У него что-то с легкими, говорили врачи. И с костями. И с сердцем. Со всеми важными органами. И еще аллергия почти на все. Что-то очень серьезное, но непонятно, что именно. Доктора разводили руками. Ноя осматривали все медицинские светила страны, но никто так и не разобрался, в чем дело.
Тогда Саймон мало что понимал, но теперь понимает. Он вырос вместе с болезнью младшего брата, жил рядом с нею с самого начала. Все, что он знал, изменилось. Все, к чему он был привязан, должно было так или иначе исчезнуть. Но он понимал, что так надо.
О домашних животных не могло быть и речи, потому что у Ноя на них аллергия. Таксу Саймона Чипсу пришлось отдать в семью тети Хельги. Теперь у нее новый дом, новые товарищи для игр – два двоюродных брата Саймона. Но он до сих пор жутко скучает по Чипсе и вспоминает о ней каждый день. Эту таксу ему подарили родители, когда ему было четыре, и тот год, что они провели вместе – до рождения брата, – был лучшим годом в его жизни. А потом появился Ной, и уже через несколько месяцев стало ясно, что Чипса не может остаться у них.
Они пытались найти решение. Например, постоянно держать Чипсу в комнате Саймона и не давать ей бегать по дому, но это было уже совсем грустно. Поэтому таксу пришлось отдать.
– Собаке нужна свобода, – сказал Саймону папа. – Ей нужен дом, где можно резвиться в саду, а не сидеть запертой в одной комнате. Ты понимаешь, да, Саймон? Ты уже большой мальчик. Поэтому я с тобой говорю как со взрослым. Ты знаешь, что так будет лучше для Чипсы.
Да, Саймон все понимал. Отдать Чипсу тете было в миллион раз лучше, чем вернуть ее в приют, чего он больше всего опасался. Ему совсем не хотелось кому-то ее отдавать, но это действительно был единственный выход.
Поначалу он навещал Чипсу достаточно часто. Тогда это еще было можно. Он приходил играть с Чипсой при каждой возможности, держал ее на коленях, водил на прогулки. Но каждый раз, когда он возвращался домой, ему надо было сразу же складывать всю одежду в стиральную машину и принимать душ. Но даже при всех предосторожностях у Ноя иногда случались приступы аллергии. Его болезнь никогда не давала забыть о себе.
Со временем Саймон стал навещать Чипсу все реже и реже, отчасти потому, что такса ужасно расстраивалась, когда он уходил. На самом деле, от этих встреч было больше расстройства, чем радости. Саймон всегда приходил ненадолго, и после каждого его визита Чипса часами печалилась, что ее снова бросили.
– Все-таки надо ее отпустить, – сказала мама однажды вечером. – Твоя тетя мне говорила, что Чипса подолгу грустит и тоскует, когда ты уходишь. Так нельзя обращаться с собакой. Ей нужно привыкнуть к новой семье, но она не сможет привыкнуть, если ты постоянно находишься рядом. Ты понимаешь, Саймон?
Да, он все понимал. В который раз. И почти перестал ходить к Чипсе, потому что действительно понял, что от этих визитов всем делается только хуже. Он тоже печалился, и тосковал, и даже плакал тайком, когда ему пришлось в очередной раз прощаться со своим лучшим другом. На первом месте был Ной. На первом месте всегда был Ной.
О кошках, конечно же, тоже не могло быть и речи. От них много шерсти. Даже соседскую черную кошку, которая время от времени заходила к ним поиграть и хорошо ладила с Чипсой, теперь не пускали к ним в дом. Раньше Саймон всегда ее гладил, но теперь ему не разрешали к ней прикасаться. И никаких кроликов, даже в вольере в саду. Потому что каждая шерстинка, принесенная в дом, могла спровоцировать у Ноя аллергическую реакцию. Куры, гуси, даже альпаки – Сайман предлагал все, что можно, в надежде, что ему все-таки разрешат завести питомца.
Саймон с самого раннего детства любил животных и мечтал, когда вырастет, стать ветеринаром или работником зоопарка. Он часами смотрел видеоролики о животных или документальные фильмы о зоопарках. Из всех одноклассников он был единственным, кто точно знал, чем ему хочется заниматься во взрослой жизни. Может быть, это была компенсация за все то, чего он был лишен в детстве.
– Лысые кошки? – предложил Саймон однажды за воскресным обедом. – Ну, знаете… такие страшненькие, совершенно без шерсти. Они и на кошек совсем не похожи, но они добрые и по-своему милые. Наверное, я бы смог к ним привыкнуть. У них нет шерсти, а значит, у Ноя не будет на них аллергии.
Родители переглянулись, и как только мама заговорила, уже по ее голосу стало понятно, что его предложение не примут.
– Саймон, – ласково проговорила она. – Лысые кошки действительно милые и очень добрые, и самое главное – дорогие. Их нельзя выпускать на улицу, и они требуют тщательного ухода. Сейчас у нас нет возможности заботиться о такой кошке. Один ты не справишься, а у меня просто нет времени еще и на кошку. Ты же все понимаешь, да, Саймон? Нам нельзя заводить никаких животных.
– Тогда, может быть, рыбок? От них уж точно нет никакой шерсти.
Мама вздохнула, а папа нахмурился. Они задумчиво переглянулись. Папа пожал плечами, мама улыбнулась. И они неожиданно согласились.
– Две рыбки в аквариуме в твоей комнате, и ты сам чистишь аквариум раз в неделю. И следишь, чтобы Ной не трогал рыбок руками и не прикасался к грязной воде.
Честно сказать, Саймон был даже рад, что ему не разрешили завести лысую кошку. Ему не очень-то нравились такие кошки. Они называются сфинксами, и в них действительно есть что-то от сфинксов. На людей они смотрят свысока, как на каких-то неполноценных созданий. Такая кошка есть у его друга Дитера, который и подал ему идею. А рыбки – это нормально и даже здорово. Ухаживать за ними и разговаривать с ними стало его хобби и страстью. Конечно, они ему не отвечали. Но все равно хорошо, когда есть кому высказать свои печали.
И они живут долго, довольно долго. Он нашел информацию в интернете, что при хорошем уходе золотые рыбки могут прожить двадцать лет, и это здорово. Это прекрасно.
Удаление Чипсы из дома было только началом. Пришлось убрать все ковры и сменить мягкую ворсистую мебель на кожаную, деревянную или пластиковую, которую легче чистить от пыли. Саймону запретили приводить в гости друзей, потому что у всех были дома животные. И его не пускали в гости к друзьям, чтобы он не принес домой шерсть животных. Те же правила касались и тети Хельги. Все встречи с родственниками проходили в кафе или ресторане, на нейтральной территории. Двоюродные братья Саймона даже не знали, как выглядит изнутри его дом. В последнее время он с ними общался в основном только по интернету.
Каждый, кто приходил к ним домой, должен был тщательно вымыть руки, надеть медицинскую маску и снять обувь и даже носки. Саймон иногда думал, что скоро родители приобретут для гостей костюмы химической защиты.
Родители перестали ходить куда-то вдвоем. Кто-то из них всегда оставался при Ное, его не доверяли ни няням, ни вообще никому из чужих. К тому же частое общение домашних с другими людьми могло повредить Ною, поэтому мама, папа и Саймон все свободное время сидели дома.
Впрочем, Саймон не возражал. Он был готов на любые жертвы, лишь бы Ной был здоров. Но его все-таки задевало, что мама посвящает все свое время Ною и у нее уже не остается времени на него самого. Иногда его это злило, особенно в раннем детстве. Маме пришлось уйти с работы, потому что Ноя нельзя было оставлять с няней и уж тем более – отправлять в детский сад. При его состоянии было слишком опасно контактировать с другими детьми. Да и мало ли что может случиться с больным ребенком в большом коллективе.
Папа устроился на новую работу в соседнем городе, потому что там больше платили. Ему нужно было восполнить потерю маминой зарплаты, чтобы в семье всегда были деньги на оплату медицинских счетов для Ноя. Это была неплохая работа, но теперь папа стал реже бывать дома. Иногда его отправляли в командировки на несколько недель, и Саймон общался с ним только по телефону или по видеосвязи.
Папа много работал и так уставал, что в выходные у него просто не было сил что-то делать. Он часами сидел за компьютером и искал информацию о предполагаемых чудесах медицины, которые могли бы помочь Ною. Но решения так и не находилось. Саймон не понимал, почему папа вообще тратит время на заведомо безнадежные поиски. Ноя лечат в университетской клинике, а значит, его изучают лучшие в стране врачи. Его болезнь была такой редкой, что ею заинтересовались самые видные медицинские светила.
Самого Саймона тоже не пускали никуда, кроме школы. Вернувшись домой с уроков, он должен был как можно скорее принять душ и вымыть руки с дезинфицирующим гелем. Он мыл руки по сто раз на дню, из-за чего кожа на пальцах стала морщинистой. Ему не разрешали гулять с друзьями, гладить собственную собаку и даже ходить в кино с двоюродными братьями. Ему не разрешали вообще ничего. Ничего. Ничего.
Друзья жалели его, называли героем. Саймон этого не понимал. Он любил Ноя и не хотел потерять своего младшего брата. Он знал, что это цена, которую они должны заплатить за жизнь Ноя, и смирился с таким положением дел, хотя иногда ему приходилось терпеть насмешки со стороны одноклассников, ничегошеньки не понимавших.
Друзья собираются поиграть в боулинг после уроков? Он не может пойти с ними. Прокатиться по парку на велосипедах? Он снова не может, потому что у Ноя аллергия на еловые иглы, и горе Саймону, если он случайно притащит домой хотя бы одну иголку.
Пообедать в кафе? Очень редко. Гамбургер или пакетик картофеля фри. И есть всегда приходилось прямо в кафе, потому что у Ноя была аллергия почти на все виды пищи. И на некоторые красители для одежды. И еще на арахис и уксус. О том, чтобы сходить в кафе всей семьей, не могло быть и речи.
Мама все время носила с собой автоинжектор[1] с адреналином, чтобы спасти Ною жизнь, если с ним приключится внезапный аллергический приступ. Ей уже несколько раз приходилось использовать этот автоинжектор, после чего наступала паника, потому что Ноя надо было срочно везти в больницу.
Эти приступы просто жуть. Ной начинает задыхаться, весь синеет и, кажется, вот-вот умрет от удушья. Он вдруг становится ужасно тихим, как будто… как будто его больше нет. Его взгляд застывает, тело словно деревенеет, а затем у него закатываются глаза, и он весь обмякает, потому что теряет сознание. Саймон наблюдал это дважды. Потом ему снились кошмары.