Саша
– Отойдите от моего ребенка! Я вызову сейчас полицию, – ору не своим голосом.
Я старалась по-быстрому сбегать в магазин за чертовым пакетом и водой. Но на кассах такие очереди, что пришлось задержаться. Безумно нервничала, все-таки сыночек там один. Хоть Никитка – умный и ответственный мальчик, но онребенок, а страшных случаев с похищением детей немыслимо много.
Выбегаю из супермаркета и глазами ищу Никиту. Вижу лавочку, пакеты с продуктами, а вот моего ребенка нет. Оглядываюсь по сторонам, ощущая, как внутри все холодеет. У меня начинают трястись руки, а ноги становятся ватными. В голове мгновенно всплывают факты о похищениях, насилии и всей той мерзости, о которой страшно даже подумать. Ужас опутывает меня липкой паутиной. Кручу головой, мечусь по лицам людей, но Никитку не нахожу.
Подбегаю к скамье и пытаюсь отыскать в своём рюкзаке телефон. Что нужно делать в таких ситуациях? Куда звонить, куда бежать? Ругаю себя последними словами. Господи, как можно быть такой непутевой мамашей?
– Ва-ау! Вот это тачка! – где-то рядом слышу родной голосок.
Оборачиваюсь и вижу ту самую яркую желтую машину: двери открыты и подняты вверх. Рядом стоит какой-то мужик в солнцезащитных очках, улыбается. А в салоне машины…не может этого быть…
В салоне мой сын…
Срываюсь с места и начинаю истошно кричать:
– Никита, Никита! Что происходит?
Подбегаю к мужику, на ходу выуживая из рюкзака газовый баллончик. С недавних пор он всегда при мне.
– Отойдите от моего ребенка, я вызову сейчас полицию! – наставляю баллончиком на мужика.
– Так, спокойно, мамаша, – мужик поднимает ладони, показывая, что не опасен, а потом нарочито медленно снимает очки.
А мужик – вовсе и не мужик. Молодой парень.
– Мама, мама, – испуганно лопочет Никитка.
– Сынок, выходи из машины. Что этот дядя тебе сделал? Он тебя обижал? Может что-то предлагал? Господи! – меня прорывает, как водосточную трубу. Поток вопросов сыплется как песок.
Максим
– Э-эй, дамочка! – пытаюсь перекричать заведенную мамашку, но она меня в упор не слышит.
– Сынок, родной, с тобой все в порядке? – осматривает парнишку.
– Да все с ним нормально! Успокойтесь уже. И аккуратнее с этой штукой, – кивком головы указываю на баллончик в ее руке. Эта ненормальная забыла, что ли, про него, размахивая им во все стороны?
Только я успеваю об этом подумать, как чувствую сильнейшее жжение в глазах.
– Твою мать, – ору я. – Какого хрена? – Глаза начинают непроизвольно слезиться, а горло першить. Закашливаюсь, утыкаясь носом в локоть. – Ребенка убери отсюда.
Пацаненок кашляет и судорожно хватает ноздрями воздух.
Сквозь пелену слез вижу в открытом рюкзаке этой идиотки бутылку с водой. Выхватываю довольно резко и даю пацану пить. Смачиваю руки, плескаю себе в лицо водой и умываю пацана. Девчонка ошарашенно стоит и смотрит с застывшим ужасом на лице.
Пришибленная какая-то.
– Никитка, Никитка, сынок… Господи, прости, милый, – отмирает эта ненормальная и бросается к сыну.
Сегодня однозначно хреновой день! А он, на минуточку, только начался…
Мамаша утаскивает голубоглазого к скамье и начинает суетиться над ним.
Сажусь в машину.
Ну на хрен, пусть сами разбираются.
Вот какого черта я повелся на пацана?
Опускаю двери и завожу мотор. Последний раз бросаю взгляд на мальчишку, но встречаюсь с полыхающими страхом, злостью и ужасом глазами девчонки.
– Истеричка, – напоследок бросаю в окно.
– Маньяк, – слышу в ответ и срываюсь с места.
Кем я только не был в этой жизни и, кажется, меня уже ничего не могло удивить. Но маньяк? Серьезно?