Как только Вадик получил диплом, родители подарили ему обещанную квартиру.
– Ну так что? Пойдем в ЗАГС? – стал он теребить Лену.
– Вадик, у меня с папой такое творится… Какой ЗАГС? Давай немного подождем…
– Опять ждать! Ну давай хотя бы просто вместе жить. Просто переезжай ко мне и все.
– А папа? Как я буду маме помогать ухаживать за ним, если перееду к тебе?
– Ну, будешь по вечерам к ним приходить. Придешь, поможешь и уйдешь.
Лена подумала, что так, действительно, можно сделать.
– Хорошо, я перееду к тебе, – согласилась она. – Но нам с тобой сначала надо найти работу.
– Конечно. Мне кажется, с этим проблем никаких не будет.
Однако ей не суждено было искать работу. В тот же день, вернувшись домой, она застала маму скрюченной пополам в кресле возле папы. Бедной женщине вступило в спину.
– Мама! Что случилось?!
– Леночка, Солнышко, теперь тебе придется ухаживать за папой… А мне давай вызывай скорую… Скрутило меня, как видишь… Давно уже спина меня беспокоила, а сегодня совсем вступило. Ни согнуться, ни разогнуться не могу.
Маму увезли в больницу, и Лена осталась один на один с папой. Он лежал и спокойно смотрел на нее. Лена помнила последний наказ матери поменять под ним пеленку. Но как это сделать, чтобы не увидеть ничего лишнего?
– Сейчас, папа, я руки помою, переоденусь и все-все сделаю! – пообещала она не сводящему с нее глаз папе и выскочила из комнаты. Она вымыла руки, потом сняла с себя открытое летнее платье (после выпускного она стала постоянно носить платья, в которых выглядела очень привлекательно), надела домашний халатик и, выдохнув напоследок, отправилась к больному.
– Я сделаю для тебя все-все! – снова пообещала она отцу. – И с мамой все будет в порядке. Ты не волнуйся… Не бойся… – больше утешая себя, а не его, добавила она и приподняв одеяло, не глядя, потрогала под ним рукой. Да, папа, действительно, был мокрый.
– Сейчас я тебе все поменяю, и ты будешь лежать чистый, сухой… – девушке удалось вытащить из-под папы мокрую пеленку, бросить ее на пол и при этом не увидеть ничего лишнего. Теперь больного нужно было протереть влажными салфетками… Снова она полезла к отцу под одеяло, ужасаясь, когда ее пальцы касались голой плоти несчастного. Так, половина дела сделана. Теперь нужно только подложить под него сухую пеленку. И вот тут Лене не удалось все это проделать под одеялом. Немного помучившись, несколько раз приподняв папу под одеялом, она поняла, что у нее ничего не получается. Отвернувшись в сторону, она отбросила одеяло к стене, и без него легко и быстро просунула под папу сухую пеленку. Папа наконец-то лежал на сухом. Однако Лена, как ни сопротивлялась, все же увидела то, чего она так боялась. Она даже запах уловила. Запах мочи, к которому примешивался уже знакомый ей запах мужчины.
«Он пахнет, как Вадик!» – удивленно подумала она. Папа для нее всегда был лишь папой, никогда в жизни она не думала о нем, как о мужчине. Лена почувствовала замешательство и потянулась к стене за одеялом, чтобы поскорее укрыть папу, но вдруг заметила, как член отца немного приподнялся. Она тут же посмотрела больному в лицо и увидела, что глаза отца глядят ей в вырез халата, откуда вываливалась ее упругая грудь. Быстро накинув одеяло на больного, она подняла с пола брошенную мокрую пеленку и поскорее выскочила из комнаты.
Ей казалось, что только что она подверглась немыслимому унижению, моральному насилию. Ей было плохо, как никогда. Ну почему мама заболела? Лена зашла в ванную и разрыдалась. Как она теперь после всего этого будет подходить к папе? Как она вообще посмотрит ему в глаза? Если бы Вадик сейчас заболел, то она спокойно бы мыла его и меняла ему пеленки – это было бы нормально и естественно для нее, но папа… Видеть его в таком виде, заметить, как он смотрит на ее грудь… Этого просто не должно было случиться! Часа два она не решалась подойти к отцу. Крутилась на кухне, прибиралась, оттягивая время, но ведь папу нужно было кормить… Прежде чем зайти к больному, она застегнула молнию халата до самой шеи, чтобы больше ничего у нее не было видно, а когда зашла к папе, то увидела, что он мирно спит. Просто спит и все, и ничего страшного в нем не было. С тарелкой в руках она опустилась на стоящий в изголовье кровати скрипучий стул. Папа тут же проснулся. Слабый, больной, обездвиженный человек – он смотрел на нее в ожидании, и во взгляде его не было ничего угрожающего.
Лена пересела к нему на край кровати и стала кормить его с ложечки. Язык отца, его губы не слушались. Он с трудом глотал и требовалось терпение, чтобы подождать, пока он проглотит пюреобразную жижу, которой она его кормила. Сердце девушки наполнилось жалостью. Снова она видела в папе лишь несчастного человека, не способного обслужить себя. Однако, когда больному снова пришлось менять пеленку, она опять проделала это с колоссальным внутреннем сопротивлением, чувствуя внутри себя сильнейший протест. Ей потом много раз приходилось менять пеленки, но она до конца так и не привыкла к этому, не смирилась.
Лена очень ждала возвращения мамы из больницы. Уход за парализованным отцом давался ей очень тяжело. Ее спасали только ежедневные приходы Вадика по вечерам. Она рассказывала ему о всех своих переживаний и он поддерживал ее. Даже о том, как она меняла отцу пеленки поведала ему.
– Дааа… – удрученно покачал он головой после ее рассказа. – Скорей бы твоя мама вернулась…
– Не представляешь, как я этого жду!
Но вернувшаяся мама сразу поставила Лену перед фактом: из-за больной спины она не сможет ухаживать за папой.
– Доченька, детка, ну что ж тут поделаешь? Я сама хотела бы ухаживать за ним, но видишь, как получилось… Ты молодая, сильная. Ты и наклониться можешь, и перевернуть папу, и приподнять, а я не могу так… Есть риск, что я снова сорву себе спину.
Лена была в отчаянии. Перед мамой она, конечно, вида не показывала, крепилась, но в душе ощущала себя так, как будто ей на плечи положили неподъемную, пригибающую ее к земле ношу. Вадик впал в уныние.
– А может вам сиделку нанять? – с надеждой предложил он. – Это стало бы спасением для нас. Мы с тобой могли бы пожениться, и папа твой был бы под присмотром.
Лену его слова воодушевили, но мама быстро охладила ее.
– Ну как же мы папу доверим чужому человеку? Да и дорого это… Мы не потянем сиделку. И разве тебе так уж тяжело ухаживать за ним?
Девушка не нашлась, что ответить. Ей вдруг вспомнилось, как о ней, еще маленькой, мама и папа часто говорили, что она в старости будет их дохаживать:
– Наташа у нас уже взрослая, у нее своя жизнь, а Леночка будет нам в старости утешением и, когда мы совсем одряхлеем, станет нас дохаживать.
Кажется, этот момент для нее настал. Лена чувствовала, как вся ее душа сопротивляется этому. Ей было очень жаль папу, но ее каждый раз охватывало отчаяние, когда она подходила к нему. С завистью она смотрела на маму, уходящую по утрам на работу и оставляющую ее один на один с лежащим отцом. Ее очень удручало, что положение больного вообще никак не меняется ни в лучшую, ни в худшую сторону. Он просто лежал, ел, оправлял свои физиологические потребности и смотрел на ухаживающую за ним Лену серьезными, понимающими глазами. Девушку очень смущал этот вполне осмысленный взгляд. Отец все понимал. Он лежал немощный, не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, не мог сказать ни слова и лишь только его глаза говорили, что он в полном сознании.
Прошел месяц, потом второй, третий, минул год. Папа все так же лежал, а Лена продолжала за ним ухаживать. Вадик сначала заходил к ней почти каждый день, потом визиты его стали реже, и вот уже несколько недель, как она не видела его. В последний раз он пришел к ней, как всегда после работы, за час до возвращения мамы. Лена в это время кормила папу. За этот год она полностью прониклась положением отца, слилась с ним в одно существо. Она жила его чувствами, его немощью, его постепенным угасанием и была с ним как будто в одной связке.
Услышав звонок в дверь, она посмотрела в глаза отца. Тот неуклюже ворочал напряженным, непослушным языком, пытаясь продвинуть пищу к глотке и, как всегда, смотрел на нее умным взором.
– Кто-то пришел, – спокойно сказала она. – Ты полежи пока, а я пойду посмотрю, кто это там.
Она отложила тарелочку на стол и пошла открывать дверь. За порогом стоял Вадик.
– Ленка! – красивый, здоровый и радостный он вошел в квартиру и сразу же обнял ее. – Я так соскучился!
Лена на мгновение замерла в его руках, но внутри себя она не чувствовал никакой отдачи. Вадик казался ей далеким от того мира, в котором она пребывала. Он совершенно не знает, что с ней тут происходит.
– Я там папу кормлю, – отпрянула она от него, пытаясь улыбнуться. – Подождешь в моей комнате?
– Подожду…
Лена заметила, как его радость несколько померкла. Она вернулась к папе и снова приступила к кормлению. Папа ел, а она думала о Вадике. И вот последняя ложка съедена, можно идти. Но папа вдруг издал характерный звук, и комната наполнилась вонью.
– Ну что такое? – Лена нетерпеливо посмотрела на него, но почувствовав отвратительный запах, все поняла. – Папа!
Она отбросила в сторону одеяло, торопясь, приподняла таз отца быстро вытянула из-под него грязную пеленку тут же обтерла его салфетками и положила под него сухую пеленку. Но только она собралась выйти из комнаты, как папа вдруг недовольно замычал.
– Я сейчас вернусь! – сказала она, однако напоследок пощупала под ним и возмущенно глянула на него. – Ты мокрый!
Обычно к таким папиным сюрпризам она относилась спокойно, но сейчас ее ждал Вадик…
– Полежи так, хорошо? Я быстро! – она выскочила из комнаты и понеслась в ванную, чтобы вымыть руки.
Вадик сидел на диване, уткнувшись в экран телефона.
– Как ты долго! – он поднялся ей навстречу, притянул к себе и приник губами к ее губам. – Я так больше не могу! Не могу без тебя! – едва отрываясь от нее, проговорил он. – Когда все это закончится? Через год, два?
У Лены от отчаяния навернулись слезы на глаза.
– Ну ладно… Не надо… – заметив ее расстройство, он прижал ее голову к своей груди.
– Скоро мама придет, – напомнила ему Лена.
– Ты думаешь мы не успеем?
– Не знаю…
Вадик торопливо стал стаскивать с себя одежду, Лена тоже. Они кинулись друг к другу в объятия… Но Лена не могла отдаться страсти полностью, как раньше. Все мысли ее были об отце. Лежит он там сейчас на мокрой пеленке и ему противно… Вадик быстро достиг пика, и Лена с облегчением освободилась от него и принялась одеваться.
– А ты чего лежишь? Мама сейчас придет! – воскликнула она, заметив его разочарованный взгляд. – Не хватало, чтоб она тебя голым застала!
Вадик нехотя стал одеваться. Лена прекрасно видела, что парень недоволен тем, как у них теперь все проходит, и ей было нестерпимо больно от этого. Ее снова охватило отчаяние, показалось, что папино лежание будет бесконечным.
Уходя, Вадик столкнулся в дверях с пришедшей с работы матерью. Женщина недовольно окинула его взглядом, а Лене показалось, что мать догадывается, чем они тут занимаются в ее отсутствие…
С того времени парень больше не приходил к ней. Лена прекрасно понимала его, но ее чувства по отношению к нему притупились. У нее вообще притупились все чувства и ощущения. Единственное, что для нее было важным – это больной папа. Она кормила его по часам, проветривала ему комнату, переворачивала его на бок, чтоб у него не было пролежней, меняла под ним пеленки. Она научилась определять по издаваемому им мычанию, что он хочет, что его беспокоит. На свою внешность она мало обращала внимания, а чтобы не тратить времени на свою косу, она остригла волосы и ходила теперь с короткой стрижкой.
Прошел еще один год, потом еще два. В общей сложности отец лежал чуть больше четырех лет и в последнее время был совсем слаб. Его тело напоминало мощи. Он почти все время спал, и потихонечку таял. Лена понимала, что он умирает и умирала вместе с ним. Мама тоже сильно сдала за последнее время. Она хоть и ходила на работу, отвлекалась там, но все ее мысли были связаны с умирающим мужем.
Вадик же года через два после того, как Лена стала ухаживать за отцом, женился на какой-то городской девушке. Лене эта новость принесла мучительную боль. Она любила Вадика, но понимала его. Разве он должен был отказываться от жизни ради нее? Нет, такого она никому бы не пожелала. Девушка чувствовала себя невольной жертвой. Отец годами умирал у нее на руках, лишая жизни и ее саму.
Умер он утром после завтрака. Лена покормила его, отметив, что он стал есть совсем мало. Он проглотил последнюю порцию пищи, устало закрыл глаза, вздохнул, и все было кончено. Девушка даже сначала не поняла, что произошло. Папа часто во сне напоминал покойника, но на этот раз он действительно умер. Когда она поняла, что случилось, то заплакала, но это были слезы не горя, а свободы. Смерть наконец-то освободила папу от тела, в котором он так долго мучился, а ее освободила от ухода за этим телом.
Во время похорон на кладбище многие папины сотрудники или просто знакомые плакали. Наташа, старшая сестра Лены, и ее взрослая (всего на два года младше Лены) дочь Аня, тоже стояли в слезах. Сама Лена и ее мама не плакали. За прошедшие четыре года они уже отплакали свое и сейчас чувствовали только тихую грусть и облегчение.
Среди присутствующих была и тетя Лолита. Она с большим сочувствием смотрела на покойника в гробу. Глянув на нее, Лена тут же вспомнила бабушкины поминки. Тетя на них была буквально раздавлена горем. Она говорила, что могла бы ухаживать за своей старенькой мамой вечно и очень сокрушалась, что мама умерла ночью, в полном одиночестве, в то время, когда Лолита спала в своей комнате.
– Я так жалею, что меня не было в тот момент рядом с ней, – сокрушалась тетка впоследствии. – Мамочка ушла совсем одна, без поддержки… А я как раз так хорошо уснула в ту ночь, так выспалась хорошо… Вышла из комнаты, а мамочка уже не дышит…
Тогда Лена слушала ее слова с пониманием, но сейчас она не понимала родственницу. Неужели тетя Лолита не почувствовала облегчение, неужели не увидела того покоя и умиротворения, какой возник на лице усопшей?
– Одно меня утешает, – говорила тетка. – Мамочка накануне смерти причастилась. Она как будто дожидалась этого, чтобы спокойно умереть.
Тетя Лолита много раз с удивлением рассказывала, как ее старенькая, парализованная мама, не владеющая своим телом, еле-еле глотающая пищу, при приходе священника со Святыми Дарами оживилась, в глазах ее появился блеск, а когда батюшка, прочитав над ней молитву протянул к ней лжицу со святым причастием, она потянулась к ней губами, вытянула шею, и ее голова даже оторвалась от подушки. После ухода священника причастница тихо лежала, и лицо ее, в обрамлении белых седых волос как будто святилось от умиротворения. Лолита в тот день ходила мимо мамы на цыпочках, не включала ни радио, ни телевизор, боясь вспугнуть ту благодать, что витала вокруг больной, а ночью мамы не стало…
Лена подумала, что ее папа был неверующим и умер без всякого причастия. Им с мамой и в голову не пришло пригласить для него священника. И все же и его смерть была какой-то освобождающей, светлой…
Могильщики быстро закапывали гроб, кучка скорбных родственников и знакомых уныло наблюдала за их действиями, а Лена то и дело оглядывала кладбище, размышляя о том, что та беззаботная жизнь, когда она ездила сюда на велике была, как будто в другом измерении.
«Федор, Иванович, – мысленно обратилась она к виднеющейся за оградами и памятниками белой скульптуре. – Мне до вашего возраста осталось всего четырнадцать лет. Что можно успеть за четырнадцать лет? Даже ребенка не успеешь вырастить. Но сначала еще надо мужа найти, а где его искать?»
Скульптура безмолвно стояла, возвышаясь над другими могилами, и Лена, как и прежде, поражалась ее сходством с Вадиком. Она все еще любила своего бывшего жениха, помнила о нем, вздыхала по нему. Интересно, как он сейчас? Что у него происходит? Наверное, он уже детьми обзавелся…
Лена чувствовала себя так, как будто бы она вернулась в мир после долгой спячки. Но она же не спала! Несмотря на то, что она умирала вместе с папой и жила его ощущениями, она все же жила. Жила его умиранием… При этой мысли вся душа Лены сжалась, на глаза навернулись слезы.
«Со мной такого больше не должно повторится! Никогда! Ни за что! – в отчаянии думала она. – Никогда я больше не буду привязана ни к одному умирающему, не буду умирать вместе с ним! Никогда! Ни за что!»
Она бросила взгляд на тетю Лолиту. Как же та могла два года быть возле умирающей и после еще жалеть, что та умерла? Неужели она не радовалась освобождению своей матери от уз парализованного тела, и сама не испытывала облегчение от того, что больше не должна умирать вместе с ней? Может, тут дело в возрасте? Тете Лолите все-таки было уже за шестьдесят, когда у бабушки случился инсульт, а не двадцать два, как ей самой. Лена тяжело вздохнула, жалея себя, осознавая, что ей, наполненной жизнью и надеждой, пришлось от всего отказаться и в расцвете сил ухаживать за умирающим.
После похорон все сели в автобус и отправились в кафе на поминки. Лена сидела во главе длинного стола и видела всех присутствующих. Все ели, пили, вспоминали умершего, его жизнерадостность и веселость. А потом как-то незаметно все переключились на Лену и стали нахваливать ее, какая она хорошая дочь, как хорошо она ухаживала за умирающим отцом.
– Такая молоденькая, а как легко справлялась с этим!
– Это же сколько терпения надо!
– Потому и справлялась, что молодая, да сильная! Попробуйте поворочать взрослого мужчину! А Лена могла это делать.
Особенно восторгались ее родственницы. Сестра Наташа, ее дочь Аня и, конечно, тетя Лолита буквально засыпали ее похвалами. Мужья Наташи и Ани смотрели на Лену по-доброму, но молчали. А мама так вообще заявила во всеуслышание, что теперь не боится дряхлой старости, потому что у нее такая дочь.
– Леночка поздно у нас родилась, и я сразу знала, что она будет нам с Мишей опорой в старости, что будет дохаживать нас. Если бы не она, то я и не знаю, как бы я справилась с Мишей. У меня ведь спина больная, а Леночка сильная очень. Она и приподнять могла своего папу и перевернуть…
Эта похвала пронзила Ленину душу острой болью. Да разве мама не понимает, что ее дочь хочет просто жить, а не дохаживать умирающих? Лена серьезно посмотрела в глаза матери. А ведь, правда, мама ничего не понимает… Лена тяжело вздохнула. Неужели ее снова ждет весь этот кошмар, когда она будет привязана годами к теряющему силы, несчастному существу, которого жалко, но которое отнимает годы ее молодости, жизни, счастья?
«Деньги! Мне обязательно надо копить деньги на сиделку! – в отчаянии думала она, глядя на умиленную маму. – Со мной такого больше не повторится! Я лучше буду голодать и ходить в одном и том же, но я накоплю денег и, если мама сляжет, то я не буду умирать вместе с ней!»
Последующие три года Лена жила в сплошном накопительстве. Устроившись на работу по специальности, она откладывала большую часть зарплаты. Однако ей то и дело приходилось брать средства из своего НЗ, так как у нее постоянно случались какие-то непредвиденные расходы. Лена злилась, подсчитывала деньги и каждый раз расстраивалась, что их все еще мало. И это несмотря на то, что она кроме основной работы в своей организации по выходным подрабатывала у частников.
С ней вместе в одной бригаде работали еще две девушки, Любаша и Ксюша. Молодые, веселые – они обе были замужем и имели каждая по ребенку. Лена же в свои годы все еще была не замужем, хотя очень к этому стремилась. Однако ей все чаще казалось, что поезд ее ушел и она теперь навсегда останется одинокой и будет жить так же, как тетя Лолита. Хотя нет… Тетя Лолита жила в свое удовольствие, а она только и делает, что копит деньги на сиделку для матери и расстраивается, что у нее не получается откладывать больше.
– Тебе надо заняться трансерфингом, – еще в самом начале устройства ее на эту работу, посоветовала ей Ксюша, узнав, что Лена мечтает о муже и детях.
– Что это еще такое? – равнодушно поинтересовалась Лена, добавляя колер в краску с ведром.
– Это такое эзотерическое учение, – Ксюша перестала возить валиком по стене и посмотрела на Лену. – Такая техника концентрации энергии мыслей для осуществления своего желания. В свое время я, благодаря этой технике, встретила своего мужа. Очень помогает! Просто чудеса какие-то! С помощью мысли можно управлять миром!
– Ой, Ксюх, чему ты ее учишь? – встряла Любаша, праздно стоящая в своем рабочем комбинезоне у окна. – Пусть идет лучше в храм, ставит свечку перед иконой Матронушки Московской и просит о муже у нее.
– Еще лучше! – возмутилась Лена, собираясь включить дрель-миксер, чтобы перемешать краску. – Я не верю во все это!
Она нажала на кнопку и всем пришлось умолкнуть, пережидая сильное жужжание.
«Трансерфинг, свечки перед иконами… – раздраженно думала она, перемешивая краску. – Они даже не понимают, что есть на свете вещи, когда никто и ничто не может помочь. Старость, одряхление, болезни, парализованное умирающее тело… На что надеяться, когда человек умирает от старости? Только разве что на смерть больного, а это получается, что ты желаешь несчастному смерти. Но как не желать, когда так хочется жить, любить, но ты придавлен немощью и муками умирающего, и его безнадежное положение лишает тебя собственной жизни?»
Она чувствовала, что очень сильно изменилась, ухаживая за папой. И внутренне изменилась и внешне. Ей теперь было знакомо понятие полной безысходности, когда ничего невозможно изменить и только остается притупить свои чувства, отключить в себе жизнь и словно зомби выполнять требуемые действия. Она на собственной шкуре испытала, что значит быть привязанной к умирающему и умирать вместе с ним. В ней больше не было юношеской наивности и веселости. Волосы свои она так и продолжала коротко стричь, ходила постоянно в широких штанах, косметикой не пользовалась, так как ей жаль было денег на тушь и помаду, и чувствовала себя так, как будто живет в суровые годы войны, когда нужно экономить каждую копейку. Напарницы подшучивали над ней, говорили, что она должна хоть как-то следить за собой, одеваться понарядней, подкрашиваться. Лена была согласна с ними, но страх снова быть прикованной к старому дряхлому человеку, наблюдая его ежедневное угасание, был сильнее страха остаться одной, и потому она не осмеливалась тратить хоть одну лишнюю копеечку на себя.
Напарницы продолжали донимать ее непрошенными советами, а она, не желая внимать им старалась отвлечь их посторонними разговорами.
– Любаш, у тебя такая замечательная кожа на лице! – обратилась она как-то к приставшей к ней с очередным советом подруге. – Как тебе это удается? Ты старше меня на год, а выглядишь гораздо моложе. Повезло тебе.
– Ты думаешь, что я сама по себе такая? – Любаша, услышав комплимент, тут же переключилась на себя. – Думаешь, что у меня от природы такая кожа? Нет! Просто я пользуюсь одним очень замечательным косметическим средством!
– Она улиток себе на лицо сажает и те ползают по ней и слизью своей омолаживают ее кожу, – вмешалась Ксюша.
Лена подумала, что она шутит.
– Тебе, Ксюх, лишь бы пошутить…
– Не, правда, – сказала Любаша. – Я пользуюсь улитками. У них в слизи находится коллаген, делающий нашу кожу более упругой и эластичной. Если хочешь, я могу тебе принести таких улиток. У меня как раз вылупились недавно маленькие.
– Что правда? Ну не знаю… Ну принеси… – согласилась Лена. Ей стало любопытно, что это за улитки такие.
И Любаша на следующий день принесла ей маленьких, размером с ноготь мизинца четырех улиток.
– Вот тут распечатка, как за ними ухаживать, – протянула она Лене сложенный лист бумаги.
– Спасибо! Ой какие хорошенькие! Ну все! Теперь я тоже буду омолаживаться!
Дома Лена показала улиток маме, рассказала ей о том, как они разглаживают кожу.
– Это же то, что нужно! – мама очень переживала, что во время болезни мужа она сильно постарела, что ее лицо покрылось морщинками. Она заказывала себе какие-то импортные кремы, мазалась ими, и кожа на лице заметно улучшалась, но маме хотелось достичь еще большего эффекта. Улиткам она очень обрадовалась, прочла о них все в интернете и, действительно, нашла там много информации о том, как они результативно омолаживают кожу. В тот же вечер она позвонила Лолите и рассказала ей о чудо-улитках.
– Ну надо же! – удивилась старая женщина. – Я бы тоже попробовала улучшить состояние своей кожи на лице.
– Так возьми у нас парочку! – тут же предложила ей Тамара. – У нас их четыре штуки!
– Ну давай… Если Леночка сможет, то пусть завезет их мне с утра, когда поедет на работу.
На следующий день Лена перед работой сделала крюк и доставила улиток тетке. С того дня обе бабушки и Лена начали пускать моллюсков ползать по своему лицу. Эффект они заметили после первой же процедуры.
– Лицо такое гладкое от них! – делились они друг с другом. – И морщины разглаживаются! Просто чудо какое-то!
Ленина мама в то время ушла окончательно на пенсию и вплотную занялась своим здоровьем. По утрам ходила вокруг поселка, доходила до оврага, выполняла там спортивные упражнения, а когда лежала днем перед телевизором, то смазывала лицо молоком и пускала улиток ползать по нему.
Лена замечала положительные перемены во внешности матери, делала ей комплименты, но все же со страхом осознавала, что мама все равно не сможет полностью омолодиться. Ей за семьдесят и в любой момент она может слечь с инсультом или еще какой-нибудь хворью, и тогда за ней придется ухаживать, и, может быть, это растянется на неопределенно долгое время…
С того момента, как они обзавелись улитками, прошло три года. Из четырех улиток выжила только улитка Лолиты, и ту она отдала Лене с Тамарой, так как она ей надоела. Но ни Лена, ни Тамара больше не стремились посадить подросшую до огромных размеров тварь себе на лицо. Это было уже и противно, и опасно. Громадная улитка так и норовила заползти на глаз и больно-пребольно цапнуть за нежную кожу века. Лена сразу заметила, что тетина улитка не такая, какими были ее две улитки. Те были более темные, мясистые, толстые, и рожки их ворочались во все стороны, исследуя все вокруг. Лолитина же улитка была робкой, тонкой, полупрозрачной, с изящными пугливыми рожками, параллельно направленными вверх. Передвигалась она легко и быстро, словно балерина, и чуть что пугливо и резко прятала свои тонкие рожки. Лене казалось, что робкая улитка Лолиты очень похожа на саму тетку. Та тоже всегда была какая-то чувствительная, робкая, но в то же время живучая. Ей уже восемьдесят, но она до сих пор бодра и полна энергии. И это несмотря на ее одинокую жизнь, несмотря на то, что она хоть и находила для себя увлечения и занятия, но всегда была какой-то зажатой и робкой, прямо, как ее улитка…