– Хорошо котам, вы не боитесь темноты.
– А чего её бояться?
– Ну как же? В темноте всё кажется таким страшным…
– Так ты чего боишься, темноты или того, что у тебя в голове?
Олег Тищенков
1.
Не жизнь, а дерьмо, чем дальше, тем хуже. В последнее время нервишки совсем ни к черту. Вот уже полчаса, как не могу успокоиться, прийти в себя после очередного из бесконечной череды ночных кошмаров. В висках стучит, руки трясутся, сердце прыгает у горла, во рту привкус металла… Состояние, как у наркомана в процессе ломки.
Ноги несут вперед, неведомо куда.
Карамба! Чуть не наступил на жирного ленивого голубя. Тот и глазом не моргнул, вразвалку двинулся в сторону, полностью игнорируя человека, будто я – призрак. Возникло неудержимое желание дать хорошего пинка наглецу… да ладно, не до него сейчас.
Неожиданно накатил тугой шквал весеннего ветра, смял, ошеломил, даря свежесть, прохладу, дурманящий аромат цветущей сирени, стремительно смывая с истерзанной души страх, тревогу, перманентное ожидание пытки.
Фу, отпустило.
Я замер, наслаждаясь таким сладостным состоянием покоя, умиротворения, редким и… коротким…
Секунда, и я снова слышу легкий серебряный звон в голове.
Опять! Да сколько можно, бес его дери!
По опыту знаю: у меня около сорока секунд до отключки. Надо срочно найти пристанище, чтобы не шокировать прохожих видом своего тела, распластанного на тротуаре.
Парк!
Рискуя оказаться под колесами, игнорируя возмущенные сигналы авто, перебегаю переполненную транспортом проезжую часть и оказываюсь под тенистой сенью ясеней и кленов. Спринтерский рывок вглубь ухоженных зарослей, и торопливо опускаюсь в гостеприимное лоно широкой фигурной скамьи. Сухонькая пенсионерка, расположившаяся рядом, бросает на меня испуганный взгляд и торопливо ретируется.
Не забыть закрыть глаза, а то роговица высохнет.
Четыре, три, два, один…
Все. Тело не принадлежит мне, члены обмякают, голова откидывается на закругление спинки сиденья. Со стороны это выглядит довольно пристойно: молодой человек праздно задремал в тенечке, сморенный майской жарой.
Ну а теперь самое страшное, то, по сравнению с чем мои ночные кошмары подобны легкомысленным детским мультикам. Бестелесная субстанция моей духовной сущности мгновенно перемещается в сознание очередного упыря, готового оборвать чью-то жизнь. Самое ужасное в этом положении – полное бессилие: что бы ни делал изверг, какие мерзости не творил со своей несчастной жертвой, я не в силах помешать ему, повлиять на действия ублюдка, на его мысли, желания… Остается только наблюдать.
Однако… На этот раз преступник – молодая женщина. Такое случается не часто. Я сотни раз видел ужасающие в своей лютости убийства, сопряженные с изнасилованьями, пьяными избиениями, истязаниями похищенных, надругательствами над детьми и прочей пакостью, и все это изнутри, глазами самих душегубов. Но на этот раз меня ждет иное представление.
Ее зовут Елена, 32 года, престижная работа, обеспеченный быт и… ненавистный муж. Вот уже полтора года, как у зрелой красотки появился любовник, галантный, как мистер Бонд, любвеобильный, как жеребец. Женщина впервые полюбила по-настоящему. Сначала ей удавалось тайно вести двойную жизнь, но чем ярче разгоралась страсть, тем труднее было скрывать свои чувства дома. Казалось бы, чего проще – уйди к новому партнеру и наслаждайся близостью с ним. Но нет, в большом сердце Елены хватало места не только для яркой любви, но и для липкой жадности. Супругу, основателю бизнеса, принадлежит крупная торговая сеть, настоящая золотая жила. Поскольку все нажито до свадьбы, при разводе она лишится миллионов.
Изменнице было мало денег возлюбленного, хотелось еще… И тогда пришло дьявольское решение – отравление. Будучи врачом, специалистом по токсикологии, ей было нетрудно реализовать свой план. Она подобрала нужный препарат и стала методично добавлять его в обед мужа малыми порциями, день за днем, неделю за неделей. Изуверский метод, но только в этом случае ни одна экспертиза не обнаружит следов отравления, всё спишут на хроническое заболевание.
Процесс пошел. Обреченный мужчина таял с каждым днем, через месяц он окончательно слёг. В душе женщины, способной на такую пылкую любовь к одному, не было ни капли жалости к другому. Она словно во сне наблюдала неуклонное фатальное ухудшение состояния супруга, его ежедневные приступы, но ничто не дрогнуло в груди мужеубийцы.
И вот – апофеоз. Сегодня – последний день, она чувствовала это, знала. Приговоренный уже несколько дней назад перестал принимать пищу, но Елену не могла остановить такая мелочь, теперь она добавляла яд в воду, которую отравленный организм больного принимал с жадностью, пытаясь избавиться от токсина.
Час икс: красивая стройная брюнетка наполняет стакан прохладной жидкостью из-под крана и капает туда толику смертельного зелья. Минута, и емкость в дрожащей руке жертвы. Мужчина опорожняет сосуд до дна и устало откидывается на влажную от пота подушку.
Жена не уходит, замирает, словно изваяние, наблюдая за происходящим. Во взгляде несчастного скользит тень роковой догадки, он смотрит на нее так, будто видит впервые, силится что-то сказать, но заходится жестоким кашлем.
Яд действует медленно. Проходит более получаса, и шумное дыхание нелюбимого мужа становится прерывистым, мраморная кожа лица покрывается испариной. Это еще не конец, агония продолжается почти сорок минут, и все это время убийца не отрывает глаз от бедняги, в ее взгляде ничего, кроме горячего нетерпения, ожидания конца.
Нет, не могу видеть это! Пытаюсь отвернуться, но, как обычно, какая-то внутренняя сила не позволяет сделать это, заставляет смотреть. Вот она, настоящая пытка. Невыносимо! В который раз моя душа корчится в кипящем вареве адской муки. Чувствую себя так, словно я сам на месте несчастного, нет, десятикратно хуже.
Желтые ногти царапают простыню, тихий скрип зубов и – последний вздох умирающего. Все, отмучился, болезный. Его зрачки стремительно расширяются, глаза стекленеют. Через минуту слышу женский вздох невыразимого облегчения, еще один, еще, и вдруг – протяжный томный стон, который невозможно спутать ни с чем другим. Боже! Эта тварь бьется в горячем буйстве телесного экстаза. Пакость!
«Что ж, с..ка, наслаждайся последним оргазмом, пока можешь. Твое время на исходе».
Словно услышав мои мысли, появляется он – высокий костистый старец, облаченный в потрепанную серую хламиду, существо вне времени, вне смерти. Каратель – так я зову его про себя. Он бесплотен, незрим для окружающих, но преступник, в сознании которого я нахожусь, видит его. Не знаю, как это объяснить, но так происходит всегда.
Вот он, момент искупления.
Расширившимися глазами отравительница смотрит на гостя, не в силах оторвать взгляда от его нечеловеческого равнодушного лика. Ее правая рука тянется ко лбу, пытаясь совершить крестное знамение, но тут же повисает, будто парализованная.
Экзекутор протягивает сухую сморщенную кисть к грешнице, его уста отворяются, открывая идеально ровные белые зубы, и извергают СЛОВО, которое уже давно впечаталось в мою память. Мгновение, и мертвое тело женщины обмякшей тряпкой падает на пол, а ее темная душа, испуская ментальный вой ужаса, устремляется в неизвестность.
Каждому по делам его4.
Финита!
2.
Жизнь никогда не баловала меня. Я ни разу не видел своих родителей, не знал их ласк, сердечного тепла. С младенчества – детский дом, где нормой были наказания, побои, полуголодное существование. Четырежды я пытался сбежать оттуда, дважды это получалось, но меня неизбежно ловили и потом… лучше не вспоминать.
Достигнув совершеннолетия, я покинул эту фабрику страданий, получил комнату в общежитии, устроился разнорабочим… Казалось – вот она, свобода, но эйфория быстро прошла. Бывший детдомовец оказался на самом дне, где пьянь, агрессия, нищета… и самое ужасное – я понимал, что мне не продраться наверх, так будет всегда.
Все, предел? Ха! Как я ошибался.
Злая ирония жизни. Иногда кажется: край, ниже некуда, хуже быть не может, и вдруг под тобой разверзается такая преисподняя, что понимаешь – вот он, настоящий ужас.
Так и случилось. В утро двадцать второго дня рождения, которое я, как обычно, встречал в одиночестве, это произошло впервые. После тогда еще непривычного звона в черепе, мое сознание вдруг переместилось в мозг «черного» риелтора, заморившего одинокую старушку голодной смертью ради ее жилплощади. Когда появился Каратель, забравший жизнь душегуба, меня так скрутило от паники, что наверняка напрудил бы в штаны, будь я в своем теле.
Вот это был шок… Меня охватил ужас до колик, казалось – схожу с ума. За ночь слегка успокоился, но на следующий день все повторилось (на этот раз я оказался в голове наркомана, убившего мальчишку ради старенького мобильника).
Так началась эта адская пытка.
Это происходит ежедневно, без выходных и праздников, вот уже год мне нет покоя. Невыносимо. Доведенный до отчаяния, я трижды пытался покончить с собой, но каждый раз рука с опасной бритвой не могла коснуться горла, будто некая чуждая сила не позволяла оборвать это жалкое подобие жизни. Сколько раз спрашивал себя: что со мной, что происходит? Ответ знало только одно существо, наверняка.
Многократно я пытался заговорить с призрачным старцем, спросить его: чем несчастный сирота так провинился перед судьбой? Но каждый раз, когда мои губы размыкались, вопрос застревал в глотке, страх парализовывал волю, делая меня немым.
Вот он, настоящий кошмар.
Человеку, не прошедшему через эту муку трудно представить себе, что такое – оказаться внутри сознания беспощадного изувера, недочеловека, всей своей незащищенной сутью почувствовать обжигающую черноту его аномального естества, ощутить леденящее дыхание чудовищных помыслов отморозка, и, самое ужасающее – наблюдать за его кровавыми действиями, видеть смерть невинного и осознавать свое бессилие.
Воистину – проклятие судьбы.
3.
Моя астральная субстанция выползает из мертвого тела женщины, именуемой Еленой. Безрадостное зрелище: в комнате два трупа и двое бестелесных.
Палач поворачивается спиной, собираясь в очередной раз покинуть меня, как сотни раз до этого. И тут что-то взрывается внутри, более нет сил терпеть, разум кричит: «Довольно! Хватит!». Впервые за все это время груз немыслимых страданий перевешивает наконец иррациональный ужас перед вершителем судеб. Не имея тела, я издаю мысленный вопль:
– Стой, старик! Я требую объяснений!
Жнец чужих душ оглядывается через узкое плечо. В блеклых глазах пустота и холод вечности. Тихий мысленный голос, похожий на шелест сухой палой листвы:
– Решился-таки. Значит, созрел. Ладно, поговорим. Только в привычной тебе обстановке.
– Что?
– Марш в свою оболочку!
4.
Искры в глазах, как от крепкого удара в лоб.
«Глаза…» – я вдруг понимаю, что снова нахожусь в своем теле. Размыкаю веки. То же место, та же скамья. Рядом – пожилой мужчина в сером костюме-тройке без галстука. Его взгляд… Так это ж он, Каратель, только на этот раз во плоти, как обычный человек. Узнал с трудом. Удивительно, как одежда меняет людей… гм, существ…
Он поворачивает голову в мою сторону, но не смотрит в глаза, щадя психику человека. Голос хриплый, без интонаций:
– Что ты хотел, грешник? Говори.
Вот так сразу… Я замялся в растерянности. Туча вопросов кружит в голове. С какого начать? Боясь оскорбить незнакомца молчанием, брякнул первое, что капнуло на язык:
– Кто ты?
– Имя мое – Глор, иначе – проводник.
– Я не о том. Кто ты, по сути: ангел возмездия, служитель закона равновесия, карающий демон, уничтожитель зла?
– Все названное неверно, ты четырежды ошибся. Но обещаю, скоро узнаешь правду обо мне.
– Ладно, с этим потерплю. Ответь, почему ты позволяешь убийцам прикончить жертву? Ведь в твоих силах спасти.
– Такова судьба этих несчастных, им предначертан именно такой путь, и я не вправе менять его. Не тяни, давай главный вопрос.
«И правда, что это я? Ведь меня мучает совершенно другое», – я замер на секунду и выдохнул:
– Что происходит со мной? Эти ежедневные вселения в сознания монстров… невыносимо.
– Ты Маяк – существо, являющееся сигналом, наводкой для меня. Как только сливаешься ментально с очередным губителем, я тут же вижу тебя, чувствую и прихожу, делаю свое дело. Без тебя я не способен найти убийцу, покарать его.
– Но почему я?! Ты не представляешь, каково это – каждый день соприкасаться с запредельной мерзостью, быть частью ее, невольным соучастником. За что такая мука?
– За дело.
Я задохнулся, ошарашенный ответом:
– За дело? Ты намекаешь на наказание? Но, насколько помню, на мне нет тяжкой вины. Так… мелкие грешки…
Собеседник крякнул, сгорбился, опершись локтями о колени. Сейчас его монотонный голос напоминал речь экскурсовода, объясняющего туристу очевидные вещи:
– Ты чист, но только в этом цикле существования. Основа бытия смертных – бесконечные перерождения. После смерти душа человеческая воплощается в новое тело, получает другую жизнь, и как она будет прожита, зависит только от тебя. Хорошим людям, праведникам, достойно прошедшим путь до конца, в новом воплощении судьба дарит счастливую долю, наполненную любовью, семейным теплом, удачей, реализует их творческий потенциал… Что может быть лучше? Ну а те, кто по велению своей черной натуры сеял зло, смерть, упиваясь чужой болью, после перерождения получают существование, наполненное тяжкими страданиями, коим нет предела. Наверняка ты встречал людей, жизнь которых полна невзгод и мучений, недоумевающих: за что им это? А ведь есть за что, но эти узники рока не помнят того, что совершили ранее, ведь после очередной смерти память стирается. Надеюсь, ты понял, что Рая и Ада в их человеческом понимании не существует, в действительности все происходит здесь, на Земле, именно тут каждый получает по заслугам: и благо, и кару. Как видишь, все гораздо проще и стройнее. Основные принципы этой системы: справедливость и неотвратимость возмездия.
«А ведь этот тип говорит правду, такой не может врать», – мне стало жутковато, по спине сыпанули ледяные мурашки:
– Выходит, я виновен?
– Да, ты один из тех, кто грешил в прошлом цикле бытия, за что терпишь мытарства сейчас. Каждый злодей получает в следующей жизни свой персональный ад, но некоторых, особо отличившихся, Провидение не просто наказывает, Оно превращает их в своих исполнителей, извлекая пользу из их страданий. Ты именно таков, твоя каждодневная пытка небесполезна, она помогает очищать мир от мразей, подобных нынешней твоей клиентке.
– Вот как… Ты можешь сказать, что такого я натворил тогда… в прошлом?
Старик бросил на меня острый взгляд и тут же опустил веки:
– Тебе действительно важно знать это? Поверь, груз совершенных черных деяний – самый тяжкий. Порой неведение – благо.
«Я был чудовищем, наверняка. За меньшее не наградят такой казнью, что терзает меня. А если узнаю, что совершил… Господи… мне не будет покоя до конца дней. Нет уж, моя жизнь и так не сахар», – я надрывно вздохнул и прошептал:
– Не стоит. Оставим это.
– Верное решение, грешник.
В затянувшейся паузе я вдруг понял, что впервые говорю с кем-то о наболевшем. Эмоции накатили горячей волной, в груди запекло, дыхание перехватило. С трудом сдерживая слезы, я выкрикнул:
– Пусть так, я виновен! Но сколько можно?! Эта пытка длится уже целый год. Нет сил терпеть!
– Ты ошибся, этот год – високосный, в нем 366 дней, впереди еще целые сутки, самые важные 24 часа, от них все зависит.
Слабый огонек надежды, едва тлевший внутри, вдруг разгорелся жарким пламенем, охватив истерзанное естество:
– Ты… ты хочешь сказать, что это может прекратиться, совсем? Скажи, Глор, умоляю!
– Завтра тяжелый день, ты посетишь сознание своего ключевого оппонента, он – главная цель твоей миссии, тот, кто плюет в лицо гармонии Вселенной. Кланер.
– Кланер?
– Да, так мы зовем их. Это редчайшее явление, слава Небесам, такие рождаются раз в двести-триста лет, но явившись, оставляют на теле человечества незаживающие рваные раны, необратимо изменяющие ход истории в худшую сторону. Это уникум, удивительное создание, его душа – средоточие мрака и ненависти, но не это делает его столь опасным, Кланер одарен способностью чувствовать других людей, их естество, ауру, даже их грядущее, судьбу. Будучи темным по натуре, он ненавидит Свет, поэтому выбирает в жертвы самых чистых, одаренных, тех, кто способен сделать этот мир лучше – будущих великих ученых, мастеров искусства, святых подвижников, мудрых политиков… лучшее будущее человечества. И… он устраняет их еще детьми.
– Как эта тварь делает это?
Старец опустил глаза:
– Жестокие пытки в течение суток, иногда дольше, пока ребенок не отдаст концы. Это не просто садизм, такая тактика имеет более глубокий прагматичный смысл: если трудности в жизни закаляют волю, то предсмертные истязания, запредельная боль наоборот, калечат не только тело, они затрагивают астральную субстанцию, наполняя ее грязью отчаяния и горечи, а это значит, что после смерти такая душа уже не столь чиста, как была вначале, и, переродившись, в новой жизни несчастный может оступиться, заплутать, пойти по пути лиха. Вот в чем истинная опасность Кланера – он не просто губит тела, но марает саму суть человека, его бессмертную духовную квинтэссенцию. На счету этого изверга уже сорок шесть жизней. Представь, какой вред уже нанесен вашей культуре, сколько шедевров и ярких открытий утеряно безвозвратно. Ты должен остановить монстра, обязательно. Иначе…
– Что?
– Следующая его цель – жемчужина вашего общества, Ирина Сом, девочка девяти лет. Ее жизнь (если она выживет завтра) будет несладкой, полной разочарований, потерь, горя… но именно страдания приведут это гениальное существо к созданию принципиально новой парадигмы бытия. Ты знаешь, что далеко не каждый достойный становится пророком, для этого нужна удача, необходимо родиться в нужные времена в нужном месте. Так вот, Ирине повезло в этом смысле. Ее учение будет удивительно легко принято людьми, буквально в течение полувека человечество радикально изменится, станет иным, лучшим, у него появится реальная перспектива на фантастический духовный прогресс. Созданное этой девушкой в возрасте двадцати семи лет, по масштабу, значимости, ни на гран не уступит тому, что сотворил в свое время Христос. Этот ребенок должен жить.
– Должна жить? Но ты же говорил, что не вправе спасать жертв, менять нить их жизни.
– Так и есть, но это избранное дитя вне судьбы, сама по себе, – он глубоко вздохнул и возвел глаза к небу. – Я все сказал. До завтра.
Был, и нет его. Только легкое облачко серой пыли, которое тут же унес теплый майский ветер.
5.
Утро было великолепным.
Мужчина распахнул окно и с наслаждением вдохнул воздух, насыщенный сложной композицией ароматов цветения.
Хорошо!
Настроение праздника крепло, разрасталось, наполняя душу. Да и было с чего: сегодня он, Богдан Тарасович Гутко, завершит свое великое дело. Он уже чувствует девчонку, в точности знает, где она находится в данную минуту, где будет потом… В час дня завершаются уроки в школе, домой пигалица пойдет через пустырь брошенного долгостроя, как обычно, там-то он и подкараулит птичку.
А сейчас надо как-то убить время…
Кланер открыл потайную дверцу в стене, извлек оттуда ветхую коробку из-под обуви, снял крышку и любовно прошелся ладонью по картонным листочкам. Вот она, его тайная картотека. Ровно сорок шесть вкладышей… пока…
Богдан любил копаться в этой сокровищнице, рассматривать каждую запись, погружаясь в воспоминания о былом, заново переживая те до дрожи яркие ощущения, что испытывал при «общении» с каждым ребенком, восстанавливая в памяти все подробности, до мелочей.
Он достал старую карточку с аккуратной каллиграфической записью: «Толик Соколов, 8 лет» и русой прядкой волос, приколотой скрепкой. Его первая жертва. Да, такое не забывается. Рука дрогнула, перед мысленным взором возникли ярко-синие глаза мальчишки, залитые слезами, маленький рот, искаженный в крике. «Вот он», – убийца ехидно оскалился, – «будущий нобелевский лауреат по биохимии… Если бы… Ха!». Мужчина впился глазами в следующий пожелтевший прямоугольник: «Кристина Шварц, 10 лет». Эта хрупкая девочка была второй, в его списке смерти, несостоявшаяся писательница, основательница нового жанра в литературе, если бы… Все, нет ее, история, как известно, не терпит сослагательного наклонения. Перебирая дрожащими пальцами картонные лепестки, маньяк дошел до противоположного края. Вот оно, его последнее «приобретение»: Рома Гусев, 7 лет, мог бы стать выдающимся кардиохирургом, светилом медицины, но не повезло… какая досада.
Он погрузился в воспоминания об акции месячной давности еще свежей в памяти и оцепенел, смакуя процедуру «очищения».
Из забытья его вывел напоминающий сигнал мобильника, установленный загодя.
«Батюшки! Уже почти двенадцать. Сколько же я грезил-то?» – Гутко рванул к гардеробу. – «Пора!».
6.
До трех ночи я не мог отключиться. В голову лезли навязчивые мысли о предстоящем, терзали воспаленное сознание. Наконец забылся беспокойным сном, переполненным жуткими кошмарами.
Очнулся в 6.13. и понял – больше не засну.
Голова чугунная, как после хорошей попойки, в теле тяжесть, глаза слезятся. Измученный мозг требует отдыха, но разве до того сейчас? Не могу думать ни о чем, кроме предстоящей встречи.
Завтрак? Нет, кусок не лезет в горло.
На улицу сегодня не пойду. Если и оставлять собственное тело в отключке, то только дома, так надежнее.
Я весь в напряжении, в нетерпеливом ожидании контакта. Это может произойти когда угодно: через мгновение, или поздно ночью. Сегодня время – мой враг.
Около часа бесцельно слоняюсь тенью по комнате, каждые полминуты бросая взгляд на настенные часы. Секундная стрелка еле ползет, словно улитка по стеклу.
Ожидание… Что может быть томительнее?
Пусть плохо, пусть тяжело, но душу греет сладкое предчувствие: все это в последний раз, ведь Глор довольно прозрачно намекнул вчера на это. Еще один рывок, а потом… Нет, не смею мечтать о свободе, избавлении… боюсь сглазить.
Так не пойдет, надо отвлечься.
Падаю на старенький диван, с трудом нахожу пульт, утонувший в щели у подлокотника, и включаю детский канал. Добрые советские мультики – что может быть целительнее для человека, окруженного жестокостью, болью, бесконечной чередой смертей?
Помогает. Время незаметно ускоряет ход. Уже спустя четверть часа на лице непроизвольная улыбка, сознание расслабляется, тело становится легче, хотя ожидание встречи с Кланером не уходит, засело в мозгу колючей занозой.
Веки тяжелеют, смыкаются…
Светлая дрема без кошмаров…
Снова серебряный звон в голове. Впервые его появление радует. Я вскидываюсь, бросаю взгляд на циферблат… Однако… 14.06. Проспал больше двух часов.
Выключаю телевизор, удобно располагаюсь на диване и… погружаюсь в сознание врага рода человеческого.
7.
Боже, что за чудовище! Мое бестелесное «я» впервые оказывается внутри такого исчадия. Меня корчит в омерзительной смеси его аномального естества, я словно погружаюсь в смесь вязкой кипящей смолы и едкой кислоты. Душа инстинктивно стремиться удрать, скрыться, покинуть мозг этого нелюдя.
Бежать!
«Нет! Если я сделаю так, Каратель не сможет увидеть его, найти».
На этот раз мучения недолги: через секунду Глор материализуется рядом.
Не в силах более терпеть, я с облегчением покидаю тело упыря, понимая вдруг, что впервые совершил подобное. Да, сегодня все по-другому, очевидно, изверг не видит нас, полностью поглощеный своей игрой с малолетней жертвой.
Небольшая комната без окон, напоминающая палату психиатрической клиники: стены и потолок обиты толстым слоем мягкого звуконепроницаемого покрытия. В центре – стеклянный столик с ужасающим набором хирургических инструментов маньяка-садиста и высокий жесткий лежак, к которому туго прикручена веревками худенькая девочка (Ирина Сом, судя по всему). Загорелое веснушчатое лицо обрамляет огненная шапка рыжих волос, в больших карих глазах – паника. Но пленница не плачет, держит себя в руках (пока еще). Она шумно вздыхает и выкрикивает:
– Что вам надо?!
Я впервые обращаю взор на убийцу. Вот так да… Невысокий плотненький хорошо одетый мужичок с брюшком, пухлые щеки гладко выбриты, взгляд мягкий… Поразительно – внешность этого типа вызывает доверие, расположение, ничего более. Хамелеон! Встретишь такого на улице, подумаешь: и мухи не обидит. Неудивительно, что дети легко уходили с ним, они и представить не могли, на что способен этот «милый дяденька».
Мужчина осторожно берет со столика сверкающий никелем обоюдоострый ланцет и шепчет ребенку:
– Тут бесполезно звать на помощь, никто не услышит. Но еще не время визжать. Так что издашь хоть звук, дитятко, всажу это тебе в бедро. Все поняла?
Девочка кивает.
Детоубийца вдруг делает глубокий вдох, цепенеет, закрывает глаза и остается в таком положении около минуты. Что это, своеобразный ритуал? Затем он тихо вздрагивает, будто проснувшись, любовно шарит липким взглядом по телу узницы, делает шаг к школьнице, подносит инструмент к лицу бедняжки… Его голос срывается от возбуждения, словно перед соитием:
– А вот теперь можешь орать. Разрешаю.
Я не выдерживаю, мысленно кричу старцу:
– Чего ты ждешь? Действуй!
Он обращает ко мне взгляд, и я невольно осекаюсь: в этих глазах вечность небытия. Слышу речь партнера:
– Прислушайся к себе. Разве не чувствуешь? Это полностью твое дело. На этот раз я только зритель.
– Что? Но как я…
– Не блажи. Ты сотни раз видел мою работу, запомнил все до мелочей, знаешь наизусть убийственный приказ. Приступай!
Последняя фраза, словно удар кнута, она подчиняет меня. Вмиг понимаю, что действительно смогу, готов. Да что уж, расправиться с этим ублюдком – честь для меня.
Все происходит удивительно легко, словно всегда занимался этим. Я поворачиваюсь к душегубу (лезвие которого почти коснулось скулы девчонки), протягиваю вперед руку…
Внутренний взор Кланера открывается, он впервые видит меня, моего спутника… Звон оброненного ланцета, дрожащий бледный подбородок, тихий всхлип… Приговоренный открывает в мольбе жирные губы, но не успевает издать ни звука.
Я произношу СЛОВО, и тело злодея падает замертво, отпуская в запределье вопящую черную душу.
Все.
Старик шепчет что-то, и путы, удерживающие Ирину Сом, опадают. Не понимая ничего (ребенок не видит нас), она бросается к двери, открывает внутренний запор и скрывается навсегда.
– Жива, – ухмыльнулся Каратель. – Поздравляю. Ты круто изменил историю своего вида.
– Надеюсь. А что будет с этой мразью? Его ждет персональный ад, подобный моему?
– Гораздо хуже. Каждому – по делам его. Желаешь взглянуть?
– Это возможно?
– Конечно. Ты увидишь все, будто во сне, в сжатом виде, годы его кары для тебя сократятся до минут. Ну так как?
– М-м, да, – я отвел взгляд, – пожалуй…
– Сомкни веки.
8.
Ошеломленный, охваченный паникой Богдан открывает глаза.
«Жив! Слава Богу!».
Холодно. Мокрые от дождя улицы устланы желто-оранжевым ковром палой листвы.
Осень…
«Как? Почему?», – в полном смятении он смотрит по сторонам и натыкается взглядом на свое отражение в витрине. Синеглазый восьмилетний пацан в легкой замшевой курточке, в правой руке – надкусанный пирожок с капустой.
«Господи!!!» – Кланер вмиг понимает все: его душа-сознание помещена в тело Толика Соколова, первой его жертвы. И сейчас – тот самый день. Мальчик проголодался, через минуту он дожует кушанье и двинется к парку развлечений, где и встретит своего мучителя.
– Нет! – верещит маньяк. – Я не пойду туда! – но маленькие ножки помимо воли уже несут его в нужном направлении, он не принадлежит себе в этом странном мире, этим телом управляет сам фатум.
Вот тот самый каштан у колеса обозрения, под которым они встретились когда-то. Гутко замирает, оцепенев от ужаса. К нему приближается нечто: высокий мужчина в белоснежном плаще, в шляпе, брюках и ботинках того же цвета, вместо лица – гладкая выпуклая кремовая поверхность, похожая на бок страусиного яйца.
Шок.
Несчастный не помнит, что говорит незнакомец, куда везет его… но через полчаса они оказываются в той самой, до боли знакомой комнате без окон, его комнате.
И тут начинаются истязания, жестокие, неторопливые, изощренные… Существо в белом в деталях повторяет садистские приемы проклятого судьбой психопата, которые Богдан применял в тот раз, ни малейшего отличия. Бывший палач в точности получает то, на что раньше обрекал других. Впервые Кланер оказывается на месте своей жертвы. Он и представить не мог, насколько это больно, страшно… А хуже всего то, что он загодя знает, чем закончится эта изуверская мистерия – ужасной мучительной смертью.
Паника охватывает разум, но ему не позволяют провалиться в спасительное забытье.
Через двадцать восемь часов мальчик умирает.
Спасение, облегчение?
Нет. Сознание казнимого тут же оказывается в теле жертвы номер два – десятилетней Кристины Шварц. И все начинается сначала: яйцеголовый инквизитор, комната без окон и пытки, пытки, пытки…
В какой-то момент, в минутном промежутке между болью и болью, он вдруг понимает: на его руках кровь сорока шести замученных детей, и ему придется пройти этот путь до конца. Осознание этого стократно страшнее физических страданий.
Этому кошмару не видно края. Сначала он молил о пощаде, затем просил смерти, наконец, понял, что еще немного – и сойдет с ума. Увы, спасительное безумие так и не пришло. С каждым вселением в новое тело, мучения становились все острее, невыносимее…
Казалось, прошли столетия, но в какой-то момент, мятущийся изнуренный разум пленника вдруг осознает, что на этот раз он находится в теле своей последней жертвы – Ромы Гусева.
Наконец-то!
Удивительно, но на этот раз Гутко стоически переносит истязания. Его поддерживает понимание того, что конец близок, нужно потерпеть еще немного и…
Но…
Очередная кончина истерзанного ребенка и сознание детоубийцы опять переносится в тело Толи Соколова – мальчика с пирожком, в тот самый роковой осенний день. Все начинается сначала, адский цикл делает очередной оборот. Этому не видно предела.
– Не-е-ет!!! – захлебывается в крике темный грешник, окончательно теряя остатки надежды. Он вдруг осознает истинное значение слова «бесконечность».
9.
– Уф-ф… ну и жуть. А этот… его будут пытать без конца?
Служитель возмездия бросил на меня удивленный взгляд:
– Нет, конечно. Не существует таких деяний, которые требовали бы вечных мук, это все выдумки христиан. Адекватность наказания совершенным поступкам – вот основа системы возмездия. Все прекратится, как только он искупит вину.
Мне вдруг захотелось назад, домой:
– А не вернуться ли нам в свои тела, как прошлый раз?
– Нет. Не тот случай.
– Что так?
– Мы не закончили главное дело.
– Ты о чем?
Глор опустил взгляд, в его мыслеголосе послышались легкие нотки смущения:
– Мне трудно начинать, но… это необходимо. Когда-то и я был Маяком, искупал грехи своей прошлой жизни…
– Мать твою! Так ты – человек?
– Да, как и ты. Мое прошлое похоже на твое настоящее, а мое настоящее – на твое будущее.
Изнутри подкатила горячая волна нехорошего предчувствия:
– Что ты хочешь сказать, старик?
Он подался ко мне и зашептал горячо, яростно:
– Прими то, что произнесу. И не перебивай, пожалуйста. Повторяю, когда-то я тоже вселялся в сознания убийц, как и ты, привлекая прежнего экзекутора, моего предшественника. Но ничто не длится вечно, пришло время катарсиса5, я очистился и… принял на себя бремя партнера, стал Чистильщиком. Сегодня я закончил этот путь. Меня ждет смерть, очередное перерождение и тихая жизнь простого человека. А ты… ты отныне Чистильщик, или, выражаясь твоим языком – Каратель. Молчи! Знаю наперед, что скажешь: «я не смогу, не вынесу…» и прочее. Поверь, у тебя получится, уж я-то знаю. Смирись с этим, ты никогда не вернешься в свою прежнюю плоть, отныне у тебя иная стезя. Твой будущий партнер – новый Маяк, уже активирован. Ты почувствуешь его, как только он сольется с приговоренным, и немедленно явишься, свершишь суд.
– Но за что?! – я задохнулся от праведного негодования. – Я же искупил…
– Глупец. Пока ты будешь воспринимать это, как наказание, это и будет пыткой, но как только поймешь, что вершишь великую миссию, очищаешь человечество от скверны, ты полюбишь свою работу, как полюбил ее я. Не каждому выпадает такая честь. А противиться не стоит, бесполезно. Что значит желание человека по сравнению с волей великого Провидения? Оно выбрало тебя и ты уже не в силах что-то изменить. Решение принято.
Вот так, а меня и не спросили. Я чертыхнулся и выдавил:
– Как долго это будет длиться?
– Время функции Чистильщика равно времени работы Маяка. Ровно год. А затем ты войдешь в новую жизнь, позабыв все, что было. Отринь прошлое, соберись. Племя людей нуждается в тебе.
Да, он прав – все проходит. Но с каким трудом порой мы переживаем перемены. Это всегда больно, очень.
Внутри моего бесплотного естества происходят какие-то тревожные будоражащие изменения. Превращение… Я взглянул на уходящего партнера в последний раз:
– Прощай, бывший палач. Принимаю свой новый путь. И… я справлюсь, клянусь смертью.