Причина в том, что такова была наша изначальная природа, и мы составляли нечто целостное. А страстное желание целостности и стремление к нему – это и есть то, что называют любовью.
Когда мой Blackberry[1] перестал работать, я отнес его в торгующий сотовыми телефонами магазин в Mission District (пригород Сан-Франциско) и протянул менеджеру тем движением, каким обычно передаю ветеринару своего кота Элвиса.
И с грустью сказал: «JVM 523». Проснувшись, я увидел лишь пустой экран, если не считать сообщения об ошибке шифрования.
Сотрудник магазина позвонил специалисту по технической поддержке, а я тем временем с любопытством прошелся по торговому залу, разглядывая батареи и сменные корпуса для мобильных телефонов. Минут через 10 продавец сделал мне знак подойти.
«Ваш смартфон умер», – сказал он.
«А вы не можете просто перезагрузить операционную систему?»
«Служба технической поддержки говорит, что этого нельзя сделать».
«Каким образом ничтожный сбой в работе программного обеспечения может «убить» Blackberry? – спросил я. – Это же просто «блоха» в коде».
Парень пожал плечами. Его нанимали не затем, чтобы он находил ответы на философские вопросы. «Однако, – заметил он, обращаясь ко мне, – если доплатить 50 долларов, то не позднее сегодняшнего вечера вам могут прислать новый смартфон».
«Ладно», – согласился я. И вышел на улицу. Без Blackberry.
Лавки ломились от авокадо и прочих даров природы, к навесам и тентам были подвешены сетки с ними по 15 долларов за штуку, а сквозь запыленные окна проглядывали ряды часов. Женщины с морщинистыми лицами толкали перед собой детские коляски и хватали сидящих в них малышей за руки, мешая тем таскать из картонных коробок носки безымянных производителей… Передо мной был мир – целостный и завершенный.
Но – без моей электронной почты и Интернета. В нем оставалось только мое одинокое «Я», заключенное в телесную оболочку. Конечно, мне недоставало электронной почты, но еще больше не хватало всепланетного богатства информации – того, которое можно было удержать прямо на кончиках пальцев. Я уже не мог вызвать Google и прямо на улице задать ему пару-тройку вопросов. Холм, на который я сейчас взбираюсь, – насколько он высок? Что критика говорит о фильме, название которого мне только что бросилось в глаза? Где на Маркет-стрит найти туристское снаряжение? Когда придет следующий автобус?
Наконец, я не мог спросить его: «Кто этот человек?»
Я задавал такой вопрос во время своего посещения университета Галладета (Gallaudet University) – расположенного в Вашингтоне (округ Колумбия) учебного заведения для глухих и слабослышащих. Я хотел разобраться в том, как ASL[2] справляется с дробями и косинусами. Меня тогда пригласили на занятия по математике.
Преподаватель, стройная как фламинго курносая блондинка, говорила шепелявя, и часть звуков из высокой части спектра явно терялась. Был теплый весенний денек, через открытое окно в комнату залетали порывы бриза… Как передавать значения дробей, я понял быстро. Опуская руку примерно на дюйм, преподаватель таким образом обозначала числитель, для цифр от 1 до 9 использовала специальный ручной код, а затем пальцами изображала знак знаменателя. Когда рассматривались углы и градиенты, она доброжелательно показывала все жестами на среднем уровне, и в движении ее рук было что-то не только математическое, но и как будто джазовое.
В классе мне сказали, как ее зовут: Регина Нуццо. Я «расчехлил» свой Blackberry под крышкой парты, вызвал Google и тайно, как шпион, набрал на клавиатуре ее имя. Затем прокрутил скроллом результаты поиска. Полученная в Стэнфордском университете докторская степень в области статистики, специальный грант от университета Мак-Гилла на научные исследования, связанные с анализом данных fMRI[3]. Прогрессирующая потеря слуха. И – научный писатель, как и я сам. Только что напечатала работу, посвященную гибридным кохлеарным[4] имплантам.
Когда я перевел взгляд вверх, она дугой изогнула левую руку, как бы приглашая к чему-то всех студентов, и особым образом соединила большой и указательный пальцы. На американском жестовом языке – знак «делать». В комбинации с наклоном головы и лукаво-вопросительным выражением лица это означало: «Что мы будем делать теперь? Что дальше?»
Я знал теперь, как ее зовут и где она живет. И мне стали известны ее биография и профессиональный опыт, личная история и интересы. Все это придавало образу Регины глубину и объем. Я смотрел на нее и думал: «Вот это да! Слабослышащий ученый и писатель в одном лице. В точности как я».
Я слишком уж любопытен и лезу в чужую жизнь без разрешения? Возможно, отчасти так это и есть. Однако я был гостем, прибывшим с другого конца страны. Мне нужно было навести мосты для нашего общения, и немного сведений о моей будущей собеседнице пошли бы только на пользу делу. Как бы то ни было, полагаю, не за горами день, когда мы будем считать невежливым идти на встречу с кем-то, не запросив предварительно в Google информацию о нем. При подобном подходе точки соприкосновения обнаруживаются быстрее всего.
Когда урок закончился, я подошел к Регине Нуццо, чтобы спросить ее о тех затруднениях, которые встречаются в процессе преподавания математики при помощи ASL. Затем, заговорив о писательстве, было уже нетрудно направить беседу в русло общих интересов. В результате, начавшись в тот день благодаря электронной почте и личной встрече, наше общение больше никогда не прекращалось.
Но все это было еще впереди, а пока я стоял в Mission District[5] среди выцветающих навесов и гомонящих детей. И то был день, когда я просто потерял свой Blackberry. Мысленно я все еще был готов найти его в чехле, почти физически ощущая легкую теплоту слегка закругленных пластиковых краев смартфона, немного нагревшихся от моего тела… «Забудь свой Blackberry, – твердил я себе. – Лучше подумай о себе самом. И обрати внимание на то, как насыщен запахами реальный мир и сколько в нем примечательного».
Я немного прошелся, ловя носом доносившиеся из окрестных лавок запахи, и съел свой ланч в любимой taqueria (небольшой ресторанчик с мексиканской кухней. – Прим. пер.). Но меня тревожила мысль о том, насколько отделены друг от друга два мира, существовавшие в моей жизни. Коммуникатор предлагал мне неограниченный доступ к информации и поступающим сообщениям. А окружающая материальная действительность открывала многообразный мир чувств и ощущений – я мог видеть лица друзей и слышать их голоса. Предположение о том, что воспринимать каждый из этих миров можно, лишь исключая другой, стало казаться мне совершенно ложным. Следовательно, подумал я, должен быть путь к их объединению.