Я не знаю, сколько правды в том, что я собираюсь сейчас изложить. Бесспорно только одно: кассета действительно существует, я ее слушал и воспроизвожу здесь дословно. Но можно ли верить тому, что на ней записано? Не могу ответить ни утвердительно, ни, увы, отрицательно. Решайте сами – после того, как узнаете то, что знаю теперь я.
Кассету я получил от одного моего приятеля, журналиста «Московского комсомольца». Собственно, он мне даже и не приятель – так, знакомый, с которым мы иногда обмениваемся весточкой по электронной почте. Но вот на днях, в десятую годовщину августовского путча, мы встретились вживую.
Мы не договаривались о встрече – просто и я, и он в одно и то же время оказались у Белого Дома, который (еще не будучи тогда знакомыми) защищали десять лет назад. Для меня прийти туда и принять участие в юбилейных мероприятиях – именно сейчас, когда это сделали совсем немногие – было делом принципа; что привело туда его, я не спросил – должно быть, опасаясь услышать, что он здесь просто по заданию редакции.
Итак, мы встретились; поговорили, естественно, о путче, о тех трех днях, о бездарно упущенных возможностях и о том, во что все вылилось теперь.
– И все-таки – тогда мы действовали правильно, – произнес я риторическую фразу.
– Черт его знает… – задумчиво пробормотал он.
– Что это ты имеешь в виду? – неприязненно осведомился я, готовясь к острому политическому спору.
– Да так… Ты ведь фантастику пишешь. Хочешь, подкину тему для рассказа?
– При чем тут фантастика?
– Вот и я думаю – при чем… Потому что, если это не фантастика, то все гораздо хуже, – непонятно ответил он. – Видишь ли, в октябре 93-го к нам в редакцию пришел один человек…
– Это во время мятежа красно-коричневых? – уточнил я.
– Недели через две. Он представился следователем Генпрокуратуры и показал мне свое удостоверение. Тут же, впрочем, оговорив, что делает это лишь для того, чтобы убедить меня, а не для того, чтобы его имя было названо в газете. По его словам, он был одним из тех, кто в 91-м, после провала путча, расследовал роль КГБ в августовских событиях. Собственно, больше он практически ничего не сказал, только передал мне кассету.
– Видео?
– Нет, аудио.
– И что на ней?
– Допрос одного из кэгэбэшников.
– И? – поторопил я.
– Могу дать послушать. А выводы сам делай.
– Давай.
– Думаешь, я ее с собой таскаю? Найти надо… Если хочешь, можем завтра пересечься.
Мы договорились о встрече. Если бы я действительно писал фантастический рассказ, то, наверное, сообщил бы, что кассета исчезла таинственным образом, что за несколько секунд до встречи моего знакомого сбила машина у меня на глазах и т. д. и т. п. Но я описываю все так, как было на самом деле: я подъехал к нему в «МК» и получил кассету, восемь лет провалявшуюся у него в столе. Это была обычная советская кассета МК-60, выпущенная, судя по этикетке, в июле 1990 года. Сорок минут спустя я был уже дома и вставлял ее в магнитофон.
Вот что я услышал.
«Фамилия, имя, отчество?»
«Зелинцев Евгений Витальевич».
«Год и место рождения?»
«1947, Москва».
«Национальность?»
«Русский».
«Партийная принадлежность?»
«Член КПСС с 1976 года», – в голосе отвечавшего слышалась усмешка.
«Место работы?»
«Управление «Ч» КГБ СССР».
Последовала короткая пауза – должно быть, следователь, сам явно не комитетчик, пытался вспомнить, что это за управление, или даже заглядывал в бумаги.
«В структуре КГБ нет управления «Ч», – сказал он наконец.
«Это неофициальное название. Официально это называлось – отдел анализа мифологии и фольклора. Формально отдел входил в состав управления «Т» – научно-технической разведки».
«Какую должность вы занимали?»
«С ноября прошлого года – заместитель начальника отдела».
«Итак, Евгений Витальевич, – следователь покончил с формальной частью, и тон его изменился на несколько более задушевный, – вы добровольно изъявили желание рассказать о вашей роли в подготовке антиконституционного переворота. Какую же роль вы сыграли?»
«Я был его вдохновителем».
«Поясните подробнее».
«Двадцатого июля сего года мною была подана аналитическая записка на имя Председателя КГБ Крючкова. В этой записке мною обосновывалась необходимость переворота и гарантировался его успех».
«Почему вы подали записку через голову непосредственного начальства?»
«Я имел на это полномочия».
«Вы употребили термин «переворот». Вы уже тогда отдавали себе отчет в незаконности предлагаемых мер?»
«Это не имело значения».
«Вы не ответили на вопрос».
«Да, отдавал».
«Какие цели вы преследовали?»
«Сохранение Советского Союза, восстановление железного занавеса и возобновление холодной войны».
Снова короткая пауза – видимо, следователь не ожидал столь прямого признания.
«Именно эти цели были изложены вами в аналитической записке?»
«Только первая. Второе и третье подавалось как необходимые меры. Впрочем, я не заострял на них внимание, полагая, что их необходимость очевидна при силовом варианте сохранения Союза».
«Таким образом, вы утверждаете, что основная идея путча принадлежит вам, а члены ГКЧП были лишь исполнителями ваших планов?» – голос следователя звучал профессионально ровно, но, думаю, в этот момент он всерьез усомнился в психическом здоровье допрашиваемого.
«Не совсем так. Доподлинно мне об этом неизвестно, но наверняка и Крючков, и другие давно уже рассматривали вариант силового смещения Горбачева и возврата к жесткому курсу. Я лишь подтолкнул их, пообещав успех».
«Какие у вас были основания для таких обещаний?»
«По большому счету, это была моя авантюра. Нужно было любой ценой предотвратить распад Союза, и я переборщил с гарантиями, опасаясь, что в противном случае они так и не решатся выступить. Боюсь, что это сыграло обратную роль – способствовало провалу. Полная бездарность действий ГКЧП объясняется не в последнюю очередь их верой в гарантии. Они были убеждены, что все пойдет по сценарию, и когда оказалось, что это не так, попросту впали в панику».
«А как вы вообще обосновывали подобные гарантии? Неужели ссылками на мифы и фольклор?» – следователь, кажется, впервые позволил себе иронию.
«Вам, очевидно, неизвестно, чем на самом деле занималось управление «Ч», – холодно осадил его Зелинцев.
«Так чем же оно занималось?»
«Особый отдел анализа мифологии и фольклора, – начал Зелинцев скучным голосом лектора, – был создан в 1957 году с целью изучения и использования в интересах государственной безопасности явлений, которые теперь принято называть паранормальными. Формального статуса управления никогда не имел, но по степени самостоятельности и полномочий его руководителей фактически являлся таковым. Считается, что полуофициальное название управление «Ч» получило по фамилии полковника Чебыкина, который пробил саму идею создания отдела и был его первым начальником. Однако «Ч» довольно часто расшифровывают как «чудеса» или «чертовщина».
«Управлению «Ч» удалось добиться каких-то реальных результатов?» – скептически осведомился следователь.
«Абсолютное большинство людей, которых мы обследовали – либо психически больные, либо невежды и шарлатаны. 99 % феноменов либо не находили подтверждения, либо получали объяснение в рамках традиционной науки. Но, собственно, никто и не рассчитывал, что стоит создать отдел – и реальные чудеса посыплются на нас, как из рога изобилия. Чем драгоценнее добыча, тем больше пустой породы приходится перелопатить, чтобы ее обнаружить. Очевидно, руководство было согласно, что остающийся один процент вполне оправдывает существование управления «Ч».
«Что же входило в этот процент?»
«В общем-то, ничего гиперсенсационного. Управление «Ч» не обнаружило живых или мертвых инопланетян, не доказало существование загробного мира или нечисти, не вызвало дьявола, не открыло эликсир жизни и т. д. и т. п. – во всяком случае, мне ни о чем подобном неизвестно…»
«Как давно вы работаете в отделе?»
«С 73-го. Впрочем, не только во времена, когда я был рядовым сотрудником, но даже в период, когда занимал должность замначальника отдела, я не мог гарантировать, что знаю обо всех разработках управления».
«Продолжайте о реальных результатах».
«В основном они относятся к тому, что некогда называли колдовством, а теперь – парапсихологией. Телепатия, телекинез, ясновидение, наведение порчи… Но все эти явления носили локальный характер. В частности, ни одна из попыток наведения порчи на политических деятелей, находящихся за пределами СССР, не увенчалась успехом. Высказывались, правда, гипотезы, что их могут защищать от негативного воздействия аналогичные экстрасенсы или, как говорили у нас, психонты другой стороны, но я считаю это просто попыткой оправдаться перед начальством за неудачу. Атакам подвергались различные фигуры, в том числе далеко не первой величины – невероятно, чтобы они тоже были обеспечены столь экзотической защитой. В то же время обнаруженные нами целители не без успеха обслуживали престарелых кремлевских руководителей – но, как видите, бессмертными их не сделали. Хотя смерть Брежнева последовала именно после того, как его психонты были устранены по распоряжению рвавшегося к власти Андропова. Попытки применения телепатов в разведке также успеха не имели, но контрразведчикам удалось с их помощью выявить нескольких двойных агентов. Главным же недостатком всех этих методов остается то, что природа их по-прежнему остается непроясненной. Мы располагаем подробными феноменологическими описаниями, но этого недостаточно для воспроизведения эффекта с помощью техники или обучающих методик. Мы вынуждены зависеть от естественных психонтов, которые, как я уже говорил, крайне редки, и при этом остаются обычными людьми со всеми их недостатками – от болезней до перепадов настроения, влияющих на их способности».
«Вернемся к теме путча. Как ваша деятельность в управлении «Ч» связана с подготовкой переворота?»
«С декабря 85-го у нас в разработке находился психонт-ясновидец Акимушкин Иван Петрович, 1919 года рождения. Я лично работал с ним вплоть до последнего времени. Должен заметить, что я всегда весьма критически относился к предполагаемым психонтам – как я уже говорил, в абсолютном большинстве случаев это оказывались пустышки. Но Акимушкин привлек наше внимание уже тем, что прошел всю войну и ни разу не был ранен. Статистически это весьма маловероятно. По словам самого Акимушкина, он просто чувствовал, куда попадет пуля или снаряд. Изначально его ясновидческие способности имели очень узкую пространственно-временную локализацию – иными словами, он мог предугадывать события, которые произойдут в непосредственной близости от него и лишь в интервале нескольких десятков секунд. Однако, чем чаще они использовались, тем более возрастали его возможности; в частности, по его словам, о бомбардировке Хиросимы он узнал в мае 45-го, но кроме него подтвердить это никто не может – по понятным причинам, он опасался об этом рассказывать. Притом необходимым условием ясновидения был сильный стресс – поэтому в послевоенной жизни его способности проявлялись намного реже. Новая полоса активизации пришлась на 63-65-е годы, когда его дочь вышла замуж за освободившегося уголовника, который обращался с ней плохо, избивал, выгонял посреди ночи на улицу, а в конце концов зарезал в припадке пьяной ревности. Причем Акимушкин, с его слов и слов нескольких найденных нами свидетелей, уже в самом начале этого «романа» в подробностях предсказал дочери, чем все кончится; впрочем, как раз это может быть объяснено обычным житейским опытом. Дочь, как мы видим, его не послушалась, и вообще, домашние в тот период не воспринимали Акимушкина как обладающего какими-то сверхспособностями; даже он сам после войны о них как-то не задумывался. Тем не менее, в этот период он впервые попал в поле зрения органов, так как, выпивая со своими заводскими дружками, распространялся о будущих успехах американской лунной программы и о том, что советские попытки запустить людей на Луну потерпят крах. К сожалению, тогда этому не придали должного значения; Акимушкина пригласили на беседу и сказали, чтобы не болтал глупостей. Это была рутинная профилактика, которой занимались оперативники Пятого управления, и в управление «Ч» сведения переданы не были. Соответствующий материал был обнаружен нами в архивах лишь в 85-м году. А тогда Акимушкина крепко напугали, и он зарекся распространяться о своих предвидениях. Очередную продолжительную стимуляцию его способности получили в 80-м, когда его сын – его второй и последний ребенок – был призван в Афганистан, где и погиб 8 месяцев спустя. По словам Акимушкина, опять же оставшимся неподтвержденными, уже в этот период он предвидел вывод войск из Афганистана, убийство Индиры Ганди, уход от власти Пиночета, войну в Персидском заливе и ряд природных катастроф. Я, разумеется, перечисляю только общественно-значимые события, не касаясь мелких предвидений из повседневной жизни. Наконец, третий послевоенный период стимуляции приходится на 85-й год, когда жена Акимушкина умирала от рака. Мы вышли на него в конце года. Поначалу он запирался, но, получив обещание, что его женой займутся лучшие московские врачи, пошел на контакт. Состояние Акимушкиной, впрочем, было безнадежным, и она умерла спустя два месяца, хотя для нее действительно сделали все, что могли – нам нужно было добровольное сотрудничество Акимушкина, иначе мы бы не были застрахованы от дезинформации с его стороны. Очередное, помимо архивных, доказательство того, что Акимушкин – не пустышка, мы получили почти сразу: он предсказал катастрофу «Челленджера». Причем с упоминанием таких технических подробностей, о которых простой слесарь с семью классами образования никак не мог знать. Разумеется, словарного запаса ему не хватало, и он изъяснялся на уровне «там есть такая длинная круглая хреновина», но эксперты сложили из всех этих «хреновин» и «фиговин», сопровожденных его неуклюжими рисунками, вполне однозначную картину. Так что в анекдоте о том, что СССР прислал соболезнования по поводу гибели «Челленджера» за семь часов до катастрофы, есть своя доля правды. Мы действительно все знали заранее. Американскую сторону, естественно, информировать не стали; во-первых, все еще шла холодная война, во-вторых, нам нужно было самим убедиться в надежности предсказаний Акимушкина, а в-третьих, если бы мы продемонстрировали Штатам свою осведомленность, то и впрямь выглядели бы, как в том анекдоте».
«А Чернобыль? Почему он не был предотвращен?»
«О Чернобыле Акимушкин, как и большинство советских людей, узнал из сообщения программы «Время». Важно подчеркнуть, что он не в состоянии предвидеть все будущее. Только отдельные события. Он не предвидел заранее даже смерть сына и жены. Я уже говорил, что управление «Ч» не открыло ни панацеи, ни сверхоружия; возможности всех наших психонтов ограничены. Кстати, в случае Акимушкина ограничение, связанное с фактором стресса, вызвало определенную проблему. Поначалу все шло хорошо, но, по мере того как горе, вызванное смертью жены, притуплялось, прогностические способности психонта быстро падали. Мы встали перед дилеммой: либо оперативными методами постоянно создавать для Акимушкина стрессовые ситуации, либо действовать в открытую – воззвав к его ветеранскому патриотизму, добиться от него согласия на периодические инъекции стрессогенных препаратов. Был избран второй путь – во-первых, как более простой технически, во-вторых, как более надежный в плане здоровья Акимушкина, ибо в этом случае фазу стресса он проходил под наблюдением врачей и получал дополнительную помощь по ее окончании, а в-третьих… имея дело с ясновидящим, лучше не пытаться его обманывать. Нам действительно удалось получить согласие Акимушкина. Он сотрудничал с нами в течение пяти лет, в результате чего удалось предотвратить ряд серьезных катастроф, включая крупную аварию на Курской АЭС, оснащенной реакторами чернобыльского типа. Часть предсказанных им событий относится к будущему – например, в сентябре 99-го в Москве будут совершены крупные теракты, а в октябре 2000-го произойдет революция в Белграде. Если, конечно, не будут предприняты превентивные меры. Будущее недетерминировано; то, что видел Акимушкин и другие ясновидцы, – лишь наиболее вероятное развитие событий, однако оно может быть изменено».
«Итак, как это все соотносится с подготовкой путча?»
«Мы как раз подошли к этому. Прогностические озарения приходили к Акимушкину независимо от его сознательной воли; иными словами, его нельзя было просто спросить, что произойдет там-то и тогда-то. Факты будущего открывались ему случайным образом, причем, чем дальше во времени и пространстве, тем меньше этих фактов удавалось узнать. Поэтому, хотя мы и располагали обрывочными сведениями о тех или иных – не обязательно катастрофических – событиях ближайших десятилетий, сложить из них цельную картину будущего СССР и мира в целом долго было невозможно. Однако по мере того, как будущее становилось из далекого более близким, а прогностическая сила Акимушкина, благодаря регулярной тренировке, росла – мозаика быстро начала складываться. В мае этого года я уже знал, что произойдет в ближайшие годы. 20 августа был бы подписан новый Союзный договор, но это была бы лишь очередная стадия агонии империи. Уже к концу года в так называемом ССГ остались бы только Россия, Средняя Азия и Казахстан. При этом Россия оказалась бы в роли экономического донора для нежизнеспособных экономик остальных республик, одновременно практически утратив реальное влияние на их политику. Растущее в России недовольство таким положением дел, подогреваемое к тому же демократическими политиками, привело бы в конечном счете к выходу России из Союзного договора. Президенту ССГ осталось бы лишь признать случившееся и объявить о своей отставке вместе со всем союзным руководством. Осенью 92-го Союз окончательно прекратил бы свое существование».
«И именно это побудило вас способствовать подготовке переворота?»
«Нет. Это меня скорее обрадовало. Я никогда не испытывал симпатий к советской империи, а коммунистов презирал с пионерского возраста, – Зелинцев сделал паузу, явно наслаждаясь удивлением следователя. – Помните, как сказал кто-то из физиков: наука – это способ удовлетворять свое любопытство за государственный счет. Членство в КПСС и КГБ давало возможность заниматься интересовавшими меня исследованиями – легально, с хорошим финансированием и почти неограниченными полномочиями. И я принял эти условия игры, потому что других тогда не было. Но это отнюдь не значит, что я разделял советскую идеологию. Собственно, управление «Ч» в большинстве своем состояло из таких еретиков, ибо, с точки зрения коммунистических ортодоксов, никаких паранормальных явлений нет и быть не может».
«Как же вас терпело высшее руководство?»
«Не думаете же вы, что высшее руководство и в самом деле верило в ту чушь, которой потчевало народ! Впрочем, отношение к нам и в самом деле было неоднозначным. И если прошлые генсеки еще пеклись о нас, ибо зависели от наших целителей, то относительно молодой и здоровый Горбачев относился к нам крайне скептически. При нем финансирование было урезано в несколько раз».
«Значит, вы провоцировали путч, чтобы вернуть прежние, более благоприятные для вашего отдела времена?»
«Да нет же! Мною руководили отнюдь не личные мотивы, иначе с какой стати я бы стал делать вам все эти признания… Итак, помимо грядущей судьбы Союза, в мае я выяснил кое-что еще. А именно – прогностическая сила Акимушкина, доселе возраставшая при регулярном использовании, хотя и все более медленными темпами, достигла максимума и начала снижаться. Объяснение этому очень простое – возрастная деградация мозга. Акимушкин и так продержался очень долго, даже с учетом уровня той медицинской опеки, которой мы его окружили, – ему ведь было уже 72 года, притом на протяжении последних шести лет он испытывал постоянные негативные стрессы. Другого ясновидца такого уровня у нас не было и, насколько я мог судить по опыту отдела, могло не появиться еще много лет. И это в преддверии глобальных мировых изменений, которые неизбежны при развале Союза и вместе с ним – всей коммунистической системы! Поэтому необходимо было выжать из Акимушкина как можно больше, пока он еще на что-то способен. На свой страх и риск я распорядился увеличить дозы стрессогенов и сократить промежутки между сеансами. Одновременно, конечно, были увеличены и дозы стимуляторов, которыми мы поддерживали Акимушкина на плаву, но все равно это была дорога в один конец – однако другого выхода не было. И это помогло. Акимушкин продолжал давать все более дальние прогнозы. 15 июля он сделал свое самое долгосрочное предсказание.
Оказывается, по направлению к Солнечной системе практически в плоскости земной орбиты движется планетоид размером несколько меньше Луны, но более плотный и, соответственно, массивный. Его скорость относительно Солнца около 60 километров в секунду. В августе 2057 года он врежется в Землю лоб в лоб. С учетом орбитальной скорости Земли, скорость столкновения составит 90 километров в секунду. По заключению экспертов, результатом такого катаклизма будет, как минимум, гибель всех высших форм жизни и уничтожение любых искусственных сооружений, а как максимум – разрушение Земли как планеты».
Зелинцев не удержался от драматической паузы, которую следователь использовал для вопроса: «И все же, причем здесь нынешний переворот?»
«18 июля я провел еще один сеанс с Акимушкиным, надеясь получить дополнительные сведения, которые помогли бы как-то предотвратить катастрофу. Доза стрессогенов была максимальной, и, к сожалению, сердце Акимушкина не выдержало. Реаниматологи оказалась бессильны.
Тогда я решил, что должен попытаться решить задачу сам. Из того, что успел сообщить мне Акимушкин, следовало, что земная наука будет на подходе к созданию оружия достаточной силы, чтобы уничтожить столь крупное небесное тело или хотя бы существенно изменить его траекторию – но все-таки не успеет. По тем вехам грядущих исторических событий, которые мне известны, можно приблизительно реконструировать путь цивилизации в ближайшие 60 лет. В промышленно развитых странах, включая Россию, в общем и целом восторжествует западная модель демократии. Китай и исламские режимы будут представлять собой фактор нестабильности, но не настолько серьезный, чтобы это потребовало гонки тяжелых вооружений. В науке основные усилия и средства будут направлены на биохимию, генетику, медицину в целом, а также на разработки в области нанотехнологий и информатики. Космос окажется отодвинут на задний план. Все это, в принципе, вполне разумно – если не знать о той штуке, что летит нам навстречу.
Теперь рассмотрим вариант, что Советский Союз сохраняется, притом в жестком коммунистическом варианте. Возобновляется холодная война и вместе с ней – гонка вооружений. Это неправда, будто советская милитаризованная экономика уже полностью исчерпала себя. В конечном счете, разумеется, банкротство и полный коллапс Союза неизбежны, но лет 15–20 в запасе еще есть, а при условии проведения умеренных экономических реформ китайского образца – так и еще больше. Хотя Советский Союз, скорее всего, не создаст оружия спасения Земли и, возможно, даже не доживет до его создания. Он нужен лишь для того, чтобы вынуждать Запад и в первую очередь Штаты действовать. Не впасть в сытое благодушие. Реанимировать программу СОИ, наращивать космические мускулы. И тогда непрошеного гостя из космоса Земля встретит во всеоружии».
«Почему вы не пытались попросту информировать о космической опасности руководство или общественность?»
«Не забывайте, что ясновидение не признано официально ни у нас, ни на Западе. И даже задокументированные нами верные предвидения Акимушкина не могут служить доказательством. В отношении планетоида у нас нет ничего, кроме его слов. Теоретически он мог ошибиться, мог даже сознательно соврать. А речь идет о программах стоимостью в сотни миллиардов долларов, о долгосрочном изменении научной и военной политики мировых держав. Даже если пара-тройка бульварных газет напечатает аршинными буквами: «ОТКРОВЕНИЯ СОТРУДНИКА СЕКРЕТНОГО ОТДЕЛА КГБ: НАС ЖДЕТ КОНЕЦ СВЕТА!» – по-вашему, это на что-нибудь повлияет?»
«Но члены ГКЧП поверили вашим гарантиям успеха переворота».
«Это другое дело, это нечто близкое и понятное, а не космическая опасность, грозящая через 66 лет. Кстати, переворот я не выдумал. Я действительно описал им реальные события, предсказанные Акимушкиным, изменив только дату. На самом деле это должно было произойти в сентябре 94-го. Силовое противостояние между Кремлем и российским Верховным Советом, Белый Дом как штаб оппозиции, Руцкой и Хасбулатов как ее лидеры, толпа сторонников вокруг здания, ввод в город танков, и в итоге – танки и группа «Альфа» решают исход противостояния в пользу Кремля. Когда все началось, я и сам поверил, что мне удалось сдвинуть события во времени – все шло по сценарию. А потом… танки стали переходить на сторону Белого Дома, альфовцы отказались штурмовать… Все пропало».
«Планетоид может быть обнаружен астрономами?»
«Нет. Он еще слишком далеко. Когда его заметят – будет поздно».
«Тем не менее, вы сами вызвались дать показания. Значит, теперь вы не считаете, что легальные пути бесполезны?»
«Не переоценивайте человечество. Путч и гонка вооружений был единственным путем к спасению. Теперь, когда с этим ничего не вышло, ничто уже не имеет значения. Я не могу лишать мир чисто теоретического шанса, потому и рассказываю вам все это… но не думаю, что это поможет».
«Хорошо. Прошу вас не покидать город. Вас вызовут, когда это будет необходимо. Распишитесь вот здесь…»
На этом месте запись обрывается.
Вечером я позвонил своему знакомому. В принципе я очень не люблю звонить по телефону, предпочитая пользоваться электронной почтой – насколько мне известно, это болезнь многих компьютерщиков – но тут мне хотелось слышать его голос.
– Классный прикол, – сообщил я ему, – но не думаешь же ты, что я и в самом деле в это поверю?
– Можешь не верить, – ответил он. – Я и сам не то чтобы очень верю. Только, Юр, я тебя не разыгрываю. Мне действительно принесли эту пленку в 93-м.
Если он и врал, то у него неплохо получалось. Во всяком случае, я продолжил расспросы:
– Ну а этот тип, якобы следователь… что он тебе еще рассказал?
– Якобы или не якобы – не знаю. Удостоверение выглядело, как настоящее, но экспертизу я, сам понимаешь, не проводил. Хотя не думаю, что кто-то изготовил качественную подделку только для того, чтобы пошутить. Дорого и небезопасно – уголовная статья, как-никак… А сказал он, что колебался, стоит ли вообще подшивать материал к делу. У него было две гипотезы: либо у Зелинцева не все дома, либо кто-то в КГБ таким странным способом пытается обелить путчистов. В конце концов он применил правило «не знаешь, как поступать – поступай по закону», передал протокол допроса наверх вместе с другими материалами расследования деятельности КГБ и умыл руки. Благо дело возглавлял не он и финальные выводы делать был не обязан. Но аудиозапись у себя сохранил… Очевидно, наверху показания Зелинцева тоже сочли бредом. В заключении по материалам расследования, подписанном Бакатиным, никакое управление «Ч», естественно, не упоминается.
– А оно вообще существовало, это управление «Ч»?
– Черт его знает. Я потом беседовал с несколькими бывшими кэгэбэшниками – никто не подтвердил. Но кое-кто из них, по-моему, при этом лукаво улыбался… Вообще в Союзе велись подобные исследования. В 85-м при Госкомитете по науке и технике в глубоком секрете был создан некий Центр нетрадиционных технологий, занимавшийся торсионными полями…
– Торсионные поля – такая же чушь, как и философский камень. Давно доказано.
– Да, и в 91-м, еще до путча, этот центр прикрыли. Это была афера по выкачиванию государственных денег и не более чем… Было даже постановление Верховного Совета СССР… погоди, у меня записано… вот: от 4 июля 91-го года, «О порочной практике финансирования псевдонаучных исследований из государственных источников». Было интервью «Комсомолке» бывшего кэгэбэшника, работавшего с экстрасенсами – это «толстый» номер за 12–17 января 96-го… Он говорил, что положительных результатов по тем же телепатам получено не было, и ни о каком управлении «Ч» тоже не упоминал. Но все это, как ты сам понимаешь, ничего не доказывает и не опровергает. Параллельно с одними секретными конторами могли действовать другие, еще более секретные. Звучит как паранойя, конечно, но чего в нашей стране не бывало… Особенно если предположить, что рассекретили со временем именно тех, которые успеха не добились.
– После путча такие конторы тоже были, и даже не особо засекреченные. Шарлатанство, разумеется. Помнится, пару лет назад в «Новой газете» была классная серия разоблачительных статей «Вооруженные нечистые силы»…
– Да, я читал. В 98-99-х. Но, опять-таки… Даже если у вас паранойя, это еще не значит, что ОНИ вас не преследуют…
– А ты не боишься, что мы с тобой по телефону это обсуждаем? – усмехнулся я.
– Может, и не стоило бы, – ответил он серьезно. – Хотя есть у меня подозрение, что если это управление «Ч» и было, после путча его разогнали. Возможно, и не без помощи того самого протокола допроса.
– Ну а сам-то следователь что насчет управления «Ч» сказал?
– Ничего не сказал. Я ж вообще смог пленку прослушать только после его ухода, так что предварительный разговор у нас шел как бы вслепую… И координат для связи он не оставил. Сказал только, что прийти к нам в газету его заставили октябрьские события, а дальше уж наше дело, что с этим всем делать. В общем, опять умыл руки.
– А причем тут октябрьские… а, да, Зелинцев же на пленке упоминает нечто похожее. Но он же говорил о сентябре 94-го, а тогда ничего не было! Война в Чечне позже началась, да и не похожа она совсем…
– Так ведь, по Зелинцеву, Союз должен был распасться только в 92-м! Вот сроки и сдвинулись.
– Ну, и что ты?
– Я, в общем, тоже решил, что это байда какая-то. Мне-то он пленку уже после октябрьского мятежа принес, и доказательств, что она записана в 91-м – никаких. Так что я даже с редактором говорить не стал. Как шутка, это не смешно, а всерьез такое давать без всяких доказательств… нас и так постоянно в желтизне обвиняют. В общем, так у меня эта кассета и валялась в глубине нижнего ящика стола. И даже после взрывов домов в Москве я о ней не вспомнил, не до того было. А вспомнил только, когда Милошевича скинули…
– Собственно, это еще ничего не доказывает, – заметил я. – На кассете не сказано «взрывы домов». Сказано «теракты в Москве». А в Москве этих терактов было… особенно если считать, что кассета записана в 93-м. Тогда бизнесменов чуть не каждый день взрывали. Простая экстраполяция на будущее, ничего сверхъестественного.
– Сказано «крупные теракты».
– Ну, крупные… масштаб – вещь относительная… Вот если бы было четко сказано – два взрыва домов, адреса, число погибших – тогда да. А так – совпадение. Как с Нострадамусом: все его предсказания оказываются верными лишь задним числом, при правильно подобранной трактовке.
– А Милошевич?
– А что Милошевич? Балканский кризис – самый тяжелый и затяжной в современной Европе. В 93-м это уже было вполне ясно. Уж если предсказывать какую европейскую заваруху, называй Югославию – не ошибешься. Опять же, Милошевича скинули после подтасовки исхода выборов. А о том, что в 2000-м будут выборы, и что Милошевич не остановится перед любыми подтасовками, опять же было известно заранее…
– Не слишком ли много совпадений?
– Знаешь, если подсчитать, сколько совпадений понадобилось, чтобы любой из нас появился на свет, получится, что мы вообще не можем существовать.
– А кому и зачем, по-твоему, нужна такая мистификация? Денег он не просил. Версия насчет «обелить путчистов» не катит. Зелинцев их, собственно, и не обеляет, лишь говорит, что подтолкнул их к тому, чего они и сами хотели. И что Союз был нужен лишь для того, чтобы окончательно надорвать пуп в гонке с Америкой, но заставить ее эту гонку вести.
– Ну а зачем всякие идиоты звонят о якобы подложенных бомбах? Чтобы сидеть потом дома, читать о своей проделке в газете и прикалываться, сколько народу напугал.
– Тот мужик на прыщавого недоумка не походил.
– Мужики тоже разные бывают… А вообще – знаю. Какой-нибудь оголодавший инженер, работающий на космос и оборонку, решил таким образом вернуть престиж и финансирование своей отрасли. Не, серьезно. По-моему, идея достаточно безумная, чтобы быть гениальной.
– Все может быть, конечно…
Меня осенила еще одна мысль:
– А самого Зелинцева ты искать не пробовал? ФИО известны, год рождения тоже…
– Пробовал.
– Ну и? – я приготовился к очередной реплике «не нашел, но это ничего не доказывает – раз он работал в секретном отделе…»
– Нашел. Только без толку. Застрелился он. Тогда же, в сентябре 91-го. Я пытался что-нибудь у его вдовы узнать, но она не захотела разговаривать. Удалось его бывшую соседку найти, бабулька оказалась словоохотливой, но сам понимаешь, он с ней служебными секретами не делился…
– Но он хоть был кэгэбэшником?
– Не знаю. Бабулька утверждает, что был, но если бы я спросил, был ли он американским шпионом, она бы и с этим согласилась. Однако, стрелялся он явно не из пальца, и это о чем-то да говорит.
– Помимо жены и соседки, о Зелинцеве и его самоубийстве могли знать и другие люди. И кто-то из них мог сыграть роль следователя.
– Мог.
– Но ты так не думаешь?
– Я не знаю.
– Ну хорошо, – сказал я, – а почему ты не стал печатать материал сейчас?
– Так ведь я сейчас в том же положении, в котором был следователь, когда пришел ко мне. Он знал, что кассета записана до октябрьских событий, но не мог это доказать. Я знаю, что она записана до взрывов домов и победы над Милошевичем, но не могу это доказать. Какой-нибудь совсем дешевый таблоид ухватился бы и за такой материал, но… ты сам слышал, что сказал на сей счет Зелинцев.
– А зачем ты отдал кассету мне?
– Ну я ж говорю – можешь сделать из этого фантастический рассказ.
– Ты думаешь, ему поверят больше, чем статье в таблоиде?
– Да нет, конечно. Ему вообще никто не поверит, но, может, хотя бы напечатают в чем-то более долговечном, чем однодневная газетенка. И если в будущем всплывет что-нибудь об управлении «Ч», будет ясно, что ты это не выдумал.
– Ну, насчет «напечатают» – с этим сейчас сложно… Но можно, конечно, и написать. На тебя ссылаться? – спросил я полушутливо.
– Знаешь, – ответил он, подумав, – лучше не надо.
Этот разговор состоялся три дня назад. Как видите, рассказ я написал – если это можно назвать рассказом. Теперь вы знаете то же, что и я. Возможные объяснения (кроме самого простого: что все изложенное на кассете – правда) вы прочли выше. Замечу лишь напоследок, что даже если это и правда, отсюда никак не следует правота Зелинцева. По-моему, его идея о том, что единственным выходом была коммунистическая диктатура и холодная война – это не более чем отголосок вечных мессианско-мазохистских идей о том, что предназначение России – жертвуя собой, спасти мир. Во всяком случае, после августа 91-го мир уже развивается по несколько иному пути, чем предсказал Акимушкин. Поможет ли нам это в августе 2057-го? Я не знаю. Как не знаю и того, чем окончился бы успех Зелинцева – может быть, тотальной войной задолго до прибытия планетоида? Я знаю лишь, что, если бы перенесся на 10 лет назад – снова пошел бы защищать Белый Дом. «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой». Если как следует вдуматься – вполне здравая мысль…
23–26 августа 2001 г.