Первое, что необходимо сделать, обращаясь к истории возникновения Второй мировой войны – выявить ее глубинные истоки и процесс развития того политического кризиса, который, проходя через различные фазы и подвергаясь действию различных факторов, перерос в мировую войну. Только такой подход позволяет установить те социальные и политические силы, которые были заинтересованы в мировой войне и являются ответственными за нее, а, значит, понять ее ход и правильно оценить как действия ее участников, так и ее результаты.
Истоки нового социально-экономического и политического кризиса, развитие которого привело к возникновению Второй мировой и в результате, к Великой Отечественной войне, находятся в Первой мировой войне, ее последствиях и итогах. Именно в ходе и завершении ее завязался узел геополитических, социально-экономических и идеологических противоречий, развитие которого привело к пониманию того, что созданная в 1919 г. Версальским мирным договором политическая система в Европе исчерпала свои возможности, как база сохранения международного мира и требовали замены новой, которая в разных странах мыслилась по-разному.
Версальский мир, завершивший Первую мировую войну, не уничтожил причин, вызвавших ее. Германия была побеждена, но у победителей не хватило сил уничтожить ее экономическую мощь, а, значит, и способность к быстрому развитию ее в будущем. Победители – Англия, Франция – отобрали у нее колонии, чем серьезно ограничили возможности ее развития в будущем, но не подорвали базу ее экономической мощи и возрождения – развитую промышленность и сельское хозяйство, квалифицированные кадры промышленности, развитую науку, свойственную немцам склонность к дисциплине и организации. Кроме того, возрождение экономики Германии было нужно победителям, чтобы получить с нее контрибуцию. Эти обстоятельства делали неизбежным возрождение со временем и обострение прежней империалистической борьбы между Германией, с одной стороны, Англией и Францией, с другой – за «место под солнцем, за рынки сырья и сбыта».
Эта борьба должна была усилиться и принять еще более острые формы в виду того, что на арену мировой политики в качестве наиболее мощной экономической силы вышли США, усилившиеся во время Первой мировой войны, в то время как все их потенциальные конкуренты и соперники не только значительно ослабели в ходе ее, но и попали в долговую зависимость от американского капитала, и начали утрачивать политическую самостоятельность, увеличивая политическую зависимость от США.
Версальский мир способствовал возобновлению этой борьбы и тем, что готовил в разоренной и униженной Германии морально-психологическую и идеологическую почву для роста националистических и реваншистских настроений, на базе которых и в связи с недовольством условиями версальского мира в Германии возник и с середины 20-х гг. начал быстро набирать силу национал-социализм.
Если говорить о других новых силах, возникших в это время и начавших борьбу за выживание с основными силами старого мира – США, Англией, Францией, то речь идет о СССР и фашистской Германии.
Интересно, что поразительно точный прогноз социально-политической и идеологической эволюции российского и германского обществ, как результата развертывавшегося тогда кризиса капиталистической системы дал бывший министр Внутренних дел Российской империи П. Н. Дурново в феврале 1914 г. на имя императора Николая II. Он предвидел, что в результате этой войны в России с большой вероятностью начнется политическая революция, которая обязательно будет перерастать в социальную, социалистическую революцию, а в поверженной Германии возникнет сильное националистическое движение с целью восстановления Великой Германии, которое, как известно, реализовалось в национал-социалистское движение.
Процитируем два фрагмента его записки, поскольку Вторая мировая война была не только войной за рынки сырья и сбыта, и войной за политическое господство в мире, но и войной за сохранение безраздельного господства капиталистической социально-экономической системы, а, значит, имела характер идейно-политического, идеологического противоборства с гитлеровской (национал-социалистской) версией госкапитализма с диктаторскими полномочиями государства в нем, а также с гораздо более опасным, отрицающим капитализм, как систему, советским социализмом, базирующимся на социально-экономических идеях и политических установках К. Маркса, Ф. Энгельса и В. И. Ленина.
О России. «В результате тяжелой войны с Германией, – писал он, – в России возникнет почва “для социальных потрясений”, “народные массы” которой, “несомненно, исповедуют принципы бессознательного социализма. Несмотря на оппозиционность русского общества, столь же бессознательную, как и социализм широких слоев населения, политическая революция в России невозможна, и всякое революционное движение неизбежно выродится социалистическое… Крестьянин мечтает о даровом наделении его чужою землею, рабочий – о передаче ему всего капитала и прибылей фабриканта, и дальше этого их вожделения не идут. И стоит только широко кинуть эти лозунги в население, стоит только правительственной власти безвозбранно допустить агитацию в этом направлении, – Россия, несомненно, будет ввергнута в анархию… Война с Германией создаст исключительно благоприятные условия для такой агитации”.
Но может случиться и худшее: правительственная власть пойдет на уступки, попробует войти в соглашение с оппозицией и этим ослабит себя к моменту выступления социалистических элементов […] Если война окончится победоносно, усмирение социалистического движения, в конце концов, не представит непреодолимых затруднений… Будут аграрные волнения на почве агитации за необходимость вознаграждения солдат дополнительной нарезкой земли, будут рабочие беспорядки при переходе от вероятно повышенных заработков военного времени к нормальным расценкам – и, надо надеяться, только этим и ограничится, пока не докатится до нас волна германской социальной революции. Но в случае неудачи, возможность которой, при борьбе с таким противником, как Германия, нельзя не предвидеть, – социальная революция, в самых крайних ее проявлениях, у нас неизбежна… все неудачи будут приписаны правительству… в стране начнутся революционные выступления. Эти последние сразу же выдвинут социалистические лозунги, единственные, которые могут поднять и сгруппировать широкие слои населения, сначала черный передел, а засим и общий раздел всех ценностей и имуществ. Побежденная армия… охваченная в большей части стихийно общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованною, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишенные действительного авторитета в глазах народа оппозиционно-интеллигентные партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже предвидению»[7].
О Германии. П. Н. Дурново считал, что «Германии, в случае поражения, предстоит пережить не меньшие (чем в России. – В. С.). социальные потрясения. Слишком уж тяжело отразится на населении неудачная война, чтобы последствия ее не вызывали на поверхность глубоко скрытые сейчас разрушительные стремления. Своеобразный общественный строй современной Германии построен на фактически преобладающем влиянии аграриев, прусского юнкерства и крестьян-собственников.
Эти элементы являются оплотом глубоко консервативного строя Германии, под главенствующим руководительством Пруссии. Жизненные интересы перечисленных классов требуют покровительственной по отношению к сельскому хозяйству экономической политики, ввозных пошлин на хлеб и, следовательно, высоких цен на все сельскохозяйственные произведения. Но Германия, при ограниченности своей территории и возросшем населении, давно уже из страны земледельческой превратилась в страну промышленную, а потому покровительство сельскому хозяйству сводится, в сущности, к обложению в пользу меньшей по численности половины населения большей половины. Компенсацией для этого большинства и является широкое развитие вывоза произведений германской промышленности на отдаленнейшие рынки, дабы извлекаемые этим путем выгоды давали возможность промышленникам и рабочему населению оплачивать повышенные цены на потребляемые дома продукты сельского хозяйства.
С разгромом Германии она лишится мировых рынков и морской торговли, ибо цель войны, – со стороны действительного ее зачинщика Англии, – это уничтожение германской конкуренции. С достижением этого лишенные не только повышенного, но и всякого заработка, исстрадавшиеся во время войны, и, естественно, озлобленные рабочие массы явятся восприимчивой почвой противоаграрной, а затем и антисоциальной пропаганды социалистических партий.
В свою очередь, эти последние, учитывая оскорбленное патриотическое чувство и накопившееся вследствие проигранной войны народное раздражение против обманувших надежды населения милитаризма и феодально-бюргерского строя, свернут с пути мирной революции, на котором они до сих пор так стойко держались, и станут на чисто революционный путь. Сыграет свою роль, в особенности в случае социалистических выступлений на аграрной почве в соседней России, и многочисленный в Германии безземельный класс сельскохозяйственных батраков. Независимо от сего оживятся таящиеся сейчас сепаратистские стремления в южной Германии, проявится во всей своей полноте затаенная враждебность Баварии к господству Пруссии, словом, создастся такая обстановка, которая мало чем будет уступать, по своей напряженности, обстановке в России»[8].
Социалистическая революция в России, образование советскими республиками Союза ССР привела к огромному сокращению мирового капиталистического рынка сырья и сбыта продукции, что вело к обострению межимпериалистической борьбы за эти рынки, а, значит, затрудняло процесс экономической и политической стабилизации системы капитализма.
В результате установления Советской власти в России, победы ее в гражданской войне и в войне против иностранной военной интервенции, объединения советских республик в СССР, возник первый, совершенно новый фронт будущей мировой войны – антисоветский, идеологический и геополитический по своему характеру. Однако для стран-победительниц в мировой войне сначала еще не было ясно, каким образом следует вести борьбу с этим новым для них идеологическим, политическим и социально-экономическим врагом.
Хрупкость Версальского мира еще более возрастала из-за территориальных изменений, которые были произведены в центральной Европе в ходе расчленения Германской и Австро-Венгерской империи, а также признания территориальных захватов у Российской империи, совершенных во время Первой мировой и у советских республик во время гражданской войны, на части которых возникли новые государства.
В Советском Союзе полагали, что судьбу версальского мира должна решить мировая пролетарская революция, создающая предпосылки для полного преобразования всей системы отношений между народами. А в Германии устранение его условий, ограничивавших возможность развития Германии, связывали с успехами в конкурентной борьбе и экономической экспансией, в т. ч. развитием экономических отношений с СССР.
Версальский мир и созданная им в Европе политическая система не устраивала ни Германию, ни СССР создавая угрозу для их существования. Современники понимали, что Версальский мир может только отсрочить новую крупномасштабную войну в Европе, но не предотвращает ее.
Для Версальского мира было свойственно противоречие, заключавшееся, с одной стороны, в требовании стран-победительниц недопущения экономического возрождения Германии, а, с другой, необходимости им же способствовать экономическому развитию Германии, чтобы получить от нее огромные репарации[9].
Для Германии, лишенной колоний, оставался только один путь получения средств для выплат репараций – развертывание внутреннего производства и реализации его на каких-то внешних рынках, которые ей следовало выделить. Для развертывания производства Германии необходимо было предоставить кредиты, проценты по которым вместе с репарациями, она должна была вернуть своим заимодавцам, в качестве которых выступали страны-победительницы (США, Англия, Франция). В качестве рынков сырья и сбыта Германии предоставлялось использовать страны восточной и юго-восточной Европы, в которых страны-победители в это время не были кровно заинтересованы, а также СССР, с которым они не планировали широко развертывать экономические отношения.
Германия же, начиная с апреля 1922 г., заключив 16 апреля 1922 г. Рапалльский договор, начала развертывать с СССР взаимовыгодное экономическое сотрудничество. Их-то теперь и пытались использовать для собственного обогащения страны-победительницы, прежде всего, США, которые должны были благодаря этому получить прибыль не только по репарациям и кредитам Германии, но и по кредитам, предоставленным Англии и Франции.
Рапалльский договор, в определенном смысле, подготовил Германию к плану Дауэса[10], принятому 16 августа 1924 г. на Лондонской конференции и вступившему в силу 1 сентября 1924 г. Этот план, как казалось, позволял решить две важнейшие задачи. Во-первых, разоренной Германии получить деньги для выплаты репараций снять социальную напряженность, свойственную первым годам после окончания Первой мировой войны и, во-вторых, начать готовить силами Германии колонизацию СССР в интересах США и других стран-победительниц.
Германия в этом случае превращалась в своего рода «насос», который без большой пользы для себя должен был обеспечивать перекачку средств, полученных за счет эксплуатации СССР (а также стран Восточной и Юго-восточной Европы), в США, а также Англию и Францию, которые, в свою очередь, значительную часть их «перекачают» в США в уплату по своим долгам им. Такой мир устраивал и Англию, и Францию, но более всего – США.
Представлялось, что таким образом можно будет обеспечить эксплуатацию природных ресурсов СССР, используя его в качестве аграрно-сырьевого придатка капиталистического мира, прежде всего, США. Германия в этом случае была обречена на постепенное отставание от них и утрату надежд на возрождение в качестве великой державы.
СССР, превратившийся в аграрно-сырьевой придаток развитых капиталистических стран, оказывался бы в экономической зависимости от них и неспособным для экономического и военно-политического противостояния своим врагам. Его уничтожение, раздел и колонизация его территорий, о чем тогда рассуждали в США и Европе совершенно открыто, было бы делом времени и делом не сложным.
В этих условиях установленному ими Версальскому миру была бы гарантирована долгая жизнь.
Вместе с тем, для удержания Германии от политического сближения с СССР, как стран потерпевших поражение в Первой мировой войне, требовалось навязать ей политически соглашения, препятствующие этому. Поэтому была предпринята попытка осуществить политическое сближение стран-победительниц с Германией. Обсуждался вопрос о ее вступлении в Лигу наций, намечались общие контуры фронта будущей общеевропейской войны против СССР с использованием в ней Германии. Эти вопросы были решены в октябре 1925 г. на конференции в Локарно (Швейцария), в которой приняли участие представители Англии, Германии, Франции, Италии, Бельгии, Чехословакии и Польши. Заключенный с Германией т. н. «Рейнский пакт» страховал западных соседей Германии от реваншистских устремлений Германии.
В случае войны с СССР Германия должна была не только участвовать в экономической блокаде СССР и пропускать через свою территорию войска Англии Франции и др. к границе с СССР, но и сама принять участие в этой войне. Средством давления на Германию служила гарантия западных границ Германии, а также отказ от такого же гарантирования ее восточных границ (с Польшей, Чехословакией, Литвой), что предлагалось Польшей и Чехословакией. Последнее обстоятельство фактически означало признание права Германии на экспансию в восточном направлении.
Таким образом, «Рейнский пакт», включая Германию в антисоветский фронт, стал своего рода регулятором политического и экономического «поведения» ее, средством давления на нее при необходимости, а также политической «подпоркой» плана Дауэса и гарантией проведения его в жизнь.
В нашем случае важно отметить его связь с событиями 1938–1939 гг., которые принято расценивать как важные политические причины развития европейского политического кризиса, приведшего ко Второй мировой войне. «Рейнский пакт» создал предпосылки и, в известной мере, провоцировал предъявление Германией территориальных претензий к Чехословакии, Литве и Польше, а, значит, и правомерность мюнхенских соглашений.
Формально, именно эти проблемы привели к возникновению и развитию политического кризиса в Европе и началу Второй мировой войны. Интересно, что в 1925 г. страны – победительницы рассматривали эти права Германии, как условия сохранения мира в Европе, а в 1939 г. – уже как попытку со стороны Германией подготовки новой мировой войны. Заметим, что о Гитлере или фашизме, в данном случае речь не идет. Просто, созданное странами-победительницами международное право, в каждом данном случае, трактовалось так как им было выгодно.
План Дауэса позволял активизировать экономические и политические отношения Германии со странами-победительницами и понизить ее заинтересованность в развитии политических отношений с СССР. Однако СССР заключением договора о нейтралитете с Германией (1926 г.), частично нейтрализовал попытки политически развернуть Германию против него. Руководство СССР и Германии, таким образом, продемонстрировали нежелание их стран воевать друг с другом и желание развивать взаимовыгодное экономическое и политическое сотрудничество, в том числе и в военной сфере (часто рассматриваемое в отрыве от реалий того времени и взаимных интересов СССР и Германии и осуждаемое).
Важно отметить связи и этого договора с событиями 1939 г. Дело в том, этот договор, действие которого было в 1931 г. продлено на три года, не будучи денонсирован в последующем, сохранял свою силу до нападения Германии на СССР в 1941 г. Таким образом, не только договор о ненападении между СССР и Германией, заключенный в 1939 г., но и договор о нейтралитете 1926 г. не позволял им вступить в войну между собой, что позволило СССР на известное время остаться в стороне он начавшейся европейской войны, перераставшей во Вторую мировую войну.
Перспективы развития Германии с помощью плана Дауэса примиряли с ним правящие круги Германии, а также вели к переориентации внешнеполитического курса той политической силы, которая резко усилилась в начале 1930-х гг. и пришла к власти в январе 1933 г. – национал-социалистской партии, руководимой Гитлером.
Известно, что до 1924 г. главным врагом Германии Гитлер считал Францию и Англию, а в СССР усматривал возможного союзника в борьбе с ними. С 1924 г. главным врагом для него стал СССР (обоснование «drang nach Ost» в «Mein Kampf»), в отношении Англии взят курс на достижение взаимовыгодного компромисса. Этой переменой Гитлер сделал не только первый шаг к получению фашистами власти в Германии, но и первый шаг в формировании той политики будущего Великогерманского Рейха, которая стане одной из причин Второй мировой войны. Гитлеровская партия в Германии (НСДАП) впервые во всеуслышание заявила о себе, как о силе, готовой, политически поддержать и обеспечить выполнение плана Дауэса. Объявив в конце 1924 г. «поход на восток», он на весь мир заявил об изменении вектора направленности своей внешней политики, прежде на борьбу с Англией («Восточную» ориентация) на «Западную», направленную против СССР и нацеленную на установление конструктивных отношений с Англией. Никто как он не удовлетворял задачам геополитической борьбы против СССР, и идеологической и социально-политической борьбы против коммунизма.
Таким образом, Гитлер заявил Англии и др. странам, не только то, что он для них не враг, но и то, что он – та политическая сила, которая нужна «хозяевам мира», готовая взять на себя труд уничтожения СССР.
Общая направленность (вектор) экономических и политических интересов США и Англии совпала с общим политическим интересом германских фашистов. Впрочем, тогда этому, кроме самих фашистов, вряд ли кто из сильных мира сего придал сколь-либо серьезное значение, потому, во-первых, что их политическое влияние было еще ничтожно, а, во-вторых, их критика крупного капитала и заигрывание (политическая демагогия) со средними слоями германского общества и пролетариатом, заставляли представителей крупного германского капитала с недоверием относиться к их обещания предотвратить социальную революцию в Германии.
Но этим надеждам не суждено было сбыться. Вместо успокоения и удержания под контролем германской экономики и ослабления СССР в Европе начала формироваться система фронтов будущей мировой войны, в которой геополитические и экономические противостояние было дополнено социально-политическим и идеологическим противостоянием либерализма, национал-социализма и коммунизма.
Есть достаточно оснований полагать, что план Дауэса мог быть реализован. Однако этого не случилось, поскольку в политическом руководстве СССР возобладали силы, которые не собирались идти навстречу его авторам. Дискуссия по вопросу о этом плане развернулась в руководстве ВКП(б) в 1925 г. и была теснейшим образом связана с выбором пути дальнейшего развития СССР.
Завершалось восстановление народного хозяйства. Как известно, часть руководящего ядра ВКП(б) – члены Политбюро ЦК Л. Д. Троцкий, Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, Н. И. Бухарин и др. – считали, что СССР должен вписаться в систему мирового разделения труда (мировой рынок). А вписаться в него он может только в том качестве, в каком в нем пребывала Российская империя – в качестве аграрно-сырьевого придатка более развитых стран, прежде всего США, Германии, Англии, Франции. Они надеялись, что, будучи, в этом случае полезным ведущим капиталистическим странам, СССР может надеяться дождаться мировой социалистической революции, начало которой ожидалось в пределах ближайшего десятилетия. Иначе СССР обречен на поражение.
Поэтому они выступали за расширение экспорта сельхозпродуктов и сырья, а также и использовании полученных средств, прежде всего, для дальнейшего увеличения их экспорта и для развития легкой и пищевой промышленности, удовлетворявших внутренние потребности трудящихся и в незначительных размерах потребности развития собственного производства сельскохозяйственной техники. Это, по их мнению, позволило бы сохранить внутри СССР гражданский мир и продлить время его существования. Невозможность обеспечить в этих условиях обороноспособность СССР их не смущала, поскольку сохранение его они связывали не с наращиванием экономического и военного потенциала СССР, а с развитием мировой социалистической революции.
В случае их победы во внутрипартийной борьбе план Дауэса, очевидно, был бы реализован. Но в этой дискуссии победу одержали сторонники И. В. Сталина, которым в декабре 1925 г. на ХIV съезде ВКП(б) удалось обеспечить принятие курса на индустриализацию СССР в ее сталинском варианте, рассчитанным на опережающее развитие тяжелой промышленности (производство средств производства), создающей предпосылки не только для технического перевооружения сельского хозяйства, транспорта и легкой промышленности, но и для обеспечения обороноспособности страны на базе современной военной техники.
И. В. Сталин в Политическом отчете ЦК ВКП(б) XIV съезду ВКП(б) так сформулировал суть предлагаемой им индустриализации СССР. Свое видение решения задач индустриализации, И. В. Сталин сформулировал, редактируя проект резолюции ЦК РКП(б) по отчетным докладам ЦК ХIV съезду партии, подготовленном Н. И. Бухариным. Именно тогда он, в противовес Бухаринским, сформулировал положения, вошедшие в текст резолюции, принятой съездом. Приведём их: «а) во главу угла поставить задачу всемерного обеспечения победы социалистических хозяйственных форм над частным капиталом, укрепление монополии внешней торговли, рост социалистической госпромышленности и вовлечение, под её руководством и при помощи кооперации, всё большей массы крестьянских хозяйств в русло социалистического строительства». Здесь И. В. Сталин фиксирует задачу обеспечения победы социализма над капитализмом во всех отраслях народного хозяйства. Пункт «б) обеспечить за СССР экономическую самостоятельность, оберегающую СССР от превращения его в придаток капиталистического мирового хозяйства, для чего держать курс на индустриализацию страны, развитие производства средств производства и образование резервов для экономического маневрирования». Как видно, здесь Сталин определенно связал задачу превращения СССР в сильную экономическую державу с помощью такой индустриализации страны, которая позволила бы производить средства производства и создавать экономические резервы, необходимые для развития экономики страны. Пункт «в) вести экономическое строительство под таким углом зрения, чтобы СССР из страны, ввозящей машины и оборудование, превратить в страну, производящую машины и оборудование, чтобы, таким образом СССР в обстановке капиталистического окружения отнюдь не мог превратиться в экономический придаток капиталистического мирового хозяйства, а представлял бы из себя самостоятельную экономическую единицу, строящуюся по социалистически и способную, благодаря своему экономическому росту, служить могучим средством революционизирования рабочих всех стран и угнетенных народов колоний и полуколоний». Указание на машиностроение здесь совершенно не случайно, т. к. именно оно позволяло увязать разные отрасли промышленности в единый организм, а, значит, обеспечить и экономическую самостоятельность страны, и её обороноспособность. Пункт «ж) поддерживать и толкать вперед развитие сельского хозяйства по линии повышения земледельческой культуры, развития технических культур, повышения техники земледелия (тракторизация), индустриализации сельского хозяйства, упорядочения дела землеустройства и всемерной поддержки разнообразных форм коллективизации сельского хозяйства». Здесь И. В. Сталин впервые и предельно определенно заявил о необходимости «всемерной поддержки» коллективизации сельского хозяйства, как о задаче, которую он считал важнейшей и неотложной[11].
О плане Дауэса Сталин сказал, что в соответствии с ним «Европа выплачивает долги Америке за счет Германии, которая обязана Европе выплатить репарации, но так как всю эту сумму Германия не может выкачать из пустого места, то Германия должна получить ряд свободных рынков, не занятых еще другими капиталистическими странами, откуда она могла бы черпать новые силы и новую кровь для выплачивания репарационных платежей. Кроме ряда незначительных рынков, тут Америка имеет в виду наши российские рынки. Они должны быть, по плану Дауэса, предоставлены Германии для того, чтобы она могла кое-что выжать и иметь из чего платить репарационные платежи Европе, которая, в свою очередь, должна выплачивать Америке по линии государственной задолженности».
«Весь этот план, говорил он, хорошо построен», но для германского народа он означает «двойной пресс – пресс немецкой буржуазии в отношении пролетариата Германии и пресс иностранного капитала в отношении всего германского народа… Поэтому я полагаю, что, что в этой части план Дауэса чреват неизбежной революцией в Германии».
И. В. Сталин предлагал спокойно отнестись к этому плану, поскольку он подводит Германию к революции, потому что Германия «должна выкачивать копеечки для Европы за счет российских рынков», а «мы вовсе не хотим превратиться в аграрную страну для какой бы то ни было другой страны, в том числе для Германии. Мы сами будем производить машины и прочие средства производства. Поэтому рассчитывать на то, что мы согласимся превратить нашу Родину в аграрную страну для Германии, – значит рассчитывать без хозяина. В этой части план Дауэса стоит на глиняных ногах»[12].
Потребность в индустриализации в ее сталинском варианте со временем становилась все очевидней, т. к. угроза войны все время после завершения восстановления экономики основных капиталистических государств и по мере нарастания кризисных явлений в экономике всех развитых капиталистических стран.
В этих условиях план Дауэса осенью 1929 г. был заменен планом Юнга, которым было предусмотрено сначала сокращение, а потом и освобождение Германии от репарационных обязательств.
Принятие в СССР сначала курса на индустриализацию СССР, а, затем, и на коллективизацию сельского хозяйства создавали большие проблемы для реализации планов Дауэса, а затем и Юнга. Но успех его зависел от многих разных факторов, в том числе и от того, сможет ли СССР получить нужную ему технику в необходимых размерах от развитых капиталистических стран, прежде всего от США и Германии. Промышленно развитые страны в середине второй половины 1920-х гг. отказывались продавать СССР современную технику, во-первых, потому, что сами активно внедряли ее в собственную промышленность, модернизируя ее после окончания мировой войны, и, во-вторых, чтобы помешать развитию его промышленности. Ситуация изменилась, когда, 24 октября 1929 г., начался ожидаемый мировой экономический кризис. Интересы сохранения, пусть даже на сниженном уровне, производства современной продукции машиностроения и вынудила капитал основных контрагентов СССР в области торговли (США, Германия, Англия) пойти не только на продажу требуемых СССР станков и оборудования для промышленных предприятий, но и на предоставление кредитов на их закупку.
Теперь для США уже не было смысла подталкивать Германию к освоению советского рынка. Важно было самим утвердиться на нем. Замысел авторов планов Дауэса и Юнга рухнул. В 1930–32 гг. СССР получил возможность покупать все, что было необходимо для осуществления индустриализации страны по ее сталинскому варианту. Лучшее, в нужных объемах и на приемлемых условиях.
Правда легкость, с которой в это время СССР продавалась новейшая техника, объяснялась не только стремлением к наживе, но и надеждой на то, что большевики, купив ее, не смогут ее освоить, и, в результате, останутся и без техники, и без денег. Тогда «взять голыми руками» их можно будет гораздо легче. С падением советской власти связывали и начало процесса расчленения СССР между крупнейшими империалистическими государствами. Отрезвление в этом вопросе пришло позднее.
Лишь после окончания мирового экономического кризиса в 1932 г. поставки в СССР современной техники начали серьезно ограничиваться. Но дело было сделано – база современной промышленности и сельского хозяйства были создана, и СССР уже мог в значительной мере с помощью развившейся тяжелой промышленности самостоятельно обеспечивать их дальнейшее развитие. СССР превращался в потенциально мощную промышленную державу. План Дауэса не оправдал возлагавшихся на него надежд хозяевами и руководством США.
Правда, индустриализация СССР требовала не только предельного напряжения, но и многих жертв от советского народа, ломки прежних привычек, взглядов на свою работу, на свой труд. Наиболее труден этот процесс был для крестьянства. Дело в том, что экономический кризис «наложился» на аграрный, который вел к резкому падению цен на продукцию сельского хозяйства, которая была основной статьей доходов от внешней торговли, которые направлялись на закупку техники и оборудования для строящихся и реконструируемых промышленных предприятий. Это потребовало обеспечить увеличение вывоза хлеба, что, в свою очередь, потребовало увеличения его производства, а для этого форсирования коллективизации сельского хозяйства и создания совхозов в нем.
Заработал «мотор»: есть потребность в валюте и возможность купить товары. Эта возможность может исчезнуть из-за окончания мирового экономического кризиса или начала войны. Поэтому надо напрячь все силы, пока, есть возможность «проэксплуатировать» мировой капитал в своих интересах и с помощью его подготовиться к неизбежной войне против него. В итоге за первую пятилетку в СССР была создана мощная база современной индустрии.
Так капитализм помог «встать на ноги» своему «могильщику». За первую пятилетку удалось сделать то, что прежде считалось абсолютно невозможным. Была создана более мощная база современной индустрии, чем предполагалось первоначально. План корректировался в сторону ускорения развития базовых отраслей, за счет других отраслей.
Оценивая в январе 1933 г. результаты выполнения первого пятилетнего плана развития народного хозяйства, Сталин, перечисляя достижения СССР в ходе выполнения первого пятилетнего плана, фактически говорил и о крахе американского плана превращения СССР в экономический придаток мирового капитализма и создания предпосылок для его политического самоуничтожения. Сталин сказал:
«У нас не было чёрной металлургии, основы индустриализации страны. У нас она есть теперь.
У нас не было тракторной промышленности. У нас она есть теперь.
У нас не было автомобильной промышленности. У нас она есть теперь.
У нас не было станкостроения. У нас оно есть теперь.
У нас не было серьёзной и современной химической промышленности. У нас она есть теперь.
У нас не было действительной и серьёзной промышленности по производству современных сельскохозяйственных машин. У нас она есть теперь.
У нас не было авиационной промышленности. У нас она есть теперь.
В смысле производства электрической энергии мы стояли на самом последнем месте. Теперь мы выдвинулись на одно из первых мест.
В смысле производства нефтяных продуктов и угля мы стояли на последнем месте. Теперь мы выдвинулись на одно из первых мест.
У нас была лишь одна единственная угольно-металлургическая база – на Украине, с которой мы с трудом справлялись. Мы добились того, что не только подняли эту базу, но создали ещё новую угольно-металлургическую базу – на Востоке, составляющую гордость нашей страны.
Мы имели лишь одну единственную базу текстильной промышленности – на Севере нашей страны. Мы добились того, что будем иметь в ближайшее время две новых базы текстильной промышленности – в Средней Азии и Западной Сибири.
И мы не только создали эти новые громадные отрасли промышленности, но мы их создали в таком масштабе и в таких размерах, перед которыми бледнеют масштабы и размеры европейской индустрии»[13].
Эта оценка получает подтверждение в многочисленных оценках результатов пятилетки, прозвучавших в среде ненавистников СССР. Приведем лишь два из них:
Англия. Журнал “Раунд Тэйбл”: «Достижения пятилетнего плана представляют собой изумительное явление. Тракторные заводы Харькова и Сталинграда, автомобильный завод АМО в Москве, автомобильный завод в Н.-Новгороде, Днепровская гидроэлектрическая станция, грандиозные сталелитейные заводы в Магнитогорске и Кузнецке, целая сеть машиностроительных и химических заводов на Урале, который превращается в советский Рур, – все эти и другие промышленные достижения по всей стране свидетельствуют, что, каковы бы ни были трудности, советская промышленность, как хорошо орошаемое растение, растёт и крепнет… Пятилетний план заложил основы будущего развития и чрезвычайно усилил мощь СССР».
Англия: Журнал «Форвард»: «Американцы признают, что даже в период самой стремительной созидательной горячки в западных штатах, там не было ничего похожего на теперешнюю лихорадочную творческую деятельность в СССР. За последние два года в СССР произошло так много изменений, что отказываешься далее представлять себе, что же будет в этой стране ещё через 10 лет…» [14].
Процесс индустриализации СССР, технической реконструкции промышленности и транспорта, технической и социальной (коллективизация, создание совхозов) реконструкции сельского хозяйства при всех сопровождавших их ошибках, издержках, недостатках, имели одно важнейшее международное следствие – резкое усиление оборонительного потенциала страны (в техническом и социальном отношении).
Таким образом, мировой экономический кризис стал фактом ускорения социалистических преобразований в СССР как раз в то время, когда в капиталистических странах происходило разрушение капиталистической экономики и обострения социальной борьбы, объективно носивший антибуржуазный характер. Противостояние мира капиталистического и социалистического стало быстро обостряться. Стремительно растущий и укрепляющийся в СССР социализм стал превращаться в привлекательную альтернативу. Для капиталистический стран война против СССР и уничтожение его стала превращаться в политически актуальную задачу. Политический кризис, рожденный Первой мировой войной, стал переходить в острую фазу.
Такие успехи и прогнозы свидетельствовали об осознании того, что мирными средствами уничтожить СССР и воспользоваться богатствами его территории уже не получится. Более того, само будущее капиталистического мира оказывалось под сомнением. Мировой экономический кризис привел к обострению социальных противоречий и классовой борьбе. «Призрак коммунизма» снова начал «бродить» по миру, а в обществе стали развиваться идеи конвергенции капитализма и социализма. Показательны в этом отношении мысли Герберта Уэлса, которые он высказывал 23 июля 1934 г. во время беседы с И. В. Сталиным. Вот две цитаты из записи этой беседы:
«Моя поездка в Соединенные Штаты произвела на меня потрясающее впечатление. Рушится старый финансовый мир, перестраивается по-новому экономическая жизнь страны. Ленин в свое время сказал, что надо “учиться торговать”, учиться этому у капиталистов. Ныне капиталисты должны учиться у вас, постигнуть дух социализма […] Я хотел бы подчеркнуть, что за последнее время в англосаксонских странах произошел по отношению к СССР серьезный перелом в общественном мнении. Причиной этому является в первую очередь позиция Японии и события в Германии. Но есть и другие причины, не вытекающие из одной только международной политики. Есть причина более глубокая, осознание широкими кругами того факта, что система, покоящаяся на частной наживе, рушится»[15].
Такие оценки и настроения были опасны для капитализма. И главная опасность для него исходила не от госкапитализма, формировавшегося Гитлером в Германии, а от социализма и СССР. Опасность эта была не военная. Она рождалась и возрастала в условиях сохранения международного мира, очевидных преимуществ планового хозяйства и социалистической организации общества. В сочетании с мировым экономическим кризисом капитализма эти процессы означали первое, в масштабах мирового хозяйства и баланса мировых сил незначительное, но политически и экономически очень важное изменение баланса сил в пользу СССР. СССР стремительно менялся и планы жить за счет его становились все призрачнее. Конечно, это вело к тому, что узел международных социально-экономических и политических противоречий затягивался все больше и сильнее.
«Хозяевам мира» было от чего пересматривать прежние планы относительно способа воздействия на СССР, от которого исходила социально-политическая угроза гораздо более серьезная, чем угроза войны.
Советская власть в России установилась потому, что большевики предложили народу удовлетворяющее их решение проблем о собственности на средства производства для трудящихся, занятых наемным трудом (фабрики и заводы рабочим), об обобществлении земли в интересах тех, кто на ней работает (земля крестьянам, социализация (национализация) земли, а также прекращения мировой войны (мир народам). Никогда никаких призывав к организации мировой войны для того, чтобы вызвать мировую коммунистическую (социалистическую) революцию, Советская власть не выдвигала.
Принципиальная установка для формирования внешней политики СССР коренилась, во-первых, в признании возможности строить и построить социализм в СССР в условиях капиталистического окружения, во-вторых, в представлении о том, что окончательная победа социализма может быть гарантирована только развитием и победами мировой социалистической революции. Из первого тезиса следовало положение о допустимости, возможности и желательности мирного существования стран с различным социально-экономическим строем, а из второго – заинтересованность в развитии коммунистического движения в капиталистических странах и готовность поддерживать его и помогать ему, в том числе и военными средствами.
Последнее обстоятельство не могло не осложнять отношений СССР с капиталистическими странами, точно так же, как и стремление последних к уничтожению первого в мире социалистического государства. Эти опасения были естественны и взаимны. Поэтому проблема войны между ними в политическом плане всегда была актуальной.
Капиталистические государства были заинтересованы в империалистической войне с СССР с целью уничтожения социалистического государства, расчленения его территории и формирование на ней системы колониальных или полуколониальных владений. Но в революционной войне, в которой он мог бы выступить в качестве силы, обеспечивающей поддержку в деле становления новых социалистических государств.
Принципиальный подход СССР к решению вопросов войны и мира сформулировал И. В. Сталин 19 января 1925 г. в своем выступлении на Пленуме ЦК РКП(б). Он констатировал рост антиколониального и освободительного движений, усиление противоречий между основными империалистическими странами (в средиземноморье), усиление революционных настроений в Англии, что стимулировало в руководстве ее нарастание агрессивности по отношению к СССР, которые могли привести к войне. Эта война, говорил Сталин, «может стать, конечно, не завтра и не послезавтра, а через несколько лет, неизбежной» и она «не может не обострить кризиса внутреннего, революционного, как на Востоке, так и на Западе». В связи с этим «не может не встать перед нами вопрос о том, чтобы быть готовыми ко всему. Я полагаю, что силы революционного движения на Западе велики, они растут, они будут расти, они могут привести к тому, что кое-где они сковырнут буржуазию. Это так. Но удержаться им будет очень трудно… Вопрос о нашей армии, о ее мощи, о ее готовности обязательно встанет перед нами при осложнениях в окружающих нас странах, как вопрос животрепещущий.
Это не значит, что мы должны обязательно идти при такой обстановке на активное выступление против кого-нибудь. Это неверно… Наше знамя остается по-старому знаменем мира. Но если война начнется, то нам не придется сидеть сложа руки, – нам придется выступить, но выступить последними. И мы выступим для того, чтобы бросить решающую гирю на чашку весов, гирю, которая могла бы перевесить»[16].
В. Резун (В. Суворов) в книге «Ледокол» все эти слова И. В. Сталина обыгрывает так: Сталин, де, желает спровоцировать войну, используя фашистов как Ледокол Революции, но влезть в эту войну последним, чтобы стать победителем в ней. Как видно, о провоцировании войны ради форсирования революционного процесса Сталин ничего не говорил. Резун «передергивает» – тезис о необходимости быть готовым к войне, о необходимости вступить в нее последними, чтобы обеспечить ее исход в интересах СССР и мировой революции, он превращает в тезис о провокации войны, как условии победы в ней[17].
В дальнейшем политика мира, обороны, с одновременными подтверждением готовности к обороне, не раз заявлялись на самом высоком уровне. В докладе на XIV съезде ВКП(б) И. В. Сталин говорил, что «план Дауэса чреват революцией в Германии, а Локарно чревато новой войной в Европе»[18]. Революция в Германии могла вызвать интервенцию против нее и, соответственно, революционную войну социалистической Германии против агрессоров. СССР должен был бы вмешаться в нее на стороне германской революционной власти.
Через два года, 28 июля 1927 г. в статье «Заметки на современные темы», И. В. Сталин обращал снова внимание на приближение войны: «В виду нарастающих кризисных явлений в мире капитала «империализм готовится к новой войне. Небывалый рост вооружений, общий курс буржуазных правительств на фашистские методы «управления», крестовый поход против коммунистов, бешеная травля СССР, прямая интервенция в Китае – все это различные стороны одного и того же явления – подготовки к новой войне за новый передел мира»[19]. А в отчете ЦК XV съезду ВКП(б) он также отметил, что «Европа вступает в новую полосу революционного подъема» и констатировал, что «усиление интервенционистских тенденций в лагере империалистов и угроза войны (в отношении СССР) есть один из основных факторов нынешнего положения»[20].
До этого времени Сталин обращал внимание только на возможность возникновения войны в обозримом будущем, причем характер ее был не ясен: оборонительная или революционная. Но с началом и укреплением тенденции стабилизации капитализма начала нарастать угроза военной агрессии против СССР. 1927–1930 гг. стал важным этапом в деле осмысления опыта прошлых лет развития мировой социалистической революции и корректировки представлений об этом процессе.
Важную информацию относительно оценок М. В. Сталина, содержат дневниковые записи Г. Димитрова, относящиеся к более позднему времени, но отражающие взгляды и оценки Сталина, сформировавшиеся прежде. Вот фрагмент из них.
Димитров: «Я много думал в тюрьме, почему, если наше учение правильно, в решающий момент миллионы рабочих не идут за нами, а остаются с социал-демократией, которая действовала столь предательски, или, как в Германии, даже идут за национал-социалистами… Думаю, что главная причина в нашей системе пропаганды, в неправильном подходе к европейским рабочим».
Сталин: «Нет, это не главная причина. Главная причина в историческом развитии – исторические связи европейских масс с буржуазной демократией. Затем, в особом положении Европы – европейские страны не имеют достаточно своего сырья, угля, шерсти и т. д. Они рассчитывают на колонии. Без колоний они не могут существовать. Рабочие знают это и боятся потерять колонии. И в этом отношении они склонны идти вместе с собственной буржуазией. Они внутренне не согласны с нашей антиимпериалистической политикой. Именно поэтому необходима терпеливая разъяснительная работа и правильный подход к ним. Нужна постоянная борьба за каждого рабочего. Мы не можем сразу и очень легко перетянуть на свою сторону миллионы рабочих в Европе.
Миллионные массы имеют стадную психологию. Они действуют только через избранников, через своих вожаков. Когда они теряют доверие к своим вожакам, тогда чувствуют себя бессильными и потерянными. Они боятся потерять своих вожаков. И поэтому рабочие социал-демократы следуют за своими вожжами вопреки своему недовольству ими. Они бросают этих вожаков, когда появляются другие, хорошие. А для этого нужно время». Мануильский (в это время Секретарь ИККИ), сказал Сталин «не понимает этого. Каждый год он предсказывает пролетарскую революцию, но она не приходит. Однажды он докладывал о восстании в одном поселке, который никак не могли найти на карте…»[21]
Таким образом, при решении этого вопроса И. В. Сталин, что очень важно, учитывал и природно-географический фактор, и фактор социальной психологии, рождавший настроения шкурничества, националистичности, иждивенчества, склонность требовать жертв в свою пользу, наличие и силу мелкобуржуазных настроений в пролетариате капиталистических стран.
Перед Коминтерном ставится задача защиты СССР, как первой и пока что единственной страны, в которой осуществляется сложнейший процесс социалистического преобразования общества. В программе Коминтерна (1928 г.), в работе над которой активное участие принимал И. В. Сталин, была представлена отличная о прежних, оценка процесса развития мировой социалистической революции – не революционный взрыв в ряде развитых капиталистических государств, вызывающий быстрое распространение мировой революции на другие страны. Теперь считали, что это будет достаточно медленный процесс, означающий, что СССР придется в течение длительного времени существовать в условиях окружения более и менее развитых капиталистических государств: «Проект, – говорил И. В. Сталин – исходит из неравномерности развития стран капитализма и делает вывод о возможности победы социализма в отдельных странах, приходя к перспективе образования двух параллельных центров притяжения – центра мирового капитализма и центра мирового социализма»[22].
Политический смысл всей этой переориентации – признание факта сосуществования государств с различным социальным строем. В этих условиях каждая революция делает максимум для укрепления своих позиций внутри страны и в меру возможностей – для мировой. Эта позиция предполагает проведение политики сохранения международного мира. Сталин уже в 1923 г. показал себя сторонником этой концепции, когда не согласился с предложениями Троцкого, настаивавшего на помощи Германии и упрекавший Сталина за то, что он не захотел пойти на риск.
Но осенью 1929 г. начался мировой экономический кризис, и угроза войны обострилась, поэтому И. В. Сталину пришлось несколько развернуть проблему предстоящей войны, акцентируя внимание на ее оборонительном характере войны. В этих условиях и появляется новый лозунг по линии внешней политике – оборона, который в 1930 г. формулирует так: ни пяди чужой земли не хотим мы, но и своей земли, своей земли мы не отдадим никому ни вершка.
Теперь И. В. Сталин обеспечивал признание в СССР своего курса как генеральной линии во внешней политике. «Каждый раз, – говорил он в докладе XVI съезду ВКП(б), – когда капиталистические противоречия начинают обостряться, буржуазия обращает свои взоры в сторону СССР: нельзя ли разрешить то или иное противоречие капитализма, или все противоречия, вместе взятые, за счет СССР, этой… цитадели революции»[23]. «Наша политика есть политика мира», говорил он, и заявил, что «эту политику мира будем вести и впредь всеми силами, всеми средствами» и конкретизировал ее, сказав: сделав, что «Ни одной пяди чужой земли не хотим. Но и своей земли, ни одного вершка своей земли не отдадим никому»[24]. Эта установка прошла через все 1930-е годы и отразилась в чеканной фразе песни из кинофильма «Трактористы»: «чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим».
О том, насколько серьезно стояла проблема войны для СССР в виду экономической отсталости его от своих потенциальных противников в предстоящей войне, И. В. Сталин сказал в своем выступлении на I-й Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности 4 февраля 1931 г.: «Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут»[25].
Эта оценка, поразительная по своей точности относительно времени наступления тяжелейших испытаний войной, также прочно вошла в сознание советских людей и стала важным фактором, определявшем необходимость напряженнейшего труда во избежание обрисованной Сталиным перспективы уничтожения.
В этих условиях никто в СССР не мог планировать развязывания не только мировой войны, но и локальной, в которой он неизбежно оказался бы против той или иной коалиции с участием сильнейших стран мира. Вопрос о мировой революции и перспективах оказания ей военной помощи со стороны СССР в это время уже утратил свою былую актуальность.
Для СССР в это время вызванная им война, даже локальная, могла означать только одно – войну со всем капиталистическим миром и неизбежное поражение в ней. Спровоцировать мировую войну, для того чтобы СССР воевал на стороне одной из группировок империалистических государств, советское руководство не намеревалось, да и не могло, а надеяться на то, что оно, спровоцировав ее, останется в стороне от нее – оно тоже не могло.
Конечно, при благоприятных условиях он мог постараться использовать войну между ведущими капиталистическими государствами в интересах ослабления всей империалистической системы, глубоко враждебной СССР, в том числе и с помощью своего включения в военный конфликт в подходящий момент. Однако готовность к этому не является основанием для утверждения о стремлении советского руководства обострять международный политический кризис для его развязывания в мировую войну.
В январе 1934 г. на XVII съезде ВКП(б) Сталин более подробно обрисовал политику СССР в отношении мира и войны. «Наша политика ясна, – говорил он. – Она есть политика сохранения мира… СССР не думает угрожать кому бы то ни было и – тем более – напасть на кого бы то ни было… Но мы не боимся угроз и готовы ответить ударом на удар поджигателей войны. Кто хочет мира и добивается деловых связей с нами, тот всегда найдет у нас поддержку. А те, которые попытаются напасть на нашу страну, – получат сокрушительный отпор, чтобы впредь неповадно было им совать свое свиное рыло в наш советский огород»[26].
В 1936 г. Нарком обороны СССР Ворошилов К. Е., выступил на митинге в Киеве, сказал: «Если враг нападет на Советскую Украину, на Советскую Белоруссию или на другую часть Союза, мы не только не пустим врага в пределы нашей родины, но будем его бить на той территории, откуда он пришел»[27]. Иногда тезис о том, что мы будем бить врага на чужой территории, представляется в качестве свидетельства об агрессивных планах СССР, о намерении напасть на кого-либо. Однако здесь ясно сказано о попытке агрессии против СССР, о том, мы не пустим врага на свою территорию, следовательно, боевые действия против этого агрессора будут вестись на его территории.
Ограниченный экономический и военный потенциал СССР, а также условия капиталистического окружения, возможность консолидировать соседние с СССР страны и других его врагов для войны с ним, не позволяли поставить в повестку дня даже возвращение тех территорий, от исторических прав на которые советское правительство не отказывалось и официально заявляло о их сохранении (Бессарабия, оккупированная Румынией в 1917 г. и присоединенная к ней в 1918 г.).
Итак, локальные войны, не решая проблемы выживания СССР и начала мировой социалистической революции, были способны только затруднить или остановить процесс развития СССР и укрепления его обороноспособности. Мировая война была еще менее нужна СССР, поскольку она могла для него означать лишь войну против коалиции, которая во всех отношениях превосходила бы военные возможности СССР. Продление мира время было выгодно СССР на его развитие и укрепление. Все это заставляло руководство СССР, избегать конфликтов, способных втянуть СССР в тяжелую для него войну и всемерно укреплять свою обороноспособность, о чем свидетельствуют как официальные заявления советских руководителей, так и военные планы.
С развитием мировой революции в СССР связывали упрочение политических позиций СССР и социализма в мире. Но саму эту революцию не предполагали делать «руками СССР». С его помощью, но не «его руками». Этот подход был реализован в программе развертывания РККА, подготовленном весной 1938 г.
В «Записке начальника генштаба Красной Армии наркому обороны СССР маршалу Советского Союза К. Е. Ворошилову о наиболее вероятных противниках СССР» от 24 марта 1938 г.[28] такими противниками названы Германия, Италия, поддерживающие их Япония и Польша, находящаяся «в орбите фашистского блока», но пытающаяся «сохранить видимую самостоятельность своей внешней политики». Они «ставят своей целью доведение политических отношений с СССР до вооруженного столкновения». Следовательно, от них исходит инициатива в войне против СССР, который не вынашивал планов нападения на них.
Вместе с тем отмечалось, что к войне с СССР они по разным причинам еще не готовы. Ожидание агрессии с их стороны в отношении СССР проявляется в намерении Генштаба встретить ее активной обороной, предполагавшей защиту определенных позиций и затем переход в контрнаступление на территорию противника с решительными целями. Соответствующие положения встречаются во многих частях документа, мы отметим только те из них, которые связаны с действием Красной армии на важнейших стратегических направлениях[29].
Не располагая документальными данными об оперативных планах названных потенциальных противников, генштаб СССР ограничивался «вероятными предположениями» о стратегическом развертывании их вооруженных сил. Предполагалось, что Германия и Польша сосредоточат свои главные силы к северу или к югу от Полесья. Возможно было участие в войне Латвии, Финляндии и Эстонии, войска которых, совместно с частями вермахта, «весьма вероятно, будут направлены германским командованием для концентрического удара на Ленинград и вообще на отрезание Ленинградской области от остальной территории СССР». Развертывание главных сил германо-польских армий могло быть произведено либо к северу от Полесья, либо к югу от него. Ожидалось, что главный удар японские армии будут наносить на Приморском, Иманском направлениях, на Благовещенск, а также проведение ряда частных операций (высадка десантов на материк, на Камчатку, наступление из южной части Сахалина в северном направлении) [30].
Основная задача РККА заключалась в нанесении «решительного поражения противникам как на Западе, так и на Востоке», при сосредоточении главных сил на западном направлении, которое считалось главным. В случае развертывания главных сил агрессора к северу от Полесья, ставилась задача к югу от него «проведения активной обороны» советской территории, и «прочного прикрытия» направлений на Москву и Ленинград. Активная оборона к югу от Полесья предполагала нанесение удара по противнику «в Ровно-Кременецком районе и выходом в район Ровно – Дубно – Броды с дальнейшим наступлением в общем направлении на Люблин». Ставилась задача на «образование сильного резерва Главного командования для развития удара или для контрудара против наступающего противника». К северу от Полесья предполагалось вести наступательные действия с нанесением главного удара «по обоим берегам р. Немана с задачей разгрома сосредоточивающихся здесь германо-польских сил с выходом наших главных сил в район Вильно, Гродно, Волковыск, Новогрудок, Молодечно».
Перед силами РККА, развернутыми на северо-западе, ставилась задача обороны Ленинграда и удержания господства в Финском заливе. При этом задача прикрытия Ленинграда должна была решаться активно – атакой с выходом Красной армии на фронт Кексгольм – Выборг, а также выхода активными действиями на Псковско-Изборском направлении в направлении на Ревель и обороной на Кингисеппском направлении[31].
Завершая изложение варианта развертывания главных сил к северу от Полесья генштаб обращал внимание на то, что он позволяет «по срокам сосредоточения» «сравниться в сборе основной массы войск с нашими вероятными противниками, и бои начнутся на самой границе», следовательно, инициатива нападения исходила от противников СССР.
Второй вариант стратегического развертывания – к югу от Полесья предусматривался на случай развертывания главных сил германо-польских армий в Галиции, что требовало использования методов активной обороны к северу от него. Такая постановка вопроса также подтверждает вывод о том, что действия советской стороны сообразовывалось с инициативными действиями вероятного противника, что исключает агрессию со стороны СССР.
Предполагалось, что развертывание главных сил противника будет происходить в районе Ровно – Тарнополь, Львов – Ковель, откуда они могли нанести «основной задачей удар на Киев через Бердичев или Казатин», а вспомогательный – «через Бессарабию» «на Жмеринку или Винницу, или еще восточнее во фланг нашего стратегического развертывания». Главные силы РККА в этом случае предлагалось развернуть «на фронте Новоград Волынский – Проскуров для удара на фронт Луцк – Львов, и дальше в район Ковель, Львов, Броды, Дубно, затем на Люблин. Направление к югу от Тарнополя требовало сильного прикрытия для обеспечения главной группировки от флангового удара со стороны Львова. К северу от Полесья в этом случае планировались активные оборонительные действия с целью «прочного прикрытия направлений на Великие Луки и Смоленск»[32].
Таким образом, военные планы СССР в это время, были направлены на обеспечение мирного социалистического строительства и соответствовали его возможностям вести войну с представителями враждебного ему капиталистического мира. Об агрессии против кого-либо не помышляли. Готовились к оборонительным войнам с потенциальными агрессорами.
К концу 1938 г., когда «демократические» государства (Англия и Франция при одобрении США) в ходе Мюнхенской конференции сделали первый шаг для того, чтобы направить агрессию фашистской Германии на восток и создать условия для нападения Германии на СССР, перспектива войны с ней в ближайшее время стала реальной. И. В. Сталин, выступая сразу после заключения Мюнхенских соглашений, 1 октября 1938 г., на совещании пропагандистов по проблемам, поставленным в Кратком курсе истории ВКП(б), дал важное разъяснение относительно понимания большевиками вопроса о войне.
Он сказал, что «большевики видят разницу между различными войнами и вовсе не исключают, что при известных условиях они сами начнут выступать… большевики не просто пацифисты, которые вздыхают о мире и потом начинают браться за оружие только в том случае, если на них напали. Неверно это. Бывают случаи, когда большевики сами будут нападать, если война справедливая, если обстановка подходящая, если условия благоприятствуют, сами начнут нападать. Они вовсе не против наступления, не против всякой войны» (курсив и полужирный шрифт наш. – В. С.)[33].
Это выступление, на первый взгляд, может дать основание для утверждения, что Сталин планировал развязывание мировой войны. Но этому препятствуют сформулированные им условия, которым не удовлетворяла ситуация 1938 г., поскольку любая война, начатая Советским Союзом против любого из своих соседей, скорее всего, превратилась бы в войну с коалицией развитых капиталистических государств, в которой ССР было трудно или невозможно победить. Следовательно, данной ситуации, такая инициатива не соответствовала бы. Мировая война, ведущая не только к уничтожению результатов труда народов мира, но и самих народов, война, в которой большинство ее основных участников будут драться за свой империалистический интерес, тоже не соответствовала означенным Сталиным условиям. Обстановка была самая неподходящая, поскольку СССР был еще совершенно не готов к большой войне. Условия ведения войны были бы крайне неблагоприятны, поскольку противников у СССР могло бы оказаться очень много, а союзников не было бы. Реальность была иной.
О революционной войне говорить в практическом плане также не приходилось. Социалистическая революция должна была созреть и начаться, чтобы революционная война могла оказаться эффективным средством обеспечения ее победы в борьбе с внутренней и внешней контрреволюцией, а также военной интервенцией против нового социалистического государства. Только в этом случае военная помощь становилась политически актуальной и оправданной. Но нигде в мире в это время революционной ситуации, необходимой для начала социалистической революции, не было.
В этих условиях СССР старался продолжать политику мира и одновременно готовится к отражению агрессии, успех которой естественное закрепление и развитие получал только в наступлении на противника и разгроме его.
Опасность крупномасштабной войны в Европе для СССР исходила только от Германии и Польши. Поэтому от руководства СССР требовалось в области внутренней политики подготовить страну к войне, а в области внешней политики (1) не допустить создания блока гитлеровской Германии с блоком стран «западной демократии», направленного против СССР, (2) нормализовать политические отношения с Германией и (3) сделать для «западных демократий» жизненно важным блок с СССР, чтобы предотвратить германскую агрессию в восточном направлении. На «худой конец», даже частичное решение этого комплекса задач, могло удовлетворить СССР уже тем, что оттягивало войну и создавало условия для лучшей подготовки к ней.
Отсюда, во-первых, стремление СССР заключить договоры со странами, опасающимися германской агрессии и поэтому готовыми к принятию от него и оказанию ему помощи в случае нападения Германии на СССР. И, во-вторых, разработка планов ведения войны против агрессоров, построенных по принципу: отражение удара и переход в наступление.
Происхождение Второй мировой войны традиционно связывают с планами Гитлера, а в качестве аргументов приводят либо фрагменты из его выступлений и высказываний по общеполитическим вопросам, относящимся к первым годам его нахождения у власти, либо военные планы, разработанные в марте – мае 1939 г. в условиях обостряющегося европейского политического кризиса.
Ответственность фашизма и Гитлера за Вторую мировую войну несомненна. Гитлер стремился к реализации серии войн для обретения Германией «жизненного пространства» на востоке Европы и возвращения ее в число наций-господ. Это соответствовало не только его интересам, но и интересам германского капитала, и его планам проведения национальной революции. В этих условиях проблема серии локальных войн выдвигалась на первый план в области внешней политики Германии[34]. Гитлер не мог переложить эти войны на чьи бы то ни было плечи и не только потому, что не имел для этого необходимого влияния на другие страны, но и по соображениям внутреннего порядка: он считал, что каждое поколение немцев должно пройти через свою войну, как через школу, в которой формируются навыки и качества народа-господ. Итак, только в фашистской Германии открыто говорили о необходимости войны, как условия дальнейшего развития Германии
Говоря о военных планах Германии, необходимо выделить два периода: первый – 1933–1938 гг., второй – январь – август 1939 г. Разница между ними существенна и связана началом действия важного международного фактора, оказавшего серьезного влияние на изменения планов всех основных указанных в названии лекции государств. Здесь мы рассмотрим военные планы первого периода.
В это время речь у Гитлера шла о серии локальных войн, начало и окончание которых можно предопределять самому, а не о мировой войне, ход которой совершенно не поддается контролю! Мировая война была Германии «не по зубам», это все хорошо понимали, в т. ч. и Гитлер.
Относящиеся ко времени до весны 1939 г., выступления Гитлера и документы, связанные с разработкой планов подготовки Германии к войне, свидетельствуют о том, что его планы не выходили за рамки серии скоротечных локальных войн, начало и завершение которых находилось бы в его воле и чтобы он мог закончить ее тогда и так, чтобы немецкий народ не мог ощутить тягот ее. Во всяком случае, он стремился избежать войны с Францией и Англией, не планировал нападения на них[35].
Документы, в которых излагались бы причины, по которым Германия должна стремиться к мировой войне, её цели, союзники и противники, основные фронты и этапы, а также практические меры по реализации намеченных задач, т. е. все то, что может быть названо разработанным планом подготовки и проведения мировой войны, такие документы не известны.
Рассмотрим подробнее военно-политические планы Гитлера и те задачи, которые исходя из них ставились перед германскими вооруженными силами в 1933–1938 гг.
В своем первом выступлении перед генералами 3 февраля 1933 г. Гитлер определенно заявил о намерении подготовить Германию для ведения завоевательных войн. В частности, он обозначил следующие проблемы: «Во внешнеполитическом отношении. Борьба против Версаля. Равноправие в Женеве… Приобретение союзников… Экономика! Крестьянин должен быть спасен! Колонизационная политика!.. В освоении новых земель – единственная возможность снова частично сократить армию безработных. Но это требует времени, и радикальных изменений нельзя ожидать, так как жизненное пространство для немецкого народа слишком мало… Строительство вермахта – важнейшая предпосылка для достижения цели – завоевания политического могущества… Как следует использовать политическое могущество, когда мы приобретем его? Сейчас еще нельзя сказать. Возможно, отвоевание новых рынков сбыта, возможно – и, пожалуй, это лучше – захват нового жизненного пространства на Востоке и его беспощадная германизация. Очевидно, что нынешнее экономическое положение может быть изменено только с помощью политического могущества и борьбы… Самое опасное время – в период строительства вооруженных сил. Здесь-то и выявится, имеет ли Франция государственных деятелей. Если да, она не даст нам времени, а нападет на нас (вероятно, с восточными сателлитами)»[36]. В это время Гитлер активно разыгрывал антисоветскую карту с целью получения свободы рук в центральной и юго-восточной и восточной Европе[37].
Адмирал Редер рассказывал, что во время своего первого доклада Гитлеру, состоявшегося вскоре после его прихода к власти о состоянии германского ВМФ, «он изложил мне в качестве общей установки на будущее» для германского ВМФ «свою политическую программу, которая сводилась к тому, что его твердым решением является жить при любых обстоятельствах в мире с Италией, Японией и Англией», не намереваясь «оспаривать выдвинутое Англией требование добиться морского могущества соответствующего её мировым интересам» и закрепить намерение в особом соглашении «о соотношении сил английского и германского морского флота». По инициативе Гитлера такое соглашение заключено 18 июля 1935 г.[38]
Следующим документом, в котором были развиты эти мысли и намерения стал меморандум Гитлера об экономической подготовке к войне (август 1936 г.)[39]. В нем он представил Германию «как основной центр западного мира при отражении большевистского натиска», единственную в Европе страну, которая «в состоянии вести войну против Советской России с видами на успех». Опасение агрессии СССР против Германии невозможно интерпретировать как установку на агрессию Германии против него. Гитлер заявлял, что Германия нужна западному миру, как сила, способная защитить его от СССР[40], следовательно, этим заявлением он стремился «успокоить» Англию и Францию, представив Германию защитой от угроз, исходящих от СССР.
Далее он заявил, что поставил перед собой задачу предсказывать, когда «нынешнее шаткое положение в Европе перейдет в открытый кризис», но хочет заявить, что избежать этого кризиса невозможно и к нему необходимо подготовиться, «ибо победа большевизма над Германией» приведет «к окончательному уничтожению и истреблению германской нации». Осознание этой угрозы является руководящим началом для всей политики Германии.
Говоря о проблемах обеспечения обороноспособности Германии, он формирует ряд положений, обеспечивающих ее («внутренние качества немецкого народа», «политическое руководство» НСДАП). На эти качества должна опираться «новая армия», «масштабы и темпы военного использования» которой «должны быть максимально большими и быстрыми». Это – залог выживания Германии[41].
Останавливаясь на проблемах экономического положения Германии, он указал на две основные проблемы, которые необходимо решить: «перенаселение» и невозможность «прокормить» его, «опираясь лишь на свою территорию». Таким образом, он предлагал «хозяевам мира» смириться с германскими претензиями на территории других стран.
«Окончательное решение» последней проблемы он видел исключительно «в расширении жизненного пространства, а также в расширении сырьевой и продовольственной базы нашего народа», а задачу политического руководства – «в том, чтобы в будущем добиться решения этой проблемы», поскольку за счет экономических мер (возможности импорта ограничены, а экспорт затруднен конкуренцией) решить ее невозможно. В интересах ведения будущей войны уже в мирное время можно и должно мобилизовать все материальные и сырьевые ресурсы Германии для производства вооружения, что является экономически обоснованным. Исходя из этого Гитлер «в целях окончательного решения наших жизненно важных проблем» выдвинул «программу» проведения одновременной и энергичной военной и экономической подготовки Германии к войне[42].
При этом он раскрыл ряд важных социальных принципов, которыми он был намерен руководствоваться. В ходе подготовки к войне «интересы отдельных господ в будущем не должны больше играть какой-либо роли. Существуют лишь одни интересы, и это – интересы нации, и единственная точка зрения должна состоять в том, что Германию политически и экономически необходимо подготовить к тому, чтобы она была в состоянии утвердить свои права». Глубоко ни в экономические, ни в производственные проблемы он входить не желал. Он считал, что технологическими проблемами производства должны заниматься частные предприниматели, что вопрос «стоимости сырья не имеет совершенно никакого значения», требовал «максимально увеличить собственное производство железа». Подход к решению экономических и производственных проблем у него был такой: «министерство экономики должно ставить лишь народнохозяйственные задачи, а частные предприятия должны их выполнять. Если частные предприниматели считают, что они не в состоянии этого сделать, то национал-социалистское государство сумеет своими силами решить эту задачу». Далее следует интересный прогноз относительно связи успеха в решении этих задач и судеб германского капитала: «Германская экономика либо поймет свои задачи, либо она окажется не способной продолжать свое существование в нашу современную эпоху, когда какое-то