Последний радиосигнал от Тео они получили в полдень, что-де на место прибыли, всё в порядке. Обычно взимание платы занимало полчаса-час, после чего колонна отчитывалась о проведенной операции и отправлялась в гарнизон. Но Тео не спешил выходить на связь во второй раз. Молодой радист Рон безрезультатно насиловал передатчик.
– Наверное, точка накрылась, – наконец проговорил Рон и стянул наушники. Щеки парня горели пунцовым, уголок глаза дергался.
Радист недавно выпустился и недостаточно хорошо освоился – Лекс сомневался в его компетентности, потому решил самолично проверить связь. Потупившийся Рон замер в сторонке.
Связи действительно не было. За два года службы лейтенант Лекс не помнил, чтобы передатчики ломались. По Уставу в подобной ситуации ему подобало выждать два часа – ровно столько времени требовалось, чтобы преодолеть расстояние от фермы Хмурого до гарнизона, – и лишь потом принимать меры. То есть высылать на место штурмовую группу.
– Вольно, Рон. – Лекс отложил наушники, смерил кабинет шагами и, заведя руки за спину, уставился в окно, из которого открывался вид на красновато-желтый холм, поросший щетинистой травой.
Восемь сезонов назад в гарнизон явился проситель – Юри Хмурый, да не один, а с десятком отборных головорезов. Прослышал бандит, что в Цитадели Омега разработана бурильная машина, с ее помощью роют колодцы фермерам в обмен на сотрудничество: Омега фермерам – воду, фермеры Цитадели – продукты. Как мог, Юри рассыпался в любезностях, пообещал всяческую поддержку и солидную плату. Устал-де старый разбоем промышлять, мирной жизни ему захотелось. Лекс прикинул, решил помочь. И ни разу не пожалел. Сейчас на ферме Юри трудились несколько сотен человек.
В начале сезона он жаловался на неурожай: пшеница не заколосилась, кукурузу жара побила, скотина передохла, и просил уменьшить плату. Лекс отказался. Во-первых, как бы ни шли дела на ферме, хозяин всегда ныл, а во-вторых, продовольственный план уже был составлен и заверен в Цитадели. Пожалей Лекс Юри, придется других обирать.
Получив отказ, остепенившийся бандит поник, потоптался у выхода, обернулся…
Вспомнив его взгляд, Лекс метнулся к радиоточке и приказал:
– Сержант Рик! Штурмовую группу срочно на ферму Хмурого!
Из наушников донеслось «Есть!».
Лекс наплевал на Устав и к ферме ехал не в танкере, а в грузовике, чтобы обозревать окрестности. Он до последнего надеялся, что вот сейчас из-за поворота вырулит колонна, окутанная облаком пыли. Ни разу фермеры не оказывали сопротивления Омеге – с какой стати? Выгоднее от омеговцев откупиться и жить себе спокойно, чем бороться с ордами кетчеров и прочих неудачников, охочих до чужого добра. Но чем ближе колонна подъезжала к ферме, тем отчетливей становилось дурное предчувствие.
У ржавых ворот стоял танкер, а вот ни грузовика, ни омеговцев поблизости не обнаружилось.
– Полная боевая готовность, – скомандовал Лекс по рации.
– Так точно, – отозвался Рик.
За два года службы лейтенант успел привыкнуть к своим бойцам и отказывался верить, что мог их потерять.
В знойном мареве тонула ферма. Не обычная ферма Пустоши – ощетинившаяся колючей проволокой, огражденная забором из побитого ржавчиной железа, – а мирное поселение с невысоким каменным забором, за которым угадывались сложенные из известняка постройки. Дозорная башня напоминала обычный дом, стекла отражали лучи закатного солнца и отливали золотом. Как правило, завидев омеговцев, дикие начинали суетиться и заранее отпирали ворота. Сейчас же в окрестностях фермы – ни души.
Танкер, шедший в авангарде колонны, затормозил. Лекс подождал, пока экипаж займет боевые позиции, и спрыгнул на землю. Поскрипывали петли незапертых ворот, да ветер со свистом вращал лопасти ветряков. Нехорошая тишина – мертвая.
Экипаж танкера, восемь человек с автоматами на изготовку замерли у въезда. Трое рядовых устремились за ограждение – хлопая крыльями, в небо взвилась стая ворон. Птицы покружили над фермой и расселись вдоль забора. Донеслись сдавленные ругательства. Сжимая автомат, Лекс побежал к воротам, забыв о том, что ему может грозить опасность.
В середине двора, у колодца, на виселице болтались голые тела. Еще три трупа распластались на земле. На спине ближайшего краснела расклеванная рана, лица двух других вороны изуродовали до неузнаваемости.
Танкист ногой перевернул тело, лежащее на спине, и многоэтажно выругался. Плечи его опустились, он сел на корточки возле мертвеца и ссутулился. Лекс, подойдя поближе, узнал в погибшем рядового из новеньких. В трех шагах лежал сержант Тео. Наверное, проклятые дикие напали внезапно, перебили бойцов и раздели, пуленепробиваемые жилеты – отличная добыча. Нелюди. Падальщики. Они ничем не лучше ворон, пирующих на трупах. Никому не будет пощады!
Лекс сжал кулаки, кровь прилила к щекам.
– Обыскать деревню! – крикнул он. – Найти выродков любой ценой!
Но бойцы отлично знали свое дело и уже прочесывали ферму.
– Пусто! – донеслось издали. – Они ушли.
Пока ребята из второго танкера снимали повешенных, взбешенный Лекс обходил дом за домом, сарай за сараем, хотя отлично понимал, что бунтовщики побросали пожитки в угнанный грузовик и покинули деревню. Найти бы хоть кого-нибудь! Растянуть на воротах и оставить медленно поджариваться. И предсмертные вопли будут ласкать слух, как самая нежная музыка. Смерив шагами очередную комнату, Лекс на миг остановился у почерневшего зеркала и не узнал себя. На него глядел хищник, замерший перед прыжком. Лекс ударил – зеркало рассыпалось осколками.
На трупы, сложенные в рядок у колодца, он старался не смотреть. В груди бурлила и клокотала ярость. Отодвинув танкиста, смолящего самокрутку, Лекс вскарабкался на танкер, надел наушники, связался с гарнизоном и доложил:
– У нас потери. Восемь рядовых и сержант Теодор. Ферма Хмурого взбунтовалась. Срочно доложить командиру гарнизона. – После чего откинулся в неудобном кресле, ожидая распоряжений. Впрочем, он заранее знал реакцию руководства. Поимка бунтовщиков была делом чести. Отныне Хмурый вне закона.
Спустя два часа поступило донесение: беглецы расположились на ночлег на свалке недалеко от фермы Артура, названого брата Лекса. Женщинам и детям приют предоставил Артуров сосед Феня, хотя в каждом поселке была радиоточка и всем уже сообщили, что людей Хмурого ищут омеговцы.
Лекс получил приказ зачистить деревню.
На место прибыли, когда Пустошь укутала серая шаль сумерек. В мареве, поднимавшемся над раскаленной землей, трудно было разобрать детали, и ферма на вершине холма напоминала навечно застывшего гигантского киборга с дозорными вышками вместо глаз – сейчас он равнодушно обозревал дорогу.
Лекс сгорал от ненависти к каждому дикому и всей Пустоши, ведь недалекий, немного наивный добряк Тео был его единственным приятелем. Месть мутила рассудок, как черный дым пожара застилает разрушенный город. Он мечтал сравнять с землей ферму предателя Хмурого, а с каждого его человека живьем содрать кожу. Вторая жена бандита – старшая дочь Фени, неудивительно, что он вызвался помочь мятежникам. Предатели – убийцы в перспективе. Лекс горел желанием зачистить помойку и с наслаждением наблюдать, как пламя пожирает преступников, но по рации он получил приказ поддержать лейтенанта Ашера, который прибыл на ферму раньше.
За распахнутыми воротами угадывались очертания танкера, преграждавшего путь. Пришлось оставить боевую технику при въезде. Как только Лекс высунулся из люка, до слуха донеслись бабьи вопли.
Застрекотал автомат, выстрелы стихли. По-видимому, дикие не сопротивлялись.
Их выстроили вдоль ограждения, склепанного из ржавых кузовов. Бабы толклись слева, угрюмые мужики, все как один бородатые, – справа. Мужчин и женщин разделяли двое солдат с автоматами, еще двое прохаживались вдоль ряда пленных. Диких было человек тридцать. Возле офицера семенил коротконогий пузатый доносчик – Вымя. Феня стоял на коленях между автоматчиками и вытирал расквашенный нос.
– Где мятежники? – спросил Лекс, шагнув к офицеру.
– Прочесываем деревню, – бесстрастно ответил Ашер и ткнул прикладом Феню, пытавшегося встать с колен.
Лекс схватил доносчика за грудки, встряхнул:
– Наврал нам, паскуда?!
Вымя втянул плешивую голову в плечи, выпучил белесые глаза и затрясся:
– Я н-не знаю, н-не знаю, где они прячутся! Н-не знаю! Я все сказал, что знал!
Подоспевший сержант Рик, пожилой мужчина из диких, схватил за волосы первую попавшуюся девчонку, швырнул в пыль и прицелился ей в висок.
– Где мятежники?
Девчонка заскулила, закрыла лицо руками.
– Считаю до трех, – проговорил он. – Если не ответите, я вышибу ей мозги. И раз, и два…
Все, даже тощая баба, похожая на высушенную рыбу, поняли, что он не шутит. Баба закричала:
– Пощадите! Скажу! Все скажу!
Феня выругался и сплюнул – тягучая слюна, смешанная с кровью, повисла на подбородке. Девчонка попыталась уползти к домам, но Рик пнул ее, и она распласталась на земле. Баба, по-видимому мать, указала на железные пластины ограждения:
– Там убежище…
Тотчас односельчане отшатнулись от нее, как от зачумленной. Женщина всхлипнула и, будто молясь, сложила руки на груди.
– Проверить! – Лекс стволом автомата указал на ограду.
Бойцы подчинились. Со скрежетом отошла крайняя пластина, и Рик воскликнул:
– Вот они! А ну на выход, свиньи!
Их было человек двадцать: молодые женщины семенили гуськом, прижимая к себе скулящих детей. Тонкая, как тростинка, девушка с младенцем на руках рухнула на колени и запричитала, пытаясь схватить Рика за руку:
– Отпустите нас… мы не виноваты…
Рик скривился и оттолкнул ее.
– Да будьте же людьми! – перешла она на крик.
Стройная брюнетка, замыкающая шествие, споткнулась, откатилась в сторону – в ее руке блеснул кинжал. Ударить Рика она не успела – ее прошила автоматная очередь.
На выстрелы прибежали люди Ашера, выстроились напротив пленных. Судьба их ждала незавидная: мужчин и баб, потерявших товарный вид, было приказано пустить в расход, молодых женщин отобрать, чтобы продать подороже на Мосту, на невольничьем рынке, как и детей.
Ашер ткнул автоматом в двух старух, кивком указал им направо. Ничего не подозревающие бабы подчинились.
– Вы обвиняетесь в предательстве, – огласил приговор Ашер, прохаживаясь перед пленными мужиками. Подождал, пока рядовые прицелятся, и рявкнул: – И приговариваетесь к расстрелу. Готовься… Целься… Огонь!
Рука Лекса не дрогнула, когда он нажал на спусковой крючок. Эти люди пошли против порядка. Если сегодня дать слабину, завтра другие последуют их примеру.
Грохот выстрелов утонул в женском вопле. Бабы продолжали орать, даже когда автоматы стихли.
Довершить операцию надлежало взводу Ашера. Рядовые оттеснили молодых женщин и приготовили ножи – резать им уши. Когда девочку лет четырнадцати поволокли в сторону, она ошалелыми от ужаса глазами посмотрела прямо в душу Лекса. Сглотнув, он отвернулся и приказал своим бойцам:
– Уходим. Дальнейшее – дело людей лейтенанта Ашера.
Командование – там, откуда не разглядеть заплаканных женских лиц. Высший офицерский состав должен принимать жестокие решения – во благо погрязшей в невежестве Пустоши. Когда-нибудь и Лекс научится держаться отстраненно. Сейчас же ему хотелось вымыться и содрать форму, пропахшую кровью, ведь раньше лейтенанту не доводилось участвовать в зачистках, да и справедливость он представлял себе иначе. Но приказ обжалованию не подлежит.