Дверь за Арсением закрылась бесшумно, как все двери в детских учреждениях. Нетравматично. И от этого ему по-настоящему стало жутко. Будто ему нетравматично отрубили голову. Снова. Из-за живучести и регенерации он был лишен того, что спасает других обезглавленных – моментальной смерти. Поэтому в тот раз ему доставалась долгая, нестерпимая боль. И после возвращения головы на плечи он еще полгода болел ангиной и говорил шепотом – берег голосовые связки.
В общем, на его памяти это было самое жуткое, так что не удивительно, что сейчас ему пришло в голову именно это. Всё-таки в этой школе произошло невероятное. Был убит школьник. Дети неприкосновенны.
Последние законы установили детский возраст до двадцати пяти лет и самые жестокие наказания за преступления против ребенка, создание угрозы его жизни и здоровья. Арсений не вникал как работают законы, если они не касались его. А ему удалось на суде доказать, что возраст биологический важнее возраста физиологического. Так что он был совершеннолетний. Давно.
И детьми не интересовался совсем. Однако всё-таки знал, что преступлений против них становилось всё меньше, и уж такого не было… в их городе лет двадцать, не меньше. Школа пока тщательно следила за тем, чтобы информация не вышла наружу, но Арсений не обманывался. Не пройдет и недели, как это здание начнут осаждать журналисты, следователя сменят на какого-нибудь с «лицом» и именем, а детей родители заберут по домам. И ничего уже разузнать не удастся.
Арсений вздохнул. Те, кто его направил, не волновались за наказание виновного и расследование. Их беспокоило другое. Ошибка. Могла ли здесь крыться ошибка их НИИ, могло ли оказаться так, что замена каких-то генов привела к этому.
Одиннадцать процентов населения Земли. Это много. Очень много. И если у каждого внутри спит эта ошибка, ученые должны узнать об этом самыми первыми. До того, как по миру прокатится волна паники и сметет адаптированных.
Ведь перед паникой все равны, и одиннадцать процентов, будем честными, это очень мало.
Но всё-таки школа производила тягостное впечатление, и Арсений не понимал почему. Сам он проучился в школе до седьмого класса, пока вдруг не обнулился после неудачного падения с эскалатора. Это было очень давно, и его школа была всем хуже этой школы-интерната, хотя была для своего времени неплохой. И всё же Арсению категорически тут не нравилось. В животе забурчало, а пальцы начало пощипывать.
Арсений закатил глаза. Серьезно? Организм снова пытается выработать стрекательные клетки? Не убить бы кого-нибудь нечаянно. А то будет номер!
– В школе сейчас карантин, – куратор седьмого Б, в который предстояло «вливаться» Арсению, вела его через учебную часть школы, чтобы он мог оглядеться. Окна во весь рост, постоянный доступ к дневному свету. При этом опасные лучи всё равно задерживались умным климат-контролем от их коллег из Заслона. Эти адаптированные дети могли не бояться ожогов агрессивного солнца, но к чему напрасные проверки?
Большое количество мирно журчащих фонтанчиков – адаптированные дети потребляли много чистой воды. Тихие затемненные уголки для релаксации с мягкой спокойной музыкой и рекреационные зоны с рассеянным светом и бесформенными, на первый взгляд, но комфортными креслами вместо стульев.
Арсений вдруг понял, что очень давно не отдыхал. Он постоянно искал ошибку в собственном коде ДНК и полностью вычеркнул из своей жизни все остальное. И даже не знал, что мир стал… таким совершенным. Его создали люди, с которыми он переписывался в корпоративной почте и ходил в одну столовую – их НИИ был построен рядом с крупнейшим филиалом Заслона и рекреационную зону для сотрудников сделали общую. Даже жаль, что Арсений пользовался только столовой.
– Карантин? – тем не менее повторил он за куратором. – Заразное что-то?
Куратор вздрогнула.
– Надеюсь, что нет, – через силу улыбнулась она. – В любом случае, в твоем классе все здоровы. Не переживай. Врачи следят, чтобы ни у кого больше не появилось симптомов. Конечно, лучше бы тебе перевестись к нам попозже…
Незаконченная фраза повисла в воздухе. Арсений поспешил грустно вздохнуть и пожать плечами. По легенде он тоже был не в восторге от перевода, но отцу требовалось уехать, и элитная школа-интернат оказалась единственным выходом.
Куратор тоже вздохнула, но улыбнулась уже более искренне.
– Теперь надо разобраться, куда тебя поселить, – они остановились в жилой части интерната. Откуда-то вкусно пахло котлетами, и Арсений тут же загрузился новой мыслью. Он раньше не задумывался об этом, но дети-растения – они вегетарианцы или нет? Или это неважно?
Что вообще известно про самих детей? Арсений мог много сказать про код каждого, про то, как шла работа над их геномом. Но он ничего не знал про них, как личностей. Индивидуумов. Они были адаптированы. Как он к бессмертию, только к жизни в современном мире. Им не был страшен поредевший озоновый слой. Они, кажется, продуцировали кислород, хотя Арсений никогда не интересовался, как так получается. С этими отрезками ДНК, что отвечали за функции растений в отдельно взятом организме, занимался не он. Его дело было искать мутации, на место которых можно было встроить выбранные коллегами белки.
И сейчас он сильно пожалел о том, что не поинтересовался этим.
– Арсений, ты береза или ель? – неожиданно спросила куратор, заметно нервничала. – Прости, в твоей карточке нет информации.
Арсений моргнул.