Глава 1 ДЕРЕВО ИУДЫ

То, что выезд на это место происшествия будет чреват многими самыми неожиданными последствиями и не принесет ничего хорошего, было ясно почти с самого начала. С некоторых пор Екатерина Сергеевна, а проще сказать, Катя Петровская – криминальный обозреватель пресс-центра ГУВД Московской области, внимательно прислушивалась к своему внутреннему голосу.

На этот раз внутренний голос предостерегал недвусмысленно: нечего тебе делать в Старо-Павловске на этом происшествии. Не с такими впечатлениями следует уходить в очередной и такой долгожданный отпуск. Но не ехать туда Катя уже не могла: «Жигули» пресс-центра стремглав мчались (сильно сказано для этой развалюшки) по шоссе. Катя затаилась на заднем сиденье тихо как мышь. Прислушивалась к разговору коллег. Они говорили о том, что произошло. Надо же, думала Катя, это несчастье стряслось как раз накануне ее отпуска. И что самое главное – это уже не первый случай, который там происходит! Именно в том месте, где она и Нина собираются провести…

– Самоубийц обычно хоронят либо на самом краю кладбища, либо за оградой. Ни креста на могиле не полагается, ни памятника – один холмик. Когда Полунина хоронили, мы ездили похороны заснять. Мать его, старуха, все уговаривала местного священника, чтобы отпел всех, ну, всю их семью. А он жену Полунина и сына только отпевал, а самого-то… Даже гроб его в церковь запретил вносить. Во как!

В Кате же названная фамилия многое вызвала в памяти. Анатолий Полунин был прокурором Старо-Павловского района. И его трагическая гибель, и страшная кончина его семьи в мае этого года всколыхнули не только тихий Старо-Павловск, но и все Подмосковье. О трагедии писали газеты, а слухи ползли самые мрачные и противоречивые. И вот, не прошло и трех месяцев – сегодня как раз второе августа, – и в этом районе новое ЧП. И обстоятельства его кое в чем совпадают с…

В дежурной части главка Кате сообщили, что в район вместе с опергруппой срочно выехал Никита Колосов – начальник отдела по раскрытию убийств. И это известие Катю заинтриговало: в сводке ведь ясно сказано – «самоубийство». Зачем ехать на подобное происшествие Колосову? Или при осмотре места уже возникли какие-то сомнения? Что-то там нечисто и Никита лично отправился выяснять? Они подозревают инсценировку? И на самом деле гибель этого несчастного Михаила Ачкасова не самоубийство, а хладнокровно осуществленное убийство, замаскированное под… Но тут Катя оборвала себя: «Хватит, вечно ты торопишься. Сейчас приедем и все узнаем на месте».

В этот теплый и пасмурный августовский день городок Старо-Павловск встретил их сонной, ленивой тишиной. Катю всегда поражало то, как отличается в таких подмосковных городках ритм жизни от столичного. Кажется, недалеко от Москвы, а жизнь иная. Поля, заросшие травой, деревеньки, леса и перелески, и вдруг – этакое «новорусское» чудо, замок из красного кирпича под медной крышей, более похожий не на жилой дом, а на роскошный лабаз. А затем – снова поля, коробчонки хрущевок какого-нибудь рабочего поселка, издыхающий по причине кризиса заводик, и снова – поля, лес. А за ним – городок: главная улица, где все еще целы старинные купеческие дома (деревянный верх, каменный низ), церковь, коммерческие ларьки вокруг площади тесным хороводом, гипсовый памятник «вождю», сиротливо торчащий на пятачке перед зданием бывшего райкома, стекляшка бывшей же городской пивнушки, где теперь красуется горделивая вывеска: «Казино Фламинго». И – безлюдье на улицах, затененных липами. Только белье на балконах пятиэтажек парусом вздувается на ветру, хлопает да из какого-нибудь открытого окна на третьем этаже доносится песня Киркорова «Зайка моя».

Но Катя отлично понимала: сонная тишина и безлюдье – отнюдь не следствие лени горожан. Просто… В Старо-Павловске, по улицам которого она сейчас проезжала, из четырех местных предприятий работает лишь одно. И безработное население в основном мотается на заработки в Москву, а летом живет за счет огородов.

Водитель лихо свернул в кривенький проулок. Справа пошло какое-то чахлое редколесье. Таким Катя и увидела городской парк «Водник» – цель их путешествия. Они притормозили у парковой карусели, полуразвалившейся и ржавой. Здесь уже стояли два милицейских «газика» и «Скорая». Однако врачам на этот раз спасать кого-то было уже поздно. Местную карету «Скорой помощи» задействовали просто как труповозку.

То, что сотрудники пресс-центра здесь явно лишние, Катя поняла по мрачному виду главы местной администрации, прибывшего на место по звонку прокурора. Происшествие в парке было неприятнейшим ЧП для «тихого» района. Это был сор, который явно не хотелось бы выносить из избы.

Общее напряжение витало в воздухе. Катя отметила: на таком месте происшествия все чувствуют себя словно не в своей тарелке – и сотрудники милиции, и прокуратуры, и эксперты, которые ко многому по долгу службы привыкают, и даже сам…

– Что за порода, не знаешь?

Катя вздрогнула – Колосов. У начальника отдела убийств, она давно заметила, вредная манера подходить неслышно и брякать что-то прямо в ухо! Правда, в тот миг она вряд ли услыхала бы чьи-то шаги. Все ее внимание было приковано к тому, что колыхалось на ветру над самой ее головой в кроне самого обычного дерева, росшего на вытоптанной, захламленной мусором полянке на задворках старой карусели. Колыхалась же на ветру толстая бельевая веревка, одним концом обвязанная вокруг ветки.

– Дерева порода не знаешь какая?

Колосов легонько отодвинул Катю в сторону, она мешала эксперту фотографировать эту самую веревку и сук. Свободный конец, болтавшийся в воздухе, был аккуратно обрезан. Катя знала: при осмотре места подобного происшествия, когда на скончавшемся налицо признаки механической асфиксии через повешение, веревку всегда обрезают, никогда не трогая и не развязывая узлов удушающей петли. Этого требуют правила осмотра: чтобы сделать верный вывод о том, что же произошло с умершим, является ли он злосчастным самоубийцей или жертвой чьего-то преступления, патологоанатому для исследования потребны и бездыханное тело, и веревка, и сама петля.

Труп уже сняли с дерева. И теперь именно порода этого дерева отчего-то так интересовала начальника отдела убийств.

– Это осина, Катя. – Колосов потрогал шершавый ствол. – Снова осина, надо же… Как это ты сказала мне в тот раз? Дерево Иуды?

Странно, что он вспомнил. Никита вообще на удивление много помнил из того, что она ему говорила. Катя замечала это не раз. Вроде и не слушает тебя совсем, а сам… Про дерево Иуды она сказала ему в мае, когда в главке обсуждали гибель старо-павловского прокурора. На то место происшествия Катя не ездила. Колосов тогда сказал: «Он повесился на осине… надо же… Старая, гнилая, а рядом березы росли… Все ведь лучше бы, а?!»

Катя не могла ответить, чем лучше оканчивать жизненный путь в петле на белой березе, а не на горькой осине? Лишь сухо заметила, что если это и шутка – то дурная, а на осине еще Иуда повесился. Мол, есть притча такая евангельская. Видимо, несчастный самоубийца находился в таком состоянии, что ему было просто не до выбора «лучшего» дерева. Ее, помнится, тогда гораздо больше занимали ужасные подробности гибели семьи прокурора, а не смерть его самого. Решение уйти из жизни самому казалось хоть и не вполне понятным, но хотя бы закономерным после того, что он сотворил.

Но теперь замечание Колосова насчет дерева показалось ей странным: что он хочет этим сказать? Не то ли, что эта деталь наводит на размышления: в одном и том же городе в течение трех месяцев кончают с жизнью две весьма заметные, по провинциальным меркам, фигуры: прокурор и директор местного кирпичного завода. И в обоих случаях вешаются, избирая для этой цели осину – дерево Иуды. А ведь у прокурора Полунина имелся табельный пистолет. Пули, выпущенные из него, были извлечены патологоанатомом из тел его убитой жены и сына…

Катя все смотрела на болтающийся среди листвы обрезок веревки.

– Семья Ачкасова… Никита, с ними все в порядке? Они живы? – спросила она с запинкой.

– Угу. – Колосов прислонился спиной к соседнему дереву. – С ними ничего не случилось. Жена, сын… им еще утром сообщили. Я потом, возможно, к ним съезжу.

Катя хотела спросить, зачем ты туда сейчас поедешь? Но спросила другое:

– У Ачкасова было какое-то оружие? Дома или, может…

– В местном отделе зарегистрированными за ним числятся охотничье ружье и карабин иностранного производства. Кстати, подарок главы администрации к юбилею три года назад. Пятьдесят ему стукнуло. Оружие дома, уже проверили, в целости и сохранности. А тут у нас, – Колосов окинул взглядом дерево, – осина. На тело что ж не идешь взглянуть? Не любопытно, что ли?

– Никита, ведь это точно самоубийство? – Катя заглянула ему в лицо. Озадаченным начальник отдела убийств не выглядел. Скорее мрачным и усталым. Господи, он всегда прикидывается мрачным. Маска у него такая для солидности, дабы молодость скрыть. «Каменный лик, скупая мужская улыбка». Странные существа мужчины, ей-богу. Все строят из себя кого-то.

И все же подумать тут есть над чем: начальник отдела убийств – фигура архизанятая, и вот лично и срочно явился на это место происшествия, вроде бы по всем признакам первоначальным – бесспорное самоубийство. Может быть, он знал этого директора Ачкасова? Ведь и с прокурором Полуниным он определенно должен был встречаться…

Сама Катя о прокуроре Полунине знала лишь то, что он был переведен в Подмосковье из соседней области и не проработал в Старо-Павловске и двух лет. А про этого Ачкасова слухи и вообще были…

– Почему ты не отвечаешь, когда я к тебе обращаюсь? – спросила она. – Ты что, не желаешь со мной говорить?

Колосов и ухом не повел. Все его внимание было приковано теперь к почти акробатическому трюку: по указанию следователя прокуратуры один из оперативников с грехом пополам вскарабкался на злосчастную осину и теперь пилой (откуда она тут взялась?) отпиливал сук с веревкой. Видимо, следователь решил сохранить для экспертизы не только петлю, но и главный вещдок целиком. Смотреть на этот трюк было печально: опер чертыхался, пила то и дело застревала в древесине. Веревка болталась, точно дразня кого-то. Наконец отпиленный сук рухнул на траву, пребольно стукнув дежурного следователя, пытавшегося уловить драгоценный вещдок на лету, по рукам. Катя не стала дожидаться, когда следом за суком с осины шлепнется и опер.

Наверное, ей просто не следовало сюда приезжать. Ведь ясней ясного, что самоубийство (если эти данные подтвердятся) Михаила Ачкасова – отнюдь не тема для очередного субботнего очерка на страницах «Вестника Подмосковья».

И прежде Катя всегда обходила подобные темы стороной. Добровольный уход человека из жизни всегда окутан зловещей, недоброй и чрезвычайно личной аурой. И подробности всегда табу: почему, отчего, по какой причине человек наложил на себя руки – пустил пулю в лоб, повесился, выпрыгнул из окна.

В последние годы Катя наблюдала почти что эпидемию таких происшествий. В сводках еженедельно сообщалось о самоубийствах. Кончали с собой и мужчины, и женщины, и дети, и старики. Из посмертных записок, оставленных этими несчастными, можно было бы составить целую книгу, каждая страница которой, точно гноем, сочилась черной меланхолией, тоской, безысходностью и усталостью от всего на свете. Причины многих суицидов вроде бы лежали на поверхности и были понятны: нищета, неизлечимая болезнь, безработица, одинокая голодная старость, ревность, несчастная любовь или же еще банальнее – передозировка наркотиков. Но в каждом таком на первый взгляд объяснимом случае, по глубокому убеждению Кати, все равно крылась какая-то недобрая тайна, которой боязно было коснуться, как чего-то нечистого и заразного.

Прежде на места самоубийств Катя никогда не выезжала. Но вот в мае в Старо-Павловске произошло нечто такое, что заставило и ее, и многих других взглянуть на текущие события несколько иными глазами. Десятого мая, утром, жильцы дома по улице Речной – это был кирпичный дом улучшенной планировки, так называемое «дворянское гнездо», где получили квартиры отнюдь не рядовые жители Старо-Павловска, – неожиданно почувствовали на лестничной площадке сильный запах газа. Он шел из квартиры на третьем этаже, которую занимал районный прокурор Полунин вместе с женой и двенадцатилетним сыном. Соседи начали звонить в дверь Полуниных, но ответа не получили. Вызвали газовую службу, сотрудников жэка, местного участкового, попытались открыть железную дверь. Но она оказалась заперта снаружи на все четыре замка. Вызвали службу спасения, взломали дверь и…

Газовые конфорки плиты были открыты, а в спальне находились трупы жены и сына прокурора: у женщины два огнестрельных ранения в грудь, у мальчика – в голову. А спустя час за гаражами на пустыре был обнаружен и висящий в петле труп самого Полунина. В кармане его куртки лежали ключи от квартиры и табельный пистолет, в котором еще оставались патроны.

Баллистическая экспертиза установила, что женщина и мальчик были убиты именно из этого оружия. При осмотре тела Полунина все факты указывали на самоубийство. Вывод опергруппы, участвовавшей в расследовании, был категоричен: Полунин по неустановленной причине застрелил жену и сына, затем покинул квартиру, предварительно открыв на кухне газ и заперев дверь, и покончил с собой, повесившись на…

Колосов, как помнила Катя, тогда сразу же обратил особое внимание на породу дерева. Да, это была старая полусгнившая осина. Росла она в укромном месте за гаражами. Это, наверное, и привлекло самоубийцу. Странно, но по какой-то причине стреляться Полунин не стал, предпочел иной, более мучительный способ ухода из жизни.

Об этой трагедии ходило много слухов и толков. Чего только не приплетали в качестве причины! В одном лишь сходились: Полунин был в Старо-Павловске человек новый и чужой. Работал в должности недолго, с домашними, по скупым показаниям его матери (она жила отдельно, в деревне под Владимиром) и сослуживцев, вроде бы ладил. И тем не менее…

И вот теперь, когда ажиотаж вокруг этого дела улегся и городок успокоился, грянуло новое ЧП: повесился Михаил Ачкасов – человек в городе весьма заметный.

На это происшествие Катя решила поехать, потому что… Нет, это не было простым профессиональным любопытством. Два таких происшествия на тихий городок как-то уж чересчур много. Что же это – простое совпадение или же?..

Михаил Ачкасов был директором и фактическим владельцем единственного действующего в городе предприятия – завод изготавливал кирпич и прочие стройматериалы. Считался Ачкасов в городе очень обеспеченным, влиятельным человеком. Имел две квартиры в Москве и просторный дом-коттедж в пригородной зоне отдыха. За последние годы сменил пять иномарок. Был женат вторым браком, жена на восемнадцать лет моложе. Имел от нее сына семи лет. Перешагнув порог пятидесятилетнего юбилея и сколотив достаточный капитал (несмотря на кризис, дела его шли неплохо), Ачкасов, казалось, получил от жизни все, что желал: каждый год с семьей ездил за границу, красиво отдыхал, делал дорогие покупки и…

И вот в одно теплое и пасмурное летнее утро его нашли висящим в петле в городском парке за ржавой детской каруселью, давно уже растерявшей своих лошадок. И, как и при первом старо-павловском самоубийстве, при нем не было найдено посмертной записки: ни намека на причину, ничего.

Трупа Катя не увидела. Его увезли в морг. Туда же направился целый десант из местной прокуратуры и милиции.

Причина смерти Ачкасова, подтвержденная экспертизой, интересовала всех. А вот Колосов что-то медлил. Необычно, на Катин взгляд, было и то, что вместе с начальником в Старо-Павловск выехал и почти весь личный состав отдела по раскрытию убийств. И главковские сыщики зря, видимо, время не теряли. После осмотра места почти все они получили от Колосова какие-то задания. Так бывало, когда впереди маячило раскрытие «по горячим следам». Но ведь это явное самоубийство! Ачкасов повесился. Чего же здесь раскрывать?

– Ну, ничего больше не хочешь мне сказать?

Катя пожала плечами. Ей-богу, Никита какой-то сегодня чудной. То разговаривать не хотел, а теперь вдруг сам… Что он хотел от нее услышать под этой дурацкой осиной с отпиленным суком? И вообще, это ее работа задавать вопросы!

– Ты подозреваешь, что Ачкасова убили? – прямо спросила она. – Да? Его убили, а это инсценировка? Ну что ты так уставился на это дерево, Никита?

– Да так просто. – Колосов хмыкнул. – Значит, в отпуск собираешься, Екатерина Сергеевна? С завтрашнего дня?

Он снова проигнорировал вопрос. Можно подумать, у него язык отвалится сказать ей: «Катя, у меня серьезные сомнения в том, что этот деловой магнат уездного масштаба решил добровольно уйти…»

– Ладно, счастливо отдохнуть тебе. До встречи. – Колосов кивнул ей, засунул руки в карманы и неторопливо направился к дежурному «газику», поджидавшему его у карусели.

На обратном пути в Москву Катя решила сразу же после отпуска прояснить ситуацию со смертью Ачкасова. Быть может, к тому времени объявятся так называемые «вновь открывшиеся обстоятельства»? Но отложить дело в столь долгий ящик не удалось. Едва она переступила порог кабинета, ей позвонили. Это была редакторша «Криминальной хроники недели». Что-то в программе «не состыковывалось», позарез нужна была свежая информация – «забить дыру в эфире». Узнав по каким-то своим каналам о происшествии в Старо-Павловске, она поинтересовалась: делались ли какие-либо съемки на месте происшествия? Узнав, что делались, возликовала: выпуск спасен! И вот, в тот свой последний рабочий день Кате пришлось задержаться допоздна: срочно готовить материал для передачи, используя снятые на месте кадры. В ее репортаже, который готовился к субботнему выпуску, происшествие в Старо-Павловске было представлено как трагедия самоубийства. Однако она просто не могла удержаться от того, чтобы не щегольнуть собственной псевдоосведомленностью, намекнув все же на некие «весьма загадочные причины трагедии, к прояснению которых уже приступили следственные органы».

Загрузка...