На следующее утро меня разбудила Варвара. Она принесла мне кружку кофе и какой-то конверт, а потом вышла, я быстро сходила в душ, а потом села за кружку кофе у окна. Я начала раскрывать конверт. Марк Романович как и обещал, написал мне письмо. Как только я увидела, что письмо это от него, я улыбнулась. Он писал мне о том, что у него есть пара лошадей, и что мы могли бы прокатиться с ним. Как выяснилось, он написал письмо и Марии, в котором он писал ей о том, что мне нужна его помощь, он определил это сам, беседуя со мной у Мартыновых. Мария охотно отпустила меня к нему. Я надела свободные брюки и домашнюю рубашку, чтобы ее не жалко было марать. Тетя посадила меня на машину. Через десять минут я была уже у дома Марка Романовича. Он встречал меня сам. Он был одет в довольно простую рубашку, кофту и черные брюки. Он предложил мне сначала позавтракать. Дом был у психолога не таким роскошным, как у Мартыновых, но довольно уютным и просторным. Я думала, что мы сядем за небольшой стол в столовой, но мы направились на задний двор. Через минуту мы сидели на пледе по-турецки и беседовали с набитыми ртами.
– Надеюсь, тетя отпустила вас нормально? – спросил меня Марк Романович и сделал глоток апельсинового сока.
– Мне кажется, она даже обрадовалась тому, что меня не будет некоторое время дома! – рассмеялась я. – Я рада вас видеть.
– Знали бы вы, как давно у меня не было гостей, – он улыбнулся мне довольно дружелюбно. – Приятно видеть, что вы, наконец-то, едите.
– У меня поднялось настроение, – ответила я и съела бутерброд с сыром. – Вы жуете, как какой-то хомяк! – рассмеялась я, когда увидела набитые щеки своего психолога.
– Ну почему, когда я начинаю есть, вы начинаете шутить? – я в первый раз увидела, как хохотал мой психолог, от этого я рассмеялась еще больше. – Боюсь себе представить, что будет, когда вы сядете на лошадь!
– Если я на нее вообще сяду, – пошутила я и допила свой стакан сока. – Вы извините, но в меня больше не влезет!
– Нам надо это все доесть, если вы не в курсе.
– Тогда я точно не залезу на лошадь, Марк Романович! – он вновь рассмеялся. Он уступил мне и мы пошли к его лошадям. – Привет! – поздоровалась я с белой лошадью. – Какая ты красавица! Держи, – я достала из кармана брюк яблоко и провела рукой по ее славной мордочке. – Как зовут ее, Марк Романович?
– Белла, – мягко произнес он и погладил лошадь. – Вы понравились ей.
– Славная лошадь. А вы поедете на этом вороном коне?
– Да, я так и назвал его, Ворон. Помниться, мне подарили его, когда мне было пятнадцать. Мы давно с ним дружим, да, Ворон? – он погладил своего коня и улыбнулся ему. – Вы вообще умеете кататься верхом?
– Шутите? – посмеялась я. – А впрочем, я не помню этого.
– Давайте уже проверим, умеете вы кататься или нет, – мы вывели лошадей на луг, трава которого уже начинала желтеть. Я сделала хвост на голове, так как волосы начали мне мешаться. Потом я начала думать, как взобраться на седло. – Мда, Таня…
– Не мешайте, Марк Романович, – я начала забираться и тут же упала. Белла заржала так, будто смеялась надо мной. Психолог тоже. Он помог мне подняться и тут же помог мне сесть на седло. – Вот видите, у меня все прекрасно получается!
– Ну, если вы говорите про ваше падение, то да, у вас отлично получается! – пошутил Марк Романович и умело сел на своего вороного коня. – Доверьтесь вашей лошади, она сама вас повезет, – сказал он, и мы двинулись. – Сегодня чудная погода!
– Ветер теплый и пахнет дождем. Сегодня хорошо на улице, вы правы, – лошади наши были спокойными и шли рядом. – Странно немного, что я знаю вас меньше недели, а мне так приятно общаться с вами.
– Мне тоже, – он улыбнулся мне. – Надеюсь, вы не подрались вчера с Катериной Мартыновой?
– Мы тихо затаили друг на друга злобу. Вечером вчера она говорила мне о том, что я дурно воспитана. Может она и права отчасти, но ей самой следовало бы последить за собой.
– И вы высказали ей это?
– Да, она заслужила этого.
– Да с вами опасно связываться!
– Всё шутите, – укоризненно посмотрела я на него. Но он только рассмеялся. – Знаете, у меня складывается ощущение, что вы смеетесь надо мной.
– Что еще остается мне делать, как не смеяться над вами, вы так молоды и неопытны, что это может вызывать только смех…
– Послушаете, вам ведь только двадцать пять лет, а вы говорите так, как будто между мной и вами многовековая пропасть. Разница между нами только в том, что вы слишком зациклены на цифрах, а я нет.
– Хотите сказать, будь мне пятьдесят восемь, вы бы так же беседовали со мной, как и сейчас?
– В том-то и дело, что нет. Вы задумайтесь! Если я общаюсь с вами, а не со старичком, не значит ли это, что я отношусь к вам так же как, например, к моему брату?
– Нет, не значит, – упрямился психолог. – Вы относитесь ко мне совсем не так как к своему брату.
– Вы так говорите, будто обвиняете меня в чем-то, – пролепетала я. Мне не хотелось продолжать этот разговор, но тема эта заинтересовала моего собеседника. – Как же, по-вашему, я должна к вам относиться?
– Вы ушли не в ту сторону…
– Считаете, я ухожу от темы?
– Да.
– Нет, я совсем не ушла от темы, Марк Романович, – запротестовала я. Он серьезно на меня посмотрел, что очень удивило меня.
– С вами невозможно разговаривать. Вы все время спорите! – наконец, ответил он. – Вы такая упрямая! Мне кажется, какую тему мы с вами сейчас не затронем, вы всегда найдете повод поспорить!
– Я бы с вами поспорила на счет этого. Уж извините за каламбур! Я вовсе не упрямая, просто мнение мое не сходится с вашим. Разве должны вы соглашаться с моим мнением всегда? А я должна соглашаться с вашим? Конечно же, нет!
– Да, в этом вы правы, но…
– Марк! – послышался детский голос. Мы обернулись. Я немного удивилась, когда увидела, как к нам направляется девочка дет двенадцати. Она подошла к нам. – Здравствуйте! – радостно поприветствовала она меня. Мне тут же захотелось улыбнуться.
– Здравствуй, – больше ласково, чем радостно произнесла я. Эта девочка так была похожа на психолога. Я тут же поняла, что к чему. – Марк Романович, почему вы не говори мне, что у вас есть такая чудная сестра?
– А тут я бы с вами поспорил! Навряд ли этого чертенка можно назвать чудной девочкой, – пошутил он, на что девочка показала ему язык. – Марго, это Татьяна, – представил нас Марк Романович. – Надеюсь, ты не против, что Таня взяла твою лошадь?
– Я могу слезть, если хочешь, – тут же сказала я девочке. – Я уже поняла, что не умею ездить верхом.
– Вы понравились Белле, – она улыбнулась мне и погладила свою лошадь по морде. – Марк, как на счет того, чтобы поиграть в прятки?
– Марго, мне напомнить, сколько тебе лет? – снова начал Марк Романович. Я посмотрела на него и закатила глаза.
– Я даже не представляю, как ты живешь с таким братом! – говорила я, слезая с лошади. – Он же старый и занудный! Тебе повезло, что сегодня к вам приехала я, – я снова упала и ушибла затылок. Марк Романович тут же слез со своего коня и помог мне снова подняться. Я пощупала голову и обнаружила, что у меня шла кровь. – Сегодня просто не мой день, – постаралась пошутить я.
– Может, мне отправить кого-нибудь за вашим врачом?
– За Эдгаром? Нет, кажется, он занят, не стоит его тревожить, – отмахнулась я и посмотрела на Марго. Ее большие карие глаза выражали какой-то испуг.
– У вас кровь.
– Всего на всего красная жидкость, – беззаботно ответила я. – Не стоит так беспокоиться! – в глазах моих немного потемнело. Я медленно опустилась на землю. – Сейчас… подождите…
– Марго, позови медсестру, – сказал Марк Романович сестре и она убежала. Ее голубое легкое платье раздувалось на ветру, а темные волосы двигались подобно волнам. – Таня…
– У вас замечательная сестра! – отозвалась я, наблюдая за тем, как Марго быстро вбегает в дом. – Вы должны развлекать ее, а то ее игривость скоро угаснет.
– Собственно говоря, я этого и добиваюсь…
– Она ребенок! – возмутилась я. – Дайте ей время наиграться, и вы должны ей в этом помочь. Может быть, тогда вы ощутите, что вы еще достаточно молоды, – я усмехнулась и снова пощупала свой затылок. – Для меня ссадины – дело привычное. Я, конечно, не помню, как еще откуда-то падала, но у меня очень много шрамов. Например, у меня ужасный шрам на руке. Кто знает, что он означает, – я задумалась. – Где же ваши родители?
– Их убили, – Марк Романович стал смотреть вдаль. Лицо искажалось его странной гримасой, ему было больно вспоминать об этом. – Ваша тетя знает, эта война между правительством и рабочими идет много лет. Просто сейчас настала самая кульминация этой бойни. Мои родители просто заступились за рабочих людей, они вызвались помочь им. Их казнили, когда Маргоше было всего пять. Вообще по приказу было велено казнить всю нашу семью, но Наталья Ивановна помогла нам.
– Мартынова?
– Да, я до сих пор благодарен ей за это. Я каждую пятницу, когда занимаюсь с Антоном, говорю ей об этом, – он замолчал. – Недавно вы спросили меня, как я отношусь к политике материка. Я сказал вам, помниться, что какие-то стороны поддерживаю, а другие – презираю. А на самом деле, знаете, о чем я думал? – я посмотрела на него вопросительно. Он стал таким серьезным. – Я думал о том, как ненавижу эту политику, ненавижу тех, кто ее устанавливает, ненавижу правительство. Вот о чем я думал. Ваш брат поступил как мои родители, и за это я его уважаю. И глядя на вас, я думаю, знаю, что вы тоже находитесь на стороне рабочих. Ни у одной девушки в вашем возрасте нет таких ран и шрамов как у вас. Это все знаки борьбы, я думаю. Это всего лишь доводы. Но когда к вам вернется память, я хочу чтобы это оказалось правдой.
– Что-то случилось, Марк Романович? – к нам подбежала женщина с аптекой и в специальной медицинской одежде. Мой психолог просто указал рукой на меня, и медсестра тут же налетела на меня. Она взяла мою голову в свои ладони и внимательно осмотрела меня. – У вас темнеет в глазах?
– Да, – коротко ответила я. – У меня кровь, я сильно ушибла затылок.
– Тут ужасная шишка! – ахнула медсестра. Я слегка улыбнулась ей.
– Она и до этого была. Мой врач накладывал мне повязку на голову, чтобы рана не кровоточила. Можете вы сделать что-то такое?
– Да, конечно, – она тут же начала что-то делать. И в скором времени моя голова снова была перебинтована. – Вам бы в доме посидеть на диване, а лучше прилечь, – прибавила медсестра и быстро удалилась.
– Если честно, то я хотела поиграть в прятки, – шутя сказала я Маргарите и улыбнулась ей. Потом мы все направились в дом. Мы сидели в гостиной у камина и разговаривали. В доме психолога было заведено делать все самим. Они сами себе готовили, сами убирались, они любили труд. Вот и сейчас они налили чай сами и принесли его в гостиную. Мы начали пить чай. – Чем вы занимаетесь в доме, Марго?
– Я катаюсь на лошади, читаю и учусь, – она надавила на последнее слово так, будто оно ужасно ей надоело. Я посмотрела на Марка Романовича, который ласково улыбался, глядя на свою сестру.
– Признаться, я тоже ненавижу учиться! Ты, например, знаешь французский язык? – она кивнула головой. – А я нет! Я каждый божий день занимаюсь с учителем. Еще меня хотят научить танцевать. Кошмар, не правда ли? А еще я вижу вашего брата почти каждый день!
– Так вы пациентка? – удивилась Маргарита. Я кивнула ей головой. – Вы чем-то болеете? – тут же спросила она.
– Марго, – строго произнес ее брат, но я только улыбнулась ей.
– Кажется, это называют амнезией, если я не ошибаюсь, – ответила я. – Я потеряла память, я ничего не помню.
– Совсем-совсем?
– Нет, благодаря твоему брату, я кое-что вспоминаю, – я откинулась на спинку кресла. – Но мне кажется, я уже никогда ничего не вспомню.
– Марк поможет вам, я уверена, – она улыбнулась мне слегка, встала и подошла к окну. – Дождь начался. Я терпеть не могу осень!
– Я тоже, – откликнулась я. – Все сразу становится таким скучным и грустным, – я тяжело вздохнула. Марк Романович, судя по всему, очень глубоко задумался. Он уставился на пламя, которое горело в камине, и не поддерживал разговор. – Как на счет пряток? – тихо спросила я у его сестры. Лицо ее тут же оживилось.
– Если вы, Таня, думали, что я совсем вас не слушаю, то вы ошибались. Вам надо спокойно посидеть.
– А, собственно говоря, почему вы решаете, что мне делать? – возмутилась я. Психолог оживился, он повернул ко мне голову и странно улыбнулся.
– Ну, наверное, потому что вы находитесь у меня в доме, – спокойно ответил он и сделал глоток чая.
– Но я же ваша гостья!
– Но вы же в моем доме!
– Слово гостя закон! – я подняла указательный палец вверх. Между нами снова начал разгораться спор. Признаться, меня забавляла такая беседа с ним.
– Обычные гости ведут себя скромно, если вы не знали, – и по Марку Романовичу было видно, что его такой спор тоже забавлял.
– Я необычный гость. И вы, как гостеприимный человек, должны угождать гостю.
– А я негостеприимный человек.
– Заметно, – пробубнила я. – Что же вы тогда пригласили меня в гости?
– Вы сами попросили об этом, – с вызовом ответил он.
– Вы могли бы и отказать мне в этом, если уж на то пошло.
– Я не мог вам отказать.
– Почему?
– Потому что я сам хотел, чтобы вы нанесли мне визит, – глаза у него засияли, лицо оживилось, стало таким же игривым, как и у его сестры.
– Так может, тогда вы исполните мою просьбу? – не унималась я. Он прыснул. – Что?
– Я же сказал вам, что я не гостеприимный человек.
– Тогда, может, мне уйти?
– Я не смею вас задерживать. Если хотите – уезжайте. Я вам не указ. Да и вообще, по-моему, вам никто не указ, – я отвернулась от него и глубоко задумалась. Скорее всего, Марк Романович тоже погрузился в свои мысли. Мы молчали долго, думали о чем-то своем. Здесь, в этом доме, было так спокойно, не так как у Марии. У Марка Романовича было хорошо и уютно. Возможно, из-за отсутствия какой-либо роскоши в доме здесь было все таким теплым и приятным. А роскошь отталкивает, от нее веет холодом. Я бы, наверное, предпочла вместо богатой столовой в доме Марии эту уютную небольшую гостиную с камином, в которой мы сейчас сидели. Я бы лучше жила здесь, чем там, в холодном замке тети. – Марго? Где она?
– Что? – я не сразу оторвалась от своих мыслей. Психолог уже стоял и осматривался по сторонам. – Ваша сестра очень хитрая!
– Что вы имеете в виду? – психолог не понимал меня, я поднялась с кресла и улыбнулась ему. Он нахмурился.
– Неужели вы не понимаете, что она просто спряталась?
– Непоседливая девчонка! – проворчал Марк Романович, и мы стали искать по всему дому Маргариту. Спряталась она довольно хорошо, а брат ее постоянно ворчал, проверяя все шкафы и комоды.
– Вы слишком строги. До неприличия! – смеялась я над ним. – Она же девочка, в конце концов.