Учусь я так себе, а ещё у меня маленькая грудь. А сама я большая. То есть крупная, так мама говорит. В отца. Он американец, а мама русская. Я между ними зависла, как самолёт над океаном. Не над Бермудским треугольником, конечно, но всё равно приятного мало.
Сначала мы вместе с мамой летали к папе, а потом предки расстались и мама себе другого мужа нашла. А папа остался один. И я тоже. С одной стороны, неплохо быть одной – всё для тебя. Но если мама уезжает к отчиму, а отец живёт за океаном, это так себе.
Мама говорит: радуйся – у тебя два гражданства, все дороги открыты. А чему радоваться-то? Понять бы: кто я? А они давят – и учителя, и мама с бабушкой: «Определяйся, определяйся!» Легко говорить.
Может, я парикмахером хочу стать! А что? Я в детстве всем куклам такие причёски делала – огонь! И себе чёлку отчикала под самый корень. Мама от меня ножницы потом целый год прятала. А теперь мне дед доверился. Правда, я чуток увлеклась, и почти под ноль вышло. Но дед сказал: «Хорошо. Легко. Можно долго не стричься».
Теперь покрасилась в малиновый. Мама с бабушкой разахались. А мне кажется, это здорово, когда можно выражать себя в цвете. Да сейчас все разноцветные: синие, зелёные, фиолетовые – это же клёво! Вот посмотришь – серый, и всё с ним ясно.
Кстати, в Америке океан часто серый, холодный. И даже когда жара, вода леденющая, не покупаешься. Зато лесные озёра красивые, изумрудные. Мы с папой там рыбу ловим. Я научилась воблеры[1] плести из пластиковых трубочек и перья разноцветные к ним приделывать. Получается стрекоза или рыбка. Думаю, это я в папу такая рукастая, ну то есть умею и люблю что-то руками делать. Или в деда. Ба говорит: «Дедуля у нас на все руки мастер». Вот и я хочу быть мастером. Но мама считает, что парикмахер – не профессия, а хобби. Что надо на экономиста или бухгалтера учиться. А я математику терпеть не могу. У меня от неё сразу голова начинает болеть. Уж лучше книжки читать или на гитаре играть. Я о ней так мечтаю! Костяшки о край стола отбиваю – ритм считаю.
Когда летом с ребятами собираемся на даче, я всегда сажусь рядом с Димкой. Он и перебором умеет играть, и боем. Я прошу его научить меня, но Димка говорит, что инструмент нельзя в чужие руки давать – расстраивается. Ладно, что ж я буду его расстраивать.
Тут сидим, и вдруг меня за плечи кто-то обнял. Артём. Я его руку сбросила:
– Ты чего? – спрашиваю.
Он хоть и высоченный, но младше меня. Смутился, отсел обратно.
На следующий день нарисовался у нашего дома. Стоит длинный, как жердь, с букетом синих люпинов. У нас их целое поле за участками. Смешной. На скутере позвал кататься. А меня смех разобрал. Сказала, что некогда мне, бабушка велела облепиху собирать. Он не отстаёт: «Давай, – говорит, – помогу!» Тьфу ты! Пришлось эти рыжие ягоды из колючих кустов доставать. У меня аж руки покраснели от сока – аллергия, наверное. В общем, еле выпроводила помощника.
Вечером даже не пошла к нашим, хотя хотели картошку на костре печь. Взяла дневник, думала, напишу что-нибудь, а нарисовала этого дылду с люпинами. Что за ёлки-палки? Страницу вырвала, в печку сунула. Не буду про него думать. Надо на более серьёзных делах сосредоточиться. Так сильно думала, что до утра уснуть не могла. Потом до обеда проспала, нагоняй от бабушки получила. Ну и ладно, забралась на чердак – у нас там настоящий книжный склад. Порылась. Нашла «Москва – Петушки»! Ничё себе название – прямо как наша электричка. Зачиталась. Очнулась к вечеру. Тут мама позвонила, сказала, что скоро приедет за мной и мы полетим на недельку на море. Класс! Люблю летать. В самолёте чувствую себя лёгкой, почти невесомой. Вот бы в космос слетать, там совсем про тело забыть можно – только мысли в голове. А можно и без них парить.
– Мам, давай тебя подстригу и покрашу.
Это мы так на море собираемся.
– Ты мне эти штучки оставляй! Надо серьёзнее становиться, а ты всё о какой-то ерунде думаешь. Я тебя записала на курсы при экономическом колледже.
– Ма-а-ам, я же хотела на гитару в сентябре пойти!
– Слышать ничего не желаю!
На отдыхе постоянно ссорились. Она по видеосвязи со своим муженьком курлыкала, а я в наушниках торчала, никуда с ней ходить не хотела. Только к вечеру из номера выбиралась. Она повторяла, что хочет как лучше, а я как всегда, что больше со мной никуда не поедет, что я ей только настроение порчу и всё такое.
На обратном пути в самолёте мы смотрели в разные стороны и почти не разговаривали. Лишь перед посадкой она положила руку на мою и крепко сжала. Я знаю, что она боится летать, и обняла её. Мама уткнулась мне в плечо, а я в её макушку – и почувствовала запах мятных леденцов.
– Мам, мне надо приземлиться, я не могу всё время висеть над океаном, – сказала ей на ухо.
Она подняла голову, посмотрела удивлённо раскосыми зелёными глазами. И промолчала.
В сентябре у меня день рождения. Мама с папой подарили гитару – yes! И завтра я пойду на первое занятие по музыке.
Артём тоже приезжал. С букетом белоснежных лилий. Я так расчихалась, что их пришлось вынести на балкон. Теперь у нас с Артёмом заставки на телефонах со словами: «Никаких лилий. Только люпины».
Ну а насчёт профессии ещё есть время подумать.