Солнце украдкой прокрадывалось своими палящими лучами через ветки деревьев, досаждая и без того измотанным путникам, хаотично расположившихся возле костра и второпях доедавших свой запоздалый обед. Их было больше десяти. Больше десятка бравых мужчин с тяжелыми мечами на поясах. Их можно было бы принять за свору разбойников, если бы не довольно опрятный и чистый вид.
– Как же хорошо! – отклонившись и упершись спиной в крону соседнего дерева, сказал один из ратной компании. Тот, что явно при каких-то волнующих обстоятельствах получил особую примету, в виде повязки на правом глазу.
– Кому как, одноглазый, – недовольно протянул плечистый парень с перемотанной ладонью.
– Вот чего ты вечно всем недоволен, Ратибор?
– А чем тут быть довольным? Жара такая, что аж сдохнуть можно! – пожаловался мужчина и вытер сопревший лоб повязкой на руке.
– Да, ты посмотри вокруг! – не успокаивался приятель. – Благодать-то какая! Как солнце красиво светит…
– Я бы сказал жарит со всей своей треклятой дури! – усмехнулся Ратибор ему в ответ.
– Солнышко-то чем тебе не угодило? – вмешался в их разговор светловолосый парень, лет шестнадцати на вид. Он был самым молодым из их компании, да и самым миловидным к слову. За что частенько и получал колкие прозвища от своих собратьев…
– А тебя, красавица, вообще никто не спрашивал! – осек его Ратибор.
– Не нападай на мальца, он тебе ничего плохого не сделал, – вступился за парня тучный мужчина лет пятидесяти, что сидел напротив спорившей троицы.
– Глава, так я ж не со зла! – оправдался мужчина.
– Нет, ну правда, братцы! Ну, разве не хорошо тут? – не унимался воодушевленный одноглазый. – Все зелено, все живо! Не то что у нас пещерах! А тишина какая!
– Вот именно, – насупившись полушепотом произнес Глава, – тишина…
Все мужчины замолчали и прислушались. На их лица пала тень тревоги, а их тела сковало ожидание неминуемой беды, с которой каждый из них уже был до боли знаком.
Они свернули свой лагерь, водрузив малочисленные пожитки на, немного отдохнувших от долгой дороги, лошадей и выдвинулись в путь. На хмурых их лицах читались разные мысли: от жестокого осознания и принятия до злости и ненависти к тому, что им предстояло. Но в сердце каждого из воинов теплилась маленькая искорка надежды, что предательски не затухала, не имея даже и права на какую-либо подпитку в том мире, который был ведом только им.
На окраине поселения до них донеслись первые крики. Мужские и женские голоса сливались в один протяжный стон. Неожиданно из ближайшего к ним дома выбежала женщина в разорванной рубашке. Ее лицо было залито слезами, рот не смыкался, выпуская все новый и новый вопль отчаяния. В ее глазах на искаженном от страданий лице каждый из мужчин видел мольбу.
Она добежала до них и пала на землю. Она протянула одну руку вперед, но не смогла выдавить из себя не слова. Только крик, только боль, а теперь и отчаяние. Именно оно заставило ее кататься по зеленной траве и колотить то себя, а то и землю.
Глава первым сделал шаг вперед, приблизившись к ней и опустившись на колени. Он выставил над ней ладонь и на секунду закрыл глаза.
– Оно? – в нетерпении спросил одноглазый.
Мужчина поднялся с колен и, вытащив свой меч из пояса, всадил его в беднягу.
– Оно, – с грустью подтвердил Глава, изымая орудие из тела убитой. – И уже давно. Въелся в них по самое не хочу.
– Может, зря, – испуганным голосом спросил молодой парень. – Может, к Марьянке их свезем? Выходит?
– Кого можно будет спасти – заберем, а остальных… – он еще раз посмотрел на окровавленное лезвие своего меча. Сколько же отрицания было в этом приговоренном взгляде, – сам понимаешь.
– Когда же эта падла уже нажрется?! – с ненавистью произнес один из мужей.
– Никогда, – отрешенно ответил ему одноглазый и первым двинулся вслед за своим предводителем, навстречу истошным крикам ни в чем неповинных людей.
Картина, что предстала перед их глазами, была не нова для путников. Нет, они встречались с этим безумием уже ни раз. Но каждый раз она вызывала в них ненависть. Каждого из них она заставляла окунуться в печальные моменты собственного прошлого. Моменты, которые они рады были бы забыть.
– Все готово, всех собрали, – сообщил мужчина с перевязанной ладонью своему предводителю, который, облокотившись на забор, наблюдал, как солнце медленно исчезало в зареве багрового заката.
– Иду.
Они подошли к бревенчатому загону для скота, где были собраны оставшиеся живые жители этого поселения. Кто-то был привязан к столбам изгороди, а кто бешено метался по всему загону. Некоторые катались по грязной земле, натыкаясь друг на другу, разрывая собственную одежду вместе с кожей, а иногда в беспамятстве колотя и лежащего рядом соседа.
Глава поморщился:
– Почему не всех связали?
– Так это… Веревок не хватило, – попытался оправдаться мужчина.
– А в деревне сыскать еще не догадались?
– Так… Собрали все, что было, – он виновато потупил взор.
Предводитель вздохнул, пытаясь вместе с воздухом выпустить из своей груди и тягучую грусть.