14 ноября
Вчера ночью я пробудилась от кошмара. Мне снилась большая черная хищная птица, терзающая острым клювом плоть мертвого зверя, вдруг птица подняла голову и посмотрела на меня темными человеческими глазами…
Я резко проснулась. Камин в моей комнате все еще дышал теплом. Кто-то вчера вечером растопил его, видимо, пока я была у брата. Когда после ужина я поднялась к нему, он показался мне спокойно спящим, дыхание было ровным. Тогда я присела рядом и поцеловала его в лоб. Наверное, он все еще не знает о моем присутствии. Но когда я поднялась, собираясь уходить, его рука шевельнулась и слегка дотронулась до моей ладони… Я была так счастлива, а затем еще веселые потрескивания дров в моем пробудившемся от возможно векового сна камине совсем приободрили меня. И, написав письмо Марии, я сразу же отошла ко сну.
Но этот сон, он так взволновал меня, что, проснувшись, я уже не могла сомкнуть глаз. К тому же в комнате было непривычно светло от яркого лунного света, лившегося через высокое стрельчатое окно. В первый раз я видела здесь ясные небеса.
В конце концов, я накинула халат и решила спуститься вниз, в надежде, что небольшая прогулка по замку развеет меня, и я смогу снова уснуть. Нижняя зала, посреди которой располагался старинный рояль, тоже была слегка освещена лунным лучом, и потому я не стала зажигать огня. Дома у нас есть пьяно-форте, родители хотели, чтобы я была образованной светской девушкой, поэтому с детства меня обучали музыке, живописи, иностранным языкам… Но с тех пор, как они покинули нас, я стала играть все реже… А ведь Ричард любил, как я играю. Наверное, воспоминание о дорогих мне людях, которых я потеряла и которого могла потерять, заставили меня сделать то, что я сделала.
Повинуясь внутреннему порыву, я подошла к роялю и опустилась на маленький обшитый алым бархатом стульчик подле него. Пальцы сами стали перебирать клавиши, без какого-то особого веления от меня. На стойке не было партитуры, но вскоре я обнаружила себя играющей печальную старинную мелодию, которую когда-то выучила сама. Я и не думала, что помню ее, ведь это было так давно… Дома у нас хранилось много разных нот. Мама в молодости тоже музицировала, но впоследствии предпочитала больше слушать других, чем играть сама. И в пожелтевших нотных стопках я однажды нашла эту мелодию. Не знаю, почему, но она мне очень понравилась, и я постаралась выучить ее. Однако со временем как-то перестала ее играть. И вот теперь она всплыла под моими пальцами, и чем дольше я ее играла, тем увереннее становились движения рук, тем красивее и наполненнее звучала мелодия…
Тогда я не сразу поняла, что давало ей такой объем и полноту. Это была игра в четыре руки.
В какой-то момент я немного повернула голову в сторону и с немым вскриком вскочила. Рядом со мной почудились те самые темные глаза, что я видела в первый вечер в комнате брата. Я отпрянула, придерживаясь за рояль, чтобы не упасть, а музыка продолжала литься по комнате, освещенной лунным сиянием. В нем у рояля вырисовывалась мужская фигура с темными, как две пропасти, глазами, обращенными ко мне. Что было дальше, я помню очень смутно. Только в какой-то момент я видела его лицо совсем близко к моему. И в его глазах было… подобие печали и страха…
С утра я проснулась у себя в комнате. А может быть, это все было продолжением моего кошмара? И никуда я ночью не спускалась, а провела все время в кровати, мучаясь странными снами?
===
В тот день все пошло из рук вон плохо. С самого утра эта маленькая мисс де ла Круа начала портить мне настроение. Вначале она против моей воли пошла к брату. Как я могу лечить Ричарда, если это бесполезное создание не отлипает от него по полдня? Хоть днем она не шаталась под ногами. Но беспокоит и другое: Бардальф как-то переменился с ее появлением в замке. Сегодня стал заявлять какие-то территориальные права, так разговаривал со мной… Отправилась развеяться ночью хоть немного, а когда вернулась, услышала внизу музыку. Думала, Бардальф изливает опять свою меланхолию лунному свету. Но вместо этого я обнаружила в гостиной на полу эту девчонку, притом без сознания! И надо заметить, в одном пеньюаре и халатике… Скромница! А рядом – этого дурака.
– Я смотрю, ты прекрасно справляешься с доведением до гробовой доски обоих де ла Круа! – отомстила я за его предыдущий выпад.
– Хватит злорадствовать, лучше давай быстро неси эти твои нюхательные соли!.. Или как там у вас эти женские глупости называются?
Я, конечно, выдержала небольшую паузу полюбоваться на поверженных врагов, но потом все-таки поднялась в комнату за нашатырем, нельзя же было оставить ее там валяться, а наверх я тащить ее не собиралась. Вниз притопала, вот пусть и наверх сама отправляется. Однако, когда я вернулась, она уже пришла в себя и сидела на полу, странно озираясь. Бардальфа рядом не было. Я помогла ей встать и, убедившись, что она, хоть и пошатываясь, пошла вверх по лестнице, вернулась в залу.
Я предполагала, он все еще там, просто где-то спрятался, но он не отзывался. А сегодня весь день его не было видно. Впрочем, оно к лучшему. И Ричард, кажется, пошел на поправку.
∞∞∞
Той ночью она играла мою мелодию, которую я написал много лет назад, еще даже до того, как познакомился с Клер… Я никогда раньше не слышал этой музыки под чужими пальцами, но она исполняла ее великолепно. Эта девочка… Ее родители, наверное, еще не появились на свет, когда была написана эта мелодия. Но в ту ночь она играла ее так, словно музыка эта была написана для нее. Лунный свет падал на светлые кудри, играл на тонких быстрых пальцах. Я подошел и невольно тоже включился в мелодию. Теперь она была написана нами для четырех рук. Девушка была так поглощена музыкой, что даже не заметила произошедшего, и я тоже дал себя поглотить музыке. Но вдруг она вздрогнула и вскочила, отпрянув. Как же? Ведь она не могла меня видеть. Наверное, ее напугала музыка. Мне вдруг стало так тоскливо, что я продолжил играть, как всегда делаю в эти длинные лунные ночи. Однако девушка не прекращала смотреть на меня, не на движущиеся самостоятельно клавиши рояля, а на меня! Но самое удивительное случилось потом.
В холодном свете луны в каменной зале четко раздался голос девушки:
– Я хочу видеть тебя! Покажись мне!
Ее глаза, глубоко-голубые, как сапфиры, смотрели на меня не со страхом, а с намереньем. И я решил выполнить ее приказ. Прекратив играть, я поднялся и подвел ее к зеркалу, как в первый день вывел ее из лабиринта коридоров. Она подошла к большому в кованой оправе стеклу, закрепленному в углу комнаты. И я повелел черному крепу упасть с него. И тогда в его слегка замутненной временем поверхности отразилась хрупкая светловолосая девушка, а за ней – я.
И она потеряла сознание.
Любой, уважающий себя, мужчина, даже такой, как я, должен был бы подхватить ее. Но увы… лишь в зеркале я казался явным, а за его пределами… она скользнула через мои инстинктивно выставленные ладони и обрушилась на каменный пол. Вот в таком идиотском положении меня и застала Клер. Хорошо, что в тот момент я находился еще под сильным впечатлением от произошедшего, иначе ее чрезвычайно довольное выражение лица вызвало бы у меня куда больше ярости. Я отправил ее за нюхательной солью, а сам опустился подле девушки. Люсия… Кажется, так ее зовут…
Я всматривался в черты ее лица, когда она вдруг открыла глаза и слегка подалась вперед. Я не знаю, что это было, но во мне всколыхнулся как будто ураган. Словно все песчинки земли поднялись в воздух, увлекаемые неведомой силой, и стали поглощать меня изнутри. Одновременно с этим я почувствовал сильное притяжение к ней и в ужасе отпрянул и скрылся.
Уже сотню лет я слоняюсь по этому замку, не в силах ни вырваться, ни умереть, ни обрести обратно свою телесность. Но такого, как этой ночью, я не испытывал… Древние силы будто вновь обратили русло в мою сторону. Я ушел в свое крыло замка, оставив людей в покое. Я хочу разобраться, что же со мной происходит. И почему меня так влечет к этой девушке. Явно совсем обычному человеку, вполне смертному и не обремененному магией.