Жилище Владимира находилось в Сокольниках. Совершенно незнакомый Тане район.
Они подъехали к одной из безликих башен. Вокруг, как по всей Москве в столь поздний или ранний час: темные окна, сонные авто, припаркованные у подъезда. Владимир остановил свою иномарку. Вышел, распахнул перед Татьяной пассажирскую дверцу и только потом, несмотря на ночной осенний холод, надел пиджак и накинул сверху пальто.
Затем он открыл Тане дверь подъезда, пропустил ее вперед – словом, вел себя как галантный кавалер. При этом все происходило абсолютно молча.
Таня исподволь изучала своего спутника. Высокий, представительный, широкоплечий. Красивые руки, мужественное лицо. Словом, кандидатуру вполне можно было рассмотреть.
Только не сейчас.
Сейчас Татьяне хотелось одного: забиться куда-нибудь и отключиться. И все забыть. Все, что с нею происходило и происходит. Хотя бы на время.
– Прошу! – Спутник открыл перед ней дверь своего жилища.
Квартира у Володи оказалась небольшая и не слишком обжитая. Сразу видно, что холостяк. Довольно старая мебель, телевизор советских времен. Странно, у него новая иномарка, хорошие часы – и совершенно беспонтовая квартирка. И никаких примет, что это жилище принадлежит ему, – ни фотографий: его любимых и родственников, ни какой-нибудь дурацкой коллекции. Все усредненно, словно в гостинице.
Володя подошел к ней вплотную и попытался обнять.
Таня отшвырнула его ударом кулачка.
Прошипела:
– Мы как договаривались?! Я сейчас уйду.
Он шутливо поднял руки.
– Хорошо-хорошо. Сейчас попьем чайку и баиньки. В смысле, ляжем на разных кроватях.
Его глаза смеялись.
– Сделай мне кофе, – скомандовала Садовникова. – Лучше растворимый. И пару бутербродов с колбасой. И покажи, где у тебя можно помыть руки.
Володя продемонстрировал Татьяне, где находятся удобства.
Дверь в ванную, слава богу, запиралась. В случае чего можно отсидеться здесь. Не будет же он среди ночи взламывать дверь в собственную ванную. Если не удастся, конечно, договориться по-хорошему. Если он наконец не поймет: не нужен ей никакой секс, а нужно хотя бы часов пять сна.
Таня пустила воду на полную катушку. Стала осматривать ванную. Пара зубных щеток – интересно, кому принадлежит вторая? На вешалке – мужской халат, а рядом женский. Вполне возможно, что ее новоявленный ухажер женат, а квартиру использует для интимных встреч. Вот и новую, случайную, жертву сюда привез… Но вряд ли ему в этот раз что-нибудь обломится…
На стене у зеркала – аптечка. Татьяна открыла ее. Стандартный набор лекарств. Аспирин, алка-зельцер, аскорбинка. Таблетки от кашля, левомицетин, имодиум. Средство от инфекций, передающихся половым путем. Да-а, игрун… А вот сюрприз: феназепам. Снотворное. Неплохо. Дозировка небольшая, один миллиграмм, но…
Садовникова посмотрела на себя в зеркало. В нем отражалась красивая, усталая, но совсем незнакомая ей девушка.
Преступница.
«Ну, а раз я преступница, – подумала она, – значит, мне надо идти до конца, чтобы выпутаться из переделки».
Таня вытащила из облатки феназепама три таблетки. Подумала и добавила еще одну.
Извлекла из стаканчика зубные щетки. Бросила внутрь таблетки. Стала их разминать черенком одной из щеток.
Вода все лилась и лилась.
В дверь постучал Володя. Прокричал:
– У тебя там все нормально?
– Да-да! Я сейчас.
Таблетки довольно быстро превратились в порошок. Говорят, кофе скрадывает вкус всяких посторонних добавок. Ну что ж, сейчас проверим. Ты, товарищ Владимир, не согласился добровольно просто поспать, придется мне тебя убаюкать.
Куда девать приготовленную смесь – не в карман же?
Татьяна выкинула таблетки из пузырька с аспирином прямо в унитаз. На их место засыпала растолченное в порошок снотворное. Сунула пузырек со снадобьем в карман джинсов.
Вышла из ванной. Вымученно улыбнулась Володе:
– Умираю, как спать хочу.
На столе в кухне уже был сервирован кофе. Крупно, по-мужски, нарезан хлеб, колбаса – Танина любимая, сырокопченая. И еще бутылка коньяка (початая) и бутылка шампанского.
Старомодные ходики над холодильником показывали половину шестого.
– Не буду я пить, – капризно сказала Таня. – Давай так: быстро поели, разбрелись по комнатам, а за это я завтра пойду с тобой куда хочешь: хоть в кино, хоть в клуб, хоть в парк. Куда пригласишь. О’кей?
– Ладно-ладно, договорились. Садись.
– А где у тебя салфетки?
– Ах да, сейчас.
Владимир исчез в комнате.
Лучшего момента не придумать.
Таня высыпала сонный порошок в кофе хозяина. Пузырек сунула обратно в карман – как раз в тот момент, когда Владимир возвратился в кухню.
Уселась перед другой чашкой. Чтоб у хозяина не возникло никаких сомнений, сделала оттуда пару глотков. Несмотря на то что есть не хотелось, приготовила себе бутерброд и стала жевать – и тут поняла, что чертовски проголодалась.
Владимир уселся напротив.
И вдруг перед глазами Тани все поплыло. Руки отяжелели. Глаза стали закрываться сами собой.
Она пробормотала:
– Ох… Как спать захотелось…
И опустила голову прямо на стол.
Таня проснулась в ужасе. Подскочила на кровати. Где она? Что с ней?
Она лежала в незнакомой квартире. Одетая, укрытая пледом.
Всхлынули воспоминания о вчерашнем дне. Они прокрутились в голове в обратном порядке: она пьет кофе на чужой кухне… Входит в незнакомую квартиру… Рядом с ней в иномарке сидит мужчина… Она несется сквозь березовую рощу… Ей стреляют в спину… Она летит из окна ментовки… Менты пытают ее… Находят наркотики в багажнике «Пежо»…
О, как бы Тане хотелось, чтобы это был просто сон!.. Но нет, это был не сон! Совсем не сон!
Садовникова встала. За плотными шторами билось солнце. Часы «Полет», висевшие над телевизором «Рубин», показывали половину одиннадцатого.
Голова казалась ватной. Все тело ломило.
Таня заглянула в другую комнату. Там спал Володя. Голый, но до пояса прикрыт простыней. Была видна его мощная мускулатура и беззащитное во сне лицо. Дышал он мощно и ровно. На стуле аккуратно висели рубашка, брюки и пиджак.
Интересно, попробовал он вчера кофе с феназепамом? Или просто спокойно лег спать – после того, как она отрубилась? Главное: он к ней не приставал. Как джентльмен, отнес в комнату, уложил на диван и прикрыл пледиком.
Почему она, кстати, вчера так скоропалительно заснула – практически на ходу? Может, перепутала чашки и хлебнула кофе из той, что со снотворным? Да нет, она точно помнила, куда ссыпала сонный порошок… А может, это организм дал такую реакцию на все перипетии ночи? Все равно странно. Раньше за ней ничего подобного не водилось.
Но раньше ты никогда не убивала милиционеров!
На тумбочке рядом с Володиной кроватью лежали его часы, бумажник, документы. Таня осторожно подошла и заглянула в паспорт. Владимир Чехов, надо же! Имя государственного деятеля и фамилия писателя. Не женат. Детей нет. А прописан совсем не здесь, в Сокольниках, а на улице Мусы Джалиля.
Володя вздохнул. Таня замерла.
Он, не просыпаясь, повернулся на другой бок и укрылся простыней с головой.
Садовникова продолжила изыскания. В бумажнике – триста пятьдесят рублей с мелочью. И еще, в секретном отделении, – сто пятьдесят долларов. И пропуск. Место работы – ТОО «Лесдревзагранпоставка». Должность – начальник отдела.
Татьяна вытащила из кошелька хозяина триста рублей. Сейчас совсем не время для чистоплюйства. Ей надо спасать свою шкуру.
Она свернула купюры и сунула их в секретный карманчик джинсов. Нужно поскорее бежать отсюда, пока Чехов не проснулся. Однако Таня все-таки зашла в ванную.
Выглядела она вполне ничего. Царапина на щеке от хлестнувшей ветки почти прошла. Сейчас бы загримировать ее, но некогда, да и нет у холостяка Чехова никакого грима.
Таня умылась. Почистила зубы указательным пальцем. Наскоро причесалась. Отмыла от грязи свои ботинки.
Все время прислушивалась: не проснулся ли Володя? Но в комнате было, слава богу, тихо.
Садовникова выскользнула из ванной. Уходить, не прощаясь, неудобно. Да и расставаться со своим спасителем почему-то было жаль. На кухне она нашла карандаш и листок бумаги. Написала:
Володя,
спасибо за приют. Извини – взяла у тебя в портмоне 300 рублей. При случае верну. Еще увидимся!
Целую,
Таня.
Положила записку на стол в кухне, среди грязных чашек и заветренной колбасы – пардон, но наводить порядок ей некогда, – и покинула квартиру, ставшую ей убежищем.
Жилище Чехова охранял тривиальный английский замок, и, уходя, Садовникова просто захлопнула дверь.
…Татьяна не могла видеть, что, как только она вышла из квартиры, Володя немедленно открыл глаза, улыбнулся и вскочил на ноги.
В сущности, на свете был только один человек, который может ей сейчас помочь. И который будет готов ей помочь. Который сделает все, чтобы попытаться ее выручить, и не потребует взамен никакой награды.
Она дошла пешком до метро «Сокольники». Оказалось, это недалеко.
На аллее, ведущей от метро по направлению к парку, толпилось множество людей. Кто направлялся гулять в Сокольники, кто пришел сделать покупки. Все-таки воскресенье. Сотни ларьков под полосатыми тентами торговали тысячью разнообразных мелочей.
В одной из палаток Таня прикупила солнечные очки – благо, небо оказалось ясным. Солнце, что необычно для осени, распоясалось вовсю и даже пригревало.
Затем Садовникова вышла на обочину и подняла руку. Остановился один частник, следом за ним – другой и тут же – третий. После прошлогоднего кризиса очень многие приличные люди, пострадавшие от дефолта, подались в частные извозчики.
Таня помнила, как отчим рассказывал ей о шпионской уловке: никогда не садиться в первое же такси, и потому погрузилась в третье. Третью машину она выбрала и потому, что водитель там оказался самым симпатичным. Сторговались доехать до «ВДНХ» за сто рублей.
Частника Таня отпустила за квартал от дома полковника Ходасевича.
Дом, в котором он проживал, – сталинская пятиэтажка – был одним из четырех, образовывавших каре. Они замыкали двор с четырех сторон. Во дворе росли деревья, имелась детская площадка, стояли лавочки и сушилось белье.
По случаю воскресенья в песочнице и вокруг качелей тусовалось множество детишек. Их родители составили своего рода клуб и покуривали, гордо следя за своими чадами.
Таня не спеша прошлась вдоль дома, находящегося напротив Валериного. До подъезда отчима по прямой – через детскую площадку – метров сто. Вокруг вроде бы ничего подозрительного. Никто не торчит неподалеку от его парадной, за квартирой не наблюдает. Форточка на кухне открыта – значит, Ходасевич дома.
Однако Татьяна решила не спешить. Один из подъездов дома напротив оказался не заперт. Кодовый замок напрочь выломан.
Таня вошла в подъезд и поднялась на третий этаж. Отсюда обзор за Валериным парадным оказался еще лучше.
По периметру всего двора стояли машины. Многие из них были Тане знакомы – по прошлым визитам к отчиму. Вот разваленная, ржавая красная «четверка». Старинное «Вольво». Перекошенный на один бок «Москвич». Новенькая бордовая «девяносто девятая».
Один автомобиль привлек ее внимание. Раньше Таня его никогда в окрестностях дома отчима не видела. (А ведь она бывала у Валерочки довольно часто – раза три в месяц как минимум.)
Танино подозрение вызвала черная «Волга».
Садовникова внимательно присмотрелась к тачке. Из-под багажника у нее поднимался парок. Дымок был хорошо заметен в прозрачном осеннем воздухе. Значит, мотор у «волжанки» работает. Стало быть, внутри кто-то есть. Греется.
Но кто там, в салоне «Волги», не видно. Стекла тонированы. И стоит машина так, что вход в Валерочкин подъезд из нее виден как на ладони. Возможно, именно оттуда за парадным отчима ведется наблюдение.
И те, кто в машине, ждут ее. Сердце екнуло.
Нет, рисковать ни в коем случае нельзя. Бросаться к Валере наобум явно опасно. Надо ждать.
Постепенно у Тани созрел план.
По воскресеньям отчим обычно ходит на рынок: запасается на неделю продуктами, видеокассетами и, главное, сигаретами. Пенсионеры своих привычек не меняют. Наверное, он отправится на базар и сегодня. Таня поймет, когда он соберется выходить, по тому, как он закроет форточку на кухне. Она последует за ним и улучит момент, чтобы подойти к Валерочке… А там пусть уж решает и думает он…
Однако замечательному плану не суждено было осуществиться. Вверху хлопнула дверь. Из квартиры на четвертом этаже вышла тетка с пустыми сумками – видно, тоже решила подзаправиться на рынке. Заметила стоящую у подъездного окна Татьяну и с места в карьер обрушилась на нее:
– А ты что это тут делаешь?! А, шалава?! Куришь? Пьешь? Колешься?!
Еще вчера Таня быстренько отбрила бы сварливую – мало б той не показалось. Но сейчас ей решительно не нужны были скандалы. Ни с кем, никакие.
– Я подружку жду, – кротко проговорила она.
– Какие такие тут тебе подружки?! Нет здесь, у нас, для тебя подружек! Я всех наших жиличек знаю! А ну-ка, давай отсюда, поворачивай оглобли! А то милицию вызову!
Вот уж что было решительно противопоказано Тане, так это встреча с милицией.
Она, не сказав ни слова, отвернулась от окна и сбежала по ступенькам.
Вышла из подъезда, а затем стремительно покинула столь многообещающий Валерин двор.
Адреналин заставил мозги Тани работать в гораздо более высоком темпе, чем обычно.
Не успела она покинуть двор, как у нее уже сложился план «Б» – запасной.
Он был далеко не столь прост, как первоначальный, и далеко не на сто процентов гарантировал успех, но рискнуть стоило. А иного выхода у нее, пожалуй, и не было.
Садовникова знала, где обычно отоваривается отчим – на рынке, разбитом возле одного из входов на ВДНХ (кажется, он назывался «Северным»). Она туда пару раз сама с ним ходила, и Ходасевич рекламировал ей местную дешевизну и качество товаров.
Таня отправилась на базар.
Там по случаю воскресенья кишел народ. Многие – семьями: жена совершает закупки, муж следом волочет сумки и пакеты. Случались и зятья-хлопотуны со списками необходимого, написанными аккуратными дамскими почерками. Но в основном, конечно, толпились женщины – большинство с сумками-тележками, которыми они так и норовили проехаться по ногам.
«Господи, какая незавидная доля! – машинально подумала Таня. – Вот уж не хотела бы прожить жизнь, как они: в будни – на работе, в выходные – покупки, готовка и постирушки!.. Ужас!..»
Но тут все вспомнила и сама себе возразила: «А ты так и не проживешь!.. Тебя, между прочим, разыскивают за убийство – забыла?»
Таня вздрогнула, и внутри у нее похолодело. Прочь, прочь эти мысли! Надо действовать, все время находиться в движении. Чтобы ни секунды не оставалось для дурацких рефлексий!
И она быстро зашагала вдоль рыночных рядов.
Какие покупки планирует сегодня сделать Валера, она не знала, однако один товар он будет приобретать обязательно: сигареты. Куряка он страшный, в неделю высмаливает чуть не два блока. Причем курит одну и ту же марку уже в течение лет восьми – с тех пор, как вернулся из последней загранкомандировки: болгарский «Опал». Татьяна еще постоянно посмеивалась над ним по этому поводу, предлагала хотя бы на «Мальборо» перейти, но отчим утверждал, что в его возрасте менять привычки уже поздно. И жаловался, как тяжело болгарские сигареты найти. Пока он не обнаружил их неиссякаемый источник где-то именно здесь, на вэдээнховском рынке. В какой конкретно палатке, Таня, конечно, не знала, но тут – это точно.
Эти воспоминания с быстротой молнии пролетели в голове Тани, и запасной план тут же конкретизировался, оброс деталями.
Прочесав вдоль и поперек все ряды рынка и поспрашивав в сигаретных лотках, она обнаружила, что заветными болгарскими сигаретами торгуют лишь в одном. На счастье, продавцом в нем оказался мужчина, а не женщина. На несчастье, являлся он «лицом (как писали в газетах) кавказской национальности».
Садовникова подождала, пока очередь перед ларьком рассосется. Подошла, заглянула в окошко и лучезарно сказала:
– Здравствуйте!
– Здравствуй, красавица! – доброжелательно откликнулось ЛКН, то есть лицо кавк. нац. Говорило оно (лицо) практически без акцента и вообще оказалось довольно приятным.
– Какие сигареты хочешь? «Вог», наверное? Или «Вирджиния слим»? У меня дамские сигареты самые дешевые на рынке, имей в виду!
– Мне пачку красного «Мальборо», – попросила Таня.
«Если все будет хорошо, – загадала она, – то выкурю одну, а остальное – отдам отчиму. Хватит ему уже своей болгарщиной травить себя и окружающих».
– Фуф! – откликнулся джигит. – Почему мало берешь?! У меня «Мальборо» – тоже самый дешевый на рынке!
Рассчитавшись за пачку украденными у Владимира Чехова деньгами, Таня начала:
– Вы знаете, я ведь к вам из газеты. «Молодежные вести» называется. А зовут меня Наташа Тимофеева (чем проще сочетание имени и фамилии, тем скорее они забываются, этой шпионской уловке тоже отчим учил). Я пишу репортаж «Один день на рынке». Поэтому я бы хотела поторговать с вами рядом. И побеседовать: кто вы, откуда, как вам здесь живется и работается.
Сначала лицо кавказца приняло настороженное выражение, но к концу Таниного монолога расплылось в улыбке.
На счастье, он не стал кокетничать и осторожничать: «Почему вдруг я?» Не стал отправлять «журналистку» за разрешением в администрацию рынка. Напротив, вскричал:
– Слушай, корреспондентка, я согласен, но зачем торговать?! Давай с тобой в кафе пойдем, закажем шашлык-машлык, шампанское, и я тебе все про рынок расскажу! Книгу напишешь!
Кафе в компании с джигитом никак не входило в Танины планы, и она твердо сказала:
– Нет-нет, кафе потом. Если время останется. А пока я бы очень хотела постоять рядом с вами, помочь, если можно, в торговле и заодно побеседовать.
– Рядом постоять?! Хорошо, красавица! Все, как ты хочешь!
Грузин (или кто он там был) отпер палатку, выглянул на улицу и сделал широкий приглашающий жест:
– Прошу, моя дорогая!
Внутри вкусно пахло невыкуренным табаком и было полутемно.
Не выходя из образа журналистки, Таня стала выспрашивать джигита о житье-бытье, попутно решительно, но вежливо отклоняя его попытки схватить ее за руку или за иную часть тела.
Оказалось, что джигита зовут Азиз, он из Баку. Приехал в Москву уже семь лет назад и все это время торгует здесь, на вэдээнховском рынке.
Время от времени Азиз отвлекался на очередных покупателей. Таня внимательно смотрела на них из окошка. Однако не появлялось ничего похожего на толстую руку отчима, на его круглое лицо.
– О, я тебе такие тайны про рынок могу рассказать, – возбужденно шептал Азиз, – ты на целую газету репортаж напишешь! Давай, Наташа, лавку закроем, в кафе пойдем! Что здесь тебе интересного?
– Нет-нет, давай еще поторгуем, – возражала Татьяна, уклоняясь от настойчивых объятий азербайджанца. От него пахло чесноком и еще чем-то острым, неприятным – наверное, носками. «Нет, долго я здесь не выдержу, – подумала она. – Ну, где же ты, Валера?! Что не приходишь за своими любимыми сигаретами?!»
…Отчим появился только часа через полтора – и как раз в тот удачный момент, когда Азиз в пятый раз предложил ей «выпить шампанского прямо здесь», а она, чтобы отвязался, наконец согласилась. Страшно возбужденный, бакинец убежал. И ровно через минуту в окошке возникло лицо полковника Ходасевича.
Не глядя на Таню, он проговорил:
– Три блока «Опала», пожалуйста.
И тут Садовникова торжествующе произнесла заранее заготовленную фразу:
– Ты знаешь, Валерочка, что за тобой следят?
Когда полковник узрел падчерицу, ни один мускул не дрогнул на его лице, только чуть приподнялась правая бровь.
– Таня? Ты?
– Да, собственной персоной.
– Почему здесь?
– Я же говорю: за тобой следят.
– Да, я заметил, – спокойно молвил Ходасевич.
– Так вот: на самом деле следят за мной.
– С какой стати?
– У меня большие неприятности. Страшные неприятности. Мне надо срочно с тобой поговорить.
Полковник не стал раздумывать даже минуты.
– Я оторвусь от них. Встречаемся через полчаса в ресторане «Роза Востока». Это у входа «Север-три» на ВДНХ – как раз напротив «Рабочего и колхозницы». Проверься, пожалуйста, нет ли «хвоста» за тобой. Как я тебя учил.
И Ходасевич поспешно отошел от палатки, даже не купив свой любимый «Опал».
Таня выждала минуты три – слава богу, Азиз не появлялся, – надвинула на глаза солнцезащитные очки и выскочила из палатки.
Ресторан «Роза Востока» являл собой заведение с плюшевыми стульями, бархатными портьерами и псевдозолотой отделкой.
Когда Татьяна пришла туда, Валера ее уже ждал.
«Хвоста» за ней, кажется, не было.
Отчим выбрал очень удачное место: лицом к входу и в то же время рядом с кухней. «Можно будет нырнуть туда в случае чего», – подумалось Тане совершенно обыденно. Она поразилась собственной мысли: как быстро она привыкла быть беглецом. Загоняемым зайцем. Животным, на которое идет охота.
Кроме Ходасевича, в противоположном углу ресторана, у окна, сидела компания пожилых кавказцев и с ними две русские сочные матроны.
Таня села напротив отчима. Теперь ее никто не заметит от входа. Ее будет закрывать дорическая колонна (отделанная пластиком под мрамор).
– Я уже сделал заказ, – буркнул Ходасевич. – Тебе, как ты любишь, триста граммов свиного шашлыка и свежевыжатый грейпфрутовый.
– А кофе? – покапризничала Таня.
Она пыталась оттянуть неминуемое: как признаться отчиму во всем, что произошло. От перспективы выговорить слова «я в него стреляла» холодело в груди.
– Кофе закажешь сама, потом, – отрубил полковник. – Ну, давай рассказывай, что ты натворила.
Все, как в третьем классе, когда она разбила окно в учительской.
Только нынче ей придется признаться в убийстве.
Татьяна набрала в легкие воздуха – и выложила Валерочке все.
Лицо отчима, закаменевшее с самого начала рассказа, оставалось непроницаемым до конца. Ни словом, ни жестом он не выразил своего отношения к случившемуся, только в момент, когда она рассказывала о том, как стреляла в мента-садиста Ефимова, болезненно сморщился и страдальчески воскликнул:
– Танечка, ну как же так!..
Когда история была завершена – на описании утра в квартире нового знакомца Владимира Чехова, – полковник проговорил:
– Дело очень серьезное.
– Да я сама знаю! – почти выкрикнула Таня. – Но я не виновата! Разве ты не видишь: меня подставили!
Однако полковник сделал жест: мол, не мешай. Он полуприкрыл глаза и стал шевелить губами: думал, значит.
Татьяна в это время принялась уписывать шашлык. Есть ей вроде бы не хотелось, но, когда принесли мясо, да с жареной картошкой, она прямо-таки набросилась на него. Еще бы: ее последней трапезой был вчерашний ужин в квартире Ходасевича. Как тогда все было мирно и спокойно!
Наконец, после пяти минут молчания, отчим внушительно произнес:
– Сейчас я вывезу тебя из города. Место, где ты будешь скрываться, со мной связать довольно трудно. Даже очень трудно. Ты будешь сидеть там тише воды ниже травы. А я тут пока займусь твоим делом. Посмотрим, что можно сделать по моим каналам. В крайнем случае постараюсь вывезти тебя из страны – однако на это нужно время. А ты – чтоб ни шагу из того дома, куда я тебя привезу. Даже во двор нос нельзя высовывать. Поняла?!
Таня торопливо закивала.
Все-таки чрезвычайно приятно, когда находится мужчина (пусть не любимый, а родственник!), который говорит: «Я возьму на себя все твои проблемы». И начинает думать и действовать за тебя.
Прошло три дня.
Валера поселил ее в дачном поселке километрах в пятидесяти от Москвы.
Отправились они туда сразу после ресторана, на частнике. По пути закупили гору продуктов. Отчим потратил громадную – для него, пенсионера, – сумму в долларах. Таня сказала: «Когда все устаканится, я тебе деньги отдам». Ходасевич сделал решительный отметающий жест.
Все переговоры с хозяевами дома полковник вел из телефона-автомата. А когда заехали к ним за ключами – отчим поднялся в квартиру один.
Особняк был роскошный, но недостроенный. На участке валялись обломки строительных лесов, кирпичи и бадья из-под цемента. В доме были отделаны только огромная гостиная-кухня и пара спален.
Зато в нем оказалось тепло. Из кранов бесперебойно поступала холодная и горячая вода. Действовала газовая плита, микроволновая печь и даже посудомойка. Маленький телевизор ловил пару программ.
– Итак, Татьяна, сей дом есть твое убежище, – сказал отчим на прощание. Таня никогда в жизни не видела его таким озабоченным. – Повторяю: отсюда – ни ногой. Даже во двор не выходи. Шторы наглухо закрыть, на звонки в ворота никому не отвечать. Телефона здесь, слава богу, нет.
– Почему «слава богу»?
– Потому что у тебя не будет искушения нарушить режим молчания. А то знаю я тебя, непоседу.
– Валерочка, на работу мне позвони. Скажи, что меня скосила тяжелейшая болезнь – скажем, вирусная пневмония. Я в инфекционной больнице, делегаций не принимаю и на звонки не отвечаю. Да, и мамуле тоже брякни. Ей скажи, что у меня, наоборот, срочная загранкомандировка.
– Все сделаю, не волнуйся.
– Сколько мне здесь сидеть?
И тут впервые отчим сорвался.
– Сколько надо, столько и будешь сидеть! Ясно?!
Татьяна надула губки. И это вместо того, чтобы ее похвалить, как лихо она сбежала из ментовки.
На прощание отчим с падчерицей все ж таки обнялись.
– Спасибо тебе, Валерочка, за все.
– Я постараюсь разобраться в твоем деле.
…И начались томительные дни домашнего ареста.
В первый вечер Тане все было внове. И витая лестница на второй этаж. И вид с балкона на водохранилище. (Один из запретов Ходасевича она все-таки на две минутки нарушила, на балкон выглянула.) И полностью обставленная спальня на втором этаже – тут даже кровать с балдахином имелась.
На второй день Садовникова начала томиться. В доме нашлось только две зачитанные, заляпанные строительным раствором книжки, да и те из серии «Обожженные зоной»: «Москва бандитская» и «Москва бандитская-2».
«Может, стоит прочитать? – мрачно пошутила сама с собой Татьяна. – Ознакомиться, что ждет меня в будущем? Нравы зоны и все такое…»
И тут поймала себя на мысли, что последнюю фразу произнесла вслух. «Что ж я, как бабка, сама с собой разговариваю!» – разозлилась она и включила прежде ненавистный ей телевизор.
Сейчас у нее имелись дополнительные причины не любить проклятый ящик. Она боялась, что по всем программам будут демонстрировать ее портрет – естественно, с соответствующим закадровым текстом: «За убийство работника милиции разыскивается особо опасная преступница…»
Однако ни в «Дорожном патруле», ни в других криминальных программах о ней не говорилось ни слова.
Сначала Садовникова испытала громадное облегчение, а потом стала размышлять.
«Может, я и не убила вовсе этого садиста Ефимова? Может, просто ранила? О, дай бог, чтобы я его только ранила – причем легко! Или вообще промазала!..»
Она раз за разом прокручивала в памяти все, что с ней случилось в ночь на воскресенье.
«Ясно, что меня подставили. Подбросили в багажник «пежика» героин. Но кто? И зачем? Кому я помешала?»
Она даже составила в уме список врагов. В ее обыденной жизни таковых не было. Во всяком случае – врагов со столь широкими возможностями.
Быть может, это враг из прошлого? Таня припомнила свои приключения годичной и двухлетней давности. Но те враги – кто мертв, кто сел в тюрьму, кто скрывается в эмиграции. И даже если все натворили мерзавцы из прошлого, возникает вопрос: почему они вдруг стали действовать сейчас?
А ведь, кроме героина, с ней в последнее время случались и иные странные события (однако намного более приятные): например, удивительная телеграмма о скачке курса доллара.
Подобную депешу явно мог послать только очень могущественный человек. Приближенный к правительству, Центробанку или банкирской элите.
Затем последовало сообщение об аресте, грозящем ей в особняке, где она собиралась – да не собралась – пить новозеландское вино. Тоже, знаете ли, надо быть весьма информированным чином, чтобы загодя знать, что в особняк нагрянет ОМОН.
Кроме того, врагам потребовалось подобрать ключи к ее квартире, чтобы скрытно туда проникнуть, обследовать, найти «Унесенные ветром»… Проработать книжку, чтобы послать ей шифрованный «мэйл»…
А потом – подложить топаз за подкладку синего пиджака… И в багажник «пежика» следовало забраться, чтобы подкинуть туда наркотик…
В особняке нашлась старая тетрадка с какими-то строительными расчетами и плотницкий карандаш.
Татьяна вырвала оттуда жеваный листок и написала первый вывод:
«Против меня (а может, за меня?) действует некто могущественный и очень информированный. Вдобавок этот кто-то умеет незаметно проникать в квартиры и автомобили».
– Но кто это может быть? – вслух произнесла она.
К исходу вторых суток Таня уже вовсю разговаривала сама с собой и перестала этого стесняться. Все равно никто не видит и не слышит!
Она прошлась по огромной кухне-гостиной, налила себе кофе и стала думать-вспоминать дальше.
Все-таки… Что-то странное было в тех ментах, что задержали ее с героином. Нет, майор и сержант, которые были в форме и с гаишными бляхами, – как раз самые типичные. Странность крылась в тех, что в штатском. Тех, кто допрашивал ее и пытал.
В них явно наличествовала некая неестественность. Но какая? Вроде бы хоть и в штатском, но менты как менты. Твердые, жесткие, злые… Но тем не менее что-то в них было… этакое… Но что?..
А потом: почему ей все-таки удалось сбежать?
Садовникова стала вспоминать. Вот она вылетела из окна второго этажа. Выскочила со двора ОВД. Этого, конечно, никто ожидать не мог. Она ловко и эффектно оставила милиционеров с носом. И ничего странного, что погоня за ней началась не сразу – менты просто опешили.
Но дальше – еще невероятней. Вот она пробежала по гаражному проезду. Вслед ей стреляли. А потом…
Она перепрыгнула бетонную стену и понеслась по темной березовой роще. Казалось бы – чего проще для служителей закона: добежал до той же стены – и пали ей вслед. Или – перепрыгни и несись следом. Однако погоня прекратилась.
До сегодняшнего дня она думала, что дело в ментовской лени. Но ведь ситуация совсем не такая, чтобы лениться: стрельба в ОВД, убийство (или ранение) милиционера, побег подозреваемого из-под стражи… А если служители закона решили зайти с тыла – тоже как-то нескладно. Единственная ментовская машина – всего одна! – неторопливо поехавшая в обход, совсем не вяжется с тяжестью Таниных преступлений.
А потом… Этот Володя… Как-то уж очень вовремя он появился… Будто специально, чтобы вывезти ее из-под огня…
Татьяна потрясла головой. Проговорила вслух:
– Бр-р!.. Кажется, это уже паранойя!..
Но тем не менее…
Володя вывез ее из опасного района. Он дал ей приют. Он не взял ни копейки за подвоз – и не стал приставать к Татьяне в своей квартире. Только один разок обнять попытался… Хотя она ему явно понравилась… И он не воспользовался ее беспомощностью, когда она вдруг вырубилась за кухонным столом. Наоборот, заботливо перенес на диван и укрыл пледом.
Какой-то чересчур уж бескорыстный рыцарь получается.
И потом: почему она столь стремительно тогда выключилась? Засыпает Таня обычно подолгу. А уж в ту ночь, после стольких приключений, после лошадиных доз выброшенного в кровь адреналина, она даже по законам физиологии должна была бодрствовать минимум сутки. Но ведь – уснула!
– Может, этот Чехов сотворил со мной то же, что я сделала с ним? – вслух спросила Таня. Стены огромной комнаты отозвались: «…им …им». – Может, подсыпал мне в кофе что-то седативное?
Но, черт возьми, зачем ему это понадобилось? Он совершенно никак не воспользовался ее беспомощным положением. Ничего не выгадал от того, что она вырубилась!
Наоборот – утром он дал ей уйти, да еще и похитить из бумажника триста целковых!
…Сломав голову и так и не ответив на свои сто тысяч «почему?», Татьяна написала на листке крупными буквами:
СТРАННО ЭТО ВСЕ…
А потом решила: утро вечера мудренее – и отправилась почивать в спальню на втором этаже.
Заснула она неожиданно легко.
А утром, когда солнце уже пробивалось сквозь щель в плотных шторах, на границе яви и забытья ей вдруг явилась разгадка. Возникла она из двух удивительных фактов. Оба были связаны с запахами.
Во-первых, от пытавших ее ментов пахло дорогим парфюмом.
И второе: в машине Володи стоял запах кофе.
Эти два разрозненных факта стали теми кирпичиками, которых недоставало в здании разгадки. И теперь оно (здание) – или она, разгадка, – построилось само собой.
Разгадка показалась ей стройной, но столь странной и необычной, что Татьяна даже подскочила в кровати.
И в тот самый миг вдруг раздалась трель домофона.
На секунду Таня замерла, а потом бросилась к окну. Чуть отодвинула портьеру.
Со второго этажа особняка была прекрасно видна площадка перед въездом во двор и калитка.
Татьяна не поверила своим глазам. Сердце заколотилось быстро-быстро.
На площадке перед воротами стоял ее милый, верный «пежик».
А в домофон звонил не кто иной, как ее ночной спаситель Володя Чехов.