Событие четвёртое
Наши футболисты научились забивать… И забили на тренера, а потом и на матч.
– Фомин, будешь играть против армейцев с самого начала матча, с первого тайма. Выйдешь на правый край в нападении, – Якушин провёл рукой по щеке, проверяя видимо, не пора ли бриться. Тут надо отдать должное человеку, оценил уже давно динамовского тренера Челенков, по два раза в день издевается над собой Михаил Иосифович, опасной бритвой физиономия на прочность испытывая. Всегда чисто выбрит, хоть в Москве, хоть в поездках по стране. Интеллигент в хорошем смысле этого слова.
– Михаил Иосифович, я могу совет дать? – Вовка кивнул «правильному» решению тренера.
– А я так и собирался. В воротах Третьяков будет. Тем более в Тбилиси Хома в штангу плечом врезался, – Якушин, проверив щёки, задрал голову и гладкость шеи проверил.
– Конечно. Я про другое. Владимира Ильина замените на Вальку Жемчугова из моей молодёжки, мы с ним сыграны. Наработочку одну отрабатывали всю неделю. Может и не представится случай… Мы штрафной не пробивали, а разыгрывали. Ничего нового. Просто до совершенства доводили.
– А чего не всю команду? – проверив выбритость физиономии, собрал её в складки, поморщившись, словно уксуса хлебнул, тренер Динамо.
– Это надо делать во втором круге. Сюрприз будет.
– Ты, Артист, меру-то знай. Жемчугова? Ну, не тот матч, чтобы эксперименты проводить, но чёрт с тобой. Видел вчера вашу игру, молодцы… Вот, блин, видишь, не ругаю тебя, а хвалю. А с ногой проблем не будет? У тебя? – Якушин подтянул к себе листок с составом команды на матч второго мая.
А завтра было Первое Мая – праздник, и Динамо тоже пойдёт на демонстрацию. Два праздника за два дня будет у москвичей. Сначала демонстрация с последующими застольями в квартирах и на дачах, да даже и во дворах, а потом на следующий день грандиозный матч футбольный, где сцепятся армейцы с динамовцами. Безо всякого сомнения на семидесятитысячный стадион Динамо соберётся не менее восьмидесяти тысяч болельщиков, и ещё несколько тысяч будет стоять возле стадиона и шикать на таких же невезунчиков, чтобы не мешали слушать репортаж Синявского, хоть не увидеть, так услышать про матч. А после окончания матча постоять и подождать, когда через служебный вход выходить будут герои или антигерои этого прослушанного матча. Футболистов народ сейчас любит не меньше киноактёров. Ещё проверить надо, кто более популярен Бернес или Бобров Сева?
– Нет, Михаил Иосифович, вроде прошло всё… Если костоломы в защите у армейцев не добавят, то пробегаю оба тайма.
– Пробегает он! Не бегать надо, а играть и побеждать. Ладно, обговорили «ерунду» всякую, а теперь объясни мне, что опять за завиральная идея с пенальти? Зачем это нам? И зачем это тебе?
«Смерть одного человека – трагедия, смерть миллионов – статистика».
Одна из самых известных цитат, ошибочно приписываемых товарищу Иосифу Сталину. На самом деле это высказывание из романа «Черный обелиск» немецкого писателя Эриха Мария Ремарка, написанного в… Ну, в 1949 году точно ещё не написанному. Челенков хотел с неё начать и тут только дошло до него, что ничего ещё Ремарк не написал. Придётся пожертвовать красивой фразой. Или ладно. Всё одно не проверить Якушину.
– Михаил Иосифович, тут в книге какой-то прочитал фразу интересную: «Смерть одного человека – трагедия, смерть миллионов – статистика». Это я про пенальти. Как узнать, кто лучший пенальтист команды? На тренировках отрабатывать? Конечно. Но тренировка, когда ты забьёшь – хорошо, а не забьёшь, так и ладно – это одно… не показатель. А вот когда ты стоишь перед вратарём и на тебя семьдесят тысяч смотрят, и от твоего удара зависит, скажем, судьба золотых медалей – это совсем другое. Эмоции всякие, мандраж. Ответственность на плечи давит и мозг паниковать заставляет. То же самое можно и про голкипера сказать. И на него смотрят, и он мандражирует! Так вот… Нужно эту процедуру из трагедии перевести в статистику. Если бить пенальти по окончанию каждого матча, то и лидеры сами организуются и меткость повысится и не будут люди считать, что всё, не попадёт он сейчас и мир перевернётся, станет это обыденным делом. Статистикой. И вратарь будет к этому действу спокойно относиться… Как просто к очередному пенальти.
Хитрый Михей оставил проверку выбритости щёк на потом и вышел из-за стола, заваленного газетами и какими-то бумагами, без сомнения важными. Нет, «заваленному» не правильное слово. Лежали они все аккуратно, просто было их много. Весь почти старенький стол заложен, и заляпанного чернилами зелёного сукна толком не видно. Обошёл стол Якушин, хлопнул Фомина по плечу и прошёл к шкафу, открыл скрипнувшую дверцу и достал сверху старенькую затрёпанную папку. Положил её перед собой, развязал тесёмки и достал пару листов желтоватых из неё. Один вернул на место, а второй окинул взглядом и прочёл кусок Фомину, где всё, что сейчас Вовка наговорил, было написано, может чуть не в тех выражениях и без Ремарка, но суть та самая.
– Я в сорок пятом ещё предлагал. Тогда мне сказали, что дурь. А тебя выслушали и даже внедрять собираются. Я сейчас уже так не считаю, если честно, боюсь, что наоборот рутиной станет, привычкой и ответственности у футболистов не будет. Но приятно, что не ты один умный, я, оказывается, тоже не дурак.
– Если это сделать не просто рутиной, а ответственным мероприятием, то привычкой станет, а отношение останется, как серьёзному испытанию. Я же предложил по окончанию чемпионату лучшим трём пенальтистам первой группы медали выдать и призы разные, может газета «Известия» или Советский Спорт даже денежный приз назначит… – Челенков цели другие ставил, но главное не цель в данном случае, а движение к цели. И если такой авторитет, как Хитрый Михей его идею поддержит, то Спорткомитет точно внедрит пенальти после матчей (в том числе и ничейных) в жизнь.
– Чего ты меня уговариваешь. Я согласен и так, уже Савину позвонил, что хорошая идея. Всё, Артист, у тебя уже тренировка молодёжи началась. Иди проводи и завтра на демонстрацию не опаздывай. И чтобы со всеми своими регалиями на пиджаке был. Как ты говоришь: «Страна должна знать своих героев».
Событие пятое
Здоровому человеку спорт не нужен, а больному вреден.
В СССР было много футбольных матчей, о которых долго потом говорили болельщики, но даже среди них этот матч стоит на особицу. Он был первым! Он был первым футбольным матчем, транслируемым по телевизору. И ничего, что тех телевизоров толком ни у кого ещё не было. Пусть несколько сот человек… хотя, ведь в квартиры счастливых обладателей КВНов набилось столько народу, сколько они могли вместить. Так что можно и тысячами первых телезрителей считать. За день до этого была показана по телевизору прямая трансляция демонстрации трудящихся с Дворцовой площади в Ленинграде. И вот теперь репортаж из Петровского парка со стадиона Динамо. Если кто-то думает, что просто взяли и кусочек матча показали, ну, даже весь матч, то он заблуждается. Это было действом. Это было зрелищем.
Фёдор Челенков от приготовлений к этому мероприятию был отлучён. Он выпросил у Якушина два выходных и с помощью Стеши или Степаниды Гавриловны и присланных из кооператива «Уют» директором, а в прошлом полковником милиции Игнатовым Петром Ильичом, двух инвалидов, делал ремонт в генеральской квартире. Давно хотел побелку мелом в квартире стен изничтожить и поклеить обои или известью побелить. Всё времени не было или зима, не зимой же ремонт делать. А тут неожиданно из холодной дождливой весны, как по мановению волшебной палочки погода изменилась, и сразу лето настало. Первого мая температура поднялась до двадцати градусов. Словно по мановению этой же палочки почки на тополях, ясенях и берёзах полопались и выпустили свежие клейкие и одуряюще пахнущие весной листочки.
– Пора, – гаркнула Вовке в ухо тетя Стеша и Вовка решился. В качестве руководителя ремонта пришла Антонина Павловна Аполлонова, а в качестве мойщицы окон и основной отвлекающей инвалидов от работы стриптизёрши – тетя Света – молодая жена Вовки Третьякова. А чего, чтобы по подоконникам лазить Света засучила юбку и потом забралась на этот подоконник. Не вокруг шеста, конечно, но посмотреть есть на что. Чуть позже подтянулась Галина Шалимова, тоже Фомин выпросил у Якушина фельдшера и массажиста команды Динамо.
Игнатов прибыл первым на купленном кооперативом автомобиле Победа, удачно списанном в МВД, и, поскрипывая протезом, прошёлся по комнатам, трогая почти вытертые стены пальцем.
– Это же не твоя квартира, Фомин? Ты уверен? Куча денег уйдёт. Когда генерал Пономарёв из Германии вернётся? – протирая белую руку полотенцем и покачивая короткостриженой головой, остановился бывший завхоз МВД перед Вовкой.
– Не знаю. А чего, так что ли жить? Вечно перемазанный мелом весь. И надоело мне спать ноги высунув через прутья спинки, – Вовка тоже мазнул рукой по стене, посыпался мел на пол, а рука стала такой же белой, как у директор «Уюта». Теперь вдвоём полотенцем оттирали.
– Добро. Мы твою задумку с кроватью оценили. Необычно. Просто и необычно. Завтра закончим для тебя по спецзаказу длинную. А с этим антиквариатом что? – Пётр Ильич пошатал заскрипевшую красоту бронзовую.
– А можно её где-нибудь у вас на складе пристроить до приезда генерала? Вдруг он захочет вернуть её вместо моей задумки.
– Пристроим. В разобранном виде места не много займёт, только нет дураков это убожество на твою задумку менять. У меня уже на полгода вперёд очередь на эти кровати выстроилась.
Ничего экстраординарного Челенков не выдумал. Просто нарисовал обычную кровать, что стоит в любой квартире в двадцать первом веке. Две спинки, соединённые досками, фанера на подложку и пружинный матрас. Марина его рисунок превратила в чертёж, а резчики всякие розочки и купидончиков вырезали на спинках. Покрасили белой эмалью спинки, купидонов с цветочками бронзовой краской подзолотили. Ничем не хуже итальянских из будущего получилось. Чуть сложнее с пружинным матрасом, но кресла и диваны в СССР делали, так что изобретать велосипед не пришлось. Вместо поролона взяли не сильно толстый матик, набитый конским волосом.
Вовка изобретал кровать, для себя, устал спать с голыми ногами, просунутыми через прутья спинки генеральского раритета, привезённого из фатерланда. И оказалось, что богатеньким людям его кровати нравятся больше антикварный железок скрипучих, пришлось в кооперативе «Уют» ещё один цех открывать. Даже два. Изготовление матрасов требовало швей и по материалу, и по коже.
– Пётр Ильич, а вы с покупателей не пробовали вымогать старые железные кровати? – узнав о таком нашествии покупателей наморщил лоб Челенков.
– Зачем? В металлолом сдавать? – хмыкнул тогда бывший полковник.
– А…
– Стоп! Ну и жук ты Фомин! Ну и жук! Ремонтировать и продавать желающим. Эти железяки тоже, кто победнее с руками оторвет, а уж такую как у тебя с двумя руками. Ох, и жук. А только зачем их хозяевам нам отдавать? Они их сами продать могут?
– Ну, не думаю, что Симонов с Серовой, например, будет кроватями торговать. Ему проще, если вы эту сами установите, а его старую заберёте. И потом можно опцию сделать, кто сдаёт старую железную кровать, тот продвигается в очереди вперёд.
– Фомин, я же думал, что тебя к нам из коммунистического завтра прислали, так ты на наших пацанов не похож. Ошибся. Ты американский шпион!
– Меня сам Абакумов… с Власиком проверяли.
– Не поспоришь. А всё одно ты странный комсомолец. Мне бы такое в голову просто не пришло. А я сам знаешь, где работал, и как раз меня там жуком обзывали. А я блоха рядом с тобой. Ты просто жук-олень.
Уходя утром из квартиры второго мая, Фомин тяжело вздохнул. Разрушать не строить. Тут и действительно на неделю работы с этой побелкой стен. Известь на мел не ложилась. Пришлось отдирать штукатурку и штукатурить заново.
Самое плохое в этом ремонте, что клады генеральские приходилось всё время перепрятывать сначала. Пока, наконец, он все эти золотые монеты и картины с фарфорами не перевёз на время в домик к Третьякову в Красногорск.
Событие шестое
Сегодня сорок минут провёл на беговой дорожке, возможно завтра попробую её включить.
Телевизионщики прибыли на стадион Динамо чуть ли не раньше Фомина, а он к восьми часам приехал. Матчи матчами, съёмки съёмками, а утреннюю тренировку Молодёжки никто не отменял. Матч исторический назначен на четыре часа вечера, а, значит, второй тренировки не будет, так что утреннюю Челенков решил провести серьёзную, до потери пульса, чтобы народ не расслаблялся.
Прибыл, а на стадионе уже дым коромыслом. Синявского, который должен вести телевизионный репортаж среди этих товарищей не оказалось. Это были техники, электрики, распорядители всякие с осветителями и прочие подсобные рабочие. Руководил новаторами суетливый мужик в берете на лысой почти голове. Берет такой чёрный чегеваровский. Почему лысый, в смысле, как Вовка определил, что лысый, а просто этот чегеваровец через каждую минуту его снимал и пот с лица вытирал, потом бил о ногу и снова надевал. Вот в эти минуты лысина и поблёскивала в лучах восходящего солнца.
Камеры было две. Одну телевизионщики решили поставить на гаревой дорожке почти по центру поля, а вторую недалеко от одних из ворот. И тут началось. Оказалось, что эти идиото-патентато, ну электрики на стадионе Динамо не подвели электричество ни к гаревой дорожке, ни к воротам. Дебилы конченные. Начали служители неизвестной в Греции музы раскручивать привезённые с собой кабеля и цеплять к проводам, что вели к прожекторам на углах стадиона. Проделывали прибывшие на Динамо кудесники голубых экранов это громко самовыражаясь и с предпочтением не совсем нормативной лексики. Естественно, длины кабелей не хватило. А у идиото-патентато одни сплошные обрывки, и нет стометровых кабелей. Начали скручивать из кусков, под мат и заламывание рук главного у киношников. Берет лоск потерял быстро, как и форму.
И тут приехала на стадион конкурирующая контора. Съёмки фильма про футбольные финты подходили к концу, осталось снять несколько эпизодов на самом стадионе, и игру Динамо с какой-нибудь командой, где Фомин должен продемонстрировать свои финты в деле – в игре. Если честно, то Вовку выбор матча смущал. Финты против костоломов – защитников из ЦДКА – это квест. Можно из него целым и не выбраться. Ноги оставить на поле. Кроме того – это же, как ни крути, лучшие защитники страны, и «обмануть» их в разы сложнее, чем какую ни то команду из Прибалтики.
– Может следующую игру снимите? – подошёл забоявшийся Вовка к режиссёру.
– Не ищи, Фомин, лёгких путей в жизни. Народ у нас грамотный и поймёт, что ты против слабаков свои финты крутишь. А ты вот против настоящих мастеров изобрази. Другой эффект. Согласен? – и грозно на Вовку чёрными глазами зырит, извечной тоски еврейского народа Челенков в них не узрел. Узрел вызов, подначивание, смешинку. Врут про тоску писатели. Или она позже появится, когда сбегут с Родины в поисках лучшей жизни и найдут вечную войну.
– А если не получится? – не то, чтобы Вовка в себя и своё мастерство не верил, просто хотел финт изобразить красиво, а тут против монстров играть, получится ли?
– Не получится, снимем следующую игру. И вера моя в тебя упадёт, – пригрозил ему режиссёр и пошёл ругаться с телевизионщиками. Место, которое он присмотрел у ворот, эти новаторы хреновы заняли.
Вовка вместо того, чтобы пацанов гонять, сам загонялся. Вместо пацанов стал «тренировать» себя, стараясь в спарринге со своими ребятами отработать «перед смертью» ещё раз все пять финтов. И тут оказалось, что Альберт Гендельштейн, который решился снять этот фильм, хотя был документалистом, а не гуру игрового кино, в тайне от Фомина настроил камеру и стал снимать, как Вовка отрабатывает финт «бабочка».
– Володя, ты ещё раз повтори! – выбежал зять Утёсова на совсем ещё не зелёный газон и дёрнул Фомина за рукав футболки.
– Я же отрабатываю только.
– Вот и отрабатывай. Будет из чего выбирать. Жаль трибуны пустые. И эти халтурщики в кадр, как специально, залазят.
На этом тренировка и закончилась почти. Молодёжь динамовская разбилась на группки и стала на радость режиссера отрабатывать финты. Вовка только через час, когда ноги стали отваливаться, понял, что и он идиот, как и электрики стадионовские. Патентованный. Ему вечером играть в тяжелейшем матче, а он столько сил угробил. Плюнул на просьбу режиссера, повторить ещё раз «русскую мельницу» с этим высоким голубоглазым пареньком, очень фотогеничным, и чуть не бегом бросился в раздевалку мыться. Нужно было к четырём часам восстановиться. А ещё поесть надо. А ещё… Блин, когда этот день закончится?!
А суета сует и день суетливый только начинался.