Настроение было отличное, физическое состояние – словно уже помолодела, но после дальнего и длительного похода к участковому Прасковья Григорьевна все равно еле сумела дойти к родному дому. Да и к соседке пришлось по пути заскочить – о поставках молока договориться. Вот силёнки-то вместе с жизненной энергией и кончились. Только и смогла что войти во двор да усесться на лавочку возле калитки.
Наблюдавший за ней через окошко Александр ещё раз осмотрелся вокруг и всё-таки не выдержал – выскользнул во двор, чтобы помочь. Но вначале поднёс кружку с настойкой из тех трав, лекарств и прочих ингредиентов, что отыскались в доме у запасливой хозяйки.
– Это ты зря, – еле слышно бормотала старушка. – Вдруг кто увидит…
– Меньше говори, больше пей! – наущал мальчуган, придерживая кружку. – Как раз должно было всё настояться…
Они уже второй день как перешли на «ты» и нисколько не заморачивались во внешних отличиях своего возраста. Академик уже давно привык общаться с людьми престарелыми, а Прасковью уже не обманывал детский голосок и ангельский лик розовощёкого мальчугана. За каждым его словом ей виделся почтенный седобородый старец, один вид которого вызывал уважение, а то и робость.
Так что слушалась, пила и чувствовала, как силы понемножку возвращаются в дряхлое, измученное непомерной нагрузкой тело. И пока Александр отнёс рюкзачок в дом и вынес трость для дополнительной опоры, старушка дышала совсем иначе и говорить стала уверенней.
– Давай в дом!
– Вместе! Опирайся на меня! Давай, давай!.. Я ведь тебе с утра уже доказал, что по силе превосхожу детей, которым восемь, а то и девять лет.
В самом деле, малой подталкивал и поддерживал на удивление мощно, цепко. Да и во время утренней зарядки показал необычную атлетическую сноровку, силу и неуёмную энергию. Приседал, отжимался, ходил колесом, подкидывал лихо весьма тяжёлые гантели и даже пытался с разгона пробежать два-три шага по стенке. В общем, вёл себя как разбушевавшийся торнадо и приговаривал при этом:
– Эх, Прасковья! Скоро сама прочувствуешь, как это – возвращаться в молодое крепкое тело. Поверь – меня распирают феноменальные ощущения. Кровь так и кипит! Кажется, что оттолкнусь посильней и в небо взлечу. Дышится настолько легко, словно вокруг не воздух, а нектар пополам с кислородом. А сознание – словно в лучшие молодые годы. Ясное, чёткое мышление, сообразительность – максимум от возможного. Утром проснулся, и пока лежал, с восторгом ощущая себя и ощупывая, успел проблему одну решить, над которой несколько последних месяцев бился безрезультатно! Представляешь?!
Козырева смотрела на мальца с восторгом и завистью, пыталась представить… и не могла. Зато с какой-то дрожью во всём теле желала сбросить с себя оковы старческой немощности. Хотелось вздохнуть полной грудью, убрать дрожь конечностей, избавиться от постоянного нытья суставов. А удастся ли?.. И как именно?.. И когда?..
Последний вопрос и начал обсуждать Александр Свиридович, когда его напарница чуть оклемалась, взбодрилась после напитка, сделанного опытным геронтологом, и смогла спокойно разговаривать.
– Пока брёл через лес – тащил даркану на себе. И всё время проклинал её тяжесть. Ну и один немаловажный факт: бляху можно засечь, если она будет находиться на одном месте, и одновременно использовать созданное мною устройство. Делал я его для себя, но, превратившись в ребёнка и ожидая одного направленного и второго спонтанного перемещения в пространстве, вынужден был отдать устройство Верочке. Иначе я бы его не донес. По логике, Верочка должна была меня догнать сразу, а потом и здесь отыскать, получив от меня очень примерные ориентиры леса…
– Верочка? Та самая телохранительница, которой ты доверяешь?
– Она самая. Никому я больше довериться не мог. Хотя не могу утверждать, что она стала лояльной мне на сто процентов. Больше всего её впечатлило моё обещание помочь с омоложением её престарелым родителям. Уж очень они оба дряхлые, хотя им нет и семидесяти… Но что-то у неё пошло не так, вполне возможно, что её убили. Потому что на первой точке смещения я её так и не дождался. А потом меня зашвырнуло в ваши края. И во времени отнесло на шесть суток назад.
О технических деталях Кох рассказывал уже не раз, высвечивая то одну, то другую деталь своего омоложения. Полностью осознать всю картину сложного преобразования, со смещениями в пространстве и даже во времени, Прасковья не могла. Пока. Да и не пыталась. Зато всегда кивала, где надо, и задавала наводящие вопросы, которые явно помогали самому академику разобраться в случившемся, продумать верные шаги на ближайшие часы.
Вот и сейчас его несуразная фигурка гротескными для ребёнка размашистыми шагами двигалась по горнице туда и обратно, а сам учёный опять увлекся рассуждениями.
– Именно поэтому я больше всего опасаюсь, что устройство могло попасть в чужие руки. Разобраться в нём очень сложно, даже оставленные Верочке инструкции ничего не дадут для понимания сути. Тем не менее на след дарканы могут выйти мои недоброжелатели. Поэтому я и спрятал её сравнительно недалеко отсюда, в небольшом глинистом овраге…
– Есть там такой, – подтвердила напарница. – Его местные Заячьим называют, потому что зайцы порой в него проваливаются, а выбраться сами не могут.
– Хм! Вот и я не мог. Еле выбрался, – пожаловался мальчик, непроизвольно поглаживая давно отстиранную рубашку, и продолжил хождение, поясняя предстоящие им задачи: – Устройство никогда не указывает на конкретную точку нахождения пластины, а только приблизительно, на большой участок. Насколько большой – знать не могу, провести испытания не успел. Но раз тут над нами до сих пор не летают вертолёты, а лес не прочёсывают густой гребёнкой и с граблями, значит, в руки государства наш артефакт никак не попадёт. А вот Вера Павловна, если осталась в живых, вполне может попытаться меня отыскать. Но хуже всего, если ей на хвост сядут те тёмные личности, о которых она мне рассказывала. Поэтому в Заячий овраг мы должны податься не с пустыми руками, а имея в них оружие.
– Ой! – заволновалась Прасковья. – Да ты никак человека убить готов?
– Те, кто меня ищет, вряд ли имеют в душе хоть что-то человеческое, – жёстко заявил Кох. – Поэтому рука не дрогнет. Да и цели наши, дорогая Прасковья Григорьевна, оправдывают средства. Мы не имеем ни малейшего права на ошибку. Так что думай, где взять оружие…
Старушка озадаченно покрутила головой, но некие стратегические положения решила уточнить.
– С чего ты взял, что, столкнувшись с недоброжелателями, сумеешь с ними справиться? Даже имея в руках тот же пистолет, к примеру.
– Ну а кто будет ожидать подобного от ребёнка? – резонно рассуждал академик. – Да и в лес мы отправимся, словно за грибами. О том, что я превратился в первоклашку, знает только Вера, а трепаться об этом не в её интересах. Особенно после того как она собственными глазами увидела случившееся со мной чудо. А потом лично облачала это чудо в спешно разысканные детские тряпки.
– Зря ты уверен, что о тебе нынешнем не известно, – напряглась Козырева, что-то вспоминая. – Когда мне участковый показывал фото одного уголовника, я и другие фотографии мельком глянуть успела. Некоторые… Вот на них рисунок, скорее всего фоторобот мальчонки твоего возраста и заметила. Лицо совсем не похоже, а вот курточка на нём точь-в-точь, что на тебе была, когда ты из леса вышел.
– Вот оно как… – академик замер на месте, озадаченно почёсывая детские кудряшки.
– И женщину молодую видела, лет тридцати пяти. Уж не твоя ли это Верочка? Ну-ка опиши, как она выглядит? – и после краткого, но вполне ёмкого описания, воскликнула: – Она!
Как ни странно, это Коха обрадовало.
– Значит, всё нормально. Моя телохранительница в бегах и на сотрудничество с государственными структурами не пошла. Да и от бандитов такая ушлая бабца уйдёт без малейшего труда. Как я понял, она многим бойцам спецподразделений фору даст. В каких-то акциях участвовала, воевала даже по разным странам…
– Тебе видней, – равнодушно пожала плечами Прасковья. – Как ей доверять и насколько… – и тут же ехидно усмехнулась посетившей голову мысли: – Или она тебе не только как телохранительница и хороший человек нравилась?
Уморительно было наблюдать за ребёнком и за его мимикой: бровки домиком, глазки на всю ширину, губу куснул, скривился, фыркнул, а потом всё-таки признался, не по-детски охрипшим голоском:
– Не без того! Женщина она и, в самом деле, убойная. Стильная, стройная, гибкая, подвижная… Несколько раз я за собой замечал фривольные мыслишки, когда присматривался к её фигурке. Думал: «Эх, сбросить бы мне лет сорок пять, я бы на этой девочке ух как развернулся!..»
– Вот же охальник! – искренне изумилась старушка. – И как только мысли такие срамные тебе в голову лезут? Ты бы…
Хотела сказать: «В зеркало на себя посмотрел бы, пень трухлявый!», но так и прикусила язык. Малец чуть на коленки не падал, весело ухохатываясь от услышанных порицаний. Даже слёзы вытер, когда отсмеялся, и пустился в собственные наущения:
– Ты, Прасковья, свои старческие старорежимные заплёты забывай. Сама на днях молодкой станешь, причём полностью здоровой, репродуктивной. Мужа себе отыщешь, детей рожать сможешь. А уж сексом будешь заниматься в полный рост, а то и круглосуточно. Хотеться будет до невозможности. Это я тебе точно гарантирую. Потому что гиперактивность подопытных крыс выходила за все рамки разумного.
– Скажешь такое… – пробормотала Козырева и даже собралась перекреститься, но рука так и замерла на уровне подбородка. – В самом деле, не шутишь?.. Но если я травму получила в шестнадцать лет, после которой беременеть не могла, а стану лет тридцати пяти?..
– Не важно! Любое омоложение, превышающее тридцать процентов, – перешёл на лекторский тон академик, при этом пафосно задирая вверх указательный палец, торчащий из детского кулачка, – автоматически регенерирует тело пациента до идеального состояния, возможного при получаемом в итоге возрасте. Иначе говоря, даже инвалиду, оставшемуся в детстве без ног, даётся великолепный шанс вернуть себе молодое, полноценное тело с ногами. Ну… в теории. Потому что на практике все тонкости, особенно с отсутствующими конечностями, я проверить не успел… Но! Сейчас главный вопрос повестки дня – где взять оружие? Срочно!
Прасковья Григорьевна тяжело вздохнула, несколько раз осмотрела мальца с ног до головы и с ощутимым сомнением в голосе призналась:
– Оружие-то есть… Но, может, всё-таки без него?.. А?..
И поджала с осуждением губы, глядя, как краснощёкий ребёнок с очень нездоровым энтузиазмом потирает ладошками.