Вайан повел конвой и ближнее прикрытие северным маршрутом: прижавшись к Гренландии, обошел Ян-Майен почти в 600 милях от него, затем достиг 79-й широты и проскочил незамеченным к Шпицбергену, откуда мы забрали еще 226 человек, в том числе женщин и детей, но к их ужасу, вместо того, чтобы вернуться в Рейкьявик, адмирал дал команду обойти Шпицберген с севера, прижаться к кромке льда и следовать к Новой Земле, а оттуда в Россию. В это время дальнее прикрытие, в составе двух крейсеров, двух авианосцев и кучи других кораблей начало операцию прикрытия EF, и атаковали позиции немцев в Киркенесе и Печенге, чем отвлекли немцев от поисков конвоя. 24 самолета «Харрикейн» перелетели на авиабазу Ваенга с борта старого авианосца «Аргус», усилив группировку морской авиации русских. Так и необнаруженный немцами конвой достиг мыса Желания и двинулся на юго-запад, прикрытый плотной пеленой облаков и абсолютным штилем. В такую погоду перископ подводной лодки может быть прекрасно обнаружен с больших дистанций. Через 58 часов увидели неизвестные корабли, шедшие нам навстречу, Северный флот прислал усиление для ближнего прикрытия. Спустя еще восемь часов вошли в Горло, и там отличился расчет бакового «пом-пома». Они обнаружили, классифицировали и сбили двухмоторный «Мессершмитт Bf.110D», первыми в эскадре открыв по нему огонь и добившись попадания с первой очереди. Браунригг, который минуту назад грозил отдать меня под суд за поданную команду «огонь», расцвел и запах, получив поздравления от командира прикрытия. 100 миль Горлом были самыми напряженными во всем походе, лишь когда повернули на юг, я понял, что я подхожу к дому. Здесь конвой разделили: мелкие кораблики пошли в Северную Двину, а нас, под охраной трех тральцов, направили разгружаться в Северодвинск, Молотовск. Ну, что ж, места знакомые, воздушные, пока служил, частенько приходилось там бывать. Но Никольское устье я не узнал! «Звездочки» еще нет, южного волнолома и южного бассейна – тоже. Песчаный остров неподалеку от Ягры. Куча островков между Угломиным и Никольским. Ковш завода много шире, чем в мое время. На выгрузку поставили на место теперешнего 55-го цеха Севмаша. Пока там просто причал с двумя мощными кранами. А вокруг – сплошное болото! Ну и местность! А еще говорят, что Ленинград построен на болотах! Не-а! Северодвинск!
Пограничники прибыли на борт часа через полтора после швартовки, к этому времени мы уже раскрыли трюма. В первую очередь начали выгрузку самолетов и отправку их в Васьково, куда увезли всех англичан, кроме трех человек, наблюдавших за выгрузкой техники и ее погрузкой на платформы. Затем приступили к выгрузке каучука. С пограничниками вопросов не возникло, тиснули штамп прибытия и все. Похоже, что им сказали препятствий не чинить. Но кому следовало они доложили о том, что второй помощник капитана имеет на руках мореходную книжку СССР. Заинтересованные лица появились рано утром на следующий день, когда закончили выгрузку самолетов, и я подписал документы на сдачу груза.
– Разрешите несколько вопросов, мистер Станкявичус? – аккуратно начал небольшого росточка пухленький командир с красной «политической» звездой на рукаве и нашивками батальонного комиссара.
– С кем имею честь? – автоматически спросил я.
– Батальонный комиссар Евсюков, начальник третьего управления завода.
– Ответить на ваши вопросы я буду готов через двадцать минут, я должен присутствовать при вскрытии трюма вместе с стивидором, сдам вахту старшему помощнику и буду готов встретиться с вами. Можете подождать меня в каюте или я сам найду вас там, где вы скажете.
– Я подожду вас здесь.
В этот момент подошла Раиса Михайловна, старший стивидор, и мы, с ее девочками-тальманами, пошли к первому трюму. Затем я поднялся в рубку, где встретился со старпомом и передал ему информацию о том, что происходит на борту, черканул об этом журнале и теперь был свободен на двое суток. Я сказал об этом «голландцу». Тот нехотя улыбнулся, так как заниматься выгрузкой ему не улыбалось, но тут ничего не поделаешь.
– Тебе везет, сходи, найди себе какую-нибудь красотку, лучше с подружками, и тащи их сюда!
«Мне б твои заботы!» – подумал я, но кроме улыбки он от меня ничего не дождался, и я спустился вниз по многочисленным трапам.
– Тащ Евсюков, я к вашим услугам, надеюсь, не сильно задержал?
– Мне передали, что среди членов экипажа «Кастла» вы имеете на руках мореходную книжку СССР, действительную до 1943 года. Это так?
– Это соответствует действительности. Вот она.
Батальонный комиссар внимательно рассмотрел ее, разглядывал под разными углами зрения, искал хоть какую-нибудь зацепку.
– А как вы оказались в составе конвоя?
– 22 июня, в 06.10 утра по среднеевропейскому времени, мое судно было атаковано двумя немецкими торпедными катерами и в 06.15 затонуло в трех милях от острова Готланд, Швеция. Меня подобрал на борт норвежский пароход «Бьёрвика» и доставил в Северное море к выходу из залива Каттегат. Так как капитан судна, следовавшего в Осло, сразу предупредил меня, что в Осло меня арестуют, а в Швеции – интернируют, то он высадил меня на борт траулера «Бьёр-Бо», который базируется на острове Чёрн и больше связан с англичанами, чем со шведами, где меня приняли на службу в качестве второго помощника капитана. В ночь с 8 на 9 августа, по моей просьбе, меня в море высадили на борт эсминца «Электра», который шел в Ливерпуль, взять суда конвоя под охрану. Эсминец сейчас в Архангельске, и его командир, лейтенант-коммандер Тимоти Кейн, лидер ближнего прикрытия конвоя. Мне же предложили занять место второго помощника на этом судне, о чем я и подписал вот этот контракт с австралийскими ВМС. Контракт действителен до окончания выгрузки судна в одном из портов СССР.
– То есть, вы хотите сказать, что возвращаться в Англию вы не собираетесь.
– Да, именно это.
– И что же вы будете делать?
– Я бы хотел служить на флоте, военном флоте. Я подготовлен как командир подводной лодки.
– В этом случае давайте пройдем в мой кабинет, я должен оформить наш разговор и передать его по инстанциям.
Евсюков писал быстро и по памяти, переспросил только название траулера, дал перечитать мои показания и расписаться. Я поставил число, 01.09.41, и расписался. Подпись моего визави я видел на документах и даже неплохо ее копировал, с этим вопросов, скорее всего, не возникнет.
– Пока все, товарищ Станкявичус, заканчивайте выгрузку и подходите ко мне.
– У меня двое суток свободных, и так на мне наши «голландцы» весь рейс «ездили».
– Ну, город у нас небольшой, погулять особо негде, только что ресторан при вокзале. И осторожнее, среди строителей шантрапы хватает.
«Хвост» я заметил сразу, но предпринимать ничего не стал, пусть смотрит, жалко, что ли. Рестораном эту забегаловку назвать сложно, буфет, не более, но там сидело человек 15–20 матросов с «Кастла», так что было не скучно, хотя их пьяная и шумная компания мне быстро надоела, и я зашел в книжный магазин, купил пару книжек и вернулся к себе в каюту. По дороге увидел штаб флотилии, но заходить туда не стал. Там светиться было еще рановато. Впереди, возможно, будет несколько проверок, хотя… черт его знает. Вечером к борту подъехало несколько автобусов, и всех свободных от вахты вывезли в Архангельск, причем на правый берег в его центральную часть. Тогда, как и теперь, город состоял из пяти частей, которые разделила Двина и ее протоки. Во-первых, это левобережная часть, куда подходила железнодорожная ветка. На правом ветка шла от деревни Жаровиха, напротив западной оконечности острова Турдеев, до острова Шилова на реке Кузнечихе, вокзала и Архангельск-Товарной еще не было, была готова ветка к будущему Северодвинскому мосту, но без самого моста. На Соломбале существовала кольцевая железная дорога, связывавшая воедино многочисленные лесопилки. В довоенных планах наибольшее развитие должен был получить левобережный район от Цикломени до Исагорки и даже до Мехкастроя, сегодняшнего Новодвинска, там собирались строить новый порт. Но Пудожемское устье с его многочисленными мелями так и не дало возможности осуществить эти планы. А мели на Двине своеобразные! Там вместе с песочком собираются и многочисленные топляки. Основной грузопоток шел через Мурманское устье, малые суда продолжали ходить коротким Корабельным. Центральная часть города с северо-востока ограничивалась Обводным каналом. Сейчас на его месте идет проспект Обводный канал, а в его истоке находятся береговые предмостные сооружения Северодвинского моста. У истока канала в 1943 году начинали делать мост на Соломбалу, но кроме небольшой площадки у Стройкомреала от грандиозной стройки ничего не осталось. Отдельно от города находился и важнейший пункт обороны: Кегостров, где имелся ближайший к городу аэродром. Аэродромы в Васьково, Лахте и Талагах строили во время войны. Через Кузнечиху на Соломбалу был переброшен понтонный мост и существовало несколько паромных переправ, а также многочисленные «лодочники», занимавшиеся извозом. Каждый завод имел собственный пароходик, и для того, чтобы возить работяг, и для того, чтобы возить руководство на распыл в бывшее дворянское собрание, где расположился обком партии.
Но, в отличие от Молотовска, который планировали сразу строить как военное поселение, Архангельск исстари был важным морским портом, поэтому там сохранился кабак для моряков, только его обозвали «Интерклубом», существовал и определенный слой дамочек, с пониженной социальной ответственностью, завсегдатаев этого клуба, и круг лиц мужского пола, прикрывающих безнравственные деяния данных особ. Так как со зданиями в городе был большой напряг: здание «Экспортлеса» да Морской вокзал с рестораном «Север», ну и кинематограф, сейчас кинотеатр «Мир», то Интерклуб располагался в здании бывшего монастыря, вход был со стороны Петровского парка, примерно там, где сейчас находится Управление МВД. В остатках монастыря теперь краеведческий музей. Только не надо говорить о том, что наши родители и деды плохо берегли исторические места. Бомбили Архангельск, пытаясь сорвать разгрузку судов с ленд-лизом, а город был деревянный, даже с деревянными мостовыми. Сгорело несколько лесопильных заводов, например, на Хабарке, его только в конце 60-х – начале 70-х восстановили, чтобы опять снести в 2005-м. Но тогда, в сорок первом, когда в город пришел первый конвой из Англии, все радовались, что не бросили их одних в этой войне. Во всех более или менее подходящих местах устроили застолье для моряков, танцы до упаду, духовые оркестры устали исполнять вальсы и польки. Английских летчиков и техников чуть ли на руках не носили. Ну, а со мной познакомилась особа, жившая на теперешней набережной Георгия Седова, тогда набережная Северной Двины, напротив паромной переправы на Хабарку. Еще точнее, она жила на Хабарке, но договорилась с подружкой, у которой была ночная смена, чтобы переночевать в ее комнате на втором этаже небольшого двухэтажного домика. Это примерно в шести километрах от Интерклуба, на Соломбале.
Увы, ее легенда никак не стыковалась с ее возрастом, и я быстро понял, что прохожу проверку, устроенную товарищем Евсюковым, но на ходе самой проверки это никак не отразилось. Дама оставила приятное ощущение легкости в некоторых местах, а своего она не добилась. Увы! О ее присутствии в городе я доложил через пять дней батальонному комиссару, но я знал только то имя, которым она представилась, и адрес запомнил приблизительно. Пьян был, не помню!
– А почему сразу не доложили?
– Да как-то не до того было, и потом мы же ушли от вас, и не совсем удачно. Я прямо из Архангельска на судно, четверо суток снимал его с мели, теперь пришли, и нам док требуется и команда.
В общем, не получилось у меня перейти на другой пароход, ловцы страховок постарались. Сломался береговой кран в Молотовске, под эту сурдинку кэп запросил переход в Архангельск, и на переходе посадил судно на мель в Пудожемском рукаве. Свалил все на лоцмана, зафиксировал поступление воды во второй трюм и пролет воздушного разведчика противника, оформил бумажки и отбыл самолетом!!! Вместе с обоими семействами. Свою задачу они все-таки выполнили. Мне об этом сказали только утром, я же «проверял проверку» и появился в конторе капитана порта в одиннадцатом часу. Оттуда катером в Никольский рукав, где на Большой Барминской банке и обнаружил накренившийся пароход с оборванными оттяжками стрел. Их же в походное положение так и не перевели! «Голландцы» потирают руки и собираются, а мы с Томом им мешать не стали, уж лучше никакого начальства, чем такое. Но под шумок с борта ушло больше половины команды, осталось 15 матросов и 12 мотористов, три стюарда и два кока. Как только «еврейские морды» отвалили от борта, мы начали восстанавливать краны и откачивать воду из второго трюма. Груз не пострадал, что резине будет в пресной воде. Установили связь с капитаном морского порта, нам подали плашкоуты, на которые выгрузили все из первого и второго трюма, снялись с мели, развернулись с помощью буксира и вернулись в Молотовск, так как в самом Архангельске док таких размеров отсутствовал. На трещину на скуле завели пластырь. Пробоину осмотрели водолазы. Страшного ничего нет, но судно было уже списано и внесено в список потерь австралийских ВМС. Как только стало это известно, оставшаяся команда в полном составе убыла в Архангельск: нет оплаты – нет работы. Им даже не оплатили аварийные. Мне – тоже. В общем, сам того не слишком желая, был вынужден принять пароход. Назначил меня «мастером» лично Иван Дмитриевич Папанин, знаменитый полярник и очень известный в стране человек, дважды Герой Советского Союза, оба получил еще до войны. Он был начальником ГлавСевМорПути и старшим над всеми пароходствами от Камчатки до Мурманска. Государственный комитет обороны поручил ему организацию приема грузов по ленд-лизу, которые должны были начать поставляться из Великобритании северным морским путем. Но первый же пришедший караван выявил море недостатков в организации Архангельского Морского торгового порта. Это и устаревшее крановое хозяйство, и отсутствие глубоководных причалов, причалов с твердым покрытием для выгрузки тяжелой и бронетанковой техники, нехватку буксиров, людей и складов. Плюс нехватка тоннажа и квалифицированных моряков. В общем, хоть стреляйся, но Иван Папанин недаром был полярником. Там, на абсолютно неподготовленных площадках, используя смекалку и подручные средства, он научился делать чудеса. Познакомились мы с ним еще у капитана порта, у которого я выпрашивал катер, чтобы прибыть на борт. Я его коротко познакомил с ситуацией, что капитан и его команда хотели угробить судно еще на переходе. Коротко расспросив, зачем они это делали, он согласился со мной, что пусть они мотают отсюда, а спасательные операции начнем после этого. Спросил, требуется ли помощь.
– Часть команды, скорее всего, удастся задержать на некоторое время, пока судно не спишут и не вычеркнут из списков. Потом потребуются люди: штурмана, механики, мотористы, кочегары и матросы.