III. Морровинд

Скала

Девочка собирается в школу.

Книжки, резинки, тряпчаная кукла

С глазами-армейскими пуговицами.

Говорит маме:

Алла Петровна велела взять

Луковицу тюльпана

И двояковыпуклую линзу.

Мама находит слова дочери

Лишёнными здравого смысла,

Но ищет насмешливое стекло

В рабочем хаосе мужа.

Муж придёт только к ужину,

Позднему, как желанный сын,

Нерождённый и очень нужный.

Девочка, третья девочка.

Вообще-то четвёртая.

Но первая умерла от воспаления лёгких.

Если бы пенициллин открыли

На пять лет раньше или того около,

Девочка не бежала бы в школу

С горбом из красного ранца,

А была бы небытием.

Но мама с папой смирились

И собрали её геном.

От Батыя до Конева мир един:

«Берегись, девочка, я тебя съем»

Первый тезис.

Чёрный, как нагромождение льдин.

А тезис спасительный, второй:

«Не ешь меня, я тебе буду сестрой»

Из подруг у девочки

Три кладбища и река.

Невелика, светлолика и неглубока.

Пред рекой иудеи спят и магометане.

Над рекой – католики в белых склепах.

Есть ещё подружка грустная Таня.

Есть ещё подружка весёлая Лена.

Речку они шутейно прозвали Летой.

Летом девочка жила со смертью.

Брала куклу, шла на могилы играть.

Война уже не имела вчерашней силы.

Не лязгала, не грохотала.

Ржавчиной отцветала.

Осколками в папиных лёгких хоркала.

Мама Зина уже не прятала в чемодан корки.

Жили влёгкую.

Впятером делили кровать.

Девочка в речку бросает ранец.

Словно красный лебедь,

Лебедь-повстанец,

Он плывёт передать нашим,

Что погибла девочка в этой манной каше,

В шароварах этих из парашютного шёлка,

В этой нудной ненужной школе.

И она не девочка, она альпинист Абалаков.

Лезет в облака по белой стене отвесной.

Каолиновая нехристова невеста.

Глина подлая убегает из хвата,

Под ногой скользит, как каток февральский,

Мертвецы ей протягивают пальцы,

Держат,

Держат,

Держат,

Но она летит, как краплёная карта

Со стола таёжных сидельцев.

Вертит гибельное двойное сальто

И лежит в реке правым боком,

И с рекой сообщается кровотоком,

И вода бьётся в её красном сердце.

Говорит мне

Ощущение было

Будто не я на земле

А земля вся на мне лежала

Было больно

Даже больнее

Чем когда я тебя рожала.

Тьма

Проснулся – а внутри сидит смерть,

Как безумный мангуст,

Караулящий призрачных кобр.

Ждёшь – вот-вот доктор придёт

И откроет свой кофр,

И достанет одну из колб.

Зажмурься и выпей.

Это то самое.

Боевая смесь «Припять».

Оживление трупов

Для продолжения боя

До бесконечности.

В Институте Временной Вечности

После указа о принудительной коме

Стало куда оживлённее.

Этим учёным только дай повод,

Дай деньги, дай премии,

Сразу же смех, разговоры в курилке,

Капустники, промискуитет,

Жизнь бьёт гейзером.

Жизнь бьёт маузером.

Смерть сидит под камешком

Только глазки-бусинки.

Был взят курс

На коматизацию общества.

«Гражданин должен быть перегружен».

Кома – наше социальное оружие.

Обнули мозг.

Сотри память.

Намэ, к-к-к-кротов, к-к-кротов, намэ.

Меня звать Франц,

Я счетовод

В управлении рисков.

Моё имя Кей Джи,

Я эмси.

Оставайся с нами!

Зови меня Тьма.

Бестселлерс

Когда объявили, что будет война,

Отец мне сказал – ты знаешь, что делать.

Каждый из нас взял десять любимых книг

И закопал в своей части нашей земли.

И дом наш,

Удивительно, правда, я бы сам никогда не поверил,

Взлетел в небо на семь километров

И будто парил там.

А мы будто ходили по воздуху

В магазин за минералкой и хлебом,

В банк, квартплату оформить.

Хотя кто бы нас оштрафовал.

В городе нас откровенно боялись.

Они ходят по воздуху и ничего не боятся,

А у нас тут по карточкам мужество.

А чего нам бояться?

Это была война между нищими братьями

И по договорённости,

Продиктованной скорее жадностью,

Чем гуманизмом,

Авиацию запретили.

То есть, мы и была авиация.

Дом среди ясного неба,

Недосягаемый для миномётов и гаубиц.

К чести сторон,

Никто не устроил друг другу Аушвиц.

Просто буднично выдернули из жизни,

Словно зубы у горе-полярника,

Людей из оболочки.

Солдат.

Их женщин трёх возрастов.

Их котов.

А потом объявили, что войне

Не то чтобы сразу конец,

Но перемирие.

Папа сказал – не верим, летаем.

А потом объявили,

Что перемирие, несмотря на

Большие потери обеих сторон,

Номинировали на Оскар.

Папа реагировал на такое остро

И поднимал нас в стратосферу.

Потом объявили, что войны не было.

Ну и не было.

Никто не забыт.

Ничто не забыто.

Пустой магазин сам по себе.

Пустой рукав – это сенокосилка.

Пустое место в розовом платье

Весело машет ведёрком,

Вышагивая с самой красивой

Юной вдовой.

Мы приземлились

Мы откопали наши сокровища.

Я семь.

А отец,

У него книги были сильнее,

Пять.

Одна проросла и не хотела прощаться

С землёй,

Обнимая её жизнью налитыми буквами.

Дом посреди земли.

Мы в своих комнатах.

Чинно читаем до вечера.

А с наступлением темноты

Пишем новые книги.

Я три.

Отец пять.

Боится, что не успеет

До новой войны.

История о

Идеальный сценарий

Про идеального офицера

Должен

Содержать в себе

Три поворота

Мальчик бегает

С деревянным мечом

По полю

Мальчик рубит

Ромашки

А родители в поте

Зарабатывают

Медную драхму

И переживают

Экзистенциальную драму

Тот

Кому готовили

Путь торговца

Провожает войска

От ворот

До линии солнца

И глотает

Книги

Про полководцев

Мама плачет

А отец вспоминает кузена

В целом

Очень неприятного чёрта

Что в столице

Империи Дзена

Командует

Львиной когортой

Слово за слово

Вот и письмо поспело

Поезжай сынок

Изучай военное дело

Десять лет проходит

И курсант-отличник

Едет в свою часть

В Карфаген

Или

В Перл-Харбор

На пути его

Повстречается нищий

Скажет

Брат

Я, кажется, умираю

Мальчик снимет плащ

И паёк разделит

Нищий не умрёт

Кстати, он не нищий

Он учитель

Знаток человеческих точек

Он убил Брюса Ли

Исцелил Горгону

Он расскажет мальчику

Про секрет бессмертья

И нажмёт на

Специальные зоны

Десять лет пройдёт

Легион в засаде

Пулемёты кромсают

Полумёртвые фланги

Пальцы на мече

Не разъять

Фаланги

Побелели

Как позорные флаги

Мальчик, ты в плену

Тебя расстреляют

Только стрелы вонзаются

Курам на смех

Пули вязнут

В пространстве

Не долетая

И гранаты взрываются

Безутешно

Враг напуган

Бежит

Возвращается

И сдаётся

Цезарь дарит коня

Орденок, конечно

И, конечно, зависть

И, конечно, ссылка

Городок в пыли

Лучше греческий

Можно армянский

Гарнизон роскошествует

Грозится спиться

Репетирует

Офицерский

Ансамбль песни и пляски

Мальчик

Входит каждый вечер в реку

Из фалерно

Метаксы

Первача и фетяски

И когда уже

Наплевать на славу

И когда отчизны

Огоньки не явны

Прибегает гонец

Из-под самой Смирны

И докладывает

Что в районе Яффы

Зародился змей

Левиафан

Гитлер

Бегемот

Чингис

Семь голов

Три бивня

Сотня рук

В каждой меч джедая

Мальчик наш

Подкрепления

Не ожидая

В одиночку выступает ночью

Надвигается

На супостата

Разрывает в клочья

От ушей до простаты

И гружёный

Адскими головами

Едет медленно

Напевает

А для тебя родная

Есть травка полевая

И спокойно так умирает

Стаый сон

Трансильванская станция Георгиу-Дэж,

Маскировка под станцию Лиски.

Мы приехали ночью

И бродили по ней,

Как по бочке дубовой виски.

Кто журнальчик читал,

Кто журнальчик смотрел,

Кто храпел и рюкзак тискал.

Кто-то трактор почтовый с перрона угнал.

Но сошло.

Разрулились с милицией.

Сумасшедший с улыбкой святого Фомы

Тёрся рядом, глаза бездонил.

Говорил про коварство какой-то кумы

И про то, что уж год бездомный.

Говорил – патриарх сатану сборол

И запёр в монастырь железный.

Говорил – если небо меня позовёт,

Я спокоен – останется Ельцин.

В три утра тяжёло долго слушать больных,

И его мы выслали вдаль.

Он согнулся, как от удара под дых,

Тоном выше позвал – Виталик!

Он заглядывал за ядовитый ларёк,

За прибор измерения поля.

Он Виталика звал,

Стены все обстучал,

Говорил, это я, Коля.

Выходи, защити меня от чужих,

От их глаз, их рентгенов подлых,

Они били меня,

И пытали меня,

Они бабушку съели Олю.

И раздвинутся своды,

И рухнет стена,

И шагнёт из огня Виталик.

У него триста глаз без глазного дна

И коса из священной стали.

А за ним чёрный сброд,

Затотстенный народ,

Вурдалаки дневного эфира.

Человек-огнемёт,

Пол-Башки,

Зрячий Крот,

И гнилая принцесса Мирра.

Ты за кожу лица меня тронешь

Просыпайся

Спокойно

Водички попей

Электричка пришла на Воронеж.

Пансионат

Наша компашка давно разбежалась.

Мы даже не помнили, чем занимались вместе.

То ли боевые наркотики тестили

В лаборатории генерального штаба,

То ли играли вместе в шоу «Джошуа»,

Где участникам купируют оперативную память.

Мало, короче, осталось с этого времени

В бошках искусственных

Из долины кремниевой.

Или гремлиновой.

Или кремлиновой.

Ничего не помню, кроме

Андрей

Лёша

Лена

Оксана

Вова

Серёжа

Нина

Андрей позвонил.

Я как раз пробил мимо ворот

В симуляторе кубка мира по регби.

Андрюха – мой лучший друг.

При обозрении беглом файлов моего мозга

(папка с именем «begle»),

Можно встретить упоминания о Андрее

В районе семи тысяч раз.

Обрывки аудио, огрызки фраз,

Но ни одного изображения.

Андрей трудится на дальний космос,

На нём – слежение

За созвездием Минотавра.

Он предлагает собрать наших,

Он так и говорит – «наших» – и это класс,

И поехать в Горную Варну.

Тебя

Лену

Лёшу

Оксану

Вову

Серёжу

Нину

Поселились в частном пансионате.

Хозяина не было, хозяйка была гидрой.

Или под гидропоникой.

Никто из нас её объяснений не понял,

Да и не до того нам было.

Мы знакомили наши сенсоры.

Серёжа трудился слесарем

В ретроспектакле

«Будни местной промышленности».

Лёша и Лена были вместе

Уже девять лет.

Вова приехал с лабораторной мышью

Машенькой,

Состоящей из секса повышенной влажности.

А Нина была красивой до невозможности.

Пальцы-ножницы срезают с тебя защиту.

Губы ложные обволакивают

В мгновенья считаные.

И тебя больше нет.

И меня больше нет.

Фишка Горной Варны – речка Убиецот.

Опасных там только метров пятьсот-шестьсот.

Резкий перепад высот,

Чёрные обливные жандармы,

Бочки,

Водовороты и спады.

И надо плыть по ней без всего.

Без надежды, без мысли спастись, без трусов.

Может быть, пронесёт.

Тогда тебя словно возносит на верхний престол.

С начала сезона убились насмерть человек сто.

Самое страшное место – арочный мост.

Но ощущения – выше звёзд.

А больше в Горной Варне нет ничего,

Ни глинтвейна, ни очага.

Лучшее место для смельчака.

Никаких куриц и поедающих их толстых детей.

Хозяин наш, невидимый змей,

Сбил предоплату за восемь дней,

Но так и не показывался на глаза.

Мы в шутку прозвали его Сезам.

Мол, не откроется никогда.

Мы попивали адский чёрный агдам,

Плавали под мостом,

Хозяйка разговаривала с трёхцветным котом

Двумя словами:

Мясо

Потом

На шестой день Серёжа разбился

О красный камень.

Служба речки упаковала его,

Спела «Амен» и «Наш Славный Парень»,

Выдала приз за летальный исход,

И Андрей сказал:

А давайте завтра полный вперёд отсюда.

Меня тошнит от главного блюда

Местной кухни,

А от десерта сворачиваются ухи.

Да и Серёжу в Центр Оживляжа

Надо доставить пораньше.

Так и решили.

Уедем на день раньше.

Против была только Оксана.

А вечером мы всё же повидались с хозяином.

Нет, не так.

Повидались с Хозяином.

В результате свидания

Первым стал неосязаемым Вова.

Что-то огромное,

Представьте себе корову с головой бога

И задницей смерти,

Стёрло его, как стирали с доски

Хорошие прежние дети.

В доме будто включили «Звуки Тоски»

Композитора Фабрицио Стоцци.

Хозяин Оксану сожрал через центр эмоций.

Мы с ужасом наблюдали,

Как она становится

Крапивой

Горем

Улетающими лебедями

Андрей спохватился – где Лёша с Леной,

Они оба приехали на курорт беременными,

Не плавали, много гуляли

Приусадебным парком.

Они как раз шли мимо окна гостиной.

Выпотрошенные,

Сжатые, как свиные шкварки.

Безликие.

Я повернулся к Андрюхе – а Хозяин

Уже пьёт его ликвор.

И внутри меня что-то крикнуло.

И в ужасе погасило свет.

Меня нет.

Нет, я есть.

На цепи в углу извивается Нина.

Хозяин её выбрал.

Хоть другие девушки демонстрировали

Более явное желание жить.

Он обещал меня освободить,

Если я запишу эту историю.

Моё новое имя – Горе.

И я вспомнил, вспомнил, вспомнил,

Чем мы вместе занимались раньше.

В легионе смерти «Веселье Банши».

Сель

Жили тогда в городе под горой,

Водили туристов за прайс немалый.

Папа всегда был мой дважды герой,

Особенно

Когда приходил усталый,

Падал ужинать.

Мама служит ему с разливной ложкой,

Папа пряным текстом ведёт фирмачей

Ледяной ледниковой стёжкой.

Они обязательно проваливаются в снег.

Но папа их выковыривает и тащит на себе.

Базовый лагерь вызывает четвёртый.

Как у вас?

Все мёртвые.

Некому отвечать.

А мне тогда в гору идти было рано,

Хотя я влезал уже в батины вибрамы.

Я часами ездил по городу на трамвае,

Считал ворон,

Глазел на матрон,

А если прижаться пахом

К монументальной скульптуре –

Пребывал в пубертатном рае.

Играл на гитаре один и в группе.

Порхал над цветком

Шаолинским монахом,

Как любой подгорец,

Учился смотреть на трупы.

Без истерик.

Базовый, это штурмовой.

Выходим.

Время терпит.

Штурмовой, удачи.

Погода портится.

Сель меняет в жизни города всё.

Сначала чувство,

Будто мельчайший песок

Летит и срезает тебе лицо.

Потом грохот.

За грохотом тьма.

Если не задохнулся илом,

Раскапываешь себя,

Пока есть силы.

Я видел умерших по пояс,

По грудь, по колено.

Я видел

Захлебнувшийся грязью трамвай,

Вагоновожатую,

Ставшую папье-маше.

Базовый, вы там где все вообще?

Папа построил наш дом на сваях.

Я помню, как все соседи смеялись.

Теперь от них ничего не осталось,

Кроме суперпозиций

В будущем буром янтаре.

Мама молилась,

Тронулась,

Оставляла кукол сестры

На алтаре.

В январе папу выжившие выбрали мэром.

В марте бывшая площадь стала сквером,

А маму навсегда переодели в серое.

В апреле ливни отмыли нас чисто.

В мае приехали альпинисты.

Заработали бары,

Пункты проката,

Вертолётные точки,

Больницы,

Морги.

Базовый поздравляет штурмовой.

Братцы,

С горой вас!

С горой.

Нефть

Земля

Что мы купили в Чикаго

Оказалась камнем

Мы не ругали

Верховного мага

Он неплохо разбирается в боге

Почему он должен понимать в грунте

Грустно, но что поделать

Мы заказали в Сент-Луисе

Партию брёвен

Гнилых брёвен

Канадской ели

Мы поставили наши срубы

На нашем камне

Был ураган

И срубы улетели

Мы потеряли в тот день

Трёх раздавленными

Одну маленькую не нашли

Верховный маг сказал

Работаем дальше

Не обращаем внимания

На этот булшит

Когда-то бог пришлёт нам ангелов

Или подарит нам нефть

Двадцать восемь

Ушли с рассветом

Остальные сказали нет

Мы остаёмся

С тех пор мы бьёмся

Вгрызаемся в камень

Роем норы

Бьём скважины

Как панчер джеббы

Мы отважны и полны надежды

В начале была скважина

И создал бог бур

И полковника Эдвина Дрейка

По образу и подобию своему

И сказал он

Иди и бури

И была нефть

И отделил бог керосин

И хохотал

И было тепло

Мы перестали пить и смеяться

На четвёртую ночь

Наша община получила нефть

Получила то

Чего всегда хочется

Новые ткани на тело

Сытную еду

Даже поездки на ярмарки

За пределами штата

Может,

Поставить новую церковь

Главный маг

Заикнулся о лошадях

Мы смеялись

Только не угрожай

Возможностью ада

Ты обещал ангелов

Что твой бог смог

Эта нефть – это органика

Иди в церковь

Играй на органе

У тебя получается

И увидел бог

Что всё плохо

И создал мотор

И взлетел самолёт

И взревел танк

И был изгнан человек

Человеком

Из человечества

И время отчаялось

И увидел бог

Что этого мало

В отсутствующий прицел

Шотгана

Ангелы появились в полночь

За каждым бандитом

Нанятым неким судьёй

В неких безумных трущобах

Нового Орлеана

Шёл

Бесконечно красивый

Белый

Улыбчивый молодой человек

С крыльями

Каждый из нас узнал своего

Ангел Мэри из Нотэма

Выглядел как реклама пилюль

Для пищеварения

У старого Клинта

Ангел напоминал

Убитого сына

Мой был как я

Только вымытый

Пресный

Логичный

Логарифмический

Верный и точный

Была ночь

Был июль

Нас убивали без жалости

Экспансивная пуля

Не только срезает

Загрузка...