«Жизнь – это трагедия, если снимать ее крупным планом, а если общим – то комедия».
Сейчас
Фарли
Я умудряюсь не встречаться с Майером целых пять дней. Утром, на следующий день после того, как мы приняли предложение Кары, я выхожу из его дома крадучись, словно сбегаю от любовника. На самом же деле моя паника вызвана тем, что накануне Майер четыре раза дотронулся до моей руки.
Первые два дня он прячется от меня так же старательно, как я от него, а на третий прерывает радиомолчание несколькими сообщениями. Они вполне невинны, но даже в них я ухитряюсь заподозрить глубоко скрытый смысл.
3-й день н. э. (нашего эксперимента, если считать его началом тот вечер, когда мы приняли предложение Кары).
Майер: Джонс, надо поговорить.
О чем, интересно? Что я ему скажу? В потоке моего сознания не могу разобраться даже я сама.
Уж не хочет ли он порепетировать? Я, честно говоря, и сама могла бы предложить нечто подобное, но не без задней мысли – я все-таки не настолько плохо себя знаю. А Майер… Нет, исключено. Он при каждом удобном случае напоминает мне, что я для него «слишком молода».
Таких случаев было немного. Я перебираю в памяти свою маленькую коллекцию «может быть» и «почти»: взгляды, более долгие, чем обычно, и действия, спровоцированные какими-то внешними обстоятельствами. Это редкие исключения, а стандартная реакция Майера на мои язвительные подкаты – неподдельный ужас. С тех пор как наши отношения стали профессиональными, я стараюсь с ним не флиртовать. Но если я все-таки что-нибудь брякну по неосторожности, он в лучшем случае толерантен. Представьте, что мое притяжение к нему взаимно, – это все равно что травмировать тонкую кожицу. То есть, например, растянуть в улыбке потрескавшиеся губы, которые только-только начали подживать (они тут же опять начнут кровоточить, лучше бы их еще раз смазать).
Так или иначе, вечер, когда мы согласились на предложение Кары, воспринимается как поворотный момент. Решение принято, эксперимент начался. Однако двух сценариев, как в «Осторожно, двери закрываются»[3], быть не может. В случае, если что-то пойдет не так, назад не вернешься. Направление выбрано, сворачивать некуда.
3-й день н. э.
Четыре пропущенных вызова от абонента «Майер».
Майер: Фи, по-моему, нам надо установить какие-то правила или ориентиры. Давай поговорим. О том, что будет после турне. Пожалуйста, напиши или перезвони.
Марисса: Почему Майер постоянно спрашивает меня, говорила ли я с тобой? Он еще более нервный, чем обычно.
4-й день н. э.
Майер: Джонс, ну хватит уже! Мне сейчас позвонил Клэй, они с Карой хотят назначить встречу. Ты же сама согласилась!
Марисса: Сегодня вечером я опять занимаюсь с Хейзл. Какие новости у вас с Майером? Продолжаете чудить? Мне не мешало бы знать, если я встреваю во что-то, что происходит между моим работодателем и лучшей подругой.
5-й день н. э.
Майер: Черт возьми, Фи, мы что – в шестом классе? Мальчик и девочка влюбились друг в друга и стесняются разговаривать? Перезвони!
Я делаю скриншот последнего сообщения, чтобы поржать над ним когда-нибудь (когда мне станет до смеха) и, возможно, даже использовать его в качестве материала для выступления. Кстати, я прекрасно помню мальчика, в которого была влюблена в шестом классе. Его звали Ник Фарнум. Через друзей мы обменялись оригами с признаниями и после этого ни разу не общались, даже взглядами не обменивались.
О боже! Вдруг Ник Фарнум где-то бродит по свету и думает, что мы по-прежнему принадлежим друг другу?.. Впервые за пять дней я смеюсь в голос. Может, Майер на это и рассчитывал? Понимает ли он, что смех – самый надежный канал коммуникации со мной?
Шестой день. Погода такая, какая обычно бывает в Лос-Анджелесе в октябре. Идеальная для того, чтобы загорать у бассейна. Когда Майер и Хейзл переехали в собственный новый дом, я по очень умеренной цене купила их старую квартиру. В этом жилом комплексе есть бассейн, в котором я частенько плаваю – одна, потому что средний возраст здешних обитателей – лет семьдесят пять.
Нарезая круги, я обдумываю предстоящий звонок Майеру. Надо извиниться перед ним за глупое поведение. Ведь ему самому все это не в радость: он согласился ради меня, ради моего большого турне. Которое будут снимать и, возможно, даже покажут в специальном выпуске. Майер хочет все прояснить, выработать оптимальную тактику. Он слишком умен, интеллигентен и уравновешен, чтобы рисковать моей или своей карьерой. Единственный вопрос – наша дружба, а то, что я до сих пор от него пряталась, – это не по-дружески.
Я шумно выныриваю и хватаюсь за телефон. Мне не терпится разрулить эту неприятную ситуацию. Нажав на кнопку соединения, я начинаю грызть ногти. К глазам почему-то подступают слезы. Идут гудки, и одновременно я слышу какое-то эхо. Вернее, это звонок. Я оборачиваюсь и вижу Майера: он небрежно держит телефон, прислонившись к воротам бассейна с наружной стороны.
– Я как раз звонила тебе, чтобы извиниться! – облегченно вздохнув, кричу я.
Он скрещивает руки на груди. Ждет. Я продолжаю орать с другого конца бассейна:
– Извини!
Майер стоит, как стоял. Я бы заподозрила, что он меня не слышит, если бы он не опустил подбородок и не выдержал паузу, прежде чем снова бросить взгляд в мою сторону.
Опасливо, как по канату, я иду к нему, раскручивая свою словесную спираль:
– Я просто немного струхнула – потому что понимаю, как это важно. Ты и так сделал для меня очень много, а теперь еще и в это ввязался ради моего турне… Меня совесть замучила. А еще я беспокоюсь о Хейзл. Хотя, строго говоря, кто я такая, чтобы о ней беспокоиться? Да и оснований нет: у тебя наверняка все под контролем.
Дойдя до ворот, я наконец-то отваживаюсь посмотреть Майеру в глаза и вижу в них ужас.
– Что случилось?! – вскрикиваю я.
– Какого… – Майер встряхивает головой. – Что это ты напялила?
Я оглядываю свой закрытый купальник, на котором изображены волосатые соски и пивной живот.
– Ах, это? Купила! Артур из квартиры 14Д пялится на меня, когда я плаваю. Пусть знает: никаких гляделок за бесплатно!
Я гордо улыбаюсь, довольная своей изобретательностью. Майер вздыхает:
– Теперь ты должна выплатить Артуру компенсацию за моральный ущерб. И мне тоже.
Я поднимаю ладонь и делаю вид, что записываю на ней.
– Взято на заметку. Носить бикини на протяжении трех месяцев, чтобы пострадавшие могли пополнить свой банк эротических образов.
– Последняя шутка всегда за тобой, да? – Майер приподымает уголок рта. – Ну так ты впустишь меня или как?
– Ой! Проходи, конечно!
Я открываю ворота. Майер прячет руки в карманы шорт и говорит:
– Фарли, имей, пожалуйста, в виду: я войду в любое положение, если ты мне его объяснишь. Не надо просто исчезать.
– Знаю. Это было глупо. Извини.
– Ты прощена.
Я разворачиваюсь и иду к своему шезлонгу.
– О господи! Да у тебя там еще волосатая спина нарисована и задница, с которой плавки сползли!
Я виляю попой и смеюсь.
Некоторое время мы просто валяемся на солнышке, я наслаждаюсь спокойствием. Майер – единственный человек, с которым я могу спокойно помолчать. С другими людьми всегда возникает ощущение, что от меня чего-то ждут. Может, оно ни на чем не основано, и тем не менее. Я напряжена и все время пытаюсь говорить или делать что-нибудь смешное.
– Готова к завтрашнему вечеру? – спрашивает Майер.
– Ага. Билеты распроданы, как в прошлый раз?
– Да. В воскресенье Клэй и Кара хотят обсудить с нами твой контракт. Я, честно говоря, думал, что наша договоренность будет неофициальной, но Клэй позвонил и сказал: «Нет, готовится отдельный договор».
– И какие же там будут пункты? Такой-то и такая-то обязуются там-то и там-то столько-то раз ухватить друг друга за задницу?
– Это только за большие деньги, да и то: ты меня хватай, а я тебя не стану. У меня травма после этого! – Майер кивает на мой купальник. – Ужас-то какой! Даже тон кожи точь-в-точь твой!
Я смотрю на его сердитую физиономию и, отсмеявшись, перехожу к делу:
– Итак. С контрактом все ясно. Но ты говорил еще про какие-то правила – наши внутренние?
– Говорил. Думаю, это само собой разумеется, что, пока мы с тобой участвуем в этом спектакле, мы… хм… не должны встречаться ни с кем другим?
– Ну надо же, какая досада! Мой гарем огорчится! – отвечаю я, выпятив нижнюю губу, но под строгим взглядом Майера тут же добавляю: – Да шучу я! Никаких проблем! Я удивительно мало популярна для женщины, которая рассказывает со сцены о том, как однажды она наблевала себе в сумочку и потом целый день с ней ходила.
– Да уж. Такая история очарует кого угодно.
– Ну а как насчет тебя? – спрашиваю я, закрыв глаза и подставив лицо солнцу, чтобы не смотреть не Майера.
– Что «как»?
– Ты сможешь на некоторое время снять себя с продажи на мясном рынке?
– За меня не беспокойся, Джонс. Давай лучше обсудим другое правило – не собирать всякий мусор в интернете. Делай то, что тебе нужно, но не читай статьи, где все будет истолковываться вкривь и вкось. Они обязательно появятся, и картинки тоже. Не смотри их, пожалуйста. – Майер опускает глаза и ковыряет засохшую болячку на руке. – Ну а если все-таки отважишься туда нырнуть, то хотя бы мне не говори, ладно?
– Конечно, Майер, – тихо соглашаюсь я.
Он благодарно кивает.
– Ты хотел поговорить со мной о чем-то еще? О том, что будет после турне?
– А? Нет… Просто пытался заинтриговать тебя, чтобы ты перезвонила.
Он как-то резко пожимает плечами. Я повторяю за ним это странное движение и произношу с сомнением в голосе:
– Да? Ну ладно…
– В любом случае мне нужно сказать тебе кое-что другое. Сделай, пожалуйста, лицо посерьезней.
– Боюсь, оно не будет сочетаться с купальником, – отвечаю я, надув губы.
– Джонс! – произносит Майер предостерегающе.
– Поняла. – Я перестаю улыбаться, выпрямляюсь, складываю руки на коленях и деловито спрашиваю: – Ты хотел предложить мне порепетировать?
– Уфф… – Майер опускает солнечные очки со лба на глаза.
Я проделываю то же самое.
– Пожалуй, я бы выразился иначе, – отвечает он, кашлянув. – Но я хотел бы узнать, что тебя напрягает, а что нет. Уяснить для себя границы твоей зоны комфорта и не пересекать их. Я очень боюсь причинить тебе неудобство.
Я сглатываю.
– Ты очень… заботлив.
Слава богу, что сейчас мы оба в темных очках. Иначе он увидел бы сквозь мои глаза пустую черепную коробку: на несколько секунд мозг покинул помещение.
– Послушай, Фи, – вздыхает Майер, – мне тоже не совсем ловко вести этот разговор. Поэтому давай покончим с ним побыстрее. Даже если мы притворяемся, все должно быть по обоюдному согласию.
– О господи! Пожалуйста, не говори больше «по обоюдному согласию».
Он хлопает себя ладонями по коленкам и встает, чтобы уйти.
– Все-все, извини!
– Перестань извиняться. Просто дай знать, когда будешь готова поговорить.
Я тоже встаю и иду за ним. Мои вьетнамки шлепают в такт быстро бьющемуся сердцу.
– Да постой ты. Я уже готова, давай разговаривать.
Я хватаю Майера за плечи. Он оборачивается, и мои руки тут же вытягиваются по швам.
– Я вижу, – говорит он, – что тебе неприятно ко мне прикасаться. Я это не для того говорю, чтобы ты начала спорить, боясь меня обидеть. Нет, я и сам все понимаю. Мы друзья, да к тому же партнеры по работе. Я тоже ценю наши отношения и не хочу нарушать их границы. Но с другими людьми ты всегда… открыто выражала теплые чувства. Я хотел удостовериться, что тебе не будет некомфортно вести себя так же со мной. Вот и все.
– Хорошо, – говорю я, совершенно растерявшись.
Майер опять направляется к воротам, но я чувствую, что не должна его отпускать.
– Ты проголодался? – спрашиваю я.
– Еще как!
После ужасно неловкой поездки, которая прошла в полном молчании, мы усаживаемся за столик на открытой веранде нашего любимого суши-ресторана. В последнее время у Майера выработалась привычка, не спрашивая, решать, куда меня везти, и мне это очень нравится. Он каким-то образом угадывает, чего я хочу. Видимо, обладает некоей суперспособностью, которую применяет только ко мне (так, во всяком случае, я предпочитаю думать). В очередной раз тронутая этим, я решаюсь на довольно откровенное признание:
– Майер, мне не неприятно прикасаться к тебе. Просто я слишком хорошо к тебе отношусь и не хочу, чтобы ты испытывал дискомфорт. Ты… так часто указывал мне на мой возраст… все это время я очень старалась не пересекать границу, которую ты обозначил. Я пыталась вести себя… Черт! Не знаю, как сказать… зрело, что ли?
– Фи, ты же сама по меньшей мере тысячу раз называла меня дедушкой.
– Да. Но… Даю слово: если ты напрягаться не будешь, то не буду напрягаться и я. В общем, нервного срыва от меня не жди.
Может, потом, когда шоу уже закончится. Сейчас мне лучше не думать об этом, чтобы не пойти на попятный.
– И все-таки я считаю, нам не мешало бы… попрактиковаться, чтобы ты не подпрыгивала каждый раз, когда я до тебя дотронусь.
Широкие плечи Майера напряженно поднимаются.
– Я не против.
– Правда? – Он слегка расслабляется.
– Да, только давай не будем усложнять. Обойдемся без терминов и определений.
– То есть просто посмотрим, как пойдет?
– Именно.
Официант ставит на стол миску с соевыми бобами эдамамэ, мы делаем заказ, и я уже собираюсь приняться за закуску, когда вдруг замечаю руку Майера.
Он положил ее на стол, слегка повернув ладонь вверх. Может, это и не приглашение к прикосновению, но оно явно не исключается.
Я решаю поэкспериментировать и кладу свою руку рядом. Заметил он или нет – непонятно: мы оба по-прежнему в солнечных очках.
Жду еще немного – Майер не двигается. Тогда я, затаив дыхание, провожу кончиками пальцев по краю его ладони. Он тут же раскрывает ее. Я смотрю на него сквозь темные линзы: кадык ходит, ноздри слегка раздулись. Наконец, не отрывая руки от стола, он поглаживает пальцами мое запястье.
Меня почему-то так и подмывает перечеркнуть этот момент каким-нибудь дурацким замечанием или – того хуже – звуковым эффектом. Чтобы себя не искушать, я запускаю свободную руку в миску с бобами и думаю: «Ну пожалуйста! Заговори первый!»
– Как насчет завтрашнего выступления? – спрашивает Майер. – Планируешь вставить в номер что-нибудь новое?
Слизнув с пальца капельку чесночного соуса, я чувствую, как Май слегка сжимает мою руку. Тысячи нервных окончаний включают внутреннюю сигнализацию, и я мысленно приказываю своей ладони: «Только не потеть!»
– Да нет, в общем-то, – отвечаю я, суетливо покопавшись в своих замороченных мозгах. – Кроме того, что на прошлой неделе я решила перейти на натуральный дезодорант. Ведь обычные содержат всякую химическую гадость, они токсичны… Но потом я подумала: «Уж лучше умереть чуть раньше, напичкав организм ядовитыми веществами, чем долго жить, распространяя ядовитый запах».
– Люблю социальную рекламу.
– За исключением тех случаев, когда я рекламирую секс-игрушки.
Майер беззвучно усмехается, чертя большим пальцем круги по моей ладони.
Приносят суши. Только съев половину порции, я замечаю, что Майер взял вилку вместо палочек. Причем держит он ее в левой руке, чтобы не выпускать мою из правой.
Это лучший обед в моей жизни.