…Те две важные вещи, что мы поняли на определённых этапах науки об искусственном интеллекте: первая – создать сегодня обладающую самосознанием искусственную систему относительно несложно, настоящая проблема – сделать такую систему «умной»; вторая – живые нейроны по отдельным важным для нас возможностям превосходят кремний, графен, оксид или нитрид галлия и куда более неприхотливы, нежели квантовые вычислители. Возможно, что будущее искусственного самосознания главным образом находится в рамках химерного подхода, сочетания преимуществ живых нейронных структур и других компонентов…
Ло Минчжу. «Wetware и аугментации центральной нервной системы: раскрывая потенциал». International Journal of Automation and Computing, 2031
2082, весна
Я знаю, тебе снятся сны. Вглядываюсь в составленные мозговой активностью картинки. Некоторые довольно чёткие, другие – словно пятна Роршаха, в которых я пытаюсь что-то угадать. То, что видится тебе. Когда же ты проснёшься?..
2082, лето
– Привет. Здесь свободно? – Девушка, невысокая, светловолосая, указывает на стул напротив.
– Привет, – он улыбается. – Но я кое-кого жду.
– Ты меня не узнал? Ты ведь и есть тот самый Алан, верно?
– Карла?..
В голове всё ещё остаются смутные ощущения от предыдущего видения, но они стремительно тают. Алан моргает, глаза несильно слезятся, приспосабливаясь к освещению.
Комната с белыми стенами, пространство залито в меру ярким светом. Алан здесь не один. В помещении стоят двое, женщина и мужчина. Алан хорошо помнит женщину. Это одна из его матерей. Её прическа не такая, как раньше (когда? сколько прошло времени? что именно произошло?), рыжие волосы уложены назад.
Не получается пошевелить ни рукой, ни ногой, даже шея упрямо отказывается подчиняться, только веки и глаза.
Он пытается задать вопрос, но что-то мешает.
– …Стоит блок, чтобы избежать травм при пробуждении… снимать постепенно…
Механические руки быстрыми и предельно точными движениями освобождают нижнюю половину лица от чего-то напоминающего маску.
Ещё одна попытка.
Алан слышит свой голос:
– Где я?
Слова даются трудно, выходит почти шёпот.
Женщина – её зовут Джоан – наклоняется к нему.
– Не волнуйся. Всё будет хорошо.
Почему-то Джоан вызывает у Алана неприязнь, он не может вспомнить точно, по какой причине.
…Лежащий Алан видит перед собой женщину. Её имя Джоан, она – его мать. Она говорит что-то. Он не может пошевелить ни рукой, ни ногой, даже приподнять голову.
– Где я?..
– Функции памяти явно ещё недостаточно восстановились, но это, скорее всего, временно. Пока всё идет в соответствии с планом.
– Подобные нарушения ожидались?
– Да. – Джоан и Кох шли по коридору центра Чёрчленд. – Вполне возможно, они пройдут уже в ближайшее время, – мужчина сделал паузу. – Кстати… Ваш сын произнёс какое-то имя. Карла?.. Кто-то из его знакомых?
– Да, – сказала холодно Джоан. – Одна его знакомая.
– Как он?
– Пока трудно утверждать что-то наверняка, по крайней мере он бодрствует, – ответила Джоан. – Проводят кучу разных тестов, я ещё не знаю подробностей.
Эмме хотелось наконец разрушить неопределённость и одновременно она боялась худшего. Месяцы ожидания, сомнений, страхов…
Джоан старалась выражаться как можно осторожнее:
– Ты же знаешь, как всё серьезно… Я имею в виду, надежды есть, реальные надежды, но это уникальный случай… Никто точно не знает.
– Ты что-то недоговариваешь.
«Да уж, молодец. Умеешь успокоить и подбодрить», – подумала Джоан. Но, с другой стороны, не врать же. Она сама волновалась не меньше Эммы и хорошо представляла себе её состояние, но что могла сказать? Какую-нибудь глупость вроде «всё будет хорошо»? Заранее наобещать невесть что?
– У него сейчас проблемы с памятью. Фиксационная амнезия – проблемы с запоминанием нового и частично с долговременной памятью. Пока. Такое может быть из-за того, что его обновлённый гиппокамп ещё не функционирует как надо.
– Может, мне стоит…
– Лучше чуть позже. С ним сейчас работают специалисты. Я и сама пролезла только как участница проекта.
Джоан боялась: сейчас супруга начнет кричать, обвинять её. Но ничего такого не произошло.
Они стояли, прижавшись друг к другу, в коридоре приемной Чёрчленд-центра: одна очень худая, с длинными, распущенными тёмными волосами, другая чуть пониже, рыжая.
Джоан услышала, как Эмма тихо проговорила имя.
«Алан».
В ту ночь, когда Джоан пришла домой, жёны занялись любовью. На голове Эммы была шапочка транскраниального интерфейса, Джоан использовала имплантаты. Подключённые к маленькой локальной сети для двоих, женщины ласкали друг друга ещё и ментально, с помощью согласованных, «утверждённых» за время их отношений стимулов. Какие-то направлялись одной партнёршей к другой волевым усилием, какие-то возникали непроизвольно. Интерфейс по умолчанию не был предназначен для межмозгового сообщения, функционал был расширен с помощью стороннего ПО. Как часто пишут в инструкциях, «производитель не несёт ответственности» – но в данном случае всё было достаточно безопасно и отлажено на совесть. Очень невысокая степень интеграции и небольшой разлад «эго», дающий лёгкое ощущение ассоциации себя с партнёршей. Первой кончила Эмма, транслируя в сеть букет чувств и доводя до оргазма теперь уже Джоан.
Потом они вдвоём долго лежали вместе в полутьме спальни и болтали, делясь тревогами и надеждами. Интерфейс был всё ещё активен, и это помогало общению, напрямую раскрашивая разговор эмоциональным многоцветьем.
Утилита-будильник в заранее заданное время пробудила Джоан, изменив режим активности мозга. Джоан ушла из дома очень рано, проспав от силы часа четыре и не став будить жену; она оставила Эмме личное сообщение о том, что снова отправляется в Чёрчленд-центр.
2081, осень
Очередное непримечательное утро очередного непримечательного дня, похожего на сотни других. Джоан встала за три минуты до утилиты-будильника. Эмма спала рядом: распрощавшись недавно с местом представительницы пищевого концерна, она находилась в поисках нового (частая смена работы давно не была для неё чем-то необычным). Сын, очевидно, уже отправился в школу. Итак, что ожидает сегодня? Две пары, старомодные живые лекции перед двумя потоками, затем можно не возвращаться домой, а поработать прямо в университете. Опять Эмма будет ныть, но, хочется надеяться, быстро отойдёт. Джоан искренне ценила их отношения, до сих пор, но порой работа на дому у неё просто не шла. Слишком много отвлекающих факторов, возможно?..
Она аккуратно начала вылезать из постели, чтобы не разбудить жену. Кажется, удалось…
Чёрт.
Эмма, всё ещё с закрытыми глазами, издав тихий стон, повернулась в сторону Джоан, затем с трудом приоткрыла веки.
– Спи.
– Во сколько ты придёшь? – проговорила Эмма сонным голосом.
Лучше сразу признаться.
– Я сегодня задержусь немного, может, около шести вернусь.
– Опять будешь торчать в университете? Я тебя ненавижу. – Эмма слегка потянулась, зевая.
– Взаимно.
– Алан уже ушёл?
– Судя по времени, думаю, да. – Было восемь утра.
Джоан быстро поцеловала жену в щёчку. Та, снова закрыв глаза, свернулась на постели, будто огромный эмбрион. Джоан поднялась и направилась на кухню. Обычная рутина – чистка зубов, душ, приведение всех имплантатов в активный режим.
В голове пронеслась до боли опостылевшая заставка «Sieve». «Только то, что интересно вам». Нейросетевой сервис обещал защиту от вездесущей рекламы и отбор новостей в строгом соответствии с интересами пользователя. Да, конечно, говорите об объективности вашего фильтра после прошедшей избирательной кампании! Надо сменить, кстати. Как-нибудь позже. Хороший фильтр – необходимость, если не хочешь утонуть в море сетевой информации.
Микроволновка. Кофе.
Одежда – как обычно, штаны и рубашка. Черные матовые туфли.
Джоан решила ещё раз заглянуть в спальню. Эмма, похоже, уснула. Жена не стала её тревожить и направилась к входной двери.
Джоан спустилась на лифте вниз, прошла к выходу. На улице раннеосенняя благодать – не чета летней парилке. Вспомнился жуткий июнь этого года. Минувшее ванкуверское лето было воистину кошмаром – оно выдалось особенно влажным и притом жарким.
Путь пролегал до ближайшей станции наземного метро – пройти метров сто, подняться по лестнице на платформу и немного подождать поезда до университета.
Людей в вагоне хватало, однако Джоан не пришлось стоять. Она вывела из спящего режима оставшиеся имплантаты, затем, читая краем внимания фид, активировала нужный паттерн, чтобы легко взбодриться. На станции «Беррард-Стрит» в вагон зашла пара тинейджеров, парень лет пятнадцати на вид и девушка примерно того же возраста с зелёными волосами. Они активно жестикулировали. У обоих, должно быть, линзы, но почему-то не используют функционал полностью – может, устают глаза или просто хотят всамделишно кидаться смайликами, словно снежками, и тому подобные глупости творить (сомнительное развлечение). Движения одетых в полупрозрачные эффекторные перчатки рук молодых людей напоминали одновременно представление клоунов-мимов и разговор на языке жестов.
Парень, махнув рукой, случайно задел Джоан по лицу, после чего рассыпался в извинениях.
«Чёрт».
Но Джоан ничего не сказала, лишь снисходительно улыбнулась, затем принялась снова изучать материал лекции, держа на периферии сознания фид.
Примерно через час её снова ждет знакомая публика – меньшинство, действительно ценящее живые лекции, и те, для кого всё это, напротив, лишь формальность. Ну и, конечно, непременная когорта вейстеров, которые то и дело отвлекаются, – большая часть таких быстро отсеивается, но кто-то да остаётся до последнего курса. Всегда. Тотально зависимые от инфопотока социальных медиа и не умеющие с ним справляться должным образом, с приобретённым дефицитом внимания, они испытывают сложности с концентрацией. Джоан их по-своему жаль.
В отличие от них, Джоан способна совмещать просмотр фида с более серьёзными делами – спасибо модифицированному мозгу. Правда, всё равно приходится пользоваться фильтром.
…Университет, конец линии. Пора выходить.
После лекций Джоан покинула огромную гулкую аудиторию и направилась в исследовательское крыло комплекса. Вполне ожидаемо, там больше никого не было. Вот и прекрасно.
Когнитивно Джоан и так заметно отличалась от простых людей, но в ближайшие часы она должна была стать ещё более модом. Компьютер проверил идентификатор. ОК. Можно подключать облачные модули. Она делала это уже много раз, но до конца, видимо, так и не свыклась с изменением восприятия реальности, когда дополнительные мощности меняют привычный взгляд на вещи.
Предстояло в связке с напарниками, искусственными интеллектами, проанализировать логи новой нейронной модели, а затем внести точечные правки. Джоан прекрасно понимала, что это работа инженера, а не исследователя её специальности, но деньги имели значение, особенно сейчас.
Джоан работала уже два часа. Фид всё так же оставался где-то в углу сознания, постоянно пополняясь. Почему-то привлекла внимание запись об аварии. Ванкувер. 14:12. Метропоезд сошёл с рельсов. Погибших нет, десять раненых. Что она делает в фиде? Обычно такое фильтруется, происшествия Джоан привыкла смотреть отдельно. Внезапно возникло чувство тревоги – чутьё мода.
Алан или Эмма? Кто-то из них был там, и поэтому сообщение получило приоритет и попало в ленту?
Надо быстро позвонить и проверить. Да ну, чушь. А если нет?..
Алан не отвечает. Тревога усилилась.
Входящий.
«…Миссис Мейерс, мне очень жаль… авария на линии наземного метро… сход с рельсов… вагон рухнул на велосипедную дорожку… ваш сын… госпиталь…»
Сначала она сообщила Эмме – на случай, если та была ещё не в курсе (как действительно и оказалось). Потом быстро сохранила работу, выключила компьютер, заперла дверь и буквально побежала к лифту.
«Как же долго», – судорожно думала Джоан, ожидая, когда уже дверцы лифта распахнутся и выпустят её в вестибюль.
2059
Дождь.
Было около четырёх, и Эмма, выйдя из кафе, собиралась к Пондероса Коммонс.
Но увидела эту девушку. Снова.
Та шла куда-то вдоль Агрономи. Лицо было почти скрыто капюшоном тёмного худи, но Эмма безошибочно её узнала. Изменился сердечный ритм, снова пришло волнение.
«Ох, опять она».
Эмма вдруг подумала: почему бы не пройтись? Моросящий дождь – в сущности, не проблема.
Хорошо бы, конечно, найти хоть слабый повод…
Ею овладела неуверенность. Но она вдруг плюнула на все сомнения и неспешно побрела вслед за девушкой.
«Поздравляю, теперь ты вытворяешь ещё более стрёмные вещи. Преследуешь людей в реале. И даже не пытайся оправдываться тем, что тебе просто захотелось пройтись».
Эмма шла, глядя перед собой, и думала. О том, что она сейчас делает. О том, что, закончив учебу, возможно, больше никогда не увидит эту девушку. Не потому, что не сможет в принципе – у неё может просто не оказаться оправданий для самой себя, чтобы приходить сюда вновь, даже если она не покинет Ванкувер. А уж написать ей – казалось страшным и почти невероятным. Примерно как подойти и заговорить.
Девушку звали Джоан. Эмма уже успела провести своего рода маленькую исследовательскую работу; она знала, что Джоан временами ведёт практические занятия у студентов, специализирующихся в компьютерных науках. Могла бы поискать по фото, но не решилась сфотографировать на линзы, а уж тем более на смартфон – даже смотреть старалась осторожно, боялась, что будет заметно, изучила расписание, узнала её имя и фамилию. Джоан Мейерс. Порылась в соцсети и без особого труда нашла профиль (кажется, даже не фейковый, но довольно плотно закрытый настройками приватности) да короткое приложение с рейтингом и информацией для работодателей. На всём этом пути не покидала мысль: «Эмма, что же ты, чёрт подери, творишь?» Не то чтобы она была погружена в свои изыскания с головой – нет, просто словно между делом – почему бы не вбить в поиск имя? Потом, снова увидев Джоан где-нибудь, почему бы не… поглядеть на неё подольше (конечно же, очень, очень осторожно)? Интересно, куда она идёт?.. Почему бы не пойти за ней?..
Эмма как будто сдерживала нечто, не давая тому проявиться в сознании со всей ясностью.
Дождь усилился. Не страшно – Эмма была одета подобающе, её куртка с капюшоном и штаны из непроницаемого для воды материала не давали промокнуть. Не защищённой от влаги оставалась лишь часть лица.
Эмма толком не знала, куда идёт, – просто плелась следом. Вот они свернули с Агрономи на Уэсбрук.
Эмма заметила, что расстояние между ними уменьшилось. Сама она не ускорялась – похоже, это Джоан стала идти медленнее. Между ними было всего шагов пятнадцать…
Прошли остановку около корпуса отделения психиатрии. Эмма вдруг подумала: интересно, а почему девушка идёт пешком?
Сомнения начали одолевать с новой силой. Возможно, глупостей на сегодня уже достаточно. Пора возвращаться. Обратно к остановке. Или перейти на противоположную сторону и добираться на автобусе другим маршрутом, с поворотом на Юнивёрсити-бульвар, правда, в таком случае придётся ещё прогуляться пешком… Нет, лучше первое. Эмма повернула назад.
– Эй.
Она замерла как вкопанная.
– Да, я к тебе обращаюсь.
Эмма испуганно обернулась. В её сторону, не торопясь, шла Джоан. В её голосе не было агрессии, как и в выражении лица, насколько Эмма могла видеть. Возможно, даже… любопытство?
Уже пять шагов.
Два.
«Вот чёрт».
Один.
– Я…
– Ты шла за мной от самого корпуса, где я работаю.
– Да. Я просто…
– Преследовала меня, – спокойно и твёрдо констатировала Джоан. – Ну, ничего не хочешь мне сказать?
Эмма понятия не имела, что ей делать.
Джоан вздохнула.
– Ты думаешь, я раньше ничего не замечала? Шатаешься рядом, как привидение, пялишься на меня и не предпринимаешь ни малейшей попытки подойти и просто заговорить. Так что когда сегодня ты в конце концов потащилась за мной, я подумала: может, хоть в этот раз приблизишься и заговоришь? Но, видимо, ошиблась.
И тут из уст Эммы слова прорвались потоком:
– Прости! Да, да, я натыкалась на тебя, и часто смотрела, даже видела твою страничку, узнала, как тебя зовут. Я не знаю, что на меня нашло, я была как… зомби… И всё мое поведение, всё это так… так глупо.
– Ну, вот это уже получше. – И другим голосом, потише, Джоан сказала:
– Никогда больше так не делай.
«Всё, это конец».
Джоан продолжила:
– Кстати, как тебя зовут?
– Эмма. Эмма Карпенко, – она назвала свою фамилию. Она знает фамилию Джоан, так что это будет справедливо.
– Угу. – Джоан на несколько секунд словно задумалась о чём-то. – А теперь, если не возражаешь, мы зайдём под крышу вон той остановки, потому что у меня, блин, всё лицо мокрое от этого чёртова дождя, и мне это не нравится, не знаю, как тебе, а он всё никак не прекратится.
«Зайдём под крышу остановки? Зайдём?!»
– Да, конечно. – Эмма даже нашла в себе силы улыбнуться.
Вокруг было не очень людно, а на остановке вообще никого.
– Не хочешь сказать ещё что-нибудь? В принципе, я могу это сделать вместо тебя, конечно, но не пора ли само…
– Ты мне нравишься, – выпалила Эмма. Хуже уже всё равно ничего быть не могло.
На лице Джоан предсказуемо не было ни тени удивления.
– Ну вот, наконец-то. Почему ты так боялась об этом сказать? То есть я понимаю, но всё-таки почему?
– Ну… мне было страшно, и к тому же… я вообще не знаю, нравятся ли тебе женщины.
Эмме показалось, что Джоан едва заметно ухмыльнулась.
– То есть я хочу сказать, я вообще сильно сомневаюсь, что даже так…
– А теперь послушай. Меня раздражало, даже бесило то, что ты меня преследовала. Это действительно неприятно. При определённых обстоятельствах я поступила бы гораздо жёстче, и для тебя твоя затея плохо бы закончилась. Но, думаю, ты выучила урок, и в принципе, мне кажется, ты не плохая и вряд ли такое поведение обычное для тебя дело. И, кстати… Я нашла в сети пару профилей под твоим именем. Твой – с андроидом на аватарке?
Эмма за весь разговор не заметила у Джоан характерного движения глаз, выдающего использование линз.
– Да… Как… Когда?
– Пока мы разговаривали. У меня имплантаты, – сообщила Джоан.
Эмма не считала себя модофобкой, скорее даже презирала подобные взгляды, и потому подавила мимолётно проскочивший в уме социальный стереотип «будь начеку, они не такие».
– Ты ведь нормально к этому относишься, а?
– Да. Конечно, да.
– Я отправила тебе запрос на добавление в ленту. Проверь.
Эмма движениями глаз открыла свою страничку и проверила. Она делала это быстро, но в сравнении с Джоан была просто черепахой.
– Да, всё так. Я добавила.
– О, дождь закончился. Наконец-то. А теперь я пойду. Поговорим позже. Пока.
– Да… Пока.
Джоан удалилась, а Эмма некоторое время продолжала стоять, стараясь навести в своей голове хотя бы относительный порядок.
Запись из дневника:
«09/13/2048
Сегодня после занятий Лиза привела меня на заброшенную стройку на окраине. Конечно, мне было интересно побыть с ней, к тому же не торчать дома. Серьёзно – я так рада, что она есть у меня и что она моя подруга. Я всё чаще думаю о ней в последнее время.
Немного побродив, мы уселись на недостроенном крыльце подъезда. Это здание на холме, и оттуда классный вид на дорогу. Стройплощадка совсем заросшая: трава, кусты, деревья. Был уже вечер. Я почему-то подумала про нас: «Двое сидят на краю мира». Там было так красиво.
Мы сидели, болтали о разном и пили пиво. Я сначала не хотела, но Лиза меня убедила. Не знаю, как она купила или вообще откуда достала. Сначала мне казалось, что со мной ничего особенного не происходит, но постепенно начала чувствовать себя немного по-другому. Я никогда не пила раньше. Мне как будто стало немного легче. И потом мне даже захотелось обнять Лизу, но я этого не сделала.
Я пришла домой часов в десять, наверно. Мать, конечно, принялась меня допрашивать и опять ныть. Шла бы она.
Сейчас уже за полночь, и я думаю про Лизу и про то, что она для меня значит. Мне кажется, она мне нравится. Не как подруга, а как девушка. Если я хочу быть с ней честной, я должна буду сказать ей. А что будет потом? Может, я только всё испорчу. Я не знаю, стоит ли мне говорить. К тому же я всё-таки ещё сама не уверена, что чувствую. Но хотя я даже немного волнуюсь, я всё равно очень рада, что завтра снова увижусь с Лизой.
А для моей дорогой консервативной матушки будет дополнительный повод поворчать на меня, если она узнает. Она открыто не высказывается, конечно, но ей никогда не нравилось, что меня привлекают девочки. Но и чёрт с ней. Это не настолько меня беспокоит. Просто ещё чуть больше будет трепать мне нервы».
2081, осень
Центр Чёрчленд. Большое десятиэтажное здание. Стоявший у дверей мужчина приблизился к Джоан.
– Здравствуйте. Вы – Джоан Мейерс, я не ошибся?..
– Я вас слушаю.
– Миссис Мейерс, – представитель Центра произносил слова медленно, словно с трудом, – я понимаю, как вам нелегко…
«Ну конечно, уж ты-то понимаешь».
Он представился как Лайам Кох. Личная встреча проходила в самом Центре. Они сидели друг напротив друга в небольшом, скорее, даже тесном офисном помещении: Джоан – спиной к двери, Кох – около окна, за столом.
– Давайте ближе к делу. Вы уже сообщили кое-что. – Вчерашний звонок стал для Джоан настоящей неожиданностью. – Стоит обсудить подробности.
– О, разумеется.
– Итак… О каких конкретно методах речь?
– Вам, возможно, случалось слышать о проводившихся по нашей инициативе опытах на приматах с серьёзными поражениями головного мозга?
«Он что, имеет в виду…» Ну да, конечно, что же ещё? Те самые эксперименты на шимпанзе, которые, из-за невозможности согласовать их условия с принятыми в Канаде этическими стандартами по отношению к приматам, пришлось проводить в Сибирско-Дальневосточной республике. Результаты оказались потрясающими, гнев эго-защитников – тоже.
– Да, и это было очень впечатляюще, но… – Джоан остановилась. – Если вы намереваетесь использовать ту же технологию в случае с моим сыном, то это плохая идея.
– Миссис Мейерс, с тех пор мы успели продвинуться далеко вперед. Вообще, это уже качественно новый уровень в сравнении с тем, что было. И мы прекрасно отдаём себе отчёт в когнитивных различиях между видами. Сейчас у нас есть всё – техника, математические модели, специалисты. Кстати, нами использованы в том числе некоторые наработки по матмоделированию из вашей последней публикации, – добавил он.
«Ты серьёзно думаешь, что меня этим можно купить? А теперь всё-таки давай взглянем правде в глаза, Джоан, – сказала она себе. – Твой сын, если всё оставить как есть, вполне возможно, скоро умрёт. Его состояние – хуже некуда. Почему ты так неуверенна?»
– Что ж, ваше учреждение, безусловно, имеет очень хорошую репутацию… – («Да в своё время я бы обмочилась от радости, если бы могла устроиться туда работать». ) – Но мне бы всё-таки хотелось ознакомиться с некоторыми… м-м… техническими подробностями. Я, конечно, не столь высококлассный специалист, но в чём-то разбираюсь.
– Мы можем дать вам такую возможность. Скажу больше: я как раз собирался сообщить, что мы готовы предоставить вам работу в проекте.
«О, да неужели?»
Кох добавил:
– И, миссис Мейерс, смею вас заверить, вы явно недооцениваете свои профессиональные способности…
«Ну конечно, я же, блин, способна на равных тягаться с хайвами и прочими интеллектуальными монстрами. Само собой».
– …Даже история вашей научной карьеры, ваше рвение…
«Твою мать, у тебя вообще есть чувство меры?»
Положение Джоан было неловким. Ей было совершенно ясно, что её банально покупают, прикрываясь при этом дешёвейшей лестью, но отказываться было бы непростительной глупостью.
То, что они предложили работу, было для Джоан всё-таки довольно неожиданно.
Неужели они думают, что ей не хватило бы надежды на спасение Алана, поданной хоть в каком-то виде, и для верности решили подбросить ещё приманку?
Самое смешное, что и в этом случае отказывать неправильно. Проблемы с деньгами давали о себе знать, и…
Наверное, глупо – но почему-то кажется, что так она была бы ближе к сыну. Хоть немного.
– Ладно, хорошо. – Джоан снова взяла в руки стакан. Пальцы так плотно сжали стекло, что ей казалось, ещё чуть-чуть – и он лопнет в ладони. – Я согласна с тем, что вы предлагаете. Однако мне нужно поговорить с женой, думаю, вы понимаете.
– Разумеется.
«Поговорить с женой».
Джоан была почти уверена, что Эмма тоже согласится, но разговор тем не менее обещал быть непростым.
2082, лето
Эмма проснулась около девяти утра. День был свободен – смена в баре (под фармой, иначе к середине смены будешь как выжатый лимон) только послезавтра. Не обнаружив рядом Джоан, женщина не слишком удивилась. Просмотр сообщений лишь подтвердил догадку.
«Я ушла на работу. Тебя будить не стала. Если будет что-то важное – сразу сообщу. Целую». Ниже было добавлено: «Спасибо за то, что было ночью».
Эмма знала, что слова были искренними – то, что она чувствовала во время их связи, было трудно подделать, если вообще возможно. По крайней мере, ей очень хотелось верить в это. С тех пор, как Джоан устроилась на новую работу, они довольно мало времени проводили вместе. Гораздо меньше, чем хотелось бы. Джоан теперь была загружена сильнее, чем в дни преподавания и исследовательской деятельности в университете Британской Колумбии. Временами казалось, что она просто одержима новой работой, но Эмма не считала себя вправе осуждать супругу, даже зная, что та находится в проекте на вторых, если не на третьих ролях. Джоан вполне могла бы делать всё дистанционно – но редко этим пользовалась. Такое положение вызывало неприятные чувства. Когда жена оставалась работать дома, Эмма старалась не отвлекать её, как бы того ни хотелось. Она видела, как Джоан погружается в работу, не желая признавать своей незначительности в общем деле. Это место было для неё дополнительным стимулом, брошенной ей костью – если вдруг одной надежды на возвращение Алана окажется мало. Возможность чувствовать себя сопричастной процессу, а не просто сидеть и ждать результатов, и, конечно, приличная зарплата. Проект хорошо финансировался сверху – со стороны Министерства здравоохранения, военных (их интересовали перспективные приложения в сфере искусственного интеллекта), а также из негосударственных источников.
Несмотря на очевидность того факта, что сын много значил для Джоан, отношения этих двоих были непростыми. Однажды во время разговора, переросшего в ссору (всё началось со спора, насколько значимы жизни эго-систем помимо человеческих, но то, похоже, был лишь повод), Алан сказал матери, что ненавидит её, и Джоан просто взорвалась. Эмма тщетно пыталась успокоить обоих – они словно не замечали её. В тот субботний вечер Алан ушёл и вернулся лишь на следующий день. Пока Джоан, всё ещё кипя, медленно успокаивалась, Эмма без конца пыталась дозвониться Алану, но он упорно отказывался отвечать. Наконец три часа спустя Алан позвонил сам. Он сказал, что ему есть где переночевать. Эмма волновалась за сына и заснула лишь далеко за полночь. По возвращении Алан получил из уст Джоан вымученные извинения. Эмме удалось убедить её сделать этот скромный шаг к примирению, смирив до сих пор, похоже, кипящий внутри гнев. Алан кивнул, сказал, что тоже наговорил лишнего, и закрылся в своей комнате. Всё это напряжение было вызвано не одной только разницей в этических позициях, и Эмма это хорошо понимала. В частности, Джоан недолюбливала девушку Алана, Карлу, и порой отпускала в её адрес едкие шуточки и неодобрительные комментарии. В таких случаях обычно тихий Алан вспыхивал, не скупясь на ответные словесные удары.
Карла Уилсон… Эмма знала о ней мало. Года на полтора старше Алана. Довольно милая. Алан не горел желанием посвящать мать в подробности, да она и не пыталась его расспрашивать. Отец Карлы, судя по всему, был человеком достаточно обеспеченным, и занимался эго-этичным бизнесом по производству одежды; больше Эмме ничего не было известно. Вскоре после происшествия Карла, сама не своя, связалась с Эммой, и потом всё это время то и дело старалась узнавать, как Алан. Нет, думала Эмма, то, что между ними – не простое баловство.
Карла присылала деньги на счёт Эммы. И та продолжала их принимать даже после того, как Джоан стала получать значительно больше на новом месте. Эмме было почему-то очень трудно сказать Карле «нет». Да и мало ли что могло случиться, так ведь? Но, все равно, Эмме также было и весьма неловко.
Эмма старалась общаться с Карлой сама по себе, не сообщая об этом Джоан. В последний раз, когда эти две встретились (Карла ждала Алана, пока тот собирался), кончилось плохо. Джоан подошла к девушке и негромко, с холодной насмешкой спросила: «Ну и как? Ты его уже трахнула? Тебе понравилось?» Эмма помнила до сих пор: они стоят друг напротив друга, Джоан смотрит на Карлу, та сжала кулаки и словно вот-вот скажет что-то в ответ, но спустя секунду поворачивается и, ни слова не проговорив, выходит за дверь. Эмма ошарашена, она не ожидала услышать такое из уст жены. Наконец подходит Алан и сразу замечает, что Карла ушла. На его лице появляется недоумённое выражение, но, увидев Джоан, он как будто всё понимает и быстро выскакивает наружу.
То был не единственный раз, когда поведение Джоан отталкивало и даже немного пугало. Время от времени Джоан совершала неожиданные поступки и говорила неожиданные слова, а иногда создавалось впечатление, будто она каким-то образом знает больше, чем все остальные вокруг. Возможно, зачастую так и было – расширенное рабочее пространство сознания поднимало способности Джоан к анализу и синтезу до недоступного обычным людям уровня. Даже с работающими не в полную силу имплантатами её перекроенный мозг работал иначе. К её чести, Джоан не хвастала фактом своего превосходства. Да и факт этот имел издержки. Регулярные посещения психиатра не были для неё формальностью: для каждого, уходящего всё дальше от ментального уровня кроманьонца, существуют значительные риски. Неучтённая индивидуальная особенность может привести к серьёзному расстройству после комплексной перепланировки или даже простого курса стимуляторов мозговой активности. Сами психотерапевты и психиатры, практически все – усовершенствованные и тщательно отлаженные в соответствии с профессиональными стандартами, обычно работают в связке с ИИ, часто в режиме глубокой интеграции, а не только используя в качестве экспертов-консультантов. Мало того, что специальность не из легких – для чистого, без правок, человека может оказаться просто невозможным иметь дело со сверхинтеллектуалом. Но кто бреет брадобрея? Психиатров как-то аттестовывали, должны были… Но если сам психиатр зашел далеко в своем совершенствовании, кто адекватно проверит его? Другой такой же? Как именно это работает? Мысли, типичные для модофобов, пресловутая концепция «кризиса доверия» по отношению к людям с расширенными возможностями и сложным ИИ. Вот только на деле всё работало куда лучше, чем могло казаться технофобам. Эмма корила себя за то, что в некоторые моменты жизни, пусть и в очень малой степени, позволяла себе подобные страхи. За всё проведённое вместе время она лишь изредка испытывала это гадкое, нежеланное отчуждающее чувство. И когда оно появлялось, Эмма изо всех сил старалась его прогнать.
Так. Привести себя в порядок после сна, одеться…
Скоро, согласно расписанию, должны были доставить завтрак. Услуги были оплачены на месяц вперёд, при желании можно было легко и быстро изменить заданное меню или вообще отказаться от доставки. Эмма вспомнила, как ей самой приходилось быть доставщицей еды. Ужасная, выматывающая работа.
Минут через десять пришел курьер. Эмма взяла заказ и поблагодарила работника – молодого паренька. Закрыла входную дверь, вернулась на кухню и сделала эспрессо.
Закончив с едой, допив кофе и прибрав за собой, Эмма позвонила Карле. Как бы к той ни относилась Джоан, стоит сообщить об изменении состояния Алана.
Карла ответила довольно быстро.
– Да, миссис Карпенко?
В её голосе Эмме послышались нотки волнения.
– Здравствуй, Карла… – Замявшись со вступлением, Эмма решила сразу заговорить по существу:
– Я знаю, ты очень волнуешься за Алана, и есть новости.
– Что с ним?
– Похоже, он… начинает приходить в себя. Правда, пока мало что известно точно. – Здесь голос Эммы слегка дрогнул.
– О, большое спасибо, что вы позвонили, миссис Карпенко. Когда… когда я смогу его увидеть?
Вопрос мог показаться слегка наивным, но было бы странно, если бы она его не задала.
– Честно сказать, не знаю. Пока что трудно сказать. Я обязательно сообщу тебе, как станет известно.
– Да, конечно. Хорошо. Я всё понимаю. Ещё раз спасибо вам, что позвонили, миссис Карпенко.
– Карла, и ещё… Я бы хотела поблагодарить тебя за помощь.
– О, не стоит. Если что-то нужно, только скажите.
– Э… нет, спасибо. Пока ничего.
Эмма вспомнила, который час, и почувствовала себя глупо. Она не знала в подробностях, чем занимается Карла, но время для звонка более чем вероятно было не самое удобное.
– Кстати, извини, может, сейчас тебе неудобно говорить?
– Нет-нет, всё нормально.
Они распрощались.
«Вряд ли девчонка так плоха, как думает Джоан», – сказала себе Эмма.
Она снова взглянула в окно. Погода была ясная, яркий солнечный свет и редкие облачка на светло-голубом небе. Согласно прогнозу, к полудню должно было разойтись до тридцати по Цельсию, не меньше. Выходной обещал быть жарким, как и всё лето в этом году. Внизу проезжали автомобили, характерно шурша шинами – видимо, недавно прошёл дождь и покрытие пока оставалось влажным.