Турецкий посчитал, что очередная консультация у лечащего врача тете Вале будет просто необходима. Именно по этой причине, выйдя из «Волги» Липняковского, он подождал, пока та уедет, и пересел в свою «несвежую», серую «тойоту», взятую напрокат. И, ни слова не говоря тетке, отправился в больницу. Возможное присутствие Плетнева его не беспокоило и не напрягало. Антон уже был безмерно рад, что Турецкий согласился сотрудничать, а также тому, что его миссия – найти Сашу и объясниться с ним – была вроде бы выполнена. А вообще-то разговора как такового между ними, ввиду отсутствия времени, пока так и не состоялось. И бог с ним. Верить особо Антону он не собирался, как, впрочем, и Ирине, хотя был почти уверен, что до «окончательной» измены у них дело, вероятно, и не дошло. Но разве в этом дело? Как сказано в Библии, «всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем». И, кстати, чтобы не быть голословным обвинителем, сам не раз убеждался в этом, обращаясь к собственному опыту. Так что оправдываться кому-то перед ним, по большому счету, нет никакой необходимости, сам хорош. Вот и пусть теперь Антон занимается лучше своими делами. Рабочий день кончился, и каждый – сам по себе. Ну а если ему «приспичит», как говорится, всегда можно будет послать его либо «на», либо «в», пусть сам выбирает то, что ему предпочтительнее.
Александр Борисович «припарковался» около больницы и пошел в кардиологию. И в самое время поспел. Капитолина Сергеевна собиралась запирать кабинет. И настроение у нее, если судить по первому впечатлению, было не самым лучшим. Неприятности по службе? Нет, вряд ли. Тогда что?..
По тому, как она сухо кивнула, хотя рядом никого не было, Турецкий догадался. Ну конечно, пришло утро, и вместе с ним раскаянье... А впрочем, сам виноват. Кто так остроумно, весело и охотно рассказывал о себе? Полагая, что честность и откровенность – лучшая защита от всех неприятностей, подозрений и вообще любых взаимных «недопониманий». Вот и дотрепался, голубчик. Надо срочно менять тактику.
– Привет, – одними губами произнес он с видом заговорщика, – имею сногсшибательную новость.
Она спокойно посмотрела на него и кивнула. Слишком спокойно для женщины, которая только что не криком исходила минувшей ночью в его объятьях. И он уже, кажется, догадался почему. А догадавшись, тихонько пропел на мотив известной воровской песни:
– Обложили, суки, обложили, растерзали молодость мою... Ага?
И она снова кивнула с безнадежным видом:
– Ага...
– Плохо дело, – уже нормальным голосом заговорил он. – А ведь меня никто не спросил. Как думаешь, почему?
– Потому что уверены в справедливости своих слов. Мнений. Советов.
– Смотри-ка, сколько субъективных причин!.. Ну и что? Будем говорить в коридоре?
Лина открыла дверь в свой кабинет.
– Можем и здесь.
– А по-моему, лучше в машине. Можно стоять, можно ехать, можно целоваться, много чего можно.
– Не уверена, что еще можно...
– А давай проверим, – решительно сказал он и потянул ее за руку в коридор, и она, щелкнув замком, как-то неохотно пошла за ним, с сумочкой и тяжелым пластиковым пакетом в руке, который он, естественно, тут же забрал у нее.
Молча вышли на улицу и сели в машину. Турецкий достал из бардачка сигареты и спросил:
– Можно?
Лина неопределенно пожала плечами. Она уже говорила ему накануне, что ей не нравится, что он курит. Не надо это ему, вредно. А сейчас сделала какое-то безразличное движение. Александр смял пачку и выкинул ее в приспущенное окно. Лина усмехнулась.
– И что ты хочешь этим доказать? Что у тебя сильная воля? Я знаю.
– Обложили, обложили... – негромко повторил он.
– Нет, Саша, не обложили. Просто был разговор. С твоей тетей. Она очень беспокоится, что у вас с Ириной может рухнуть семейная жизнь. И я подумала, что, если мы с тобой продолжим наши... скажем так, нечаянные... временные отношения, рухнет не у тебя с твоей женой, а у меня. Причем по-настоящему и – действительно уже все. Давай посмотрим, как взрослые люди. Ну пошутили, поиграли... Ты меня, правду говорю, увлек. Но ты скоро уедешь, и, полагаю, навсегда, а мне здесь жить. И работать. И делать вид, что я с нетерпением жду супруга из далеких морей. И даже не догадываюсь о том, что у него в каждом порту – по «любимой» бабе. Зачем мне это, Саша? Пожалей, а? Я уже и так нагрешила, друг мой, как ты сам заметил, выше крыши.
– Жалеешь... – не спросил, а как бы констатировал Турецкий.
– Ничуть! – тут же горячо воскликнула она. – Я... боюсь.
– Чего?
– Влюбиться в тебя, глупый...
– А вот это я понимаю, – вздохнул он.
– То есть как? – Лина опешила.
– А вот так, – словно припечатал он. – У меня тоже был сегодня момент, когда... Ну, как бы сказать?.. Когда я осознал, что огромная радость от нашей с тобой встречи и... дальнейшего... уже начала перетекать, причем помимо всякой воли, в потребность, в необходимость постоянно теперь видеть тебя рядом и ощущать... руки вот... щеки, губы... всю тебя... Нет-нет, – заторопился он, словно испугался, что Лина перебьет его и мысль потеряется, – это уже другой уровень отношений. И тут же, как ведро воды на голову: ты что, Турок?! Это же не твоя женщина. Тебя просто пожалели. И остановись на этом. Скажи тете спасибо и ложись в кроватку, будь послушным мальчиком, а то мама придет и нашлепает тебя. Ну вот, кажется, все сказал, что хотел...
– Зачем ты ерничаешь? – с тоской в голосе сказала Лина. – Ты ведь сам все понимаешь... Ах, Саша, если ты сейчас скажешь мне: брось все и пойдем со мной, я ведь и в самом деле оставлю и дом, и работу... Но я не советую тебе этого делать, у нас с тобой жизнь в конечном счете может по какой-нибудь случайности и не сложиться так, как очень хотелось бы, а себе ты судьбу поломаешь. Ну и мне – попутно.
Александру стало грустно. И главным образом потому, что, как говорится, по гамбургскому счету, она была права. Долгая любовь, как отмщение мужчины женщине, или наоборот, существовать не может. Почти библейская истина. Однажды ты все равно простишь обидчика своего, и – что дальше?
– Значит, ты не видишь у нас никакой перспективы? – без всякой надежды спросил он.
– Ну, почему же? – она слабо улыбнулась, словно пересиливая себя. – Если мы с тобой твердо решим, что ничего серьезного не допустим, то... Ты мне очень нравишься, и я буду с теплом вспоминать наши встречи. Надеюсь, что и я тебе не была безразлична.
– Ты вчера сказала, когда мы возвращались с трупа... О, Господи, извини за идиотскую ассоциацию! Ну, когда ехали к тетке после обнаружения... тьфу ты, черт! Ты сказала: хоть час, а мой! Дай же и мне такую возможность. Час, сутки или сколько там у нас получится. А потом, – вдруг нашел он стоящий аргумент, – ты же обещала мне помочь с этим Володей! Как-то обследовать его, поговорить с психиатрами... И, если мы с тобой установим между собой китайскую стену, то как же тогда постоянно общаться, а? Вот видишь, к чему могут привести спонтанные и непродуманные решения!
– Господи! – теперь уже взмолилась она. – Ну за что мне такое ненормальное счастье?!
– Кстати, – вспомнил он, – ты не будешь возражать, если я сделаю один телефонный звоночек? Это по делу.
– Ну как ты можешь спрашивать? Конечно. Я не помешаю?
– Наоборот, я думаю, лишний раз улыбнешься. Я очень хочу, чтоб ты улыбнулась, а то у меня настроение падает с жуткой скоростью... А поговорить мне надо с одним хорошим человеком, он начальник московского уголовного розыска. И сейчас ты засмеешься: он тоже генерал.
Лина действительно засмеялась: эти бесконечные генералы за какие-то три-четыре дня ее «достали», что ни звонок, то на проводе очередной генерал!
А Турецкий набрал номер Яковлева.
– Привет, как хорошо, что ты на месте. Это я. Как жив-здоров?
– Саша?! – закричал Яковлев. – Нашелся?! – видно, он был в курсе дел. – А мне твой дружок, Петька Щеткин, говорил, что пропал! Я уж велел было в федеральный розыск тебя объявить, да Меркулов отговорил, мол, сами, своими силами... Так ты сейчас где? Откуда звонишь?
– В смысле, куда меня занесло? – Александр посмотрел на Лину, которая прекрасно слышала каждое произнесенное в телефоне слово, и улыбнулся ей. – Все расскажу, целая одиссея. Я тоже и жив, и здоров, но появилась проблема. Причем очень срочная! Могу поделиться с товарищем?
– Да ты чего спрашиваешь? Конечно! Давай!
– Володя, ты когда «Тихий Дон» в последний раз читал?
– Че-во-о?! – Турецкий наяву увидел, как у генерала отвисла челюсть.
– Я имею в виду роман Шолохова.
– Ну, Саня, знаешь?.. Не помню... Может, в школе еще. А что за проблема-то? Писателя, что ль, какого замочили?
– Не знаю я ничего про писателей, хотя, наверное, не сильно возражал бы. Имея в виду некоторых. – Яковлев громко захохотал, Лина услышала раскатистые волны истинно «генеральского» смеха. А Турецкий продолжил: – Я по другой причине спросил. Напомнить тебе хотел один эпизод. Потому что я тоже давно читал. Думал, ты вспомнишь, но, видно, придется мне. Так вот, есть там один казак, Прохор, кажется, адъютант Гришки Мелехова. Он к станичнице молодой заскочил, когда белая армия отступала. Так было, по-моему. Ну, забежал второпях и спрашивает: есть ли, мол, у тебя? Видать, от Деникина решил на сторону податься, закосить. Слинять. И ему для этого, чтобы все было как бы на законных основаниях, потребовалось срочно где-нибудь триппер подцепить, понимаешь?
Последовала короткая, томительная пауза, после которой Яковлев разразился хохотом. Лина тоже зарыдала, зажимая рот обеими ладошками. Но Турецкий был серьезен, что, естественно, усугубляло ситуацию.
– Так тебе... ой! – захлебывался в Москве Яковлев. – Тебе, Саня, срочно по... потре... бовался?..
– Не торопись и не делай скороспелых выводов! – словно бы сердито перебил генерала Турецкий. – Дослушай сперва эту леденящую душу сагу. Итак, на чем я остановился?
– На три... – снова громким басом захохотал Яковлев, а Лина платочком промокала слезы и вздрагивала, будто от икоты.
– Вот именно. Словом, спросил Прохор, а казачка и отвечает: есть маленько. Понимаешь? Маленько. Прохор и говорит: ну и хорошо, мол, и мне не с воз надо. Это, ты понимаешь, вольный пересказ, не цитирую, сам сто лет роман не читал. Так вот, Володенька, и у меня, как у того Прохора, срочная, как я уже доложил, нужда объявилась.
– Что, наварить хочешь? – Яковлев не прекращал смеха.
– Нет, малость попроще. Ты про чепе в Новороссийске слышал, надеюсь?
– Да, разумеется. А к тебе какое имеет отношение?
– Пришлось, понимаешь, заняться. Обстоятельства так сложились.
– А триппер-то при чем здесь?!
– Как раз притом! Мучает меня, понимаешь ли...
– Что?! Уже наварил?!
– Вроде того, избавиться хочу. Тут один «трупешник» обнаружился. Собственно, их уже пять, но один неопознанный. И, судя по всему, он из наших клиентов, Володя. Надо бы опознать. Причем экстренно. Не поможешь?
–Уф-ф! С этого б и начинал, а то... Ну артист, Санька! Конечно, помогу, какой разговор? А насколько это у тебя экстренно?
– Вчера, как обычно.
– Да-а, ну, разыграл ты, старина... С меня хороший коньяк.
– Зачем же? Опознаешь, тогда с меня.
– Не возражаю, готовь. Не коньяк, а фотку. Передай, по возможности, сегодня, а сделаем завтра. Если он действительно наш... Ну а сам-то как?
– Будем считать, в порядке. До встречи?
– Будь!
Турецкий сунул трубку в карман и сказал Лине:
– Как доктор ты, я уверен, можешь меня понять. Если бы я поставил вопрос иначе, Володька начал бы канючить, уверять, что у него полная загрузка, что людей нет и прочее. А так – результат налицо, как видишь... Так, и еще один, совсем короткий звонок. – Он снова достал трубку и набрал номер Липняковского. – Витольд Кузьмич, я не спрашиваю у вас ничего, все – назавтра. А сегодня, пожалуйста, отправьте пару фотографий нашего «утопленника», вы знаете какие, в Москву, на Петровку, тридцать восемь, МУР, генералу Яковлеву В.М. без объяснений. Просто укажите свою и мою фамилии. Ответ придет завтра же, я договорился. Отдыхайте...
– А ведь ты в самом деле артист. Он прав, твой генерал.
– Кстати, о генерале... Был, помню, такой анекдот – из периода повсеместного строительства памятников неизвестным солдатам и последующего повального «очернения» нашей социалистической действительности. Откопали полуистлевшие кости давно погибшего солдата, захоронили заново, собрались наши ветераны и устроили торжественное открытие памятника с вечным, естественно, огнем. Тут приближается к могиле седой и важный генерал, преклоняет колено и обращается к духу покойного: «Ну вот, успокоился ли ты наконец, неизвестный солдат?» – и слышит из-под земли: «Яволь, группен-фюрер!»
– Да ну тебя к черту! – Лина, хохоча, стала колотить его по плечу кулачками. – Ну Сашенька, и что ты за человек такой? Господи, и что нам с тобой делать?..
А вот этот вопрос так и остался без ответа...
Валентина Денисовна встретила их приветливо, будто никакого разговора у нее с доктором днем не было. Она просто внимательно посмотрела на них, чуть искоса, с легкой, почти незаметной усмешкой, и Александр ощутил, как напряглась Лина, – по руке ее почувствовал, которую придерживал под локоть. И сам ринулся в атаку.
– Слушай, тетка, ты прекрасно знаешь, что я тебя люблю. Давно и страстно. И ты что же думаешь, это будет продолжаться постоянно? Шалишь! Вон теперь твой собственный обожатель, – указал он пальцем на Сергея Ивановича, сидевшего на веранде и с интересом наблюдавшего за происходящим. – И потому приказываю, потому как я генерал, а ты только еще будешь подполковницей... А чего приказываю? – Он вопросительно посмотрел на Лину, на тетку. – Ах, ну да, конечно! Не вмешивайся в наши с доктором дела! А то я прикажу, и она перестанет тебя лечить. У нас с моим любимым доктором свои проблемы, которые тебе недоступны в силу... В силу чего? – снова спросил он у Валентины Денисовны.
– В силу того, что ты – прохиндей и басурманин!
– О, в нашем словаре появилось новенькое, – глубокомысленно отметил Турецкий. – Ну да, Турок же, это на поверхности, тетка. Нет, ты не права, я, разумеется, прохиндей и горжусь этим, а Лина Сергеевна – изумительная женщина, в которую я влюблен со всем пылом юности. В нее влюблен, в тебя влюблен... ой, что творится! Сережа, наливай! Все, больше я ни в кого не влюблен, и закрыли вопрос. Лучше скажи, чем кормить собираешься, а то я увезу твоего доктора на край света, а ресторан, который называется... Сережа, как он называется? Ну, где мы с тобой постоянно отдыхали, пока тетка в больнице прохлаждалась? На Второй, кажется, Припортовой, а? Где «бизнес» ее вовсю, понимаешь, процветает?
– А-а, ты имеешь в виду «Усладу»?
– Во-во, ее, голубушку. Поедем, наедимся и не заплатим, нанесем серьезный убыток теткиному «бизнесу», прости господи...
– Все, Сашка, кончай дурить! – уже отсмеявшись, строго сказала Валентина Денисовна. – А ты чего сидишь? – накинулась на будущего супруга. – Приглашай к столу! Вон как давеча под яблоней накрыли. Бизнес мой ему, видишь ли, мешает... – проворчала она, но беззлобно, скорее с насмешкой над собой.
Она еще раз вопросительно взглянула на Капитолину Сергеевну, и та, заметил-таки Турецкий, с легкой усмешкой, успокаивающе кивнула в ответ. И тетка многозначительно вздохнула: дескать, добилась своего, петух прокукарекал, а дальше хоть и не рассветай...
В интернет-кафе «Снасть» все выглядело точно так же, как и позавчера. Будто двух суток не прошло и Плетнев никуда отсюда не уходил. По-прежнему колыхалась небольшая толпа раскрашенной во все цвета и одетой с немалой выдумкой молодежи, так же стойко торчал у входа, вежливо оттесняя пытающихся пролезть в зал, менеджер Скунс, и его отовсюду ласково окликали:
– Скунсик, ну пожалуйста!.. Ну, чего тебе стоит?.. Ты же меня хорошо знаешь!.. Ну Скунсик!..
И так же слышалось в ответ:
– Леди, я попрошу!.. Эй, оголтелый мистер, сдай назад, а то нечаянно упадешь!.. Господа, не напирайте, вы не в спальне!.. Эй, пипл! Отвали!
Толпа продолжала колебаться из стороны в сторону, но Скунс стоял неколебимо. И Плетнев решил воспользоваться приобретенной информацией, ибо другого способа проникнуть в «Снасть» для себя не видел. Он тяжелым танком прошел, раздвигая людей в стороны, и приподнял руку в приветствии:
– Хеллоу, мистер Скунс!
– Я вас знаю, мсье? – спросил менеджер.
– Это ваша прерогатива. А могу ли я получить информацию? Леди Спай уже прибыла? Или ожидается? Я что-то не наблюдаю ее «керосинки». Но, если она еще не прибыла, я бы, наверное, выпил рюмочку коньяка в баре вместе с четыре-пятнадцать-девяносто два-семь, надеюсь, не возражаете? – Он еще вчера запомнил на всякий случай смешной ник местного системного администратора, которого Мила панибратски называла Числительным, или просто Числом.
– Хай, я узнал вас, мсье... э-э?
– Этого вполне достаточно.
– Тогда она там, мсье, – Скунс показал большим пальцем себе за спину, – если вам назначено.
– Всенепременно, – улыбнулся Плетнев.
– Господа, я попрошу! – менеджер руками словно бы раздвинул напирающую снизу толпу, обеспечивая тем самым проход новому гостю кафе, чем Плетнев и не преминул воспользоваться. Но, проходя мимо менеджера, приостановился и щелкнул легонько указательным пальцем по его бейджику. – Интересный ник. Я, между прочим, относительно недавно... да, пожалуй, пяток лет назад, случайно, познакомился с вашим однофамильцем, так сказать.
– Любопытно, и где? Если это – тема? – заинтересовался менеджер.
– Тема, и еще какая! – грустно усмехнулся Плетнев. – Есть такой городок – Косовска-Митровица, в Сербии, на юге, примерно в ста пятидесяти километрах от Албании. Мы с моим напарником, он был из Абхазии, погиб вскоре, видели скунса в местном зоопарке. Мучился зверек, ему осколком американской бомбы лапу оторвало. Рауль пожалел, да и врача рядом не было, а я не смог, – зверька-то за что?.. А был он родом, кстати сказать, из Северной Америки. Вот так, мистер, каково от своих-то, верно?
– Печальная тема, мсье...
– Да уж чего веселого. Так я пройду?
– Вас, полагаю, ждут, – менеджер не спрашивал, он утверждал.
– Так точно, – подмигнул ему Антон.
Он, конечно, не ожидал, что Мила всерьез обрадуется его появлению, и был приятно удивлен той естественной радостью, с которой она встретила его.
– Вот уж не ожидала! Какой ты молодец! – Но, взглянув ему в глаза, мягко улыбнулась и заметила: – Ты, наверное, здорово устал, да? Досталось?
– Ты знаешь, больше беготни, чем дела. Просто немного умотался. Может, по чашечке кофе с коньячком? И чего-нибудь в клюв бросить? Я сегодня как-то забыл, что надо обедать хоть иногда, – он засмеялся.
– Ну, уж тут не очень пообедаешь, – она охотно поддержала его смех, причем, как ему показалось, даже более чем охотно.
«Неужели ждала?» – подумал он. Да и одета Мила была не как прежде, то есть обошлась без своей, так привычно смотрящейся на ней черной кожи в обтяжку, усеянной блестящими заклепками. И эта, видимо, обычная для нее одежда делала ее больше похожей на озорного, спортивного мальчишку, нежели на красивую девушку. Сегодня она пришла в несколько экстравагантном, фирменном, естественно, джинсовом костюмчике с расклешенной короткой юбкой, короткой светлой блузке, открывающей и живот, и шею, и в серебристых с голубым кроссовках на высоких стройных ножках. Ну просто загляденье, а не девушка!
– Так, может быть, мы тогда откроем для себя какой-нибудь экзотический кабачок на этом побережье? Где можно и отдохнуть немного, и вкусно поесть? Если ты не против.
– Отчего же мне быть против? – словно бы удивилась она. Наверное, подумала, решил Антон, что он – дурак, если не замечает, как она оделась для него? Именно для него, а не кого-то другого. И не на мотоцикле примчалась сюда, а наверняка ехала в автобусе либо на такси. И это не близкое расстояние.
– Ты прямо-таки замечательно выглядишь, удивительно красивая! – с искренней завистью произнес Антон то, что должен был сказать раньше. Поправил положение. И увидел, что попал в самую точку. Ну, какой девушке безразличен подобный комплимент?
Хотя Мила, как она утверждала позавчера, категорически не терпела комплиментов, на этот раз она гордо повела плечами, сама оглядела Плетнева и заметила:
– А мы с тобой действительно очень даже неплохо рядом смотримся. Как считаешь?
Он просиял и почувствовал вдруг такое томление во всем теле, такое сумасшедшее желание немедленно сжать ее в своих объятьях, что даже глаза зажмурил и чуть не заскрипел зубами от напряжения. И услышал ее сдержанное, словно произнесенное тоже сквозь зубы:
– Спокойно, Антоша... Хоть мне в принципе и наплевать, но на нас с тобой все жадно смотрят. А это уже прецедент.
– Ну и пусть завидуют, – довольно громко ответил он и посмотрел на нее влюбленными глазами. – И пускай этот твой «претендент», – нарочно переврал он слово, – только сунется! Без глаза отвалит! Эх, поцеловать бы тебя, да боюсь испортить репутацию!
Она звонко рассмеялась.
– Все! Пошли отсюда! Я знаю куда... Число! Горячий привет! – она взмахнула рукой в сторону «сисадмина-ака», который считал себя самым главным «ака» на всем Черноморском побережье. И постоянно, видимо, подчеркивал это обстоятельство всем своим поведением, включая и необычный ник. Ну правильно, здесь скромностью как-то не пахло. И хорошо, что это так.
Уже подходя с Милой к дверям длинного зала, уставленного столиками с компьютерами и дугообразной стойкой бара, к которому они так и не подошли, Антон почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Это ведь Мила обронила фразу, что на них все смотрят, – обычную и ни к чему, собственно, не обязывающую фразу. А оказывается, действительно смотрели. Во всяком случае, один из взглядов Плетнев с ходу просек, несмотря на то что «золотистая» девушка за одним из столиков тотчас спрятала взгляд, отвернулась, едва он посмотрел на нее.
Ну да, это была та эффектная блондинка в рискованном купальнике, кажется, ее зовут Алисой, которую он застал позавчера и здесь же, и еще раньше – недалеко от дома, где должен был находиться Турецкий. Вернее, его тетка. Антон назвал ее «золотистой рыбкой», что девушке, заметил он, очень понравилось, и, вероятно, она не прочь была бы продолжить нечаянное знакомство, но Плетнева занимали совсем другие заботы, он искал Турецкого и не мог терять время на бесполезный, с его точки зрения, флирт. А вечером, когда Антон встретился с Милой вот здесь, в кафе, «золотистая рыбка» почему-то смотрела на них враждебно. Неужели ревность? Но с чего? И повода-то не было... А потом Миле кто-то проткнул оба колеса мотоцикла и прикрепил к баку записку: «Докторша Си желает тебе приятного вечера». Кто такая эта «докторша Си»? Но Мила ему не ответила, просто нахмурилась слегка, и пришлось Антону помочь ей размонтировать колеса, заклеить камеры и заново накачать. Нет, в самом деле, Мила отнеслась к происшествию без злости, ну, как к случайной неприятности, и – все. Обычный прокол. Хотя что-то ее все-таки задело. Ох уж эти девичьи тайны!
Однако, вспомнив сердитый взгляд «золотистой рыбки», Антон уж подумал было, что виновата тут ревность, и не он ли стал ее причиной? Но, несмотря на многие свои недостатки, о которых Плетнев, разумеется, или знал, или догадывался, избыточным самомнением он, по собственному признанию, не страдал. Правда, подумал он, можно будет при случае заглянуть в соседний дом, там, на улице Гвардейцев, и поинтересоваться, как бы между прочим, чем он так «насолил» симпатичной блондинке? Или не стоит...
Они снова прошли сквозь шумящую толпу, которая приветствовала Милу традиционным «Хай, Спай!», «Привет, Шпионка!», «Как дела, Спай?» и так далее. Отвечать на все эти крики необходимости не было, и Мила лишь поднимала руку в коротких взмахах, а другой ухватилась за крепкий локоть Антона, словно проверяя его на прочность. И ему это было приятно.
– Я ведь так и не спросил тогда, кто такая «докторша Си», которая тебя расстроила? Ну, помнишь, с мотоциклом?
– Обыкновенная девчонка, – нехотя ответила Мила. – Подружка одного моего старого знакомого. Он был когда-то моим учителем в компьютерных делах. Уже тогда стал классным программером. Чуть постарше, правда. На годик-другой. А сейчас вообще, я наблюдаю, самые классные специалисты – молодежь. Быстрее схватывают. И смелости не занимать. Они с техникой – на ты, ничего не боятся и плюют на условности. Такие дела...
– Да, – усмехнулся Антон, – я это тоже заметил. Нам, старикам, далеко до вас, молодых и беспечных. У нас, к сожалению, или к счастью, и сам не знаю, опыт уже имеется. Чаще печальный, чем наоборот.
– Ну вот, застонал дедушка! – засмеялась Мила и, выскочив вперед, перед ним, пошла задом, отступая от него, но и не отпуская руки. – Хорошо хоть молодых не ругаешь, не скулишь, что раньше и солнце светило ярче, и луна была более полная, и девушки моложе... Нет, правда, чего вас так сразу тянет горевать по прошлому?
– А потому, наверное, что оно было нашим и ничьим другим. Так кажется...
– А ты расскажи мне о своем личном прошлом?
– Не знаю, там было слишком много крови. Чужой. Но и своей хватало. Знаешь, кто такие «дикие гуси»?
– Слыхала, – медленно сказала она, и улыбка на ее лице стала таять. – Вернее, читала. «Солдаты удачи», да? Наемники...
– Они самые. Но только в наших – тех – условиях мы назывались «братской помощью».
– Повидал? – серьезно уже спросила она.
– У-у-у!.. На три жизни хватило бы... Теперь-то уж не государственная тайна... Ангола, Никарагуа, Афганистан, Босния... Это уже известные точки. И много других – и на севере Африки, и на юге России. Вот так, милая моя... Мила. А куда мы идем?
– Есть тут один смешной ресторанчик... – Она вернулась на свое место, справа от него, и, обхватив его опущенную руку, прижалась к ней. – А подробности гостайны не представляют?
– Давно уже нет, – усмехнулся он.
– Расскажешь?
– А ты обещаешь, что будешь потом спать спокойно? – он шутливо посмотрел на нее.
– А вот этого не могу пообещать, – многозначительно произнесла она, захохотала и, оттолкнув Антона, побежала вперед, сверкая голыми ногами. – Догоняй, уже близко!..
Небольшой ресторанчик в самом конце Припортовой улицы оказался очень уютным, несмотря на то что антураж его условиям элементарного уюта никак не отвечал. Это был большой парусник – может, шхуна, может, бригантина, – вытащенный на берег, подальше от кромки воды, и закрепленный с помощью растяжек, как крепятся обычно спускаемые на воду корабли. На палубу вел узкий трап. В иллюминаторах вдоль борта светились огоньки. Романтично, подумал Плетнев. И внутри тоже было все – под старину. Грубо выскобленные и покрытые лаком столешницы возлежали на стоящих бочках. Сиденья тоже представляли собой бочонки поменьше. В качестве приборов подавались грубые ножи и широкие, трезубые вилки, которыми можно было, наверное, стрелять из подводных ружей. В общем, чудно и странно.
Кормили тут исключительно морепродуктами, в том ассортименте, который мог предложить любой серьезный, даже московский, ресторан. Ну, рыбы разных сортов, другая морская живность типа кальмаров и устриц. Но дело в том, что все они были не замороженные, а предлагались свежими, будто только что выловленные из моря.
А из спиртных напитков, естественно, весь магазинный набор, однако открывал «карту вин», разумеется, ром с Ямайки. Настоящий, как всерьез, но, старательно пряча усмешку, заявила Мила. И горит синим пламенем, и достает так, что «мама, не горюй!». Последнее замечание особо понравилось Плетневу. Вообще-то говоря, при всем своем нежном и даже, возможно, трогательном отношении к этой девушке, по-настоящему взволновавшей его, он рассчитывал, что сегодня она не будет столь щепетильной и недоступной, как это было во время их прежнего ночного купания.
Заказали какое-то «чумовое» ассорти, куда, по уверению Милы, входило ВСЕ, причем Антон предоставил ей право самой распоряжаться столом, как ей заблагорассудится, отдельно – свежезасоленную скумбрию и жареную ставридку, немыслимый запах которой так разволновал Плетнева, что у него едва не начались желудочные судороги. Ну и, естественно, ром! Пиратствовать, так уж по всем правилам!
И пока готовили заказ, Антон решил приоткрыть для себя давно интересующую его тему.
– Я слышал от вашего «сисадмина», – он хмыкнул по поводу своего «независимого» обращения с этим молодежным сленгом, – что ты, по существу, высококлассный, как он заметил, «программер». То есть сплошной супер. Это что, в самом деле?
– А почему это тебя так волнует? – Мила подняла брови «домиками».
– С удовольствием отвечу. Я ведь сюда прибыл с совершенно определенным заданием: отыскать Сашку.
– Я знаю, ты говорил, и напрасно отказался от моей помощи. С мобильной связью, я имею в виду.
– Ты только не обижайся. Ну, во-первых, я его нашел на другой же день, и уже вчера и сегодня мы с ним работали рука об руку...
– Помирились?
Антон вспомнил, что рассказывал Миле о причине размолвки с Турецким, приведшей к таким вот последствиям. Да, рассказал, больше под влиянием момента, чем для собственного оправдания.
– Не то чтоб... Но... Объяснимся, он поймет. Уже понимает. Что-то я попытался объяснить, а что-то и он сам уже понял. Не в этом теперь суть. А получилось так, что одно мое дело поневоле и как-то плавно перетекло во второе. Из Москвы поступила команда срочно помочь местным следственным органам разобраться с той диверсией, которая произошла в электрических сетях вашего города. То, что диверсия, уже не обсуждается, потому что за эти два дня мы уже насчитали пять трупов, представляешь?
– Ничего себе! – Мила по-мальчишески присвистнула. – И молчат! Ничего не сообщают! Как понимать?
– А вот так и понимать, милая моя, что работает следственно-оперативная группа, и возглавляет ее, по существу, недавний первый помощник генерального прокурора страны. Который не мог за год, прошедший после его ранения, растерять ни мастерства, ни прыти, заявляю ответственно. Не фунт изюма!
– Уж это точно! – хмыкнула она. – И долго будете работать? Ну, с изюмом-то?
– Ах ты язвочка, – засмеялся Плетнев. – Наверное, свою часть работы мы сделаем скоро, несколько дней еще потребуется. Но есть одна серьезная закавыка.
– Это какая? – уже с интересом спросила девушка.
– Думаю, такая, разобраться в которой может помочь только одна очень мне симпатичная девушка, дочка известного в городе Слона.
– Это ты про кого? – наивно спросила Мила.
– Это я про тебя, дорогая моя, – засмеялся Антон. – Вот послушай, что скажу... А чего нам так долго не несут? Я же собственной слюной захлебнусь!
– Сейчас, не волнуйся, рассказывай, мне интересно!
– Ты понимаешь, – становясь серьезным, начал Плетнев, – следствие очутилось в совершенно непонятной ситуации. Произошла ошибка, которой реально не существует. Ты можешь себе представить?
– Интересно. Очень интересно! Ну-ну?
– Приглашенные откуда-то местными товарищами эксперты внимательно, как они говорили, просмотрели всю программу компьютеризации... Это из-за нее якобы произошел сбой, после чего и началось веерное отключение. Такой случай и у нас, в Москве, уже был, когда из-за пожара целый городской район вырубился. Да ты сама знаешь.
– Естественно, в Южном округе. Но там причина – на тарелочке. А здесь что?
– Вот то-то и оно, что непонятно что. Короче говоря, ничего не было, но тем не менее было. И операторы там, разработчики – под следствием. Один даже арестован. Статья – диверсия. А никаких доказательств – ни за, ни против – у нас нет. Вот я и подумал, что, наверное, здесь нужен совсем посторонний, объективный специалист, который взглянул бы на это дело непредвзятыми глазами.
– Ага, и ты немедленно вспомнил обо мне и решил, что я – подходящая кандидатура уже по той причине, что мой папа – ветеран цементного производства? – В голосе девушки слышалась откровенная ирония.
– Не хочу врать, и поэтому тоже. Тоже, понимаешь? Но главное – в другом. Ты же программист. Тебя похвалил этот «сисадмин-ака» со своей дурацкой эспаньолкой, а потом я почему-то тебе верю. Тут ведь нужны не только знания, но и смелость.
– Это в каком смысле?
– В человеческом. Не могу забыть, перед глазами стоит, как ты мотоцикл свой вздыбила! Просто чудо! Вот где характер!
– Да?.. – она странным взглядом посмотрела на Антона, лукаво усмехнулась и вдруг решительно тряхнула головой, взвихрив свои волосы веером вокруг головы, – это у нее здорово получалось. Ничуть не хуже, чем она умела взнуздывать своего железного коня. – А что, давай попробуем? Только захотите ли вы меня позвать? Кто я?