В пятницу утром Харпер проснулась с ясной головой, а с глаз спала краснота, хотя они все еще зудели из-за выплаканных вчера слез. Она вышла из коттеджа и направилась к кафе. В пять часов утра было все еще темно. В небе мерцали звезды, но теплый весенний воздух обещал погожий денек. Бар на ее прошлой работе был открыт до двух часов ночи. Пока она приводила все в порядок и добиралась до своей маленькой квартирки этажом выше, шел уже четвертый час, и она по-прежнему чувствовала запах пива и виски, который доносился до самых верхних ступенек черной лестницы. Он выветривался по крайней мере час, и только потом ей удавалось заснуть.
– Раньше в это время я бы только-только ложилась спать, а сейчас я проснулась под благоухание роз и чистой озерной воды. Здесь можно было бы жить долго и счастливо. Если бы не мои сестрицы.
– Доброе утро. С кем это ты разговариваешь? – спросил Сед, когда Харпер зашла в кафе. – Посиди со мной пару минут, выпей кофе. Завтрак начнем подавать с пяти тридцати. Сегодня никого не будет, кроме вас, девочек, так что много работать не придется.
– И тебе доброе утро. Значит, сегодня не напрягаемся?
– Только утром, к вечеру народ подтянется.
– Почему мы вообще открыты? Всего пару дней прошло после бабушкиной смерти.
– Она сама так захотела и заставила меня это пообещать. В день, когда ее не станет, я должен был позвонить вам, девочки, а на второй день все закрыть, чтобы вы могли спокойно заселиться. Ну а на третий день мы уже должны были открыться и работать в обычном режиме, – ответил он.
Кофемашина готовила кофе без кофеина, кофе с зернами темной обжарки и кипяток. На столе стояла корзинка с пакетиками растворимого горячего шоколада и нескольких сортов чая. Харпер налила себе кофе темной обжарки, затем вскрыла два пакетика с горячим шоколадом и добавила в чашку. Если добавить двойную порцию молока и сливок, то можно представить, что пьешь мокко латте.
– У нас будет большой заезд где-то с трех дня и до часа пик. Все распродано, и десять коттеджей будут заняты, а значит, завтра утром все будет совсем по-другому. Флора придет примерно в середине утра, чтобы проверить коттеджи. Когда врач сказал, что Энни осталось несколько дней, мы их все позакрывали. Батюшки святы! – Он поднял обе руки вверх. – Ну и скандал она закатила! Мол, вот еще, деньги из-за такого терять.
Харпер отхлебнула кофе.
– В этом вся бабушка Энни. Всех работать заставит.
– Ага, – кивнул Сед. – Мы тут семь дней в неделю пахали, но зато вместе, потому и не жаловались. Только семь вечера пробьет, мы сразу кафе закрывали да шли телик смотреть. – Сед закатил глаза вверх, стараясь сдержать слезы. – Как я рад, что вы приехали, девочки. Даже не знаю, как бы я без вас тут справился. Я, конечно, мог нанять помощников, – заколебался он, – но ведь в такие времена семья должна держаться вместе.
– Даже проблемная семья? – спросила она.
– А проблемная тем более.
Сед поднялся со стула и пошел на кухню, забрав с собой свою кружку.
Харпер шла за ним следом. Он положил противень с печеньями в духовку и затем посыпал мукой сосиски, которые до этого приготовил в глубокой чугунной сковороде.
– Можешь пока взбить те яйца, а я приготовлю тесто для блинов. Дане надо с утра сходить в школу с Брук. Навряд ли Брук пойдет сегодня на уроки – надо же сначала запросить все ее оценки из старой школы, но если вдруг пойдет, то ей нужен плотный завтрак. Слыхала, что сейчас подают на обед в школьных столовых? Стыдоба! Даже жареного ничего нет, – ворчал Сед, медленно выливая на сковороду молоко.
– А кто будет смотреть за магазином, пока ее нет? – спросила Харпер, после чего взяла венчик для взбивания и погрузила его в миску, полную яиц.
– Гостей не будет до трех, а местные встают только к середине утра, так что на часик его можно оставить без присмотра. А с завтрашнего дня ей уже, возможно, будет сложнее отлучаться куда-нибудь в дневное время, ведь дел будет невпроворот. Рыболовный сезон в самом разгаре, да и местные дачники начнут заходить. Дела идут стабильно почти все время. Закрывается магазин в семь, как и кафе, так что вечера у нее свободны. После завтрака ты отнесешь в магазин мой список продуктов. Обычно мы закупаемся в «Уолмарте» в Тайлере. Все уже готово, и когда пойдешь, я дам тебе с собой корпоративную кредитку.
– Ты доверишь мне кредитку? – вытаращила глаза Харпер.
– Ну конечно. Купишь чего-нибудь не по списку – это пойдет из твоего кармана, а я буду сверять по списку каждый чек.
Когда Тауни пришла в кафе, на часах было ровно шесть. Она зевнула, прикрывая рот рукой, потом принюхалась к запаху в кафе и сразу же пошла к столу, за которым Сед и Харпер накрыли завтрак. Она наложила себе целую тарелку еды и отнесла на отдельный стол, потом вернулась за кофе и снова села за свой стол.
– Будешь есть нашу еду и даже «доброе утро» не скажешь?
– Доброе утро, – проворчала она. – Ранние подъемы – не для меня, и меняться я не собираюсь.
– Ты удивишься, какие перемены случаются тут на озере. Уже подготовила компьютер и эту свою технику к работе после обеда?
– Естественно, и даже программу запустила, чтобы в ней разобраться. Я проходила ее на первом курсе колледжа. Старовата она, но зато простенькая. Лучше скажи мне вот что. Если я продолжаю работать даже после окончания рабочего дня, зачем мне тогда подниматься ни свет ни заря?
– Будешь работать по утрам, пока голова свежая и сил больше. Все банковские дела, чеки из магазина и кафе ты всегда можешь откладывать на утро следующего дня после того, как мы будем их тебе передавать. Завтра в банк не надо, ведь еще не прошла неделя с нашего открытия. Ходить туда надо будет начиная с утра субботы на следующей неделе, и если у тебя вдруг есть желание сделать доброе дело, то можешь помогать здесь или в магазине, когда нет работы с отчетами.
– А если у меня нет желания делать доброе дело? – спросила Тауни.
– Тогда можешь сидеть у себя на крыльце и следить за тем, как растет трава. Выбор твой, дорогуша, – ответил Сед.
– Трава всегда меня восхищала. Кстати, не могу припомнить, когда я в последний раз так ела, – воскликнула она с набитым ртом.
– Организму надо начинать свой день с того, чтобы заложить себе чего-нибудь за ребра, – серьезным тоном произнес Сед.
За стол со своей тарелкой присела Харпер.
– Как ты вообще умудрилась не сдохнуть от своей бедности за те несколько месяцев?
– Отвали от меня, – промычала Тауни.
– Похоже, мы последние гости на этой вечеринке, – сказали Дана и Брук, входя в зал.
Брук переводила взгляд то на Тауни, то на Харпер.
– Ну и из-за чего вы опять собачитесь?
– Мы тут рассуждаем, бедность – это смертельная болезнь или нет? – ответила Харпер. – Тауни до недавнего времени жила в мире, где ей даже зарплата была не нужна.
– Тс-с-с, – Брук кивнула в сторону кухни, – не говорите про смерть. Дядя Сед опять расстроится.
– Вам бы лучше поторопиться к столу, а то эти двое вам ничегошеньки не оставят, – сказал Сед, показавшись из кухни с еще одной тарелкой хрустящего бекона.
Дана быстро сменила тему.
– Да у меня так всю жизнь. Вечно прихожу последней.
– А мне так не кажется. Для меня ты честолюбивый первый ребенок, который постоянно нами командовал, – сказала Харпер.
– Зато ты всегда была непослушной, а Тауни вечно ныла, и вы вдвоем были драгоценными принцессками, у которых есть и мама, и папа, – парировала Дана.
– Откуда тебе знать? Когда я была подростком, ты здесь уже не жила, – сказала Тауни.
Брук налила два стакана апельсинового сока и поставила их на стол.
– Я стану командовать, ныть и не слушаться, если буду у вас на семейном обучении. Я еще со времен подготовительного класса ходила в одну и ту же частную школу. Теперь я волнуюсь.
– Частную школу? – переспросила Харпер, резко оборачиваясь на Дану.
– Туда ходили все дети с ранчо, на котором я раньше работала. Это была одна из привилегий для работников, – сказала Дана.
Брук поерзала на стуле.
– Я в первый раз в жизни пойду в государственную школу.
– Мы с Харпер ходили в частную школу, но очень хотели попасть в обычную, – сказала Тауни.
– Почему? – спросила Брук, отламывая печенье и намазывая на него масло.
На лице Харпер растянулась злорадная ухмылка.
– Говорят, там проще купить дурь.
– Харпер Клэнси! – повысила голос Тауни.
– Слушай, не бузи. Я себя хорошо вела, но я помню, маме приходилось делать внушительные пожертвования школе, чтобы тебя прикрыть, причем не один раз. Ну, давай. Признавайся. Почему твои руки выглядят так, будто ты канавы рыла? – сказала Харпер, стрельнув взглядом в сторону Тауни.
Брук повернула голову, чтобы посмотреть, как отреагирует Тауни.
– Да работала я, и ни в какие неприятности из-за травы не попадала. Зато ты показываешь ребенку плохой пример. Как ты вообще об этом пронюхала? Тебя же послали в интернат, из которого ты потом сбежала и так и не вернулась домой, – заявила Тауни.
– Вы с мамой не единственные родственники, с которыми я общалась. Я разговаривала с папой не реже, чем раз в месяц, пока он был жив. Если я правильно помню, добрая фея передала в школу два денежных взноса на стипендии, чтобы тебя не турнули.
– Мы тогда прогуляли школу, чтобы съездить по магазинам, – пояснила Тауни для Брук. – Мама разозлилась из-за того, что я промотала все деньги с ее кредитки, а не потому, что прогуляла уроки. Меня собирались выгнать, но мама не хотела отдавать меня в обычную школу.
– Почему? – спросила Брук у Тауни.
– Она считала, что в государственную школу ходят только отбросы общества, – ответила за нее Харпер.
Брук повернулась, чтобы взглянуть на Дану.
– Но я ведь не отброс. Похоже, ваша мама была не такая, как моя бабушка Лейси.
– Есть немного, – сказала Дана и крикнула в сторону кухни: – Завтрак божественный! Я уж позабыла вкус твоих блинчиков, дядя Сед.
Тауни поменялась бы с Даной матерями даже не глядя. Когда Лейси приезжала каждое лето забирать Дану, она относилась с одинаковой добротой и к Харпер, и к Дане. Дана искренне скучала по своей матери, пока жила в пансионате. Тауни не могла припомнить, чтобы она когда-либо испытывала подобные чувства. Гораздо чаще она мечтала о том, чтобы никогда не возвращаться домой.
Сед вынес еще одну тарелку с шестью большими блинами и снова ушел обратно на кухню.
– Это рецепт Энни. Секрет в том, чтобы сначала взбить белки и потом смешать их с тестом. Блинчики получаются легкие и воздушные. Пора мне начинать готовить блюдо дня. Сейчас по округе поползут слухи о том, что мы открылись; есть тут поблизости ребята, которые всегда приходят в пятницу на обед, – сказал он на ходу.
Тауни наспех доела свой завтрак и соорудила себе бутерброд с яичницей-болтуньей и беконом на перекус. Если долго следить за ростом травы, то можно и аппетит нагулять. Пока она шла к коттеджу, ее щеки обдувал нежный утренний бриз. Она застегнула молнию на куртке и присела на один из винтажных металлических стульев на крыльце. Стул был красным, как и тот, что стоял у домика Харпер. Это казалось логичным – у них с Харпер есть общие родители и родословная, и, стало быть, они были с ней как два стула, выполненные по одному образцу.
Вдруг на перила у крылечка сел кардинал и вытянул голову в сторону Тауни. Она сидела не шелохнувшись и вслушивалась, как птица о чем-то препирается с белочкой на иве между седьмым и восьмым коттеджами. Вдали послышались крики петуха, исполнявшего приветственные утренние песни. К хору присоединились несколько лягушек, а парочка малиновок щебетали и скакали по двору.
Ярко-оранжевый диск солнца завис над горизонтом, и света было достаточно, чтобы разглядеть среди веток деревьев несколько молодых весенних листочков. На озере подымались мелкие барашки, и Харпер наклонила голову, прислушиваясь к отдаленному гулу голосов – скорее всего, рыбаки уже засели в бухтах, чтобы полакомиться на ужин рыбой. Кардинал рядом с ней заскучал и вспорхнул, оставив парить красное перышко, которое медленно опустилось с перил на крыльцо.
Тауни подняла его, зашла в домик и сняла куртку. Когда Сед заявил, что в ее личное пространство будут вторгаться незнакомцы, это вывело ее из себя. Она решила поставить письменный стол, шкафы и все остальное для работы прямо под окном, выходящим на крыльцо. Потом она разобрала одну из коек и отнесла ее по частям в кладовку за прачечной. Там она нашла книжные шкафы и одолжила у Седа его старый пикап, чтобы отвезти их в коттедж.
Она отодвинула кровать к окну, из которого открывался вид на задний двор и лесополосу, оставив место только для прикроватных тумбочек с обеих сторон, и затем выстроила стену из четырех книжных шкафов, чтобы разделить комнату на две части. С задней стороны домика у нее был свой уголок. Прямо возле входной двери был ее офис. Она аккуратно положила красное перо на верхнюю полку.
Тауни обошла самодельную стену кругом – кровать заправлена и разглажена достаточно, чтобы пройти проверку у Реты Харпер-Клэнси, которая следила за дисциплиной в тысячу раз жестче, чем в армии. Ее мать ни разу в жизни не убиралась в доме, но зато требовала идеальной чистоты от приходящих помощников, а также от своих дочерей.
Ни для кого не секрет, что Рета никогда не горела желанием иметь детей. Она обозначала это четко, громко и часто, а особенно в те моменты, когда Тауни или ее сестра не вели себя как милые ангелочки. Когда Харпер отправили в интернат, все стало еще хуже. Что бы она тогда ни натворила, на то должна была быть веская причина, ведь Тауни туда не отправили, когда в шестнадцать лет ее застукали с бутылкой текилы в школьной раздевалке.
Абсолютно все школы, как частные, так и государственные, пахли одинаково и выглядели в основном так же. С тех пор, как Дана в последний раз была в школе Франкстон, там почти ничего не изменилось. Ей безумно не хотелось уезжать от своих друзей, но в конце восьмого класса ее мать Лейси вышла замуж за первого отчима Даны, и они переехали в Остин, где Дана окончила старшую школу. Сейчас Лейси была замужем за Ричардом, отчимом номер три, и брак висел на волоске.
– Дана Клэнси, ты ли это? – раздался низкий голос за ее спиной.
Дана обернулась через плечо и остолбенела.
– О, привет, Маркус. Ты что тут делаешь?
– Преподаю историю, – сказал он и улыбнулся, обнажив идеально ровные зубы.
– Да ладно? – открыла рот Дана.
– Мам? – вопросительно приподняла бровь Брук.
– Это мой бывший одноклассник, с которым я ходила в эту школу. Маркус, познакомься с моей дочерью, Брук. Брук, это Маркус Грин.
Безусловно, она не станет рассказывать дочке, что ее учитель истории был заядлым любителем травки в средней школе.
– Рад знакомству, – сказал Маркус и кивнул Брук. – Так ты замужем?
– Была, – ответила Дана. – Очень давно. Нам сейчас нужно в кабинет директора, чтобы оформить Брук.
Она взяла Брук и направилась дальше по коридору, но Маркус догнал их и пошел рядом.
– Значит, вернулась жить на озеро? Соболезную по поводу Энни.
– Благодарю. Это было огромное потрясение для всех нас, но мы постепенно приходим в себя.
– Стало быть, две другие сестры тоже вернутся? – спросил Маркус.
– Они здесь, но вряд ли уместно говорить, что они «вернулись». Сестры просто приезжали в гости на лето. На самом деле они никогда не жили здесь. Они были городскими девчонками из Далласа, забыл что ли?
– Это я помню. У них еще имена какие-то странные, – сказал Маркус и остановился у двери. – Вот и кабинет. Есть в этой жизни постоянство.
– И слава богу, – улыбнулась Дана. – Рада была увидеть тебя, Маркус.
– Я тоже, – сказал он и, уходя, помахал рукой через плечо.
Он был не намного выше Даны, а ее рост в пять футов и шесть дюймов считался средним. Однако теперь он производил другое впечатление. В детстве он напоминал ей крохотную рок-звезду своими темно-каштановыми патлами до плеч. Теперь его волосы были коротко острижены. Никто и не догадается, что в прошлом этот парень с голубыми глазами за обедом обкуривался до остекленевшего взгляда.
Оформление документов для Брук отняло всего пятнадцать минут, и директор, миссис Джонсон, решила отправить ее на занятия.
– Я вижу, ты взяла с собой ранец. Я попрошу внучку Флоры показать тебе школу. Она ходит почти на те же уроки, что и ты.
– Хорошо… – медленно произнесла Брук, растягивая слоги.
– Если тебе не хочется, можешь не оставаться, – сказала Дана.
– Все лучше, чем мыть полы и прибираться в комнатах, – пожала плечами Брук.
Миссис Джонсон взяла микрофон и сделала объявление по громкой связи.
– Кэссиди Джоунс, просьба подойти в кабинет директора.
Не успела она договорить последнее слово, как дверь распахнулась и за ней показалась голова немного пухлой девочки с иссиня-черными волосами в хвостике и круглым личиком в розовых очках.
– Да, мэм, – сказала она.
– Это Брук Клэнси, новая восьмиклассница. У вас с ней одинаковое расписание.
Кэссиди кивнула.
– У нас первым уроком английский язык, и до него осталось всего минут пять, так что побежали.
– Здравствуй, Кэссиди. Я знаю твою бабушку всю жизнь. Я мама Брук, – сказала Дана.
– Приятно познакомиться, – улыбнулась Кэссиди. – Нам пора. Скоро прозвенит звонок.
Брук подхватила свой ранец, положила руку Дане на плечо и выбежала из кабинета вслед за девочкой в коридор, полный галдящих детей. Дана не планировала оставлять дочку сегодня на занятия, и ее сердце защемила тревога гораздо более сильная, чем в первый день Брук в детском саду.
– Все будет нормально, – заверила ее миссис Джонсон. – Кэссиди – прилежная ученица. Сегодня она покажет Брук что да как, и к понедельнику ваша дочь уже освоится.
– Надеюсь. Спасибо вам. Мы поселились у Энни. Я ведь указала наш номер телефона?
– Да. Правда, мы все равно знаем его наизусть, ведь мы всегда бронируем столики на воскресный ужин. Соболезнуем по поводу Энни. Она всегда много помогала нашей школе. Я уверена, Брук быстро вольется в коллектив. Да и к тому же, вы уже принесли все документы, чем очень облегчили мне работу. Вы потом сами заберете Брук или мне посадить ее на школьный автобус? – спросила миссис Джонсон и, надев очки, опустила взгляд на лежащее перед ней заявление. – Вы будете управлять пансионатом? Будет жаль, если он закроется. Как дела у Седа? Они с Энни дружили с давних пор и работали бок о бок… хм, дай бог памяти… лет пятьдесят, наверно?
– Примерно столько. Дядя Сед скорбит, как и все мы. Это стало для нас неожиданностью, ведь она попросила его не рассказывать нам о том, что больна. Очень надеемся, что дядя Сед не захочет пока что уходить на пенсию.
– Дядя? – удивленно переспросила миссис Джонсон. – Но ведь он черный. Разве он… – она запнулась на полуслове.
– Что вы, дома мы его всегда так называем, – ответила Дана. – Хотя он нам скорее как дедушка, чем дядя, – пожала она плечами.
Миссис Джонсон сложила все бумаги в ровную стопку и отложила в сторону.
– Остановка Кэссиди уже после коттеджей, стало быть, нам не придется волноваться. Я только предупрежу ее, чтобы Брук села вместе с ней.
– Еще раз спасибо, – поблагодарила ее Дана и направилась к двери.
Зазвонил телефон, и миссис Джонсон сняла трубку, помахав Дане другой рукой на прощание.
Вихрь мыслей крутился в ее голове в тишине салона пикапа, пока она проделывала обратный путь по шоссе. Нет, конечно же, в школе не возникнет проблема наркомании. Когда она там училась, в это дело ввязались только Маркус и маленькая компания школьников. Но что будет теперь, когда он учитель? Достаточно ли бесед она провела с Брук о вреде наркотиков? Она напомнила себе, что нужно поговорить об этом еще раз на выходных. Особенно о том, что может произойти, если употреблять наркотики и пить алкоголь.
Она не помнила, как ехала по дороге и переезжала мост, но когда пришло время свернуть, пропустила поворот. Дана проехала вверх по дороге до бара на холме, развернулась на парковке и медленно двинулась обратно. Когда она повернула направо, вдали показались коттеджи и магазин. Она припарковала пикап перед домом и пошла назад к магазину пешком. Она всерьез задумалась о том, чтобы перевести Брук на домашнее обучение и не переживать из-за негативного влияния извне, но потом осознала, что, если учить Брук в присутствии двух ее тетушек, то, возможно, она нахватается чего-нибудь и похуже, так что пусть лучше идет в государственную школу.
Жизненный путь не устлан розами.
– Кто знает, – сказала она, распахнув дверь, и включила свет. – У роз есть шипы, и Тауни и Харпер, несомненно, всегда были шипами на моем пути.
Так же, как и ты для них, – прозвучал в голове Даны голос бабушки.
– Может быть, – кивнула она.
Она вытащила телефон из сумочки и нажала кнопку «быстрого набора», чтобы позвонить своей матери, но связи не было.
– Что за черт, – выругалась она.
Она сняла трубку проводного телефона и набрала номер. После третьего гудка Лейси приняла вызов, и в трубке послышалось частое дыхание, будто она запыхалась.
– Алло, ты меня слышишь? Они что, правда кремировали Энни? – спросила она. – Почему ты звонишь из магазина?
– Слышу. Да, правда. Не забывай, что телефоны здесь вне зоны доступа. Вай-фая тоже нет. Брук рвет и мечет.
– Бедный ребенок, – пыхтя, сказала Лейси.
– Я не вовремя звоню?
– Нет-нет, что ты, дорогая. Я только зашла домой после пробежки в две мили. Я все-таки не молодею, а бег хорошо снимает стресс. Сегодня я подаю на развод. Твой отчим снова изменил, и этот раз станет последним, – сказала Лейси. – Две принцессы тоже там?
– Да. Я буду заведовать магазином. Харпер помогает дяде Седу на кухне, а Тауни управляет делами бизнеса в офисе, который ей организовали в коттедже, – сказала Дана.
– Это шутка? Я думала, Тауни умеет только прохлаждаться на крыльце, попивая сладкий чай, и помахивать ресничками. Харпер готовит и убирает за другими? Не могу даже представить себе эту картину, – захихикала Лейси.
– Я звоню по другой причине. Я переживаю, что придется оставлять Брук в новой школе. Даже оставить ее в детском садике было не так тяжело.
– В тебе говорит материнский инстинкт. Перемены всегда к лучшему. Я приеду навестить вас как-нибудь летом, и, надеюсь, к тому времени ты уже обвыкнешь и полюбишь это место. Тебе всегда нравилось отдыхать у Энни.
– Я так ее любила, – сказала Дана дрогнувшим голосом.
– Слава богу, она тоже любила тебя. Если бы не помощь Энни и Седа, мы бы не справились. Твой отец и пальцем не пошевелил, чтобы нам помочь. Свалил в колледж, и больше мы его не видели.
Каждый раз, когда Лейси вспоминала имя Гэвина Клэнси, в ее голосе слышалось презрение, будто она сама не имела к своей беременности совершенно никакого отношения.
– Тебе кажется, во мне просто говорит материнское беспокойство? – спросила Дана, намеренно уходя от темы о своем отце.
– Конечно, а что еще? Так, мне надо быстренько принять душ и надеть что-нибудь покрасивее. В десять часов я встречаюсь со своим адвокатом. Он вдовец и очень обеспеченный, – сказала Лейси.
– Ты уже присмотрела себе четвертого? Так кто кому изменил? – спросила Дана.
– Важно не то, кто кому изменил, а кто попался с поличным. Я ведь имею право иногда закрутить роман?
– А если бы с поличным попалась ты?
– Я бы все равно крутила романы, но уже без баснословных выплат по брачному договору, – засмеялась она. – Все, дочка, я побежала. Созвонимся позже. Если тебе там не понравится, будешь жить со мной. Дом отойдет мне, это уж точно.
– Спасибо, мамуля. Пока! – сказала Дана и повесила трубку.
Жизнь с сестрицами, конечно, не сахар, но лучше уж Дана будет проживать с ними, чем с матерью, которая превратит ее жизнь в настоящий ад.
В тот вечер Сед сидел в своем кресле-качалке и вздыхал. Он бросил взгляд на соседнее кресло и улыбнулся.
– Ох, ну и работенку ты мне подкинула, Энни. Каждая девочка борется со своим демоном. Я стараюсь проявлять терпение и понять, почему они не могут открыться друг другу и стать одной семьей, но порой хочется просто научить их уму-разуму.
Несколько минут он сидел так, попивая вино из бокала, и вдруг нахмурился.
– Да, я понял тебя. Они стали такими не за один день, потому им нужно время, чтобы научиться любить и доверять друг другу. Знаешь, Энни, мне ведь тоже осталось немного. Мне одиноко без тебя, да и я давно уж готов покинуть этот бренный мир. Если бы ты меня подождала, мы могли бы выселиться вместе.
Еще один глоток вина.
– Я знаю, ты была над этим не властна. Ты хотела, чтобы мы стали как та пара из «Дневника памяти»[2]. Мне грех жаловаться, правда? По крайней мере, ты до последнего вдоха помнила меня, в отличие от героини фильма. Я должен быть за это благодарен.
Он допил вино и отставил бокал в сторону.
– Что ж, пора спать, так что спокойной ночи, моя милая Энни. Я и представить себе не мог, что можно скучать по человеку настолько сильно, – сказал он, послав воздушный поцелуй в сторону деревянной шкатулки, где хранился ее прах. – Зажги свечу подле окна, чтобы я нашел к тебе дорогу, когда Господу вздумается забрать меня на небеса.