, чем механизм ее смены. Поэтому и выборы 2018 г. – лишь опосредованное, непрямое отражение основных трендов общественной жизни. Избирательные кампании для внешнего наблюдателя похожи друг на друга, как братья-близнецы, за вычетом малосущественных деталей. Но кто рискнет утверждать, что наша страна в 2018 г. мало чем отличается от России 2012 г.? Да, тот же новоизбранный старый и всем известный президент, тот же В. Жириновский, и еще немало других знакомых лиц. Но между двумя этими датами – множество судьбоносных решений, событий, перемен:
• раскол «болотной» оппозиции образца 2011–2012 гг. и реконсолидация «путинского большинства» на новой платформе;
• маргинализация либерального крыла оппозиции. Вытеснение националистов за пределы «путинского большинства». Снижение влияния политического центра (либеральные консерваторы, умеренные государственники). Появление идеологической компоненты «путинского большинства» (Изборский клуб, Столыпинский клуб и др.);
• воссоединение с Крымом и Севастополем, война на Донбассе. Новая холодная война, санкции и контрсанкции;
• формирование «посткрымского консенсуса». Мягкое соперничество левогосударственнической и правогосударственнической компонент «путинского большинства»;
• перерастание неоконсервативного консенсуса в «революционно-консервативное» состояние, мобилизация массового сознания;
• влияние экономического кризиса 2014–2016 гг. на состояние массового сознания;
• формирование запроса на перемены и его вектор, имеющий преимущественно левопатриотическую (или социал-патриотическую) направленность.
Говоря о различиях между обстановкой в 2012 и 2018 гг., нельзя не отметить, что Россия за эти годы сделала скачок в современное информационное общество. За десять последних лет месячная аудитория интернета страны увеличилась почти в девять раз: в 2017 г. 70 % взрослого населения (от 18 лет) пользовались интернетом, при этом ежесуточная аудитория составляла 60 % от всех опрошенных. Стал доступен качественный и быстрый мобильный интернет. Количество мобильных станций с поддержкой LTE за пять лет увеличилось в 69 раз. Почти в 30 раз выросло количество сайтов, зарегистрированных в русскоязычном домене. Постепенно интерес к социально-политической активности переносится в социальные сети. Мобилизационный потенциал социальных сетей был продемонстрирован в этот период как властью, так и оппозицией. Влияние традиционных электронных СМИ остается значимым, но постепенно снижается, особенно среди молодежи и лиц с высоким уровнем образования.[70]
В современных концепциях модернизации[71] главными детерминантами развития считаются не столько количественные достижения в сфере материального производства, сколько изменение базовых культурных ценностей. Речь идет прежде всего о росте самостоятельности индивида по отношению к обществу, о его эмансипации [Вельцель, 2017], об увеличении способности самостоятельно планировать и обеспечивать свою жизнь, об открытости изменениям (инновациям), индивидуализации жизненных целей и т. д. Социокультурная модернизация сопряжена с постепенным формированием новых мировоззренческих характеристик, связанных в первую очередь с ценностями бытового поведения (хотя, конечно, они дают проекцию и на публично-политическое поведение). Именно такие глубинные изменения мировоззрения делают процессы модернизации устойчивыми и необратимыми. В России они происходят крайне медленно.
Чтобы лучше оценить политический контекст и ожидания от выборов 2018 г., приведем некоторые выводы, сделанные по поводу выборов 2012 г., и их оценку с позиции сегодняшнего дня.
2012 г.: следствие декабрьских протестов 2011 г. – глубокая поляризация общества, возникновение своего рода «двух Россий»: России мегаполисов, либеральной, ориентированной на западные политические ценности, и России средних и малых городов, консервативной, архаичной, ориентированной на традиционалистские политические ценности [Бызов, 2013а: 19].
2018 г.: президентские выборы со всей очевидностью показали, что на самом деле «либерально ориентированная Россия» не смогла выбраться из построенного для нее (и во многом ей самой) гетто. Тем не менее раскол и поляризация общества сохраняются даже при 70–80 % поддержки президента. Девальвация в публичном пространстве умеренных центристски настроенных слоев сделала эту поляризацию еще более заметной. Либеральные слои не смогли выдвинуть признанных политических лидеров и создать политические партии, в результате «путинское большинство» возобладало и в столице, и в других мегаполисах, и в глубинке.
2012 г.: в условиях ценностного раскола партия власти во главе с В. Путиным, утратив поддержку либеральных сегментов общества, сделалась выразителем интересов и ценностей консервативного большинства, носителем идеологии почвеннического типа [Бызов, 2013а: 19–20].
2018 г.: либеральные сегменты общества (как мы увидим далее) не заняли однозначно и жестко антипутинскую позицию. Еще в меньшей степени тезис о ценностном расколе касается «болота» – конформистских и аполитичных слоев. Скорее наоборот, консервативное большинство 2012 г. само расширилось едва ли не до масштабов всего общества и отгородилось от его оставшихся фрагментов идейными рубежами «посткрымского консенсуса».
2012 г.: в настроениях россиян произошел ценностный сдвиг, связанный с адаптивными процессами, приведшими к росту протестных настроений со стороны либерально настроенных граждан, для которых условия «путинского консенсуса» стали неприемлемы. Произошло своего рода «восстание» (неудачное) городского среднего класса.
2018 г.: градус протестных настроений на порядок ниже. Однако за этот благоприятный для власти результат заплачена немалая цена: ее опорой стали наиболее консервативные сегменты общества, тогда как наиболее динамичные и экономически самостоятельные слои оказались в своего рода «социальной резервации». Россия консолидировалась, но открыт вопрос о том, каким потенциалом для развития обладает такая консолидация?
2012 г.: социальная база протестных настроений выросла за счет подключения к ней ряда относительно новых политических сил: «новых левых», противостоящих консервативной КПРФ, и «новых националистов», выступающих за национальную русскую государственность, противостоящих традиционным «патриотам». Эти силы в ближайшее время способны существенно потеснить нынешние парламентские партии [Бызов, 2013а: 20].
2018 г.: «Младонационалисты» не стали ведущей политической силой, «посткрымский консенсус» спутал им карты. Лидером непримиримых «борцов с коррупцией» стал Алексей Навальный, несмотря на ограниченное число твердых сторонников. Предложенная левая повестка доказала свою перспективность. Учитывая вектор магистрального запроса на перемены и значительное число голосов, набранное на выборах П. Грудининым, можно ожидать, что именно на левом крыле появятся активные и перспективные лидеры. Тот факт, что за кандидата от левых сил свои голоса отдали в том числе и представители умеренно-либерального сегмента общества, говорит о возможном появлении именно на левом фланге новой площадки для объединения оппозиционных политических сил.
2012 г.: сформировавшееся партийное «меню» неспособно представлять изменившиеся настроения и ценности россиян, а начавшаяся реформа партийно-политической системы в относительно короткое время приведет к политическому оформлению новых крупных партийных проектов.
2018 г.: интересы большей части граждан не сфокусированы на политических ценностях. Массовые акции протеста в Волоколамске в марте 2018 г. против мусорного полигона – хорошее тому подтверждение. Общество медленно оживает, но людей больше интересует то, что происходит вокруг них: именно на местной повестке вырастают потенциальные новые лидеры. А в сферах «высокой», федеральной и даже региональной политики – по-прежнему штиль, ее уровень почти никак не сопрягается с реальными жизненными проблемами и озабоченностями людей.
Обрисовав тренды третьего президентского срока В. Путина, подробнее проанализируем, с чем общество подошло к выборам 2018 г.
Важным обстоятельством, сопутствующим выборам 2018 г., стал тренд на ухудшение социального самочувствия россиян, снижение их уверенности в завтрашнем дне по причине так и не реализовавшегося экономического подъема. Однако само по себе предвосхищение возможного нового витка экономического кризиса не лишило общество оптимистического взгляда на происходящее.
Как показал анализ, проведенный Институтом социологии РАН в рамках мониторингового исследования в 2015–2016 гг., при фиксируемом снижении жизненного уровня, наступлении бедности, размывании среднего класса настроение россиян оставалось относительно оптимистичным: развитие событий не воспринималось как катастрофическое. В 2015 г. почти 70 % опрошенных отметили ухудшение экономики страны за последний год, и лишь 19 % видели «свет в конце туннеля», тогда как более 48 % ожидали дальнейшего ухудшения.[72] Кризис болезненно сказался не только на бедных слоях населения, живущих на потребительскую корзину, но и на среднем классе, вынужденном отказаться от многих уже ставших привычными атрибутов потребления – качественного образования, медицины, досуга и летнего отдыха. Все больше людей экономили на питании.
Жизнь стала и беднее, и опаснее. В качестве главных угроз начали восприниматься не война или терроризм, а падение уровня жизни, безработица, кризис социальной сферы. Однако при этом 56 % россиян считали, что основные угрозы для России, в том числе и экономические, исходят из-за рубежа (см. рис. 1). Сам кризис, согласно этой точке зрения, инспирирован США и Евросоюзом, которые завидуют России и, возможно, опасаются ее. В 2017 г. военный конфликт с кем-то из ближайших соседей России 28 % россиян считали вполне реальным, 49 % полагали, что он маловероятен, но возможен.[73]
По мере рутинизации напряженной внешнеполитической обстановки и преодоления острой фазы экономического кризиса 2014–2016 гг. внимание россиян переключилось на внутреннее положение страны. Вот первая «пятерка» явлений и процессов, которые больше всего занимали умы россиян: рост цен на товары и услуги (81 %), кризис системы ЖКХ, рост жилищно-коммунальных платежей (57 %), снижение уровня жизни значительной части населения (48 %), сокращение доступа к бесплатному образованию, медицинскому обеспечению (38 %), безработица (31 %). Как видим, здесь нет ни Сирии, ни Донбасса, ни конфронтации с Западом или Турцией. На улучшение своего материального положения рассчитывали лишь 17 % россиян, а 42 % полагали, что оно скорее ухудшится.[74]
Рисунок 1. С каким из нижеприведенных суждений о характере угроз для России Вы согласны в большей степени? (в % от числа опрошенных)[75]
Свои экономические неурядицы россияне мало связывали с внутриполитическими факторами – особенностями политической системы, избирательными процессами, свободой слова, развитием демократии. Общество не выработало ни альтернативной идеологии, ни альтернативных институтов, способных представлять его интересы, не появилось ни новых политических сил, ни новых перспективных лидеров. Оппозиция по-прежнему вызывала негативные чувства даже у недовольных людей.
К моменту выборов президента пик кризиса миновал: рубль стабилизировался, цена на нефть медленно росла, рост цен на продукты и основные товары народного потребления, наоборот, остановился, безработица достигла исторического минимума. Опрос, проведенный ВЦИОМ в марте 2018 г., показал, что большинство россиян (67 %) довольны ситуацией в стране, а 76 % – и своей собственной жизнью. По данным ВЦИОМ, такая же доля граждан декларировала, что живет хорошо или средне.[76] До президентских выборов уровень социальных оценок был немного выше, однако эксперты объясняли это завышенными ожиданиями перед важным политическим событием, после которого всегда бывает эмоциональный спад.
При этом более трети россиян (37 %) ожидали продолжения кризиса, каждый пятый считал, что кризис уже наступил, и только треть респондентов полагали, что тяжелые времена позади (см. рис. 2).
Таблица 1. Как Вы в целом оцениваете ситуацию, сложившуюся в…
(в % от числа опрошенных), март 2018 г.
Источник: Индексы социальных оценок // ВЦИОМ. URL: https://wciom.ru/news/ratings/indeksy_soc_nastroenij/ (дата обращения: 02.07.2018).
Рисунок 2. Есть разные точки зрения по поводу экономического кризиса в нашей стране.
Как Вы думаете, мы переживаем сейчас самые тяжелые времена, или они позади, или еще впереди?
(в % от числа опрошенных), март 2018 г.[77]
Большинство россиян не связывало ухудшение экономического положения в стране ни с политикой президента (6 %), ни с политикой правительства (15 %) (см. рис. 3). Чаще всего в этом контексте недовольство вызывала коррупция; на борьбе с ней на президентских выборах 2018 г. снискали определенную поддержку левопопулистские кандидаты, в частности, П. Грудинин.
Рисунок 3. По Вашему мнению, что в последние три года оказало наиболее негативное влияние на российскую экономику? (в % от числа опрошенных), март 2018 г.[78]
Данные апрельской (2018 г.) волны мониторинга ИС РАН только подтвердили вывод о нелинейном восприятии кризиса: на фоне снижения уровня жизни в обществе росло чувство оптимизма. Менее 7 % граждан назвали ситуацию в стране катастрофической, а от 38 % до 57 % считали ее нормальной (см. табл. 2).
Таблица 2. Как Вы оцениваете нынешнюю ситуацию в России в целом, в Вашем регионе, а также в Вашем муниципальном образовании? (в % от числа опрошенных)
Источник: Мониторинг ИС РАН, апрель 2018 г. Подробное описание исследования см. на стр. 112.
В целом перемены, произошедшие в России за последний год, россияне оценили со знаком «плюс» (45 %), а не со знаком «минус» (31 %). При этом положительные оценки перемен даются, несмотря на то что кризис принес заметный ущерб: 9 % опрошенных оценили ущерб от него как очень значительный, 46 % – как существенный, но не катастрофический, 29 % – как не очень существенный; только 16 % сказали, что кризис не нанес им никакого ущерба.
По-видимому, отмеченный ущерб от кризиса воспринимается не только в материальном измерении, поскольку около двух третей россиян указали, что их материальное положение не ухудшилось за последний год: у 11 % материальное положение улучшилось, у 36 % ухудшилось, а у 53 % осталось без изменений. Но, как мы отмечали выше, оптимизм не покидал россиян: в ближайший год 31 % опрошенных ждали улучшений, 17 % – скорее ухудшений, чем улучшений, 51 % ни на какие перемены не рассчитывали.
Согласно мнению большинства опрошенных, хорошие новости заключаются в том, что страна в предшествовавшие годы заметно окрепла, а кризис, вызванный в основном давлением извне, переживем, став только сильнее. Алексей Левинсон из «Левада-Центра» отмечает противоречивость массового сознания россиян, в том числе и отношения к власти: «В обществе чрезвычайная ситуация – такая, при которой не действуют обычные причинно-следственные связи. „Госдеп“, как считают у нас, стремится вызвать недовольство масс Путиным, ухудшив экономическое положение в стране с помощью экономических санкций. „Нас гребут, а мы крепчаем, мы вообще такие“. Нашей экономике от санкций даже лучше. Находятся люди и силы, которые спешат воспользоваться чрезвычайной ситуацией в обществе, его временной нечувствительностью к противоречиям: чем сложнее экономическое положение, тем больше мы будем вкладывать туда, откуда никаких прибылей и не жди, и отдавать тем, кто не подумает возвращать».[79]
Таким образом, слабая экономическая динамика 2017–2018 гг. не привела к ослаблению позиций власти на выборах 2018 г., а напротив, скорее послужила мобилизации электората вокруг власти и против непрекращающихся внешних угроз. Да и глубина преодоленного кризиса 2014–2016 гг. сильно уступала кризисам 2008–2009 гг. и 1998–1999 гг.
Оценки третьего срока президента В. Путина и связанных с ним событий далеко не однозначны. Кто-то склонен обращать внимание на политическую стабильность и экономические успехи, кто-то – на авторитарные черты политического режима. Подобные эпохи переживает не только Россия – все быстрые, революционные процессы изменения общественного строя всегда завершались своими «термидорами» и «реставрациями», так как быстро меняющиеся политические и социальные реалии никогда не сопровождаются столь же быстрыми изменениями сознания, культуры, ценностей. Эти сферы гораздо более консервативны, существенно медленнее и сложнее поддаются процессам модернизации и вестернизации.
Сегодня система ценностей россиян находится в противофазе периоду «перестройки» 1980-х гг. и «радикальных рыночных реформ» 1990-х, поддержанных в свое время с огромным воодушевлением, общественное сознание либо вовсе не хочет вспоминать те времена, либо вспоминает их как гибельные и проклятые, «лихие». Как отмечает Лев Гудков из «Левада-Центра», российским либералам был навязан непривлекательный облик: «Протестные настояния резко пошли на убыль… Общество сильно разочаровалось в его лидерах, которые проявили очевидную неспособность представить альтернативную повестку дня. Но и власть очень много сделала для дискредитации протестного движения. Она непостижимым образом соединила педофилию, гомосексуализм, моральное разложение в Европе, „фашизм“ на Украине с либерализмом, в результате чего получила гремучую смесь для очернения российской оппозиции… Осознание причастности к великой державе позволяет многим не обращать внимания на убожество частной жизни, произвол чиновников, грубость нравов и неработающие институты».[80]
Общественное мнение ищет выход из негативных тенденций дня сегодняшнего, ориентируясь при этом на исторический опыт. На щит поднимаются в основном такие консервативные деятели русской истории, как Николай I, Александр III, Леонид Брежнев, либо «сильная рука» – Иосиф Сталин. Эксперты уже давно называют В. Путина мировым лидером новых консерваторов, постоянно встречаются выводы такого типа: «Владимир Путин решительно выступил в защиту консервативных ценностей, благодаря которым Россия сможет противостоять идущему с Запада размыванию норм морали и „хаотической тьме средневековья“».[81] Власть опирается на консервативную часть общества, численно в разы превосходящую либеральное ядро. По разным данным, 65–70 % россиян могут быть отнесены к консервативному большинству, хотя далеко не все из них имеют последовательно консервативные взгляды. Относительно немногочисленные либералы, имеющие установки на вестернизацию, в этих условиях обречены скорее на внутреннюю и внешнюю эмиграцию. Впрочем, в современной России они обладают собственными информационными ресурсами и немалым влиянием на городскую интеллигентскую среду.
Тренд неоконсерватизма основывается на семейных, традиционных ценностях, этатизме, патриотизме, державности, тяге к порядку и стабильности. В этот тренд прекрасно вписались и события на Украине 2014 г., тогда В. Путин выступил в роли собирателя «Русского мира». Значительного количественного роста самого консервативного большинства в этот момент не произошло, скорее поменялся градус настроений, ставших более разогретыми и радикальными. У людей появилось и укрепилось ощущение «единой нации» (по данным ВЦИОМ, с 2012 по 2017 гг. доля тех, кто согласен с лозунгом «Мы – единая нация», выросла с 23 % до 54 %).[82] «То, что сейчас мы наблюдаем, можно назвать очередным „абортом“ модернизационных процессов в России. Каждый шаг развития и усложнения общества наталкивается на интересы господствующих групп, которые, чувствуя угрозу для себя, резко упрощают структуру общества, тем самым сохраняя свою власть… В состоянии возбуждения общества (а именно это мы сейчас и наблюдаем) актуализируются архаические пласты и структуры общества, а также архаические механизмы консолидации населения,» – считает Лев Гудков.[83]
Причины роста консервативных настроений, на наш взгляд, лежат преимущественно в политической плоскости. Старт этому процессу дало политическое противостояние между властью и протестным «белоленточным движением». За победой Владимира Путина на выборах президента в марте 2012 г. последовали жестокие столкновения на Болотной площади 6 мая 2012 г., затем – законы о детях-сиротах, о гей-пропаганде, об оскорблении чувств верующих. Эти законы откололи от недовольной «белоленточной» либеральной массы как умеренных, так и радикальных националистов, патриотов-державников и левых. На следующем этапе, во второй половине 2013 г., произошло резкое ухудшение отношений с Западом, включая бойкот западными лидерами Олимпиады в Сочи, новый украинский Майдан, государственный переворот в Киеве, присоединение Крыма и Севастополя, санкции и контрсанкции, войны на Донбассе и в Сирии. Россия все больше превращалась в осажденную крепость, а власть – в военную, мобилизационную, добиваться замены которой в военное время – предательство. Слова «предатели», «пятая колонна», «либерасты» стали неотъемлемой частью российской политической жизни. К этому процессу активно подключилась и РПЦ, то устраивавшая «антилиберальные» молебны, то объявлявшая крестовый поход против западной морали и ценностей.
Крымские события 2014 г. мобилизовали общественное мнение вокруг В. Путина, что привело и к росту его рейтинга, и к увеличению его электорального ядра – доли тех, кто его поддерживает безусловно. По данным мониторинга ИС РАН, с 2013 г. к октябрю 2014 г. размер электорального ядра вырос больше чем вдвое: с 23 % до 55 %. При этом поддержка оппозиции упала с 21 % до 7 % [Российское общество…, 2015: 119]. К марту 2018 г. доля «путинского» ядра снизилась до 42 % от общей численности избирателей, однако это снижение никак не повлияло на его электоральный рейтинг.[84] Свою роль сыграли и политические метаморфозы в оппозиционном лагере. Думская оппозиция давно уже договаривалась с властью по большинству важных вопросов, а с 2014 г. придерживалась идейных рубежей «посткрымского консенсуса». Радикальная, «несистемная» оппозиция отпугивала неготовых к революционным потрясениям россиян маргинальным стилем поведения. Как результат, при выборе между властью и оппозицией более 50 % россиян в марте 2014 г. выбирали власть, и лишь 13 % – оппозицию.
На вопрос, идут ли дела в стране в правильном направлении, в ноябре 2011 г. положительный ответ давали 24 % опрошенных (полностью или скорее согласны), а отрицательный – 30 %; весной 2012 г. установился баланс в пользу позитивных оценок (30 % против 20 %) и с некоторыми колебаниями он сохранялся весь 2013 г. Однако сразу после воссоединения с Крымом и Севастополем доля оптимистов выросла более чем вдвое и достигла 75 %.[85] Эта картина подтверждается и исследованиями других социологических центров: «уровень доверия к власти с некоторыми колебаниями, вызванными предвыборными „накачками“, устойчиво снижался вплоть до марта 2014 г. В этот период в обществе накапливалось огромное раздражение властью, шел устойчивый, казалось бы, необратимый процесс ее делегитимизации. После присоединения Крыма все социологические показатели резко устремились вверх…».[86]
Интересно, что главными событийными компонентами «посткрымского консенсуса» стали воссоединение с Крымом и Севастополем и введение режима санкций/контрсанкций. События на Юго-Востоке Украины и в Сирии не нашли столь же однозначного к себе отношения (см. табл. 3).
Таблица 3. Как Вы считаете, следующие внешнеполитические события принесли России больше пользы или вреда? (в % от числа опрошенных)
Источник: ВЦИОМ, март 2018 г. Подробное описание исследования см. на стр. 113.
Даже среди провластно настроенных россиян интерес к Донбассу и вообще к Украине явственно снизился, и бонусов властям эти события почти не приносили. В таблице 4 показано, как различались оценки этих событий среди либералов и консерваторов. Видно, что большая часть во всех идеологических группах общества поддерживает присоединение Крыма, чего не скажешь о внешней политике России в целом. Если консервативное большинство позитивно воспринимает режим санкций, в том числе и встречный запрет РФ на ввоз западного продовольствия (около 65 % видят в этом позитивные последствия), то отношение либералов к российским санкциям носит скорее негативный характер (около 46 % видят негативные последствия).
Таблица 4. Соотношение тех, кто видит больше плюсов, и тех, кто видит больше минусов
(в % от числа опрошенных)
Источник: ВЦИОМ, март 2018 г. Подробное описание исследования см. на стр. 113.
Антиамериканские настроения существенно сильнее в консервативных сегментах общества, а вину России в ухудшении отношений со странами Запада даже среди последовательных либералов мало кто готов признать (см. табл. 5).
Таблица 5. Кто в наибольшей степени виноват в ухудшении отношений между Россией и странами Запада? (в % от числа опрошенных)
* Остальные опрошенные не ответили на вопрос.
Источник: ВЦИОМ, март 2018 г. Группировка на основе расчетного показателя. Подробное описание исследования см. на стр. 113.
В основе перемен в общественном мнении, зафиксированных опросами, лежит не только всенародное ликование по поводу того, что теперь «Крым наш». Гораздо важнее, что миллионы людей признали, что «Путин – наш», что политика Кремля совпадает с интересами страны и народа. Вот как описывает причины происходящего Игорь Задорин из исследовательской группы ЦИРКОН: «…Большая масса народа на эмоционально-ценностном уровне не приняла передела СССР и постсоветской фиксации границ (оставшись в позиции „мы с этим не согласны“)… Решения начальства люди признали не как факт, а как жест. Фактически же ничего не изменилось: как были Крым и Донетчина в составе УССР номинально, так и остались. Конечно, паспорта, граница эта липовая, какие-то бумажки надо заполнять – но это нужно, чтобы „начальство отстало“… Мы – по-прежнему единое государство, единое пространство, единая культурно-политическая полоса. И когда произошел Майдан, а за ним националистическая реакция с отменой закона о региональных языках, люди поняли это так, что „на нас напали“… И они стали отстаивать тот порядок вещей, к которому привыкли: имитационные политические статусы, игры начальства отдельно, а мы – отдельно. И вот таких людей и правда около 80 %. Это не „рост путинского большинства“, это солидаризация людей против нападения извне. Россия в общественном мнении не превратилась в „региональную страну“, она по-прежнему осталась сверхдержавой, которая имеет в зоне своей ответственности сохранение, пусть и потенциальное, этого „большого мира“, империи, которая никуда не уходит и не распадается, ибо она конституирована не внешними решениями и факторами, а внутренними…».[87]
Итак, именно внешнеполитические события 2014–2018 гг. определили идейные рубежи избирательной кампании 2018 г. Выход за них, как показали результаты выступления Ксении Собчак и Григория Явлинского, автоматически вел к маргинализации, независимо от качества их имиджа и программ.
Отметим важные различия между тем неоконсервативным общественным консенсусом, который имел место в России до 2012 г., и новым, мобилизационным «посткрымским консенсусом». Первый ведет свое родословие от конца 1990-х гг., когда на смену ценностному расколу начала 1990-х пришло временное согласие по ряду ключевых вопросов общественного бытия, основанное на синтезе самых разных и порой взаимоисключающих идеологем. В качестве самой важной и актуальной россиянам тогда виделась следующая триада ценностей: порядок; справедливость; стабильность. За ними с определенным отрывом следовала свобода. Именно эта триада вознесла на гребень политической волны В. Путина. Данная картина практически не претерпела изменений за все последующее время.
При этом к порядку, справедливости и стабильности [От Ельцина до Путина…, 2007: гл. 2] тяготели практически все группы, в том числе и электорат основных политических партий, различия между которыми, с точки зрения их идеологии, сильно смягчились и размылись [Бызов, 2013б]. Политические ценности, в том числе такие как демократия, отошли на задний план: теоретически общество высказывается за выборы, за политически свободные СМИ (при условии нравственной цензуры), за свободу передвижений, против вмешательства государства в частную жизнь. Но актуальность демократических ценностей снизилась до второго, третьего, четвертого порядка.
Сложился негласный договор: власть обеспечивает стабильность и рост уровня жизни, элементарный порядок, а общество не лезет в политику, принимая действия власти как должное. До поры до времени этот договор работал отлично. Союз умеренных национал-государственников и умеренных либерал-государственников в центре политической поляны надежно блокировал влияние радикалов со всех флангов, их действия не представляли угрозы для стабильности политического порядка.
Новый, «посткрымский», консенсус можно охарактеризовать как мобилизацию общества вокруг власти, когда различные – и часто справедливые – претензии, связанные с внутренними проблемами, отходят на второй план, а на первый выходит внешняя угроза, реальная или нет, перед лицом которой всем необходимо сплотиться. Мобилизация и стабильность – явления часто противоположного свойства, мобилизация часто соседствует с революционными настроениями. Неслучайно в 2014 г. многие русские (и не только русские) пассионарии прониклись идеей «русской весны», войны с «бандеровцами» на Востоке Украины, все больше было тех, кто «готов повторить», имея в виду победу над Германией в 1945 г., а кое-кто обсуждал перспективы ядерной войны. В Донбасс воевать поехали известные люди, включая писателей, общество электризовалось предчувствием каких-то важных событий, а возможно, и войн. Взаимоотношения между обществом и властью выстраивались в формате мобилизации общественной поддержки президента страны и его внешнеполитического курса.
Мобилизация надолго изменила ранее наблюдавшийся слабовыраженный тренд, связанный с постепенным снижением уровня поддержки власти в результате моральной усталости общества и элит и нарастанием нерешаемых внутренних проблем страны. Рейтинг В. Путина вознесся на недосягаемые ранее высоты. Выборы 2018 г. показали, что все, кто пытается выйти за идейные рубежи «посткрымского консенсуса», обречены на маргинальное положение, причем даже в среде интеллигенции. Отсюда совокупный результат К. Собчак и Г. Явлинского – около 2,5 % (при том, что скорее либеральной ценностной ориентации сегодня придерживаются примерно 16 % россиян). Критикуй, что хочешь, в стране всем все недовольны, но не выходи за идейные рубежи – Крым наш, державное могущество, вся наша внешняя политика – вне подозрений.
Реальная поддержка Путина, его «ядро» – 42 %, это те, кого он устраивает как лидер, но голосуют за него почти 80 %! «Посткрымский консенсус» – это уже новый договор между обществом и властью: мы обеспечиваем внешнеполитический курс, но не справедливость и порядок внутри страны, вы со своей стороны можете критиковать все что угодно, но не подвергать сомнению курс В. Путина на укрепление державного могущества. Мобилизация по законам политического жанра требует национального лидера, и именно в этом качестве В. Путин вышел на свои четвертые президентские выборы.
«Посткрымская» картинка наложилась на комплекс архетипов, установок, фобий, которые в совокупности образовали нечто, что можно охарактеризовать как социокультурный код нации или архетипический пласт его сознания. Внешнеполитическая повестка дня затмила собой в 2014 г. внутриполитическую, включая социально-экономическую проблематику, и стала определяющим фактором для формирования общественных настроений. Достаточно отметить в связи с этим, что 79 % россиян поддерживают экономические санкции против Запада (то есть готовы отказаться от западных продуктов питания), введенные российским правительством, а также возможные ограничения на выезд за рубеж – по принципу «на войне как на войне».[88] А ведь еще совсем недавно население страны было крайне чувствительно к любому ущемлению своих непосредственных интересов – в отличие от интересов политических и общегражданских!
«Посткрымский консенсус» оказался намного сильнее во многом потому, что разбудил в россиянах частично спавшие до нынешнего момента, но, как оказалось, всегда готовые проснуться, выработанные историей страхи, мифы, архетипы: восприятие и оценки самих себя, других народов и стран, образы «внутреннего» и «внешнего» врага. Согласно результатам экспертного опроса ИС РАН 2013 г., «…к цивилизационным характеристикам русской мечты, которые в значительной степени коррелируют с тем, что мы определили как социокультурный код, эксперты относят:
• православие;
• сильную централизованную власть;
• державную (имперскую) внешнюю политику;
• духовность в противовес меркантильности» [Бызов, 2013б].
Эти четыре важнейших пункта – своего рода культурологические штампы, содержание которых, особенно в настоящее время, представляется далеко не столь очевидным. Если эти ценности более или менее точно отражали цивилизационные доминанты исторической России, Российской империи, то остается открытым вопрос, в какой степени они работают в России сегодняшней? Тем более что эти ценности воспроизводятся консервативным большинством в качестве «парадных», но «по жизни» носители этих ценностей далеко не всегда готовы им следовать. Особенно сильно проявляется следование «державному» архетипу о представлениях места России в мире среди россиян старшего поколения.
На протяжении третьего срока президентства В. Путина Россия перешла от периода умеренно-консервативной идеологии как общепринятой – к радикально-консервативной на основании общественной мобилизации. Произошла реидеологизация общества, и избирательная кампания 2018 г. протекала в условиях массовой мобилизации консервативного электората вокруг национального лидера на фоне деморализованной, растерянной и безучастной оппозиции.
Несмотря на происходящие события, ценностные тренды остаются чрезвычайно инерционными. Напомним в связи с этим типологию ценностных ориентаций россиян в политике, которую мы представили шесть лет назад:
• протестные социал-консерваторы – 21 %;
• лояльные социал-консерваторы – 47 %;
• лояльные либералы – 15 %;
• протестные либералы – 8 % [От плебисцита – к выборам…, 2013: 59].
В идеологическом отношении социал-консерваторы – те, кого мы сегодня называем консервативным большинством, – составляли в 2012 г. 68 % [От плебисцита – к выборам…, 2013: 124]. Сейчас их несколько больше 70 %,[89] из них треть настроены скорее оппозиционно к власти, а две трети – скорее лояльно. Либералов (протестных и лояльных) в совокупности в 2012 г. насчитывалось около 23 % от общего объема российского электората, их численность практически не изменилась.
В политическом отношении важнее всего то, что несмотря на подчас жесткую критику, обращенную в адрес власти и проводимого ею курса, большая часть россиян (63 %) воспринимала общее направление, по которому идет современная Россия, как позитивное, которое даст в перспективе положительные результаты – либо хотя бы как частично правильное. В наибольшей степени этот курс соответствовал установкам умеренных либералов (72 % полной или частичной поддержки), но и во всех остальных группах он превышал отметку в 50 %. Самый низкий показатель поддержки – в среде радикальных либералов – 54 %. На одном полюсе находятся консерваторы, самая многочисленная группа, на другом – либералы (как правые (сторонники рынка), так и левые (сторонники социальных приоритетов)) [От плебисцита – к выборам…, 2013: 124].
Консерваторы поддерживают традиционный образ России – могучей державы с твердой властью, способной обеспечить социальную справедливость, противостоять Западу и западной цивилизации. В то же время они мечтают о стабильном, спокойном развитии типа брежневских времен, а не о революциях и смутах. Либералы ориентированы скорее на минимизацию присутствия государства в разных сферах, снижение его влияния на бизнес и граждан, формирование правового общества, в котором бы выше ценились демократические права и свободы.
При всех различиях эти полюса имеют много пересечений. В частности, нынешняя власть и проводимый ею курс воспринимаются скорее позитивно (в большей степени государственниками, в меньшей степени либералами). Ни либералы, ни социал-консерваторы не готовы поддержать «чистый» рыночный капитализм или «чистый» плановый социализм; и тех, и других скорее привлекает промежуточный вариант, который бы включал в себя элементы рынка и социалистической экономики.
«Когда „ценности“ трансформируются в идеологии, требующие более жесткого выбора, складывается такая политическая „бухгалтерия“: 34 %–35 % опрошенных поддерживают идеи социальной справедливости, 30 %–32 % – идеологию, основанную на традициях и могуществе державы („левый и правый уклоны“). Еще 19 % занимают промежуточную позицию между консервативными и либеральными ценностями, выступая за сочетание идеи сильного государства и рыночной экономики. И, наконец, менее 7 % составляет поддержка партии „европейского выбора“. Еще около 6 % – политически убежденные русские националисты, сторонники самостоятельного русского пути, место которых в рамках противостояния „консерваторы – либералы“ остается не до конца выраженным, хотя события 2014 г. и подтолкнули данную группу в сторону консерваторов-державников и консервативного большинства в целом» [Российское общество…, 2017: 241].
Можно отметить умеренную консолидацию и увеличение числа сторонников консервативных ценностей одновременно с сокращением числа сторонников либеральных перемен. Все это позволяет сделать вывод, что вспышка либеральной протестной активности 2011–2012 гг. осталась позади, не получив своего развития. Насколько этот тренд отражает глубинные черты общества (а не парадные пласты массового сознания), каковы его пределы и временны́е границы? Как полагает Александр Аузан, «…мы продолжаем жить в формуле геополитического общественного договора. Не потребительского договора прежних лет, когда главным было благосостояние, теперь главное – статусное ощущение супердержавы. Но уже видны границы. Одновременно наращивать усилия в гонке вооружений и пытаться поднять экономику в структуре нынешнего договора невозможно. И тот, и другой социальный контракт имеют одну общую черту – они население подразумевают как препятствие в политике, от которого надо откупаться либо деньгами, либо великодержавными ощущениями».[90]
Выборы-2018 состоялись под знаком мобилизации общественного мнения вокруг В. Путина, которая произошла, несмотря на рост недовольства россиян положением экономики, социальной сферы, коррупцией. Каково же качество «путинского большинства», сформировавшегося вокруг внешнеполитического вектора власти в марте 2018 г.? Критики В. Путина апеллируют к двум социологическим гипотезам, объясняющим его огромный успех на выборах: эффекту «сверхбольшинства» и эффекту «спирали молчания» Элизабет Ноэль-Нойман. Под действием первого эффекта средний избиратель, не имеющий четких политических представлений (что нормально), вынужден присоединяться не столько даже к точке зрения условного «телевизора», сколько к мнению большинства людей, которые, как он знает, думают примерно так, как говорят в телевизоре. Гипотеза «спирали молчания» описывает иной эффект, в центре ее – предположение о страхе изоляции, страхе человека оказаться вне общности, в которой он живет. Если эффект «сверхбольшинства» увеличивает число тех, кто говорит «да», то есть поддерживает режим, то «спираль молчания» сокращает число тех, кто говорит «нет». Некоторые скептики проще объясняют «крымскую аномалию»: опрашиваемые в условиях частичной мобилизации просто боятся высказывать свое истинное мнение и дают неправдивые общественно одобряемые ответы.[91]
Мы склонны предполагать, что в массовом сознании произошла реанимация архетипических ценностей укрепления державы, антизападничества, русского мира. Настроения общества в целом стали более радикальны, чем официальная политика власти. Огромную роль в победе В. Путина сыграла тяжелая внешнеполитическая обстановка, угроза войны, на фоне которой внутренние трудности отошли на второй план. В результате за кандидата от власти проголосовало не только «ядро» его сторонников, но и периферия, которая, несмотря на неудовлетворенность многими действиями властей, не увидела реальной альтернативы. Отметим, что общество четко отделяет В. Путина от других ветвей и этажей власти, высказывая по отношению к ним постоянное высокое раздражение и недовольство.
Данные опроса ИС РАН уже после выборов 2018 г. показали, что уровень доверия президенту (69 % при 17 % не доверяющих) полностью вернулся к ситуации до начала избирательной кампании; эффект от мобилизации быстро сошел на нет.[92] По данным ВЦИОМ, за месяц после выборов рейтинг доверия В. Путину упал на 7 %, до уровня 48 %.[93] Иными словами, мобилизация оказалась успешной, но краткосрочной.
Общеизвестно, что консерватизм современных россиян в значительной степени носит показной, декларативный характер и слабо подтверждается их образом жизни, поведенческими установками, готовностью к мобилизации и другими важными ценностно-мотивационными атрибутами. На практике мы наблюдаем весьма атомизированное посттрадиционное общество, чьи члены сами, на индивидуальной основе строят свои жизненные стратегии, где господствуют ценности массового потребления, основательно разрушены семейные традиции, катастрофически низок уровень общественной солидарности и самоорганизации. Это тот случай, когда автостереотип, представление общества о самом себе резко противоречит реальному состоянию общественной морали и правосознания, фиксируемым объективными инструментами (прежде всего статистикой, но отчасти и опросами тоже).
Сфера политического выбора, формирования государственно-политических аспектов массового сознания, в России находится преимущественно в области идеального, декларативного, и потому воспроизводит больше архетипические пласты сознания масс, чем интересы «реальной политики». На уровне «парадных» ценностей общественная консолидация, сплочение, безусловно, происходит. По данным ВЦИОМ, в 2014–2016 гг. доля россиян, считающих себя патриотами, выросла с 55 %–60 % до 70 %.[94] По данным «Левада-Центра»,[95] за то же время с 55 %–58 % до 67 % увеличилась доля тех, кто гордится символами России – ее флагом, гимном и т. д. Все это внешние рамки «посткрымского консенсуса», его отправная точка. Поводов для критики власти было сколько угодно, поэтому в марте 2018 г., месяце выборов, мы были свидетелями множества протестных акций. Но даже протестуя, ты должен оставаться патриотом, гордиться своей державой и ее символами. В противном случае тебя ждет место в электоральном «гетто», пример тому – плачевные результаты таких кандидатов, как К. Собчак и Г. Явлинский.
Динамика идеологического противостояния в такой ситуации определяется тремя расколами. Первый – между (1) консервативным большинством и (2) либеральным меньшинством. При всей малочисленности последнего различия этих двух «голов» российского орла столь велики, что им пока не о чем договариваться, как это и показали президентские выборы. Мы наблюдали противостояние всех кандидатов, включая оппозиционных, двум – К. Собчак и Г. Явлинскому.
Второй раскол – внутри собственно «консервативного большинства»: между теми, кто (1) в рамках посткрымской мобилизации отдает приоритет идеям державной мощи, и теми, для кого (2) важнее идеи социальной справедливости. Эти две группы, в отличие от первого раскола, не антагонистичны, они во многом пересекаются; вспомним первые митинги сторонников В. Путина в 2012 г., где мирно соседствовали правые националисты в лице А. Проханова и А. Дугина с левыми националистами в лице М. Шевченко и С. Шаргунова. Первые пока полностью поддерживают власть и составляют ее ядро, вторые сильно ее критикуют, но не переходят посткрымских идейных рубежей.
Третий по значимости раскол делит либеральный фланг на (1) правых либералов, относительно равнодушных идеям политической демократии и прав человека, но ратующих за свободу рынка и либеральную экономику, и (2) левых либералов и социал-демократов с приоритетами в виде прав человека, демократии, европейских ценностей. Первые достаточно лояльны В. Путину, вторые, напротив, его жестко критикуют.
«Консервативное большинство», на которое опирается власть, само неоднородно: политически активная и идеологизированная его часть составляет в нем своего рода «меньшинство в большинстве», тогда как «большинство в большинстве» – это конформисты, готовые пока следовать в фарватере, проложенном властями. Повышенная экзальтация, связанная с присоединением Крыма и идеями «русского мира», постепенно спадает, но мнение людей об этих событиях отнюдь не меняется. Схожая картина наблюдается и в стане либералов. Но даже учитывая всю внутреннюю неоднородность «консерваторов» и «либералов», следует помнить, что повестка дня формируется не конформистским центром, а радикальными флангами – убежденными консерваторами, национал-патриотами и либералами.
В канун выборов недовольство властью сконцентрировалось в достаточно узкой группе «русских западников», сторонников европейского выбора. Ее ядро – те, кто готов поддержать на выборах лозунги европейского выбора, – составляет не более 7 %,[96] а периферия, частично разделяющая европейские ценности, – еще 15–20 %. Уровень недовольства властью условно соответствует доле убежденных «антипутинцев», а их при опросе обнаружилось около 8 %. Но 78 % голосов, набранных В. Путиным на выборах в марте 2018 г., по крайней мере наполовину выглядят своего рода авансом. «Ядро» поддержки президента составляет 45 % – те, кто поддерживают его, «потому что он уже многое сделал для страны и сделает еще многое», еще 48 % готовы были поддержать президента, потому что не видели альтернативной кандидатуры.
59 % опрошенных приоритетом для В. Путина на четвертом сроке видят преобразования внутри страны, и только 35 % – внешнюю политику. Как отмечает Л. Гудков, «…отношение к Путину двойственное: да, как говорят наши респонденты, он восстановил авторитет России как великой державы, он – решительный и опытный политик, у него нет, как мы видели, реальных конкурентов. Но, с другой стороны, вне сферы внешней политики его достижения не столь уж велики или их просто нет. Он не добился успеха в экономике, доходы людей падают; проблема коррупции – одна из самых острых; мира, справедливости и стабильности, безопасности нет ни на Северном Кавказе, ни внутри страны».[97]
Как следует из таблицы 6, власть в лице В. Путина практически полностью удовлетворяет запрос «державников» разного толка, сторонников укрепления могущества государства. Низкой остается доля «антипутинцев» среди сторонников свободной рыночной экономики, в том числе и с участием сильного государства; эти группы составляли «костяк» путинского консенсуса эпохи «нулевых». Наибольший уровень «антипутинцев» (по 15 %) зафиксирован в группах, тяготеющих к европейским социал-демократическим ценностям – социальной справедливости, самоуправлению, сближению с Европой и развитию политической демократии (заметим, что с похожей программой в марте 2018 г. выступал Г. Явлинский, но набрал не 15 %, а в десять раз меньше).
Таблица 6. Поддерживаемые лозунги (цели развития общества)
(до двух ответов, в % от всех опрошенных)
Источник: ВЦИОМ, март 2018 г. Подробное описание исследования см. на стр. 113.
Значительно снизилось на «крымской волне» недовольство властями со стороны русских националистов (почти вдвое), хотя и остается относительно высоким. Очевидно, что больше половины националистов, еще накануне «крымской эпопеи» резко критиковавших российские власти, примкнули к мобилизованному властями большинству. Программу такого рода изложил Ю. Селиванов: «Учитывая этот украинский урок, самой России жизненно важно использовать время, оставшееся до практически неизбежного пика конфронтации с Западом, для максимально полной подготовки страны к этому столкновению в экономической, социальной, идеологической и военной сферах. И если потребуется – вплоть до переустройства всей жизни общества на военно-мобилизационных основах. При этом должна произойти своего рода психологическая перезагрузка российского общества. Народ должен сполна ощутить безусловную заботу о нем, высшую справедливость действий государственной власти, отсутствие сильных внутренних раздражителей (типа пятой колонны и вызывающе наглых „сливок общества“), а также прекращение нынешнего тотального засилья разлагающей, прозападной пропаганды в стране. Разгульная жизнь нынешней „элиты“ с ее фантастическими зарплатами, золотыми парашютами, километровыми яхтами, „царскими“ охотами и т. п. должна быть в корне пресечена. […] Восстановление трудовой морали, господства принципа „кто не работает, тот не ест“, жесткое преследование тунеядства, пресечение избыточной спекуляции как источника нетрудовых доходов, отбивающего желание заниматься производством, должны быть положены в основу воспитательной политики».[98]
Итак, мы имеем «большинство», включающее как убежденных консерваторов-державников, так и конформистскую часть общества, примерно в пропорции 30:70.[99] Это консервативное большинство сегодня поддерживает действующую власть в целом при наличии многих частных претензий, можно утверждать, что оно вместе со «своими» СМИ, в том числе основными телеканалами, обладает чертами «протопартии». Эта протопартия рыхлая, и при усилении внутриполитической/экономической турбулентности может начать быстро распадаться. Активно заявляющая о себе радикальная группировка политических и общественных деятелей (Н. Поклонская, В. Милонов, В. Чаплин, Д. Смирнов и др.) выступает значительно радикальнее консервативного центра, и власти все чаще приходится дистанцироваться от них. Налицо расслоение консервативного большинства на небольшую радикальную фракцию и более нейтральный, но массовидный «консервативный центр».
«Меньшинство» можно охарактеризовать как «либеральную интеллигенцию»/ «креативный класс». Численность этой группы составляет, по самой максимальной оценке, не более 15 %–17 %,[100] она на протяжении десятилетий не может сформировать собственного представительства в партийном спектре, рассыпаясь на маргинальные группы. Однако ее вес в общественно-политической жизни страны остается значительным благодаря высокому уровню образования (см. табл. 7), использованию информационных технологий и наличию «идейно близких» СМИ (например, газет «Ведомости» и «Новая газета», радиостанции «Эхо Москвы» и др.). Среди либерального меньшинства намного меньше пенсионеров и намного больше студентов, интеллигенции вообще. Как показано в таблице 7, среди последовательных либералов 50 % имеют высшее или неполное высшее образование, тогда как в аналогичной группе консерваторов их 28 %.
Таблица 7. Соотношение уровня образования и политических предпочтений респондентов
(в % от всех опрошенных)
Источник: ВЦИОМ, март 2018 г. (группировка на основе расчетного показателя). Подробное описание исследования см. на стр. 113.
«Раскол? – спрашивает в связи с этим руководитель Центра комплексных социальных исследований Института социологи РАН Владимир Петухов. – Ни в коем случае. Налицо согласие переходного типа. Все понимают, что коней на переправе не меняют. Это промежуточная ценностная среда. В не до конца устоявшемся обществе „плавает“ и система ценностей, тяготеющая к традиционности, но готовая меняться».[101]
Радикалы, выступающие за полную смену режима в стране, и здесь составляют меньшинство, но их голос слышен громче, так как власть, опершись на консервативные круги общества, сама способствовала тому, что так называемые системные либералы, составлявшие ее опору в «нулевые», оказались невостребованными. Силы «либералов» и «патриотов» явно неравны, причем это неравенство не только в политической, но и в моральной плоскости. Как пишет Сергей Черняховский, «…за именем „патриотизм“ – поддержка общества. За именем „либерализм“ – общественное презрение. И поддержка определенных элитных групп, видящих свое будущее и будущее своих детей в обретении гарантированного положения в чужой государственной системе. Им нужен коллаборационизм, и его поддерживают извне. Но под именем „либерализма“ он, похоже, существовать уже не может, ему нужно новое уважаемое и почитаемое – каким когда-то было и имя демократа, и имя либерала. Отсюда – выгоднее всего тоже стать патриотом. Но другим, „истинным“. И это относительно легко: просто нужно благо коллаборациониста назвать благом для родины».[102]
Однако у современного патриотизма есть и свои опасные стороны, на которые обращает внимание А. Ципко: «Меня пугает не только актуализация проблемы ядерной войны и гибели человеческой цивилизации, но и тот факт, что значительная часть населения современной России довольно спокойно реагирует на разговоры о неизбежной гибели человечества. Такого равнодушия к проблеме смерти человечества не было у русских людей в советское время. Это говорит о том, что сложившаяся за четыре года привычка к жизни в осажденной крепости подрывает и без того слабый у нас инстинкт самосохранения».[103] Действительно, России 2014–2018 гг. весьма свойственно настроение экзальтации, контрастирующее со спокойной эпохой «нулевых», когда россияне наслаждались первым опытом приобщения к «потребительскому раю» и обустройства частной жизни.
Исследование ВЦИОМ в марте 2018 г. зафиксировало примерно 6 %–7 % последовательных либералов (всего либералов, включая непоследовательных и колеблющихся, 20 %–22 %) и 54 % последовательных консерваторов (всего консерваторов – 78 %–79 %) (см. табл. 8). Между либеральным меньшинством и либеральной оппозицией существует определенная корреляционная зависимость, но это не тождественные понятия. Среди либералов уровень оппозиционных, протестных настроений намного выше, чем среди «конформистского болота» и консерваторов, но основная часть либерально ориентированных россиян сохраняет лояльное отношение к российской власти.
Левые идеи – самоуправление и солидарность – имеют хорошую поддержку среди либеральной части общества, а вот националистическая идея «схвачена» консерваторами. Представляется, что такое разделение одновременно открывает путь для развития относительно широкого социал-демократического движения и сдерживает развитие националистических сил (см. табл. 9).
Таблица 8. Группировка по шкале «консерватизм – либерализм»
Источник: ВЦИОМ, март 2018 г. (группировка на основе расчетного показателя; сделана по расчетной переменной, включающей в себя ответы на пять вопросов). Подробное описание исследования см. на стр. 113.
Таблица 9. Целевые установки респондентов с различными политическими предпочтениями (в % от всех опрошенных)
Источник: ВЦИОМ, март 2018 г. (группировка на основе расчетного показателя). Подробное описание исследования см. на стр. 113.
Иных субъектов общественно-политической жизни сегодня не просматривается, кроме специфических групп, сформировавшихся вокруг конкретных интересов. Таким образом, современное российское общество и расколото, и монолитно одновременно. Можно подумать, что в последнее время расколы углубляются, однако результаты опросов дают противоречивую картину.
Российская молодежь ориентирована на поддержку перемен, ее отношение к В. Путину более сдержанное, чем у старших поколений: 35 % молодежи входит в «ядро» электората В. Путина (при 42 % по всем опрошенным).[104] Не выделяются в качестве самостоятельных групп ни рабочие, ни инженеры, ни предприниматели – внутри этих групп проходят точно такие же ценностные расколы, как и во всем обществе. Массовые слои интеллигенции (врачи, учителя, библиотекари) мало чем отличаются от иных массовых слоев общества, лишь немногочисленная группа статусной интеллигенции консолидирована вокруг либеральных ценностей.
По результатам, полученным санкт-петербургскими математиками, чуть менее однозначно выглядит электоральный ландшафт пользователей сети «ВКонтакте», но надо делать поправку на то, с каким качеством выборки пользователи социальной сети «ВКонтакте» репрезентируют офлайновое население: «…Нами была построена математическая модель политических взглядов пользователей социальной сети ВКонтакте. Программа анализирует страницу пользователя, изучает его интересы и увлечения. В итоге ему присваивается индекс между 0 и 1. Значение индекса ближе к 0 показывает приверженность к консервативным взглядам, ближе 1 – к либеральным. […] Для этого мы рассчитали наш индекс для пользователей ВКонтакте из этих городов в соответствии с демографическим профилем населения. […] Видим, что на текущий исторический момент „основной кандидат“ выиграл бы честные выборы в Москве, даже, если бы на них были представлены реальные кандидаты от оппозиции. В выборе между „свобода-перемены-прогресс“ и „традиции-стабильность-порядок“ выигрывают „скрепы“. […] Наконец, проверим еще одно бытующее мнение, будто в небольших городах власть имеет больше поддержки, а оппозиция меньше. Мы посчитали навскидку разные города с разной численностью населения в нескольких регионах. В целом в небольших городах поддержка власти больше. Но корреляция скорее не с численностью населения, а с депрессивностью региона/населенного пункта (больше депрессивности – больше поддержка). Относительно благополучная Шуя со своим вузом, производством мануфактуры и известным в области водочным заводом занимает последнее место по лояльности из рассчитанных городов, несмотря на малую численность населения. Ничего сверхреволюционного мы в своих результатах не получили…».[105]
Перейдем к набору содержательных ответов, характеризующих систему ценностей «большинства» и «меньшинства» (см. табл. 10).
Таблица 10. С каким из нижеприведенных в каждой паре суждений, касающихся различных сторон жизни общества и Вашей собственной жизни, Вы в большей степени согласны?
(один ответ в каждой паре суждений,% от всех опрошенных)
Источник: опрос ВЦИОМ, март 2018 г. Подробное описание исследования см. на стр. 113.
В мае 2018 г. 49 % россиян считали, что Россия уже является, а 39,5 % – что в ближайшие годы станет одной из великих держав.[106] Именно ориентация на Россию как державу стала важной компонентой социокультурного кода, выработанного обществом в ходе становления и развития нации. Это традиционное представление о роли российского государства в последнее время все сильнее оспаривается «новорусскими» группами, особенно – молодыми русскими националистами, сторонниками создания национального русского государства европейского типа. Достаточно стабильна (при общем направлении к снижению в период 1998–2014 гг.) установка на то, что Россия должна жить по тем же правилам, что и современные западные страны (с 29 % до 26 %). Сегодня с этим соглашаются 31 % молодых россиян и всего 18 % опрошенных старше 60 лет.[107]
Осознанность консерватизма «большинства» россиян, как видно из таблицы 11, не следует переоценивать как минимум с 2001 г. Это не означает, что в стране нет левых, русских националистов, либералов – они есть и выявляются через ответы на содержательные вопросы, а вот определять себя посредством соответствующих политических «ярлыков» готовы немногие. Об этом ярче всего говорит то, что более 70 % опрошенных во все годы измерений не могли или не хотели определять себя в идейно-политических терминах. Относительное большинство (39 %–43 %) вовсе отказывалось видеть себя сторонниками каких бы то ни было идейно-политических течений, 14 %–17 % выступали за «сочетание различных идей»; 20 % уходили от ответа.[108] Подобная неготовность общества к доктринальной самоидентификации, его видимое равнодушие к идейно-политическому дискурсу резко контрастируют с ожесточенностью полемики «политических профессионалов» в публичном пространстве. Тональность этой полемики задают радикалы, сами по себе имеющие малочисленную поддержку, а конформистской части общества эта полемика скорее навязывается извне. Именно поэтому наблюдаемый общественный раскол представляется во многом искусственным, внешним и некритическим.
Таблица 11. Динамика идейно-политических предпочтений россиян (в % от опрошенных)
Источник: Мониторинг ИС РАН и ВЦИОМ, март 2018 г. Подробное описание исследований см. на стр. 112 и 113.
Возвращаясь к гипотезе о глубоком противоречии между пластами архетипического и бытового массового сознания, рассмотрим соотношение между консервативными «парадными» ценностями, идущими от архетипического социокультурного кода, и теми коррективами, которые внесла в них эпоха доминирования частной жизни и личных интересов. Несмотря на «консервативный поворот», 44 % россиян не готовы жертвовать личным благополучием даже ради важных общезначимых целей, а 56 % полагают, что личные интересы – главное для человека. Распределение результатов исследования 2014 г. ИС РАН в разрезе возрастных групп показывает, что ценность частной жизни и личных интересов в большей степени (на 8 %–10 %)[109] характерна для молодой части опрошенных россиян. Как утверждает Л. Гудков, «…ни о либеральных, ни о консервативных ценностях в России не приходится говорить всерьез. Есть настроения и реакция на действия власти. В нашей стране, в отличие от других стран, общество как тип социальной организации чрезвычайно слабо… Общество не идеологизировано. Именно поэтому я не стал бы говорить ни о консервативных настроениях, ни о либеральных. Они характерны для маргинальных групп, небольших по численности».[110]
Ту же точку зрения излагает В. Петухов: «Деление общества на консервативное большинство, причем обязательно инертное и лояльное, и меньшинство активное, либеральное, оппозиционное… – выдумка. Эмпирически это никак не подтверждается хотя бы на том основании, что либеральный сегмент (если мы даже его признаем таковым) и консервативный – оба они меньшинства, причем меньшинства не очень значительные. А большинство – это огромная, неструктурированная масса населения, около 60 %, которая вообще не имеет никаких идеологических, политических предпочтений. Если уж ее характеризовать, то это скорее консьюмеристское большинство, ориентированное на потребительские жизненные стратегии, которых по большому счету вообще не интересует что-либо, выходящее за рамки их интересов и интересов их ближнего круга».[111]
В чем причина слабости идеологических расколов в современном российском обществе? Л. Гудков утверждает, что это не более чем пережиток советского периода: «В более серьезном и долговременном плане мы имеем дело с незавершенным процессом краха советской системы и неспособностью переработать и преодолеть советское тоталитарное прошлое».[112] Напротив, отмечают И. Задорин и Д. Коноваленко, «…сегодняшнее российское общество продолжает по инерции сохранять ряд привычек прошлых лет, и этой инерционностью общественного сознания можно объяснить некоторые особенности восприятия россиянами внешнего мира и внешней политики. Сегодня, как и 10–15 лет назад, россияне сохраняют и повышенный интерес к важнейшим событиям зарубежной жизни, и сравнительно высокий уровень информированности о них… Как правило, респонденту оказывается гораздо проще высказаться по поводу очередной зарубежной поездки президента РФ, нежели оценить, например, целесообразность введения нового Трудового Кодекса (хотя последний в гораздо большей степени затрагивает интересы респондента).[113]
Несерьезно, по нашему мнению, ссылаться на одно лишь советское прошлое, так как подобные настроения формировались на протяжении всей русской истории, а так называемое «оборонное сознание» – продукт не 70-летнего советского периода, а нескольких столетий Московского царства и империи Романовых. Нынешняя же волна консерватизма, охватившая Россию после 2012 г., имеет маятниковую природу и является отложенной реакцией на неудачи либеральных реформ 1990-х гг. и усиление конфликта с Западом. Россияне все чаще и с большей ностальгией вспоминают поздние советские времена с их стабильностью, предсказуемостью и социальными гарантиями. Одновременно в стране растет новое поколение, имеющее иные ценности и привычки, сформировавшееся в условиях информационных возможностей социальных сетей, свободных перемещений по миру. Оно не особенно желает жертвовать чем-либо существенным во имя ценностей консерватизма и русской исторической идентичности.
На фоне расцвета «мобилизационного консерватизма» в последние годы стремительно сокращалось число сторонников так называемого «европейского выбора», который в 1990-е и начале 2000-х гг. считался вполне официально «выбором России». По данным ВЦИОМ, еще в 2007 г. общественное мнение раскалывалось примерно поровну по поводу взаимоотношений российской и европейской цивилизаций. Западническая позиция, согласно которой «Россия – часть Европы, и в XXI веке их судьбы будут все теснее переплетаться», находила поддержку 38 % россиян, а альтернативную почвенническую, согласно которой «Россия не является в полной мере европейской страной и никогда не сможет стать частью Европы», поддерживали 45 %.[114]
Поворот нашего общества в сторону почвеннических настроений наметился в 1998–1999 гг., отмеченных дефолтом и войной НАТО против Югославии. Он объясняется крахом надежд на быстрое реформирование России по западному образцу и разочарованием в Западе как «добром полицейском», обеспечивающем справедливый мировой порядок. Именно поэтому начало складываться мнение, что чего-либо позитивного наша страна может добиться только с позиций силы – как военной, так и экономической. Уже в 2014 г. 59 % россиян были уверены, что усиление России представляет угрозу для европейских стран, поскольку сильная Россия способна заставить европейцев считаться со своими интересами, и лишь 15 %, напротив, полагали, что европейские страны заинтересованы в подъеме и укреплении России.[115] Именно воссоединение Крыма и Севастополя с РФ, произошедшее вопреки явно обозначенному желанию Киева, Вашингтона и Брюсселя, подтвердило для большинства наших соотечественников вывод, что сила – не в правде, а именно в силе как таковой. Ибо «слабых – бьют!», как учит нас В. Путин.
Если теперь мы больше не Европа, то кто – неужели Азия? В новом витке этой многосотлетней дискуссии поучаствовал даже помощник президента В. Путина Владислав Сурков: «И все-таки вряд ли мы третья цивилизация. Скорее, сдвоенная и двойственная. Вместившая и Восток, и Запад. И европейская, и азиатская одновременно, а оттого не азиатская и не европейская вполне».[116] Действительно, миграционный приток в коренные российские регионы выходцев из Азии (впрочем, весьма ослабевший в 2014–2018 гг.), дополняется политикой на укрепление Евразийского союза, при этом нравы и обычаи восточных диаспор скорее сами превращаются в норму жизни, чем адаптируются к русской культуре и традициям. Но проникает ли «азиатчина» в наше общество, как об этом пишет, например, берлинский критик В. Путина Александр Морозов?[117]
Напомним, что смешение культур и языков, миграционный наплыв – общая история западного мира в последние тридцать лет; быстрый рост численности китайской и вьетнамской диаспор в Канаде, арабской и турецкой – в Германии вовсе не делает их азиатскими государствами! Что касается усиления азиатского вектора в российской внешней политике, то оно вызвано конкретными и понятными геополитическими, военными, экономическими причинами и совершенно не говорит об «азиатизации» российской культуры и социального порядка в целом. Можно согласиться с тем, что, пожалуй, главным отличием правовой и политической системы России было и остается верховенство неписаных, нигде не зафиксированных законов и договоренностей над формальным правом (о чем так ярко и убедительно пишет Симон Кордонский и его последователи). Но причина этого совершенно не в экспансии «азиатчины»! За нее невнимательные публицисты принимают две противоречащие друг другу и разнонаправленные социокультурные тенденции.
То упрощение, вульгаризация социальных отношений, снижение массового уровня культуры, которые отчетливо проявляются в российском обществе в последние 20 лет, некоторые связывают с реваншем традиционализма в войне с модерном и постмодерном, своего рода сползанием в «новое средневековье». Более тщательный анализ показывает, что все эти процессы запущены распадом государства и социальных структур, а общество на них реагирует примитивной самоорганизацией. Но новый традиционализм так возникнуть не может, для него нет социальной базы в виде общины, неформальной традиционной иерархии со своими символами и мифами. Именно поэтому «антизападные фобии» в сегодняшней России не следует интерпретировать буквально. По своей социокультурной составляющей Россия – страна индивидуализированная и во многом вестернизированная. Традиционный Восток с его культом «коллектива», подавлением личности, патриархальной семьей, в отличие от Запада, культурно и социально чужд современному россиянину.