– Papá рассердится.
– Кого это волнует? Он всегда сердится. К тому же он не наш настоящий papá.
Джулиан выговаривает Маркусу уже в миллионный раз, подумал Джеймс. Маркуса или Марка, как стал его называть Джеймс, должно быть, уже тошнит от отношения старшего брата. Джеймса определенно тошнило.
Стоя в дверях конференц-зала, он смотрел, как Джулиан бросил в стекло шарик из жеваной бумаги. Именно этим он и занимался все то время, пока Джеймс был с Томасом. Шарики из жеваной бумаги украшали стекло, словно падающий снег. Джулиан рвал салфетку, скатывал из нее шарики, смачивал слюной и выстреливал ими через пластиковую трубочку для содовой, которую дети нашли в комнате для ланча. Липкий шарик ударялся в окно и прилипал к стеклу.
«Хватит».
– Джулиан, – властно сказал Джеймс. Этот тон он слишком быстро освоил после «первой встречи» с мальчиками в декабре.
Джулиан дернулся. Он бросил соломинку под стол для заседаний.
Джеймс, прищурившись, посмотрел на шедевр из жеваной бумаги. Ну и ужас.
Большинство офисных сотрудников уже ушли домой. Он оставил мальчиков в конференц-зале с пакетами чипсов и содовой из автоматов. Вероятно, идея была не самая лучшая, но после отъезда из Штатов много лет назад у него были проблемы с хорошими идеями.
Джеймс посмотрел туда, где сидел Марк. Крошки от чипсов усыпали пол вокруг его стула и выглядели, словно облетевшая краска на занавесе.
– Давайте-ка уберем за собой. Нам пора идти.
Джулиан фыркнул. Короткий, резкий выдох поднял его челку.
– Куда?
– Домой.
– Мы продали наш дом.
– Не начинай, Джулиан, – предупредил Джеймс. – А теперь убери за собой.
Мальчик тяжело вздохнул, подобрал соломинку и бросил ее в корзину для мусора.
– Отличное попадание, – похвалил его Джеймс. Парнишка был прирожденным спортсменом. Джеймс видел, как Джулиан вел футбольный мяч на пляже, где он и его приятели играли в футбол, как регулярно забрасывал трехочковые мячи в баскетбольную корзину на подъездной дорожке позади их дома в Пуэрто-Эскондидо.
Джулиан искоса посмотрел на Джеймса, закинул на плечо рюкзак, встал со стула и направился к двери.
– Ты ничего не забыл?
Плечи мальчика поникли, он развернулся, шаркая ногами. Джеймс указал на окно.
– Ладно, как скажешь. – Джулиан бросил рюкзак на стул, с которого только что встал.
– Ты тоже, Марк. – Джеймс указал на пол.
Малыш посмотрел вниз. Его губы округлились, он был явно удивлен беспорядком. Марк сполз со стула и начал подбирать крошки, отправляя некоторые в рот.
– Не ешь их.
Сын поднял глаза. На нижней губе повис чипс. Он смахнул его рукой.
– Lo siento, pa… То есть прости, папа.
Джеймс провел рукой по лицу. Опустился на колени рядом с Марком.
– Нет, это моя вина. Я не хотел набрасываться на вас. Давай-ка я тебе помогу.
Он сложил руки лодочкой и жестом показал Марку, чтобы тот высыпал в них крошки от чипсов.
– По этому ковру ходили люди. Что, если они до этого наступили на собачьи какашки?
Марк сморщился.
– Какашки? – Он хихикнул, слово показалось ему забавным, потом склонил голову к плечу. – Что такое какашки?
– Собачье дерь… – Джеймс спохватился и покачал головой. – Ну, по-испански это caca.
Губы Марка растянулись в стороны.
– Противно, да?
Марк закивал и вытер язык тыльной стороной руки. Джеймс рассмеялся:
– Думаю, с тобой все будет в порядке.
Он выбросил крошки в мусорную корзину, потом собрал цветные карандаши, разбросанные по столу. Его внимание привлек открытый блокнот Марка. Набросок волчьей головы был примитивным, но явно превосходил возможности обычного шестилетки.
– Это нарисовал ты? – Джеймс указал на набросок.
Марк подтащил блокнот к себе, закрыл его и убрал в открытый рюкзак.
– Очень хорошо. – Джеймс передал малышу пенал с карандашами. Сын избегал отцовского взгляда, как будто похвала его смутила. Марк убрал пенал в рюкзак и закрыл «молнию».
Джеймс вздохнул, гадая, удастся ли ему достучаться до этого ребенка. Если не считать потери памяти, то он остался все тем же парнем. Он по-прежнему их отец. Остается надеяться, что когда-нибудь Марк это поймет. И Джулиан тоже.
Джеймс подошел к Джулиану, очищавшему окно, сам снял несколько шариков. Их руки соприкоснулись.
Джулиан отшатнулся:
– Я понял.
– Хорошо, – так же коротко ответил Джеймс. После шести месяцев, прожитых под одной крышей в Пуэрто-Эскондидо, они начали говорить одинаково. Возможно, всегда так было. Джеймс оставил мальчика заканчивать уборку.
Джулиан выкинул бумажные шарики в мусорную корзину, отряхнул руки, потом насухо вытер их о свои джинсы. Надев рюкзак, он вышел из конференц-зала. Марк обошел Джеймса по большому кругу и побежал следом за братом.
Джеймс с силой выдохнул, взял рюкзак Марка и закинул его на плечо. Один веселый день отцовства в Штатах заканчивался. И впереди их еще множество.
Джеймс стоял вместе с мальчиками в пустой прихожей дома, в котором он провел свое детство. Не считая нескольких предметов мебели – материнского дивана фирмы «Хенредон и Шонер» в гостиной и антикварного итальянского стола из древесины грецкого ореха в столовой, – дом был пуст.
Джулиан бросил рюкзак на пол и ударом ноги послал его к стенке.
– Жуть. Где мы будем спать?
Хороший вопрос. Есть надежда, что остались хотя бы кровати.
Было уже больше десяти. Слишком поздно, чтобы искать отель в этом районе, где жители работали полную рабочую неделю. Джеймс провел сыновей по дому, бросив коробку с остатками пиццы на стол в кухне.
Марк втянул носом воздух и сморщился:
– Здесь воняет.
Да, это точно. Как только они открыли дверь, Джеймс сразу почувствовал застоявшийся, кислый запах «старого дома», который когда-то ассоциировался с его умиравшим отцом. Но был еще и тонкий аромат пудры, как будто испортились любимые духи его матери. Это напомнило Джеймсу о том, как он тут рос и почему проводил столько времени в доме Эйми.
– Дом долгое время стоял закрытый. Запах выветрится, как только мы откроем окна, – сказал он сыну.
Марк подошел к высоким стеклянным дверям большой комнаты и прижался носом и ладонями к стеклу. Он внимательно вгляделся в темноту заднего двора.
– А где пляж?
– Его здесь нет, – с этими словами Джулиан рухнул на кожаный диван. Эта вещь была слишком новой, чтобы принадлежать матери. Томас, должно быть, привез его сюда со склада Донато. Хорошо бы он привез еще и кровати.
– Здесь есть пляж. – Джеймс сурово посмотрел на Джулиана и подошел к Марку. – Но до него двадцать минут. Позади дома – лес. Утром я вам покажу. Мы сможем пойти в поход. Если нам повезет, мы увидим рысь.
Руки Марка сжались в кулаки. Он закусил нижнюю губу. Джеймс принял это за признак интереса.
– Так где мы будем спать? На полу? – Джулиан надел наушники и включил музыку на своем айфонe.
Джеймс вздохнул. Господи, только бы им не пришлось спать на полу. Томас сказал, что оборудовал дом всем необходимым. Полотенца, посуда, молоко, кое-какие продукты. Джеймс надеялся, что Томас не забыл про одеяла и подушки. И про пиво.
Рот наполнился слюной. Джеймс не отказался бы от холодного темного пива после такого дня. Они провели на ногах почти двадцать четыре часа. Мальчикам удалось поспать несколько часов во время пересадки в Мехико, но Джеймс боялся закрыть глаза: вдруг мальчики исчезнут, когда он проснется. Поэтому он не спал.
Он с легкостью решился продать дом и галерею в Пуэрто-Эскондидо. Он бы еще раньше вернулся в Калифорнию, если бы не сыновья. Они не хотели уезжать. Сказав об отъезде впервые, он время от времени напоминал им о «большом приключении», давая возможность свыкнуться с этой идеей. Они закончили учебный год. Он решил подождать лета, чтобы было время привыкнуть к новой обстановке. Кроме того, ему пришлось ждать визу для мальчиков и собственные документы, удостоверяющие личность.
Вскоре Джулиан и Маркус привыкли к мысли о переезде. Но потом перед их домом появилась табличка «ПРОДАЕТСЯ». В этот момент идея стала реальностью, и Джеймс мгновенно превратился в «плохого парня».
И уже устал играть эту роль. Ему просто хотелось устроиться и наверстать то, что он упустил в своей жизни. Дети приспособятся. В конце концов, они привыкнут к переезду и к нему. Джеймс на это надеялся.
Марк зевнул. Джеймс осторожно потянул его за рукав рубашки.
– Идем, сынок. Давай найдем тебе кровать.
Они нашли большие кровати с подушками, одеялами и постельным бельем в старых спальнях Джеймса и Томаса. Марк заныл. Он не хотел спать один. Под нажимом Джеймса Джулиан неохотно предложил разделить кровать с младшим братом.
Джеймс принес багаж из машины, которую для него купил брат, помешанный на экологии, – капризную «Тойоту Приус», – и повел мальчиков по коридору.
– Какая комната? – Джеймс указал на дверь своей детской, потом на дверь комнаты Томаса.
– Вот эта. – Джулиан вошел в комнату слева. Бывшая спальня Джеймса. Он и сам удивился тому, как было приятно, но ни слова не сказал об этом Джулиану. Иначе парень тут же передумает.
Джеймс показал им ванную, потом подождал, пока они готовились ко сну. Как только мальчики устроились под одеялом, Джеймс нагнулся, как будто для того, чтобы поцеловать Марка в макушку. Пальцы мальчика сжали простыню, которую он натянул до подбородка. Джеймс замер, нависая над сыном. Все эти разговоры Джулиана о том, что Джеймс не их «настоящий папа», привели к тому, что Марк был сбит с толку и держался с отцом отстраненно. Мальчик намного теплее относился к своим учителям и соседской собаке. Но Джеймс их хотя бы обнимал, а сам он уже и вспомнить не мог, когда кто-то обнимал его. Ему клали руку на плечо или дергали за руку, чтобы привлечь внимание.
Джеймс выпрямился и только взъерошил Марку волосы. Если бы он позволил себе большее, сын отстранился бы от него еще сильнее.
Марк улыбнулся и уютнее устроился под одеялом. Воздух в комнате был прохладнее по сравнению с сухими, солеными ночами в Пуэрто-Эскондидо.
Джулиан, одетый в поношенную футболку и спортивные шорты до колен, расположился поверх одеяла на другой стороне кровати и по-прежнему слушал музыку. Джеймс указал на свои уши и знаком приказал Джулиану снять наушники.
– Спать. Немедленно.
Джулиан выдохнул, раздувая щеки, словно рыба. Повернувшись на бок, он сорвал наушники и бросил их вместе с айфоном на прикроватную тумбочку. Он лежал к Джеймсу спиной, через несколько секунд его дыхание стало ровным. Он уже спал.
– Спокойной ночи, – прошептал Джеймс с порога. Он выключил свет и прикрыл дверь, оставив щелку, в которую проникала полоска света из ванной.
Произнесенное шепотом «спокойной ночи» настигло его, когда он уже отвернулся. Джеймс замер, смаргивая подступившие слезы. Осознав слова Марка, он произнес про себя молитву.
Джеймс вернулся в кухню. Ставя в холодильник пиццу, он нашел на верхней полке упаковку пива. «Слава богу». Открыв бутылку, он вдохнул ореховый аромат эля. Мышцы, напряженные после путешествия, расслабились. Он выпил половину бутылки и только после этого прислонился к кухонному столу. Джеймс скрестил руки на груди, бутылка висела в его пальцах. Он вдохнул, долго и глубоко. Глаза закрылись.
Наконец-то он дома, но не по-настоящему дома.
Это был не его дом.
Впрочем, и в Мексике он не был дома, поэтому и оставил ту жизнь позади. И не только потому, что Калифорния ему знакома, но и потому, что у Карлоса было все то, что хотел иметь Джеймс до несчастного случая, – художественная галерея, чтобы выставлять свои работы, учебный класс, чтобы учить других, мастерская для работы, идеально расположенная, с полноценным дневным светом. И еще картины Карлоса, превосходящие умения Джеймса.
Как бы ни было стыдно это признать, Джеймс завидовал тому человеку, которым он был в Мексике.
Он оттолкнулся от стола и вытянул руки над головой. Спина ныла, ноги болели. Чувствуя беспокойство, он выглянул в окно и подумал, не отправиться ли на ночную пробежку. Он бы так и поступил, если бы мог спокойно оставить детей одних. Они еще слишком маленькие, и это их первая ночь в чужой стране и в чужом доме. Именно здесь несколько месяцев жил Фил перед тем, как его арестовали.
Сквозь стекло Джеймс смотрел на темные дубы и ели, которые летом выглядели так мирно. Время возрождения и обновления. Но зимой деревья казались мрачными и зловещими, их ветки были голыми и изогнутыми, словно кости.
Скелеты, похожие на Фила.
Осталось шесть дней до его выхода на свободу. Шесть дней, чтобы придумать, как не встречаться с ним и с остальными членами семьи. Приедет ли Фил в этот дом, раз уж он жил в нем до тюрьмы?
Взгляд Джеймса метнулся к задвижкам на задней двери. Выругавшись сквозь зубы, он отправил себе напоминание по электронной почте.
СМЕНИТЬ ЗАМКИ.
Сунув телефон в задний карман, он оглядел комнату. Сдерживаемая энергия пробежала от дрожащих пальцев до сведенных судорогой икр. Может быть, его старая беговая дорожка все еще стоит в гараже.
Джеймс отправился туда, включил свет. Светодиодные лампы залили светом гараж на четыре машины, и Джеймс судорожно вздохнул. Он знал, что его вещи здесь, и из прошлой жизни, и те, которые доставили из Мексики. Но знать и видеть – это две разные вещи.
Куча его вещей занимала места двух машин, картонные коробки напоминали толстые квадратные колонны. В них было все, что он захотел сохранить из своей жизни в Мексике, которой лучше бы и не было вовсе, и из жизни до того, которой он жить не собирался. Залитые ярким светом, две его жизни слились на гладком бетонном полу.
Джеймс вошел в гараж, привлеченный крупными черными буквами на коробках. «Материалы для живописи». Он медленно провел рукой по словам, узнав почерк Эйми. Когда она это упаковала? До того, как нашла его, или уже после? Он не мог представить, насколько трудными были для нее месяцы после того, как Томас объявил о его смерти. От желания уберечь ее, от одной только мысли об этом у Джеймса едва не остановилось сердце.
Слова расплылись, и во второй раз за этот вечер глаза Джеймса увлажнились. Он не сомневался, что Эйми сложила все его вещи аккуратно и по порядку, даже зная, что он никогда ими больше не воспользуется.
И скорее всего так оно и будет. Голод, заставлявший его творить, делиться своим видением мира, исчез.
И Эйми исчезла тоже.
Джеймс ударил кулаком по коробке и вернулся в дом.