Осень. Ноябрь
Его дни расписаны по минутам. Все дни с понедельника по субботу. Иногда и воскресенье. Он был так воспитан. Он так привык. Хочешь остаться на плаву – держи ситуацию под контролем. А контролировать приходилось все больше и больше. Отец потихоньку отходил от дел – годы. В ближайшие месяцы Илье предстояло войти в состав совета директоров отцовской компании, где, конечно, рады такому событию будут не все. И войти хотелось не путем дарения акций отца сыну, а так, чтобы оба имели пакет, достаточный для членства в совете. Что означало покупку акций у третьих лиц. Сложная многоходовая сделка, которая была в самом разгаре. И все это на фоне затянувшегося экономического кризиса в стране и стагнации[1] в строительном бизнесе. Илья думал о том, что надо искать новые направления, которые дадут возможность устоять. Одно из них – строительство гостиничного комплекса в Сочи, которое вдруг замедлилось без всяких видимых причин. Но причины же были. Предстояло разобраться. Туризм в стране развивался, эксперты наблюдали его устойчивый рост в последние годы. Перспективный объект, но где-то случился затык. Придется лететь на место и докапываться до истины самому.
Но это через пару недель, а сегодня он ехал на встречу с другом. Деловую встречу.
Зазвонил телефон. Илья притормозил на светофоре и принял входящий.
– Я подъезжаю, – сказал он в трубку без предисловий. – Через пять минут буду в твоем офисе.
– Я позвонил предупредить, что задерживаюсь, – ответили на том конце, – переговоры затянулись. Все уже закончилось, выхожу из здания, но у себя буду не раньше чем через сорок минут.
– Понял, – Илья отключился и посмотрел на часы.
Возвращаться на работу не имело смысла, сидеть в офисе Лёни – тоже. Зато сразу за светофором поблескивала зазывным неоновым светом вывеска. Кофейня. Именно там Илья и решил подождать.
У Лёни валился бизнес. Был большой временной разрыв между платежами, которые должен, согласно обязательствам, выполнить он, и платежами, которые по контрактам должны поступить ему. Закрыть эту дырку трехмесячным кредитом представлялось невозможным из-за процентных ставок банков, которые в данной ситуации выглядели просто заоблачными. Илья знал, что Лёня будет просить денег.
В кофейне оказалось немноголюдно, тепло, уютно и вкусно пахло свежей выпечкой и молотым кофе. Он только лишь сел на мягкий диванчик, как сразу же появился официант в длинном, туго стянутом фартуке и с папкой меню в руках.
Илья читать меню не стал. Заказал двойной эспрессо и маленькую бутылку воды без газа.
В общем-то, эти сорок минут можно потратить с пользой. В файле, который он взял с собой из машины, был проект дополнительного соглашения на непредвиденные работы по объекту в Сочи. И при первом беглом просмотре текста ему многое не понравилось. Илья вынул из пластикового пакета бумаги и углубился в изучение документа. Впрочем, дальше первого листа дело не пошло. В кофейню вошли новые посетители, они шумно рассаживались прямо за спиной. Веселая и немного перевозбужденная компания. Илья недовольно поморщился, переворачивая страницу. «П. 3.1. Считать…»
– Все будут кофе? – поинтересовался мужской голос.
В ответ послышались слова согласия.
– Дуня, тебе что к кофе?
Илья замер. Не так часто в Москве встречается девушка с именем Дуня. Будучи коренным москвичом, он знал только одну и теперь вместе с мужчиной ждал ответа на вопрос.
Ждал, чтобы услышать голос.
– Мороженое, – ответили негромко приятным грудным тембром – не высоким, не низким и очень теплым.
Илья одеревенел. Это был ее голос. Это была она.
– Два черных, одно капучино и мороженое, – сделали заказ за спиной.
Кто этот мужчина? Кто он ей?
«У тебя кто-то есть?» – спросил Илья год назад, глядя Дуне в глаза, когда столкнулись случайно на улице.
Она тогда ответила: «Нет».
Но это было год назад. За год ведь многое может измениться, очень многое. Может уйти женщина, которая, казалось, не уйдет никогда, может разрушиться бизнес друга, а ты можешь войти в совет директоров очень крупной компании. И так и не начать новые отношения с новой девушкой. За год.
– До свадьбы осталась всего неделя, а у нас пока ничего не готово с музыкой, – в разговор за спиной включился третий голос. – Первый танец жениха и невесты будет?
Раздался дружный утвердительный ответ.
– Хорошо. У меня есть несколько вариантов музыки для первого танца. Послушайте и выберите, какой подходит вам.
Илья не сразу понял, о чем они говорят. Вернее, понял сразу, но поверить отказывался.
Еще, оказывается, за год можно выйти замуж. Ответ на вопрос, кто тот мужчина, был получен.
И словно не прошло всех этих месяцев разлуки. Стало так же больно. Как тогда. А ведь думалось, что все уже позади. Вошло в привычный ритм. И ведь не вспоминал. Почти. Месяц. А она выходит замуж.
За спиной молчали. К Илье подошел официант с подносом, на котором стояли стакан, бутылочка воды, чашка с кофе. Воспользовавшись тем, что парень был довольно высоким и расположился сбоку, словно прикрывая, Илья чуть повернул голову. Чтобы увидеть ее. И его – того, кто станет мужем.
Зря он это сделал. Нет, его никто не заметил. Они слушали музыку. Один наушник у него, другой у нее. Сидят близко, почти прижавшись, слегка пританцовывают прямо на стульях и улыбаются. Совершенно одинаково счастливо улыбаются. И такие свободные. Нет никакой напряженности, нервозности, которая в его мыслях всегда сопутствует свадьбе.
Илья увидел двух абсолютно счастливых людей. И быстро отвернулся. И вместо кофе сделал большой глоток воды. А с ним… с ним Дуня была вот такой? Чтобы только одного короткого взгляда на нее хватило понять: эта женщина счастлива.
Как удалился официант, Илья не заметил. Он медленно пил воду и старался ровно дышать.
– Хорошая музыка, но вообще-то мы уже выбрали мелодию для первого танца, – ее голос.
– Вот флешка, здесь трек, – а это уже его. – Именно такая обработка нам нужна. Мы под нее репетировали.
Они репетировали. Дуня выходит замуж. А чего он хотел? Все правильно. Она выходит замуж…
Позвонил телефон. Ее. Он узнал по мелодии звонка. Сколько раз этот звук раздавался в его квартире. Когда-то.
– Привет, – и он почти всегда по интонации Дуниного голоса мог определить, с кем разговор. – Да, мы как раз сейчас последние моменты утрясаем со свадьбой. Никаких гостиниц! Остановишься у нас! Все удобно!
У нас – это где? Илья смотрел в пустую чашку. Когда он успел выпить кофе? Не помнил. Только в горле горечь. Совсем не кофейная.
– Катерина, не бузи, – включился в разговор «жених». – Приезжайте к нам, это вопрос решенный. Главное, мужа не забудь с собой взять.
Катя… подруга Дуни, которую он, Илья, видел только на фотографиях и знал только по разговорам. А этот… этот с ней так легко разговаривает. Удар ощутимый.
Ошибка, Илья Юльевич. Когда-то вы совершили ошибку, на которую вам указали сейчас.
– Все поняла? – заканчивала за спиной разговор с подругой Дуня. – До встречи!.. Извините, – это уже, видимо, организатору свадьбы. – Танец у нас будет. Какие еще вопросы?
– Я бы хотел добавить еще один, если честно. Иван, вы не против провальсировать с другой дамой – мамой вашей невесты?
А его зовут Иван. Илья наконец вспомнил, где видел это лицо. Фотограф, который приходил в офис Дуни, и, кажется, он был еще на открытии ресторана Тихого, где Дуня вела дизайн-проект.
– У тебя кто-то есть?
– Нет.
Но это было год назад. А сейчас есть. И организатор интересуется, станцует ли тот, кто «есть», с мамой невесты?
– Легко. Мы даже летом в Пензе в городском саду пару раз вальсировали – как раз в виде репетиции.
Летом. В Пензе. Куда Дуня его звала, а Илья ни разу так и не съездил. Что там делать? А другой нашел – что.
Он больше не мог здесь находиться. Ни минуты. Ни секунды. Сколько стоит кофе и вода, Илья не знал, потому что не открывал меню. Ждать оплаты по пластиковой карте казалось невозможным. Поэтому просто оставить наличные с запасом и не ждать сдачи.
Уйти. Чтобы не слышать. Не видеть. Не возвращаться. У них разные жизни. У нее – свадьба. У него – вход в совет директоров и деньги для Лёни. Кстати, о Лёне. Уже сидя в машине, быстро нашел его номер в журнале звонков и нажал на вызов.
– Я почти подъехал, – быстро откликнулся друг.
– У меня не получается сегодня, – ответил Илья. – Извини. Надо срочно уехать. Давай завтра или послезавтра.
Он даст Лёне денег. Конечно, даст. Даже зная, что в подобной ситуации Лёня может и не протянуть ответную руку помощи. Этому Илью научила Дуня. «Делай что должно, и будь что будет», – говорила она.
Та, которая сидела сейчас за столиком в кофейне и готовилась к собственной свадьбе. Счастливая и свободная. И то, что за окном ноябрь, холод и промозглость, – ее не пугало. Илья плохо разбирался в свадьбах, но даже он понимал, что день должен быть теплым, солнечным, потому что жениха и невесту вывозят для красивых фотографий, есть какие-то традиции, обязательные места для посещения. А в ноябре только платье испачкать в лужах. Но ее это не беспокоило ни капли. Ее по-хозяйски обнимали за плечи и заказывали мороженое к кофе.
– Ты мне дашь деньги? – Лёня, нервный, расстроенный сорвавшейся встречей, перезвонил. И без предисловий задал главный вопрос.
– Дам, – ответил Илья. – Но я не знаю, сколько именно нужно тебе и сколько смогу вытянуть из оборота я.
– Спасибо, – послышалось после долгой паузы. – Ты единственный, кто согласился. Я буду тебе должен.
Илья отключил телефон и включил обогреватель. Он чувствовал холод. И не понимал, куда едет.
За прошедший год у него были женщины. Не две и не пять. Больше. И некоторые даже были бы не прочь остаться. Но против был он. Максимум три встречи, и все. Не то. Не так. И лучше б не пробовал. Откупался стандартно – ювелирным магазином. Все были разные: и светские львицы, и бизнес-леди, и просто хорошенькие мордашки. Но бриллианты брали одинаково, а потом с сожалением исчезали.
– Илюша, тебе пора жениться, – время от времени осторожно заводила разговоры мама. – У одного из партнеров отца дочка вернулась из Англии, она там училась, очень воспитанная девочка…
Он уходил от этих разговоров.
Он думал о том, что где-то совершил ошибку с Дуней. Ведь ошибка была, несомненно. Как в сочинском объекте. Внешне все правильно и хорошо, но что-то он недоглядел. Лёня тогда, год назад, после бутылки виски на двоих говорил о том, что все они одинаковые и «твоя Дунька еще та стерва и горько обо всем пожалеет, я насквозь вижу таких вредных баб».
А вот не пожалела. Замуж выходит. И даже на ошибки указала. Они сегодня как подарки из мешка посыпались.
На улице совсем стемнело. Ноябрь. Холодный. Дождливый. Несвадебный месяц. И будущий Дунин муж легко болтает по телефону с ее подругой, уговаривая остановиться «у них», и был летом в Пензе, и что-то там репетировал с ее мамой. Они будут семьей, понял Илья совершенно четко, хорошей, крепкой и дружной семьей. С детьми, собаками, шумными друзьями, Пензой и шашлыками. И Дуня во всем этом счастлива. Илья видел ее глаза.
Ей именно это было надо? А он давал другое – красивый рафинированный дорогой мир – свой мир. Дуня брала. А ее Катю, Пензу и шашлыки Илья взамен не принимал. Думал, не нужно.
Вот в чем ошибка.
Резко затормозил у обочины. Острая боль в груди не давала дышать. Хорошо, что уже выехал за город и машин на дороге немного. Он неподвижно сидел, глядя, как методично и без остановки дворники стирают мелкие моросящие капли с лобового стекла. В салоне было удушающе жарко. Надо убавить печку.
Илья всегда находил ошибки, поэтому держался на поверхности даже в кризис. Жаль, что эту нашел слишком поздно.
Когда в груди отпустило, он снова тронулся в путь. Потихоньку. И лишь доехав до родительского дома, понял, куда брал курс. Мать была одна. Отец утром улетел в Петербург на два дня.
– Что-то у него не ладится, – рассказывала она, идя в столовую. – Ты голоден? Есть будешь?
– Нет, – ответил Илья, следуя за матерью.
Одна дома, никого не ждала. В платье. С укладкой. В кольцах. Безупречная, как английская королева. Верная подруга отца. Его тыл. Много лет.
Наверное, он отказался от ужина как-то не так. Во всяком случае, мама обернулась и внимательно посмотрела:
– Илюша, что-то случилось?
– А что могло случиться?
– Что-то с работой?
– С работой все хорошо, – он отвернулся и направился к бару. Вынул виски, плеснул в стакан с толстым дном, добавил льда. – Тебе налить?
– Нет, спасибо. Я выпила таблетки, давление что-то шалит, – она устроилась на небольшом диване в углу.
– Это, наверное, погода, – сказал Илья.
– Наверное.
Большая столовая с массивным овальным столом казалась пустынной. Она была шумной и жилой во время приемов гостей или когда в Москву приезжал дядя – брат отца и останавливался в доме. Но в этот промозглый ноябрьский вечер даже изысканная цветочная композиция в центре стола не спасала, не вдыхала жизнь в огромную комнату. Жизнь теплилась лишь в углу, на уютном бежевом диване, там, где сидела мама, перебирая рукой нитку жемчужных горошин на шее. Илья сделал глоток из стакана и почему-то сказал то, о чем совершенно не собирался говорить:
– Я видел Дуню.
– И как она? – осторожный вопрос.
Илья пожал плечами, сделал еще один глоток:
– Счастлива.
– А ты нет, – холеная рука с начавшими выступать возрастными венами отпустила бусы.
– А я один, – Илья с легким стуком поставил стакан на стол.
Стук отразился эхом от стен в этой большой столовой. Совершенно несвойственным ему жестом Илья запустил руку в волосы, но тут же отдернул ее и отошел к окну – чтобы не смотреть на мать.
Его очень долго учили не показывать свои слабости. Он научился.
– Я совсем один, мама. У меня есть компания, есть планы, сметы и знание, что будет через год и к чему я должен прийти через два. Есть Елена Дмитриевна, которая убирает квартиру и готовит ужины. Есть друг Лёня, которому я должен помочь, потому что он друг. Но я не знаю, поможет ли он когда-нибудь мне. И я не понимаю, для чего все это – планы, акции, рост прибыли. Нет, понимаю, конечно, как финансист и игрок на рынке. Но для чего? Для кого? Я же совершенно один.
– Ты повзрослел, – раздался тихий мягкий голос рядом, и материнская рука ласково коснулась макушки. – Ты совсем вырос и теперь знаешь цену всему.
– Она так высока?
– Да.
– Можно я переночую сегодня у тебя?
– Конечно.
Илья повернулся, и мать его обняла. Совсем как в детстве. Только теперь он был выше ростом.
Черное концертное платье мягко поблескивало люрексовой нитью. Майя еще какое-то время смотрела на него, а потом закрыла дверь шкафа. Смешно. Не в зале же играть, в самом деле. Уши бы не отморозить – как назло, сегодня похолодало. Поэтому шапку обязательно и митенки с собой взять – чтобы руки хотя бы немного в тепле были. Да и вообще, что надеть – дело десятое. Она с репертуаром не определилась – вот в чем загвоздка.
Зашелестели листы из нотной папки. Шостакович? Шнитке? Сен-Санс? Чем бы удивить людей в черном из Москва-Сити? Мимо чего они не пройдут точно?
Майя вздохнула и принялась запихивать ноты обратно в папку. Они пройдут мимо всего, что не имеет ценника. Но это не значит, что она не должна попытаться. Майя вспомнила цитату Бродского, которую очень часто любил повторять отец: «Мир, вероятно, спасти уже не удастся, но отдельного человека – всегда можно». Вот и она пойдет спасать. Кого-нибудь. И свой выигрыш в споре.
А что же все-таки играть? Девушка перевела взгляд на стену. Помоги, а? Он улыбнулся ей с плаката своей чарующей улыбкой с шикарными идеальными ямочками на щеках. И Майя вдруг поняла – что именно надо играть. Быстро перетряхнула ноты. Есть нужные! Ну вот и славно. Она представила, как закатит глаза Севка. Скажет, что это слишком просто, а ты попробуй-ка зацепить слушателя Шнитке. Представила и злорадно усмехнулась. A la guerre comme a la guerre[2], товарищ Контрабас. Готовься к проигрышу, Севчик!
На пороге она обернулась. Пожелай мне удачи! Майя точно знала, что Дэвид[3] ей подмигнул. Ну, подмигнул бы, если бы был настоящий, а не напечатанный на глянцевой бумаге.
– Илья Юльевич, вы просили информировать, когда мы получим технический паспорт на жилой комплекс, – послышался в трубке голос секретаря.
– Документы в порядке?
– В целом да, но есть некоторые спорные моменты…
– Я подъезжаю к офису. Все посмотрю сам.
Погода испортилась еще сильнее, поднялся колючий ветер. Но отступать было поздно и не в правилах. Нотная папка устроена в ногах, там же, рядом – раскрытый скрипичный футляр. Майя сняла верхние теплые варежки, поправила шапку, чуть сдвинув назад, чтобы полностью освободить левую щеку.
Обернулась на стоящего на приличном отдалении Севку – тот изобразил бурные аплодисменты.
К черту!
Привычно лег в руку смычок. Только бы пальцы к струнам не примерзли. С первыми же звуками, как по заказу, в воздухе закружились белые хлопья. Но девушка этого уже не видела. Она играла, прикрыв веки.
Что потом заставило ее резко открыть глаза прямо во время крещендо, Майя не знала.
Шел снег. В скрипичном футляре лежало несколько купюр – Майя не смогла разглядеть, каких именно. Потому что она во все глаза смотрела на человека, стоящего перед ней. На белые снежинки на идеально чистых черных туфлях, ткани темного пальто, волосах, не покрытых шапкой.
Мужчина был брюнетом. И у него были темные-темные глаза. Он стоял перед ней, засунув руки в карманы пальто, и не отрываясь смотрел. И слушал.
Трудно было представить себе что-то более несуразное, чем девочка, стоящая на улице перед высотным элитным бизнес-центром и играющая на скрипке романс «Не уходи, побудь со мною…».
Первая мысль: «Куда смотрит охрана? Завтра здесь появятся бомжи».
Вторая: «А играет неплохо».
Третья: «Почему она надела такую нелепую шапку?»
Головной убор на скрипачке мало того что походил на растрепанный валенок с ушами, так еще и сидел набекрень.
И все же он остановился. И дослушал романс до конца. Слишком необычно было происходящее, словно в четкую упорядоченную жизнь делового центра явилась посланница из другого мира и заледеневшими от холода пальцами, а Илья был уверен, что пальцы у нее почти потеряли чувствительность на таком ветру, упрямо высекала смычком музыку, совсем не подходящую ей самой.
Илье всегда казалось, что этот романс положено исполнять женщинам с грудным голосом и взглядом, полным «опыта». И уж никак не созданию в грубых ботинках и невразумительной шапке.
Какое-то время скрипачка играла с закрытыми глазами, а потом вдруг открыла их и уже не спускала с Ильи своего взгляда. И он подумал вдруг, что так смотрели, наверное, век назад студентки-революционерки, когда шли отстаивать свое правое дело.
Снег повалил крупными хлопьями, словно закрашивал серо-голубой бизнес-центр белым цветом. Стало совсем промозгло, а девушка все играла и опустила скрипку только тогда, когда произведение подошло к концу.
– Вам понравилось? – спросила она, все так же глядя в глаза, из чего Илья сделал вывод, что обращаются конкретно к нему, хотя рядом стояло еще несколько человек.
Тоже, наверное, удивленных подобным явлением.
– Да, – односложно ответил он.
Девушка указала смычком на раскрытый футляр у ног, где лежало несколько купюр и монет.
– Тогда не сочтите за труд – отблагодарите скрипача материально.
Голос оказался очень чистым, не утратившим звонкость юности.
«Пионерка и революционерка», – утвердился Илья в собственных выводах, оценивающе оглядев «скрипача», а затем и футляр, где было очень негусто.
– Во сколько же скрипач оценивает свой труд?
– Сколько сможете. Но лучше… пять тысяч. Если не жалко.
– Однако… – Илья чуть сузил глаза и замолчал.
Легкое чувство разочарования удивило его самого. Пять тысяч – как-то… слишком меркантильно. Не секрет – в этом мире все хотят денег. И даже маленькие девочки озвучивают точные цены. Так устроена жизнь.
Тем не менее все равно очень жаль, что и это крошечное необычное явление у стен бизнес-центра свелось к такому банальному финалу. К пяти тысячам. Лучше бы она была революционеркой.
– Мне не жалко, – сказал Илья. – И я заплачу. Если вы докажете мне, что ваша игра стоит пяти тысяч.
– И как я должна доказывать? – у девушки были красные щеки, но это, скорее всего, от мороза. А по глазам читалось, что она не собирается сдаваться. – Какие вы принимаете аргументы?
Он пожал плечами:
– У меня есть пять тысяч. У вас – желание их получить.
Илья понимал, что устраивает ей испытание. А зачем и для чего – не знал сам. Было бы правильней просто уйти, потому что действительно пора, потому что дела, технический паспорт по жилому комплексу и какие-то проблемы с ним. Но он стоял на холодном ветру и ждал, что будет дальше.
Девушка смерила Илью взглядом, как показалось, презрительным, и запальчиво ответила:
– Не настолько. Музыка – не рынок. Хотите – слушайте так. Бесплатно.
«Все же бунтарка», – подумал он с какой-то внутренней радостью.
Скрипачка положила инструмент на плечо, но, прежде чем коснуться смычком струн, вдруг подняла голову и громко провозгласила:
– Антонио Вивальди. Времена года. Шторм. Исполняется для господина из первого ряда – в черном пальто, с пятью тысячами и без сердца.
Это был вызов.
Больше она на него не глядела. Музыка была такой же порывистой и сильной, как ветер. В какой-то момент показалось, что даже снежные хлопья стали кружить, повинуясь задаваемому девушкой ритму. Это был не шторм. Это начиналась самая настоящая ноябрьская метель. Резкая, злая, стремительная и обиженная.
Люди за спиной сменились. А он все еще стоял. И слушал. И чуть улыбнулся в самом конце, когда девушка в последний момент успела ухватить почти слетевшую с макушки шапку.
После этого Илья молча достал из внутреннего кармана пальто портмоне, раскрыл его, вынул купюру в пять тысяч и протянул скрипачке.
Она была еще слишком юна и не умела прятать эмоции. На лице отразилась нешуточная борьба между гордостью и желанием получить эти деньги.
И ему почему-то не захотелось знать, что победит: гордость или деньги. Поэтому просто опустил руку, и купюра приземлилась точно в раскрытый футляр. Благо ветер вдруг стих.
Илья лишил девушку права выбора и увидел в ее глазах облегчение.
– Спасибо! – голос скрипачки вдруг смягчился и стал взволнованно-искренним. – Вы у меня… первый. В смысле, это мой первый уличный гонорар. Автограф дадите? На правах первого?
И в этот момент она показалась Илье совсем маленькой. А он себе почему-то уже совсем-совсем зрелым.
Сунул портмоне на место. Вынул ручку. Писать было не на чем. Не на купюрах же. Потом вспомнил о визитнице. Недолго думая вынул одну из визиток, на обратной – чистой – стороне быстро сделал запись, и белый прямоугольник плотной бумаги опустился рядом с пятитысячной банкнотой.
На девушку он больше не взглянул. Молча развернулся и ушел.
Его ждали дела – технический паспорт, две деловые встречи и новости фондового рынка.
Она протянула руку и на ощупь полезла в рюкзак. Все равно заснуть не получалось. Через полминуты розысков в ладонь лег кусок плотного, высококачественного, слегка рифленого картона. В комнате было темно, но Майя и так легко могла себе представить все: шрифт, цвет букв, сами слова.
Илья. Юльевич.
Ему совсем не шло это имя. Илья – гласные и мягкие согласные. И отчество такое же. Какой обман. В этом человеке не было ни капли мягкости. Ни грамма. Ни на йоту.
Майя зажала между указательным и средним пальцем визитную карточку. На обороте которой четким, с резкими выбросами вверх и вниз, почерком было написано: «От господина без сердца».
Господин без сердца. Она произнесла шепотом, словно пробуя на вкус: «Илья. И-лья. Иль-Я. Юль-е-вич. И. Ю. Я. Лье». Нет, это имя ему совершенно не подходило.
Она так и заснула с куском рифленого картона в руке.
