– Папа!
– Привет! – Борис подхватывает бросившуюся ему в объятья дочь, сжимает ее плечи в широких ладонях. И лбом утыкается в макушку.
– Мама тебе уже сказала? – Котька с надеждой глядит на меня. Да-да, я в курсе. Самой ей о таком с отцом говорить тяжело. Собственно, поэтому я и поспешила вмешаться.
– Рассказала. Но почему ты сама молчала? Мы же виделись и на студии, и потом. Партизанка!
– Не хотела беспокоить. Мне хватило прошлого раза.
– А что было в прошлый раз?
– Вы своим волнением накрутили меня до чертиков!
– Вот еще, – отмахивается Борис и угрожающе добавляет: – Еще раз так сделаешь – надеру тебе жопу.
– Врешь ты все! – ничуть не испугавшись, смеется Котька. Отходит от отца и, нырнув в объятья мужа, высокомерно задирает нос: – И вообще не имеешь права. Я взрослая!
– Ага. А как же «я тебя породил, я тебя и убью»? Забыла, что ли, Тараса Бульбу?
Борис переводит взгляд на меня. Не знаю, о чем думает он. Разучилась читать его мысли. Но сама я возвращаюсь в то время, когда Котька родилась. И даже дальше… В день, когда мы познакомились с ее отцом, положив тем самым начало всей этой истории.
В первый раз я увидела Бориса в клубе, куда мы со школьными подружками смогли попасть по большому блату. Победный уже к тому моменту был достаточно известным. По крайней мере, в тех кругах, где мы вращались, так точно. У него было две популярных рок-группы. Ни петь, ни играть на инструментах Борис не мог. Зато он обладал безошибочным чутьем в плане выбора репертуара и большими организаторскими способностями. Музыканты перед ним выстраивались в очередь. И, конечно, девчонки. Мало кто в двухтысячные не мечтал стать звездой. А Борис знал, как это сделать. Про таких обычно менее пробивные и удачливые говорят, мол, залезет без мыла в жопу.
Если честно, вокруг него вилось столько баб, что я до сих пор не понимаю, почему он обратил внимание на меня. Может, все дело в том, что я была выше большинства из них. Или потому что не стремилась продемонстрировать все прелести своей фигуры сразу. На мне были джинсы и водолазка под горло. На фоне гламурных размалеванных девиц в стразах и мини я действительно выделялась.
Ему же произвести на меня впечатление было легко. Борис казался мне таким взрослым и искушенным, что я буквально в рот ему глядела. А как он двигался под «It’s my life» Bon Jovi?! Это же вообще что-то сумасшедшее. В нем чувствовались драйв и безумная энергия. Тогда было вообще не принято, чтобы парни танцевали, а Борис плевать на это хотел и, наверное, этим притягивал. В глаза бросалась его внутренняя свобода. Он отрывался по полной, приковывая к себе взгляды. А еще мне, конечно, льстило, что такой парень из всех выделил меня.
Много раз, после нашего развода, я задавалась вопросом, как так вышло, что я, воспитанная в достаточно строгих традициях девочка, так быстро под него легла. В конце концов, я пришла к выводу, что к этому меня подтолкнул страх. Уже тогда я понимала – Боре не составит труда найти кого-нибудь посговорчивее, если я сама не стану такой. Честно, я вообще не уверена, что мы бы оставались вместе, если бы я практически сразу же не залетела.
Интересно, теперь он хоть когда-нибудь танцует? Под Bon Jovi. Или кого-то еще…
– Мам…
– М-м-м? – осоловело моргаю, возвращаясь в реальность.
– Я говорю, мы, наверное, пойдем. У Олега завтра важное совещание, к которому ему нужно подготовиться.
– Да, конечно. Когда вас с вещами ждать? – вымученно улыбаюсь.
– С какими еще вещами? – вступает в разговор Борис.
– Ой, я тебе не сказала, да? Мы у мамы пока поживем. Так удобнее выстраивать логистику.
– И как вы здесь все разместитесь?
Почему-то вопрос бывшего меня злит. Да, до развода мы жили в огромном особняке за городом. И, может, моя нынешняя квартира не сравнится с ним, но… Я купила ее сама, на собственные деньги. Не взяв с этого урода ни копейки отступных! И если его что-то не устраивает в моей жилплощади, то лучше бы ему держать свое мнение при себе.
– Я освобожу им свою спальню, а сама переберусь в кабинет.
– Мам, мы не хотели выживать тебя из твоей спальни!
– Это временно. К тому же, в противном случае, вам действительно будет негде расположиться.
– Мы могли бы спать в гостиной. – Котька с сомнением пялится на виднеющийся в дверном проеме диван.
– Она проходная. Не чуди. Все нормально.
– Правда?
– Ну, конечно. В кабинете у меня хороший диван. Там даже матрас какой-то ортопедический.
– Тогда мы завтра и переберемся.
– Отлично. Я как раз свободна весь день.
– А как же твои фитнес-клуб и йога?
– Ничего со мной не случится, если я разок пропущу занятие.
– Это точно! – Котька завистливо вздыхает. – Фигура у тебя – отпад. Подтвердите!
Я не знаю, от кого она ждет подтверждений, от отца или мужа, но, черт его дери, все равно краснею.
– Я много приседаю. И, кстати, давно зову тебя ко мне присоединиться.
– Я и спорт – понятия несовместимые, – морщит Котька нос, – хотя, если я еще хоть немного поправлюсь, может, и придется.
– Ты красавица! – горячо возмущаюсь я.
– Угу, – мямлит Котька и следом, будто кое-что вспомнив, щелкает пальцами. – Извините, нам с мамой нужно посекретничать. – А потом хватает меня, как в детстве, за руку и тянет за собой. Останавливаемся мы лишь в самом конце коридора.
– Что такое? – удивляюсь я.
– Ты уже слышала?!
– Что?
– Папа бросил эту малолетнюю шлюху.
– Котя!
– Ой, мам, перестань! Мне уже двадцать лет.
– Это не дает тебе право так отзываться о… эм… избранницах отца.
– Ты серьезно?! Избранницах? Мам, камон! Я слышала, как ты ее называла в разговорах с подругами.
– Это другое! – душно краснею я.
– Ай, ладно. Неважно. Я вообще ведь о другом. Может, тебе стоит поговорить с ним? Ну, знаешь, поддержать. Сходить куда-нибудь, вспомнить молодость…
– Мне тридцать восемь, Котька. Молодость у меня в самом разгаре.
– Ты поняла, о чем я!
– Не совсем. Хочешь, чтобы мы с твоим отцом помирились?
– Почему нет? Ты одна. Он один… – Котька с намеком шевелит бровями. – Я подслушала, как он говорил дяде Косте, что развод с тобой был большой ошибкой. А дядя Костя ему знаешь что на это ответил? Что упустить такую горячую бабу мог только дурак. Так и сказал! И я с ним согласна. Ты у меня, мамуль, вообще огонь.
Комплимент Котьки заставляет меня вымученно улыбнуться. Я отвожу глаза в сторону и натыкаюсь на безэмоциональный взгляд зятя. Интересно, как много успел он услышать? Обсуждали ли они с Котькой наше потенциальное воссоединение с Борисом? Наверняка… Господи, как же неловко!
– Не думаю, что из этого что-нибудь выйдет, – бормочу я, чтобы не разбивать Котькины мечты так уж сразу. Если ее греет мысль о нашем воссоединении с Борисом, если она приносит ей радость – пусть. Моей девочке сейчас, как никогда, нужны положительные эмоции.
– Мам, ну ты чего? Мы сейчас уйдем. Вы останетесь одни… Когда такое было в последний раз? До моего рождения? – брови Котьки исполняют причудливый танец. Тут и намек, и сарказм, и вызов.
– Кать, думаю, Александра Ивановна все поняла. Я правда спешу.
– Ой, прости! – Котька суетливо одевается, и совсем скоро за нею с мужем закрывается дверь. Мы остаемся в квартире вдвоем с Победным. И впрямь впервые за долгое-долгое время. Спрашивается, какого черта он решил задержаться? У меня, может, последний свободный вечер. Который я смогу провести в одиночестве. А тут он. И дождь. И чертовы воспоминания.
В действительность меня возвращает звон посуды. Это еще что? Иду на звук. Победный достал из моего! холодильника жаровню и теперь выкладывает на тарелку голубцы. В нем всегда просыпается аппетит, когда он нервничает. Аппетит к еде. Или к сексу. Стоит об этом подумать, и у меня начинает сладко сжиматься низ живота. Это рефлекс. Чертов рефлекс. Не более.
– Приятного аппетита! – рявкаю я, с грохотом закрывая жаровню крышкой.
– Ой, мне стоило спросить, да?
– Да. Какого черта ты хозяйничаешь в моем доме?
– Ты что, никак меня не простишь?
– А ты только сейчас решил это обсудить? Неужели появилась какая-то причина?
Аппетит Победного не может испортить даже скандал. Он демонстративно ставит тарелку в мою! микроволновку и, отвернувшись к ней, замечает:
– Значит, ты в курсе новостей? Ленка донесла?
– Уже поздно. Ешь и уходи. Не стоит давать детям повод…
– Повод для чего?
– Повод думать, что мы можем помириться.