Последняя осень тысячелетья,
Прозрачная, словно мечты новобранца.
Наверное, мог бы на выход успеть я,
Когда бы не полное сердце багрянца.
Когда бы не тяжесть изжитых любовей,
Не черная метка партийной печати,
Покладистый пленник свободы и воли,
Нетленную летопись смог бы начать я.
Мы петь остаемся в двадцатом столетьи,
Товарищи игрищ кровавых и строек.
В лицо улыбнутся подросшие дети
Былым королям разудалых попоек
И сами возьмутся выращивать стебель
Надежды и веры, любви и пшеницы.
А нам остается лишь блеклая небыль,
Прожитая на пожелтевших страницах.