Я беззаботно шагнул в турникет первым…
Раздался странный звук, стойка словно бы обреченно вздохнула, и все электронные табло турникета погасли.
– Это еще что за новости… ― Один из таможенников удивленно уставился на экран терминала.
– Подождите минутку, у нас неполадки, ― извинился второй, натянув на лицо дежурную маску вежливости.
Я присмотрелся к нему внимательнее, уловив что-то знакомое. Ну точно ― этот, как его… Гус? Н-да, начинаю забывать лица людей, среди которых прошло мое детство. Особенно тех, кого знал мало. Да и Гус здорово изменился. Был лопоухий пацан с соседней улицы, а сейчас ― дородный, ширококостный парень с загорелым после жаркого лета лицом, в зеленой форме таможенной службы, с соответствующей амуницией: кобура с игольником на левом предплечье, нейродубинка на поясе. Немудрено, что не узнал сразу.
«Вождь, не шали», ― одернула по внутренней связи Зайда, останавливаясь сзади.
Старая кличка. Вождем меня когда-то в шутку окрестили друзья, за пристрастие использовать режим «Бога» в ролевых гэпэшках. Теперь так называла только Зайда. Для всех остальных я официально был покойником.
«Я не специально, Зайда. Просто забыл».
«Верни все, как было».
«Запросто».
Воспользовавшись тем, что взгляды обоих таможенников устремлены на экраны терминалов, я как бы невзначай прикоснулся к стойке, электроника сразу ожила, возвращаясь в рабочий режим. Действительно, моя вина, забыл отключить фантома ― псионический настрой, который отрабатывал последние два года. Благодаря ему чужие сканеры, пытавшиеся получить информацию обо мне и моем имуществе без моего ведома, выходили из строя, программное обеспечение зависало. Специфика моих развивающихся способностей.
– Все в порядке. ― Гус сразу оживляется и поднимает на меня взгляд, приветливо улыбаясь ― на этот раз немного искренней. ― Проходите.
Я сбросил по лоцману на терминал таможенников личку ― небольшой файл с идентификационными данными для регистрации, прошел по ту сторону турникета. На свое счастье дотошно досматривать нас таможенники не стали. Не люблю я показушного служебного рвения. Устроил бы им веселуху с аппаратурой, позамыкал бы все к чертовой матери. Но ребята молодцы, на своем месте. Зайду тоже пропустили без лишних вопросов, содержимое кейса, просвеченное на экране сканера, их не заинтересовало. Ничего интересного там и не было.
Мы прошли через небольшой зал ожидания, вышли из здания и остановились на примыкавшей к нему территории транспортной стоянки. Отбрасываемая зданием тень осталась в шаге за спиной, мне хотелось постоять на солнышке, погреться в теплых ясных лучах. Машина, которую мы ждали, уже показалась в пределах видимости ― быстро растущая смазанная синяя точка посреди серо-зеленой ленты дороги, до нее еще метров семьсот. Оптической утилитой лоцмана изображение можно приблизить, глянуть на пассажиров, но я не видел необходимости.
– О чем задумался? ― интересуется Зайда, покосившись на меня, видимо, что-то в выражении моего лица ей не понравилось.
– О чем задумался… ― Я беспечно пожимаю плечами. ― Мне вот интересно, что думаешь о жизни на Пустоши ты, вечная бродяга?
– Почему ты спрашиваешь? ― Она ставит кейс на бетон, выпрямляется, тоже с удовольствием подставляя загорелое лицо солнцу.
– А мне интересно ― ты собираешься всю жизнь летать с Кассидом?
– Пока меня все устраивает. А ты что же, решил нас покинуть?
– Еще нет, я всего лишь поинтересовался твоими планами на будущее.
– Но раз об этом зашел разговор, значит, ты начал их строить. И эти планы никак не связаны с нашим внешником?
– Я же говорю ― не знаю. Тебя это расстраивает?
– А ты что, хоть раз видел меня расстроенной?
– Очко в твою пользу, ― я смеюсь. Мы часто так пикируемся, отвечая вопросом на вопрос, это уже превратилось в своеобразную игру.
– Но Кассид определенно придет в ярость, если захочешь уйти, ― добавляет Зайда. ― Ну так как, решил вернуться к корням, осесть и завести семью?
– Да нет же, я просто придуриваюсь. Кстати, один из таможенников ― мой давний знакомый. Не узнал. Еще одна маленькая проверка прошла успешно.
– Как и с Петром. Это нормально. Все еще беспокоишься без видимых причин?
– Нет, конечно. Просто забавно. Забавно быть бикаэльцем, не являясь им на самом деле.
Про себя я усмехаюсь уже не так беспечно.
В сводного племянника Зайды Димбай я превратился не только по документам, внешность у меня соответствовала ― как у полукровки-бикаэльца. И Зайда теперь моя официальная тетка. Чужую шкуру я ношу чуть больше года, уподобившись кассионийцам с их пристрастием к моде по биоперестройке внешности. Теперь я выше ростом, у меня смуглая кожа и крепкие мышцы ― крепче прежнего. Доказать теперь, что я ― Сомаха Олиман, весьма непросто, в организме перестроено все, что подвергается идентификации в первую очередь. Голосовые связки, сетчатка глаз, рисунок папиллярных линий, лицевые кости черепа, состав крови, даже генетический анализ подтвердит, что я ― другой человек. Наносинтезаторы, запущенные в кровь и ткани, изменили генетическую формулу. И не только ― все изменилось. Перспектива, мироощущение, отношение окружающих. Рослый человек всегда безотчетно выделяется взглядом в толпе, даже если взгляд на него брошен вскользь, мимоходом. Поначалу мне такой повышенный интерес даже нравился, потом привык, перестал обращать внимание. Вряд ли я теперь буду стареть так же быстро, как обычный человек. И, возможно, проживу не меньше, чем среднестатистическая бикаэлка, а живут они без всяких ухищрений медицины до трехсот лет. Очень дорогая операция, основанная на бионанотехнологиях. Оплатил ее Кассид. Да и сделано такое комплексное изменение тоже исключительно по знакомству, через Кассида, в какой-то закрытой конторе на его горячо любимой Кассионии.
Прибыль, которую я приносил компаньонам «Забулдыги» благодаря своим специфическим способностям, окупила эту операцию месяца за три. Я ведь мог оживить любой, даже насмерть убитый эксплуатацией технический хлам, заставить его работать вопреки всем законам. А то, что работает, всегда можно продать. Так что Кассид знал, во что вкладывался, переписывая мою личную историю после событий на Двойном Донце, где я набедокурил, разыграв собственную смерть ради победы друзей. Теперь я ― Крон Димбай. От прежнего имени осталась только кличка ― Вождь. Рискованно? Ничуть. Для чужих ушей есть соответствующая легенда, давно уже запущенная в сеть. По легенде именно компаньоны меня так и окрестили, когда я влился в постоянный состав на замену выбывшему члену экипажа. Обязанности у меня те же, что и у него, да и взяли меня из-за аналогичных способностей к технике, а усопшего Сомаху экипаж любил так нежно и трепетно, что с такой кличкой им легче привыкнуть к утрате. Чем не объяснение? Не хуже и не лучше прочих. Так что в амплуа Крона Димбая я теперь тень их прежнего любимчика. Забавно, из-за этой чехарды со сменой имени и внешности я иной раз тенью себя прежнего и ощущаю. И надо признать, чувство не всегда приятное. Но так спокойнее.
Естественно, что из прежних знакомых меня никто не узнавал.
И Петр Свистун ― не исключение.
Кстати говоря, Петр кое о ком мне напомнил, когда я его увидел на борту «Забулдыги». О Шайе Цедзе, пилоте ИБээРа с Двойного Донца, одной из тех людей, ради кого я там выкладывался, идя на такие жертвы. Когда мы покидали Двойное Донце, у Петра с той девушкой сложились, как я понял, очень близкие отношения. А я чуток не успел с проявлениями симпатий. И я ему немного завидовал: девушка мне нравилась. Странно было его увидеть здесь без Шайи. Хотя, мало ли в жизни чего бывает. Может, разошлись пути-дорожки из-за службы. Временно. Или навсегда. Из-за психологической несовместимости характеров, к примеру. Я не мог спросить его об этом прямо, не выдав себя. С какой стати какому-то бикаэльцу интересоваться судьбой его боевой подруги? Поэтому попросил поинтересоваться этим вопросом Зайду, еще во время полета к Пустоши. Она видела на Двойном Донце и Петра, и Шайю, знала с моих слов об их отношениях, так что имела косвенное право задавать подобные вопросы. Со ссылкой на извечное женское любопытство. Но Петр отмолчался. Это вполне вписывалось в его характер, он и на Двойном Донце не отличался разговорчивостью.
На Пустошь мы доставили его с Сокты, он воспользовался нашим рейсом как оказией, Зайда даже денег с него взяла меньше, чем с любого другого пассажира. По моему настоянию, естественно. Совсем не взять платы нельзя ― с чего такая подозрительная благотворительность, для экипажа «Забулдыги» Петр ― чужой человек. Не скажу, что встреча с Петром меня совсем никак не затронула. Петр ― тоже часть прошлого, яркая часть, он один из тех, кто знал меня до гибели.
– Петра так и не смог разговорить? ― вдруг полюбопытствовала Зайда, словно прочитав мои мысли.
– Нет. Ты и сама прекрасно знаешь.
– Главное ― не зацикливайся. Нужно ― поищем, связи у Кассида большие. Проблема не в этом, сам прекрасно знаешь.
Я довольно равнодушно пожимаю плечами, надеясь, что не переигрываю:
– Знаю. Незачем искать. Нет смысла.
– Хорошо, что ты так настроен.
Еще бы. Тогда карты судьбы выпали Петру, у меня просто не было времени познакомиться с девушкой поближе, события развивались с ураганной скоростью. А теперь, даже если я столкнусь с Шайей лицом к лицу, ни черта не выйдет. С такой-то рожей, как сейчас, восстановить знакомство не получится. Я не могу открыться, кто я на самом деле, иначе ни к чему было вообще идти на такие ухищрения с маскировкой. Разве что познакомиться заново. Но стоит ли овчинка выделки? Привлекательных девчонок на любой планете ― пруд пруди, к чему ворошить прошлое и усложнять себе жизнь? Всегда можно в чем-то проколоться. И обязательно придется лгать, выкручиваться, а я предпочитаю отношения простые, без скелетов в шкафах…
А, зараза. Я все равно теперь думаю о ней. В местной сети никаких упоминаний о Шайе не оказалось, я проверял. Но Петр здесь… И раз он здесь, он мог прибыть к ней. Имелся шанс, что она находится на той самой военной базе, сведения о служивших на ней людях являлись закрытыми. Если это так, то поворот очень неожиданный ― Шайя Цедзе на Пустоши, на моей планете. Интересное совпадение, если, конечно, это правда.
Да ну к черту, лучше выбросить из головы. Еще два-три часа, разгрузимся и уберемся обратно на внешник. И еще одна страничка личной истории закроется.
А вот и визитеры, добрались-таки.
Низко урча и разгоняя легкую пыль воздушными струями, трассер свернул с шоссе, выруливая на стоянку, и замер в двух метрах он нас с Зайдой, боком. И только сейчас, разглядев, кто сидит на передних сиденьях, я понял, кто именно пожаловал. И немного напрягся.
«Что за… Почему приперлись именно они, а не родители?»
«Спрошу, раз хочешь, ― так же по лоцману ответила Зайда. ― По мне, так никакой разницы. Да и ты говорил, что тебе все равно. Если не нравится ― можешь уйти».
«Нет, останусь».
Неожиданный сюрприз. И довольно неприятный. Меньше всего сейчас мне хотелось бы видеть Марану. И ее отца. Впрочем, я защищен от них своей новой внешностью.
Щелкнув дверцей, с водительского места выбрался смуглый коренастый человек с тонкими чертами лица, в светлой одежде свободного покроя ― светлые рубашка и брюки из плотной ткани, все-таки осень, хоть и ранняя. Узбах Шоэлл ― не из местных уроженцев, он родом с Балмаста. Но женат на сестре моего отца, Арконта Олимана, и поэтому мой родственник. Он сильно постарел, словно со времени нашего расставания прошло не семь лет, а все двадцать ― никому не пожелаешь испытания, которое выпало на его долю. Он погрузнел, на лице прибавилось морщин, а в черной кудрявой шевелюре явственно проступила седина. Перебросившись парой реплик с молодой кареглазой спутницей и, видимо, заставив ее остаться на месте, он повернулся к нам. На долю Мараны лишь остается с любопытством глазеть в нашу сторону. На первый взгляд она мало изменилась: такие же тонкие черты лица, как и у отца, смуглая кожа, короткие кудрявые волосы цвета безлунной ночи, карие глаза и…
Вот именно. Стоит присмотреться, и начинаешь понимать, что это ― не она. Не хватало самого главного ― озорной мальчишеской улыбки. Вместо узнавания во взгляде, который она бросила на меня, ― смущение, неуверенность, и в то же время заинтересованность. Заинтересованный взгляд незнакомой женщины.
Первой заговорила Зайда:
– Привет, Узбах. Как поживаешь? Что-то ты постарел. Спорт тебя не привлекает?
Голос у нее низкий и густой, в сочетании с пристальным, неизменно насмешливым взглядом золотисто-зеленых глаз ее приветствие нередко действовало на людей завораживающе.
– Здравствуй, Зайда… зато ты не меняешься. ― Голос Узбаха чуть хрипловат, наверное, от волнения. У него жесткий взгляд и неприветливое лицо. На возобновление дружбы с этой семьей нам рассчитывать не стоит. И все же напористое обаяние бикаэлки подействовало, слегка смягчив его настрой.
– Конечно, Узбах, ― спокойно усмехнулась Зайда. ― А с чего бы мне меняться?
– У тебя с собой то… о чем мы просили?
– Бери. ― Зайда носком ботинка подвинула кейс в его сторону.
В кейсе ничего примечательного, лишь обыкновенный поношенный комбин ― любимое одеяние космических завсегдатаев, куртка и брюки свободного покроя, с множеством удобно расположенных карманов. Такой же костюм, только на несколько размеров больше, сейчас на мне. Я думал, что старую одежду давно выкинул, комплекция у меня сейчас другая, так что пришлось менять весь гардероб, но кое-какие вещи из прошлой жизни все же нашел в гардеробном шкафчике, так что с этой стороны все по-честному. Просьба моих родителей застала нас еще на орбите: узнав о появлении «Забулдыги» из местных новостей, они захотели получить что-нибудь на память обо мне, любые личные вещи. По-человечески вполне понятно.
– Я только не поняла, почему приехал ты, а не Арконт с Лишой, ― невозмутимо добавила Зайда. ― О встрече просили они.
Узбах брезгливо посмотрел на кейс, словно он был испачкан в дерьме, подхватил за ручку и закинул на заднее сиденье трассера. Да еще и безотчетно вытер ладонь о штанину. Сволочь. И я сам почувствовал себя испачканным после такой демонстрации «любви». От Зайды жест Узбаха тоже не укрылся. Ее взгляд едва заметно потемнел. Я хорошо знаю этот взгляд. Несколько месяцев назад, в космопорте Вантесента, в баре, Зайда с таким взглядом сломала руку парню, который решил за ней поухаживать и прикоснулся к ее плечу без спроса. Она просто на секунду сжала пальцы на его предплечье. Но отцу Мараны вряд ли грозит подобное, слишком многое нас связывало в прошлом.
– Я объясню, если ты так хочешь, Зайда, ― даже не пытаясь скрыть неприязнь, ответил Узбах. ― Им тяжело. Они знали тебя, когда их сын еще был жив… ― Его тон, сжатые зубы и гневный взгляд сказали иное. Когда этот ублюдок был еще жив.
– Поэтому ты приехал вместо них, оберегая их хрупкую нервную систему?
– Бикаэлка… Ты представления не имеешь, что такое нормальные человеческие чувства…
– Поаккуратнее с подобными заявлениями, Узбах. Ладно, с тобой все ясно, будем считать, что я не заметила оскорбления. Но зачем ты привез ее? ― Зайда кивнула в сторону Мараны, с любопытством прислушивавшейся к разговору. Внимание бикаэлки ее тут же смутило, она отвернулась, уставившись перед собой. Прежняя Марана отреагировала бы иначе ― с вызовом. И вмешалась бы в разговор на равных. Еще один выразительный штришок «инности».
– Моя дочь… хотела прогуляться, ― нехотя ответил Узбах. ― Я не видел причин ей отказывать.
Разговор его заметно тяготил, ему явно хотелось убраться отсюда, но Зайда умела удерживать собеседников на коротком поводке, пока ей этого хотелось. Авторитет и влияние бикаэлок не были пустым звуком.
– А может, ― ее снисходительная улыбка ясно давала понять, что бикаэлка видит старика насквозь, ― ты пытаешься меня укорить за то, что борт «Забулдыги» столько лет был домом для человека, которого ты до сих пор ненавидишь?
Узбах вздрогнул. Вопрос Зайды угодил в цель, потревожив болезненную рану в его душе. Но он сам напросился. В его глазах снова проснулся гнев, ноздри изящного носа возбужденно раздулись, однако ответил Узбах сдержанно, не забывая, с кем имеет дело:
– Ты даже не представляешь, что нам с женой пришлось вынести за эти годы, пока мы воспитывали ее заново. И благодарить за это стоит… твоего Сомаху. Я ничуть не удивлен, что он свое получил. Он заплатил за смерть моей дочери. Его наказала судьба. И это справедливо. Думаю, его и там до сих пор гложет чувство вины. ― Узбах, не глядя, коротким жестом ткнул указательным пальцем в небо.
Он был немного религиозен и раньше, но сейчас, похоже, его опустошенная душа получила должную подпитку.
– Не гложет, ― грубоватым тоном встрял я, опередив Зайду.
– Что ты сказал? ― Узбах взглянул на меня так, как будто увидел только что. Словно на пустом месте вдруг образовалось нечто, способное к членораздельной речи.
– Что слышал, папаша, ― отрезал я.
– Это твой родственник, Зайда?
– Поразительная догадливость. Мой племянник. Не очень-то он вежлив, да?
Узбах, естественно, меня не узнал. Своеобразное ощущение. Я смотрю в упор на человека, которого знал с детства, но он не способен меня узнать в новом облике.
– Не гложет Сомаху чувство вины, ― с нагловатой улыбочкой повторяю я.
– Ты не всеведущ, ― сухо сказал Узбах. ― И не можешь знать наверняка.
– Ты тоже не витаешь в астрале, получая последние небесные новости лично из уст Бога.
Последняя реплика, похоже, окончательно избавила его от желания разговаривать.
– Прощайте, ― резко бросил Узбах, поворачиваясь к нам спиной.
Снова щелкает дверца. Трассер разворачивается и уезжает прочь.
«Ты даже не представляешь, что нам с женой пришлось вынести за эти годы, пока мы воспитывали ее заново».
Он ошибался.
Я знал о жизни Мараны все. Каждый год я несколько раз подключался по бортовому ГТ «Забулдыги» к сети Пустоши, словно пытаясь реанимировать несбыточную надежду, но до сих пор у меня не появилось ни одной мало-мальски уважительной причины вернуться за ней, чтобы вытащить из этого болота. Некого мне вытаскивать. У этого существа была внешность Мараны, и по кровной связи она все еще оставалась моей двоюродной сестрой. Но внешность лгала. Той Мараны, которую я знал, упрямой, гордой и взбалмошной, умеющей отстаивать свои решения и знающей цену дружбы не на словах, давно уже нет. Я отлично помню финал боя в ущелье Двух Рук, в крайнем случае всегда есть под рукой записи лоцмана, чтобы освежить память, помню, как…
…«Мститель», семидесятитонный боевой робот, взрывается от многочисленных внутренних повреждений, громадный кусок плеча вместе с рукой отваливается как кусок панциря у разрубленной черепахи. К счастью, система катапультирования успевает сработать ― на фоне огненного вихря вверх выбрасывает кокон пилота ― темное веретенообразное тело. Набрав высоту и сравнявшись с краем горной террасы, он уходит, спасаясь, за скалы…
Стая дроидов выпархивает из-за ближайшей скальной складки и устремляется за КоЖи Мараны. Ночное небо прочерчивает лазерная паутина, скрещиваясь на жертве, которую боевые дроиды так терпеливо дожидались в укрытии. Кокон падает на скалы, подскакивает от удара, как резиновый мячик, снова падает и остается лежать, медленно покачиваясь и вращаясь вокруг оси. Он так и не раскрывается, чтобы выпустить Марану…
Улетая с Пустоши после приговора Совета Старейшин, приговора к изгнанию, я утешал себя мыслью, что сестренка выжила и рано или поздно пойдет на поправку. И даже боялся, что после всего, что произошло в горах, она не захочет со мной общаться ― Ухан, мой лучший друг и ее парень, погиб отчасти и по моей вине. Но все оказалось гораздо хуже. Из-за тяжелых ранений Марана несколько месяцев находилась в корабельном госпитале, погруженная в тяжелую кому, под присмотром врачей космостражи, прибывшей на место разборок. Затем она очнулась, и ее родителям позволили забрать дочь. Я видел отчет специалистов о состоянии ее здоровья. После комы ее мозг оказался чист. Ее родителям пришлось воспитывать эту «оболочку» заново, как воспитывается младенец с рождения. Они учили ее говорить, ходить, есть, пить, снова познавать окружающий мир… Так что я хорошо представляю, что им пришлось вынести. По умственному развитию Маране сейчас четырнадцать-пятнадцать лет. А ее телу уже двадцать шесть. Стечение роковых обстоятельств ― как выяснилось в ходе обследования и лечения, ее мозг получил серьезные повреждения в ходе процесса Специализации, проведенной в экстремальных условиях, без надзора соответствующих специалистов. Затем черепно-мозговая травма в бою и последовавшая после нее контузия довершила начатое. Такой личности, как Марана, больше не существовало. Имя осталось прежним, но эта Марана ― другой человек, и ничего уже не изменишь. Ни-че-го.
Да, он прав в своей ненависти. Но лишь со своей точки зрения. Не с моей. Пытаясь спасти общину ― а я и сейчас уверен, что единственным выходом из создавшегося тогда положения был переход к вооруженной борьбе с мародерами, пытавшимися обчистить Туманную долину, ― по его мнению, я погубил друзей, разрушил их жизнь. Свою ― тоже. Но сожаления давно перегорели. Если посмотреть на ситуацию в Туманной долине сейчас, непредвзятым взглядом, то загнивающее общество с атрофированным инстинктом самосохранения, образно говоря, получило хороший пинок под зад после тех событий ― к развитию. Потеряв немаловажный источник доходов ― Чертоги Хрусталитов (где, кстати, и окопалась сейчас военная исследовательская база), община быстро сумела заткнуть образовавшуюся финансовую брешь. Значительная часть бывших завсегдатаев гэпэшек ― основного развлечения населения Туманной долины до ЧП ― оказалась отличными программистами и системными техниками. Да и опытные игроки, не раз побеждавшие в местечковых турнирах Пустоши, после снятия искусственной изоляции с планеты нашли применение своим способностям в раскрученных коммерческих играх Сети Коалиции ― на этом можно десятилетиями зарабатывать неплохие деньги. Просто таланты жителей Пустоши раньше не были востребованы, а после ЧП оказались весьма кстати. Опять же ― развитие курортной зоны. Экспорт сельскохозяйственных культур, производившийся лишь для отвода глаз налоговиков Центра, сейчас приобрел более широкий размах, производство было расширено, посевные площади увеличены, полевая техника модернизирована. Туманная долина ничего не потеряла. Ненависть этого старика ко мне выглядела смешно. Или я стал бесчувственным ― не знаю. Может быть.
– Не очень вежливо с его стороны ― вот так убраться, ― реплика Зайды прервала мои размышления. ― Ладно, нам все равно пора. У нас, кажется, возникла внеплановая работа.
– А что случилось?
– Пока ничего. Но возле челнока нас ждет капитан из службы безопасности базы.
– Ему что, Петра мало? ― Я озадаченно вскидываю бровь.
– Да нет, у него срочное сообщение, сказал, что может передать только мне лично. Приказ его любимого командования.
– Доверяет коллеге по статусу?
– Вроде того. Пойдем, послушаем, что ему нужно. Надеюсь, разгрузка не откладывается на неопределенное время. Что-то мне перестал нравиться запах этой планеты.
Зайда повернулась и широким шагом направилась обратно к входу в здание космопорта, а я последовал за ней, бросив последний взгляд на удаляющееся по шоссе синее пятно трассера.
Без сожалений.
По крайней мере, мне так хотелось думать.