Стоя позади всех, я внимательно вглядывалась в фигуры, в скорбном молчании стоявшие вокруг могилы. Людей собралось немного. Никто не плакал и не рыдал, как это обычно бывает на кладбище. Церемония прощания проходила в спокойной обстановке. Правда, в воздухе витало хорошо уловимое напряжение. Семьи двух братьев, как две противоборствующие армии, стояли по разные стороны от могилы. И вовсе не потому, что так было удобнее. Казалось, что даже над гробом матери эти Монтекки и Капулетти не в состоянии примириться. Насупленные лица и плотно сжатые губы и тех, и других свидетельствовали не о скорби об утраченной родной душе, а лишь о затянувшейся изнурительной вражде.
Вчера вечером я попросила у Анатолия Константиновича фотографию его старшего брата и членов его семьи. Поэтому сейчас могла вычислить их среди соседей и остальных родственников, пришедших проститься с Ксенией Даниловной.
Снимок нашелся лишь пятнадцатилетней давности. На нем были запечатлены улыбавшийся Евгений Константинович с Инессой в обнимку и с годовалым Ромкой на руках. Геннадия на фотографии не было. Сравнивая теперь лица на снимке с оригиналами, я невольно поражалась, как беспощадно отнеслось к ним время. И дело даже не в том, что Евгений и Инесса постарели – они были просто другими. Само собой понятно: улыбаться на похоронах матери противоестественно, но мне почему-то показалось, что Евгений Константинович не делал этого уже довольно давно. Лицо Инессы на фотографии тоже было гораздо приятнее, чем сейчас. Та молодая женщина казалась значительно добрее и открытее, чем стоящая неподалеку от меня тетка со сведенными на переносице бровями и каким-то злобным взглядом.
Светловолосый юноша, стоявший подле Евгения Константиновича, тщетно пытался придать выражению своего лица трагическую сосредоточенность. Оптимизм и любопытство, свойственные его возрасту и натуре, то и дело прорывались наружу. Роман бросал беглые взгляды по сторонам, несколько раз он довольно пристально разглядывал и меня тоже, что в общем-то и не удивительно.
Когда сегодня Анатолий Константинович и его жена меня увидели, то некоторое время не могли вымолвить ни слова от удивления.
Мысль, которая возникла у Анатолия Константиновича, я прочла в его глазах отчетливо: по правильному ли адресу обратился он, когда решил расследовать обстоятельства смерти своей матери? «Почему эта женщина, именующая себя детективом, ведет себя столь странным, даже вызывающим образом?» – вот что сквозило в его взгляде. Но объяснять что-либо было поздно, поэтому ему и его жене не оставалось ничего другого, как смириться и продемонстрировать своим видом окружающим, что ничего странного в моем наряде нет.
Тактика выбранного мной на сегодняшний день имиджа была проста: я рассчитывала произвести впечатление на Геннадия. Сначала, правда, хотела нарядиться по типу серой мыши, чтобы быть наименее заметной. Но потом решила, что в таком случае ничего не выиграю, поэтому создала совсем иной. А моему заказчику и его жене пришлось принять все как есть.
Геннадий был младше меня на два года, но я совершенно справедливо полагала, что разницы в возрасте не будет заметно. Сама по себе я выгляжу моложе, чем зафиксировано в паспорте, а с помощью доступных мне средств макияжа постаралась свой «срок», намотанный от рождения, еще приуменьшить. Конечно, Геннадия я пока не видела и вкусов его не знала, поэтому действовала наобум, исходя лишь из того, что говорил клиент о наклонностях племянника.
Предположив, что, вероятнее всего, ему по сердцу девушки, не отягощенные моральными принципами, я легко вылепила из себя такую. И сейчас меня «украшали» короткая юбка и лимонно-желтый джемпер с оч-чень глубоким вырезом – наряд, более подходящий для ночных похождений с поиском приключений на одно место, нежели для погребальной церемонии. Про макияж вообще песня отдельная – на мне было столько штукатурки, и нанесена она была так вульгарно, что я самой себе казалась буффонадным клоуном. Да еще прическа состояла из сплошного жесткого начеса, сделавшего мою голову похожей на лимонную корку. А в довершение всего я придала своему взгляду выражение тупой бессмысленности, вполне благополучно сочетавшееся со всем остальным.
Еще дома, стоя перед зеркалом, я подумала, глядя на девицу, отражавшуюся в нем: «А не переборщила ли ты, девонька?» Но на тот случай, если в подобном виде я не найду общего языка с Геннадием, у меня был запасной, так сказать, парашютный вариант. Поэтому я решительно хлопнула за своей спиной дверью и вышла на тропу войны.
В данный момент Анатолий Константинович и его жена стояли передо мной, и я по их напряженным спинам чувствовала, как им неловко иметь в родственницах такую вот красавицу-племянницу. А глянув на небольшой рост полковника милиции, я похвалила себя за то, что не надела первоначально намеченные туфли на высоких каблуках. Сын полковника если и выше отца ростом, то ненамного. Следовательно, я и без каблуков буду возвышаться над ним, подобно Пизанской башне. Но больше всего меня сейчас беспокоило то, что Геннадий на похоронах не присутствовал. Неужели все мои гримерно-костюмерные старания напрасны?
Когда могильщик пригласил каждого из присутствующих кинуть горсть земли, возле моего уха вдруг раздался спокойный тихий голос:
– Привет. По-моему, здесь скучно, ты не находишь?
Рядом со мной стоял коренастый, невысокого роста брюнет, с лицом, сильно напомнившим мне облик Евгения Константиновича Делуна. Такой же прямой нос и жесткий рот. Такие же вьющиеся волосы. Глаза Геннадия, правда, в отличие от отца, были близко посаженными и бесцветными.
– Да, наверное, – поспешила ответить я, придав голосу оттенок легкомысленности. – Так не гулянка же.
Евгений Константинович, завидев старшего сына, да еще в моей компании, еще больше помрачнел и насупился.
– Ты кто? – задал Геннадий мне вопрос, с улыбочкой глядя на собравшихся вокруг родственников.
– Племянница Любови Сергеевны, – ответила я, бросив на молодого человека завлекательный взгляд. – Двоюродная.
– Давай на время поминок образуем союз, – предложил он мне то, чего я, собственно говоря, и добивалась. – Жрать охота, а разговаривать с пристающими родичами – нет. Если мы будем вдвоем, мне не придется отвечать на их дурацкие вопросы. Идет?
– Без проблем, – небрежно бросила я, пожав плечами.
Теперь-то я поняла, что он просто не мог на меня не клюнуть, в каком бы обличье я ни была. Все здесь стоящие – для Геннадия враги, а я – незнакомка, одного с ним возраста, да и к тому же из себя ничего… О том, что не далее как два часа назад, стоя в прихожей перед зеркалом, я была сама себе противна, я уже забыла.
Стоявшие впереди Анатолий Константинович с супругой, слышали наш разговор, но мой клиент предпочел никак не реагировать, а его жена позволила себе лишь покоситься в нашу сторону.
Геннадий, уловив косой взгляд тетки, сладко произнес улыбаясь:
– Не одобряете, Любовь Сергеевна?
Та, отвернувшись, промолчала.
Однако этот фрукт посложнее, чем я предполагала! Вовсе не примитивный уголовник, которого не составляет большого труда вычислить. Кажется, мне придется основательно потрудиться.
На кладбище я приехала на «Ниве» своего «дядюшки», но обратный путь проделала уже в компании своего нового знакомого. В автобусе Геннадий намеренно прошел в конец, чтобы затесаться в толпу соседей, подальше от родственников. Я, как шнурок, последовала за ним.
– А ты ничего, – сказал он, когда автобус тронулся. – Только косметики слишком много.
«Надо же, какой любитель меры нашелся!» – подумала я, а вслух жеманно сказала:
– Не нравится, не смотри.
Он пропустил мою реплику мимо ушей.
– Еще бы манеры попроще – и будет самое то!
Теперь я подумала, что надо было мне оставаться самой собой, а не придумывать этот проститутский антураж. Но кто же знал, что я встречу не примитивного уголовника, а нарвусь на хладнокровного, расчетливого и, самое главное, неглупого молодого человека. К тому же разбирающегося в женской красоте.
Всю дорогу до кафе, в котором должны были состояться поминки, мы с Геннадием непринужденно болтали. Не знаю, насколько мне удалась роль глупышки, которую я старательно изображала, но пронизывающий взгляд моего спутника внимательно изучал меня все те полчаса, что автобус тащился с кладбища до города.
– Тетка твоя тебе не сильно надоедает? – спросил он, когда мы уже сидели за длинным поминальным столом. – Мне кажется, она такая ужасная зануда.
– Есть немного, но я уже привыкла.
– Посмотри, какие замечательные кругом лица. – Геннадий пригласил меня оглядеться вокруг, не переставая пережевывать гуляш. – Обрати внимание, с какой любовью смотрит на меня вон та женщина.
Я посмотрела в сторону его небрежного кивка и увидела горящий ненавистью взгляд мачехи Геннадия, обращенный на него. М-да, не любит она своего пасынка. Мне, как и ей, известно, что он подонок, но к чему так обнажать свои чувства на людях, да к тому же на поминках?
– Помнишь сказку про царевну и семь богатырей? – задал неожиданный вопрос Геннадий. Я поперхнулась, и он заботливо похлопал меня по спине, поинтересовавшись: – Ты чего?
– Кусок не той стороной пошел, – попыталась оправдаться я, вытирая выступившие на глазах слезы.
– Так вот, мою мачеху как будто специально списали с этой сказки.
Он бы еще про «Аленький цветочек» вспомнил!
Меня все больше охватывало любопытство: неужели этот знаток русских сказок обокрал родного дядьку? Я смотрела на Геннадия и не верила, что он способен на убийство собственной бабки. Хотя пару раз выражение его глаз становилось ледяным и колючим, и в эти секунды я могла поклясться, что именно он угробил Ксению Даниловну. Но очень быстро облик жестокого преступника прятался за маской насмешливого безразличия. Наверное, это у него способ защиты от окружающей действительности.
Когда мы вышли из кафе, Евгений Константинович стоял рядом со своей служебной машиной, а завидев сына, решительной походкой двинулся к нам.
– Сейчас ты поедешь со мной, – отрывисто приказал он Геннадию.
– Бить будешь? – усмехнулся мой спутник.
– Не ерничай, а садись в машину.
– Итак, она звалась Татьяной, – продекламировал Гена, забрасывая себя на заднее сиденье казенной машины. Его красноречивый взгляд, нырнувший в самую глубину выреза моей кофточки, отчего-то заставил меня затрепетать.
Я опешила. Он цитировал «Онегина», или мне послышалось?
– Толя! – крикнул Евгений Константинович выходящему из кафе брату. – Я заеду к тебе вечером!
С этими словами он уселся рядом с водителем, и машина тронулась. Анатолий Делун ошарашенно глядел вслед удаляющейся машине. Он явно не ожидал, что его брат первый сделает шаг к примирению. А я стояла и думала, что мое общение с Геннадием требует продолжения, но каким образом его осуществить? Не мне же самой было предлагать Геннадию встречу! Однако осознав, в каком положении я сейчас оказалась, начала ругать себя за щепетильность. Ну, навязалась бы сама! В конце концов, это не вступило бы в противоречие с выбранным имиджем доступной дурочки.
От кафе до дома я опять ехала с «родственниками» на «Ниве». Анатолий Константинович вел машину и всю дорогу обсуждал с женой причину необычного поведения брата. После того как тема была исчерпана, он обратился ко мне:
– Какое впечатление произвел на вас мой племянник?
Совершенно не подумав о том, как могут быть восприняты мои слова, продолжая свои размышления, я брякнула первое, что пришло на язык:
– Если вы о старшем, то он душка.
Машина резко затормозила прямо на проезжей части.
– А вы знаете, что этот «душка» ограбил мою квартиру? – взвился Анатолий Константинович, обернувшись ко мне. – Общий ущерб составил тридцать тысяч рублей!
– Слышала, – посерьезнела я.
– А еще он изнасиловал пятнадцатилетнюю девчонку! И его отцу много усилий пришлось приложить, чтобы уговорить родителей девушки забрать заявление из милиции и взять деньги за нанесенный моральный ущерб и причиненные душевные страдания.
Анатолий Константинович накалился, как утюг, и я уже пожалела о сказанном.
Странно… Я нисколько не сомневалась, что Геннадий действительно совершил все только что перечисленное его дядей. Но последний почему-то напоминал мне мальчиша-плохиша, доносящего на своего товарища, а Геннадий, преступник, как говорится, со стажем, не вызывал у меня отвращения и неприязни. Почему Остап Бендер, мошенник с большой буквы, вызывает у всех только симпатию?
Машина опять тронулась.
– Простите, Анатолий Константинович, – сочла нужным извиниться я. – На самом деле я совсем иного мнения о вашем племяннике.
«Как бы не так!– съязвило мое ехидное второе „я“. – Этот молодой человек с вьющимися черными волосами тебя действительно очаровал!» Возмутившись такому откровению, я принялась убеждать себя, что нужно быть беспристрастной, объективной и не поддаваться обаянию преступных элементов.
– Советую вам не расслабляться, – строго предупредил меня Делун. – Иначе этот самый «душка» воткнет вам нож в спину тогда, когда вы менее всего будете этого ожидать.
Выражение, которое применил Анатолий Константинович, было образным, но мне пришлось признать, что он прав. На душе от этого легче не стало.
Когда я вошла в помещение, где располагался клуб собаководов, Леня, мой бывший одноклассник, меня уже ждал. С тех пор когда я видела его последний раз, он сильно изменился. Стал солидным, спокойным, уверенным в себе.
– Сколько лет, сколько зим! – воскликнул он, распахивая мне навстречу руки. – Ты, никак, лающий звонок решила завести?
– Нет, – запротестовала я, давая понять, что об этом и речи быть не может. – Достаточно того, что у меня в квартире кенар живет. Да и тот частенько голодный в клетке сидит, потому как его хозяйка домой редко заявляется.
– Ну, если я не угадал, тогда выкладывай, что у тебя.
Леонид внимательно выслушал историю о нападении ротвейлера на старушку, на протяжении моего повествования периодически кивая головой.
– Ты так киваешь, будто этот случай уже тебе известен.
– Нет, это я своим мыслям. Ну что я тебе могу сказать? Случай неприятный. Ротвейлер действительно имеет высокую дрессируемость, низкую реактивность. А еще он очень агрессивен.
– Поясни, что такое «низкая реактивность»? – попросила я, стремясь разобраться во всем досконально.
– Это значит, что собаку легко выдрессировать на то, чтобы она не пугалась резких звуков, вспышек света и тому подобных внешних раздражителей. У ротвейлера к тому же изначально устойчивое отношение к воздействиям окружающей среды. Скажем, у спрингер-спаниеля тоже высокая дрессируемость, но зато высокая реактивность, вследствие чего для различных служб, связанных с экстремальными ситуациями, эта порода не очень годится.
– То есть ты хочешь сказать, что хорошо выдрессированный ротвейлер может не реагировать ни на лай чужой собаки, ни на раздражители в виде мясного лакомства?
– Совершенно верно. Но для этого собака должна пройти курс специальной подготовки.
– Так я и думала. Скажи, а можно самому хозяину выдрессировать собаку на нападение?
– Понимаешь, в чем дело… Если даже приобрести специальное руководство по дрессировке собак, то обучить ее в домашних условиях вряд ли получится. Мне такое не представляется возможным.
– Почему?
С точки зрения Леонида, я, наверное, задавала глупые вопросы, но он был очень снисходителен.
– Во-первых, дрессировщику для того, чтобы обучить собаку для несения защитно-караульной службы, необходим помощник.
– Какая же здесь защитно-караульная служба, если собака нападает?
Леня откашлялся. Оценив степень моей «темноты» по данному вопросу, он принялся, что называется, разжевывать.
– Объясняю. В процессе дрессировки для защитно-караульной службы у собаки вырабатываются следующие навыки: недоверчивое, даже злобное отношение к посторонним людям, способность к задержанию человека…
– Достаточно, – перебила его я, – мне уже понятно.
– Так вот, – продолжал Леонид, – отвечаю на твой вопрос «почему». Для начала у собаки вырабатывается смелость. С этой целью помощник бьет собаку прутом, дразнит ее. Не буду вдаваться в тонкости, но тут без помощника обойтись никак нельзя. Я уже не говорю про необходимый инвентарь. К тому же к специальной дрессировке приступают только после прохождения собакой общей дрессуры. В общем, я думаю так: чтобы собака качественно выполняла все те действия, о которых ты мне рассказала, необходимы занятия со специальным инструктором. Даже с несколькими.
– А могла собака ошибиться? Ее, к примеру, натравливали на одного человека, а она покусала другого. В то утро накрапывал дождь, может, это сбило с толку собаку?
– Судя по тому, что ты мне рассказала, нет. Атмосферные осадки никак не могут помешать конечному результату, если собака идет вслед за человеком. Вот если бы она прорабатывала следы, то есть искала бы по следам человека, который прошел час назад, а в это время шел сильный дождь, тогда эффективность поиска сильно бы снизилась. А когда на улице морось, то, как утверждают некоторые специалисты, дальность «причуивания» даже увеличивается. Если же ротвейлера хозяин вел за этой бабушкой по пятам, след в след, то ошибки тем более быть не могло. Кстати ротвейлер – сучка или кобель?
– Кобель, – вздохнула я, будто подтверждая тот факт, что от кобелей ничего хорошего ожидать не приходится.
Леня понимающе кивнул, по всей видимости, утверждаясь в своем предположении.
– У самцов более развито чувство поиска полового партнера, что способствует развитию более верной ориентации на следе, – пояснил он. – Именно поэтому самцы лучше приспособлены для поиска передвигающегося источника запаха. Но в твоем случае и искать ничего не надо было.
Леонид посмотрел на меня заинтересованно, как бы раздумывая: какой еще каверзный вопрос я могу задать.
– Значит, для осуществления того, что сделал преступник, ему вовсе не нужна одежда потенциальной жертвы… – подумала я вслух, поняв всю ошибочность своей первоначальной теории. А ведь мнила себя хоть немного, но разбирающейся в вопросах дрессуры.
Услышав мои слова, Леонид рассмеялся:
– Детективов насмотрелась, сразу видно!
– Разумеется, насмотрелась! Вся моя жизнь один сплошной детектив, – не стала возражать я. А Леня продолжил пояснения:
– Ориентировка по запаху нужна, чтобы собака взяла след искомого человека. Активно сделать это она может, если след, как любят писать в детективах, – «горячий», то есть прошло не больше часа с того времени, как человек прошел. А в твоем случае не нужно было никого искать. Достаточно было идти за жертвой, а потом скомандовать «фас».
Что ж, если личные вещи не нужны, то это только облегчало задачу преступнику. Значит, проникать в квартиру Ксении Даниловны ему вовсе было не обязательно.
– Ты не мог бы мне дать адреса клубов, где проводят специальную дрессировку собак?
– Дам, конечно. Только у меня собрана информация об уже зарекомендовавших себя школах по дрессуре, а сейчас много частных развелось. Сама знаешь, на любом столбе можно объявление об их услугах прочесть. Поэтому я не вполне уверен, что тебе легко удастся найти того, кто с тем ротвейлером.
И я не была вполне уверена, но под лежачий камень вода не течет.
Бросив на своего бывшего одноклассника полный благодарности взгляд, я постаралась заглушить в себе щемящие воспоминания о школьной поре, где существовали отдельно ото всех только он и я. Это было так давно…
Леня оказался прав. Я объехала все названные им собаководческие школы, а также все адреса, которые смогла раздобыть сама, но нигде ротвейлера по кличке Роф зарегистрировано не было. На всякий случай я переписала клички всех ротвейлеров, имеющих коричневый окрас и прошедших обучение за последние два года.
И я вынуждена была сознаться, что в этом направлении на данный момент следствие зашло в тупик. Что ж, придется мне пока оставить собаку в покое и вплотную заняться ее хозяином.
Сидя на диване, я машинально отправляла в рот кукурузные хлопья и напряженно думала, каким бы образом мне опять встретиться с Геннадием Делуном. Необходимо было выяснить, где он был в то самое время, когда травили Ксению Даниловну. Да, он уголовник, но ведь презумпцию невиновности еще никто не отменял. Конечно, косвенно все улики ведут в квартиру полковника милиции. Но почему под подозрение должен попасть только Геннадий? Только потому, что его дядя Анатолий уверен в виновности племянника? Для меня это вовсе не повод. Может быть, преступление совершил Роман? Или, скажем, Инесса? Сегодня я лично видела, сколько злобы кипит в этой женщине.
Я пыталась сама перед собой оправдаться и доказать, что пытаюсь выгородить Геннадия вовсе не потому, что он мне понравился, а только из чувства справедливости. Но в любом случае начинать необходимо с него. Вопрос состоял в том, как это сделать, не привлекая подозрений. Конечно, имидж я себе состряпала такой, что теперь могу позволить себе все, что угодно. Позвонить и самой назначить ему свидание, например. Но как бы его не спугнуть… Геннадий не матерый рецидивист, но если преступление совершил действительно он, то моя навязчивость может его насторожить. Хотя, может, я перестраховываюсь?
Мои размышления прервал телефонный звонок.
– Татьяна, – сухо произнес знакомый голос, кажется, клиент вошел в роль начальника, – спуститесь ко мне. Для вас есть новая информация.
В надежде на то, что последующий визит поможет мне сдвинуть дело с мертвой точки, я буквально через минуту была уже у соседей.
– Только что от меня вышел Евгений, – хмуро произнес Анатолий Константинович и посмотрел на жену. Похоже, Евгений их сильно чем-то огорчил, так как даже на сегодняшних похоронах их лица не были столь мрачными.
– Брат сообщил мне, что врачи нашли у него рак легких. Это значит… – Делун покосился на жену, – это значит, что вскоре и он уйдет вслед за нашей матерью.
– Зачем же так сразу? – порицая, произнесла я, поняв, какое направление примет разговор, и опускаясь в кресло, готовая к долгой беседе. – Рак в наше время излечим, и тому имеется множество примеров.
– Излечим, но не в предпоследней стадии, – устало проговорил Анатолий Константинович, проводя ладонями по лицу.
– И с какой целью он вам рассказал об этом? – недоумевала я. Зачем полковнику милиции понадобилось сообщать брату о своей болезни именно в день похорон их матери?
– Он волнуется за Ромку. Боится, что тот, оставшись без положительного влияния отца, пойдет по стопам старшего брата. Просил меня, если диагноз приведет к летальному исходу, чтобы я был с Ромкой рядом и мужской рукой направлял его по жизни.
– Как же это возможно, если, по мнению вашей жены, Евгений настраивал Романа против вашей семьи? – спросила я, понимая, что мне нет до этого никакого дела, но все же предпочитая внести ясность.
– Женя утверждает, что ничего подобного он сыну не говорил. Наоборот, по его словам, всегда призывал сына не обращать внимания на распри взрослых и продолжать общаться с родственниками, – постукивая по столу карандашом, объяснил Анатолий Константинович. – Но не это главное. Надеюсь, вы догадываетесь, зачем я вам все это рассказал?
– Понимаю, – кивнула я неохотно. – Вы предположили, что из-за болезни отца у Геннадия появился прямой мотив для убийства собственной бабки. Вы это хотите сказать?
– Совершенно верно. Моя мать никогда серьезно не жаловалась на здоровье и, если бы не история с собакой, прожила бы еще долго. Теперь, убрав родную бабку с дороги, Генке остается лишь немного подождать смерти отца. Правда, Евгений сказал, что никому, кроме его врача, не известно о его болезни. Но я думаю, Генка мог разнюхать.
– И все же логика здесь отсутствует, – вмешалась сидящая рядом с мужем Любовь Сергеевна. – Откуда Генка может знать, что его отец болен смертельно? И если уж на то пошло, не проще ли было бы убрать с дороги бабушку, когда отца не станет, чтобы действовать наверняка?
– Проще, – согласилась я, но тут же возразила: – Только, во-первых, в этом случае у Геннадия просматривается мотив для убийства, и его не упустит из виду милиция, а во-вторых, когда отца не будет в живых, то некому будет спасать его от тюрьмы.
Любовь Сергеевна согласилась, что не подумала об этом.
– Сами того не замечая, в своих рассуждениях вы представляете Геннадия очень умным и опасным преступником, – сообщила я Анатолию Константиновичу свое мнение, которое для него тоже стало очевидным. – Ваш племянник на самом деле так умен?
– Вы же видели – все свои чувства и мысли он скрывает за маской насмешливости и пренебрежения. Трудно понять, что думает и что в следующую минуту сделает такой человек.
– Вы говорили о своих подозрениях брату? – отвела я разговор от Геннадия.
– Нет. Он сам далеко не глуп, хотя и принято думать, будто в милиции служат одни недоумки. Евгений все прекрасно понимает. Я не хочу снова с ним ссориться, доказывая, что, выгораживая сына, спасая от правосудия, он делает ему медвежью услугу. Тем более не хочу с ним спорить после того, как узнал о состоянии его здоровья. Если он опять вознамерился лечь за Генку грудью на амбразуру, то я не смогу его остановить. Для того и вас нанял, чтобы вы нашли доказательства Генкиной вины, которые я постараюсь передать в руки человека, который, вопреки влиянию и связям брата, все же заведет уголовное дело на моего непутевого племянника.
Я вовсе не была уверена, что в данном, расследуемом мною деле появятся улики, напрямую изобличающие преступника. Это же не кража или убийство, совершенное в квартире, когда можно, скажем, обнаружить отпечатки пальцев или найти свидетелей. Какие могут быть улики, если все случилось на улице, а исполнителем убийства являлась собака? Но обо всем этом я предпочла пока промолчать.
– Вы уверены, что ваша мать не изменяла текста завещания? – спросила я не ради самой информации, а только для того, чтобы услышать, что Анатолий Делун мне ответит.
– Нет, не изменяла, – глядя мне в глаза, проговорил он. – Я уже был у нотариуса.
«Ну, это я еще проверю», – пообещала я самой себе.
– Кстати. Наш непосаженный уголовник, я имею в виду Геннадия, набрался наглости позвонить сюда. Он просил позвать вас к телефону.
Хорошенькое у него, однако, «кстати». Не мог сказать об этом сразу! Поняв, что проблема, над которой я размышляла перед этим звонком клиента, решена, я почувствовала облегчение. Но, как у истинного профессионала, ничего не отразилось на моем лице.
– Не надо так реагировать, – пыталась я охладить пыл Анатолия Константиновича. – На это и был мой расчет, когда я выстраивала свой план. Что вы ему ответили?
Мой строгий, с оттенками угрозы тон должен был дать клиенту понять, что, если только он послал Геннадия «куда подальше», на него обрушится вся сила моего гнева. Еще бы! Ну держитесь, Анатолий Константинович! Мало вам не покажется, все мои старания вы обратили в ничто.
– Я сказал, что вы в душе и сами ему потом перезвоните.
– И как давно он звонил?
– Часа три назад. Но вслед за его звонком приехал брат, поэтому я не мог вам перезвонить сразу.
Три часа прошло! А я до сих пор не перезвонила. Как тщательно, однако, некоторые несерьезные барышни могут мыться… Я там у себя сидела на диване и думала, как быть, а ведь могла уже встретиться с Геннадием!
Последняя мысль меня немного испугала. Неужели, Иванова, ты успела втрескаться в столь неположительного героя? Поймав себя на мысли, что его разложившийся моральный облик не производит на меня должного отрицательного действия, я попыталась зайти с другой стороны. Он же на полголовы ниже меня, и глаза у него собраны в пучок на переносице… Прислушавшись к себе, я вдруг отчетливо поняла: ничто не действует! Геннадий Делун мне действительно нравился, и это было самым ужасным.
Мне вспомнился не один случай, в котором женщина-следователь, испытывая чувство любви к подследственному, освобождает последнего, и сама за это садится за решетку. В моем случае все было не настолько трагично, но почему-то по спине пробежали мурашки. Может, пока не поздно, сказать заказчику, что я отказываюсь вести дело? Черт с ними, с деньгами. Возьму у Григория, он же мне предлагал, и отдам Делунам за их загубленный мной ремонт. Сейчас самым лучшим выходом для себя я видела больше никогда не встречаться с подозреваемым по имени Геннадий Делун.
Но моя самонадеянность взяла верх. Неужели я не совладаю с собой? Неужели позволю, чтобы меня засосало в этой патологической страсти к вору и насильнику? А может быть, к тому же еще и убийце. Теперь я посчитала долгом профессиональной чести справиться с неожиданными чувствами. «Если не сможешь, – очень жестко сказала я себе, – то пойдешь работать вахтером в поликлинику».
– Он звонил из дома? – пытаясь продемонстрировать полное равнодушие, спросила я.
– Да. Сказал, что будет ждать вашего звонка.
«Будет ждать звонка… « – эхом отозвались слова соседа в моей голове, и мне почему-то представился Ниагарский водопад, который я имела счастье видеть не только на картинках, но и воочию, и молодая женщина, с огромной скоростью несущаяся в лодке прямо к обрыву. Этой женщиной была я.