Прорастают благими словами стихи,
Согревают задорно зовущим огнём,
Вытекают сентябрьским дождем в ручейки,
Возвращаются птицами мартовским днём.
Закоулками белой бумаги брожу
От беспамятства к смыслу по следу чернил,
Где былое с грядущего рвёт паранджу
Расстаюсь с тем, чего ещё не находил.
Неразборчивый шепот, слетающий с губ,
Роем мысли и сути совсем не в себе.
Память в смуте, а голос то нежен, то груб:
То ли ангел поёт, то ли тешится бес.
Если будет возможность лукаво сбежать
От фатальных везений коварной судьбы,
Не придётся напрасно себе обещать
Не услышать мятежного зова трубы.
Даже если победа уже суждена,
Даже если награда дается легко, —
Ложным словом надежда была рождена,
А до правды придётся шагать далеко.
Так плутаю в чернильной сиреневой мгле,
Где двусмысленность истин словами грешит
На измятых страницах, забытых в столе,
Но приходит ответ от изнывшей души.
Я ширь простер к твоим ногам —
был откровенным,
печально маятник качал
ночной вселенной,
во мраке звезды собирал
рукой горячей
и нежно в волосы вплетал
их блеск прозрачный,
дождями росными владел
в хрустальный вечер
и молча радугу надел
тебе на плечи.
Старый, рыжий разнеженный кот
Намывает нежданных гостей.
Третий день дождь отчаянно льёт,
Третий месяц, как нет новостей.
Стынет чайника щедрая медь,
Пляшут тени на грязном полу,
Одиночества тонкая сеть
Паутиной провисла в углу.
Ни письма, ни звонка. Развезло
Колеи немощёных дорог.
Только дождь барабанит в стекло.
Только кот мирно трётся у ног.
Непогоды улыбка грустна,
Неба хмурого тонок сарказм,
Красота дребезжащих сонат
Переходит в холодный соблазн.
Намывай же, заветных гостей,
Рыжий, милый и ласковый зверь,
В эпицентре природных страстей
Пусть нежданно откроется дверь.
День просеивал дождь через мелкое сито,
Превратив облака в непроглядный туман,
Чтобы ночи до дна мною были испиты,
Чтобы был от любви я бессовестно пьян,
Чтобы жадные губы роняли признание,
Как священный мотив, вдохновенный романс.
Вдоль далёких путей, поперек мироздания,
Вне бесстрастных времен и бескрайних пространств
Возвращаюсь к тебе, словно в храм Каджурахо,
Где крутым по лекалу изгибом бедра
Ты меня возрождаешь из бренного праха,
А, потом, заставляешь опять умирать.
Из всего перезабытого
не забуду никогда,
как из крана незакрытого
гулко капала вода,
как ловил твое дыхание
я в сплетенье нежном рук
и искал в глухих рыданиях
избавление от мук.
Как скользнули и растаяли
акварели фонарей,
и сквозило утро раннее
из распахнутых дверей.
Был тот странный предутренний свет,
И привычные запахи дома,
И в балконных дверях силуэт
Угловатый и будто знакомый.
Засыпая под песни дождя,
Я тянул на себя покрывало.
Волосинки со лба отводя,
Ты ладони мои целовала.
Нам не ведомо было совсем,
Что бесстрастные звезды пророчат,
И ломали обычность морфем
Суетливые крики сорочьи.
Мы снова мучаем друг друга,
себе и людям портим кровь,
бичуем жестко и упруго
словами хрупкую любовь.
И ты обиженно заплачешь,
а я угрюмо замолчу.
Поспешно нежность ты запрячешь,
а я искать не захочу…
Ветер поёт твоё имя
эхом вчерашнего дня,
ливнями хлещет косыми,
память о чувствах храня,
бьёт по коричневым стрехам.
Кто же, скажи, виноват,
если заплачет от смеха
вдруг одиноко сова?
Там, где к дуплистым платанам
время ушло, меня нет.
Вечер обманут туманом.
Пылью окутан твой след.
Ты не мыслима иначе.
Только так, издалека,
ощущаю вздох горячий
у озябшего плеча.
Лишь теперь могу я только
и понять, и обогреть,
Лишь теперь могу я горько
и сердечно пожалеть.
Загрустить могу в ненастье
у дрожащего огня,
разговаривать о счастье
за бутылкою вина,
с кем-то спорить, соглашаться,
будто, так и должно быть,
молча в сумерки собраться
и любезно проводить…
День угасал в окне.
Грусть возвращалась к нам.
Наши слова – обман.
В этом виновен кто:
Ты или, может, я?
Можешь, прости меня,
Если я был неправ.
Ночью, закрыв глаза,
Знай, что я рядом, тут,
Что я пришёл не вдруг.
Дремлет осенний сад.
Шепчет луне листва:
«Можешь, прости меня,
Если я был неправ».
К нам тишина придёт.
Больше не будет слёз,
Ведь, не утратив грёз,
Нас потеряла ночь.
Мир – это ты и я…
Можешь, прости меня,
Если я был неправ.
Разодвину желтковые шторы,
Искупаюсь в свете окна:
За стеклом – изумрудные горы
Ранним утром зима намела.
Шаг ступить, и провалишься в пропасть,
Занесённую до краёв,
Может это та самая пропасть,
Где утеряна наша любовь?
Я нашёл бы её и – к печке,
Чтобы дрожь и холод унять.
Словно крохотные человечки,
Начинает тепло плясать
По чуть-чуть розоватой коже.
Вдруг надежда бы ожила:
Отогреться ещё, быть может,
Эта наша любовь смогла…
Закружилась легкою пушинкой
И в ладонь упала поутру
Хрупкая колючая снежинка,
Замерзая на сыром ветру.
Не дрожи, снежинка золотая,
Я тебя согрею в кулаке,
Но снежинка прошептала: «Таю…»,
И исчезла в синем далеке.
Может быть, весеннею дождинкой
Ты вернешься вновь из-за морей,
Прилетай, снежинка, как веснинка!
Прилетай, веснинка, поскорей!
Мне приснись, снежинка, звездной феей,
Залетевшей к нам издалека,
Обернись апрельскою капелью
Зазвеневшей сказкой. А пока,
В кружевах певучей зимней стужи
Над простором снежных площадей
Белый вальс снежинки вдруг закружат,
Ожидая ласковых дождей.
Может быть, весеннею дождинкой
Ты вернешься вновь из-за морей,
Прилетай, снежинка, как веснинка!
Прилетай, веснинка, поскорей!
В феврале заблудился апрель.
Дождь гуляет по крышам всю ночь,
Размывая на окнах пастель.
Он, наверное, вовсе не прочь
Позабыть про обыденность дел,
Изменяющих тайны времен.
Содрогнулся февраль, оробел:
Беспределом апрель опьянен.
Бесшабашно пирует весна.
Юный ветер не даст ей скучать,
Не волнуясь о том, что сполна
Все придётся долги отдавать.
Пронесётся сырая метель,
Март швыряя в туманную даль,
Обращая хмельную капель
В благородно звенящий хрусталь.
Но пока вьется времени нить,
И земля будет существовать,
Долг велит торопиться любить,
Долг велит торопиться прощать…
Осязаю приметы весны,
Хоть трещат за окошком морозы,
Хоть ещё до конца не ясны
Показания робких прогнозов.
И метель от утра до утра
Во дворах наметает сугробы,
И не хочет сдаваться февраль,
Пробирая колючим ознобом.
От дыхания иней искрит
На овчине лохматых ушанок,
Но украсили куст снегири
Красногрудо, пушисто, румяно.
Беспроглядную серую сень
Облака в небесах разомкнули,
Зажигая по-мартовски день
Ослепительным глянцем сосулек.
Погода отличная: дождь —
Природы сырая капризность,
Берёзовых листьев эскизность,
Мороза внезапная ложь.
Нет, это не барская блажь, —
Весны отличительный признак, —
С небес освежающий жизнью
Зелёной травы камуфляж,
Где примула из лепестков
Искусно сплетает по саду
Витраж ослепительных радуг
Под белым платком облаков.
От песен скворцов – одуреть,
Ведь солнца светильник над крышей
Теперь повисает всё выше,
Чтоб дольше и жарче гореть.
Позову – навряд ли кто услышит.
Помолюсь – мой голос одинок.
Над соседской потемневшей крышей
Вьется в небо тоненький дымок,
Поднимаясь струйкой над домами
В голубой холодной тишине,
В этой суетной житейской драме
Он понятен и приятен мне.
Затаив растрёпанные мысли,
Я слежу с волненьем, не дыша:
Кажется, в заоблачные выси
Улетает с ним моя душа…
Не спросясь, приходит одиночество
И садится рядом. Мы вдвоём
Скоротаем время полуночное,
Никого к себе не позовём:
Может, за меня оно помолится,
Может, разговор со мной начнёт,
Может, неприязненно нахохлится,
Может, ненароком запоёт,
Может, разрешит проблему старую,
Может, всё поможет позабыть,
Может, угостится горькой чаркою,
Может, я начну его любить.
Вино хранит изысканность признаний.
В нём страсти власть и чувства чистота
Пьянящим ароматом одурманят
Игривые и терпкие уста.
Ловлю черты лица в фужерных гранях,
Знакомый взгляд в хрустальном блеске дна.
Вино – любовь. Оно не просто ранит,
А сердце вынимает из меня.
Букета тонкость – грех и довод лишний.
Губами губ ищу, себя губя.
Сижу ещё минуту неподвижно,
А после выпиваю, как тебя…
Плачет скрипка в ночном ресторане.
Манит всех и зовёт заходить.
У бродяги лишь ветер в кармане:
Ни поесть на него, ни попить.
Понял я, что с судьбой не слукавишь,
Проскитавшись, вернулся домой.
Вольный ветер – мой верный товарищ
И соратник был рядом со мной.
Мне свобода милей изобилия,
Мне добиться её по плечу:
С вольным ветром расправлю я крылья
И навеки от вас улечу.
И на небо от вас улечу…
Луна утонет в снегах с дождём,
В бокале хрупком и пустом, что мы на дне найдём?
Нет, не вернуть того, чего никто никак не обещал:
Скажи «прощаю», а не «прощай».
Ну, кто, ответь мне, тому виной,
Что горький кофе стынет в чашке чёрной полыньёй?
И не любовь, и не игра, ни даже что-нибудь ещё…
Хоть не случилось, а не прошло.
Бездарной пьесой жизнь назови,
Как сигарета в тонких пальцах пусть она горит,
Чтобы не лгать, не искушать надеждой зыбких миражей.
Начать сначала нельзя уже…
Снова стреляет будильник в висок.
Хочешь, налей апельсиновый сок,
Утренний кофе разбавь молоком.
Не был с тобою вчера я знаком.
Дым сигаретный и смята постель…
Если б не этот проказник – апрель:
Души волнует, пьянит, как «Мускат»…
Утро проходит – вернётся тоска.
Если уходишь – навеки прощай!
Кофе не хочешь? Так, может быть, чай?
Хлопаешь дверью, ошибку кляня,
Мало, наверное, было меня…
День за окном после ливня просох.
Вырван с тобою из сердца кусок.
Только толкаются в кромку песка
Волны речные. На сердце – тоска.
Я в сети ищущего взгляда
попал. Вкусил и пригубил,
во вкусе розовой помады,
гвоздики привкус уловив.
Бокал вина, стакан бурбона,
роса на свежем лепестке,
и хрупкость нежного бутона
в умелой жилистой руке.
Шёлк простыней и бархат кожи,
то шёпот губ, то страсти вскрик,
и возбуждающий до дрожи
букет растрёпанных гвоздик.
Цветы любви, увы, не вечны —
пожухнет скоро острый лист.
Я лишь хотел украсить вечер,
а Вы хотели скрасить жизнь…
На чашку чая приглашаю осень
Растрепанную, ветреную, рыжую.
Сомнения условностей отбросив,
Парит она над золотыми крышами.
Летит она стрекозами над травами,
Дожди вплетает в гобелены города,
Ветрами молодыми и кудрявыми
Стрижёт кустам растрёпанные бороды.
А над рекою шёпот легкомысленный
Ещё витает летним ожиданием,
И мыслимое кажется немыслимым,
Как первое любовное признание.
Сумерки сгустятся у порога,
Дымкою подёрнется река…
Милая, смешная недотрога
Мне нальёт парного молока.
В блюдечко китайского сервиза
Струйкой потечёт гречишный мёд,
А над репродукцией Матисса
Точный час кукушка пропоёт.
Всё о прошлом времени кукует
Птица в механических часах.
Я, с краюхой хлеба мёд смакуя,
О насущных думаю вещах:
О возможном летнем урожае
И о том, что скоро сено жать,
Как, хмельную осень провожая,
С недотрогой буду зимовать.
Млечный путь в оконном ореоле,
Над дорогой катится луна
В аромате вспаханного поля
На закате трудового дня.
Не загрущу, смиренно встретив осень:
Наивно ждать, что лето – навсегда.
Портрет певуньи золотоволосой
В окне напишет акварель дождя.
Неймется под капризным небом птицам:
Надежд напрасных горестен излёт,
А я хочу ещё раз насладиться
Мгновением, что осень мне пошлёт.
Швырнут деревья пригоршни кармина,
И, сожалея втайне о весне,
В печной трубе уютного камина
Закрутит ветер жизни карусель.
Что ж, пусть зима обильно сеет проседь, —
Мечтами или явью околдуй, —
Мне верится: подарит щедро осень
Пронзительный и влажный поцелуй.
Бессильно веки упадут —
я буду спать. Мне будут сниться:
карась в сиреневом пруду
и неразборчивые лица,
герань в фаянсовом кашпо,
дождём залитый подоконник,
венец терновый без шипов,
лампады свет перед иконой.
Презрев неистовость стихий,
в круг сновидения сомкнутся,
и с губ невнятные стихи
в звонок будильника ворвутся.