– Ты бухал?!
Конечно, Анечка запалила мой выхлоп. Сразу как я вошел домой. И тут я резко осознал свою ошибку. Девушка к моему приходу оделась секси. Чулочки, кружевные трусики, лифчик в тон. Всё самое лучшее с берегов Цюрихского озера! Готовилась! На предмет семенного материала. Я почувствовал себя свиньей. Водка ударила в голову, да еще ботинки, заляпанные грязью, – в Москве началась оттепель, снег превратился в кашу.
– Было такое. Прости, солнце, – я устало опустился на кушетку, закрыл глаза. В ушах стоял хруст костей. Так, собраться. Я не тряпка, в девяностые на «скорой» видел и не такое. В реальность меня вернула Аня, которая, стоя на коленях, снимала с меня ботинки. Тут во мне что-то окончательно перевернулось.
– Азимова, Азимова… – я глубоко вздохнул. – Так себе фамилия.
– Чем она тебе плоха? – спросила Аня.
– Тем, что не Панова.
Девушка подняла на меня глаза, открыла ротик.
– Ты… ты вот так делаешь мне предложение?! Это шутка такая?
– Ага. Грязный, выпивший. И вот типа кольца, – я достал мандаринку Давида. – Аня, я тебя полюбил так, что вот говорю эти слова, а сердце из груди выпрыгивает, – я взял ладонь Азимовой, приложил к четвертому межреберью слева. Ну, может, к пятому. – Хочу, чтобы ты стала моей женой!
Из глаз Ани брызнули слезы. Она на автомате взяла мандаринку, прижалась щекой ко мне.
– Дурак ты, Панов. Пить тебе тоже нельзя, а то выдаешь в эфир всякую ерундистику. Давай мойся и спать. Или поешь?
– Это означает да?
– Да!
– Нужно будет выпить на ночь два литра воды, чтоб с утра была цела голова, – произнес я речитативом, ибо про просьбу не петь помнил хорошо.
– Панов, у тебя просто невероятное количество талантов делать что-то плохо. Вот стихосложение к ним только что добавилось. Иди уже в ванную, пьянчужка.
– Зато я хороший любовник, – решил я оставить последнее слово за собой. – А каким буду мужем… мммм…
– Кто тебе хоть это сказал? – рассмеялась Аня. – Твое отражение в зеркале?
Ничего, женщина. Вот протрезвею – и ты много раз пожалеешь о своих словах!
Все прогрессивное человечество собирается отмечать годовщину Октября, ходит на демонстрации, а я, даже не дождавшись прибытия любимых родственников, набрал в магазине апельсинов и поехал проведывать болящих. В реанимацию к Томилиной по-прежнему не пускали, зато встретился и зацепился языками с родителями Лены. Они уже знали про поимку преступника, где-то просочился слух о переломанных руках-ногах. На меня смотрели с подозрением и толикой уважения. Говорили уже вполне приятственно, я предупредил Клавдию Архиповну насчет «Бурденко», оставил контакты.
После Склифа поехал через весь город в челюстно-лицевой госпиталь для инвалидов Отечественной войны. К Костику меня пустили, только халат заставили нацепить.
– Андрей! Панов! – афганец мне был искренне рад, полез обниматься.
– Стоп, стоп, – я попытался уклониться, но не вышло. – Я же с улицы, с бациллами!
– Да у меня все зажило! – Костя снял маску, показал себя, красавца. Пара поперечных шрамов вдоль челюсти и скулы, поджившие, розовенькие.
– Красавелла! – одобрил я, передавая апельсины. – Когда выписывают?
– На днях. Я уже тут как дома, обжился, со всеми познакомился.
Мы вышли в коридор, Костик по-свойски подмигнул какой-то фигуристой санитарке.
– Чего только не насмотрелся. Лежал с парнем – у него шрам на всю голову и по лбу. Лысый, ну то есть обритый… Мы его Копилкой звали.
Афганец засмеялся.
– А еще подружился с десантником из Рязани. Ему полпятки под Кандагаром отстрелили. Тоже с гнилью на лице лежит.
– Небось Ахиллесом нарекли? – пошутил я.
– Точно! Как догадался?
– Костя, я на «скорой» несколько лет отпахал. Кого только не видел. И «Неронов», которые пьяными заснули с сигаретой, Паша-Застрелю – мужик пьяный в сугробе заснул, пальцы отморозил, ему ампутировали все, кроме указательных. А еще был Колян-Штопор. Это вообще история…
Вокруг нас собрались несколько пациентов, начали похохатывать.
– …Этот Колян решил девушку свою впечатлить. Засунул член в винную бутылку. А вынуть не смог – пришлось к врачам ехать. Ну и все, кличка на всю жизнь.
Костику и Ко я не стал рассказывать, как в девяностые вытаскивал из перевернутой и помятой машины одного армянина. Ему железкой череп по кругу вскрыло – почти трепанация. К удивлению, выжил. Даже разыскал поблагодарить. Сказал, посмеиваясь, что теперь его называют Ашот-Кабриолет.
Уже в палате я поинтересовался дальнейшими жизненными планами Костика. Они были незамысловаты. Переехать в Москву, пойти куда-нибудь работать. Да вот хотя бы к Мельнику или Димону в милицию. «Пацаны классно устроились, а ты так вообще орел из Орла!»
– Тут медом не намазано, – пожал плечами я. – Москва слезам не верит.
– А что? Общагу дают, к погонам я уже привычный. Ну ать-два, ладно, годик потерплю в школе или как там ее называют?
– Ладно, держи краба, – я протянул ладонь. – Как устроишься, набери мне. Мельник даст номер. Может, придумаю что-нибудь получше ментовки.
Мы поручкались, и я поехал домой – забирать Аню. Тесть с тещей приглашали к себе отметить праздник, но это, видимо, завтра. Заодно и руки попрошу. Так сказать официально. Но сначала надо подготовиться.
А еще перед этим встретить мать Панова. Потому что ну совсем не по-сыновнему получится, если она с Федей будет в метро ехать.
Дурдом возле Курского вокзала не прекращался никогда. Похоже, в этом месте самое средоточие процесса. Толпы у касс, натуральный табор в залах ожидания и на перронах, дембеля, цыгане и просто пьяные – всё это создает атмосферу уникального места. Впрочем, на Комсомольской площади у трех вокзалов, наверное, то же самое.
Припарковаться получилось не очень близко, пошел пешком. Праздник, да. Все усиленно бросились куда-то ехать. Нет бы дома сидели, телевизор смотрели. А так – пассажиры, грузчики, железнодорожники. Бесят просто. А тут еще перепутали перроны, и поезд пришел не на ту платформу.
Короче, я нервничал. Вот сколько раз говорил себе, что это совсем чужая мне женщина, нет у меня перед ней никаких обязательств и всё остальное. И вот сейчас я снова чувствую вину. Да, я ничего с ее сыном не сделал. Но ведь он пропал! Нет его – даже кусочка памяти не осталось. Так что буду тащить этот крест. В конце концов язык не отсохнет позвонить раз в неделю и поговорить о каких-то мелочах. И пусть она со своим Федей будет счастлива.
Аня, конечно, молодец. Встретила будущую свекровь на высшем уровне. Лучше и не придумать. Как будто тысячу раз виделись уже – вот вам тапочки, а там ванная, поможете мне с завтраком? Короче, пока мы с Федей сидели и пялились в спасительный экран телевизора, Аня Панову-старшую всячески охмуряла. Судя по довольным женским улыбкам, вполне успешно. Хотя кто ж их разберет? Они вот с таким благостным выражением лица и стрихнин тебе в суп подсыпать будут. Или твоим врагам, это уж как повезет.
– Еврейка? – внезапно поинтересовался Федя.
– С какой целью интересуетесь? – я решил не ввязываться в возможный спор. Но не тут-то было.
– Ты смотри, Андрей, нация такая, гнилая. Своим там, хоть обрежься на двадцать сантиметров, – не станешь.
– Что это за разговор? – возмутился я. – Может, Протоколы сионских мудрецов еще почитаем вслух?
– Я тебе дело говорю! Ты слушай старших. Я пожил, посмотрел это племя кочевое…
– Это не дело, туфта полная. Можете взять БСЭ и поинтересоваться, сколько евреев получило звезду Героя, защищая Союз.
– И где сейчас эти герои? – фыркнул Федя. – Валят в свой Израиль, к ОВИРу подойти нельзя – очередь за полквартала!
– А вы не задумывались, почему валят отсюда, а не сюда? Да и куда едут? В воюющую страну! Знаете, что там всех молодых первым делом заставляют?
– Есть мацу?
– Тьфу! Служить в армии! Причем и парней, и девок.
– Точно?
– Точно!
Федя крепко так задумался. Тема армии ему была близка, и похоже, в таком ключе он Израиль не рассматривал.
Воспользовавшись паузой, я перевел разговор на бытовые темы. Как здоровье, что делает… Из военкомата мужу матери пришлось уйти – после избиения мучили головные боли. Теперь с какими-то пацанами занимается. Патриотический клуб «Витязь». Собираются летом раскопки проводить, погибших искать.
Семейный прием пищи, к моему удивлению, проходил безо всяких проблем, гладко и чинно. Федя оценил стряпню Ани, матери подруга так и вовсе понравилась – улыбалась ей искренне и часто.
А я сидел и думал о своем. После того, неожиданного даже для меня, предложения Аня на эту тему не говорила. Ждала чего-то? Не знаю. Но для себя я всё решил. Понял – она лучшее, что может быть в этой жизни. Мой приз. Покруче вожделенной Нобелевки. С ней просто больше ничего не хотелось.
– Мы сегодня вечером к Аниным родителям идем, – сказал я. – Может, позвонить, предупредить, что и мои тоже будут?
– Так уже, пока ты ездил, обо всем договорились, – сказала Аня. И это предусмотрела, надо же!
– Замечательно. Слушай, мне придется отъехать ненадолго, скоро вернусь.
И ведь даже ничего не спросила!
На помолвку советские люди ничего серьезного не дарят. Не насмотрелись еще кино, и помолвочные кольца не в моде. Да большинство населения такие веяния вряд ли воспримут – другие проблемы. Тут, оказывается, есть целый бизнес на специальных талонах из загса. Хитроумные молодые люди идут, подают заявление о желании создать семью, получают бумагу, по которой они могут закупить продукты, алкоголь, кое-какую одежду и кольца. А потом они говорят, что передумали. Но дефициты куплены. И пара идет подавать заявление в другой загс. И повторяют аферу. Блин, представляете, ради того, чтобы купить обычные обручальные кольца и какую-то хрень, приходится идти на всяческие ухищрения.
А я захотел красоты. Вот чтобы как в кино. Не знаю даже почему. Никогда не тянуло меня на вот эти внешние проявления чувств. И женились мы просто в моей прошлой жизни – зашли в загс с друзьями после работы, расписались. Вот и вся свадьба.
Мне срочно надо было купить это кольцо. Вот прямо зудело. Но… Быстрые поиски в ювелирных магазинах показали, что выбор в них, мягко говоря, невелик. Какой же дебил я был в Цюрихе! Ведь всё было: и деньги, и возможность. Голова только не включилась ни разу. Потому что свечной заводик купил, а в ювелирный магазин зайти ума не хватило. Хотя рекламный лозунг про лучших друзей девушек я в витрине видел.
Что теперь жалеть? Есть у меня одна знакомая, которая в ювелирке понимает на самом высоком уровне. Но к ней обращаться не стоит. Ибо пасут ее не по-детски, а после истории с Буряце – и того сильнее. Да и стрёмно мне у нее просить что-то – в один миг узнают и те, кому положено, и кому наоборот. Я даже представил себе: звоню я такой, Галя прямо радуется одному моему существованию, говорит, давай, Андрюша, подъезжай к Кутузовскому. И на глазах у хлопчиков из «девятки» садится ко мне в машину, узнает, что я решил жениться, вспоминает историю с Кио, пускает обильную алкогольную слезу и бежит домой, чтобы вытащить из-под подушки что-нибудь с рубином. Или изумрудом. Выносит и говорит: «На, дорогой мой человек, это мой подарок вам на свадьбу». А на следующий день меня вызывают в первый отдел и устраивают акт незапланированной любви.
А так всё хорошо складывалось в мечтах! Останусь без работы, пойду сценаристом, сериалы писать. «Любовь в Кремле». Или «Смерть под Спасской башней». Буду иметь успех. Наверное.
Звонок другу всё же совершить придется, иначе для чего я уезжал из дома? Юрий Геннадьевич оказался на месте. Как всегда, впрочем. Когда бы я ни звонил ему, всегда брал трубку. Я даже начал подозревать его во владении аппаратурой сотовой связи. Или вот этих ящиков на половину салона машины. Как они называются? «Ангара» или «Байкал»? Не важно. Главное, что откликнулся и даже проникся.
– Вот прямо сегодня надо? – уточнил он просьбу помочь с достойным кольцом. – Ну приезжайте, скажем, к Хорошевскому мосту минут через тридцать.
Вот и хорошо, сейчас даст мне пропуск в какой-нибудь супер-пупермагазин, и я решу свою проблему. За такое можно три раза в месяц выслушивать рассказы об одышке и кашле одного нудноватого деда. Может, заодно к празднику пакетик с дефицитными харчами подгонит? Под заветным названием «заказ»! Было бы весьма приятственно. Будет чем побаловать всех причастных.
Но сусловский куратор, видимо, решил ко всему хорошему еще и воспитательной работой заняться. Ибо задал вопрос в продолжение нашего прошлого разговора.
– Внезапно вспомнили, что у дамы день рождения? Или успели провиниться?
– Собираюсь предложение делать, – я увиливать не стал, один хрен узнают.
– Андрей, я ведь вам говорил… Опасное это дело. Неизвестно чем обернется.
– То же самое можно сказать о любом поступке человека. Никто не в состоянии предугадать все последствия. И я не пойму, чем вам так не угодила моя потенциальная жена? Мало ли евреев в правительстве? В научной среде? А среди физиков-ядерщиков русских, как мне кажется, и вовсе меньшинство. Может, жена-еврейка будет той самой песчинкой, что сможет склонить мнение Нобелевского комитета по медицине на нашу сторону, а?
Тут я не выдержал и засмеялся. Это разрядило обстановку.
– Далеко вы заглядываете, однако, – хмыкнул Юрий Геннадьевич. – Ну если с такой точки зрения…
– В Цюрихе многие говорили об этом как о деле решенном. Солк лично обещал подать нас с Морозовым! Понятно, что не в этом году дадут, и не в следующем. Но спустя лет пять – очень вероятно.
– Ладно, будем считать это вкладом в будущее, – куратор вытащил пачку фиолетовых четвертных, протянул мне талон в Ювелирторг. – Это на весь восемьдесят второй год. Больше поступлений не будет.
– Я все понимаю.
– А вот задачи будут. Мне нужно знать, что говорят о Райкине в ЦКБ и вообще об обстановке вокруг него.
– Для чего?
– Андрей! – Юрий Геннадьевич нахмурился. – Не стоит задавать лишних вопросов.
Потом куратор смягчился.
– Ладно, в первый и последний раз. Театр Райкина хотят отправить на международные гастроли. Но с ним лично есть трудности. Михаил Андреевич хочет разобраться в вопросе.
Ага, запретить и не пущать. Ладно, молчание – золото.
Я покивал, пообещал все разузнать, мы пожали друг другу руки и разошлись как в море корабли.
А заказик к годовщине Октября мне достался. Три увесистых пакета, издающие будоражащие воображение бульканье, позвякивание и шелест, громоздились на заднем сиденье.
Вечером погрузились в машину и поехали к Азимовым. Там только не хватало духового оркестра и группы пионеров с цветами. Впрочем, букет у нас был, я умудрился купить хризантемы. Это вам не гвоздички убогие, настоящий цветок, до Нового года стоять будет, только воду менять надо! Конец рекламного объявления от торговца с рынка.
Естественно, и из заказа тоже кое-что взято было. Под неодобрительные потаенные вздохи Феди, почему-то решившего, что и он тоже хозяин всех привезенных мной плюшек, Аня консультировалась с мамой, что еще подвезти к столу. Пришлось развлекать его пересказом фильма «Мюнхен». Под конец муж матери, к арабам относящийся как к натуральным дармоедам, спросил, сколько же осталось целей. Услышав, что три, он удовлетворенно кивнул. Но тут же бросил взгляд на немалую сумку, которую мы собирали Азимовым. Пришлось вспоминать о поисках и похищении Эйхмана. Это ему вообще на «ура» зашло. Я даже начал опасаться, что он приступит к поиску еврейских корней с целью совершить алию и на месте завербоваться в Моссад. Шутка, конечно, но я вроде обезопасил наши посиделки от косых взглядов и антисемитских прибауток.
Стол по лучшим советским традициям слегка прогибался под закусками. Что не помешало дамам уже втроем пойти что-то еще срочно дорезать и добавлять. Мы же мужской компанией расположились в креслах, и Азимов на правах хозяина начал кормить нас байками из жизни физиков, из которых можно было сделать вывод, что цирк сильно проигрывает ученым в части зрелищности.
Я от спиртного отказался, спрятавшись за рулем. А Азимов с Федей по сотке накатили, прикрываясь «тренировкой организма». Короче, глаза заблестели, языки развязались. Отлично всё пошло. Ничего не предвещало, как говорится. И потому свершившееся стало полным сюрпризом для собравшихся.
Я дождался третьего по счету тоста, сокращенно названного Федей ЗПЗД, что в переводе на непитейный значит «За присутствующих здесь дам», и я решил, что пора. Пока дело не дошло до песняка и раздела коллектива на обсуждающие что-то свое мелкие группки. А ведь есть еще угроза показа семейного альбома! Вот тогда точно опоздаю. Так что я встал и попросил подождать, ибо имею дополнение.
– Алаверды, значит, – сказал Федя, с опаской глянувший на меня. – Ну давай.
– Уважаемые собравшиеся, – я поднял фужер с яблочным соком, – именно сегодня я хотел бы просить Аню выйти за меня.
Тут я решил выпендриться и встать на колено. Но чуток не рассчитал и попал ногой под буфет. В ужасно неудобном для себя положении я всё же вытащил из кармана кольцо и подал его подруге. До чего же быстро у человека может меняться цвет лица. Какая-то странная вегетативная реакция.
– Я согласна, – наконец сказала она. – Давай помогу тебе выбраться, пока мебель рушиться не начала.
Остальные же изображали любительский театральный кружок на репетиции знаменитой немой сцены из финала «Ревизора». Первым отмер Азимов-папа.
– Ну, раз такое дело, тост меняется. За ответственные решения. Даночка, дорогая, посмотри, что там с субботами в ноябре следующего года.
Дана Борисовна, ничуть не удивившись, притащила перекидной календарь, нашла нужную страницу.
– Шестое, три…
– Всё, дальше не надо. Предлагаю свадьбу сыграть шестого ноября. Потом просто тринадцатое, сами слышали.
– А что так долго-то? – спросила Панова недоуменно.
– А просто за год они определятся, надо это им, или так, чисто для постели, – разъяснил Азимов. – К тому же проблем с распределением у Андрея, как я понимаю, нет, и спешить не надо.
– А если… ну… – не сдавалась моя сторона.
– Вот если ну, тогда и будем думать. Сейчас же еще не?.. – посмотрел он на нас.
Я к тому моменту освободил ногу из заточения, оставив в жертву буфету тапок, за которым планировал вернуться чуть позже. Аня мотнула головой, отрицая любой намек на беременность.
– Выпить сначала надо, а потом такие мелочи обсасывать, – влез Федя. И это оказалось самым мудрым решением.
И все выпили. И еще раз, потому что событие такое не каждый день случается. И в третий – для закрепления результата.
В принципе, я был не против. Поживем так, потом и свадьба. Главное, что Аня согласна, а штампик в паспорте – полная ерунда, для большей уверенности подруги. Если, конечно, не придется в гостинице селиться или передачки в тюрьму таскать. Остальные случаи потерпят.
Собственно, на этом культурную программу можно и сворачивать. Но не тут-то было. То есть о главном событии поговорили, подробности обсудили. Дана Борисовна даже произнесла слово «приданое», и мне стало немного не по себе, когда я представил стопки тарелок и тюки с постельным бельем.
Дошла очередь и до семейных альбомов. Мамы с примкнувшим к ним Федей и захваченной в плен Аней умилялись визуальной части летописи семьи Азимовых, не забывая время от времени прихлебывать из хрустальных фужеров шампанское. Меня же Азимов-старший увлек на кухню.
– Слушай, дело есть. Тут один мужик с работы гараж продает. Кирпичный, с погребом, всё обустроено. И от метро недалеко, ехать даже не придется. Мечта, короче! Не хочешь себе взять?
Я задумался. Конечно, машина под окнами – дело замечательное. Но случаи, когда темной ночью автомобили «разували», и утром вместо колес владельцы обнаруживали стопки кирпичей, всё же бывали. Не говоря уж о «дворниках», снимать которые стало уже рефлексом у каждого советского автовладельца. А ведь впереди девяностые. Там и вовсе тачку страшно будет оставлять на улице.
– Предложение заманчивое… А цена вопроса?
– Я спрошу, но ты не переживай, если надо, мы добавим.
Азимов усмехнулся, подмигнул.
– Есть деньги пока, – махнул я рукой и потянулся к бутерброду с бужениной. Стипухи и зарплаты на «скорой» хватало.
– Не о том думаешь, – назидательно произнес Александр Иосифович. – Сейчас к тебе внимание будет очень пристальное. Представляешь, сколько народу ты от кормушки оттеснил? Я, конечно, ваших медицинских заморочек не знаю, но вряд ли там от наших сильно отличается. Мало того что вы под сомнение чьи-то теории поставили, так еще и проводите масштабные исследования. Значит, кто-то средств не получил, их тему задвинули. И это не какие-то аспиранты, а натуральные динозавры. Хвостом махнет – и нет тебя. Доносы, анонимки…
– Да предупреждали уже о подобном, – вспомнил я внушение от Юрия Геннадьевича.
– Вот! – продемонстрировал указательный палец Азимов. – Умные люди! Наверное, и про Анюту тоже советовали?
– А как же, – не стал я скрывать. – Но сами видите, к чему это привело.
– Вижу, – вздохнул мой почти тесть. – Но я почему говорю это? В какой-то момент люди начнут считать твои деньги. Любимое занятие многих. А ты студент и фельдшер на «скорой». Мама твоя тоже не министр. Если про взнос на квартиру еще можно придумать многолетними накоплениями, – хитро улыбнулся он, – и с трудом, но впихнуть в это машину… То потом начинаются вопросы…
– И тут появляетесь вы…
– Да, родители твоей невесты, радуясь, что сумели сбагрить какому-то наивному гою свою дочурку, дали в долг навсегда необходимую сумму, – с мощным местечковым акцентом произнес Азимов. – Так я спрошу за гараж?
– Чтобы простой русский парень да отказался облапошить евреев? – поддержал я шутку. – Дайте две! Спрашивайте, конечно.
Мы всё же добрались домой, и теперь я сидел на кухне, гладил Кузьму и наблюдал, как моя невеста время от времени предпринимает попытки навсегда зафиксировать в памяти образ подаренного кольца. Иначе зачем она крутит его на пальце и рассматривает со всех сторон? Да и чем еще заниматься в ожидании очереди в ванную? Зазвонил телефон, и Аня оторвалась от созерцания малюсенького, но всё же бриллианта. Хорошо, когда есть свой секретарь, можно не переставать гладить кота.
– Алло, – сказала она, послушала ответ и почему-то продолжила на буржуинском: – Wait a minute, please.
Это заставило насторожиться. Вряд ли ей звонит старая училка английского, чтобы проверить домашнее задание. И правда, трубку Аня протягивала мне.
– Алло, – ответил я и услышал голос своего подчиненного, главы «Ферринга» товарища Паульсена. Он прибыл для выполнения своих служебных обязанностей в Москву. Почему перед выходными? Так совместить приятное с полезным. Хорошо иногда побыть простым туристом.