Время отца было расписано между онкологическим отделением больницы и штаб-квартирой ВОЗ в Женеве, где он дежурил в первой половине недели; он редко бывал дома. Амбруаз открыл ворота и поставил машину на гравийной аллее, на самом виду. Нечего лазить в дом тайком, как какой-нибудь воришка. В конце концов, он – Амбруаз Ларнье, сын-нобелевского-лауреата-Анри-Ларнье, и он здесь у себя. Открыв дверь, он сразу откинул клапан, скрывающий настенную клавиатуру, и набрал код, чтобы отключить сигнализацию. 12102005. 12 октября 2005 года, дата вручения отцу Нобелевской премии по медицине. Все эти годы код не менялся. Смертный грех гордыни. Молодой человек вошел в гостиную и приоткрыл стеклянную дверь на террасу. В воздухе стоял аромат скошенной травы от свежепостриженного газона. За ним поблескивала в солнечных лучах бирюзовая вода бассейна. Вода, в которой, он был уверен, больше никто не купался. Бассейн без купальщиков – что парковка без машин, жалкое, никчемное зрелище! – сказала бы Бет. В доме, похоже, только что была генеральная уборка. Чисто и холодно – два эти наречия пришли на ум Амбруазу, пока он осматривался. Этим стенам не хватало тепла, какое при жизни поддерживала мать. Букет цветов на буфете, разбросанные в продуманном беспорядке подушки, открытая книга на подлокотнике, журналы на столике в гостиной, тихо тлеющая ароматическая палочка, корзинка с фруктами, начатый кроссворд – все признаки человеческого присутствия теперь исчезли. И всюду развешаны по стенам фотографии отца. Отец с министром, отец пожимает руку президенту, отец принимает поздравления от коллег, отец со своей нобелевской медалью, отец в белом халате на открытии нового онкологического отделения. В аккуратных рамочках на стенах, на этажерках и полках – везде дипломы, премии, вырезки из хвалебных статей. Ни следа матери или Амбруаза в этом храме, воздвигнутом во славу человека науки. Он на миг задержался в дверях кухни и грустно улыбнулся, глядя на круглый стол, за которым раздавалось столько криков, где столько слов брошено было в лицо и столько проглочено невысказанного, когда отец и сын за трапезой изводили друг друга на глазах бессильной матери и супруги.
Тот факт, что отец одарил свое дитя именем предшественника современной хирургии Амбруаза Паре, многое говорил о надеждах, возложенных им на сына. Но мальчик, а потом подросток, а позже и юноша так и не оправдали честолюбивых устремлений достославного родителя. В пятнадцать лет Амбруаз, к великому негодованию отца, бросил уроки фортепиано ради гитары, мало того, электрогитары, без всякого сожаления расставшись с Вольфгангом Амадеем Моцартом ради Ангуса Янга. В восемнадцать – получил аттестат бакалавра с результатом “довольно хорошо”, а отнюдь не “отлично”, как ожидал Анри Ларнье. Просидев два года на первом курсе медицинского факультета, сын окончательно похоронил отцовские чаяния: поступил в одно из местных училищ по подготовке младшего медицинского персонала. Контрольный выстрел прозвучал какое-то время спустя: после двух стажировок в больнице молодой человек в один декабрьский вечер объявил родителям, что ему невыносимы страдания живых людей, зато уход за телами покойных он считает одним из самых благородных занятий. “Бальзамировщик!” – прошипел отец вне себя. Как мог его родной сын, Амбруаз Ларнье, так низко пасть? Выбрать себе вторую древнейшую профессию после проститутки? “Если тебя так волнуют мертвецы, вот и ступай к ним, и чтобы ноги твоей не было в этом доме!” – рявкнул нобелевский лауреат на грани апоплексического удара. Юноша уложил чемодан, поцеловал заплаканную мать и покинул особняк, даже не взглянув на человека, с которым у него никогда не было ничего общего, кроме криков и разочарований. Бет приняла его без лишних вопросов, поселила в задней комнате и испекла ему в утешение куинь-аман.
Амбруаз поднялся по лестнице на второй этаж и вошел в свою бывшую комнату. С его уходом здесь ничего не изменилось. Те же постеры на стенах, вся мебель на своих местах. На бюваре письменного стола – целый ковер стикеров четырехлетней давности. Музей, подумал он. Мой музей. Мать сохраняла в комнате все, как было, в тайной надежде, что однажды он вернется под родительский кров. Стеллажи по стенам проседали под тяжестью книг. Здесь были все его комиксы. “Тролли из Трои”, “Пассажиры ветра”, “Семейство Тухликов”, все “Тинтины”, подборка “Кота”, несколько книжек Франкена. Пониже – романы, которыми он подростком зачитывался по ночам. Стивен Кинг, Джоан Роулинг, Толкин. Дорожное чтиво, по мнению отца. Амбруаз расстегнул две принесенные с собой большие сумки и аккуратно переложил в них книги. Совершив два похода к багажнику, он проверил, не остались ли где следы его визита, и запер дверь особняка. Тюрьма, подумал он, снова включая сигнализацию. Мой отец живет в тюрьме.