Зеркало
Первое правило большой любви: влюбись в себя – создай конкуренцию.
Эта фраза, брошенная когда-то ее матерью, стояла у нее перед глазами с самого утра. Даже сейчас, перед зеркалом, вглядываясь в себя, она задавалась вопросом: Любит ли она себя? Нет, не любит. Иначе бы и вопросов не возникало. У людей, которые любят и ценят себя, таких вопросов не стоит. Им просто негде стоять, нет места, все занято любовью? Сначала к себе, потом уже ко всем остальным. Именно любовь к самому себе и создает конкуренцию вокруг. Посмотрела она на сидящего за столом мужа. У того конкуренции не было.
– Ты сама загоняешься, я чувствовал, что сегодня вечером такое будет. Тебе нельзя так много работать.
– Угу. Придумай причину. Все молодые люди отдыхают, ездят, получают удовольствие от жизни, а вы нашли себе дурочку, которая еще и сама себя обеспечивает, вообще париться не надо, еще дела будет разруливать, вот лафа. Адьос, я так жить не буду и пофиг даже, что все эти свадьбы напрасно и т. д., я не своей жизнью вечно живу, когда ты это поймешь?
– Вот это совпадение, и я не своей.
– Я не буду рожать тебе детей, чтоб потом быть как в тюрьме привязанной. Я так и не успела пожить нормально, ты меня просто в клетку загнал. Вся жизнь: работа – кухня – болтовня о старых – работа – работа – работа – работа – кухня – болтовня. Максим! Мне не пятьдесят лет! А двадцать пять! Ты забыл? Мне скучно, я не вижу направления, ты меня никуда не ведешь. Можешь сваливать все на работу, которую ты сам мне подкинул, чтобы я не скучала и не сидела у тебя на шее, ты можешь свалить на что угодно, а я смотрю на молодых людей, свободных, не ограниченных всякой чушью, и мне завидно! Я сбегу, точно.
– Если это правда, то, что ты говоришь, то жаль. А если тебе трудно, то нет никакой надобности в твоей работе. Я могу тебя обеспечить, ты это знаешь.
– Мне тоже жаль. Прикольно, что я тебе нужна для работы по дому. Можно на мои желания забить полностью. И быть с папой.
– Не только.
– Ты даже не представляешь, как мне сейчас жаль! Я-то думала, что все поменяется, особенно после свадьбы, но нет, старая песня продолжается. Уже два года мне лапшу на уши вешаешь, а я повелась, какой смысл было выходить замуж, чтобы потом дальше страдать. Просто чтобы понять все и оценить, видимо.
– Свадебное путешествие не проблема, ты сама знаешь, в чем проблема, я даже не хочу сейчас об этом говорить. Мне жаль, что я не знал раньше твоего отношения к моему отцу. Хотя раньше он тебе даже нравился. Что случилось?
– Я попала не в свое поколение. Да, ты сделал мне предложение, правда через несколько лет. Так что это было похоже на какое-то противостояние. Так предложения не делаются. Я живу в каком-то пробеле.
– Согласен, я затянул со свадьбой. Я сам от этого пострадал. После этих событий мне самому надо научиться себя контролировать, ты не понимаешь, что такое, когда невозможно отключить голову. Эти мрачные мысли, это убивающее давление мыслей.
– Может, без меня у тебя получится лучше. Вот здорово: у тебя мрачные мысли, а я должна из-за этого ненавидеть свою жизнь. Без меня ты прекрасно все контролировал, и жил, как хотел. Что у меня, карма, что ли? Я-то при чем тут? Я тоже хочу жить, а ты мне не даешь. В театр ты купил билеты, в Испанию тоже и многое прочее, да? Если бы я тебя в кино не таскала, вообще бы никуда не выходил из своей трехкомнатной конуры. Жизнь – тоска, я вижу, что тебе самому ничего этого не надо. Хоть что-нибудь бы придумал, чтоб медовый месяц скрасить, так нет: «Дай мне с папой побыть». Ты с ним всю жизнь и так будешь.
– В Мариинский пойдем на следующей неделе, я уже присмотрел билеты.
– Мне можно несколько лет обещать. Идите вдвоем. Не, с тобой на концерт не сходить – ты не любишь, попутешествовать не съездить – ты не любишь, людные места ты не любишь. Разные интересы, я хочу, чтобы мои интересы поддерживали. Ты нет. Я уеду на следующей неделе.
– Куда?
– Не знаю. Надеюсь, ты найдешь, куда мне можно уехать.
– Хорошо, найду.
– Как ты быстро все решаешь. Не хочешь – уезжай. Все вот так вот просто у тебя.
– Не говори ерунду. Не просто. Не хочу, чтобы ты страдала. Как когда-то страдала Анна.
– О, давай, вспомним еще твою бывшую жену. Может, ты к ней вернешься? Идиллия. Я думаю, она с радостью примет.
– Мне надоела эта чушь.
– Мне тоже. Страшная вещь – осознать все это сейчас.
Потом она подолгу собирала изуродованное долгим плачем лицо у зеркала. То оставалось таким же изможденным для нее и еще более милым для меня. Я не знал, почему они так реагируют на какие-то мелочи, что для меня не стоили ровным счетом ничего. Я не знал, почему женщины могут так страдать со мной. Иногда я даже начинал искать в себе того самого эгоиста, что испортил их жизнь, чьей единственной целью было размениваться ими и пользоваться. Размениваться до тех пор, когда мелочь эту можно будет отдать в добрые руки, кинуть какому-нибудь попрошайке в ладонь, пользоваться до тех пор, пока они не дойдут до того самого состояния б/у, когда они попадут под программу утилизации. Чем больше они пытались мне это внушить, тем меньше я им верил, тем больше отстранялся, обрастал корочкой противоречий. Таня, собрав силы, снова пришла в гостиную, где я уткнувший в экран, пытался в очередной раз отстраниться.
– Да какой ты мужчина, трахал меня четыре года, чтобы потом вот так выкинуть на улицу.
– Таня, никто тебя не выкидывает, ты сама все время норовишь уйти, во-первых, во-вторых, если ты все же соберешься, я позабочусь о твоем благоустройстве, сниму тебе квартиру.