Людмила Иосифовна Голдина небрежно сбросила на руки старшего оперативника Первого департамента МВД Владимира Яковлева расшитый бисером тулупчик. Окинув равнодушным взглядом мужчин, присутствующих в кабинете Турецкого, Голдина, не дожидаясь особого приглашения, прошла к столу Александра Борисовича и, сев на стул для посетителей, спокойно посмотрела «важняку» в глаза.
По всему выходило, что опасения хозяина кабинета насчет того, что слишком большое, на его взгляд, количество присутствующих на дознании смутит Голдину, оказалось излишним. Хозяйка галереи держалась уверенно и почти безмятежно. Поправив на коленях мягкую большую сумку – нечто среднее, на взгляд Турецкого, между кошелкой и мешком для картошки, она замерла в вопросительной позе с таким видом, словно и понятия не имела, для чего ее сюда вызвали. Яковлев, сидевший рядом с Турецким у маленького столика с записывающей аппаратурой и бланками протокола дознания, слегка усмехнулся: в день убийства Кожевникова ему уже довелось пообщаться с Людмилой Иосифовной, и другого поведения он от нее и не ожидал.
Зато в глазах остальных – яковлевского непосредственного начальника Вячеслава Ивановича Грязнова, следователя Генпрокуратуры, только что вернувшегося из отпуска Валерия Померанцева, угодившего, как водится, непосредственно с корабля на бал, и даже полковника Анисимова, представлявшего ФСБ, явно читалась повышенная заинтересованность: как правило, попадая в этот кабинет, хотя бы и в качестве свидетелей преступления, практически все посетители нервничали. Чего о Голдиной сказать было никак нельзя.
Спокойно и неторопливо она ответила на первые вопросы Турецкого, касавшиеся ее места жительства и рода занятий, подождала, пока Яковлев перепишет в «шапку» протокола ее паспортные данные, и, попросив разрешения, закурила извлеченную из изящного кожаного портсигара тоненькую коричневую сигаретку.
– Давайте, – предложил Александр Борисович, – начнем с того, как давно вы знакомы с погибшим и по каким причинам пригласили его с супругой на открытие выставки и банкет?
Людмилу ничуть не смутило то обстоятельство, что на аналогичный вопрос она уже отвечала Яковлеву непосредственно в вечер убийства. Кивнув, она заговорила низким хрипловатым голосом:
– Собственно говоря, пригласила я скорее не его, а Лену, хотя и Сергей вполне мог оказаться мне полезен… Лена… Елена Николаевна Кожевникова – моя давняя и близкая подруга. Сколько лет мы с ней знакомы, сейчас и сказать трудно, а с Сергеем – семь лет. Ровно столько, сколько они женаты…
И, не дожидаясь уточняющего вопроса, пояснила сама:
– Говоря насчет пользы, я имела в виду, что Кожевниковы в числе остальных были для меня еще и потенциальными покупателями… Конечно, Сергей в живописи практически не разбирается… не разбирался. Но Лена, так же как и я, по образованию искусствовед, мы учились с ней вместе, на одном факультете университета. К тому же она сама немного занимается живописью… Словом, Кожевников к ней в этом отношении всегда прислушивался.
– С Сергеем Павловичем вы тоже дружили?
Голдина слегка поколебалась, прежде чем ответить, но потом, видимо, решила, что скрывать правду нет смысла: если уж дело дошло по каким-то неясным причинам до Генпрокуратуры, все равно докопаются…
– Нет, – покачала она головой. – Если честно, говорить о взаимной симпатии между нами совсем не стоит… Сергей был убежденным консерватором и нашу с Леной дружбу не одобрял именно по этой причине… Иногда мне казалось, что он меня просто-напросто терпеть не может…
– То есть? Что вы имеете в виду? – Александр Борисович недоуменно поднял правую бровь и посмотрел на Голдину поверх очков.
– Ему, как большинству ортодоксов, не нравилась моя сексуальная ориентация… Надеюсь, вас это не шокирует? – Людмила Иосифовна усмехнулась и посмотрела на Турецкого с нескрываемой иронией. – Только не подумайте, что я бравирую. Просто констатирую факт. Кстати, вам придется в этой связи поверить мне на слово, но между мной и Леной никогда никакого намека на такого рода отношения, какие он подозревал, не было. Мы действительно дружили, и более ничего!
Александр Борисович перехватил взгляд Михаила Анисимова, в котором мелькнуло нескрываемое отвращение, и на секунду уткнулся в лежавшие перед ним бумаги, подумав, что все-таки это был весьма разумный шаг – усадить остальных мужиков так, чтобы во время беседы с хозяйкой «Примы» все, кроме него и Яковлева, находились вне поля зрения Голдиной. Достаточно и того, что Володька так же, как и Анисимов, не сумел скрыть легкого шока от только что прозвучавшего признания, проступившего в данный момент на его физиономии более чем отчетливо… Черт бы побрал эту творческую интеллигенцию с их вывертами!
– Ясно, – спокойно вздохнул Турецкий. – С этим, по крайней мере… Пойдем дальше. За сколько дней до открытия выставки вы озвучили Кожевниковым свое приглашение?
Людмила ненадолго задумалась, потом слегка пожала плечами.
– Вообще-то выставка готовилась около месяца, и я несколько раз советовалась с Леной по разным деталям в процессе подготовки. То, что они будут на открытии, – само собой разумелось… Но о конкретном времени сообщила, как всем, дня за два-три. Точнее, боюсь, не помню.
– Но не больше, чем за три? – уточнил Турецкий.
– Нет, не больше.
– Сколько человек и кто именно были приглашены на банкет?
– Вообще-то моя помощница Люся ответила бы на этот вопрос точнее, но я попытаюсь… Так, во-первых, сами авторы с их девицами, во-вторых, возможные покупатели: кроме Кожевниковых Валя Сумко, Жора Карякин… Оба бизнесмены и коллекционеры, хотя назвать их людьми, разбирающимися в живописи, особенно Карякина, трудно… Известный коллекционер, старик Лабанин, Семен Семенович…
– Стоп! – прервал Голдину Александр Борисович. – Вы, по-моему, забыли упомянуть, что оба бизнесмена пришли со спутницами. Их вы тоже приглашали?
– Зачем? – Людмила слегка округлила брови. – Это предполагалось само собой… Конечно, кто-то из них мог прийти и в одиночестве, но на всякий случай…
– Кто из двоих мог прийти один с наибольшей вероятностью?
Голдина снова ненадолго задумалась, но ответила вполне уверенно:
– Да оба… Но, если уж говорить о неожиданностях, Жора меня несколько удивил…
– Вот как? И чем же?
– Знаете, обычно он западает на таких девиц – типичных моделек, причем молоденьких. Чем моложе – тем лучше… И брюнеток. А тут приволок крашеную блондинку, явно за тридцать… Впрочем, вкусы у людей могут меняться, а у Карякина денег для удовлетворения своих прихотей вполне достаточно!
Турецкий кивнул, отметив про себя, что, несмотря на дружбу, Елена Николаевна Кожевникова, видимо, не сочла нужным сообщить подруге, кого именно «приволок» с собой на роковой банкет бизнесмен. И задал следующий вопрос:
– Получается, часть гостей вы либо не знали, либо знали плохо?
– Я отлично знаю всех, кому передала приглашения лично, а это не менее десяти человек. Каждый волен был привести с собой на выставку любое количество гостей, но на банкет – только одного, так сказать, самого близкого. Из этих близких я совсем не знаю человек пять. Остальных знаю плохо… Ну, как, например, тех двух девиц, подружек авторов: знаю, что одну зовут Лиза, вторую, кажется, Вика, видела их несколько раз – и все. Знакомиться поближе просто нет смысла, по моим наблюдениям, подружки у нынешней молодежи, так же как и бойфренды, меняются чаще, чем солнышко всходит-заходит… Всех не запомнишь. Я могу перечислять дальше?
Александр Борисович кивнул, и Голдина продолжила, старательно перебирая в памяти по возможности всех участников банкета, коих в итоге оказалось не так уж много. Александр Борисович знал, что в вечер гибели Кожевникова в банкетном зале собралось восемнадцать человек. Сейчас он преследовал иную цель: ему хотелось услышать, кому из них какую характеристику даст хозяйка галереи, прежде чем начать беседовать с попавшими в свидетели гостями лично. Кто из них, с точки зрения Голдиной, более всего подходит на роль убийцы?.. В том, что убийца был участником этой тусовки, сомневаться не приходилось – оставалось только огорчаться, что вычислить его по горячим следам не удалось, несмотря на то что опрашивали всех там, на месте, не по разу, до самого утра… Опрашивали специалисты совсем не слабые! М-да…
– Людмила Иосифовна, – Турецкий вздохнул, – давайте попробуем, так сказать, реконструировать сам момент убийства Кожевникова… У вас, как у человека, связанного с живописью, должна быть хорошая зрительная память. Пусть вас не смущает, что на этот вопрос вы уже отвечали в тот вечер… Вдруг всплывет еще какая-то важная деталь? Тогда вы, насколько понимаю, были в шоке…
– Да, конечно, – кивнула Голдина. – Возможно, что-то и припомнилось, естественно, я эти два дня постоянно думала о Сергее, о Лене…
– Начните с момента, когда Кожевников подошел к бару за коньяком…
– А вот этого я как раз и не видела, – возразила Людмила. – Я вообще вошла в банкетный зал последней, потому что дожидалась, когда обычные посетители покинут галерею, и отдавала охране кое-какие распоряжения… Выставка прошла даже лучше, чем я ожидала, народу было довольно много, хотя афишу я вывесила для начала всего одну – у входа. Ну, конечно, обзвонила знакомых… Словом, когда вошла в зал, думала о своем, вполне удовлетворенно… И тут ко мне подошла Лена – уже с коктейлем. Вероятно, и Сергей успел к тому моменту взять что-то в баре… Я его увидела, собственно, в тот момент, когда он поздравлял авторов… У меня сложилось впечатление, что он, как это ни странно, знаком с этой блондинкой-актрисулей, которую приволок с собой Жора Карякин… Во всяком случае, она на нем в тот момент висла… А Лена нервничала, по-моему, как раз из-за этого…
– Вы только что сказали, что спутницу Карякина видели в тот вечер впервые, – напомнил Турецкий. – Откуда же вам известно, что она актриса?..
– Это единственное, что я запомнила, когда он мне ее представил, – пожала плечами Голдина.
– Почему вы решили, что она знакома с Кожевниковым, и что значит «висла»?
– Почему решила?.. – Людмила Иосифовна, кажется, впервые за все время разговора с Турецким слегка растерялась. – Ну, не знаю… Просто она так себя вела… Вряд ли, едва познакомившись с человеком, начнешь хватать его за рукава пиджака и что-то шептать прямо в ухо, чуть ли не целуя…
Голдина брезгливо поморщилась.
– Помню, я еще порадовалась, что Ленка этого не видит. Она жутко ревнивая, вышел бы скандал… Но Лена и без того злилась… Возможно, она была в курсе, что ее муж знаком с этой дамочкой?.. – Голдина отвела глаза.
– Разве вы ее об этом не спрашивали? – поинтересовался Турецкий, отметив, что лжет Людмила Иосифовна вполне мастерски.
– Я Лену после банкета не видела, долго дозванивалась, а когда она все-таки ответила и услышала, что я хочу приехать, попросила этого пока не делать и положила трубку… Это в ее характере, она всегда, если случалось с ней что-то плохое, какое-то время ни с кем не общалась, всегда самый острый период предпочитает переживать в одиночестве… Тут уж ничего не поделаешь, обижаться бессмысленно.
– Значит, – задумчиво покачал головой Александр Борисович, – вы не в курсе, что эта, как вы выразились «актрисуля», Альбина Викторовна Крутицкая, первая жена Кожевникова…
Невозмутимая доселе Голдина проявила-таки хоть какие-то эмоции, издав негромкий удивленный возглас:
– Неужели?.. – Она слегка покраснела и резко подтянула к себе свою кошелку. На какое-то короткое мгновение замерла, переваривая полученную информацию. Затем чертыхнулась. – Черт бы побрал Ленку с ее скрытностью… Ну и ну! Угораздило же Георгия притащить именно ее… И что теперь? Думаете, это она?
Людмила вопросительно прищурилась на Турецкого.
– Пока мы ничего не думаем, следствие только началось, – возразил тот. Но никакого впечатления на Голдину, уже включившуюся в это соображение, его осторожный ответ не произвел.
– Хотя столько лет прошло, – произнесла она с сомнением, – вообще-то это возможно, тем более что…
– Что? – на этот раз прищурился Турецкий.
– По тому, как она на нем повисла, и по тому, как покраснел Кожевников – а он покраснел, особенно когда понял, что я на них смотрю, – все выглядело так, как будто они с этой… как ее?..
– Альбина Викторовна.
– С этой Альбиной общаются не так уж редко… Кожевников вообще, когда перехватил мой взгляд, повел себя так, словно его поймали на месте преступления…
– Это ваше личное мнение? – заметил Турецкий.
– Я бы на вашем месте, – усмехнулась Людмила, – ему доверилась, я постоянно общаюсь с людьми, поневоле станешь психологом! Возможно, они вообще договорились встретиться на этом банкете?.. В любом случае, если у них за Ленкиной спиной затеялась новая романтическая вспышка, все эти актриски… Все они сплошь истерички и эгоистки! Уж вы мне поверьте!
Тут Турецкий поверил ей вполне охотно, поскольку и сам был того же мнения об актерской братии.
– Словом, если допустить, что Сергей вначале ей поддался, а потом дал задний ход…
– К сожалению, Людмила Иосифовна, – прервал Турецкий разгулявшееся воображение Голдиной, – следствие исходит не из предположений, а из фактов, на коих и выстраиваются версии.
– Что ж, вероятно, что касается фактов, Лена вам их даст: не зря же она так нервничала и злилась на Сергея… Теперь понятно, что из-за этой дамочки!
– Скажите, пожалуйста, вы не можете припомнить, кто еще, кроме Крутицкой, находился возле авторов выставки среди поздравляющих их в тот момент?
Голдина снова задумалась, потом слегка кивнула:
– Конечно, основное внимание у меня было сосредоточено на нем и этой Альбине… Но, по-моему, там же были Сумко, его девица, Семен Семенович… Нет, остальных не помню! Но большая часть гостей уже отошли к столу, ожидая банкета.
– А сам Карякин?
– Жора стоял возле нас, ждал, по-моему, Лабанина, чтобы посоветоваться со стариком насчет покупки картины, которая ему явно приглянулась: он своему вкусу и чутью не доверяет пока, и правильно делает. А девица стояла возле художников, совершенно точно, по-моему, ей Женя Расин приглянулся. То, что он был с подружкой, а она пришла с Сумко, ее явно не смущало…
– Она что же? Заигрывала с Расиным?
– Не то чтобы, но выпендривалась перед ним – точно.
– Это которая Елизавета Абрамовна Лискина?
– Наверное, – пожала плечами Голдина. – Кажется, он ее пару раз Лизой называл… Ее я видела впервые, так что…
– Ну что ж, единственный человек, которого вы, видимо, забыли назвать, – ваша помощница-барменша, – напомнил Саша. – Художники, насколько я понимаю, расположились справа от бара, верно?
Голдина, прежде чем ответить, неожиданно рассмеялась:
– Знаете, если вы подозреваете, что моя Люсенька могла кого-то отравить… – Она снова фыркнула. – Ну тогда можете заранее распрощаться с идеей поймать убийцу!.. Чтоб вы знали – второй такой трусихи, как она, к тому же доброй, как древняя христианка, в наше время просто не найти! Добрая, вплоть до полнейшей глупости. Способна оплакать не то что человека – голубя, которого переехала по случайности машина!
– Что ж, Людмила Иосифовна, – улыбнулся Турецкий, – на сегодня пока что все, позвольте ваш пропуск… Что касается наших подозрений и поимки убийцы, должно быть, вы в курсе, что цыплят считают по осени?..
– Малоприятная дамочка, – не выдержал и процедил сквозь зубы Анисимов, едва за Голдиной закрылась дверь кабинета. Остальные мужчины предпочли обойтись без комментариев, молча передвигая свои стулья поближе к столу руководителя оперативно-следственной группы Турецкого.
Александр Борисович задумчиво посмотрел на молодого полковника, которому недавно исполнилось тридцать шесть лет. Спортивный, ладный, несомненно, прекрасный профессионал. Судьба сводила их на общих делах не впервые, и хотя знакомство было не столь долгим, за прошедшее время Анисимов успел защитить диплом в юридическом вузе, получить следующее звание и поменять должность: несколько месяцев назад он был руководителем одной из опергрупп ФСБ.
В общем и целом Михаил Иванович Турецкому нравился, но сейчас он собирался говорить с ним достаточно жестко. Чтобы избежать в ближайшем будущем недоразумений, всегда возникающих в процессе сотрудничества с упомянутой организацией в связи с их высокой степенью засекреченности, следовало расставить все точки над «и» сразу…
– Что я тебе скажу, Саня, – неожиданно подал голос заместитель начальника Первого департамента МВД и близкий, старый друг Турецкого Слава Грязнов, – дамочка и мне не понравилась… Вполне возможен вариант, что насчет своих отношений с Кожевниковой она лжет! А среди этих баб розового оттенка ревность – вполне достаточный повод для убийства!
Валерий Померанцев, подчиненный Турецкого и один из лучших его сыщиков, не выдержал и фыркнул, за что немедленно получил от Вячеслава Ивановича возмущенный взгляд.
– Давайте не опережать события, – осторожно возразил Александр Борисович. – Если вы не забыли, на первом нашем совещании мы остановились на двух рабочих версиях, приняв их за основные: личная неприязнь и профессиональная деятельность. Я бы хотел сейчас поговорить не о результате беседы с Голдиной, до этого еще дело дойдет, а о второй из них…
Турецкий отметил, что в глазах Анисимова мелькнула настороженность.
– Михаил Иванович, – Александр Борисович повернул свой стул так, чтобы смотреть полковнику прямо в лицо, – в прошлый раз я просил вас подготовить нам список всех так называемых командировок Кожевникова за последний год.
Анисимов кивнул, но промолчал.
– Теперь, поскольку эта информация необходима всем здесь присутствующим без исключения, я попрошу вас, во-первых, подробно рассказать нам, каким образом работал ваш агент, выезжая на место, во-вторых, о принципе, по которому это место избиралось. И наконец, в-третьих, рассказать о его последних заданиях подробно.
Михаил нервно усмехнулся и поинтересовался:
– Это что-то вроде допроса?..
– Это что-то вроде сбора информации, между прочим, оперативной.
– Наши оперативники готовы выехать на места сами по первому вашему распоряжению…
– Позвольте вам напомнить, – сухо произнес Турецкий, – что этим делом я занялся по личной просьбе президента… Это его решение, а не наше и даже не нашего с вами начальства. На формирование опергруппы мне при этом дан полный карт-бланш, соответственно на места поедут люди, проверенные в работе мной, люди, которым я доверяю как профессионалам целиком и полностью. Что касается всех необходимых бумаг о неразглашении, они подписаны каждым из присутствующих, несмотря на то что, к примеру Валерий Александрович Померанцев будет, во всяком случае пока, заниматься версией «личной неприязни». А там видно будет.
В кабинете воцарилось молчание – довольно тяжелое. Наконец, Анисимов коротко вздохнул и заговорил:
– Хорошо. Начну я, с вашего позволения, с принципа, по которому избирались… э-э-э… пункты назначения.
Александр Борисович кивнул.
– Здесь все просто: жалобы граждан, пострадавших от коррупции государственных чиновников на местах.
– А что, у нас есть такие места, где граждане от этого не страдают? – ядовито поинтересовался не отличавшийся выдержкой Померанцев, частенько получавший от начальства щелчки за свой неуемный темперамент.
– Не знаю. Лично я о таких не слышал, – спокойно отозвался Анисимов. – Но дело не только в наличии жалоб, а еще и в их количестве… Вы удовлетворены?
– Вполне, – буркнул Турецкий, бросив на Валерия сердитый взгляд.
– Тогда продолжу. Приехав в город в качестве бизнесмена, Кожевников для начала устанавливал связь с нашими местными сотрудниками, которые и выводили его на нужного человека… Разумеется, не как подполковника ФСБ, а как предпринимателя, вознамерившегося приобрести в данном городе предприятие, наиболее соответствующее его целям. Общение с разными людьми длилось разное время, прежде чем дело доходило до… до сути… Как вы понимаете, предоставлять постороннему человеку сведения, составляющие коммерческую или банковскую тайну, запрещено законом. Взяточничество в этой сфере как раз и зиждется на его нарушении.
– И что же, все его… командировки были успешны? – мрачно поинтересовался Грязнов.
– Сергей Павлович был одним из лучших специалистов в этой сфере, за пять лет – ни одного прокола. Это не значит, что все подозреваемые становились обвиняемыми, что честных людей, ошибочно заподозренных во взяточничестве, не было вовсе. Но где-то в восьми случаях из десяти…
– Подстава срабатывала! – брякнул бестактный Померанцев, заставив Анисимова вспыхнуть и крепко сжать губы, дабы не сорваться на грубость.
– Теперь последнее, – поспешно произнес Турецкий, едва сдержав абсолютно неуместную улыбку. – Я имею в виду адреса, точнее, города, в которых он побывал за последние год-полгода!
– Да, я помню, что у нас в-третьих, – буркнул полковник, стараясь не смотреть в сторону Валерия. – Мы проанализировали пять последних командировок Сергея Павловича, все операции были успешными, две из них – более чем, поскольку подозрения не подтвердились. Оставшиеся три операции проходили в Электродольске, в Ульяновске и в Саргове.
– Где раньше, а где позже?
– Раньше всех, еще прошлым летом, в Электродольске. Затем, весной, был Ульяновск.
– В прошлом году?
– Да.
– Он что же, не выезжал никуда все время между Электродольском и Ульяновском?
– Я же сказал, что две операции прошли с положительным результатом!
– А последняя?
– Да, ну и последняя – Саргов. Ноябрь прошлого года, то есть совсем недавно… Это все. Как правило, – добавил Анисимов, хотя об этом Турецкий его не просил, – между операциями проходило довольно много времени, иногда месяцев семь-восемь. Кожевников был блестящим сотрудником, им старались не рисковать. После суда должно было пройти не менее двух-трех месяцев… Лично я не думаю, что Сергея Павловича Кожевникова убили из-за его профессиональной деятельности.
– Мы учтем ваше мнение, – чуть мягче пообещал Турецкий. – А сейчас, если можно, остановимся на каждом из трех городов подробнее. Давайте прямо по порядку: что там у нас раньше всех? По-моему, Электродольск?