Иванов Вячеслав Иванович
1866.16(28).02 – родился в Москве. Отец был землемером, затем служащим Контрольной Палаты. Отец умер рано, сына воспитывала мать, бывшая внучкой сельского священника и дочерью сенатского чиновника. Вячеслав воспитывался в духе религиозности и ортодоксального христианства. С тринадцати лет зарабатывал на жизнь частными уроками. В гимназические годы «переболел» атеизмом и революционными идеями, но вскоре пришел к осуждению методов революционной борьбы. По окончании гимназии, Иванов, женившись, уезжает учиться в Германию (Берлинский университет), основной предмет – история, увлекается филологией. Начинает писать стихи и поэмы.
1991 – переезжает на год (для защиты диссертации) в Париж, где проводит около года, на короткое время ездит в Лондон. Наступает внутренний перелом: Иванов приходит к отрицанию материалистических учений, увлекается религиозной философией. Испытывает влияние Ницше и его трактовки истории культуры и цивилизации. Увлекается философией.
1892 – с женой и дочерью едет в Италию, через год встречает Лидию Зиновьеву (которой посвящены многие стихи Иванова), испытывает сильное чувство.
1895 – через Берлин приезжает в Россию, оформляет развод. Защищает в Берлинском университете диссертацию по истории, отказывается от предложения остаться для продолжения научной карьеры в Германии.
1898 – впервые выступает в печати как поэт.
1899 – проводит в Лондоне, продолжает заниматься историческими разысканиями. Приезд в Россию, знакомство с В. Соловьевым, высокая оценка последним стихов Иванова.
1903 – первая опубликованная книга лирики «Кормчие звезды». Поездка в Париж с курсом лекций об эллинской религии Диониса, который впоследствии был опубликован под названием «Эллинская религия страдающего бога».
1904 – сборник «Прозрачность». Знакомство с кружком символистов – Бальмонтом, Брюсовым, Балтрушайтисом, Белым, Блоком и др.
1905 – трагедия с «античными хорами» «Тантал». Революционные события 1905 г. Иванов встречает восторженно и приветствует «белый лик Солнца Вольности» в надежде, что Солнце это озарит «глубины тихие соборности лазурной». Финал восстания явился для Иванова большим разочарованием.
В это же время у Иванова по средам начинают собираться представители философской и артистической элиты. Собрания происходили в «башне» (название «башня» было присвоено этим собраниям по внешнему сходству дома, в котором жил Иванов, с башней). На «башне» бывали Сомов, Кузмин, Городецкий, Бердяев, Белый (напр., «Петербург» в его первых набросках писался на «башне», где Белый подолгу гостил), Гумилев, Ахматова (ее стихи были впервые публично представлены именно на «башне»), Мейерхольд и др., там «образовалась утонченная культурная лаборатория, место встречи разных течений». Иванов становится одним из теоретиков русских символистов.
1910 – после смерти жены Лидии, Иванов связывает свою судьбу с дочерью Лидии от первого брака, Верой. Вместе с Верой он живет в Италии, в 1912 г. с Верой (которая к тому времени ждала ребенка) и своей дочерью Лидией, названной в честь матери, отправляется в Швейцарию, затем в Рим.
1911 – выходит собрание в 2-х тт. («Cor Ardens»).
1914–1916 – живет в Москве, выпускает книгу «эстетических и критических опытов» («Борозды и межи»).
1917 – революционные события воспринял с энтузиазмом, единственное, против чего выступал – проповедь откровенного атеизма. Неоднократно высказывался в поддержку религии.
1918 – с момента образования театрального Отдела Наркомпроса стал там работать. После начала открытых гонений большевиков на церковь Иванов пересмотрел свое отношение к новой власти. В этом же году из-за появления поэмы «Двенадцать» (в которой последними строками благословлялось безбожие и славилось, по мнению Иванова, пришествие Антихриста), Иванов рвет свои взаимоотношения с Блоком, с которым до этого поддерживал весьма тесные творческие контакты.
1919–1920 – живет с семьей в Москве, терпя голод и лишения эпохи военного коммунизма, несмотря на болезнь жены и детей, продолжает творческую деятельность («Зимние сонеты»). На просьбу уехать для лечения за границу от властей получает отказ. Жена Вера в результате болезни умирает.
1920 – под предлогом командировки Иванов уезжает с дочерью и сыном в Кисловодск, затем, спасаясь от начавшейся там войны, перебирается в Баку, где живет четыре года. Он преподает в Бакинском Университете, где был единодушно избран профессором кафедры классической филологии (с 1921 г. – заведующим кабинетом классической филологии). Защищает работу по филологии («Дионис и прадионисийство», 1921, издана в 1923). За это время Иванов написал только одно стихотворение (смерть Веры роковым образом отразилась на творчестве).
1924 – вызван в Москву для произнесения речи на торжественном юбилейном заседании по случаю празднования стодвадцатипятилетия со дня рождения Пушкина. За время пребывания в Москве Иванову удается выхлопотать разрешение на выезд в Италию для лечения.
С 1924 – эмиграция. Жил в Италии (Павия), принял католичество (одновременно оставаясь православным). Жизнь вел крайне уединенную, изредка уезжая либо в Рим, либо в Швейцарию.
1934 – Флорентийский университет единогласно избрал Иванова ординарным профессором на кафедру по славистике. Однако из-за того, что Иванов не был членом фашистской партии, решение было отменено начальством. Жил в Риме, вел научную и учебную работу в качестве приглашенного преподавателя. Переводил на русский язык Петрарку, Данте и др. Изредка публиковал новые произведения – «Римские сонеты» (1925), «Человек» (1939), «Римский дневник 1944 г.» (1944).
1948 – Иванов получает заказ от Ватикана: написать вступление и составить примечания к Псалтири. Эту работу он закончил всего за несколько дней до смерти.
1949 – скончался в Риме.
Мы – два грозой зажженные ствола,
Два пламени полуночного бора;
Мы – два в ночи летящих метеора,
Одной судьбы двужалая стрела!
Мы – два коня, чьи держит удила
Одна рука, – одна язвит их шпора;
Два ока мы единственного взора,
Мечты одной два трепетных крыла.
Мы – двух теней скорбящая чета
Над мрамором божественного гроба,
Где древняя почиет Красота.
Единых тайн двугласные уста,
Себе самим мы – Сфинкс единый оба.
Мы – две руки единого креста.
Снега, зарей одеты
В пустынях высоты,
Мы – Вечности обеты
В лазури Красоты.
Мы – всплески рдяной пены
Над бледностью морей.
Покинь земные плены,
Воссядь среди царей!
Не мни: мы, в небе тая,
С землей разлучены: –
Ведет тропа святая
В заоблачные сны.
День третий рдяные ветрила
К закатным пристаням понес…
В душе – Голгофа и могила,
И спор, и смута, и вопрос…
И, беспощадная, коварно
Везде стоит на страже Ночь, –
А Солнце тонет лучезарно,
Ее не в силах превозмочь…
И неизбежное зияет,
И сердце душит узкий гроб…
И где-то белое сияет,
Над мраком зол, над морем злоб!
И женщин белых восклицанья
В бреду благовестят – про что?..
Но с помазаньем отрицанья,
Качая мглой, встает Ничто…
И Кто-то, странный, по дороге
К нам пристает и говорит
О жертвенном, о мертвом Боге…
И сердце – дышит и горит…
Бальмонт Константин Дмитриевич
1867.4(16).06 – родился в усадьбе Гумнищи Шуйского уезда Владимирской губернии в семье небогатого помещика. Первые 10 лет жизни прошли в деревне.
1884 – исключен из гимназии за принадлежность к кружку, занимавшемуся распространением нелегальной литературы. Переход в гимназию города Владимира.
1885 – личное знакомство с В. Г. Короленко.
1886 – учеба на юридическом факультете Московского университета.
1887 – участие в студенческих беспорядках, исключение из университета, ссылка в Шую.
Конец 80-х – неудачная женитьба, нервное расстройство, бытовые неурядицы.
1890, март – попытка самоубийства. Выход сборника стихотворений («Стихотворения»), который оказался неудачным и большую часть тиража которого Бальмонт уничтожил.
Начало 90-х – работа над переводом книг по истории итальянской и скандинавской литературы, а также Шелли, выступает с публичными лекциями.
1894 – знакомство и дружба с Брюсовым. Сборник «Под северным небом». Бальмонт выступает как один из ранних представителей русского символизма, один из его идеологов.
1895 – сборник «В безбрежности».
1897 – едет по приглашению в Англию, читает лекции по русской поэзии в Оксфорде.
Конец 90-х – путешествие вместе со второй женой во Францию, Голландию, Англию, Испанию, Италию.
1898 – сборник «Тишина».
1899 – выбран в Общество любителей российской словесности.
1900 – сборник «Горящие здания».
1903 – сборники «Будем как солнце» и «Только любовь».
1904–1905 – издательство «Скорпион» выпускает сочинения Бальмонта в 2-х томах. Путешествия в Мексику и США, переводы космогонических мифов ацтеков и майя. К революционным событиям 1905 г. отнесся сочувственно. После возвращения в Россию сотрудничает в большевистской «Новой жизни». Участвует в революционном движении, строит баррикады, произносит речи и проч., после поражения революции уезжает в Париж.
1907–1914 – выходит полное собрание стихов в 10-ти томах.
1912 – кругосветное путешествие.
1913 – после амнистии возвращается в Москву.
1915 – объезжает всю страну с лекциями-концертами.
1917, февраль – ликующе воспринимает падение царизма. После Октября оказывается в стане правых, так как не принял идей большевизма.
Выступал как переводчик: П. Б. Шелли (Поли. собр. соч.), П. Кальдерон, У. Уитмен, Э. По, П. Верлен, Ш. Бодлер и др., первым перевел на русск. яз. поэму Ш. Руставели «Витязь в тигровой шкуре», драмы Калидасы и др.
1920 – эмиграция. За границей выпустил сборники стихов: «Дар земле» (1921), «Марево» (1922), «Северное сияние» (1923), «Голубая подкова» (1937) и др., две книги автобиографической прозы, переводил чешских, болгарских, литовских, польских поэтов, в 1930 г. опубликовал стихотворный перевод «Слова о полку Игореве».
1942 – после продолжительной душевной болезни скончался в Париже.
Как живые изваянья, в искрах лунного сиянья,
Чуть трепещут очертанья сосен, елей и берез;
Вещий лес спокойно дремлет, яркий блеск луны приемлет
И роптанью ветра внемлет, весь исполнен тайных грез.
Слыша тихий стон метели, шепчут сосны, шепчут ели,
В мягкой бархатной постели им отрадно почивать,
Ни о чем не вспоминая, ничего не проклиная,
Ветви стройные склоняя, звукам полночи внимать.
Чьи-то вздохи, чье-то пенье, чье-то скорбное моленье,
И тоска, и упоенье – точно искрится звезда,
Точно светлый дождь струится, – и деревьям что-то мнится,
То, что людям не приснится, никому и никогда.
Это мчатся духи ночи, это искрятся их очи,
В час глубокой полуночи мчатся духи через лес.
Что их мучит, что тревожит? Что, как червь, их тайно гложет?
Отчего их рой не может петь отрадный гимн небес?
Все сильней звучит их пенье, все слышнее в нем томленье,
Неустанного стремленья неизменная печаль, –
Точно их томит тревога, жажда веры, жажда бога,
Точно мук у них так много, точно им чего-то жаль.
А луна все льет сиянье, и без муки, без страданья
Чуть трепещут очертанья вещих сказочных стволов;
Все они так сладко дремлют, безучастно стонам внемлют
И с спокойствием приемлют чары ясных, светлых снов.
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.
И чем выше я шел, тем ясней рисовались,
Тем ясней рисовались очертанья вдали,
И какие-то звуки вдали раздавались,
Вкруг меня раздавались от Небес и Земли.
Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,
Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,
И сияньем прощальным как будто ласкали,
Словно нежно ласкали отуманенный взор.
И внизу подо мною уж ночь наступила,
Уже ночь наступила для уснувшей Земли,
Для меня же блистало дневное светило,
Огневое светило догорало вдали.
Я узнал, как ловить уходящие тени,
Уходящие тени потускневшего дня,
И все выше я шел, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.
Полночной порою в болотной глуши
Чуть слышно, бесшумно, шуршат камыши.
О чем они шепчут? О чем говорят?
Зачем огоньки между ними горят?
Мелькают, мигают – и снова их нет.
И снова забрезжил блуждающий свет.
Полночной порой камыши шелестят.
В них жабы гнездятся, в них змеи свистят.
В болоте дрожит умирающий лик.
То месяц багровый печально поник.
И тиной запахло. И сырость ползет.
Трясина заманит, сожмет, засосет.
«Кого? Для чего? – камыши говорят, –
Зачем огоньки между нами горят?»
Но месяц печальный безмолвно поник.
Не знает. Склоняет все ниже свой лик.
И, вздох повторяя погибшей души,
Тоскливо, бесшумно, шуршат камыши.
Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце
И синий кругозор.
Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце
И выси гор.
Я в этот мир пришел, чтоб видеть Море
И пышный цвет долин.
Я заключил миры в едином взоре,
Я властелин.
Я победил холодное забвенье,
Создав мечту мою.
Я каждый миг исполнен откровенья,
Всегда пою.
Мою мечту страданья пробудили,
Но я любим за то.
Кто равен мне в моей певучей силе?
Никто, никто.
Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце
А если день погас,
Я буду петь… Я буду петь о Солнце
В предсмертный час!
Я не знаю мудрости, годной для других,
Только мимолетности я влагаю в стих.
В каждой мимолетности вижу я миры,
Полные изменчивой радужной игры.
Не кляните, мудрые. Что вам до меня?
Я ведь только облачко, полное огня.
Я ведь только облачко. Видите: плыву.
И зову мечтателей… Вас я не зову!
Брюсов Валерий Яковлевич
1873.1(13).12 – родился в Москве в купеческой семье. Дед поэта был крепостным крестьянином Костромской губернии; разбогатев на торговле, он откупился от господ. Отец посещал вольнослушателем Петровскую сельскохозяйственную академию, был близок к народникам, увлекался сочинениями Чернышевского и Писарева. В семье царил дух атеизма и уважения к науке. После гимназии Брюсов поступает на историко-филологический факультет Московского университета. Рано начинает писать стихи.
1894–1895 гг. выпустил три сборника стихов «Русские символисты», печатая в них преимущественно собственные произведения. Сближается с кругом русских символистов.
1899 – заканчивает университет.
Обладая необыкновенным трудолюбием и эрудицией, Брюсов выступал не только как поэт; он был историком и литературоведом, беллетристом, переводчиком и драматургом, писал исследования о Пушкине, статьи по теории стиха, читал лекции по истории математики.
Выступил зачинателем декадентства и символизма в России (кн. стихов «Chefs d’oeuvres» 1895, «Tertia Vigilia» 1900, «Urbi et orbi» 1903). Воспевание современного города у него сочетается с темой гибели цивилизации («В дни запустений», «Грядущие гунны» и др.). Брюсов ввел в русскую поэзию образ современного большого города с его людскими толпами и огнями реклам. Стихам Брюсова свойственна рассудочность поэтического мышления, «скульптурность» образов.
Революцию 1905 г. встретил с сочувствием.
Брюсов выступал как критик, ученый-филолог, исследователь русского стиха, переводчик. С 1906 по 1917 гг. выпустил сборники стихов: «Stephanos» («Венок», 1906), «Зеркало теней» (1912), «Семь цветов радуги» (1916).
1917 – после Октябрьской революции активно сотрудничал с Советской властью, в 1919 становится членом РКП(б).
С 1921 – ведет большую культурно-просветительную работу, возглавляет основанный им Высший литературно-художественный институт. Стихи, написанные в это время, проникнуты революционным пафосом.
1924 – сборник «Меа» («Спеши»).
Тот же год – умер в Москве.
Я – вождь земных царей и царь, Ассаргадон.
Владыки и вожди, вам говорю я: горе!
Едва я принял власть, на нас восстал Сидон.
Сидон я ниспроверг и камни бросил в море.
Египту речь моя звучала как закон,
Элам читал судьбу в моем едином взоре,
Я на костях врагов воздвиг мой мощный трон.
Владыки и вожди, вам говорю я: горе!
Кто превзойдет меня? Кто будет равен мне?
Деянья всех людей – как тень в безумном сне,
Мечта о подвигах – как детская забава.
Я исчерпал до дна тебя, земная слава!
И вот стою один, величьем упоен,
Я, вождь земных царей и царь – Ассаргадон.
И се конь блед и сидящий,
на нем, имя ему Смерть.
Улица была – как буря. Толпы проходили,
Словно их преследовал неотвратимый Рок.
Мчались омнибусы, кэбы и автомобили,
Был неисчерпаем яростный людской поток.
Вывески, вертясь, сверкали переменным оком,
С неба, с страшной высоты тридцатых этажей;
В гордый гимн сливались с рокотом колес и скоком
Выкрики газетчиков и щелканье бичей.
Лили свет безжалостный прикованные луны,
Луны, сотворенные владыками естеств.
В этом свете, в этом гуле – души были юны,
Души опьяневших, пьяных городом существ.
И внезапно – в эту бурю, в этот адский шепот,
В этот воплотившийся в земные формы бред –
Ворвался, вонзился чуждый, несозвучный топот,
Заглушая гулы, говор, грохоты карет.
Показался с поворота всадник огнеликий,
Конь летел стремительно и стал, с огнем в глазах.
В воздухе еще дрожали – отголоски, крики,
Но мгновенье было – трепет, взоры были – страх!
Был у всадника в руках развитый длинный свиток,
Огненные буквы возвещали имя: Смерть…
Полосами яркими, как пряжей пышных ниток,
В высоте над улицей вдруг разгорелась твердь.
И в великом ужасе, скрывая лица, – люди
То бессмысленно взывали: «Горе! с нами бог!»
То, упав на мостовую, бились в общей груде…
Звери морды прятали, в смятеньи, между ног.
Только женщина, пришедшая сюда для сбыта
Красоты своей, – в восторге бросилась к коню,
Плача целовала лошадиные копыта,
Руки простирала к огневеющему дню.
Да еще безумный, убежавший из больницы,
Выскочил, растерзанный, пронзительно крича:
«Люди! Вы ль не узнацте божией десницы!
Сгибнет четверть вас – от мора, глада и меча!»
Но восторг и ужас длились – краткое мгновенье.
Через миг в толпе смятенной не стоял никто;
Набежало с улиц смежных новое движенье,
Было все обычным светом ярко залито.
И никто не мог ответить, в буре многошумной,
Было ль то виденье свыше или сон пустой.
Только женщина из зал веселья да безумный
Все стремили руки за исчезнувшей мечтой.
Но и их решительно людские волны смыли,
Как слова ненужные из позабытых строк.
Мчались омнибусы, кэбы и автомобили,
Был неисчерпаем яростный людской поток.
Топчи их рай, Аттила.
Где вы, грядущие гунны,
Что тучей нависли над миром!
Слышу ваш топот чугунный
По еще не открытым Памирам.
На нас ордой опьянелой
Рухните с темных становий –
Оживить одряхлевшее тело
Волной пылающей крови.
Поставьте, невольники воли,
Шалаши у дворцов, как бывало,
Всколосите веселое поле
На месте тронного зала.
Сложите книги кострами,
Пляшите в их радостном свете,
Творите мерзость во храме, –
Вы во всем неповинны, как дети!
А мы, мудрецы и поэты,
Хранители тайны и веры,
Унесем зажженные светы
В катакомбы, в пустыни, в пещеры.
И что, под бурей летучей,
Под этой грозой разрушений,
Сохранит играющий Случай
Из наших заветных творений?
Бесследно все сгибнет, быть может,
Что ведомо было одним нам,
Но вас, кто меня уничтожит,
Встречаю приветственным гимном.
Юноша бледный со взором горящим,
Ныне даю я тебе три завета.
Первый прими: не живи настоящим,
Только грядущее – область поэта.
Помни второй: никому не сочувствуй,
Сам же себя полюби беспредельно,
Третий храни: поклоняйся искусству,
Только ему, безраздумно, бесцельно.
Юноша бледный со взором смущенным!
Если ты примешь мои три завета,
Молча паду я бойцом побежденным,
Зная, что в мире оставлю поэта.
Тень несозданных созданий
Колыхается во сне,
Словно лопасти летаний
На эмалевой стене.
Фиолетовые руки
На эмалевой стене
Плусонно чертят звуки
В звонко-звучной тишине.
И прозрачные киоски,
В звонко-звучной тишине,
Вырастают, словно блестки,
При лазоревой луне.
Всходит месяц обнаженный
При лазоревой луне…
Звуки реют полусонно,
Звуки ластятся ко мне.
Тайны созданных созданий
С лаской ластятся ко мне,
И трепещет тень латаний
На эмалевой стене.
Настоящие имя и фамилия – Бугаев Борис Николаевич.
1880.14(26).10 – родился в Москве в семье профессора математики. Учился в лучшей московской частной гимназии.
1898 – поступление на физико-математический факультет Московского университета. По окончании учится на историко-филологическом факультете. Еще в детвтве заинтересовался буддизмом и философией А. Шопенгауэра. Главными авторитетами юного поэта были Вл. Соловьев и Ф. Ницше. Любимый поэт – А. А. Фет. Любимые писатели – Ф. М. Достоевский и поздний Г. Ибсен, композитор – Э. Григ. Белый во всем ищет сложные мистические связи. Именно поэтому его первые творения – «симфонии» (ритмизованная проза, построенная по законам музыкальной композиции) лежат как бы на стыке различных видов искусств. Белому оказываются близки идеи символистов, и скоро он входит в их окружение. Но его взгляд на символизм принципиально отличался от программы К. Д. Бальмонта и В. Я. Брюсова (полемика с Брюсовым найдет позднее отражение в романе «Огненный ангел»). В студенческие годы вокруг Белого как идеолога «теургического» символизма складывается своя группировка – московские «аргонавты» (по стихотворению Белого «Наш Арго»). В нее вошли молодые философы, поэты и музыканты (Эллис, С. Соловьев и др.). Их кумиром является ранний А. Блок (тогда еще не опубликованный). Белый вступает с ним в активную переписку.
1901 – знакомство с В. Брюсовым.
1902 – первая книга, написанная ритмической прозой «Вторая, драматическая симфония». Белый отходит от символистов, увлекается Кантом и неокантианством. Роман с Н. И. Петровской.
1904 – выходит книга стихов «Золото в лазури».
1904 – знакомство с А. Блоком, начало многолетней дружбы. Увлечение его женой, Л. Д. Менделеевой-Блок. Отношения отягощались любовью-ненавистью к самому Блоку, в конце концов дошедшей до того, что Белый вызвал Блока на дуэль, которая не состоялась: Л. Д. Менделеева-Блок разорвала с ним отношения из-за публикации рассказа Белого «Куст», в котором нашла отражение история их любви. До 1909 г. – период настроений отчаяния и тоски, пронизывающей творчество Белого. Он резко выступает против «нового» Блока, обвиняя в отходе от прежних мистических идеалов. Когда выпады принимают недопустимо резкий вид, уже Блок вызывает Белого на дуэль, что кончается очередным объяснением и примирением. Скоро Белый и Блок окончательно расстаются.
1909 – трудный период мрачного отторжения Белым прежних связей, однако именно в это время появляются самые его знаменитые произведения: сборники стихов «Пепел», «Урна», роман «Серебряный голубь», написанный ритмической прозой.
1910–1914 – обретение «второй зари», новый подъем в мироощущении. Женитьба на А. А. Тургеневой, молодой художнице. Создание романов «Котик Летаев» (1917–1918) и «Петербург» (окончен в 1916), явившегося одной из вершин символистского творчества. Написание работ по теории символизма: «Символизм» (1910), «Арабески» (1911), «Трагедия творчества. Достоевский и Толстой» (1911).
1914 – поездка в Германию в общину мистика-антропософа Р. Штейнера. Размолвка с женой, которая после отъезда Белого остается в Германии.
1917 – возвращение в Россию совпадает с революционными событиями, которые Белый воспринимает с энтузиазмом. После Октября работает в Московском Пролеткульте, занимается с молодыми поэтами, сотрудничает в Театральном отделе Наркомпроса, в Отделе охраны памятников старины. Знакомство с С. Есениным.
1918 – полемизируя с поэмой Блока «Двенадцать», создает поэму «Христос воскресе», свой вариант «осанны» революции.
1918–1922 – издает журнал «Записки мечтателей».
1921 – поэма «Первое свидание». Поездка в Берлин с целью примирения с женой. Попытка окончилась неудачей.
1923 – приезд в Россию.
1923–1933 – переработка прежних стихов, написание романа «Крещеный китаец», создание многотомного романа «Москва», литературно-критические статьи «Поэзия слова» (1922), «Мастерство Гоголя» (1934) и др., работа над мемуарами, которые вошли в число основополагающих книг по истории символизма и литературы начала ХХ века (три тома: «На рубеже столетий», «Начало века», «Между двух революций»).
1927–1929 – три путешествия в Закавказье, книги путевых заметок «Ветер с Кавказа», «Армения».
1934 – умер в Москве.
Горы в брачных венцах.
Я в восторге, я молод.
У меня на горах
очистительный холод.
Вот ко мне на утес
притащился горбун седовласый.
Мне в подарок принес
из подземных теплиц ананасы.
Он в малиново-ярком плясал,
прославляя лазурь.
Бородою взметал
вихрь метельно-серебряных бурь.
Голосил
низким басом.
В небеса запустил ананасом.
И, дугу описав,
озаряя окрестность,
ананас ниспадал, просияв,
в неизвестность,
золотую росу
излучая столбами червонца.
Говорили внизу:
«Это – диск плазмезарного солнца…»
Низвергались, звеня,
омывали утесы
золотые фонтаны огня –
хрусталя
заалевшего росы.
Я в бокалы вина нацедил
и, подкравшися боком,
горбуна окатил
светопенным потоком.
Роман начинается с того, что описывается Петербург – «настоящая столица великолепной Российской империи, единственный ее Город»; «прочие русские города – лишь куча деревянных домишек».
Аполлон Аполлонович Аблеухов – важный государственный человек, сенатор – собирается на службу в Учреждение. Мир вокруг него отлажен, как механизм. Вещи лежат на строго пронумерованных полках, а старый камердинер заучивает их номера наизусть. Аблеухов любит каламбурить, шутки его не совсем ясны, но старик-камердинер делает вид, что понимает их. Где-то в глубине роскошного сенаторского дома спит Николай Аполлонович, сенаторский сын. Его поведение не слишком нравится в последнее время отцу. Сенатор садится в свою карету. Ему нравится находиться в ней, так как карета представляет собой замкнутое пространство, отгороженное от мира, она является символом любимого сенатором квадрата (зигзагообразную линию он не мог выносить). Кругом шумит Невский, но сенатору нет дела до «муравьев». Острова кишат людьми в разночинных одеждах. Там, на островах, в грязном доме живет Незнакомец с черными усиками. Он выходит из дома и устремляется в город, через мост, на проспект. В руках у него узелок – не то чтобы маленький, но и не так чтобы большой. Аблеухов сквозь стекло спасительной кареты видит вдруг ужасные, жуткие, ненавидящие его глаза, весь мир плывет перед сенатором, он чувствует, как страшно набухает в груди шар – Аполлон Аполлонович страдает расширением сердца.
«Неуловимый!» – слышит Незнакомец позади себя восхищенный шепот. Это две курсистки, замерев, глядят ему вслед. Пройдя через дверь и грязную лестницу по заплеванному полу Незнакомец попадает в ресторан. Он трижды «оглушает себя ядом водки». Мир вертится и плывет, но лишь на одну минуту. В ресторанчик входит «агент» – «особа», которую ожидает Незнакомец. Это некий Липпанченко – толстый и гадкий. Он просит «передать заодно» письмецо Аблеухову-младшему. Темно-желтый цвет пиджака Липпанченки напоминает Александру Ивановичу (Незнакомцу) такой же цвет обоев в его ободранной комнатке на островах.
Николай Аполлонович просыпается, как всегда, поздно. В комнате книги Канта, его бюст. Мать Николая Аполлоновича сбежала два года назад с итальянским артистом, и Николай остался один – отца он мало интересовал. Николай сумел превратить комнату (при помощи книг и Канта) в бесконечно расширяющуюся Вселенную, в «общий бытийственный хаос». Это было его убежище, его «карета, его куб, его квадрат». От костюмера ему приносят алое домино с черной маской, «превратившее затрепетавшего сенаторского сына в демона пространства».
Между тем Аполлон Аполлонович вспоминает, что видел Незнакомца с усиками раньше у себя дома – тот приходил к сыну Николаю.
Николай Аполлонович стоит у дома с колоннами. Софья Петровна, его возлюбленная, одетая в черную плюшевую шубку, спешит к подъезду, «входит в темноту пространства», звонит в дверь. Маврушка, прислуга, открывает и с ужасом видит, что позади хозяйки стоит страшный паяц в красном домино и со стоном тянет руки к Софье Петровне. Софья Петровна захлопывает дверь и с колотящимся сердцем бежит в свою «японскую» комнату. В «Дневнике происшествий» петербургских газет сообщается о нашествии на город «жуткого снежно-хохочущего» алого домино в черной маске.
Софья Петровна Лихутина влюбилась в «божественное» выражение лица Николая Аполлоновича, когда он был шафером на ее свадьбе с Сергеем Сергеевичем, офицером, заведующим провиантом. Однако после свадьбы она увидела, что лицо Николая больше похоже на лягушачье, и мстила сенаторскому сыну за то утраченное выражение. Их отношения мучительны. Когда он однажды кинулся на нее в порыве страсти, она укусила его до крови в губы и крикнула: «Урод, лягушка, красный шут!» На что Николай Аполлонович в ответ называет ее «японской куклой» и уходит прочь. Она умоляет его остаться, но он уходит, даже не обернувшись. Теперь красный шут появляется у Софьи Петровны за спиной. Ей «обидно и сладко» от этого.
Александр Иванович, то есть Незнакомец с усиками, входит в дом, где его ждет Николай Аполлонович. Николай Аполлонович нервничает: летом он опрометчиво пообещал помощь одной политической партии, и теперь за это надо отвечать. Николай Аполлонович с облегчением узнает, что от него требуется лишь спрятать у себя узелок. Незнакомец тем временем погружается в задумчивость и вспоминает свою жизнь: якутская каторга, побег в бочке из-под капусты. Он не читал Маркса, зато с удовольствием читал Конан-Дойля. У Александра Ивановича есть одна навязчивая галлюцинация: ему кажется, что на обоях проступает желто-шафранное лицо то семита, то монгола. Александр Иванович (его фамилия Дудкин) часами стоит в позе распятого Христа – это помогает, но ненадолго: галлюцинация является вновь и вновь. Ему слышится странное слово «Гельсингфорс!» В дверь входит Аполлон Аполлонович. Он здоровается с «усиками». Александр Иванович ненавидит эту «особу»
«Вздыбил копыта Медный всадник. Расколота Россия надвое – копыта в воздухе, копыта твердо упираются в землю. Что будет с тобой, страна? Что сделаешь ты, Медный?»
«Старички» собираются на большой прием. В каждом холодном огромном доме на набережной достают белоснежные штаны и золоторасшитые мундиры, щелкают коробочки с орденами. Облачается и Аполлон Аполлонович.
Ангел Пери (как называет Николай Аполлонович Софью Петровну) тоже спешит на праздник. Там ее поджидает подруга, Варвара Евграфовна Соловьева (революционерка), она говорит, что Софья Петровна должна передать письмо Николаю Аполлоновичу. Софье Петровне «стыдно и сладко». Она спешит домой и вдруг замечает, что ей навстречу сквозь снег бежит ярко-красное домино, заламывает руки, гнется и извивается. Потом падает в снег. Софья Петровна узнает Николая Аполлоновича, этого «шута». Оскорбленная Софья Петровна рыдает, мчится домой и кидается к мужу – тихому Сергею Сергеевичу, предоставившему ей полную свободу. Она все рассказывает ему. Софья Петровна рыдает в своей комнате – муж ходит по своей. Она читает письмо, которое должна передать Николаю Аполлоновичу на завтрашнем карнавале у Цукатовых, и ее охватывает радость, так как теперь он в ее власти. Сергей Сергеевич ходит по комнате и думает «о чем-то страшном». Внезапно он говорит, что Софья Петровна не должна ехать на бал. Она в ответ презрительно смеется, хотя от слов мужа и его тона ей становится страшно.
Аполлону Аполлоновичу тяжело засыпать в огромной спальне. В полусне ему чудится в зале цоканье копыт. Сенатор встает с постели, идет в зал и видит, как в неверном лунном мерцании посреди залы танцует монгол, присвоивший себе лицо Николая Аполлоновича. Ветер врывается в форточку и уносит с собой сознание сенатора – «златоперой звездочкой кружится оно в вихре вселенной». Аполлон Аполлонович видит себя со стороны в виде ощипанного куренка. Затем сознание возвращается обратно, Аполлон Аполлонович понимает, что это был сон, «душное марево».
Николай Аполлонович спешит в Летний сад. В полученном им накануне письме некая С. назначает ему там свидание. Он думает, что под подписью «С.» скрывается Софья Петровна. Окрыленный надеждой, он не чует ни времени, ни пространства. Однако в Летнем саду его ждет Варвара Евграфовна: она предлагает Николаю Аполлоновичу гражданский брак в «интересах дела». Николай Аполлонович уходит от назойливой поклонницы.
К желтому сенаторскому дому подходит дама средних лет. Лакей узнает в ней барыню, Анну Петровну (сбежавшую с итальянским артистом). Она вернулась обратно, ей грустно в старом доме. Она знает, что муж простит ее, но знает также, что она его не простит никогда. На вопрос обрадованного лакея Анна Петровна отвечает, что остановится в гостинице.
На балу у Цукатовых кружатся пары, ждут масок, а в большой комнате настоящий салон: пожаловал сам Аблеухов-старший. В открывшуюся дверь боком входит красное домино. Оно умоляет не изгонять его на мороз, в петербургскую слякоть, а оставить в доме. Домино зорко оглядывает гостей, но ангела Пери среди гостей не замечает, и «сгибается алой грудой атласа в углу». Тем временем Софья Петровна собирается на бал, стараясь не думать о Сергее Сергеевиче с его угрозами и словами «можете не возвращаться». Она надевает юбочку а-ля Помпадур, и скоро «в вихре масок, капуцинов, арлекинов» «юбочка с валансьеновыми кружевами» несется к алому домино. Николай Аполлонович не узнает Софью Петровну. Та передает ему письмо. Николай Аполлонович читает письмо, маска сдвигается, и все узнают в ярко-красном домино сына сенатора. Николай Аполлонович спасается бегством, «домино как кровавый шлейф волочится за мертвецом». Аполлону Аполлоновичу сообщают, что красное домино – его сын, что он связался с подозрительными личностями, за которыми установлена слежка. Аполлон Аполлонович называет сына негодяем, говорит, что он вырастил чудовище, и бежит прочь. Софья Петровна внезапно понимает до конца, что в письме писалось о том, что Николай Аполлонович должен кинуть бомбу в сенатора, т. е. в собственного отца. Софья Петровна вспоминает о словах мужа «можете не возвращаться», и ее охватывает отчаяние. Она видит в пустой зале кого-то, одетого в белое домино, и надеется, что это ее муж, который одумался и приехал за ней. Белое домино усаживает ее в карету, довозит до дома и исчезает. Софья Петровна звонит в дверь своей квартиры, но ей никто не отвечает, только где-то в глубине квартиры с глухим стуком падает человеческое тело.
Николай Аполлонович бежит по улицам, путаясь в красном домино. «Рушатся линии проспектов и улиц, пульсирует лихорадочно мысль: узелок – бомба – отец». Его останавливает «какой-то гаденький человечек», кривляясь, предлагает пойти поговорить. Николай Аполлонович покорно идет за ним.
У Лихутиных (Софьи Петровны и Сергея Сергеевича) тем временем происходит следующее. Сергей Сергеевич выгоняет Маврушку, выключает везде свет, намыливает веревку, накидывает ее на крюк в потолке и отталкивает ногой столик. Крюк вырывает кусок потолка, Сергей Сергеевич падает на пол. Он с облегчением вздыхает, так как счастливо избежал смерти, а нервный припадок прошел. Он отпирает дверь Софье Петровне, извиняется перед ней, Софья Петровна раскаивается и с рыданиями кидается к мужу. Супруги мирятся, «плачут, смеются, шепчутся».
Аполлон Аполлонович идет вместе с некой «особой», которая сообщает ему, что против него готовится теракт. Аполлон Аполлонович ощущает дыхание смерти, вспоминает о негодяе-сыне, неверной жене и приходит к выводу, что, вероятно, именно такая смерть и нужна ему. Внезапно он видит, как девочку лет пятнадцати догоняет «гнусный детина». Аполлон Аполлонович берется ее проводить. Она цепляется за его рукав, так как для девочки сенатор был просто добрый старик.
Николай Аполлонович тем временем разговаривает с «гаденьким человечком», Павлом Яковлевичем Морковиным, незаконным сыном Аполлона Аполлоновича и белошвейки, т. е. своим сводным братом. Морковин знает о сенаторском сыне все: в том числе и о революционном кружке, т. к. работает в охранке. Он предлагает Николаю Аполлоновичу выбрать между арестом, убийством и самоубийством. Николай Аполлонович едет в карете домой. На мосту он обгоняет сенатора, и их глаза встречаются. Сенатор содрогается от этого взгляда: так на него смотрел разночинец на проспекте, а теперь так смотрит собственный сын.
Дома Аполлон Аполлонович узнает новость о том, что его жена, Анна Петровна, вернулась, и он словно молодеет на глазах. Николай Аполлонович, видя это, чувствует прилив любви к отцу, но тот отталкивает его. Николай Аполлонович в приступе ярости, словно в бреду, кидается в свою комнату, хватает узелок, извлекает оттуда бомбу, вмонтированную в консервную банку из-под сардин, и поворачивает ключ. После этого падает воспаленной головой на бомбу – и его окружают Будда, нирвана.
Александр Иванович Дудкин (Незнакомец) просыпается в своей желтой каморке. Он выходит на лестницу, закиданную очистками и яичной скорлупой. Из темноты появляется Николай Аполлонович и говорит, что не может и не станет совершать преступления. Александр Иванович не понимает, в чем дело, так как ничего не слышал о приказе, который получил Николай Аполлонович. Александр Иванович обещает заступиться, а бомбу просит выкинуть в Неву.
У некой Зои Захаровны Флейш собираются «товарищи». Глава революционного кружка Липпанченко тоже здесь. На вопрос Александра Ивановича о готовящемся теракте он отвечает, что приказ отдан правильно, советует не лезть не в свое дело, иначе Александра Ивановича ждет расправа. Александру Ивановичу становится страшно, он боится подняться на лестницу собственной квартиры, ему чудятся на ней какие-то тени, пришедшие за ним. В сознании дикое слово-заклинание «Енфраншиш!». У Александра Ивановича начинаются видения, из тьмы появляется странная фигура вертлявого и болтливого человека, который представляется как персидский подданный, Шишнарфнэ. Затем он слышит на лестнице страшные тяжелые шаги – это Медный Всадник входит в его квартиру. Александр Иванович чувствует себя пушкинским Евгением, который целое столетие напрасно бежал от всадника. Александр Иванович падает к ногам Медного Всадника с воплем «Учитель!» Металл расплавленной десницы вливается в мускулы Александра Ивановича. Александр Иванович бежит в лавку, чтобы купить финский нож. Финских ножей нет, и он покупает ножницы.
Николай Аполлонович бежит домой. Ему кажется, что в нем самом, в его мозгу тикает заведенная бомба. Время завода рассчитано на 24 часа, но Николай Аполлонович не знает, сколько времени уже прошло. Николай Аполлонович торопится подложить бомбу под матрасик отца, чтобы потом «кататься в истериках, изображать страдальца, читать акафист у наглухо заколоченного гроба – ведь хоронить-то будет нечего!»
Аполлон Аполлонович тем временем подает прошение об отставке. Он входит в комнату сына, видит там странный предмет, уносит к себе и ставит на столик.
Сергей Сергеевич, увидев на проспекте Николая Аполлоновича, тащит его к себе, вталкивает в комнату и пытается запереть на ключ. Он делает для того, чтобы спасти Николая Аполлоновича от совершения преступления. Но Аблеухов-младший «гордо и с презрением» покидает дом Лихутиных.
Зоя Захаровна Флейш тем временем признается Липпанченко, что она любит его «преданно и нежно». И хотя ее женские формы «стары и некрасивы», женоподобному рыхлому телу Липпанченко тоже далеко до красоты розовокудрого студента Липенского (одного из членов кружка). Липпанченко брезгливо отталкивает страстную любовницу, потом берет скрипку, и они на два голоса поют романс «Не искушай меня без нужды…» Липпанченко не знает, что это его лебединая песня, так как с улицы в комнату уже заглядывает какая-то фигура (Александр Иванович). Липпанченко идет в свою комнату, запирает дверь и начинает давить тараканов, которых здесь огромное множество. Затем раздевается догола и ложится в постель. От шкафа отделяется фигура и кидается на него. У Липпанченко вспорота спина, проколот живот, и на кровать падает то, что остается от Липпанченко. Утром обнаруживают сидящего верхом на трупе разночинца с усиками. Одна рука его протянута вперед, в ней зажаты ножницы, а по лицу ползет таракан.
Николай Аполлонович мечется по квартире в поисках бомбы. В дом входит Анна Петровна, и сын с рыданиями кидается к матери. У него снова есть семья. Но скоро он вспоминает о бомбе и приходит в ужас. Так и не найдя банки из-под сардин, он сворачивается в коридоре, в углу, калачиком. Утром раздается взрыв, и Николай Аполлонович сразу все понимает.
Аполлон Аполлонович не пострадал от взрыва, но сам навсегда уехал в деревню, а сына отправил за границу. Николай Аполлонович ездит по разным странам, часами простаивает перед Сфинксом. Кант забыт. Аполлон Аполлонович тщетно ждет сына домой.
В 1913 году Николая Аполлоновича, говорят, видели в России, по слухам, он ходил в церковь, читал труды философа Сковороды. Родители его к тому времени уже умерли.
«Петербург» – одно из самых необычных произведений начала века, в концентрированном виде показавший тенденции и особенности модернистской литературы. Это и погружение в стихию бессознательного, размытость основных сюжетных линий («поток сознания»), установления ассоциаций не по внешним, формальным признакам, а «по внутренней сути», совмещение разных планов бытия, влияние «новой философии» (Ницше, восточные эзотерические учения).
«Петербург – это сон», – как сам назовет Белый свое ощущение, высказанное в романе. «Петербург» Белого – это памятник городу-загадке и мифологический очерк «единственной русской столицы».
«Петербург» считается классическим воплощением принципов символизма в прозе. Пространство романа – это прежде всего мир ассоциаций, неясных видений, странных ощущений, постоянных метаморфоз, отражающих неуловимость и непредсказуемость бытия – сплетения космических связей и высших устремлений человека. Ткань повествования насыщена аллюзиями и цитатами, опирающимися на «культурный контекст» и воссоздающими прихотливый рисунок игры культурного сознания начала двадцатого века. Например, подобного рода источниками для создания «литературно-культурного контекста» являются творчество А. С. Пушкина («Медный всадник»: линия Незнакомца (Дудкина)-Евгения, не бегущего от Медного Всадника, а исполняющегося его волей для того, чтобы убить Липпанченко – истинного «врага», беса от революции; «Пиковая дама»: метод фантастического видения, когда не ясно, было видение или нет; «История села Горюхина»: описание города, истории рода Аблеуховых (Аб-Лай-Уховых, происходящих из киргиз-кайсацкой орды), порой прорывающиеся пародийные, иронические интонации (напр., «Аполлон Аполлонович Аблеухов был весьма почтенного рода: он имел своим предком Адама»); творчество Э. По (рассказ «Маска красной смерти», в традициях которого выдержана сцена бала у Цукатовых. Как у По на балу в богатом доме появляется призрак смерти – в маске и белом саване, забрызганном кровью, так и в романе Белого красное домино Николая Аполлоновича символизирует кровь и «слякоть» будущего преступления); творчество Н. В. Гоголя («Нос»: сам Белый указывал на принципиальную опору на гоголевскую повесть. По Невскому плывут «носы» – утиные, петушиные, которые заменили людей, вытеснили их из жизни); творчество Ф. М. Достоевского («Двойник»: черты главного персонажа повести, Голядкина, ясно проступают в образе Лихутина, несчастного мужа, сражающегося с несправедливой судьбой, сходящего с ума, собирающегося свести счеты с жизнью; «Преступление и наказание»: молодой человек выходящий из грязной каморки с намерением совершить преступление, описание кабаков, улиц и закоулков, желтый цвет, шафранного или бледно-мертвенного оттенка – непременные атрибуты «Петербурга Достоевского», образ Павла Яковлевича Морковина, восходящий к образам Свидригайлова и Порфирия Петровича, пятнадцатилетняя девочка, которую Аблеухов-старший избавляет от приставаний детины (соответственно, девочка на бульваре, спасенная Раскольниковым от домогательств), черты самого Раскольникова проступают одновременно в образе Незнакомца и сенаторского сына; «Бесы»: революционный кружок, основанный на новых «бесовских» идеях, «апокалиптические» откровения новых мессий, Дудкин, подобно Кириллову, мучающийся своей «идеей», Николай Аполлонович – как Ставрогин, «бес поневоле», Липпанченко, ищущий новые жертвы и угражающий Александру Ивановичу расправой (как Петр Верховенский Шатову); «Братья Карамазовы»: прежде всего разговор Александра Ивановича с «персидским подданным» Шишнарфнэ – явная аллюзия разговора Ивана Карамазова с Чертом (те же болтливость «гостя», подчеркнуто сниженный бытовой облик, так же, как Иван Карамазов, Александр Иванович сходит с ума после разговора с ним); творчество Л. Н. Толстого («Анна Каренина»: прежде всего это облик Аполлона Аполлоновича («отвратительные оттопыренные уши», почему-то зеленого цвета, педантизм, сухость, мертвенность), сближающийся с образом Алексея Александровича Каренина, Анна Петровна, которая, подобно главной героине толстовского романа, бросается от нелюбимого мужа в омут измены, но потом возвращается обратно, постаревшая и покорная, готовая принять прощение, но сама не готовая простить).
Помимо литературных аллюзий, роман наполнен реальными событиями и героями, имеющими прототипов (смешение пространства реальной жизни и пространства художественного творчества, столь характерное для модернистов), к тому же текст автобиографичен (в нем, в частности, отражен сложный роман Белого с Любовью Дмитриевной Менделеевой-Блок).
Минский Николай Максимович, настоящие имя и фамилия – Виленкин Николай Максимович;
1855.15(27).01 – родился в Виленской губернии в бедной еврейской семье.
1879 – окончил юридический факультет Петербургского университета. Начал литературную деятельность с гражданских стихов либерально-народнического характера.
1883 – первый сборник стихов был уничтожен цензурой.
1884 – выступил в киевской газете «Заря» с защитой «чистого искусства». Минский выступил с первой в России декларацией декадентов «Старинный спор». В своем философском трактате «При свете совести» (1890) проповедовал индивидуалистические и религиозно-мистические идеи. Был одним из организаторов и участником «Религиозно-философского общества».
1905 – испытал увлечение революционными событиями, написал стихотворный «Гимн рабочих», передал свою газету «Новая жизнь» в распоряжение большевиков, которые пригласили его из цензурно-тактических соображений в качестве официального редактора. Но когда Минский пытался повлиять на характер литературно-философского отдела газеты и начал развивать мысль о возможности соединения социал-демократических взглядов с мистическими верованиями, большевистское ядро редакции фактически отстранило Минского от участия в газете. После того как газета была закрыта царским правительством, Минский был привлечен к судебной ответственности. После выхода из тюрьмы он эмигрировал за границу, где стал выступать с критикой революционной идеологии. В Париже написал драматическую трилогию «Железный призрак» (1909), «Малый соблазн» (1910) и «Хаос» (1912). После Октябрьской революции 1917 г. жил в Берлине, Лондоне (работал в советском полпредстве), Париже. Перевел «Илиаду» Гомера, произведения П. Верлена, П. Б. Шелли, Дж. Байрона, Г. Флобера и др. В последние годы жизни отошел от литературы.
1937 – скончался в Париже.
Как сон, пройдут дела и помыслы людей.
Забудется герой, истлеет мавзолей
И вместе в общий прах сольются.
И мудрость, и любовь, и знанья, и права,
Как с аспидной доски ненужные слова,
Рукой неведомой сотрутся.
И уж не те слова под тою же рукой –
Далеко от земли, застывшей и немой –
Возникнут вновь загадкой бледной.
И снова свет блеснет, чтоб стать добычей тьмы,
И кто-то будет жить не так, как жили мы,
Но так, как мы, умрет бесследно.
И невозможно нам предвидеть и понять,
В какие формы Дух оденется опять,
В каких созданьях воплотится.
Быть может, из всего, что будит в нас любовь,
На той звезде ничто не повторится вновь…
Но есть одно, что повторится.
Лишь то, что мы теперь считаем праздным сном, –
Тоска неясная о чем-то неземном,
Куда-то смутные стремленья,
Вражда к тому, что есть, предчувствий робкий свет
И жажда жгучая святынь, которых нет, –
Одно лишь это чуждо тленья.
В каких бы образах и где бы средь миров
Ни вспыхнул мысли свет, как луч средь облаков,
Какие б существа ни жили, –
Но будут рваться вдаль они, подобно нам,
Из праха своего к несбыточным мечтам,
Грустя душой, как мы грустили.
И потому не тот бессмертен на земле,
Кто превзошел других в добре или во зле,
Кто славы хрупкие скрижали
Наполнил повестью, бесцельною, как сон,
Пред кем толпы людей – такой же прах, как он –
Благоговели иль дрожали.
Но всех бессмертней тот, кому сквозь прах земли
Какой-то новый мир мерещился вдали –
Несуществующий и вечный,
Кто цели неземной так жаждал и страдал,
Что силой жажды сам мираж себе создал
Среди пустыни бесконечной.
Любить других, как самого себя…
Но сам себя презреньем я караю.
Какой-то сон божественный любя,
В себе и ложь, и правду презираю.
И если человека я любил,
То лишь в надежде смутной и чудесной
Найти в другом луч истины небесной,
Невинность сердца, мыслей чистый пыл.
Но каждый раз, очнувшись от мечтаний,
В чужой душе все глубже и ясней
Я прозревал клеймо своих страстей,
Свою же ложь, позор своих страданий.
И всех людей, равно за всех скорбя,
Я не люблю, как самого себя.
Настоящие имя и фамилия – Тетерников Федор Кузьмич.
1863.17.2(1.3) – родился в Петербурге в семье портного. Четырех лет лишился отца и воспитывался матерью, работавшей прислугой. Учился в уездном училище и Петербургском учительском институте.
1882 – окончил институт, стал преподавателем математики и до 1907 г., двадцать пять лет, учительствовал (преимущественно в глухих северных городках).
1884 – первые опубликованные стихи. Начал широко печататься в 90-х годах, в начале XX в. уже приобрел большую известность. Принадлежал к символистам старшего поколения, испытал сильное воздействие философии и эстетики европейского декаданса.
1892 – переезжает в Петербург.
1895 – выходит первый роман («Тяжелые сны»).
1899 – назначен инспектором городского училища.
1905–1907 – Сологуб писал язвительные «Политические сказочки», злые эпиграммы на царя и его окружение.
1906 – сборник стихов «Родине».
1907 – роман «Мелкий бес» (написан в период с 1892 по 1902 г.).
1907–1913 – пишет и издает в альманахе «Шиповник» роман «Творимая легенда» в трех частях (в первоиздании – «Навьи чары»), в котором события современной Сологубу действительности переплетаются с картинами из жизни фантастического государства Соединенных Островов.
1908 – сборник стихов «Пламенный круг».
1916 – сборник стихов «Алый мак».
Свержение самодержавия в 1917 г. Сологуб приветствовал, но Октябрьскую революцию не принял.
1922 – сборник стихов «Соборный благовест».
Выступал и как переводчик – переводил Вольтера, Ги де Мопассана, Т. Готье, Ш. Бодлера, П. Верлена, А. Рембо, Г. Гейне, О. Уайльда и др. Сологубу принадлежит также ряд пьес и статей.
1927 – скончался в Ленинграде.
На серой куче сора,
У пыльного забора,
На улице глухой
Цветет в исходе мая,
Красою не прельщая,
Угрюмый зверобой.
В скитаниях ненужных,
В страданиях недужных,
На скудной почве зол,
Вне светлых впечатлений
Безрадостный мой гений
Томительно расцвел.
В тени косматой ели,
Над шумною рекой
Качает черт качели
Мохнатою рукой.
Качает и смеется,
Вперед, назад,
Вперед, назад,
Доска скрипит и гнется,
О сук тяжелый трется
Натянутый канат.
Снует с протяжным скрипом
Шатучая доска,
И черт хохочет с хрипом,
Хватаясь за бока.
Держусь, томлюсь, качаюсь,
Вперед, назад,
Вперед, назад,
Хватаюсь и мотаюсь,
И отвести стараюсь
От черта томный взгляд.
Над верхом темной ели
Хохочет голубой:
– Попался на качели,
Качайся, черт с тобой! –
В тени косматой ели
Визжат, кружась гурьбой:
– Попался на качели,
Качайся, черт с тобой! –
Я знаю, черт не бросит
Стремительной доски,
Пока меня не скосит
Грозящий взмах руки,
Пока не перетрется,
Крутяся, конопля,
Пока не подвернется
Ко мне моя земля.
Взлечу я выше ели,
И лбом о землю трах!
Качай же, черт, качели,
Все выше, выше… ах!
Мережковский Дмитрий Сергеевич
1866.2(14).08 – родился в Петербурге в семье чиновника дворцового ведомства. Окончил историко-филологический факультет Петербургского университета.
1888 – первый сборник «Стихотворения» (включавший стихи, написанные за период с 1883 по 1887 гг.). В этом сборнике местами содержались гражданские мотивы и народнические тенденции. Но вскоре Мережковский отходит от них.
1892 – выходит книга стихов «Символы».
1893 – в печати появляется книга Д. Мережковского «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы», прокламирующая символизм и «мистическое содержание» искусства. Она, в противовес реалистической литературе и гражданской поэзии 80-х гг., стала одним из первых программных документов русского декаданса.
1904 – выходит книга «Собрание стихов».
1895–1905 – пишет свое наиболее известное произведение, историческую трилогию «Христос и Антихрист»: ч. 1 – «Смерть богов» («Юлиан отступник»), ч. 2 – «Воскресшие боги» («Леонардо да Винчи»), ч. 3 – «Антихрист» («Петр и Алексей»). Трилогия объединена мистической идеей о вечной борьбе христианства и язычества. Русская революция представляется Мережковским в образе «грядущего хама».
Мережковский был активным участником религиозно-философских собраний в Петербурге (деятельность в «Религиозно-философском обществе»), одним из основателей журнала мистико-идеалистического направления «Новый путь» (1903–1904), где проповедовал «новое религиозное сознание». В религиозно-мистическом ключе рассматривал творчество русских писателей («Толстой и Достоевский», тт. 1-2, 1901–1902; «Гоголь и черт», 1906; «Пророк русской революции» (о Достоевском), 1906; «М. Ю. Лермонтов. Поэт сверхчеловечества», 1909 и др.), резко отрицательно относился к творчеству А. М. Горького. Вместе со своей женой З. Гиппиус был хозяином одного из самых известных в то время литературных салонов, вокруг которого группировались представители творческой элиты того времени (преимущественно поэты-символисты и религиозные философы).
1908 – в соавторстве с З. Гиппиус и Д. Философовым пишет пьесу «Маковый цвет». Тогда же создает свою собственную пьесу «Павел I».
1911 –1912 – выходит исторический роман «Александр I» (в 2-х кн.).
1914 – выходит полное собрание сочинений в 24 томах.
Революцию 1917 г. встретил резко враждебно.
1920 – эмигрировал, жил вместе с женой главным образом во Франции. Пишет пьесу «Царевич Алексей».
1925 – исторический роман «Рождение богов» («Тутанкамон на Крите»).
В эмиграции, кроме романов, писал религиозно-философские эссе, беллетризированные биографии великих реформаторов церкви, стихи, статьи с критикой советской действительности.
1941 – скончался в Париже.
Будь, что будет, – все равно.
Парки дряхлые, прядите
Жизни спутанные нити,
Ты шуми, веретено.
Все наскучило давно
Трем богиням, вещим пряхам:
Было прахом, будет прахом, –
Ты шуми, веретено.
Нити вечные судьбы
Тянут Парки из кудели,
Без начала и без цели.
Не склоняют их мольбы.
Не пленяет красота:
Головой они качают,
Правду горькую вещают
Их поблеклые уста.
Мы же лгать обречены:
Роковым узлом от века
В слабом сердце человека
Правда с ложью сплетены.
Лишь уста открою – лгу,
Я рассечь узлов не смею,
А распутать не умею,
Покориться не могу.
Лгу, чтоб верить, чтобы жить,
И во лжи моей тоскую.
Пусть же петлю роковую
Жизни спутанную нить,
Цепи рабства и любви,
Все, пред чем я полон страхом,
Рассекут единым взмахом,
Парка, ножницы твои!
Устремляя наши очи
На бледнеющий восток,
Дети скорби, дети ночи,
Ждем, придет ли наш пророк.
Мы неведомое чуем,
И с надеждою в сердцах,
Умирая, мы тоскуем
О несозданных мирах.
Дерзновенны наши речи,
Но на смерть осуждены
Слишком ранние предтечи
Слишком медленной весны,
Погребенных воскресенье
И среди глубокой тьмы
Петуха ночное пенье,
Холод утра – это мы.
Наши гимны – наши стоны;
Мы для новой красоты
Нарушаем все законы,
Преступаем все черты.
Мы – соблазн неутоленных,
Мы – посмешище людей,
Искра в пепле оскорбленных
И потухших алтарей.
Мы – над бездною ступени,
Дети мрака, солнца ждем,
Свет увидим и, как тени,
Мы в лучах его умрем.
Гиппиус Зинаида Николаевна, публиковалась под именем Антон Крайний и другими псевдонимами.
1869.8(20).11 – родилась в городе Белеве (ныне Тульской обл.) в семье крупного чиновника.
1888 г. – начала печататься.
1896 – выходит первая книга рассказов «Новые люди». 1898 – в печати появляется вторая книга рассказов «Зеркала», а также роман «Победители».
1904 – выходит первая книга стихотворений «Собрание стихов».
1910 – выходит вторая книга стихотворений.
В этот период Гиппиус – активная участница религиозно-философского общества. Один из редакторов журнала «Новый путь» (1903–1904), идеолог русского символизма. Жена Д. Мережковского, хозяйка литературного салона, где собиралась художественная элита того времени (преимущественно поэты-символисты, религиозные философы). Оказывала покровительство молодым прозаикам и поэтам, имела огромное влияние на многих поэтов и философов «серебряного века».
1902 – выходит «Третья книга рассказов».
1906 – сборник рассказов «Алый меч».
1907 – выходит вторая книга рассказов «Новые люди».
1908 – выходит сборник литературно-критических статей «Литературный дневник. 1899–1907», а также сборник рассказов «Черное по белому» и пьеса «Маков цвет», написанная в соавторстве с Д. Мережковским и Д. Философовым.
1911 – роман «Чертова кукла» (ч. 1, 1911; ч. 3 – под назв. «Роман-царевич» – 1913).
1912 – сборник рассказов «Лунные муравьи».
1916 – пьеса «Зеленое кольцо».
1918 – книга «Последние стихи. 1914–1918».
С 1920 – в эмиграции, в статьях и др. произведениях выступала с резкой критикой советского режима.
1925 – выходят знаменитые мемуары «Живые лица».
1945 – умерла в Париже.
Страшное, грубое, липкое, грязное,
Жестко тупое, всегда безобразное,
Медленно рвущее, мелко-нечестное,
Скользкое, стыдное, низкое, тесное,
Явно-довольное, тайно-блудливое,
Плоско-смешное и тошно-трусливое,
Вязко, болотно и тинно-застойное,
Жизни и смерти равно недостойное,
Рабское, хамское, гнойное, черное,
Изредка серое, в сером упорное,
Вечно лежачее, дьявольски косное,
Глупое, сохлое, сонное, злостное,
Трупно-холодное, жалко-ничтожное,
Непереносное, ложное, ложное!
Мне повстречался дьяволенок,
Худой и щуплый – как комар.
Он телом был совсем ребенок.
Лицом же дик: остер и стар.
Шел дождь… Дрожит, темнеет тело,
Намокла всклоченная шерсть…
И я подумал: эко дело!
Ведь тоже мерзнет. Тоже персть.
Твердят: любовь, любовь! Не знаю.
Не слышно что-то. Не видал.
Вот жалость… Жалость понимаю.
И дьяволенка я поймал.
Пойдем, детеныш! Хочешь греться?
Не бойся, шерстку не ерошь.
Что тут на улице тереться?
Дам детке сахару… Пойдешь?
А он вдруг, эдак сочно, зычно,
Мужским ласкающим баском
(Признаться – даже неприлично
И жутко было это в нем), –
Пророкотал: «Что сахар? Глупо.
Я, сладкий, сахару не ем.
Давай телятинки, да супа…
Уж я пойду к тебе – совсем».
Он разозлил меня бахвальством…
А я хотел еще помочь!
Да ну тебя с твоим нахальством!
И не спеша пошел я прочь.
Но он наморщился и тонко
Захрюкал… Смотрит, как больной…
Опять мне жаль… И дьяволенка
Тащу, трудясь, к себе домой.
Смотрю при лампе: дохлый, гадкий,
Не то дитя, не то старик.
И все твердит: «Я сладкий, сладкий…»
Оставил я его. Привык.
И даже как-то с дьяволенком
Совсем сжился я наконец.
Он в полдень прыгает козленком,
Под вечер темен, как мертвец.
То ходит гоголем – мужчиной,
То вьется бабой вкруг меня,
А если дождик – пахнет псиной
И шерстку лижет у огня.
Я прежде всем себя тревожил:
Хотел того, мечтал о том…
А с ним мой дом… не то что ожил,
Но затянулся, как пушком.
Безрадостно-благополучно,
И нежно-сонно, и темно…
Мне с дьяволенком сладко-скучно…
Дитя, старик – не все ль равно?
Такой смешной он, мягкий, хлипкий.
Как разлагающийся гриб.
Такой он цепкий, сладкий, липкий,
Все липнул, липнул – и прилип.
И оба стали мы – едины.
Уж я не с ним – я в нем, я в нем!
Я сам в ненастье пахну псиной
И шерсть лижу перед огнем.
1886.3(15).04 – родился в дворянской семье в Кронштадте, где его отец служил морским врачом. Детские годы провел в Царском Селе.
1900–1903 – с семьей живет в Тифлисе, где печатает первое стихотворение.
1905 – будучи еще царскосельским гимназистом, издает первую книгу «Путь конквистадоров». Встреча с Анной Горенко (Ахматовой).
1906 – окончание гимназии, отъезд в Париж, посещение лекций в Сорбонне, изучение французской литературы, особенно поэзии и живописи. Знакомство с М. А. Волошиным, О. Э. Мандельштамом, Н. К. Рерихом, А. Н. Толстым.
1907 – возвращение в Россию, новый отъезд в Париж. Выход в Париже трех номеров тонкого журнала «Сириус», где Гумилев принимает активное участие. В России Гумилева начинают печатать в журналах и газетах.
1908 – на собственные средства издает в Париже свою вторую книгу «Романтические цветы». В мае – приезд в Россию, признание со стороны символистов – Вяч. Иванова, В. Брюсова и др. Поступление на юридический факультет Петербургского университета, переход на историко-филологический факультет. Осень – первая поездка в Африку, в Египет.
1909 – оставление университета, появление произведений в «солидных» изданиях. Поездка в Абиссинию на несколько месяцев. По возвращении – сборник «Жемчуга». Активное участие в организации журнала «Аполлон», где вплоть до 1917 года печатаются его стихи.
1910, апрель – венчание с Анной Горенко, путешествие в Париж, жизнь в Царском Селе. Осень – новая поездка в Абиссинию.
1911 – создание «Цеха поэтов», а чуть позднее – нового литературного течения «акмеизм».
1912 – книга «Чужое небо», поездка с женой в Италию.
1913 – во главе научной экспедиции Российской Академии наук отъезд в Африку. Был начальником экспедиции на Сомалийский полуостров. Во время первой мировой войны поступил добровольцем в действующую армию.
1916 – сборник «Колчан», получение чина прапорщика, отъезд в русский экспедиционный корпус на Салоникский фронт. Позже – Париж, вплоть до 1918.
1918 – приезд в Россию, сотрудничество в горьковском издательстве «Всемирная литература», чтение лекций в многочисленных студиях и художественных объединениях.
1918–1921 – книги «Костер», «Шатер», «Огненный павильон», «Огненный столп», перевод вавилонского эпоса «Гильгамеш» и проч.
1921 – арестован и расстрелян по подозрению в контрреволюционном заговоре.
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далеко, далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.
Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.
Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про черную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь кроме дождя.
И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав…
Ты плачешь? Послушай… далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Он стоит пред раскаленным горном,
Невысокий старый человек.
Взгляд спокойный кажется покорным
От миганья красноватых век.
Все товарищи его давно заснули,
Только он один еще не спит:
Все он занят отливаньем пули,
Что меня с землею разлучит.
Кончил, и глаза повеселели.
Возвращается. Блестит луна.
Дома ждет его в большой постели
Сонная и теплая жена.
Пуля, им отлитая, просвищет
Над седою, вспененной Двиной,
Пуля, им отлитая, отыщет
Грудь мою, она пришла за мной.
Упаду, смертельно затоскую,
Прошлое увижу наяву,
Кровь ключом захлещет на сухую,
Пыльную и мятую траву.
И Господь воздаст мне полной мерой
За недолгий мой и горький век.
Это сделал в блузе светло-серой
Невысокий старый человек.
От кормы, изукрашенной красным,
Дорогие плывут ароматы
В трюм, где скрылись в волненьи опасном,
С угрожающим видом пираты.
С затаенною злобой боязни
Говорят, то храбрясь, то бледнея,
И вполголоса требуют казни,
Головы молодого Помпея.
Сколько дней они служат рабами,
То покорно, то с гневом напрасным,
И не смеют бродить под шатрами,
На корме, изукрашенной красным.
Слышен зов, это голос Помпея,
Окруженного стаей голубок.
Он кричит: «Эй, собаки, живее,
Где вино, высыхает мой кубок!»
И над морем седым и пустынным
Приподнявшись лениво на локте,
Посыпает толченым рубином
Розоватые, длинные ногти.
И, оставив мечтанья о мести,
Умолкают смущенно пираты
И несут, раболепные, вместе
И вино, и цветы, и гранаты.
Городецкий Сергей Митрофанович
1884.5(17).01 – родился в Петербурге в семье чиновника. Отец, чиновник земского отдела министерства внутренних дел, из дворян, был литератором-этнографом, художником-самоучкой. Городецкий учился на историкофилологическом факультете Петербургского университета, там познакомился с Блоком, оценившим первые опыты молодого поэта.
1907 – выходит книга стихов «Ярь». В этой книге, созданной под впечатлением песен, игр и хороводов крестьян Псковщины, сказалось, по словам поэта, «упоение весной, солнечная, беспричинная, полузвериная радость бытия». Характерен для этих стихов образ Ярилы – языческого божества древних славян, олицетворявшего солнце и плодородие. Мифологические мотивы, близость к фольклорной стихии, стремительные ритмы, звонкие и резкие краски «Яри» вызвали восхищенные отзывы современников, в частности Блока, Брюсова, Белого. Рядом с «ярильскими песнями» в книге Городецкого звучала тема «подвальных окон», быта городских окраин, «подавленного, глухого страдания, не имеющего выхода».
1907 – второй сборник стихов «Перун».
До 1914 – вышли поэтические сборники «Дикая воля», «Русь», «Ива», «Цветущий посох». На раннем этапе своего творчества Городецкий примыкал к символистам, печатался в их журналах. В 1909 г. выступает одним из создателей «Цеха поэтов». Эта группа получила название акмеистов.
Октябрьская революция обозначила определенный рубеж в мировоззрении поэта, находившегося в 1917–1918 гг. на турецком фронте войны, в Закавказье. Не прекращая поэтического творчества (сборники «Ангел Армении», «Серп», «Грань»), Городецкий ведет большую культурно-просветительскую работу. Много сил отдал он оперным либретто, написав, в частности, новый, воссоздающий истинный замысел композитора текст либретто оперы Глинки «Иван Сусанин». Он руководил литературной частью некоторых театров. Городецкий выпустил несколько книг прозы; ему принадлежат статьи о творчестве И. С. Никитина, В. Г. Короленко, А. А. Блока, С. А. Есенина. Выступал в печати и как переводчик: переводы из болгарской, польской, украинской, белорусской поэзии.
1967 – скончался в Москве.
Я полюбил тебя в янтарный день,
Когда, лазурью светозарной
Рожденная, сочилась лень
Из каждой ветки благодарной.
Белело тело, белое, как хмель
Кипучих волн озерных.
Тянул, смеясь, веселый Лель
Лучи волосьев черных,
И сам Ярила пышно увенчал
Их сеть листвою заостренной
И, улыбаясь, разметал
В лазури неба цвет зеленый.
В горенке малой
У бабы беспалой
Детей несудом.
Зайдет ли прохожий,
Засунется ль леший,
На свежей рогоже,
Алее моркови,
Милует и тешит:
Ей всякое гоже,
С любым по любови,
Со всяким вдвоем.
Веселая хата
У бабы беспалой.
Родятся ребята,
Середний и малый,
Урод и удалый,
Помене, поболе,
На волюшке-воле.
Отцов позабыла.
Пришел и посеял,
Кручину затеял,
Кручину избыла,
И томятся губы,
Засуха постыла,
Пустыни не любы.
– Где батько мой, мамо? –
За тучами, тамо,
Где ветер ночует,
– Где батя, родная?
– За теми лугами,
Где речка лесная
Истоки пестует.
– Где, мамо, родимый?
– За теми ночами,
Любимый,
Где месяц жарует.
Весною зеленой
У ярочки белой
Ягненок роженый;
У горлинки сизой
Горленок ядреный;
У пегой кобылы
Яр-тур жеребенок;
У бабы беспалой
Невиданный малый:
От верха до низа
Рудой, пожелтелый –
Не, не золоченый!
Ярила!
Кузмин Михаил Алексеевич
1875.6(18).10 – родился в Ярославле, в дворянской семье. С десяти лет жил в Саратове, закончил гимназию в Петербурге, затем три года учился в консерватории по классу композиции – у Лядова и Римского-Корсакова. В молодости совершил два больших путешествия в Италию и Египет, ездил со старообрядцами по русскому Северу, разыскивая древние иконы. До тридцати лет писал лишь вокальные тексты к своим композициям.
1905 – впервые выступил в печати.
1907 – повести «Крылья», «Приключения Эме Лебефа», «Повесть об Элевсиппе, рассказанная им самим» (издана в 1910 г.).
1908 – вышла первая книга стихов «Сети». В начале своего творческого пути Кузмин примыкал к символистам, хотя своими стихами он был мало похож на них: вместо тревожных духовных поисков и мистических устремлений в его поэзии была явная приземленность, любовь к бытовой детали, нарочитая наивность и скрытая ирония, преднамеренная небрежность слога. Для поэзии Кузмина характерны культ чувственных утех, любование галантными нравами XVIII века, атмосфера маскарадных празднеств и масок.
1910 – в журнале «Аполлон» Кузмин напечатал статью «О прекрасной ясности», требуя в литературе логики и прозрачности (отсюда его термин «кларизм»), и тем дал методическую основу появившемуся поэтическому течению – акмеизму, однако сам в число акмеистов формально не вошел. Выходит сборник стихов «Куранты любви» (с музыкой автора).
1912 – сборник стихов «Осенние озера».
1914 – сборник стихов «Глиняные голубки», повесть «Покойница в доме».
1915–1916 – в печати появляются романы «Плавающие-путешествующие», «Тихий страж».
1919 – повесть «Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро».
1921 – выходят стихотворные сборники «Александрийские песни» и «Нездешние вечера». Кузмин сочиняет для театра комедию «Вторник Мэри (представление в 3-х частях для кукол живых или деревянных)».
1923 – книга статей об искусстве «Условности».
1929 – сборник стихов «Форель разбивает лед».
Кузмин выступал в печати не только как поэт и прозаик, но и как критик, автор балетов и пасторалей. С музыкой Кузмина шел на сцене «Балаганчик» А. Блока. Среди многих переводов Кузмина – «Золотой осел» Апулея, произведения У. Шекспира, Д. Бокаччо.
1936 – скончался в Ленинграде.
Где слог найду, чтоб описать прогулку,
Шабли во льду, поджаренную булку
И вишен спелых сладостный агат?
Далек закат, и в море слышен гулко
Плеск тел, чей жар прохладе влаги рад.
Твой нежный взор, лукавый и манящий,
Как милый вздор комедии звенящей
Иль Мариво капризное перо.
Твой нос Пьеро и губ разрез пьянящий
Мне кружит ум, как «Свадьба Фигаро».
Дух мелочей, прелестных и воздушных,
Любви ночей, то нежащих, то душных,
Веселой легкости бездушного житья!
Ах, верен я, далек чудес послушных,
Твоим цветам, веселая земля!
Сладко умереть
на поле битвы
при свисте стрел и копий,
когда звучит труба
и солнце светит,
в полдень,
умирая для славы отчизны
и слыша вокруг:
«Прощай, герой!»
Сладко умереть
маститым старцем
в том же доме,
на той же кровати,
где родились и умерли деды,
окруженным детьми,
ставшими уже мужами,
и слыша вокруг:
«Прощай, отец!»
Но еще слаще,
еще мудрее,
истративши все именье,
продавши последнюю мельницу
для той,
которую завтра забыл бы,
вернувшись
после веселой прогулки
в уже проданный дом,
поужинать
и, прочитав рассказ Апулея
в сто первый раз,
в теплой, душистой ванне,
не слыша никаких прощаний,
открыть себе жилы;
и чтоб в длинное окно у потолка
пахло левкоями,
светила заря
и вдалеке были слышны флейты.
Хлебников Велимир (Виктор Владимирович)
1885.28.10(9.11) – родился в улусной ставке Малодербентовского улуса в калмыцкой степи в семье ученого-естественника, орнитолога.
1903 – поступил на физико-математический факультет Казанского университета, затем перевелся на естественное отделение.
1905 – начинает писать.
1908 – переезд в Петербург, поступление в Петербургский университет сначала на естественное отделение, затем на историко-филологический факультет, но вскоре оставляет учебу. Знакомство с молодыми писателями – С. Городецким, Н. Гумилевым, А. Толстым и др. Особое значение – знакомство с Вяч. Ивановым, посещение его «башни» и участие в кружке при новом петербургском журнале «Аполлон». Дебютирует на страницах еженедельника «Весна» стихотворением «Искушение грешника».
Хлебников – один из ведущих участников движения футуристов в России, подписавший все их манифесты. Вел неустроенную, полубродячую жизнь, называл себя то «йогом», то «дервишем», то «марсианином». Пытался найти числовые закономерности истории, создать «звездный» или «мировой» язык – иероглифический язык понятий, «азбуку ума», редко завершал литературные работы и мало заботился об их сохранности, храня в своих полуголодных странствиях в мешках и в наволочках. К печати его стихи готовили и издавали обычно друзья. Для творчества характерен интерес к славянской цивилизации, архаичной лексике, мировоззрение можно охарактеризовать как мифопоэтическое.
1909 – разрыв с символистами и акмеистами (памфлет «Петербургский Аполлон»), знакомство с поэтами-футуристами В. Каменским, Д. и Н. Бурлюками, А. Крученых и др. Знакомство с Маяковским, возникновение круга «будетлян» (провозвестников будущего, слово придумано Хлебниковым).
1910 – поэма «Журавль», драма «Маркиза Дэзес».
1912 – поэма «Шаман и Венера», драма «Девий бог».
1914 – сочинения выходят отдельными сборниками «Изборник» и «Творения».
1916 – книга прозы «Ка», призван на военную службу рядовым.
1914–1917 – окончательное разочарование в окружающей действительности, возникновение мифологизированной утопии о золотом веке, о богатых возможностях человека, противостоящего хаосу индустриального мира, на первый план выходит тема демонтажа старой культуры.
1917–1918 – книга прозы «Октябрь на Неве».
1915–1919 – поэма «Война в мышеловке».
1920 – поэма «Ладомир».
Во время своих скитаний в Астрахани был сотрудником газеты «Красный воин», в Баку и Пятигорске работал в отделениях РОСТА, в апреле 1921 участвовал в походе революционной армии в северный Иран.
1921 – поэмы «Ночь в окопе», «Ночь перед Советами».
1922 – драма «Зангези», работы по математическому изучению истории («Доски судьбы»), тот же год – умер после тяжелой болезни.
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
Что смеются смехами, что смеяйствуют смеяльно.
О, засмейтесь усмеяльно!
О, рассмешищ надсмеяльных – смех усмейных смехачей!
О, иссмейся рассмеяльно, смех надсмейных смеячей!
Смейево, смейево,
Усмей, осмей, смешики, смешики,
Смеюнчики, смеюнчики.
О, рассмейтесь, смехачи! О, засмейтесь, смехачи!
Бобэоби пелись губы,
Вээоми пелись взоры,
Пиээо пелись брови,
Лиэээй пелся облик,
Гзи-гзи-гзэо пелась цепь.
Так на холсте каких-то соответствий
Вне протяжения жило Лицо.
Свобода приходит нагая,
Бросая на сердце цветы,
И мы, с нею в ногу шагая,
Беседуем с небом на ты.
Мы, воины, строго ударим
Рукой по суровым щитам:
Да будет народ государем
Всегда, навсегда, здесь и там!
Пусть девы споют у оконца,
Меж песен о древнем походе,
О верноподданном Солнца –
Самодержавном народе.
Настоящие имя и фамилия – Лотарев Игорь Васильевич
1887.4(16).05 – родился в Петербурге в семье офицера.
1896 – развод родителей, отъезд к родственникам отца в Череповецкий уезд Новгородской губернии, где закончил четыре класса реального училища.
1904 – вернулся к матери в Гатчину под Петербург.
1912 – сборники стихов «Качалка грцзэрки» (предисловие К. М. Фофанова) и «Очам твоей души».
1913 – сборник «Громокипящий кубок» – книга сенсационного успеха. Особенности своей поэзии Северянин так определил в 1924 году в «Воспоминаниях»: «Лозунгами моего эгофутуризма были: 1. Душа – единственная истина. 2. Самоутверждение личности. 3. Поиски нового без отвергания старого. 4. Осмысленные неологизмы. 5. Смелые образы, эпитеты (ассонансы, диссонансы). 6. Борьба со «стереотипами» и «заставками». 7. Разнообразие метров».
1914 – сборник стихов «Златолира».
1915 – сборники стихов «Ананасы в шампанском», «Victoria Regia» и «Поэзоантракт».
1917 – восторженно приветствует Февральскую революцию, видя в ней «жизни возрождение». Дальнейшее развитие событий разочаровывает Северянина.
1918 – в Москве на поэтическом вечере в Политехническом музее избран «королем поэзии», опередив Маяковского и Бальмонта. Выходит «Собрание поэз» в 4-х томах. Отъезд в Эстонию, где в результате немецкой оккупации и последующего отделения Эстонии оказался в изоляции. Почти безвыездно живет в деревне с женой. Выходят книги стихов «Менестрель» (1921), «Миррэлия» (1922), «Фея Eiole» (1922), «Соловей» (1923), «Медальоны» (1934) и др.
1925 – автобиографический роман в стихах «Колокола собора чувств», поэма «Роса оранжевого часа».
В последние годы пришел к прозрачному классическому стиху. Переводил Ш. Бодлера, П. Верлена, А. Мицкевича, эстонских поэтов.
1941 – умер в Эстонии.
Это было у моря, где ажурная пена,
Где встречается редко городской экипаж…
Королева играла – в башне замка – Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил ее паж.
Было все очень просто, было все очень мило:
Королева просила перерезать гранат;
И дала половину, и пажа истомила,
И пажа полюбила, вся в молитвах сонат.
А потом отдавалась, отдавалась грозово,
До восхода рабыней проспала госпожа…
Это было у моря, где волна бирюзова,
Где ажурная пена и соната пажа.
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Удивительно вкусно, искристо и остро!
Весь я в чем-то норвежском! Весь я в чем-то испанском!
Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!
Стрекот аэропланов! Беги автомобилей!
Ветропосвист экспрессов! Крылолет буеров!
Кто-то здесь зацелован! Там кого-то побили!
Ананасы в шампанском – это пульс вечеров!
В группе девушек нервных, в остром обществе дамском
Я трагедию жизни претворю в грезофарс…
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Из Москвы – в Нагасаки! Из Нью-Йорка – на Марс!
В те времена, когда роились грезы
В сердцах людей, прозрачны и ясны,
Как хороши, как свежи были розы
Моей любви, и славы, и весны!
Прошли лета, и всюду льются слезы…
Нет ни страны, ни тех, кто жил в стране…
Как хороши, как свежи ныне розы
Воспоминаний о минувшем дне!
Но дни идут – уже стихают грозы.
Вернуться в дом Россия ищет троп…
Как хороши, как свежи будут розы,
Моей страной мне брошенные в гроб!