Предисловие: как я стал графоманом в смутной надежде, что это не так
Еще совсем недавно появление этого субъекта в коридорах издательств или редакций толстых, не совсем толстых и совсем тонких журналов вызывало панику сотрудников и желудочно-кишечные колики у директоров и главных редакторов. Толстый или худой, высокий или низенький, брюнет, блондин или совсем лысый, чаще мужчина, реже женщина. Всех их объединяло одно – горящие глаза и толстая папка под мышкой. В папке – гениальное. То ли роман, то ли сага, реже повесть, иногда стихи. Бывали и сборники рассказов и даже пьесы. Каждый из авторов, вне всякого сомнения, был выдающимся творцом, инженером человеческих душ, а проще – великим писателем. По крайней мере, таковым в собственных глазах, а также, по мнению родных и близких. Которые также весьма вероятно рассчитывали на часть гонорара, как компенсацию морального урона, полученного в течение многих часов прослушивания бессмертного творения. Что двигало этими людьми? Слава, красивая жизнь, которую по слухам вели удостоившиеся права увидеть свои имена, набранные типографским шрифтом, заоблачные, опять же по слухам, гонорары… А может просто не мог этот субъект не писать. Как почти по Жванецкому – писáть как и пúсать надо, ну, когда уже не можешь… Кого-то вышибали за двери издательства или редакции бдительные дежурные, кто-то добирался до секретарш, кому-то повезло попасть к заму, и совсем уж счастливые или просто везучие, представали перед очами главреда или директора. Бесспорно, среди орд этих графоманов были настоящие таланты. Редкие, как жемчужина в куче навоза. Их появление доказывало остальным неудачникам, что все это дело случая, что это совсем незаслуженно, что вот я, именно я должен был быть на его, этой бездарности, месте… Можно было, конечно, и по почте отправить свою нетленку. Можно, конечно. Чтобы получить стандартный ответ типа – портфель заказов редакции сформирован на этот год, впрочем, и на следующий, а также на пятилетку, да и вообще до конца столетия. Так что, уважаемый, принять Ваше, в целом интересное произведение, мы не можем.
Вот так, или приблизительно так, из год в год шла невидимая для остальной части наших граждан битва. Сколько судьб было изломано из-за непризнания и равнодушия. Сколько инфарктов и инсультов поразило редакторов журналов и директоров издательств. Сколько реально талантливых произведений не встретили своих читателей? Кто знает? Но тут как ангел с неба упал на головы человечества Великий и Ужасный Интернет вместе с неразлучным и не менее великим, но совсем не ужасным Компьютером. Зачем ночами скрипеть пером, к счастью хоть не гусиным, зачем бегать и унижаться перед машинистками, платить им за то, чтобы нашкрябанные вами сотни листов перевести на читаемый даже без очков машинописный текст. С тем, чтобы потом сложить эти листики в красивую папку с завязками, надеть парадный костюм и рубашку с галстуком и бегом в редакцию. А там, прямо с порога в морду… Сейчас же благодать. Стучи по клавишам, исправляй, сохраняй. Тут тебе красненьким подчеркивает, что тут два п надо, а тут ни одного. Можно распечатать любым шрифтом, можно и рисуночки вставить, и свое фото с женой на фоне Эйфелевой башни….А можно….
Кто те гении, что первыми придумали эту proza.ru и ему подобные сайты? Кто спас сотни редакторов журналов и директоров издательств, а также сотни тысяч пишущих соотечественников? В конце концов, неважно кто, важно к чему это привело. Каждый может стать писателем. Именно писателем, потому что писателем становится любой пишущий, как только у него появляются читатели. Нет, не те родственники, которые из вежливости или от безысходности выслушивают ваше авторское заунывное прочтение. Нет, совсем вам незнакомые люди. И мало того, что они читают, так они и реагируют! Более того, чаще всего благожелательно. Может быть, правда, они ваши собратья по этому ремеслу. Но и это не важно. Главное, вы теперь имеете возможность самовыражения. Графоман в сети интернета уже и не графоман. Он не ищет славы, не рассчитывает на гонорар или всемирное признание. Конечно, может его и поддерживают легенды, как один крупный издатель случайно прочитал, предложил, заплатил.. Может быть и так. Но вот что интересно. Там, на этих сайтах, действительно можно встретить что-то забавное, интересное и даже увлекательное. В конце концов, почему бы и нет? Разве мало талантов на просторах нашей необъятной?
Среди ненавистных предметов в школе, литература и русский язык были самыми мной ненавистными. Русский язык потому, что читал я целыми абзацами. Следовательно, запомнить правописание отдельных слов не мог. Учить же правила было нестерпимо скучно. Я был и есть абсолютный технарь и любой предмет, в котором логики было мало или вообще не было (История КПСС или научный коммунизм) мной воспринимался с трудом. По этой причине в дневнике физика, математика, химия и кое-что еще были на пять, язык же выше трех не получался. Не лучше дело было с литературой. Т.н. классика восторга не вызывала. За исключением весьма ограниченного числа произведений большинство вызывало зевоту и дойти не то, чтобы до их конца, а даже до средины было не в мочь. Хотя читал я много. Так много, что дневного времени не хватало и много раз родители вылавливали мне под одеялом с фонариком и книгой. А что же говорить о сочинении. Темы – идиотские. Типа: пейзаж в «Войне и мире» на примере известного описания дуба. У меня вообще позже в душу закралось подозрение, что Лев наш Николаевич был супер графоманом. На эту мысль, как ни странно, навело меня именно то описания дуба, о котором размышлял Болконский. Не меньше проблем было и со свободной темой. Считалось, что надо писать о чем-то возвышенном, о народе, партии, комсомоле. Какие там рассуждения о партии, когда вид коротенькой юбки соседки по парте наводили на иные, уж совсем не печатные мысли.
Окончив физфак, я попал по распределению в Ядерный центр, где требования к писательству были просты. Заявления разного типа – по форме. Отчеты – по правилам. Статьи – по требованиям редакции. Диссертации – по указаниям ВАКа. И никаких вольностей. Заявления писались от руки и в таком виде пускались в дело, все остальное попадало в руки секретарш-машинисток, и их грамотность придавала документу, статье, диссертации окончательный приемлемый вид. Я же нес ответственность лишь за содержание.
С появлением компьютера секретарши-машинистки вымерли как класс, а я благодаря Word с удивлением узнал, что «в течение», оказывается оканчивается не на И, а на Е! И перестал краснеть, сдавая в редакцию очередной опус. Так продолжалось до тех пор, пока я не послал на три буквы одну сволочь зам. министра и не оказался в частной компании. Среди новых коллег я выглядел поначалу белой вороной, чему способствовали моя предыстория, уровень образования и остепенненость, а также интеллигентный вид. По этой причине помимо основных обязанностей зам. гендиректора по науке, на меня возложили подготовку информационных материалов, которые я обозвал «вракли». Они должны были убеждать купивших наши приборы, что те не только не ошиблись, но обязаны продолжать покупать до скончания веков и убеждать остальных следовать их примеру. Требований было никаких, точнее два. Первое – нравиться Гендиректору. Гендиректор, он же единственный владелец фирмы, жесткий и требовательный руководитель не прощал промахов, был криклив и крут на расправу. Зная историю моего предыдущего увольнения, он меня уважал, любил и побаивался, чем я беззастенчиво пользовался. По этой причине фактически оставалось лишь одно требование нравиться покупателям.
И к собственному изумлению я обнаружил, что писательство представляет собой приятное занятие. Более того, когда фирма из небольшого кооператива превратилась в довольно известное предприятие не только на просторах бывшего СССР, но и в Европе, Азии и даже США, появился еще один вид моей деятельности. Выступления на конференциях, выставках, семинарах и прочих мероприятиях в маняще привлекательных местах типа Вены, Парижа и прочих. Я убедился, что на Западе статьи и доклады принято писать в легкой, можно сказать даже в слегка легкомысленной форме. И меня понесло. Я упражнялся в собственном остроумии, украшал свои произведения эпиграфами, цитатами любимых авторов. Более того, я умудрился переводить эти вставки на английский и срывал аплодисменты на своих выступлениях. И несло так до тех пор, пока жизнь круто не изменилась. Не суть в том, как и куда меня понесло, но важно, что обязательность в писательстве на благо фирмы ушла вместе со мной.
Прошло пару лет. Я нежился в новых условиях своего существования. Необременительные обязанности свободного эксперта и научного консультанта, многочисленные приятные командировки по замечательным местам Европы и Америки, причем в сопровождении любимой жены (ее участие в обязательном порядке определялось в каждом контракте) в полной мере соответствовали лозунгу «Жизнь удалась!» И вот, однажды, наш питерский друг известный под прозвищем Бухарец, который был уже довольно известным писателем на просторах Интернета, обратился ко мне с просьбой написать предисловие к очередному его сборнику. Этот сборник он намеревался выложить опять же в Интернет с робкой надеждой, что заметят… (см. выше). Я поупирался для приличия и согласился. Предисловие – пару страниц – не проблема. Дойдя до шестнадцатой, я уже не мог остановиться. С трудом, наступив на горло собственной песне, я выдрал из неё четыре или пять и отправил другу. А далее…. Далее меня засосало. Но.. Я удачно женился много лет тому назад. Хотя, это, конечно, не означает, что моя жена удачно вышла замуж. По этой причине в нашей семье она умная, а я симпатичный. И умная моя жена сказала:
– Милый, ты, несомненно, талантлив! Пиши, только не лезь со своим творениями ни в Интернет, ни, боже упаси, в редакции. Пиши для себя и тех, кто любит тебя таким, какой ты есть. У тебя много замечательных историй и твоим друзьям и родственникам это будет интересно.
Мне кажется, что основная мысль, которую она не высказала, была: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы детей на стороне не заводило. По крайней мере, это подтверждается ее твердым отказом читать мои писания.
– Я за эти долгие годы наслышалась от тебя этих историй многократно и принимала в них непосредственное участие, чтобы их еще и читать!
Я последовал этому мудрому совету. Друзьям и родственникам нравится. Так они говорят. Некоторые выражают такой бурный восторг, что закрадывается подозрение в неискренности. Тем не менее, чем грубее лесть, тем приятнее ее слышать. А что касается жены, то я ее предупредил о своем завещании: чтобы стать единственной моей наследницей, она должна будет выучить всё написанное мной наизусть и зачитать на поминках, на девять и сорок дней и окончить на годовщину! Кроме этого решил издать книгу с тем, чтобы раздать друзьям, а ей облегчить процесс запоминания материала…